Текст книги "Куплю свадебное платье"

Автор книги: Светлана Борминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

О политике

Обычно политика и жизнь человека с улицы не связаны решительным образом никак, если, конечно – не война, когда на бойню посылают рядовых человеков тысячами.

События последних лет, произошедшие в Красноуральске, несколько выбивались из грабительского течения жизни в постсоветской России.

Губернатор за первый год своего правления сумел посадить или выгнать из города и края самые крупные бандитские формирования, которых в красноуральском регионе было не меньше, чем в среднем по стране. Конечно, это не могло пройти бесследно, и тот порядок, который установился в крае, был зыбким, но жизнь продолжалась, заводы и фабрики в Красноуральске работали без обычных в наше время переделов собственности. Такими мне запомнились та осень, зима, но… все, кто пожил, понимали, что губернатор, который не стал ручным ни для авторитетов, ни для олигархов и остается чистым – это нонсенс для той России, в которой мы живем.

«Смертник» – так за глаза называли в крае в тот год губернатора, и уже в марте за какую-то неделю на Соболя было совершено два покушения. Одно во время посадки губернатора в машину – оборвался трос, и сверху на машину упала плита. Ошибка крановщика? Рядом возводили новое здание администрации. И второе – секретарь Соболя скончался, когда пригубил «Нарзан» из холодильника в комнате отдыха губернатора.

В обоих случаях Соболь не пострадал, но выглядеть после того стал неважно.

Что будет летом, когда на пост губернатора богатейшего края выстроится целая очередь из авторитетных людей России, ожидать было тревожно.

То, что человек с «титановым» лицом в белом «Линкольне» – Валерий Бобровник, оказался не преступным авторитетом, на которого oн смахивал своим брутальным видом, а начальником охраны главного конкурента губернатора Соболя на предстоящих выборах, я узнала между делом. Этим конкурентом был неприметный, но очень влиятельный глава законодательного собрания края и вдобавок крупный предприниматель – Быковский.

Зуб мудрости

На дороге сидел нахмуренный кот, я его обошла, он даже ухом не повел. С этого и начались наши несчастья. Я видела, как Таня Бобровник поднималась по трем ступенькам в частный кабинет моего мужа. А я как раз выскользнула из него. Я бы сидела и не сводила с Димы глаз еще минут пять, если бы не особая посетительница с зубной болью.

Будучи уже на седьмом месяце беременности, я панически не выносила зуда бормашины и ринулась навстречу Бобровник, придерживая одной рукой пакет с лавашем, а другой прикрывая, словно от надвигающейся опасности, живот. Мы встретились с ней глазами, и я улыбнулась: какая красивая женщина!

Бывший сотрудник ФСБ Бобровник открыл в центре города, через квартал отсюда, корпоративную службу безопасности, укомплектовал ее профессионалами из бывших работников спецслужб и процветал в охранном бизнесе.

Дима потом рассказал, как Таня Бобровник вошла в его кабинет, посмотрела сверху вниз глазами замученной феи и сказала:

– Дмитрий, у меня болит зуб мудрости, может быть, мы его?..

На Тане – «Красноуральской фее 2000 года» – было обычное короткое джинсовое платье с вырезом на животике, никакой косметики, золота, даже заколки в распущенных волосах, но оторвать от нее взгляд было невозможно. Может, все дело в необыкновенно синих глазах?

Наташа с тоской посмотрела на написанное – ерунда какая-то. Вроде все правда, но она опять отклонилась от темы.

Подробности

Итак, Таня Бобровник пришла на прием к знакомому дантисту удалить верхний правый зуб мудрости.

Ей сделали обычный платный обезболивающий укол, и она внезапно скончалась от анафилактического шока прямо на сиреневом кожаном кресле лучшего частного зубного кабинета города. Укол делала медсестра Ткачева, медикаменты поставил в срок и за оплату по факту заведующий пятой аптекой Чижевский.

Тот день и половина следующего пролетели в милиции и скомкались, наподобие упавшего в болото парашютиста. Милиция состава преступления в действиях Горностаева Д. И., Ткачевой Л. И. и Чижевского А. А. не нашла, их отпустили – с миром! На третий день господин Бобровник (когда «убийц в белых халатах» – Горностаева, Ткачеву и Чижевского – привезли на местный спиртовой завод, который охраняли его службы, и свалили у него в ногах) сказал (запомните):

– Аллергия? Шок на лекарство? Я таких слов не знаю. Сейчас с вами поговорит мой человек, надеюсь, обойдемся без церемониальных выстрелов в голову.

Уже немолодой и очень удачливый по части охранного бизнеса господин Бобровник не был явным сторонником тотального уничтожения людей. Но жажда справедливой мести гложет любого испытавшего потерю близкого человека – по нелепой ли случайности, по чужой ли бестолочи, ведь люди, как известно, имеют привычку гибнуть и умирать в большинстве случаев внезапно, скоропостижно и часто без особых на то причин. Никто не знает своего часа, каким он будет и в чьем обличье явится старушка с косой.

Диму после разговора с Бобровником сильно избили, потом он подписал документы на передачу всего, что имел, на имя какого-то господина Амбарцумяна, то же произошло с Ткачевой и Чижевским.

И уже через четыре дня мы оказались в заброшенном гараже, сидя в старой «Газели», на которой Дима одно время зарабатывал на жизнь. От греха подальше мы решили уехать из города в тот же день. Но без денег далеко не уедешь, и Дима на полдня ушел в город. У каждого коммерсанта есть долги, а кто-то должен ему; но к вечеру из всех должников ему исправно отдал полторы тысячи рублей только местный забулдыга, и то Дима его не просил ввиду незначительности суммы, тот сам окликнул и рассчитался сполна.

Итак, муж закрыл гараж, и мы поехали, сперва медленно, потом очень быстро, от гаражей до нашего дома было не больше километра… Уезжая из Красноуральска, мы своих вещей не захватили, такими были условия, которые мы вынужденно согласились исполнять – документы в зубы и прочь, прочь из города! И если бы не древняя «Газель», стоявшая в ремонте у Диминого школьного друга…

Он стал похож на бедуина, а я забыла про свою беременность.

Стресс на мужчин действует очень опосредованно – сперва давит, потом немного отпускает и позволяет выжить, если хочешь, и когда это удается, мужчина выпадает в осадок, становится как кислое молоко, забытое бабкой в кружке на подоконнике.

Мы ехали, и я не узнавала его – чистенький дантист с едва различимой улыбкой умного человека куда-то исчез, а за рулем сидел незнакомец, и от него пахло соляркой и дешевыми сигаретами.

– Дим, – дотянулась я губами до его волос. – Ну, Дим, ну, Дим-Дим…

Мы поцеловались, и нас тряхнуло.

– Мне ее очень жаль, так жаль! – глядя на холм кладбища, всхлипнула я. – Лучше бы я умерла!

– Лучше бы я умер…

Наш дом на холме

Мы взглянули на то место, которое было нашим домом…

Двери распахнуты, разбитые окна хлопают, чувствовалось, что в доме осталась одна труха без вещей, и какой-то татарин смотрит на нас, не мигая, с обочины… Мачты электропередач за его спиной и огромная промзона города Красноуральска, из которого мы убегали. Но этот город был мне так дорог! Он навсегда застрял в моем сердце, как ты, любовь моя, и напоследок мне захотелось сделать что-нибудь хорошее – отдать полкармана мелочи нищему или купить мороженое в вафельных стаканчиках недоверчивому и замурзанному уличному ребенку.

И тут я увидела его…

Бомж из привокзального сквера – тот самый, который спал там под пионером с гипсовым горном. У рынка толпился народ, что-то происходило…

– Сейчас объеду. – Дима стал разворачиваться, а я сказала:

– Подожди, я посмотрю.

– Зачем?!

У павильона «Семена» помирал местная достопримечательность – бомж Гильза, также известный как Мурадым-ага.

Судя по виду, его переехала машина: старик был не только поломан, как кукла с помойки, но и весь в крови.

– В рынке кассу вчера ночью ограбили, взяли всю недельную выручку… и обменник потрясли, – переговаривались те, кто стоял неподалеку.

– «Скорая» не едет, – завздыхала местная горе-бабка с котятами в коробке.

– А как?.. – спросила я.

– Сперва под одну машину попал, и другая следом! – наклонилась ко мне бабка и, отложив котят в сторону, поправила что-то похожее на подушку под головой Мурадым-аги.

Тот, не открывая глаз, продолжал кричать.

– А-аааааааа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!.. – разносилось на пятачке перед павильоном «Семена».

Толпа потихоньку расходилась, новые зрители еще не собрались. Дима потянул меня за рукав, а я вдруг начала рыдать, размазывая слезы.

Бомж перестал стонать и, сглотнув страшным кадыком, взглянул на меня. Я, придерживая рукой живот, наклонилась и спросила:

– Вам больно?

В ноздри ударил такой страшный газ из смеси горя, несчастья и всей той грязи, в которой живут опустившиеся люди и уличные собаки, что я, как сомнамбула, покачнулась и чуть не упала рядом. Дима приподнял меня за подмышки и молча понес к машине.

Бомж снова открыл глаза и посмотрел на меня, а я на него, вывернув шею.

– Давай отвезем его к приемному покою и положим? – уже в машине, когда Дима стал отъезжать, ни на что не надеясь, спросила я.

Дима сжал зубы и даже не посмотрел в мою сторону.

У меня какая-то ненормальная тяга к старым пьяницам.

И еще я всегда вспоминаю об отце: жив ли он вообще сейчас?

Когда я вижу старика, и он пьян, и несчастье сквозит у него даже в остатках волос, в горьких складках у губ, и вывернутые карманы висят – в них нет даже мелочи, у меня мелькает безумная мысль: «Может быть, это он?!»

Конечно, от Сапожка-на-Оби до Красноуральска немного дальше, чем от аптеки до вокзала, но отчего-то мысли, и престранные порой, посещают меня. Когда живешь среди людей и видишь жизнь, какая она есть, а не сквозь тонированное стекло лимузина, то твои чувства мало отличаются от чувств других людей.

Эта грань между опустившимся человеком и обычным – ее почти нет.

Несчастья ломают абсолютно всех, просто, может быть, судьба пока еще благосклонна и бережет вас от такого?

Бомж бредил, пока мы везли его от рынка до больницы.

– Курил гашиш!.. И запивал вином!.. Я курил гашиш и запивал вино-о-ом!..

– Раздухарился, – хмыкнул Дима и закашлялся от вони, которая скопилась в «Газели» всего за минуту, пока двое небрезгливых прохожих сердечно помогли внести и аккуратно сложить Мурадыма на полу фургона, а также и его мешок, два набитых пакета из-под мусора и подушку под распухшую голову – все богатство было при нем.

Мы подъехали к торцу горбольницы на улице Рябушкина, Дима посигналил, и на крыльцо вышел молодой доктор с вышивкой на кармашке чистенького халата.

– Ну? – потянувшись, спросил он, а я прочитала «вышивку»: «д-р Денисов».

– Помогите, вот машина сбила! Он бомж, но очень мирный, пожалуйста, – придерживая живот, подошла я к доктору Денисову.

– Нам ваше говно без надобности, – вежливо сказал доктор и стал рассматривать солнечные тропинки в небе.

Дима и бомж о чем-то говорили, была какая-то пара фраз между ними, и бомж чуть погодя заплакал, повторив, только тише, те вопли у палатки «Семена».

Доктор Денисов меланхолично прислушался и все-таки повернул к машине. Подошел, посмотрел, фыркнул…

– Ладно, – через полминуты снова фыркнул он. – Эй!

На крыльцо приемного покоя вышел злой, с глазами некормленой собаки санитар и сплюнул.

– Дерьмо! – сказал он, увидев бомжа.

– Дерьмо, – согласился доктор. – Давай-давай! – И показал рукой, как сгружать бомжа на ближнюю от двери каталку.

– Ну, слава богу, – сказала я.

– Ага, – без энтузиазма кивнул санитар и, схватив мешок и два пакета, почти все имущество нищего, на вытянутой руке понес его и кинул в кусты у дороги. – Потом заберет, в другой жизни…

– По-окой, – прочитал Мурадым-ага слова над собой. – Ты пожалела меня? – произнес он не глядя. Я не успела ответить, голова старика мелькнула в проеме дверей, и остался только невыносимый запах, который умирающий забыл взять с собой.

– Зачем привезли? – на удивление красивым голосом и протяжно-протяжно спросила нас медсестра в окне и посмотрела как на дураков. – Все одно ж подохнет, дожился!..

– А подушка?.. – глянув на пол фургона, спросила я.

– Видишь, помойка? – поинтересовались из окна.

– Вижу!

– Неси туда! Заразу та-акую! – фыркнула медсестра и спряталась.

От подушки пахло псиной. Я свернула к мусорным бачкам и услышала:

– Наташка!..

Я обернулась и увидела машину джип цвета «папирус», которая сворачивала к моргу, за рулем сидел Валерий Бобровник… Следом ехал 126-й «Мерседес» с незнакомым молодым человеком за рулем.

Я не испугалась, просто застыла, закрывшись подушкой старого деда, и пришла в себя, только когда мы миновали последний городской квартал.

– Подушку выбрось, – кивнул на дорогу Дима.

– Фу-у, гадость! – отбросила я назад этот пуд микробов и лихорадочно стала крутить рычаг открывания окна. – Мне нужно вымыться!.. Дима, у меня чума!

А город вздохнул и выпустил нас на волю. Дорога петляла среди сопок, терриконов и белой пыльной соли, которая окружает Красноуральск с юго-запада.

Не смешно

В Сапожке на заборах было написано, допустим: «Ленка, твоя попа самая лучшая!» Или на крайний случай: «Наташа, я тебя люблю!»

А когда мы приехали в Полежаевск, то на въезде в город на бетонном заборе прочитали гигантское «УДОВЛЕТВОРЮ!» – и телефоны, телефоны, адреса и даже парочку факсов.

А на моем заборе в Сапожке белилами светила кривая надпись: «Наташка, дождись меня! Толян».

Эх!..

Помню, еще в школе нам в руки попалась московская газета «Из губ в губы», и некоторые объявления я не забыла до сих пор: «Уколы от старости», «Продам душу черту», «Нежное создание поцелует вас и убаюкает», «Секс до горла. Влад», «Убью не раздумывая. Бесплатно. Не меньше двух человек»; «Гарантия вечной жизни в обмен на ваши сбережения»; «Похоронные принадлежности на вырост».

Мы с Ленкой хохотали как сумасшедшие, рот болел, застыв гримасой на целый час, и вот я практически в Москве, и где-то здесь продают ту самую газету.

– Какой-то гангстерский городишко! – вглядываясь в незнакомые улицы с панельными пятиэтажками, просто так сказала я.

– Почему? – почесав грязную голову пятерней, засмеялся Димон. – Сейчас снимем комнату, вымоемся и поедим… Я знаю этот город.

Мы отъехали не помню сколько кварталов влево и оказались в колодце из трех восьмиэтажек, очень старых и невыносимо прекрасных – я завороженно вглядывалась в длинные кирпичи на фасаде и зеркальные окна.

– Я с тобой? – привстала я.

– Машину сторожи, – сказал этот шутник.

– Сам сторожи, ее только на свалку! – Просунув палец в дырявое сиденье, я что-то нащупала и через секунду вытащила пулю…

– Жизнь на земле временная, – пожал плечами Дима, и мы вошли в ближайший подъезд «Z».

Подъезд-труба, дыра без света, устремленная ввысь. Оказалось – просто в то утро на Архангельской не было электричества.

И еще – все подмосковные города не похожи друг на друга, хотя, казалось бы, близость к столице, свет ее, те же самые звезды, которые освещают Кутафью башню и старую каланчу где-нибудь в Зарайске, должны роднить райцентры и наукограды меж собой, но… ничего подобного. Даже лица русские и словечки настолько не похожи, что, впрочем, неудивительно: у нас особенная страна. Или сторона.

Мы молча поднялись на шестой этаж и позвонили в 56-ю квартиру – звонок не работал, мы постучали.

Открыл мальчик-даун в серых брючках и свитере, прикрывающем толстую, раскормленную попу. Увидев мой живот, с ходу попросился на руки и пообещал:

– Я не буду плакать, тетя, покачай меня на животике.

Что на это скажешь – он был помладше меня… года на три?

И тут вышла Нина Ивановна и узнала Диму.

– Здравствуй, студент, – сказала она, и я в нее влюбилась.

Взгляд Нины Ивановны бередил душу. Бывает, посмотришь на человека и, даже не зная его, поймешь: господи, что же тебе испытать-то пришлось? Отчего у тебя такие глаза?..

В каждом городе люди сдают квартиры, и в каждом городе другие люди их снимают. Обычно сдают не от хорошей жизни, теснятся, но у Нины Ивановны Сидоровой было две квартиры, в одной она жила сама с сыном, а другую, доставшуюся ей от бабули с дедом, на цокольном этаже – сдавала.

Мы попали в тот редкий день и час, когда Нина Ивановна выгнала семейную пару, которая, прожив полные четыре недели, платить отказывалась по неизвестным причинам. Квартира на первом этаже представляла собой довольно внушительное помещение из трех комнат с минимальным набором мебели. Из нашего окна виднелся квадрат двора с качелями, на лестнице по ночам ухало нечеловеческое эхо, кто-то ходил, но никого не было видно, и запахи уже ушедших и еще живших в «сталинке» были настолько резкими, что приводили меня в состояние постоянного сердцебиения. Старый и очень опасный дом, интуитивно почувствовала я и так и жила, пока не привыкла и просто перестала это замечать.

Второй подъезд был не единственным в доме, не имевшим консьержки. Жильцы за редким исключением не отличались ни богатством, ни прочими приятными неожиданностями. Даже старшая по подъезду, некая Атаманова, регулярно увозилась санитарами в местный сумасшедший дом по причине устройства костров в своей квартире под чердаком, но ее никто и не думал переизбирать, к примеру, на тихого старичка-активиста с седьмого этажа. Никому до этого не было дела, точней – все собирались прогнать эту тетю Настю с почетного поста, но пироманка возвращалась из сумасшедшего дома такая тихая и грустная, на спички просто смотреть не могла, всем кланялась и норовила облобызать всех, кто находился в поле ее зрения.

В общем, если бы мы знали, в какую тягостную историю попадем… Но мы не знали.

За пару недель мы обжились, Дима начал искать работу.

Справа от нас снимали комнату две Олеси, три Галины и самая молодая – Маринка, – бригада малярш из Запорожья, слева в большой комнате отсыпались два конкретных друга.

– Какая зажигалка!.. Да еще беременная!.. – сказал Саркис Мазуту, когда в первый же вечер они пришли, не постучавшись, – замка на двери нашей комнаты тогда еще не было. Саркис – кавказец, Мазут – азиат. Оба черные и бескомпромиссные.

Я перевела взгляд на своего мужа: нет, он совсем не страшный, отчего же они ушли? Их никто не гнал. Да-а…

В преимуществе замужества я убеждалась каждый день. И каждую ночь.

И только-только мы устроились в Полежаевске – новости из Красноуральска хлынули с экрана телевизора на нашей общей коммунальной кухне.

Наваждение, не иначе: ведь ежедневно в мире творится бог знает что, но мы-то жили не во всем мире, и те новости были для нас как журчание воды из-под крана, мы жили в Красноуральске, и он в нашем сердце остался навсегда. И мы вникали во все перипетии бандитских разборок в центре еще недавно тихого города, убийств каких-то людей на окраинах, захватов заводов вооруженными людьми в масках…

До чего же странное человеческое сознание: мир трясет и взрывается каждый божий день, но тебя трогает за душу только упоминание знакомых, не важно – мест, имен или какой-нибудь горы, на которую в детстве лазил и сидел, свесив ножки…

Шестого мая убили в перестрелке… Бобровника.

– Может, вернемся?

– Куда?

И точно – возвращаться было некуда.

Разве мог кто предположить, допустим, лет пятнадцать назад, что в новостях центральных телеканалов подробно будут рассказывать на всю страну про жизнь и смерть обычных разбогатевших бандитов. И так каждый день, как раньше про трудовые будни шахтеров, сталеваров и колхозников.

Эти новости оттуда будоражили и вызывали противоречивые чувства… Хорошо, что мы уехали? И выходило, что – нет.

Zacкокu

Вольно или невольно я стала знакомиться с людьми из подъезда «Z», и не все знакомства были приятными, хотя иной раз случались и трогательные открытия.

Наташа задумалась и с сомнением перелистала все, что написала до этого.

Надо бы уже начать рассказывать о самом главном! Но подъездные жители, которые сновали по лестнице туда-сюда, просто не давали никакой возможности перейти к главному. Их нужно обозначить, хотя бы пунктиром, особенно самых ярких! А вы уж сами решайте, читать ли вам про них или перевернуть пять-шесть страниц и со спокойной душой узнать, ради чего затевался этот роман.

Я имею в виду – убийство.

* * *

– За что мужчины любят женщин?! А женщины этих… за что? Абракадабра, в общем! Иной раз та-акая женщина, а рядом с ней форменный сморчок! А идут, воркуют, весело им… черт побери!

Или еще вот – он! Косая сажень, кудри, шагает – просто по два метра шаг! А она – маленькая, носатенькая, прилизанная и вдобавок – ноги колесом! А он ей: «Лола, Лола, Лолочка!» Тьфу!

Ну вот – как ты вот! Пигалица ведь, а такого себе Илью Муромца отхватила!

– Да-а-а?

То, что мой Дима, метр шестьдесят один ростом, со стороны выглядел Ильей Муромцем, ввергло меня в краску счастливого стыда. Я себя почувствовала, несмотря на то что Димка до сих пор не смог устроиться на постоянную работу, самой счастливой из всех красавиц.

Так, случайно, на лавочке, я познакомилась с тетей Настей из 64-й квартиры. Боевая женщина. Любит костры. Старшая по подъезду, восьмой этаж.