Текст книги "День рождения мертвецов"
Автор книги: Стюарт Макбрайд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
11
Коридоры под каслхиллской больницей тянулись на многие мили – запутанный лабиринт в линиях труб и электрических кабелей. Пахло сыростью, дезинфекцией и еще чем-то цветочным и приторным. Когда я был маленький, папаша Джейн Моир работал ремонтным рабочим в городской службе, так вот он клялся и божился, что эти туннели идут до самой реки, чтобы студенты-медики могли покупать у черных копателей трупы и потом их препарировать. Правда, лет через восемь его посадили за заигрывание с девочками-скаутами, и больше его россказням я уже не верил.
– Здесь жутковато. А что будет, если мы потеряемся и вот так и будем бродить по этим коридорам в темноте, день за днем? – Доктор Макдональд подошла совсем близко, с каждым шагом почти натыкаясь на меня. Прямо прилипла.
Над нами гудела больница, отдаленные глухие удары и клацанье эхом отскакивали от бетонных стен.
Взяла меня под руку:
– Навечно затерянные в темноте…
Коридор впереди разделился надвое. Направо черная линия исчезала под выкрашенными в темно-зеленый цвет дверями с табличкой «МОРГ», металлические защитные пластины ободраны и помяты от постоянного проезда между ними мертвых. Но доктор Макдональд смотрела в другую сторону.
Она еще крепче схватила меня за руку.
Шедший налево коридор терялся в пятнистом полумраке – половина лампочек была разбита, а остальные так и застряли на процессе разогрева, оставшись в состоянии вечного мигания.
В одном из темных пятен, метрах в пяти от нас, кто-то стоял. Приторный цветочный запах освежителя воздуха стал еще сильнее.
Стоявший смотрел на нас, и в темноте блестели его глаза Широкие плечи, сгорбленная спина, тележка на колесиках… Внезапно над фигурой зажужжала лампа, и вспыхнул свет. Это была женщина – в сером комбинезоне и мерзких грязных кроссовках. Лицо как кусок мяса, глубокие морщины вокруг рта и глаз. Тележка была вроде тех, с которыми ходят стюардессы, только вместо коробки для еды на ней стояла большая металлическая клетка. Внутри шевелилось что-то мохнатое – острые носы и длинные розовые хвосты. Крысы. На дне тележки валялись ловушки и большой мешок с надписью «ПРИМАНКА».
Снова жужжание, и свет погас.
Откуда-то из глубины коридора за нами послышалось пение. Мужской голос, громче и громче, под – скрип-скрип-скрип – аккомпанемент скрипучих вихляющихся колес:
Оууу, детка, поклянись, что ты любишь меня,
Та-да-дааа, оууу-оу,
И чего-то там… ла-ла-ла… точно…
Женщина-крысолов стояла не двигаясь.
Детка, давай не будем ссориться, та-да-дааа, этой ночью…
А просто займемся, займемся, займемся… этим…
Пение смолкло.
– А-а, вот вы где.
Я повернулся. Это был Альф: волосы собраны в конский хвост, лоб блестит в мигающем свете лампы, бородка аккуратно подстрижена, светло-голубые куртка и брюки – прикид врачей из хирургического отделения. Тащит за собой скрипящую больничную каталку, ее пассажир покрыт белой пластиковой простыней.
Вынул из уха наушник и улыбнулся:
– Хотел уже послать за вами поисковую группу, ребята. Вы же знаете, что происходит с профессором, если он не может начать ровно в девять. Можете придержать для нас дверь? – Альф кивнул в сторону морга. – Нынешние каталки раскачиваются, как тележки из супермаркета.
Когда я повернулся обратно, женщины-крысолова на месте уже не было.
– Перелом большой и малой берцовой костей – костный нарост примерно восьмилетней давности… – Профессор Мервин Твининг, по прозвищу Тибой,[58]58
Мальчик на побегушках (англ.), слэнг.
[Закрыть] провел пальцем затянутой в перчатку руки по запятнанной кости. Длинные мягкие волосы спадают на лоб, квадратная челюсть, ямочка на подбородке и маленькие очки в металлической оправе делали его похожим на актера массовки из костюмированной шпионской драмы.
Скелет, лежавший перед ним на секционном столе, был отчищен от грязи и ила, но все еще имел красновато-коричневый оттенок остывшего чая. Голова была положена на свое место.
– Лорен Берджес в возрасте пяти лет упала с велосипеда, проходила лечение по поводу сломанной левой ноги. – Альф оторвался от пачки заметок, которую держал в руках. Из-под воротника медицинской куртки свисали наушники.
Касл-хиллский морг представлял собой воплощение викторианского уродства. Пол был покрыт треснувшей кафельной плиткой черного цвета, цементный раствор в швах стал темно-серым от хлорки, формальдегида и дезинфектантов. Дренажные каналы вели к решеткам из проволочной сетки, а оттуда в канализационные трубы. Стены, по всей видимости, когда-то были белого цвета, но со временем облицовочная плитка приобрела оттенок грязной слоновой кости. Резкий свет потолочных светильников отражался от стены с морозильными камерами и секционных столов.
Столов было три – с бортиками высотой с дюйм, водостоком, водопроводным краном, шлангом и набором костей кроваво-красного цвета.
По стенам были парами развешаны лекционные плакаты. На одних были прикреплены копии поздравительных открыток жертвы, на других – всевозможная медицинская информация, рентгеновские снимки и записи зубных формул.
Еще было холодно, почти так же холодно, как на улице. Нос у доктора Макдональд был розовый, вязаная шерстяная шапка натянута на уши, дафлкот застегнут до самого подбородка. Она стояла сгорбившись, засунув руки в карманы.
– Разве мы не должны были надеть маски, защитные очки и все остальное?
Профессор Твининг оторвал взгляд от останков:
– Боюсь, в этом нет столь уж большой необходимости – здесь нет ни мягких тканей, ни ДНК. Просто кости. Ребята-почвоведы все отчистили, так что мы вряд ли сможем что-нибудь загрязнить. Альф, передайте, пожалуйста, соответствующий рентгеновский снимок… Спасибо.
Твининг рассматривал скелет Лорен Берджес, сравнивая повреждения с медицинскими записями и фотографиями на поздравительных открытках. Опознавал ее.
Три набора костей на трех секционных столах. Пройдет совсем немного времени, и будут обнаружены остальные жертвы. Только вдобавок к ним найдут еще одну – Ребекку, останки которой тоже будут лежать на холодном металлическом столе. Моя маленькая девочка, уменьшенная до кучки покрытых грязью костей. Выщербленных и изрезанных в тех местах, где он вонзал в нее нож и ломал их…
Воздух морга был словно холодная патока, застрявшая у меня в горле.
Я сунул руки в карманы. Стиснул зубы.
Никто не знал, что еще было время, чтобы поймать ублюдка.
Так почему же я не мог дышать?
Думай о чем-нибудь другом. О кем угодно. О чем угодно, только не о Ребекке.
Деньги. Думай о деньгах. О том, как облажался – полностью и напрочь.
Так будет лучше…
О’кей, не получилось у меня выдавить деньжат до начала вскрытия, но времени еще было вполне достаточно, не правда ли? Быстро смотаюсь, пока будут изучать остальные скелеты. Куча времени.
Да, куча времени…
– …на левой плечевой кости явно выраженная медианная трещина и периостальная гематома, антериальный…
Черта с два я когда-нибудь смогу найти эти деньги. Объявлюсь в Вестинге с пригоршней жалких пятерок, и головорезы миссис Керриган отправят меня домой в кресле-каталке.
– …открытый перелом правой лучевой и локтевой костей, семь сантиметров от лучезапястного сустава…
Нет. Лучше вообще не мелькать. Если не буду высовываться – пока паром не отчалит от Абердина сегодня в семь вечера, – со мной все будет в порядке.
– …бороздчатые шрамы на четвертом и пятом ребрах, указывающие на серрейторное лезвие…[59]59
Серрейторное лезвие (от англ. serrated, зазубренный) – тип заточки ножа с волнистой или пилообразной формой режущей кромки.
[Закрыть]
Ну, может быть, не все в порядке, но какое-то время я выиграю.
А это все так и останется дожидаться моего возвращения.
Стрелки настенных часов в морге, кликнув, встали на одиннадцать тридцать – два с половиной часа наблюдения за тем, как профессор Твининг разбирается с костями замученных девочек.
– …и один чай с молоком, без сахара. – Альф протянул мне кружку с отпечатанной на боку надписью «САМЫЙ ЛУЧШИЙ ПРОКТОЛОГ В МИРЕ!».
– Спасибо.
Одно можно сказать о лаборантах-патологоанатомах – чай заваривать они умеют.
Твининг потянулся, сцепив замком руки, как будто собирался взломать сейф:
– Итак, теперь, я полагаю, мы можем утверждать, что останки принадлежат Лорен Берджес.
Я оперся спиной на рабочий стол:
– Это заняло всего-то два с половиной часа. Доктор Макдональд сделала это за тридцать пять секунд.
Ее щеки зарозовели.
– Положение головы неким образом это объяснило. Но могут быть еще жертвы, которые он обезглавил, и мы о них еще ничего не знаем. У нас нет полного набора поздравительных открыток, и на большинстве из них нет момента их смерти… – Она откашлялась и шаркнула ногами. – Это было нечто вроде основанной на фактах догадки.
Твининг пригладил свои мягкие волосы:
– К сожалению, мое опознание я должен производить таким образом, чтобы его не смогли опровергнуть в суде. – Он указал чайной чашкой на пару плакатов с информацией о Лорен Берджес, а потом на предпоследнюю поздравительную открытку. – К тому моменту, когда была сделана эта фотография, она почти точно была мертва. Трудно говорить об этом, не имея внутренних органов для анализа, но, судя по фотографиям, я бы сказал, что смерть наступила из-за сердечной недостаточности, вызванной потерей крови и шоком.
Может быть, ей действительно повезло и она была мертва в то время, когда он вскрывал ее и вытаскивал наружу внутренности. Может быть, и Ребекке тоже повезло…
В самой глубине горла снова появилось чувство жжения.
Твининг постучал пальцем по первой открытке:
– Судя по размеру и разнице в цвете ран на этой фотографии и на той, где она уже убита, я бы сказал, что Лорен пытали в течение шести или семи часов. Девяти – самое большее.
– Она пропала за четыре дня до своего дня рождения, – сказала доктор Макдональд и посмотрела на меня.
– Да… – Твининг, прищурившись, снова взглянул на первую открытку. – Это вполне соответствует ее внешности на этой фотографии. Как будто эта одежда пару дней на ней была.
Восемь или девять часов крика под кляпом из упаковочной ленты, пока он вырезал разные слова на коже Ребекки, жег ее голову отбеливателем и вырывал зубы плоскогубцами…
Я поставил чай на стол и постарался, чтобы мой голос не звучал слишком громко.
– Таким образом… – Еще раз. – Таким образом, он не убивал их до тех пор, пока не наступал день рождения. Он похищал их, привязывал к стулу и оставлял сидеть на нем до тех пор, пока не наступало время. Ждал.
Доктор Макдональд подошла к секционному столу с его набором красно-коричневых костей:
– Можно мне взять череп Лорен?
Твининг пожал плечами:
– Не вижу причины, почему вы не можете это сделать. Главное – не уроните.
Я вышел в коридор, и двери морга за мной захлопнулись.
– С вами все в порядке? – Доктор Макдональд шмыгнула носом и потерла рукой глаза. Потом проделала то же самое с блестящими полосками под носом.
– Захотелось глотнуть свежего воздуха.
В подземном коридоре, в самой утробе этой больницы.
Она отвернулась, чтобы я не мог увидеть ее лица.
– Наверное, у меня аллергия на формальдегид или еще на что-нибудь, – сказала она, хлюпая носом.
Да. Точно аллергия.
– Мы делаем перерыв на ланч. Еда здесь довольно мерзкая, но для старшего персонала есть специальная столовая. Твининг обещал провести нас туда.
– Отлично.
– Это у вас первое вскрытие, не так ли?
Я повернулся, чтобы посмотреть на нее… И замер. Метрах в десяти, в тени отсутствующей потолочной лампы, мерцали чьи-то глаза. Крысолов вернулась. Она просто стояла там и смотрела на доктора Макдональд.
– Бедная Лорен… Он заставляет сидеть и ждать, пока не наступит день рождения. Целых три дня она сидит, привязанная к стулу, и ждет, когда начнется боль. Вы можете представить, как она одинока и испуганна, и ей всего двенадцать лет… – Снова шмыгнула носом. – Ну, тринадцать… в конце.
Конечно, я мог это представить. Каждый чертов день.
Крысолов была как статуя. Стояла. Смотрела. Пристально. Не двигаясь. Я сделал пару шагов в ее сторону, добавил в голос немного хрипоты:
– Какого хрена ты пялишься?
Доктор Макдональд вздрогнула и обернулась, чтобы посмотреть, на кого я кричу.
Крысолов даже не вздрогнула.
– А ну давай пошла вон отсюда!
Ничего.
Потом наконец она повернулась и пошла прочь – не спеша, – и ее тележка скрипела и стонала в темноте. Внезапная вспышка света, когда она прошла под работающей лампой, – и седеющие волосы засияли вокруг ее головы неряшливым ореолом. Потом она ушла.
– Чокнутая. – Я положил руку на плечо доктору Макдональд. – Вы точно в порядке?
Слабый кивок.
– Извините. – Снова вытерла глаза. – Как-то глупо все.
– Чтобы не опоздать на паром, нам нужно выйти отсюда примерно… через полчаса. В пять часов, самое позднее.
– Ну, в смысле, мне приходилось бывать на вскрытии раньше, но всегда это было одно и то же – я проводила время, проникаясь чувствами убийц… Должна была стоять и притворяться, что я – это он, и представлять, как все это было и как хорошо себя чувствуешь, совершая эти ужасные вещи. – Она снова шмыгнула носом. – А потом все кончается, и помочь уже нельзя… – И уставилась на пол.
– Вам не нужно быть здесь до конца. Возвращайтесь домой к тете, расслабьтесь. Откройте бутылку вина. Я заеду за вами, когда мы здесь все закончим.
Доктор Макдональд покачала головой, и вокруг опухшего лица закачались темно-каштановые волосы.
– Я их не брошу.
– Насколько мы можем это утверждать. – Я сидел, откинувшись на спинку скрипучего пластикового стула.
Изображение Дики кивнуло головой на экране ноутбука.
– Согласен. Завтра мы здесь упаковываемся, так что в городе мы будем где-то в середине дня.
Детектив-старший инспектор Вебер побарабанил пальцами по рабочему столу:
– Вы вот так вот собираетесь прийти и забрать у меня мое расследование?
Кабинет Вебера размещался в одной из самых лучших комнат здания – в самом углу, с большими окнами, выходившими на заколоченный кинотеатр напротив.
Ноутбук доктора Макдональд притулился на рабочем столе Вебера, там, где все могли видеть экран, а веб-камера могла видеть нас. Правда, сама доктор Макдональд задумчиво смотрела в окно, одной рукой обхватив себя за грудь, а другой играя с волосами.
Дики вздохнул:
– Только тупить не надо, вы прекрасно таете, как это работает. Это я кашу расхлебываю за все, что делает Мальчик-день-рождения. Хочу я этого, или нет. – Нахмурился: – Я уже рассказывал вам про мою язву?
– Плевать я хотел на вашу язву, у меня…
– А что, если мы вот так сделаем – у нас что-то получится, и вы сидите рядом со мной на пресс-конференции. Мы оба делаем заявление, вы получаете половину всех похвал, двенадцатилетние девочки продолжают расти, и никакой больной ублюдок больше не пытает их до смерти, а я выхожу на пенсию, оставляя позади себя все это дерьмо.
Вебер снял очки и протер их носовым платком:
– Ну что ж, в интересах межведомственного сотрудничества, так сказать… Я полагаю, что мы пришли к некоему рабочему взаимопониманию.
Дики даже не попытался улыбнуться:
– Доктор Макдональд? – Хмурый взгляд. – Доктор Макдональд, вам есть что добавить? Эй… Кто-нибудь, дайте ей хорошего тычка, ради всего святого.
Я дал, она подпрыгнула:
– Аа-ах. За что?
– Детектив-старший суперинтендант Дики хочет знать, хотите ли вы что-нибудь добавить?
– О-о, конечно, вот что… – Она дернула стул вперед, ближе к ноутбуку. – Родители Хелен Макмиллан говорили что-нибудь о том, у кого она брала книги?
На маленьком экране Дики открыл, а потом снова закрыл рот.
– Книги? – Он нахмурился.
– Они говорили, где она их взяла? В смысле, может быть, у нее был богатый родственник, который их коллекционировал, а потом умер и оставил книги Хелен, или что-нибудь вроде этого?
О’кей, лучше начать с того, что у доктора Макдональд с самого начала не все было в порядке с головой, а от вчерашнего удара у нее там явно что-то свихнулось.
– Книги? – Вебер откинулся на спинку стула. – Это что, на самом деле имеет какое-то отношение…
– Там еще дежурит тот офицер по связям с семьей? Если он там дежурит, пусть проверит книги у Хелен в комнате. Те, которые на полке.
– Доктор Макдональд… – Вид у Вебера стал еще более хмурым. – Элис, я знаю, что для вас все это было сильным стрессом, а работаете вы великолепно, но, может быть, мы найдем кого-нибудь более подходящего…
– Нет, я что хотела сказать, в смысле, когда мы были в ее комнате, я помню, что я тогда подумала, что это очень странная коллекция для двенадцатилетней девочки. Мне кажется, что это были первые издания. – Она повернулась ко мне: – Точно они там были, не правда ли, вы тоже посмотрели на них и…
– Понятия не имею. Это были просто книги, – сказал я и взглянул на Вебера.
– Подписанные первые экземпляры. Вы хотя бы представляете, сколько они стоят? Тайная Комната[60]60
«Гарри Поттер и Тайная Комната», вторая книга Джоан Роулинг из серии книг о Гарри Поттере.
[Закрыть] – около полутора тысяч, Узник Азкабана[61]61
«Гарри Поттер и Узник Азкабана», третья книга Джоан Роулинг из серии книг о Гарри Поттере.
[Закрыть] – от двух до трех тысяч, в зависимости от версии, и одному Богу известно, сколько стоит Лев, Колдунья и Платяной Шкаф[62]62
The Lion, the Witch and the Wardrobe (англ., 1950 г.) – первая книга серии «Хроники Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса,
[Закрыть] или Диккенс.
Лицо Дики стало угрожающе пурпурного цвета, наверное, из-за экрана.
– А-а… Я понял.
Доктор Макдональд снова обняла себя одной рукой, пальцами другой руки закручивая в волосах маленькие тугие колечки:
– Что могла делать двенадцатилетняя девочка с книгами ценой в двадцать, а то и тридцать тысяч фунтов?
12
– Если сейчас не выедем – мы опоздаем. Что если мы не приедем туда вовремя и не успеем на паром? Что мы тогда будем делать? Ведь вы сказали, что нам нужно выехать в половине пятого!
Я вытащил из папки очередной отчет:
– Ваши стоны по этому поводу процесса не ускорят. Почитайте журнал или что-нибудь еще.
Комната была забита дюжиной рабочих столов и кипами документов. Розоватого цвета стены, плитки напольного покрытия на краях загибаются вверх и покрыты подозрительными пятнами, лотки для входящей и исходящей документации, забитые до отказа. В спертом воздухе неприятный запах человеческого пота. Прогнувшиеся квадраты потолочных панелей заляпаны кусками упаковочной ленты поносно-коричневого цвета.
Несколько офицеров в форме сгрудились в дальнем углу, рядом с электрическим чайником и холодильником – забивают информацию в древние компьютеры бежевого цвета. Все остальные в гражданском.
Рядом с ними, заложив руки за спину, мотается детектив-сержант Смит. Изображает генерала.
– Это просто никуда не годится! – Повернулся к громадной демонстрационной доске, протянувшейся во всю длину комнаты, в которой располагался криминальный отдел. – Вам что, ребята, на самом деле нужно объяснять, насколько важны в расследовании первые двадцать четыре часа?
Как будто мы первый раз имели дело с местом свалки трупов.
Доктор Макдональд покопалась в своей сумке:
– Я что хочу сказать… сейчас почти половина пятого, а что, если мы опоздаем на паром и нам придется остаться в Абердине и что, если мы не сможем устроиться в гостиницу, потому что мы ее заранее не заказывали? Вот у меня, например, есть подруга, которая тоже вот так вот поздно выехала, и ей пришлось спать в машине, а я не хочу спать в машине – что, если туда кто-нибудь заберется?
Детектив-сержант Смит вытащил из кармана маркер и нацарапал что-то на демонстрационной доске. Полосы черной изоляционной ленты делили ее поверхность на колонки, озаглавленные «ИЗВЛЕЧЕНИЕ ТЕЛА», «ВИКТИМОЛОГИЯ», «МЕСТО СОВЕРШ. ПРЕСТУПЛЕНИЯ» и «ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ИНДИКАТОРЫ». Под ними шла маркированная информация. Новичок еще, карьеру делает. Учит провинциальных тупиц, как работает полиция Грэмпиана.
Постучал маркером по демонстрационной доске:
– Вопрос, который вы должны все время себе задавать: «Где их держали до того, как похоронить?»
Да неужели.
Рона оторвалась от компьютера и заметила меня. Оскалилась, кивнула головой на детектива-сержанта Смита, произнесла беззвучно «задрот», сделав соответствующий жест рукой. Потом встала и, пройдя мимо нескольких рабочих столов, подошла к моему.
– Что за придурок. – Тихо так сказала. – Командует нами, как будто он подарок божий, мать его.
Присела на край стола, настолько близко, что доктору Макдональд пришлось отодвинуть свой стул сантиметров на двадцать.
– Тут из Тэйсайда сообщили, шеф, книги из спальни Хелен Макмиллан сплошь первые подписанные экземпляры. Ее папаша, как только узнал, что они чего-то стоят, сразу полез в Интернет и выяснил. Те, которые постарее – так, более-менее, но все вместе тянет на тридцать две тысячи фунтов.
– Тридцать две?..
– Да, представьте себе, – глаза Роны расширились, – стоят себе у ребенка на книжной полке.
Если бы она жила в Олдкасле, а не в Данди, кто-нибудь из криминального отдела уже давно бы все это спер. Вроде меня. С тридцатью двумя тысячами от целой кучи дерьма можно избавиться.
Доктор Макдональд расстегнула ремень безопасности:
– Мы опоздаем…
– Не опоздаем, если вы поторопитесь.
Дом на Флетчер-роуд стоял в полутьме. Поднялся ветер, и старые дубы стонали, царапая облака своими костлявыми пальцами. Мерцали китайские фонарики. Без четверти пять. Куча времени.
Она натянула на голову шерстяную шапку, вылезла из машины и пошла по гравийной дорожке, развевались полы ее дафлкота.
Я подождал, когда она войдет внутрь, потом достал мобильный телефон и снова включил его. Он пикнул и зачирикал: текстовые сообщения, пропущенные звонки, почтовый ящик – и все от миссис Керриган. Ей очень хотелось знать, почему я не появился вовремя с тремя тысячами, чтобы спасти свои коленные чашечки.
А с книгами за тридцать две тысячи я бы смог выкарабкаться…
Твою мать!
Полистал список контактов в поисках номера Генри Форрестера.
Тридцать две тысячи. И что это должен быть за человек, который украдет книги у мертвой девчонки?
Нашел номер, нажал кнопку и откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к гудкам.
Он ведь не собирается пропустить мой звонок, не так ли?
Так же верно, как и то, что я не собираюсь потерять свои ноги.
Щелк.
– Простите, что я не ответил на ваш звонок. А если хотите оставить сообщение… это ваше дело.
– Генри? Это Эш, Эш Хендерсон. Слушай, хочу тебе сказать, что завтра буду в Шетлэнде. Может быть, встретимся, выпьем по стаканчику или еще что-нибудь. Давно не виделись… – Закончил разговор.
Доктор Макдональд вынесла громадный красный чемодан и потащила его по гравию. Ее тетка шла за ней с двумя чемоданами поменьше. Я вышел и открыл багажник.
– Вы уверены, что у нас достаточно времени?
– Я вернусь через минуту. – Остановил «рено» рядом с бордюром и выключил мотор. – Все будет в порядке.
Она поковыряла приборную доску, потом сквозь ветровое стекло посмотрела на Кингсмит во всем его сером, приземистом, окраинно-микрорайонном великолепии. Придурок из четырнадцатого номера спустил с цепи немецкую овчарку побегать по улицам. Видно было, как у псины из-под шерсти проступали ребра, когда она остановилась под фонарем, чтобы сожрать какую-то дрянь из сточной канавы.
Доктор Макдональд облизала губы:
– Мне ведь не надо заходить, правда? Я не очень хорошо себя чувствую в…
– Незнакомых замкнутых пространствах – я помню. Оставайтесь здесь. Заприте двери, если хотите. – И выбрался в холод.
Едва я захлопнул за собой дверь, как она перегнулась через кресло и нажала на кнопку замка Потом сделала то же самое на своей стороне.
Овчарка подняла голову от сточной канавы и зарычала.
Я уставился на нее:
– Пошла на хрен.
Она затихла, прижала уши и, крадучись, исчезла в темноте.
Палисадник перед домом представлял собой вымощенный дорожной плиткой прямоугольник, огражденный по сторонам бетонным забором по колено высотой. Из стыков торчала пожелтевшая трава. По дороге к дому еще раз взглянул на часы – без пяти пять. Пятнадцать минут на сборы, час-полтора до Абердина – в зависимости от того, как будет загружена дорога…
Время поджимало. Паром отчалит ровно в семь, находитесь вы на нем или нет.
Я зашел, включил свет, захлопнул за собой дверь и только после этого заглянул в гостиную. На этот раз никаких признаков Паркера. Может, этот бестолковый ублюдок наконец свалил и нашел работу?
Неужели мне так повезло?
Наверх.
Чемодан на колесиках лежал на платяном шкафу. Я снял его, бросил внутрь несколько пар носков, несколько трусов, набор для мытья из ванной, пару джинсов из стоики в углу, все эти напроксены, диклофенаки и трамадолы из прикроватной тумбочки и покрытую пылью книгу в мягкой обложке с подоконника.
Что-нибудь еще? Так, Шетлэнд в ноябре – джемпер. Где-то здесь лежало это убожество крупной вязки. Мать Мишель подарила мне ею на Рождество.
В комоде нет. Куда, черт возьми, я мог его…
Позади меня скрип половиц. Я замер.
– Вроде собрался куда-то? – Мужской голос, низкий, доносился с маленькой лестничной площадки наверху.
Я застегнул молнию на чемодане, закрывая все, что было внутри:
– Мама не научила стучать, когда входишь?
– Да просто мне кажется, что кое-кто собирается ноги делать.
Я повернулся, не делая резких движений, стараясь, чтобы были видны мои руки:
– У тебя имя есть?
Мужчина на лестничной площадке улыбнулся, обнажив в оскале желтые зубы. Лицо у него было какое-то кривое, угловатое, все в шишках и слегка перекошенное. А еще оно было покрыто оспинами и шрамами. И еще он был очень здоровый.
– Можешь называть меня Мистер Боль.
Серьезно? Мистер Боль?
Уголки моего рта дернулись, но я взял их под контроль.
– Тогда скажите мне, Мистер Боль, этот визит дружественный или недружественный?
Он вынул руку из-за спины. В ней он держал металлическую трубу футов двух длиной, на конце которой под разными углами были приварены болты и гайки. Современный эквивалент того, что можно соорудить из пары гвоздей и бейсбольной биты, что-то вроде сантехнического пернача.[63]63
Пернач – холодное оружие ударно-раздробляющего действия, разновидность булавы.
[Закрыть]
Явно, визит был недружественный.
– Так ты у нас плохой мальчик, да? Просрочил платеж.
– Зря время теряешь. – Я слегка наклонился, перенося вес тела и передвигаясь ближе к кровати. – Мне нужно время, чтобы деньги собрать.
– А вот это не моя проблема, правда ведь? – В воздухе, вибрируя колючками, мелькнула труба.
Я упал на колено и опрокинулся на бок. Что-то задело мое левое плечо, и лампа, стоявшая на тумбочке, взорвалась керамической шрапнелью. Я выбросил вперед ногу, но Мистера Боль на прежнем месте не оказалось.
Я упал на кровать и перекатился по ней, а булава лупила по матрасу, и пружины пели от ударов. Упал на пол с другой стороны, посмотрел вверх.
Труба неслась к моему лицу.
Я дернулся, врезавшись головой в стену, и пернач пролетел мимо. Его перья рассекли воздух меньше чем в дюйме от моего носа.
Господи, этот ублюдок был очень быстрый.
Теперь удар наотмашь. Из подоконника полетели щепки – пернач прорубил дерево и врезался в штукатурку как раз в том самом месте, где должна была находиться моя голова, если бы я не отшатнулся в сторону.
Быстрый и сильный.
Еще один удар, и коллекция книг в бумажных обложках разлетелась в разные стороны – бумажные крылья трепетали, опускаясь по спирали на пол.
Я нырнул влево и, схватив охапку одежды из кучи грязного белья в углу, швырнул ее в Мистера Боль. Носки, трусы, футболки – не самое смертельное оружие, но если бы они отвлекли ублюдка хотя бы на пару секунд…
Футболка зацепилась за оперенье – ткань затрещала, как огонь, – и чертова хреновина врезалась в раму кровати.
Я, как спринтер, вскочил на ноги и бросился вперед, целясь прямо ему в живот. Мне удалось опрокинуть его в платяной шкаф. На этой дистанции труба бесполезна. Ха, уже не так круто, как кажется? Одно дело – на расстоянии вытянутой руки. Тут ублюдок без проблем может мне голову продырявить. А если ближе? Совсем другой разговор.
В этом случае опыт победил тупую силу.
Я схватил Мистера Боль за горло и снова врезался вместе с ним в хрустнувшую древесно-волокнистую плиту. Он вонял чесноком и луком, изо рта несло кислым дерьмом. Левым кулаком – апперкот в ребра, туда же плечом, со всего маху, не обращая внимания на резкий, словно разбитое стекло, вопль моих разбухших костяшек. Один, два, три раза. Удовлетворяюще-пьянящее чувство от хруста ломающихся ребер. Если повезет, острый конец ребра пробьет этому ублюдку легкое.
Мне в ребро врезалось колено – целился по яйцам, скорее всего, но для меня это был не первый кулачный бой.
Мистер Боль дернул головой назад, потом вперед. Вот дерьмо. Я уткнулся подбородком в грудь, и глухой удар завибрировал по всему черепу, в ушах зазвенело. Ковер закачался подо мной, как палуба корабля.
Я отпустил его горло и отступил на пару шагов.
Из расплющенного месива, которое когда-то было носом Мистера Боль, пузырилась кровь, маленькие красные капли слетали с распухших губ.
– Сука! – Пернач взметнулся для очередного удара.
Да из чего он сделан, черт бы его побрал?
Да пошло оно все. Я повернулся и побежал, схватив за ручку чемодан на колесиках. Вывалился из двери спальной, захлопнув за собой дверь.
Заскочил в ванную комнату. Оторвал у ванной переднюю панель, схватил коробку с пистолетом… А дальше что? Он не заряжен, и патроны в другой коробке. Может быть, он еще и разобран, в довершение ко всему я вроде собирался его почистить? Точно – разобран. На полдюжины частей, и каждая в отдельном пластиковом мешочке – наверное, чтобы сохранить особую свежесть.
Твою мать!
Ладно, думай, думай, думай, думай!
БАМ! Зазубренный конец трубы прорубил дверь спальной – куски ДВП и картонной изоляции разлетелись по маленькой лестнице. Сраные муниципальные дома – экономят на стройматериалах…
Я схватил трубу чуть ниже перьев из болтов и гаек и резко дернул.
Что-то большое и неуклюжее ударилось о другую сторону двери. Петли не выдержали, вылетели из рамы, конструкция переломилась посредине и с шумом рухнула вниз вместе с ублюдком. Глаза навыкате. Кровь капает с подбородка. Руки хватаются за воздух… Так и вылетел.
И врезался прямо в меня, отбросив спиной на перила. Дерево прогнулось, хрустнуло и переломилось.
Мы покачались на краю, секунда свободного падения, потом – ШЛЕП. Ощущение – как будто взбесившаяся лошадь врезала копытом между лопаток. Воздух вылетел из моих легких вместе со стоном. А потом я покатился вниз по ступенькам, переплетясь руками и ногами с громадным вонючим ублюдком. Хрипя и изрыгая проклятия.
ХРЯСЬ.
Пол врезался в грудную клетку Как будто и без этого не было трудно дышать…
Господи, как больно.
Вставай. Вставай, пока он снова не начал махать этой чертовой трубой.
ВСТАВАЙ!
Я с хрипом всосал в себя воздух, закашлялся и встал на колени.
В прихожей полный разгром: ковер засыпан кусками двери и выбитыми балясинами, на свернувшихся кусках обоев следы крови.
Мистер Боль лежал на спине у входной двери, стонал, левая рука в области локтя была неестественным образом вывернута.
Выглядел он хреново.
Это хорошо.
Опираясь на стену, я встал, покачался на страдающем морской болезнью ковре, сделал пару вдохов. Шатаясь, подошел и врезал ему ногой по локтю.
Здоровяк не закричал. Он просто лежал с широко раскрытыми глазами, открывая и закрывая рот, потом схватил свою руку и прижал ее к груди:
– Аггггххххххххх…
Так ему и надо. Он мог…
