Текст книги "Радеж превыше всего (СИ)"
Автор книги: Светлана Анданченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Выделенная мне келья в гостевой части Тихой обители поразила меня своим аскетизмом. Довольно узкая деревянная кровать, тоненький набитый соломой тюфяк на ней и такая же подушка. Возле маленького высоко расположенного окошка грубо сбитый деревянный стол, табурет перед ним. На столе глиняный кувшин с водой и чаша. А ещё там лежала книга священных наставлений и молитв. На стене напротив кровати имелась роспись – знаки правящих нашим миром Богов. Вот и всё убранство.
Мне принесли абсолютно чистое, возможно даже новое постельное бельё и лёгкий плащ– накидку с капюшоном, который требовалось набрасывать на плечи для передвижения по обители.
– Сестра – настоятельница примет вашу светлость сегодня перед вечерней молитвой, – сообщила приставленная ко мне молоденькая монахиня, потупив глаза. – Я приду за вами и проведу к ней.
– Благодарю, – кивнула я, соглашаясь. – А сейчас, я хотела бы отдохнуть с дороги.
Монахиня быстро застелила мою постель и удалилась, не произнеся ни одного лишнего слова.
Прислушавшись к себе, решила, и правда, прилечь ненадолго. Усталость навалилась непомерной тяжестью, погружая меня в сон. Спала я довольно долго, так что с трудом успела на назначенную настоятельницей встречу.
– Ваша светлость, мне приятно ваше намерение задержаться в стенах обители, – начала нашу беседу немолодая монахиня, с властного лица которой на меня пристально смотрели умные, совершенно не отражающие никаких эмоций глаза. Цепкий взгляд этих холодных глаз внимательно всматривался, ища во мне слабинку, брешь, проникнув через которую, сестра– настоятельница смогла бы препарировать мою душу.
– Хочу поблагодарить вас, что позволили мне остаться, – уголки моих губ чуть дрогнули, изображая намёк на улыбку. – Иногда возникает потребность остановиться, уйти от забот и проблем, и просто побыть наедине с самим собой. А уж в моём нынешнем положении…
Я положила руку на ставший уже заметным живот, пятый месяц всё же. Хоть одежды, при желании, позволяли мне и дальше умалчивать о моей беременности, но оно и к лучшему, что Льен приказал донести до жителей княжества это радостное известие. А уж тем более в преддверии грядущих событий.
– Мне понятна ваша потребность, – монахиня отвела, наконец, от меня глаза. – Прошу вас, присаживайтесь.
Я опустилась на предложенный мне деревянный стул с высокой удобной спинкой.
– Чай?
Отказываться я не стала.
Какое-то время мы помолчали, отдавая должное пряному травяному чаю и крошечным булочкам из довольно пресного теста.
– Ваш муж, – голос настоятельницы ощутимо потеплел, стоило ей заговорить о Льене, – несмотря на лежащую на его плечах заботу о нашем государстве, в поисках благословения Богов для своих начинаний, часто навещает обитель.
Ого, сколько пафоса. А вот тепло в голосе идёт от сердца. И за что же князя Льена так любят в Тихой обители?
– И матушке князя, кроткой княгине Зиде, случалось подолгу гостить в монастыре. Здесь ежедневно поминают почившую княгиню в возносимых Богам молитвах. Обитель многим ей обязана.
Кроткой княгине? Любопытно. Ну, набожной мать Льена, согласно всему, что я о ней знаю, совсем не была. А в Тихой обители она пряталась от гнева мужа, которого безмерно раздражала. Хитрой Зиде явно удалось найти общий язык с монахинями. И теперь её сын может рассчитывать на их поддержку. Не думаю, что при этом, он делится с настоятельницей своими искренними намерениями и признаётся ей в своих целях. При желании любому деянию можно подобрать богоугодное объяснение.
– У вас есть насущные нужды, требующие моей помощи? – поинтересовалась я, не желая изображать реверансы, и обходясь без заверений, в пробудившейся во мне потребности, быть полезной святой обители. – Я не откажу вам в вашей просьбе.
Сестра– настоятельница поджала губы. Мой тон ей не понравился. А вот смысл мною сказанного, явно, заинтересовал.
– Помощь никогда не бывает лишней. Знаете, сколько сирот находят приют в обители, скольким страждущим не к кому больше обратиться. Думаю, это не только право, но и обязанность имеющих деньги и власть, через нас проявить свою милость к ближнему.
Спорить с ней я не стала.
– Я отдам распоряжение канцлеру о выделении вашему монастырю постоянного финансирования, согласно составленной вами сметы предполагаемых расходов, – сообщила я настоятельнице о своём решении, пристально следя за её реакцией на моё обещание.
Услышанное заставило настоятельницу ощутимо напрячься. К её чести, загоревшийся в её глазах огонь не был отголоском вспыхнувшей алчности.
– Богоугодные дела всегда обоюдополезны, – стараясь сохранить самообладание, сообщила мне сестра-настоятельница. – Но в вашей ли власти давать подобные поручения?
Прятать улыбку мне не захотелось.
– Конечно, – успокоила я подавшуюся мне навстречу монахиню. – Всё, что для этого нужно – моё возвращение во дворец, когда именно я посчитаю это целесообразным.
След разочарования на лице настоятельницы очень быстро сменился мимолётной задумчивостью. А потом мне решительно кивнули в ответ, принимая моё условие.
Я снова улыбнулась. Снисходительно-довольное выражение моего лица не укрылось от собеседницы. Но она не позволила себя спровоцировать.
– Есть ещё что-то, о чём бы вы хотели спросить? – вернувшись к отрешённо-холодной манере общения, поинтересовалась у меня сестра-настоятельница.
– Есть, – не стала я скрывать своего интереса, – мне желательно знать, родила ли княжеская фаворитка, которую князь соизволил спрятать в Тихой обители?
Спрашивала я будучи не до конца уверенной в своей догадке. Но, как оказалось, и в этом я не ошиблась.
– Десять дней тому назад. Девочку.
Теперь уже монахиня не потрудилась скрыть от меня вспыхнувший в её глазах интерес, погасив мимолётную насмешку в устремлённом на меня взгляде.
– Я не в претензии, – жёстко усмехнулась, пресекая всякие домыслы по этому поводу. – Мужчины всегда предпочитали жить в своё удовольствие. Моей чести нет в том урона. А вот бедной Софине не позавидуешь. У вас, в лице этой дурочки, скоро появится новая сестра?
– Ей для того пока не хватает смирения.
– Пока… Но ведь именно так князь распорядился её дальнейшей судьбой?
Монахиня кивнула, соглашаясь.
– За всё в жизни нам приходится нести ответ, – равнодушно добавила она.
– А ребёнок? Всё ещё при монастыре?
– О нём заботятся. Князь намерен сам устроить судьбу своей дочери.
– Каким образом?
– Кто знает, – мне почудилось сочувствие во внезапно потеплевшем голосе женщины. – Но, думаю, для него не составит труда подыскать для девочки достойную семью. Судьба бастардов слишком незавидна. Князь желает уберечь от этого клейма свою дочь. И я не нахожу в себе сил осудить его за это.
Вот даже как? Льен использует свою помощницу втёмную?
Из всего услышанного мне, вдруг, понятен стал грязный замысел князя. Но почему он так уверен, что у меня родится дочь, а не сын. Или он вообще не планировал позволить мне с ребёнком пережить роды? Ему, похоже, без труда удалось бы убедить с таким сочувствием относящуюся к его проблемам монахиню, в высшей целесообразности для Радежа выдать бастарда князя за рождённого мною ребёнка. Скоропостижно почившей княгине ведь не было бы до этого уже никакого дела.
Льен, Льен… А ведь всё могло бы у тебя и получиться, будь на моём месте не наделённая силой веда.
– Мой муж, – уточнила я, стремясь добавить последний штрих к сложившейся у меня картинке подлого замысла Льена, – пожелал оставить меня в обители до родов?
– Он страшится, что в суете державных дел вы потеряете и это, столь необходимое Радежу дитя, – поджатые губы монахини не оставляли сомнений в том, что она полностью разделяет княжеское мнение.
– Ну, что ж. Не буду пока никого разочаровывать, – улыбнулась я, проявляя завидную покладистость. – Но, при необходимости, я могу на вас рассчитывать?
– Обитель не тюрьма, как я могу силой удержать здесь светлейшую княгиню? За своё своеволие вам отвечать перед мужем.
– Конечно. А сейчас я пойду. При следующей нашей встрече мы поговорим о нуждах обители. И не только. Мне будет интересно выслушать ваши соображения о том, что следовало бы сделать, чтобы облегчить жизнь самых бесправных и нуждающихся граждан нашего с вами княжества.
Удивлённо-недоверчивый взгляд сестры-настоятельницы погрел мне мимоходом душу. Ясно, что она не ожидала увидеть во мне нечто отличное от занятой интригами и развлечениями пустышки. Хоть и странно это, уж до её-то ушей не могли не доходить слухи, кто на самом деле управляет делами княжества. Не способна была им поверить? Вот что значит укоренившиеся заблуждения, опускающие женщин до уровня ценного, но бездумного имущества.
Я поприсутствовала на вечерней молитве, потом до темноты гуляла по монастырскому саду. И лишь проводив глазами, исчезнувшее за горизонтом светило, вернулась в выделенную мне келью.
Перед сном молоденькая послушница принесла мне теплое молоко. Я с удовольствием выпила его и попыталась уснуть, устраиваясь на слишком уж твёрдой для меня кровати.
Ворочалась я долго. Пока не поняла, что не в неудобстве постели дело. Со мной не было необходимого мне мужчины. Я соскучилась по Яну. По его рукам, губам, дыханию, которое так привыкла чувствовать рядом. Тоска не была невыносимой, но угнетала и тревожила.
Не выдержав, мысленно потянулась ему навстречу. Слишком далеко. Я не могла быть уверенной, что слабый его отклик не почудился мне, не был мною придуман. Но и так, стало чуточку легче. С тем и уснула, обнимая подушку.
Дни, размеренные, наполненные странным умиротворением и спокойствием, мелькали один за другим, не принося с собой разнообразия. Моя деятельная натура прибывала в полной растерянности, было скучно, а бунтовать и что-то менять при этом не хотелось, разве чтоб Ян был рядом.
От Дастарьяна прилетел голубь в ответ на моё послание. С отравленными колодцами, а именно они стали причиной странной хвори, разобрались. Людей вылечили. Ян проверял работу приграничных застав, призывал к порядку расслабившихся в мирное время военных. Встряска им пойдёт на пользу. Граница с Гастией по сей день самое уязвимое место в безопасности Радежа. Хотя, полученные от моего отца асские ружья ощутимо помогли нам чувствовать себя в приграничье более уверенно.
Выделенный мною себе на отдых месяц подходил к концу. За это время я прониклась уважением к настоятельнице Тихой обители. Жёсткая и властная женщина кому другому и могла казаться слишком уж самостоятельной и независимой. Но не мне. Я вполне способна была оценить сестру-настоятельницу по заслугам. Сестра Мирана не плела интриг, стремясь дотянуться до княжеского дворца, с целью поиметь свой интерес или повлиять на политику Радежа. Но в своём доме она была полноправной хозяйкой, крепко держа в руках бразды управления Тихой обителью. Её повеления выполнялись монахинями быстро и точно.
Согласно устава, в обители жили очень скромно, не предаваясь излишествам и праздности. Помимо молитв, монахини постоянно были заняты делом, сами обеспечивая себя овощами, яйцами и молоком. Сёстры Тихой обители действительно проявляли искреннюю заботу о жителях близлежащих селений, никому не отказывая в помощи.
Мои мысли о школе и больнице при монастыре нашли у сестры-настоятельницы живой отклик. В Ассии это было обычной практикой. Кому, как не монахиням, поставившим для себя духовное над телесным, лечить и просвещать народ? Прибыли что одно, что другое не принесёт. А для людей в том есть польза, и весьма ощутимая. Я обещала подумать о возможности отписать обители ещё немного земли, на которой предстояло начать строительство больницы. А школьные классы и в самом монастыре устроить можно. Деньги на учебники и прочие сопряженные с тем нужды я уж точно сюда направлю.
Весточки для меня барон Дахар голубиной почтой присылал регулярно. Из них я знала, что глобальные или сколь либо близкие к ним неприятности на горизонте Радежа не наблюдаются, князь Льен под ногами министра-казначея, управляющего княжеством на время моего с Дастарьяном отсутствия, не путается. Вот интересно, насколько истинное положение вещей понятно барону? Занятная он личность. Порой мне кажется, что от моего казначея вообще ничего скрыть не возможно. Но мысли свои он держит при себе. Чем и ценен, помимо других своих достоинств.
Кроме всего прочего, Дахар сообщал мне и о княжеских недомоганиях. Поначалу он упоминал о них вскользь, а вот последнее письмо барона пронизано настоящей тревогой о здоровье князя Льена. Значит, скоро следует ждать его светлость в гости. Интересно, как скоро Льен догадается о природе своей хвори? После возвращения в Райт Дастарьяна и Cерафимы?
Глава 17
Дастарьян
На границе с Гастией оказалось относительно спокойно. Дозоры, как и положено, несли свою службу. Военным отрядам на территорию княжества без боя не пройти. Да и с боем не просто будет, система оповещения была организована надёжно, помощь подоспеет вовремя. А вот селяне и с той и с нашей стороны не шибко-то чтили разграничительные линии. За что и поплатились.
Эпидемия? Да нет. Плата за беспечность. Отравленные колодцы – страшное дело. Серафиме пришлось изрядно потрудиться спасая тех, кого ещё можно было спасти. И мои знания пригодились. Оказалось, что навыки, полученные мною в детстве, никуда не делись. Я помогал травнице, ругая в душе тех, по чьей вине пострадали люди.
Расследование не много дало. Да и что теперь выяснишь? К колодцам всегда был свободный доступ. Понятно, теперь чужаков к ним и близко не подпустят.
С дозорных я спросил по всей строгости закона. Устроили с границы проходной двор. Подумав, я приказал пропахать разграничительную полосу, и велел поддерживать её в таком состоянии, чтобы видны были следы нарушителей. Реагировать на незаконное пересечение границы требовалось незамедлительно. Каждый такой случай должен быть записан в гарнизонный журнал. Нарушителей этих следовало тут же разыскать. Виновных в нарушении границы допрашивать, и наградив плетьми, если не было в том злого умысла, а только человеческая самонадеянная глупость, чужаков выпроваживать с территории княжества вон, а провинившихся местных ещё и обязать к работам по поддержанию полосы разграничения в должном состоянии.
Пострадавшими селениями я не ограничился. Приказ касался всей территории Радежа. Не хотелось бы снова терять людей из-за преступной беспечности. Затрат, предложенная мера, почти не требовала, а вот отдача с неё будет. Жаль, что я раньше об этом не подумал. Так что в случившемся и моя вина имелась.
Возвращение в Райт пришлось отложить ещё на пару недель, чтобы провести инспекцию гарнизонов вдоль всей границы с Гастией. Как оказалось – не зря. Расслабились некоторые командиры в мирное время. Двоих даже сменить пришлось. Выгнал взашей без выходного пособия и прочих причитающихся выплат. Спорить никто не стал. Понимали, что ещё легко отделались. Надеюсь, для остальных послужит наукой. Предупредил, что в следующий раз спрошу куда как строже. Службу со всем рвением нести должно. Я на армии не экономлю, и должен быть в ней уверен. За халатность и леность военных жителям княжества кровью платить придётся.
Стоило мне появиться в Видиче, как навалились и другие проблемы. Узнав о моём приезде, потянулись просители, кто, и правда, с важными, требующих моего вмешательства вопросами, а кто просто счёл нужным напомнить о себе, проявив почтение к высокому столичному гостю. Градоначальник даже устроил в мою честь пышный приём. Когда я наконец смог вырваться, то уже спешил в Райт на пределе возможной скорости, жалея только лошадей. Моему сопровождению пришлось подстраивается, кто как может. На их сетования и жалобы я внимания не обращал, подгоняемый требованием Серафимы торопиться с возвращением.
К дурным предчувствиям своей бабушки я привык прислушиваться. А тут она и вовсе отказалась что либо объяснять. Меня тревожили мысли о Вельдаре. Хоть, сжалившись надо мной, Серафима и сказала, что с княгиней ничего плохого пока не произошло. Но отчего-то день ото дня травница всё больше хмурилась, а потом и вовсе велела мне, не заезжая в Райт, ехать к Вельде в Тихую обитель.
– Янушка, я в столицу, – сказала Серафима, отводя от меня глаза, – князь Льен меня ждёт. А ты к княгине. Но из обители её не забирай. Побудьте там оба чуток.
– Что случилось? – потребовал я ответа, чувствуя, как болезненно сжалось в груди сердце.
– Потом узнаешь, – сердито взглянула на меня бабушка Серафима, – делай, как велено, внучок.
Спорить с ней сразу расхотелось. Что-то очень тёмное скользнуло в устремлённом на меня взгляде.
– Скоро. Всё уже скоро встанет на свои места. А ты, – ткнула в меня пальцем, – с княгиней будь поласковей. Ей виднее, как поступить следует. А то, знаю я тебя, опять попытаешься совместить несовместимое.
Я совершенно ничего из сказанного не понял. Но больше на мои вопросы Серафима не отвечала. А вскоре наши дороги разошлись.
В Тихую обитель я приехал ближе к вечеру. Вельда почувствовала моё приближение. Ждала во дворе, словно случайно там в тот час оказалась. Но даже обнять её было нельзя. С трудом совладал с собой, пожирая взглядом. Ведьмочка моя родная, как же я по тебе скучал.
Учтивые приветствия, почтительный поцелуй руки. Озорная улыбка в любимых глазах.
– Вас прислал за мной князь Льен? Меня ждут в Райте?
И что ей ответить? Про Серафиму, когда рядом чужие уши, не скажешь.
– Ваш муж просит вас не спешить в столицу. Возможно, он сам скоро вас навестит. Я привёз письма и есть ещё ряд вопросов, которые мне требуется оговорить с вами в личной беседе.
Вельдара чуть нахмурилась, а затем кивнула.
– Я выслушаю вас после вечерней молитвы. Составите мне компанию в прогулке по саду, здесь он удивительно красив. А пока располагайтесь, отдохните с дороги.
В обитель я приехал с минимумом сопровождения. Меня и моих людей расположили в небольшом домике у самых ворот. Мне подготовили княжеские покои, в них обычно останавливался Льен, если решал провести в монастыре день-другой. Но даже в этих комнатах не было ничего, что можно было бы считать роскошью. Только самое необходимое, всё скромно и предельно функционально. Интересно, как же тогда живут сами монахини? А Вельдара? Она почти месяц провела здесь.
– Бедная моя девочка, – улыбнулся я, – сама себя сослала в монастырь. И зачем только ей это понадобилось?
Время тянулось медленно, но наконец зазвонил колокол, собирая монахинь на вечернюю молитву. Я не спеша шёл по дорожке петляющей между фруктовыми деревьями и ягодными кустарниками. Вельдара сказала, что будет ждать меня в саду после вечерней молитвы, потому я не сразу сообразил, что это её силуэт мелькнул впереди.
– Вельда, – чуть слышно позвал я.
Но она услышала и стремительно бросилась мне навстречу. Обняла, впилась в губы горячим требовательным поцелуем.
– Увидят. Нельзя так неосторожно, – попытался отстраниться, за что мне довольно ощутимо прикусили губу.
И благоразумие окончательно покинуло нас обоих.
– Не могла больше ждать, – выдохнула Вельдара то ли через миг, то ли через час. Время текло отдельно от нас. Мы словно выпали из реальности, радуясь встрече.
В этот, довольно удалённый от жилых построек уголок сада в сгустившихся сумерках монахини навряд ли заглянут. Да, ко всему прочему, у них сейчас вечернее богослужение. Хочу думать, что нашему безумию не было свидетелей.
– Он тоже тебе рад, – улыбнувшись, Вельда положила мою руку на свой округлившийся животик.
Мягкий толчок заставил меня замереть. А потом мои ноги подкосились и, удерживая Вельду за располневшую талию, я прислонился щекой к маленькому комочку, который поспешил от меня тут же спрятаться.
– Удрал, – разочарованно вздохнул я, целуя Вельдин живот. Легкий ответный толчок был мне ответом.
– Давай присядем, – попросила Вельдара.
– Устала? – встревожился я.
– Немного, – улыбнулась она, увлекая меня за собой. – Тут рядом есть лавочка. Я часто прихожу сюда перед сном. В тишине сада легко думать и мечтать. А нам с тобой сейчас нужно ещё и серьёзно поговорить.
– Поговорить нужно, – кивнул, соглашаясь. – Что происходит? Ты спряталась в монастыре. Серафима запретила мне возвращаться с ней в столицу. Ничего не объясняя. Я уж было подумал, причина в тебе. Очень за вас с маленьким волновался. Только когда увидел тебя, от сердца отлегло. Ты объяснишь?
Вельдара кивнула. Но говорить не спешила. Повисшая тишина угнетала.
– Льен умирает, – наконец сказала она.
Я вздрогнул. Новость оглушила меня.
– Что с ним?
– Яд.
– Кто?
– Думаешь, я?
Я не мог видеть глаза Вельдары, уже основательно стемнело, а света проявившихся на небе звёзд было для того недостаточно. Но её голос звенел от напряжения.
Я накрыл холодные руки Вельды своими. Она не стала их отнимать. Молча ждала моего ответа.
– Если тебя на то вынудили, – предположил я, ощущая зарождающуюся в сердце пустоту.
– Верно мыслишь, – усмехнулась Вельдара.
– Что он сделал?
– Пытался отравить тебя.
– Глупая выдумка. Когда бы он мог? – рассердился я.
Вельдара всё же отняла у меня свои руки. И словно унесла с собой остатки моего рушащегося мира.
– Он же мой брат, – как-то жалко прозвучало, голос повиновался мне с трудом, осознание ужаса происходящего ледяным холодом сковало душу.
– Вот только он об этом забыл, – горечь в родном голосе заставила меня опомниться.
– Я не обвиняю тебя.
Я потянулся к Вельдаре, но она не позволила себя обнять.
– Обвиняешь. Но я не стану оправдываться. Не я лила яд в вино. А он. Я лишь незаметно поменяла ваши с ним бокалы.
Уронив голову на руки, я попытался осмыслить услышанное. Так значит, всё произошло вечером накануне моего отъезда? Но ведь прошло много времени. И если брат всё ещё жив, ему можно помочь.
– Я говорил тебе, что Льен не смирится с унижением. Так и вышло. Я сам во всём виноват. Пожалуйста, помоги ему, Вельда. Он уже достаточно наказан. Пожалуйста. Ты ведь можешь? – Я схватил потянувшиеся ко мне руки княгини, сжал их своими.
– Он мой брат. А я не только отнял у него всё, что он привык считать принадлежащим ему по праву, а ещё и потоптался по его гордости, – продолжал уговаривать я свою непреклонную ведьму. – Прошу тебя, родная. Я не могу его винить.
– А я могу, – голос княгини был холоден и твёрд. – Он не только тебя не пожалел, но и меня, и нашего ребёнка. Это ведь не я сама, а князь Льен спровадил меня в Тихую обитель. И выпускать не собирается. Как и позволить пережить роды. Много ли мне в тот час нужно будет. И к силе своей я в обители прибегнуть не могу. Твой брат всё хорошо просчитал. И даже дочь его, месяц назад рождённая Софиной, в этом самом монастыре дожидается своего часа, чтобы быть выданной за нашего с ним ребёнка. Князь всё предусмотрел. Зачем ему возвращать Ассии принадлежащие мне деньги? Ребёнок Софины, согласно его расчёта, решит эту досадную проблему. Ну, как тебе такой вот расклад? Всё ещё желаешь его спасти?
Я молчал. Страшно. Отчаянно страшно принять услышанное. И хотя в словах Вельдары я ничуть не сомневался. Только ничего это для меня не меняло. Чудовищная правда, подтверждающая вину Льена, не уменьшала и моей вины.
– Даже так? – догадалась о моих мыслях Вельдара. – Не могу сказать, что не боялась чего-то подобного. Ты жалеешь о своём выборе.
Холод в её голосе, ставшем, вдруг, таким отрешённым и чужим, отрезвил меня подобно хорошей пощёчине.
– Вельда, нет! – бросившись перед ней на колени, я целовал её безвольно опущенные руки. Прости меня. Родная моя, не надо, не думай так… Вель-да.
Она долго оставалась безучастной. Её боль, которую я сейчас отчётливо чувствовал, рвала мне душу. Предал. Я снова её предал. Поддался слабости, когда моя женщина и мой ребёнок нуждались в моей силе. Думал о своих переживаниях, а не о смертельной опасности, которой стал для них мой брат.
– Я услышала тебя, – голос Вельдары был тусклым и безучастно спокойным. – Ты таков, какой есть. И я могу либо принять тебя таким, либо … Молчи. Ты уже всё сказал… Не будет у нас с тобой счастья, если я позволю себе судить твоего брата. И с этим ничего нельзя поделать. Видеть, как ты угасаешь, терзаемый виной, я не хочу. Это убьёт и тебя и меня. А ведь есть ещё и Радеж. Который – превыше всего. Что будет с ним? Борьба за освободившийся престол – страшное дело. А правление Льена? Не на благо ли Радежа устранение князя Льена от власти? Ты сомневаешься и в этом? Так может спросим у Богов? Доверимся их решению? Ты готов принять их волю, Ян? И как бы они не решили, обещаешь больше не мучиться виной и сожаленьями?
Вельдара так и не позволила мне прикоснуться к себе. Услышав моё «да», ушла, запретив искать с ней встреч и пообещав, что послезавтра всё решится.
Я ещё долго сидел в саду, предоставленный сам себе, наказанный одиночеством. И всё так же не видел выхода. Я не знал, что задумала Вельдара. А у меня самого всё никак не получалось совместить несовместимое.
А к вечеру следующего дня Серафима привезла в Тихую обитель князя Льена.
Глава 18.
Льен.
Последнюю неделю я чувствовал себя так скверно, что закрывать глаза на происходящее со мной, считая всё случайным недомоганием, не получалось. И Серафима ко всему прочему во дворец ещё не вернулась. А должна бы была уже привезти в Райт теряющего силы Даста. Самое время.
Самое время? Мне вдруг стало так страшно, что я пошатнулся, подумав, предположив… Нет! Чушь, и нечего себя пугать, я не мог …не мог я выпить предназначенный Дастарьяну яд. Или мог? Холодная испарина выступила у меня на лбу, горло саднило и мучительно хотелось пить. Внутри меня разгорался пожар, внутренности скрутило в тугой узел. Да что же это со мной происходит?!
Ближе к вечеру прибыл посыльный, привёзший весточку с Гастской границы. Всё там у них образумилось: с хворью справились, порядок навели, виноватых в беспечности и лености наказали. На мой прямой вопрос о самочувствии канцлера, гонец только плечами пожал, мол, что ему сделается? Но послушно доложил, что его светлость ненаследный князь Дастарьян пребывает в добром здравии, и собирался в ближайшее время вернуться в столицу, но его в Видиче дела задержали.
Я тут же отправил другого гонца с приказом канцлеру и травнице Серафиме поторопиться с возвращением в Райт.
Всю следующую неделю я места себе не находил от снедающей меня тревоги и всё усиливающейся слабости, потерял аппетит, не выходил из своих покоев, часто проваливался в не приносящий отдохновения сон, не мог подолгу ни на чём сосредоточиться. Я всё ещё отказывался верить в напрашивающуюся причину моего нынешнего состояния. Хоть и сомневаться в том с каждым днём становилось всё сложнее. К моменту появления в моей спальне Серафимы я с трудом воспринимал происходящее, а в моменты редких просветлений прощался с жизнью, уже не надеясь подняться с постели.
– Выпей, – велела травница, поднося к моим обмётанным язвочками губам какое-то отвратительно пахнущее зелье. – Пей, не кривись, полегчает.
Закашлявшись я чуть не расплескал её вонючее пойло, но она удержала его и, не позволив мне отвернуться, твёрдой рукой влила лекарство мне в рот.
– Спи, – голос Серафимы едва коснулся моего меркнущего сознания. Я погрузился в целительный сон, и когда проснулся, чувствовал себя вполне отдохнувшим и даже бодрым.
– Что со мной было?
– Да, вот твои лекари, – Серафима указала на стоящих рядом с моей постелью княжеских целителей, – считают, что порча или яд, как сам думаешь, князь?
– Яд? – зацепился я за испугавшее меня слово.
– Вот и я думаю, кто бы посмел и кто бы смог? Княжеские дегустаторы все живы. Не сам же ты себя отравил, князюшка?
– Все вон, – потребовал я, садясь на постели. – Серафима, прошу, останься.
Холодная насмешка в глазах травницы меня бесила и пугала. Не любит она меня. Давно знаю. Как и то, что никогда не стану с ней воевать, себе дороже выйдет. Мой отец, на что властным, нетерпящим своеволия правителем был, а и он признавал за Серафимой право поступать, как ей заблагорассудится. И никогда травнице ничего не приказывал. А просить о помощи не раз просил.
И я сейчас о помощи молить стану. Может сжалится? Серафима больным никогда не отказывает.
– Ну что, князь, догадался, что с тобой приключилось?
Пытливый осуждающий взгляд впился в меня, выворачивая душу наизнанку.
Я кивнул.
– Сок цикуты? – усмехнулась травница. – Не ошибаюсь?
– Он, – выдохнул я. – Поможешь?
– А зачем пил? Неужто жизнь весёлая княжеская так опостылела? У сока цикуты нет противоядия. Не знал?
– Знал. Не понимаю, как так вышло. Не собирался я его пить.
– Говоришь, что пить не хотел? А кого тогда этой смертоносной дрянью решил попотчевать?
Я опустил глаза. Угроза в голосе Серафимы была настолько явной, что мне с трудом удалось справиться с паникой.
– Да, я…случайно вышло. Сам не знал, что отравился, не сразу понял, что со мной. До последнего сомневался. Если бы не ты…
– Не юли! – потребовала травница, разглядывая меня как мерзкую букашку. – Будешь лгать, уйду.
– Нет, ты не можешь меня бросить. Ты должна мне помочь. Отец говорил, ты всё можешь, даже смерть тебе подвластна.
– Князь Рдын ошибался. Иногда и я бываю бессильна. Он сам – тому пример. Вот и в твоём случае, не меня ты о помощи просить должен. Я дам тебе время всё осмыслить, и не более. Выпей, – Серафима снова протянула мне тот ужасный на вкус и запах напиток. И когда я безропотно его выпил, сказала, – У тебя есть трое суток. Я пока останусь во дворце. Думай, Льен. Решай.
За что мне это? Отец! Ты, ты во всём виноват. Ты и твой бастард, которого ты притащил во дворец, из которого воспитал правителя. Дастарьян, предатель, отобрал у меня всё.
А моя жена? Зачем ты, отец, связал меня с ней? Кто тебя надоумил женить сына и наследника на ведьме? За что же ты меня так ненавидел? Мать мою жизни лишил, а теперь и меня.
Ненавижу! Как же я вас всех ненавижу.
Вспышка злости иссушила меня. Перед глазами всё поплыло, и реальность растворилась в радужном тумане. С трудом поднявшись с постели, я выпил оставленный Серафимой на столе отвар. Это было не то мерзкое пойло, которым она привела меня в чувство. Просто какой-то пряный травяной отвар, довольно приятный на вкус.
Стало немного легче. Я опустился в стоящее у окна кресло и, прикрыв слезящиеся от света глаза, задумался, взвешивая свои шансы выжить. Что-то ведь можно ещё сделать, иначе травница не стала бы со мной возиться. И почему она не позволила мне умереть? Я ведь уже почти ушёл в небытие. Зачем Серафима вмешалась? Для её драгоценного внучка и моей жены-ведьмы разве не желанна моя смерть?
Что-то я в сложившемся раскладе не понимаю. Мой уход за грань бытия всем развязал бы руки. Особенно теперь. Я же сам объявил о том, что моя супруга в тягости. Самое малое, Дастарьян станет регентом при новорожденном ребёнке. Он женится на моей вдове. А если княгиня родит не сына, а дочь, преспокойно станет править Радежем уже от своего имени. И будет в своём праве. Князь Рдын ведь Даста усыновил. Никто не посмеет роптать. Да и уважают братца и знать, и армия. Князю Дастарьяну есть на кого опереться.
