Текст книги "История одной буддийской статуи (СИ)"

Автор книги: Светлана Гамаюнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Есть повод для праздника. Я верила в тебя, – сказала довольная донельзя Мэгги. – Бог подбросил тебя мне тогда в коридоре. Младшенькая сделала тесты, и у меня будет еще один внучек или внученька. И знаешь, она словно очнулась от сна, в котором жила. Не буду говорить больше ничего. Боюсь сглазить. Ты чудо, Айя.

Они ели торт, и не только они, потому что съесть такое количество сладкого вдвоем было невозможно.

Клиника Мейсена. События

Время летело быстро. Вот уже и были сделаны анализы. Все было прекрасно у Вейлера и Лиз. Как ластиком стерся хронический гастрит и панкреатит у Марка и даже начинающийся геморрой, о котором он молчал. А Лиз, так кстати для Вейлера, и настолько же некстати для Мейсена, оказалась беременной.

– Я тебя задушу, Вейлер, – орал Стив, узнав результаты. – Как ты мог? Ты что, мальчик, не умеешь предохраняться? Что теперь будет с клиникой? Что делать? Откладывать поездку, когда все готово?

– Делать? – безмятежно улыбался Вейлер. – Мы идем регистрировать брак, а тебя с Жанин приглашаем на скромное, так желает Лиз, торжество по этому поводу. Успокойся. Лиз умница и рожать ей не завтра. Работу она не собирается оставлять надолго. Найдет решение. Поговори с ней, она сама в случившееся поверить не может.

Потом у Стива был разговор с Лиз. Долгий и трудный, деловой. Просто пришлось обсуждать много разного. Но нужно было решить главное. Они оба смотрели на результаты теста, полученного отдельно от других, и понимали, что появление антител против вируса – это главное чудо, подаренное Айей. Чудо, которое спасало всех уезжающих от возможного заражения в Китае. Это же чудо могло привести к запрещению выезда из страны людям, имеющим такую ценную кровь, если об этом узнают. Наличие антител в крови позволяло разработать сыворотку против ужасной болезни. Заложниками могли стать и Лиз, и Марк, но хотели ли они этого? Врачебная этика говорила Стиву и Лиз, что надо помочь, а собственная, человеческая, просто орала: придумайте что-нибудь, не хотим быть подопытными кроликами.

– Я делала анализ через Анет Кериэт, – рассказывала Лиз. – Она умница, и я хорошо ее знаю. Ей можно довериться. Она одна из ведущих вирусологов в той закрытой лаборатории, где можно было проверить, какие антитела выработались. Я ведь после приема эликсира сразу поняла, что надо искать. Поговорю с ней и предложу, как вариант, взять кровь у всех нас и, главное, у Айи. Кровь законсервируют. Она сделает сыворотку. Мировая слава и причитающиеся к этому огромные деньги обеспечены. Думаю, сторгуемся на моих условиях – забудет о нас. Мне быть под наблюдением всю жизнь не хочется.

– Немаленькую жизнь, заметь, – усмехнулся Стив,– поэтому привлекать к себе внимание не стоит ни за какие деньги в мире. Хорошо бы она сделала некоторое количество сыворотки сразу, чтобы мы могли взять с собой. Может понадобиться.

– Это вряд ли. Или конфиденциальность, или свобода.

Отъезд. В пути

Проходили, пролетали дни, что собирались как птицы в стаи и становились неделями, а улетая дальше – превращались в месяц.

Отъезд был намечен на завтра. Сегодня каждый прощался с теми, кого, вероятнее всего, уже никогда не увидит. Айя прощалась с Мэгги. Они посидели тихо в ее доме. Мэгги выпила немного виски, а Айя, она уже и сама часто называла себя этим именем, пила компот. Мэгги же провожала ее и на пристань, обнимала, рыдала, пыталась подбодрить.

Красивая, большая яхта приняла их немногочисленную команду и пассажиров. Море было удивительно спокойным. Через несколько дней им уже пару раз отсалютовали патрульные корабли, и они вышли за пределы зоны отчуждения Австралии.

Томас с Айей в основном проводили время на палубе. Они оба выросли возле моря, но не могли налюбоваться его бесконечностью и мощью. Сегодня они стояли под звездным небом и говорили о том, что ночь над океаном несравненно прекраснее ночи над землей. И что правы люди, которые считают, что неправильно называть нашу планету Землей, а стоит переименовать ее в Океан. И он чем-то напоминает время – всегда в движении и постоянен в своем непостоянстве.

Айя просила рассказывать ей больше про Китай последнего столетия, как будто это могло что-то изменить... Томас цитировал строки китайского писателя и художника Фэн Цзицая, который написал: «Океан сказал: – Если разгладить все складки моей печали, я смогу затопить весь мир». И тут же вспоминал, что во время «культурной революции» студия, где работал Фэн Цзицай, была закрыта. Так как борьба с классической живописью стала пунктом программы уничтожения «четыре старых» – старой культуры, идеологии, нравов и обычаев.

Сэм постоянно общался с капитаном. Прокладывая курс, они постарались миновать острова. Заманчиво было заглянуть, что стало с легендарными островами Индонезии, но осторожность – прежде всего. Курс – только на Восточно-Китайское море, сложное море с неожиданно появляющимся мелководьем и неравномерным рельефом. Мореплаватели, посещавшие его ранее, писали про отмели, банки, перепады глубин, рифы и скалы. К тому же приливы в нем довольно значительные, полусуточные, и достигают семи с половиной метров.

Вот они вошли в нужную акваторию, но так и не решили: плыть им в Шанхай или пытаться добраться до архипелага Чжоушань и острова Путо другим путем.

В Шанхай не хотелось плыть по нескольким причинам. Огромный, самый большой порт мира, как говорили, был мертв, как и город. Могучая река Янцзы, самая длинная в Евразии, несла в море гигантское количество песка. Песчаная мутно-коричневая вода реки делает море Желтым, и цвет был не метафорой. Море так часто и называли. На совете решили, что песчаные отмели могут быть опасными для яхты. Томас шутил: рассказывал про аллигаторов, водившихся в водах Янцзы, и предполагал, что они в отсутствии людей, вероятно, очень расплодились.

Было решено стать на якорь, не доплывая архипелага Чжоушань. Потом добраться до острова на небольшой моторной лодке. Сэм вместе с капитаном, пользуясь старыми спутниковыми снимками глубин, рассчитал курс, поэтому яхта, благополучно преодолев опасные места, бросила якорь максимально близко к берегу острова Путо.

По описаниям это был небольшой остров, чуть больше 12 км², с горой и множеством монастырей. В одном из них Айя надеялась отыскать мать. Увидеться, познакомиться и узнать, что делать дальше.

В лодку сели впятером, только свои. Всех интересовал вопрос – есть ли на острове кто живой. Плыли не так уж и долго. Море было спокойным, как и было обещано. Вскоре появились очертания острова. Подплыв ближе, заметили небольшую лодчонку и в ней человека с пятью или шестью бакланами. У бакланов было перевязано горло, а на лапке веревка, с помощью которой они были привязаны к лодке. Один из бакланов вдруг взмахнул крыльями и нырнул в воду. Вынырнул, держа в клюве довольно крупную рыбину, которую не мог проглотить. Человек забрал рыбу у баклана, а вместо крупной дал какую-то мелкую.

Томас прокомментировал увиденное:

– Китайцы так издревле рыбу с помощью ручных бакланов ловят. Надеюсь, это не единственные обитатели острова.

Айя прокричала что-то на своем родном языке. Рыбак удивленно посмотрел на нее, пока она повторяла сказанное, и, разобрав или догадавшись, наконец, что она хочет сказать, показал место, куда лучше причалить. Причалили в южной части острова.

Путники выбрались на берег, привязали лодку и нетвердым после длительного пребывания на яхте шагом пошли вверх по тропинке. Остров поражал. Томас рассказывал, что это своеобразный китайский рай с древними деревьями, пагодами, пещерами для медитации, памятниками. Все были уверены, что за двести лет все тропинки зарастут дикой порослью, так как остров более чем на 80 процентов был покрыт лесом. Действительно, леса буйствовали. В зарослях камфорных деревьев порхало множество птиц. Под кронами – заросли цветов. Но ничего не было разрушено, не покосилось, не распалось. А 33-х метровая металлическая статуя Гуань Инь по-прежнему держала колесо Дхармы.

Выложенные камнем дорожки не заросли, не рассыпались. Было видно, что по ним ходили, вероятнее всего, к горе Путо, где располагался самый знаменитый храм, Гуань Инь, и множество пещер для медитации. Айя предположила, что монахи сейчас молятся, поэтому остров выглядит таким безлюдным.

Она остановилась, чтобы рассмотреть статую. Томас тоже отстал.

– Ищешь сходство с матерью? – спросил он. – Догадался, кто она, после твоего рассказа о владычице Южного моря. Скромный историк влюблен в дочь богини. Гуань Инь – легендарная богиня милосердия и сочувствия. Не могу поверить в это.

– Я тоже, – тихо сказала Айя. – Все люди любили ее, почитали невероятно. Имя Гуань Ши Инь означает: та, что внимательно смотрит, наблюдает или слушает звуки мира. Мы верили, что она могла еще несколько тысячелетий назад уйти в блаженную нирвану, но остановилась на пороге, услышав мольбы мира и людей, что донеслись до ее ушей. Осталась, чтобы помогать страждущим, беременным женщинам, рыбакам и просто ничем не выдающимся людям. В тексте, называемом "Гуань-Инь сутра", описывалось тринадцать случаев бедствий, от которых она может спасти: от кораблекрушения до пожара, заключения в тюрьму, грабителей, демонов, смертельных ядов и кармических проклятий. Тем, кто желал получить спасение, следовало читать текст сутры ежедневно по многу раз. И я верила, что человек будет спасен, если ум его будет направлен на созерцание силы Гуань Инь. Как такое может быть? Она – и я.

– Айя, или лучше, с учетом места и обстоятельств, Син Цы, думай о ней как о матери, а не как о богине. И иди к ней, как к матери, а не, как к самому популярному божеству Китая. Хотя вся эта история – то, как она обошлась с тобой – меня смущает.

Айя кивнула, не задумываясь о последней фразе Томаса. Они спешно догнали шедших впереди спутников.

Предположительно обитель Гуань Инь находилась на юге острова, на горе Путо Лоцзя. Местность была испещрена множеством пещер, и в некоторых жили и раньше, и сейчас. Появился первый монах, потом второй. На лицах не замечалось удивления, только характерное, ничего не значащее дружелюбие.

Айя резко остановилась и сказала:

– Пришли. Сначала я зайду. Подождите, – и шагнула в пещеру.

Айя. Свидание

Айя сложила руки, как подобает делать воспитанной китайской девушке, поклонилась, но не могла начать разговор. Слова застряли в горле. В полумраке виднелась фигура женщины, совершенно не похожая на статую. И чем-то Айя действительно была похожа на нее.

– Син Цы, присаживайся. Циновку видишь? Сейчас глаза привыкнут к полумраку. Наконец-то дождалась тебя. У тебя много вопросов, знаю. Спрашивай. Но отвечу не на все. Готовые ответы ломают тонкую структуру мира.

– Почему я? – первое, что выдавила из себя девушка и услышала спокойный ответ:

– Ты была рождена для спасения. Ты не принесешь ни новое учение, ни новые знания. Ты принесешь свою кровь и свои гены. Все дело в твоей крови и генах.

– Так ты заранее знала, что случится с миром.

– Нет, просто это был один из вариантов. Кстати, Чингисхан и его потомки еще тогда хотели уничтожить все население Китая. Они уничтожали города и людей, ровняли их с землей и засевали ячменем для корма многочисленных лошадей. И страны не стало бы еще в 13 веке. Я отстрочила неминуемое, вложив слова мудрости в уста его ближайшего советника Елюй Чуцай. И он уговорил Чингисхана, что полезнее получать дань от трудолюбивого населения, чем использовать такую огромную территорию как пастбища. Так что тогда народ удалось спасти, но не сейчас. Мир много раз погибал, возрождался, и возродится опять. Я отдала тебя отцу, чтобы Чингисхан узнал о тебе, возжелал. Все получилось так, как получилось.

– Но я бы и тут, у тебя на острове, согласилась бы уйти в самадхи, – горько проговорила Айя. – Мне не хватало матери.

– Так должно было быть и стало. Он, Темучин, хотел не только тебя, но и эликсир продления жизни. Жалел потом, что всех монахов убил. Горяч был, скор на решения, когда взбешен. И он не дошел сам до нашего острова, умер раньше. Только его потомки добрались.

– Отца жалко.

– Жалко. Жалко и его, и шесть миллиардов жизней, что двести лет назад унесла болезнь и сами люди, убивая друг друга в диком озверении. Думала – сама умру. Весь мой эгрегор разрушился. Люди, верящие во что-то одно общее неизбежно создают, как говорят в Европе, общее коллективное бессознательное, или свой эгрегор. Все, кто возносил мне молитвы и чьим дыханием жила, все ушли. Я ослабла, Син Цы. Хорошо, что ты жива. Все начнется опять – и жизнь, и учение. Но как это произойдет – не знаю, пока плохо вижу будущее. Пригласи Томаса. Хочу познакомиться с ним лицом к лицу.

Айя удивилась столь скоротечной беседе. Не так ее представляла. Вспомнила Мэгги, как она обнимала ее и плакала при прощании. Но послушно выглянула и позвала парня.

Томас зашел, обезоруживающе улыбаясь.

– Здравствуйте,– проговорил он спокойно, без всякого подобострастия.

– И тебе здравствовать, человек, который нарушил предвидение.

Но Томас не был бы собой, если бы вдруг начал разговаривать с чрезмерным почтением.

– Чем это нарушил? – ответил он без всякой робости в голосе и вполне напористо и продолжил. – Тем, что не дал возможность Чингисхану, вернее, его реинкарнации, встретиться и окрутить Син Цы? Не отдам ее никому. Пусть вы хоть тысяча раз богиня.

– О, какой догадливый и бесстрашный. С чего ты решил, что я против?

– Я же нарушил предвидение, а значит – неугоден. Или нарушать – это правильно? – и Томас весело улыбнулся, глянул на погрустневшую Айю и шагнул ближе к ней.

Богиня качнула головой и тоже улыбнулась, но не совсем искренне, как показалось Айе.

– А если я заберу Син Цы к себе на остров в монастырь? Как тебе перспектива? Тут останешься? Чем займешься? Рыбу для монахов с дрессированными бакланами ловить будешь?

Томас на некоторое время замолчал, но потом заговорил:

– Чем заняться – я не мог планировать, не зная ситуации. Ее нужно увидеть изнутри, а потом решать. Но кое о чем догадывался. Например, был уверен, что вы не планировали монастырь для дочки. Монашки не рожают. Сначала было подумал, что ее кровь просто предназначена как основа для сыворотки от болезни, но потом предположил, что роль Айи более значимая.

– Ее зовут Син Цы, – поправила богиня.

– Была Син Цы, а сейчас скорее Айя. Так вот, раздумывая о ней, я понял еще одно ее предназначение.

Томас повернулся к девушке и, не стесняясь присутствия богини, обнял ее за плечи.

– Айя, потерпи, может, это будет неприятно услышать, но ты должна знать. Я предположил следующее:

События двухсотлетней давности катастрофичны. Населения нет, страны нет, а самое главное – нет целой огромной расы. Той, которая составляла большую часть ваших почитателей, вашей паствы и, соответственно, эгрегора. Боги часто вынуждены отдавать своих детей для спасения многих. Как Саваоф из семьи Ноя возродил человечество, так из детей Син Цы вы планируете восстановить – не знаю, как правильно сказать, кого: китайцев, монголов, японцев – мелко, думаю, всю монголоидную расу.

Айя и даже богиня напряглись. А Томас, все так же улыбаясь и крепче прижимая девушку к себе, продолжил:

– Все хотел попросить Мейсена показать расшифровку ДНК Айи. Но он бы все равно не дал. Я ошибаюсь, или у нее имеется участки ДНК пяти азиатских дочерей Евы:

A – Айгуль

С – Чулпан

I – Ильмира

D – Диляра

W – Венера

Не так ли ? Участи ДНК всех этих недостающих сейчас гаплогрупп. Айя у нас – азиатская митоходриальная Ева. Ученые больше любят название “удачливая мама», «Luky mother». Я немного интересовался ДНК-генеалогией. Без нее историку сейчас никак нельзя. Только для отца этим детям предполагался Мейсен, как человек, который получит силу Чингисхана. Если не прав, бросьте в меня камень.

Тишина после слов парня ударилась о своды пещеры, прокатилась болью каждого и прервалась горьким плачем.

Айя заплакала, горько и навзрыд, закрыв лицо руками. Заплакала первый раз с момента, как очнулась в саркофаге. Да и в той жизни она плакала только в самом глубоком детстве. У нее появились слезы. И они потекли от осознания, что она не любимая дочь, не человек, она – носитель того, что сейчас называют гены. Она просто сосуд, который избрали, которым вертели, играли в свои игры боги, отец, Чингисхан.

Томас повернул ее к себе, обнял сильнее, целовал волосы, гладил, утешал.

– Успокойся, маленькая. Никогда не видел, как ты плачешь. Успокойся. У нас будут обычные дети. Наши дети, а не носители будущих свойств целых наций. Мы будем их любить, целовать, баловать, учить радоваться. Будем жить, Айя. И я не пойду просветляться в момент, когда буду тебе нужен. Ну, ее, эту Син Цы. Люблю тебя. Люблю, Айя. Станешь моей женой?

Она кивнула, прижалась к парню, но плакать не перестала.

Богиня потирала большим пальцем о средний, а другая рука ее перебирала хрустальные четки.

– Жаль, резко судишь, Томас, резко. Молодой, не мудрый. Жаль. Любишь, значит? Любить одного человека иногда тяжелее, чем целый народ.

– Вы благословите нас?– скорее утверждающе, чем прося, сказал, парень.

– А тебе оно нужно, благословение?

– Син Цы нужно, – сказал Томас и потерся щекой о макушку девушки.

– Завтра произнесу, – резковато сказала богиня и продолжила. – Син Цы, дорогая. Я была плохой матерью тебе, но поверь – я хочу тебе счастья, и людям его хочу. Завтра вечером начнем обряд единения. Завтра и продолжим разговор, а сейчас идите. Мейсена и Жанин позову сама, через некоторое время. А ты, Томас, напои девушку водичкой. Утешь.

Гуань осталась одна. Дочь и ее избранник ушли. «Повезло с родственничком, – пробежала человеческая мысль. – Меня, богиню милосердия, какой-то мальчишка обвинил в бессердечии. Осудил как мать. Не понравилась ему теща. Резкий, сообразительный, но не мудрый. Одна надежда – Син Цы будет мудрой. Гены все же. Проснутся со временем. А сейчас дочери нужен такой вот симпатичный, любящий, заботливый муж. Защищал от меня, как тигр, значит, и другим в обиду не даст. Это хорошо. По-человечески ей было жаль, что дочь доверяет ему больше, чем ей. «Но это по-человечески», – горько усмехнулась про себя богиня. Заслужила, не заслужила, а это ее Карма – не быть матерью. Сколько миллионов семей, жаждущих детей осчастливила. А сама была ли счастлива? Люди считали, что она еще в незапамятные времена освободилась от страданий и желаний. Увы. Не освободилась. И осталась на Земле не только потому, что захотела остаться, услышав страдания людей и возжелав им помочь. Осталась потому, что желала, желала и так и не перестала желать. Страдала и сострадала. Ей путь в нирвану не был открыт. Хотя все – и буддисты, и даосы считали ее олицетворением идеала «бодхисаттвы», что буквально означает «существо бодхи», «просветленное существо». Существо, почти не человек, которому предопределено стать Буддой, но тот, кто отказался войти в блаженство Нирваны, дав обет спасти всех детей Бога. Разве она смогла их спасти двести лет назад? Не смогла. Впрочем, никто бы не смог.

Мысли уплывали, блуждая то в прошлом, то в будущем, и им так неуютно было в настоящем. В прошлом она была способна воплощаться в 32 образа и спасала людей от 12 бед. В храме, что рядом с ее пещерой для медитации, стоят скульптуры, олицетворяющие различные ее перевоплощения. Кому какое нравилось.

У тысячерукого ее изображения на каждой ладони имеется глаз, этими глазами она, якобы видит одновременно всех, находящихся в беде, и этими руками она их спасает. Монахи на острове, которых она спасла и продлила жизнь, молятся о ней. Ради чего?

Воспоминания возвращали к отцу Син Цы – умному, рассудительному Ляо Буню. Родила дочь. Страдание. Так уж повелось, что боги за людские проблемы расплачиваются не сами, а своими детьми. Подвиги за них совершают дети, как Геракл, сын Зевса. Умирают на кресте, как Христос. Возрождают пропавшую ветвь человечества, как Син Цы, вынужденная появиться в совершенно другом мире через тысячу лет с предназначением стать митохондриальной Евой. Богиня знала, что ее дочь родит трех девочек – трех Ев и сына, а одна из трех дочек потом возродит оставшиеся два генома.

Мысль богини стала более простой и приземленной, как то: хорошо, что Син Цы любят. А что не Мейсен, так не так уж это и важно. У него своя задача. Да и Томасу отдыхать не придется. Она задумалась о еще одном важном предстоящем разговоре и опять окунулась в грусть и прошлое.

Сейчас придет человек, являющийся реинкарнацией того, от которого спасали дочь, потому что было не то время. За свою жизнь своими деяниями он погубил миллионы людей. Теперь человек, в котором возродилась его душа, помог превратить мумию Син Цы в нормальную девушку. И не ее одну спасет. Он врач и, как сам говорил: «Я ненавижу жестокость. Мне не нужна власть. Мне и клиники более чем хватает. Мои мечты не заходят дальше, чем научиться лечить еще ряд заболеваний, включая шизофрению, но никак не управлять миром». А его дочь пойдет еще дальше, да, много дальше… Интересно, догадывается ли он, что и по мужской линии существуют люди, ушедшие в самадхи? У-хромосома тоже нужна. С мужчинами она пошла другим путем, не таким сложным, как с Син Цы. В двадцать первом веке многие люди тоже увлеклись буддизмом. Выбирать было из кого. Ушли в самадхи многие, но кого можно будет вернуть к жизни, она не знала. Потеряла прежнюю силу. Но надеялась на опыт Мейсена. Пусть Томас их разыщет сначала. Они в разных монастырях на трех из четырех Буддийских священных горах находятся (Уташайшнь провинция Шаньси – высотой 3058 м. Эймейшань провинция Сычувнь,– 3099 м. Цзюхуашань в, провинции  Аньхой – высотой 1341 ми тут Путошань провинция  Чжэцзян, 284 м). Кто в пещере, кто где. Томас разыщет, а Мейсен восстановит вышедших из самадхи.

Мейсен. Насколько было бы проще с ним в роли мужа дочери. Сильный, умный, ответственный. Почти мудрый. Не получилось… Прикусила губу – нельзя сравнивать. Она сосредоточилась на перебирании своих хрустальных четок и поймала себя на мысли, что так же делал Чингисхан, не расставаясь со своими, такими же хрустальными, никогда. Опять Темучин. Образ давно ушедшего человека – "потрясателя Вселенной", "владыки всех людей" и даже "повелителя скрещения планет". Который считал, что ему богами предназначено достигнуть "закатного последнего моря". И он упорно направлял орду на запад.

Гуань Инь опять начала перебирать четки и вспомнила бабку Темучина, старую шаманку и прорицательницу, принимавшую у невестки роды. Увидев сгусток крови, зажатый в кулаке новорожденного внука, она предвидела, как много крови прольет он, но станет великим, прославит свой род. Поэтому передала ему свои магические хрустальные четки и поведала о тайне трех смертей: белой «Цагааг ухэх», что приходит к обычным людям в свое время, красной «Улаан ухех», что уносит воинов с поля битвы, и черной «Хар-ухех», предназначенной для избранных. Этот «избранник неба» мог опять возвратиться на землю. Пусть в другое время и в другом облике, но возвратиться. Помочь ему в возвращении должны священные хрустальные четки. Шаманка рассказала, передавая четки, что произойдет это только при условии, если никто не узнает, когда и где повстречал он черную смерть и никто не должен знать, где похоронено его тело. Так верили монголы. Гуань Инь улыбалась наивным язычникам. Душа Темучина возвратилась, но Вселенная ломала ее под новое время, исправляя кармические грехи. Душа, причастная к смерти 40 миллионов людей, сейчас вселилась в тело, ставшее врачом. Душа – правильно ли это название? Мысль о том, что в этом (или каком-либо другом мире) может быть что-то незыблемое, у буддистов не приветствовалась. Она знала историю о том, как Будда реагировал на слова бродячего отшельника, который прямо спросил учителя, существует ли атман (душа). Учитель промолчал в ответ. Но дальше учил: заблуждение человека состоит в том, что он занят поисками в себе отдельной личности и не обращает внимания как на «блаженство праведности», так и на «бессмертие истины».

Бессмертие истины – «Время», – думала богиня. – С ним никогда не знаешь, кто выиграл, а кто проиграл». Она проиграла, не смогла спасти людей тогда. А сейчас? Опять задумалась.

Что сказать человеку, желающему избавиться от бремени чужой души, которая жила тысячу лет назад? Сказать полуправду, полуложь. Гуань многое знала. Она знала о силе Темучина. Удивительной силе. У него глаза, как огонь, и лицо, как заря. Харизма. Энергетика, как ни у кого. Он не был великим полководцем, как Тамерлан. Но он воодушевлял. И к нему приходили и служили ему не за страх, а за совесть. Предали лишь однажды – дядя, когда Темучин был еще мальчишкой. Потом за всю его жизнь никто ни разу не предал. Сила. Харизма. И она нужна миру. Она получит ее не сама, а та… Она создаст и понесет новое учение, великое, учение. (не очень понятно)

Легко, почти не касаясь земли, Гуань Инь выпорхнула из пещеры и позвала:

– Стив, Жанин. Хочу поговорить. Зайдите.

Стив задвинул девушку за спину, как будто пытался закрыть собой. Сильный. Умный, но не безжалостный. Колесо крутнулось, сделало оборот и получилось по-другому.

– Знаю, что будешь спрашивать, Стив. Как от его души освободиться? Спрошу только – согласен ли ты отдать ее тому, о ком не знаешь и не догадываешься? Подумай.

Молчание было отчаянным и недолгим.

– Я о многих не знаю, но зла никому не желаю. Уж такое никому не пожелаю и не отдам, соответственно.

– Значит, будешь с ней жить. Жанин тебе поможет сдерживать напор его личности. Она поможет справиться. Благословлю ее. Но ты должен получить его Силу. Для этого попробуй с Темучином договориться.

– А с кем нужно договориться? С тем, что внутри, или еще и с трупом? Никогда не предполагал, что буду участвовать в этом театре абсурда.

– Ты умный человек Мейсен. Не говори глупостей, – махнула рукой Гуань Инь. – Найди место захоронения, но не тревожь прах. Ибо было сказано им: «Как только мой прах найдут и потревожат, родится человек, который завоюет весь мир». С предсмертными пророчествами такого человека даже я ничего не могу сделать. Он имел в виду приход своего потомка. Только его ждал. Все с покорением Вселенной успокоиться не мог. Но, думаю, этому миру хватит бедствий. Однако силу духа своей душе, скорее всего, передать он может. Поговори с ним. Захочет он ее отдать – отдаст. Слишком долго хранить даже великие устают.

Когда его дух там, на могиле, тебя почувствует, успокоится и его душа, давить перестанет. Поэтому придется вам в Забайкалье, на родину Темучина, ехать. Томас правильно место обозначил. Как туда приедете – сам найдешь место, почувствуешь.

– А потом что? Что потом делать буду?

– Мир большой. А Китай-то какой большой! Все стоит, не работает. Что пропало, а что и нет. За эти годы дух смерти выветрился. Кости илом, песком, землей занесены, травой поросли. Вы заразиться уже не можете, сам знаешь, а Син Цы эликсир сделала, который поначалу подстрахует приехавших. Как только в Австралии это поймут – въезд разрешат, сможете вернуться.

– А Вы что от меня хотите? Вижу же, что хотите.

– Хочу, чтобы ты возродил Адамов.

– Он не один, как Ева? – удивился Мейсен. – Про Еву догадался, думал, где же Адам?

– Син Цы уникальна во всех отношениях. Женщины труднее входят в самадхи, чем мужчины. Поэтому Адамов у нас будет много. Игрек– хромосома значительно короче, чем Х. Поэтому у каждого мужчины в самадхи имеется только своя гаплогруппа. Надо найти их тела и восстановить организм. Клиника в Пекине – нетронутая, с оборудованием получше, чем в Бримстоуне, стоит. Тебя дожидается. Сила поможет тебе добиться, чтобы туда поехали люди и все заработало. Ты подумай.

– Если еще вопросы возникнут, сможем завтра поговорить? – спросил Стив.

– Поговорим. Отпразднуем свадьбу, обряд единения Томаса и Син Цы, после отвечу, если будет на что отвечать. Поговорю с Сэмом, а вы идите отдыхать или по острову погуляйте. Вам помогут устроиться и покормят. Но учтите, у нас тут одни морепродукты. А сейчас позовите парня.

Гуань Инь посмотрела на покидающих пещеру Мейсена и Жанин и подумала: «Живые». Они живые, а она? Столько веков живет заботами о чужих жизнях. Чужими страданиями, бедами, проблемами. Не задумываясь, что сама тоже была когда-то человеком. Такой, какая она сейчас, она стала после третьей реинкарнации, внешность только пробилась индийская, исконная. Она вспоминала эту забытую судьбу, которая многократно рассказывалась людьми в их любимых сказках о прекрасной принцессе Мяо Шань. Ее образ терял изначальность, превращаясь в идеальный в многочисленных картинах художников. Красивые, впрочем, были картины. Белый тигр несет бездыханное тело молодой прекрасной девушки. Да, красиво. Но так давно. Разве, правда?

Богиня вспоминала свою третью жизнь. Тогда Гуань Инь еще была человеком, принцессой по имени Мяо Шань. Теперь она вспоминала ту жизнь уже почти как не свою. Так, сказка, в которой все, как в сказке. Жестокий отец император Мяо Чжуана захотел выдать ее замуж. Но Мяо Шань замуж выходить наотрез отказалась. Она придумала условия, на которых согласится на брак – понятное дело, невыполнимые. Она сказала отцу, как ей казалось, мудро, что подчинится его велению, если брак облегчит три несчастья: страдания людей от старения, страдания людей от болезней и страдания от смерти. А поскольку это невозможно, её жизнь – это путь самосовершенствования и дорога к Будде. Отец был в гневе, не желал он дочери монашеского пути. Однако все-таки отправил ее в монастырь Белой птицы, приказав монахиням заставлять ее делать самые тяжелые работы и отговаривать от желания стать монашкой. Но что бы ни придумывали монахи, Мяо Шань выполняла все их задания и не хотела возвращения во дворец. Император вконец осерчал, заковал дочь в цепи и приказал казнить. О дальнейшей ее судьбе люди придумывали кто что, но чаще всего рассказывали такую историю: когда палач занес над ней топор, тот разлетелся на тысячу осколков, затем, так же раскололся меч, а стрелы отворачивались от неё. Тогда палач в отчаянии убил её голыми руками. Милосердная Мяо Шань простила его, понимая, что он был вынужден выполнить приказ, и приняла на себя его кармическую вину. Поэтому она и попала после смерти в ад. В подземном мире Боги десяти кругов ада вышли приветствовать Мяо Шань. После молитвы Мяо Шань ад превратился в сад радости, орудия пыток – в цветы. Чтобы предотвратить разрушение своего царства, Яньло послал её обратно на землю, и после этого она появилась на Горе Путошань.

После девятилетнего пребывания на острове Путо Мяо Шань достигла высшей степени совершенства и обрела титул «Самой милосердной и самой сострадательной». У нее теперь много имен, много образов. Сколько скульптур создали, изображая ее, сколько картин нарисовали. Но мало людей, которые искренне верят в милосердие. Разве только для себя. Новое время. Необходимо новое учение. Новое…