Текст книги "Прыжок в катастрофу. Тот день когда умерли все боги"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Марк

Марк Вестабул не считал гибель «Планера» – и амнионов на его борту – большой потерей. Корабль являлся простым артефактом, который временно использовался им для достижения определенных целей. Судно представляло интерес скорее своими технологиями, чем полетными или боевыми качествами. Его экипаж в основном составляли люди. Их ценность заключалась в том, что они служили амнионам и впоследствии могли стать материалом для исследований. Что касается амнионов на борту «Планера», то они были расходными единицами – обычным продуктом протеиновой массы, из которой выращивалась молодь. Их можно было заменить другими амнионами, с такими же наборами способностей и физиологических характеристик.

Не стоило жалеть и о Майлсе Тэвернере. Обладая ценным генофондом, он физически являлся почти идеальной трансформацией – более оптимальной, чем Марк Вестабул. Сознание-Уния добилось важных улучшений. Но психологически его мутация оказалась неудачной: он сохранил лишь несколько прошлых воспоминаний. Даже если бы амнион имел человеческую внешность, но говорил и действовал не по-людски, его чужеродность моментально бы определялась. Таким образом, он был бесполезным для борьбы против человечества.

Подобно своим сородичам, Марк Вестабул не тратил сил и эмоций на сожаления о гибели «Планера». Однако нападение этого корабля на «Затишье» требовало детальной оценки. Особенно со стороны Вестабула, так как именно он был наделен правом принятия решений на борту сторожевика. И он помнил многое из своей человеческой жизни – гораздо больше, чем другие мутанты-амнионы. Именно поэтому он считался нерасходной единицей – то есть незаменяемым.

Предательство Сорас Чатлейн полностью вписывалось в концепцию человечности. Ни один амнион не мог бы понять – и тем более повторить – такое действие. Даже Марк Вестабул с трудом улавливал его смысл. Размышления о причинах и следствиях этого события вызывали у него тошнотворное отвращение, которое могло иметь рибонуклеиновую основу. Тем не менее ему приходилось размышлять над ними. Этого требовала дилемма, возникшая после бегства «Трубы».

Хотя многие из его воспоминаний исчезли, он все еще помнил свои последние минуты на борту человеческого корабля «Сны наяву». Его память сохранила фрагменты пленения. Он помнил мстительную ярость Энгуса Термопайла, который отправил их команду в амнионский космос. Он помнил свое отчаяние…

Амнионы не имели таких понятий, как ужас, ярость и неистовство. Однако они обладали развитой концепцией настоятельности. Они ценили время и могли спешить. Их целеустремленность и самоотдача общему делу были не только полными, но и органическими. Тем не менее амнионы не могли постичь отчаяние. Они не имели генетической предрасположенности к подобным эмоциям. А Марк Вестабул имел. Он помнил и понимал человеческие чувства.

Это был ключ к разгадке людей. Несмотря на диктат интересов, Сорас Чатлейн предала «Затишье» из отчаяния. Сходным образом отчаяние вдохновило Термопайла продать амнионам своих сородичей – экипаж «Живых снов». Оно же двигало им и теперь, объясняя маневры «Трубы». Однако предательство «Планера» привело к губительным последствиям. Скаут улетел. Крейсер полиции принял сообщение, в котором говорилось о формуле антимутагена. Отчаяние всегда вызывало эффекты, воплощавшие в себе природу губительных действий.

«Труба» направилась к какой-то человеческой станции – возможно, даже к самой Земле. Кроме того, скаут мог примкнуть к своему защитнику – крейсеру полиции. И в том и в другом случае формула иммунного лекарства могла стать широко известной. Пока у амнионов не появится новое средство, превосходящее антимутаген, люди будут невосприимчивыми к мутациям.

Такая неуязвимость могла побудить их к войне – войне кораблей, оружия и технологий, в которой амнионов ожидало поражение. Даже если люди не осмелятся на нее, они будут предупреждены об амнионских исследованиях в области околосветовых скоростей. Имея развитые средства производства и склонность к механическим изобретениям, они могли создать оборонительное оружие, которое противостояло бы будущим сверхскоростным кораблям амнионов. И, хуже всего, они сами могли создать такие корабли.

Вполне понятно, что сообщения «Трубы» и акт вторжения «Затишья» вдохновят человечество на укрепление своей обороны. Однако самым тяжелым ударом была возможная потеря принудительно выращенного шаблона, названного Дэйвисом Хайлендом. На его основе амнионы могли бы создавать мутантов, способных говорить и действовать как люди. Это величайшее достижение позволило бы им в кратчайший срок осуществить свои цели. Оно привело бы к войне внедрений и мутаций – к войне, в которой человечество было бы обречено на поражение. Только успешный захват Дэйвиса мог компенсировать те возможные потери, которые грозила нанести «Труба».

Отчаяние Сорас Чатлейн и Энгуса Термопайла создало сложную дилемму. Амнионы не имели возможности оценить ее. К счастью, на борту «Затишья» решения принимал Марк Вестабул. После долгих размышлений – в состоянии болезненной тошноты – он сделал вывод, что на бегство «Трубы» им следовало ответить актом еще большего отчаяния.

За его принятием решений наблюдал весь корабль. Этот процесс сопровождался анализом событий, расчетами траекторий и сопутствующими комментариями. Атмосфера «Затишья» была насыщена феромонами, которые служили языком для амнионов. Марк Вестабул являлся соучастником нуклеотидного общения – он впитывал сладкие запахи и источал их из себя, наполняя густой аромат оттенками смысловых значений.

Однако он действительно был уникальным среди сородичей. Они осознавали эту особенность и ценили ее. Благодаря своим качествам он имел право принимать решения. Его выводы не обсуждались – они становились обязательными для всех. Это давало ему простор для действий.

Риск был велик. Если «Затишье» потерпит поражение, цена ошибки будет огромной. Марк Вестабул не мог уменьшить ее. Симбиотическое выращивание кристаллиновых передатчиков и курьерских дронов требовало огромных затрат времени и сил. Ему повезло, что сторожевик имел устройства связи, но о дроне он даже не мог мечтать. По этой причине Марк не мог предупредить свой вид об опасности. Тем не менее, восстановившись в нормальном пространстве вдали от системы Массива-5, «Затишье» определило курс на Землю и начало сплетать провал в подпространство.

Уорден

Уорден Диос находился в помещении командного центра. Его рабочее место окружали пульты техников и связистов. Почти полсотни человек прослушивали поступавшие сообщения и наблюдали за экранами навигационных и оборонительных комплексов. Диос полностью полагался на своих сотрудников и не стремился контролировать их действия. Вместо этого он пытался предугадать шаги амнионов.

Многие люди – особенно те, кто работал в командном центре – верили, что Уорден был наделен даром предвидения. Они не находили иного объяснения тому, что он всегда своевременно оказывался в нужном месте – особенно когда назревал какой-нибудь кризис. А как это еще назвать, если не предвидением будущего?

К сожалению, глава полиции не обладал таким божественным даром. И даже искусственное инфракрасное зрение не помогало ему заглядывать в анналы будущих событий. До некоторой степени его чутье момента являлось результатом перспективного планирования. Анализируя ситуацию, он опирался не на экстрасенсорику, а на знание самого себя – своей вины, упрямства и страха. Диос не был трусом, но в отличие от многих людей он называл свои страхи настоящими именами. И обращал на них внимание.

Вот почему Уорден демонстрировал почти сверхъестественную способность своевременно оказываться в нужных местах. И в данный момент он находился в командном центре потому, что боялся последствий своих собственных поступков.

Нельзя сказать, что он относился к ним легкомысленно. Фэснер приказал ему отдать Нику Саккорсо приоритетные коды Энгуса. По плану Холта Ник должен был уничтожить всю команду «Трубы» за исключением Дэйвиса Хайленда – юношу следовало доставить Дракону. Уорден подчинился приказу начальника и одновременно с этим внес в сообщение разрушительный элемент. Но удалась ли его увертка? Если нет, то с ним покончено. Если удалась, то юный Дэйвис получил контроль над киборгом. Однако сумеет ли он воспользоваться таким преимуществом?

Хэши говорил, что Дэйвис прошел процедуру принудительного роста и был наделен умом и памятью матери. Что бы сделала Морн после издевательств Энгуса и предательства полиции? Этот вопрос имел первостепенное значение. В иное время Диос подверг бы его всестороннему анализу. Но не теперь. Страх, который привел Уордена в командный центр, вращался вокруг другой цепочки событий.

«Каратель» вышел из боя с амнионским кораблем, который гнался за «Трубой» от самого запретного пространства. Это соответствовало плану Уордена. Ему был нужен экипаж «Трубы» – отчаянно был нужен. И он не получил бы этих людей, если бы «Каратель» рисковал собой, пытаясь одолеть более сильного врага. Диос знал, что если Мин не доставит их к нему, он никогда не увидит Морн и Дэйвиса, Вектора Шейхида и Энгуса Термопайла.

К сожалению, амнионский сторожевик остался без надзора в человеческом космосе. Этому кораблю не удалось уничтожить или захватить «Трубу». Что он будет делать дальше? Как амнионы решат дилемму бегства неуловимого скаута?

Несмотря на демонстративное нежелание рисковать и заменять генетический империализм открытой войной, амнионы посчитали «Трубу» настолько важной, что совершили акт вторжения. Их корабли, оружие и компьютеры были лучше, чем у людей, но они производились в малых количествах. Амнионы избегали бескомпромиссных проверок силы, потому что уступали человечеству в массовом производстве материальных предметов. К примеру, их сторожевик был дороже по себестоимости пяти любых человеческих кораблей, которые мог бы назвать Уорден Диос.

Как же они поступят теперь, когда их вторжение не дало никакого результата? Вернутся в запретное пространство и тем самым сберегут дорогостоящий корабль? Или продолжат погоню за «Трубой» вопреки разумной логике?

Находясь в командном центре среди пультов и экранов, Уорден чувствовал себя капитаном огромного боевого судна. Это помогало ему фокусировать внимание на решении проблемы.

Он с трудом представлял, какие еще действия мог предпринять сторожевик, кроме бегства в амнионское пространство. Последний дрон «Карателя» сообщал о том, что «Труба», покидая систему Мас-сива-5, транслировала формулу антимутагена. О Боже, она транслировала формулу «Интертеха»! Очевидно, Вектор Шейхид воспользовался контрабандной лабораторией Бекмана. Отныне весть об иммунном лекарстве станет публичным достоянием. Формула была записана в программном ядре «Карателя». И она неизбежно будет принята кем-то на «Вэлдор Индастриал». К сожалению, о ней узнал и амнионский корабль.

Еще одна цепочка событий. Прямо или косвенно, Уорден был ответственным за сообщение «Трубы». Теперь, со странной смесью ужаса и надежды, он анализировал возможные последствия. Откровенно говоря, Диос не думал, что экипаж «Трубы» отважится на такой экстравагантный поступок. Несмотря на свой талант планирования, он не учел, что эти люди могли пойти на отчаянный риск, чтобы вскрыть должностные преступления полиции и Холта Фэснера.

Он содрогался от ужаса при мысли, что амнионы узнали формулу иммунного лекарства до того, как оно нашло свое правильное применение. В то же время Уорден восхищался отвагой экипажа мятежного скаута По его мнению, Холт Фэснер и Концерн Рудных компаний представляли для человечества смертельную угрозу – гораздо худшую, чем любой внешний враг. Поэтому поступок «Трубы» походил на сигнал к освобождению.

Команда скаута называла вещи своими именами и вела себя соответствующим образом. Это не был стиль Саккорсо. Так могли бы поступить родители Морн Хайленд. Значит, ее сын все же получил шифровку Уордена. Более того, трансляция сообщения Вектора Шейхида опровергала гипотезу Хэши о генетических кадзе. Если Морн и можно было считать живой бомбой, то ее нацелил Диос, а не амнионы.

Вполне возможно, что в данный момент сторожевик на полной тяге уносился в запретное пространство. В этом случае антимутаген лишь на время задержит экспансию амнионов. Человечество получит небольшое преимущество в своем противостоянии генетическому империализму. Однако амнионы были магами биохимии. В конечном счете они найдут эффективный способ для нейтрализации иммунного лекарства. И вражеский сторожевик сделает все, чтобы обеспечить быстрый реванш.

А если нет?

Логика ситуации казалась ясной. Для амнионов опасность заключалась не в формуле, а в возможности того, что человечество воспользуется временным преимуществом своего иммунитета и развяжет полномасштабную войну. Следовательно, сторожевик откажется от погони за «Трубой» и постарается предостеречь запретное пространство.

Вполне разумный аргумент. Но это было человеческое мышление. Диос ему не доверял. Страх еще глубже вошел в его грудь. Мрачные предчувствия грызли сердце, как пробравшиеся под кожу черви. Что, если он неправильно оценивал ситуацию? Что, если амнионский боевой корабль поступит вопреки человеческой логики? Что, если тщательно продуманный план Уордена рухнет именно в тот момент, когда его интриги сделали человечество уязвимым к бедствию?

Эта мысль пугала его до мозга костей. Он и без того уже сгибался под невыносимым грузом преступлений. Ему не хотелось уносить с собой в могилу новое ужасное злодеяние. Страх и служебный долг привели его в командный центр. Он, как мог, укрепил оборону Земли и станции полиции. Восемь канонерских кораблей и малых крейсеров разместились на орбитах вокруг планеты. Вся солнечная система была охвачена огромной сканерной сетью. Линкор «Кузнечный молот» находился в дальней части человеческого космоса, но через восемнадцать-двадцать часов его мощные пушки могли стать основой оборонительного кордона. Крейсер «Рискованный» – старый и маломощный – мчался к Земле. Сканерная сеть отмечала его приближение с дальней стороны планеты. Эсминец «Доблесть» на полной тяге дюз возвращался к станции. Если кризис удастся отложить хотя бы на неделю, со стапелей звездных верфей будет спущен еще один линкор, подобный «Кузнечному молоту».

К сожалению, это было все, что мог сделать Уорден. Ни одна из орбитальных станций Земли не создавалась в качестве боевой платформы. Уставы коммерческих структур запрещали использование тяжелого вооружения. А станция полиции Концерна строилась с учетом того мнения, что любое космическое сражение в непосредственной близости от Земли уже предполагало поражение в войне с амнионами.

Уорден Диос не обладал предвидением. Просто он был сильно напуган. Конечно, со стороны это никак не проявлялось. Техникам и связистам вокруг него понадобилось бы искусственное инфракрасное зрение, чтобы уловить какие-то признаки страха. Уорден неподвижно сидел за командным пультом. Его большие кулаки покоились на подлокотниках кресла. Дыхание казалось глубоким и ровным. Единственный человеческий глаз лучился мудростью, которой так безгранично доверяли его люди. Атмосфера в командном центре – и на станции полиции Концерна – приобрела оттенок выжидания. Офицеры и техники знали, что если Диос появился здесь, то следовало ожидать чего-то важного. В то же время они сохраняли спокойствие, поскольку верили, что при его поддержке справятся с любой проблемой.

Уорден держал свои страхи при себе. Он должен был оправдать ожидания тех, кто полагался на него. Он не мог подвести людей полиции Концерна и Руководящего Союза, команду Морн и в конечном счете все человечество. Диос многие годы прикрывал преступления Фэснера. Он принимал в них непосредственное участие. И теперь ему следовало покончить с этим раз и навсегда. Если все получится, как он планировал, – и если его не подведет «Труба» – Уорден компенсирует вред своих ошибок.

Услышав обращение связиста, он хмуро поднял одну бровь.

– Директор, вам звонят из домашнего офиса Концерна. Это генеральный директор Фэснер.

Уорден молча кивнул в ответ. Он немного поразмышлял над тем, стоит ли ему переходить в отдельный кабинет или нет. Если разговор будет приватным, его люди не услышат, как Дракон обращается с ним – своим слугой. И они не услышат того, как он ему отвечает. Пришло время прояснить позицию.

– Выведите сигнал на динамики, – сказал он технику. – Я буду говорить с директором по громкой связи.

– Да, сэр.

Техник нажал на несколько кнопок, и динамики командного центра, ожив, издали мягкий хлопок. Уорден повернулся к микрофону.

– Холт, – сказал он, – если можно, будем краткими. У меня на руках куча дел.

– Краткими? – сердито фыркнул Фэснер.

Он полагал, что беседа носила приватный характер. Хотя, возможно, это его не волновало.

– Я твой босс, Уорд. Ты будешь говорить со мной столько, сколько я захочу. И когда захочу.

– Это неправильное отношение к ситуации, – возразил Уорден. – Если я буду тратить время на разговоры с вами, то не смогу выполнять свою работу.

Он делал вид, что не обращает внимания на взгляды техников и связистов.

– Послушай меня, Уорд.

Под показным гневом Холта кипела и прорывалась наружу глубинная страсть.

– Отчет передо мной и есть твоя работа. Ты мой подчиненный. И в данный момент ты висишь на ниточке. От тебя столько неприятностей, что я уже не могу с ними справиться.

Не так давно Норна Фэснер сказала Уордену, что ее сын одержим страхом смерти. Этот страх искажал его мысли. Холт хотел жить долго. Он хотел жить вечно. В тот раз Уорден получил лишь проблеск понимания, но теперь ему стала ясна суть Дракона. В голосе Фэснера слышался голод жизни – желание достичь этой невозможной цели.

Долгие годы Холт всеми правдами и неправдами поддерживал нестабильный мир с амнионами. Такое положение дел способствовало торговле и накоплению богатства. Если бы мир стал стабильным и безопасным, то наступило бы благодушие. Полиция – а значит, и Концерн рудных компаний – потеряли бы авторитет и значимость. Власть Дракона над человеческим космосом уменьшилась бы, что, в свою очередь, лишило бы Холта влияния на амнионов – возможности выжимать дополнительные прибыли. Он добился акта преимущественного права по той же причине, по которой санкционировал сокрытие (и, к счастью, только сокрытие) иммунного лекарства «Интертеха». Удерживая нестабильный мир, Фэснер манипулировал и человечеством, и амнионами.

Кто получал от этого выгоду? Только Холт и Концерн. Но возникал вопрос: отчего Фэснер был так озабочен? Он стал самым богатым и влиятельным человеком в истории планеты. Что побуждало его к еще большему накоплению богатств и власти?

Диос пришел к выводу, что Холт домогался особой выгоды. Норна намекнула ему, в каком свете следовало рассматривать амбиции Фэснера. Генеральный директор Концерна Рудных компаний приказал Уордену сообщить Нику Саккорсо приоритетные коды Энгуса. В обмен на корабль и раба-киборга Нику велели уничтожить весь экипаж, кроме Дэйвиса Хайленда. Холту был нужен сын Морн. Если амнионы сумели принудительно вырастить юного Дэйвиса, наделив его воспоминаниями Морн, то что им мешало проделать то же самое с другим утробным плодом, которому они передали бы ум Холта? Разве это не продлило бы жизнь Фэснера?

Если Холт овладеет достаточной властью, чтобы предложить амнионам нечто большее, чем технологические методы и необработанные материалы – руду и людей – он без труда договорится с ними. Амнионы, сатанинское отродье, поддержат такую торговлю. На данном этапе Дракон хотел убедиться, что они действительно могли вносить ум человека в мозг новорожденного – причем вносить без повреждений. Получив такое подтверждение, он приступил бы к осуществлению поставленной цели.

Уорден содрогнулся при этой мысли. А Холт продолжал говорить. Его голос наполнился сарказмом.

– Амнионы совершили акт вторжения! Я констатирую этот факт на тот случай, если ты еще не в курсе. А знаешь, кто спровоцировал их на такие действия? Ты и твои чертовы диверсионные операции! Я имею в виду отправку на Малый Танатос таких негодяев, как нелегал Термопайл и предатель Тэвернер. Перепуганные советники собираются на чрезвычайное заседание. Твоя нерасторопность превратила их в жалких трусов. Из страха перед новыми взрывами кадзе они теперь боятся даже пальцем шевельнуть.

Холт хрипло рассмеялся. Этот безрадостный звук походил на треск сломанных палок.

– Их чрезвычайное заседание тоже на твоей совести. Благодаря тебе и бесценной Хэнниш они буквально помешались на ответственности. Я уверен, что они проголосуют за какую-нибудь феноменальную глупость – например, объявят войну амнионскому космосу. Если Фейну не удастся как-то успокоить их, ты нанесешь нам больше вреда, чем целая амнионская флотилия.

Он помолчал, а затем презрительно добавил:

– Я тут себя спросил, какого черта ты тут затеваешь? Мои люди проследили за твоими действиями. Очевидно, ты предполагаешь, что амнионы атакуют Землю. Даже дебильный ребенок мог бы сказать, что сторожевик улетел в запретное пространство. Но ты приказал всем ближайшим кораблям полиции вернуться к планете. Более того, ты синхронизировал орбиту своей станции с Сака-Батором. Узнав об этом, советники сойдут с ума от паники.

Это было правдой. Не считаясь с расходами энергии, станция полиции осуществила навигационный маневр и заняла позицию над островом Руководящего Совета.

– Похоже, ты думаешь, что мы в войне, – язвительно сказал Фэснер. – И что мы ее уже проиграли.

Уордену хотелось закричать на Холта – выплеснуть злость и страх. Ему хотелось отключить микрофон и отказаться от дальнейшей беседы с Драконом. Но он спокойно ответил:

– Это просто предосторожность. Я не хочу быть пойманным врасплох. Кто знает, что произойдет?

Выждав пару секунд, он добавил:

– Мои люди тоже следят за обстановкой. Я заметил, что вы последовали моему примеру

Поменяв местоположение, домашний офис Концерна дрейфовал теперь в ста тысячах километров от орбиты, которую занимал командный пункт полиции.

– Чертовски верно, – ответил Холт. – Я больше не доверяю тебе, Уорд. Как и ты, я не хочу попасть врасплох. Возможно, мне придется действовать решительно и быстро. Особенно если ты задумаешь предпринять что-то более разрушительное, чем сделал до этого.

Уорден сердито встряхнул головой. Несмотря на самоконтроль, гнев запылал в его сердце.

– Разрушительное, Холт? Вы не могли бы уточнить вашу последнюю фразу?

Он защищал человечество, а не разрушал его. Полиция строго выполняла свои обязанности, и Диос неустанно следил за этим. Но Холт имел в виду другое…

Уорден, как мог, скрывал от Фэснера информацию о трансляции Вектора Шейхида. Если генеральный директор Концерна еще не услышал эту новость от какого-то осведомителя в командном пункте полиции, то ему придется дождаться очередного дрона с «Вэлдор Индастриал». Или он узнает о ней от Клитуса Фейна после окончания чрезвычайного заседания. Однако Уорден хотел получить подтверждение своим догадкам.

– Тебе нужны уточнения? – рявкнул Холт. – Пожалуйста! Я говорю о видеоконференции! О бездумном доверии Тэвернеру! О речи Хэнниш в Совете, в которой она выразила нейтральную позицию по отношению к законопроекту об отделении. Я говорю о твоей неспособности остановить атаки кадзе. О панике в Совете! Что ты задумал, Уорд? Что ты, черт возьми, намерен делать?

Диос облегченно вздохнул. Никаких упоминаний о вакцине и формуле.

– А что я, по вашему мнению, должен делать? Фэснер сердито проворчал проклятие.

– Я хочу, чтобы ты отвечал на мои вопросы. Мне нужно решить, увольнять тебя с работы или нет.

Скрывая злость, глава полиции громко вздохнул. Ему приходилось изображать из себя слугу Холта – человека, который выполнял грязную работу. Он с радостью сказал бы Фэснеру правду. Его уже тошнило от лжи. Но он не хотел быть уволенным. Не сейчас. Не в эти дни, когда его планы должны были принести результат. Сколько жертв пропало бы зря. Он не мог позволить подобного провала.

– Честно говоря, я жду новостей.

«Как и ты».

– Мне требуется информация, на основе которой я мог бы действовать.

Он уже объяснял Дракону свое поведение на видеоконференции с Руководящим Советом. Он объяснял ему, почему отправил Майлса Тэвернера вместе с Термопайлом на Малый Танатос. Но теперь Уорден не пожелал комментировать ответ Койны на законопроект об отделении, выдвинутый капитаном Вертигусом. Вместо этого он спокойно произнес:

– Мин Доннер гонится за «Трубой». Когда она поймает беглецов, то разберется с ними. Я уже имею ваши приказы на этот счет. «Каратель» вернется на станцию сразу, как только сможет. Получив отчет о его полете, мы будем знать, что делать дальше.

Молчание Холта предполагало, что его приговор отложен. Уорден собрался с силами. «Сейчас, – думал он. – Сделай это сейчас».

– Что касается кадзе, – добавил он, – то директор Бюро по сбору информации Лебуол и шеф службы безопасности Мэндиш знают, кто несет ответственность за эти взрывы.

Его голос наполнился оттенками угрозы, которые должны были обеспокоить Фэснера.

– Когда они закончат сбор улик, я выдвину публичное обвинение. Мне не хотелось бы называть имена без должных доказательств. Преступник занимает высокую должность.

Несмотря на сказанное выше, он закончил свою речь вполне беззаботным тоном:

– В остальном я хочу посмотреть, что предпримет амнионский корабль. Вы одобряете мои действия, Холт? Если нет, то вам лучше сказать об этом сейчас, потому что через несколько часов мы уже не сможем изменить ситуацию. Совет проведет чрезвычайное заседание, и нам придется мириться с его результатами.

Фэснер долго не отвечал. Канал связи между станцией полиции и домашним офисом Концерна Рудных компаний наполнился двусмысленными намеками статических помех, опасений и гнева. Страх, глодавший кишки Уордена, обострился до тошноты. Однако Диос успокаивал себя тем, что Холт не станет принимать рискованных решений, пока не выяснит уровень опасности.

Наконец генеральный директор Концерна произнес:

– Пожалуй, я немного подожду.

Судя по голосу, он едва сдерживал ярость.

– Клитус справится с Советом. Но знаешь, Уорд, мне не нравится твоя секретность с этими чертовыми кадзе.

– Очень плохо, что не нравится, – ответил Диос. – В круг наших подозрений входит Концерн рудных компаний – так же как Руководящий Совет Земли и Космоса и полиция. Я не могу обсуждать ход следствия с вами, Эбримом Леном или кем-то еще. Когда придет время выдвигать обвинения, я должен гарантировать, что они окажутся весомыми и непреложными.

– Послушай, Уорд…

– Нет, это вы послушайте, Холт, – оборвал его Диос. – Наша беседа записывается. Ее слышат мои сотрудники. Я не собираюсь ставить следствие под удар, обсуждая с вами его промежуточные результаты.

Фэснер вновь замолчал. Из динамиков донеслась серия приглушенных неритмичных звуков, словно Холт несколько раз ударил кулаком по поверхности стола. Уорден знал, что при конфиденциальном разговоре Дракон разразился бы бранью. Главу Концерна остановило только то, что их беседа записывалась в память десятков компьютеров.

Внезапно Холт ответил:

– Я просто хотел убедиться, что у тебя имеется план действий.

Это не было уступкой. Фэснер отвечал угрозой на угрозу Уордена.

– Пока оставим все как есть, – свирепо произнес Дракон. – Но когда ты закончишь собирать улики, обсуди свои намерения со мной. Я должен ознакомиться с ними до того, как ты начнешь выдвигать публичные обвинения. Это мой приказ. Ты понял меня?

– Конечно, понял, – со вздохом ответил Диос. Он сохранил свою должность. К сожалению, минутное облегчение не ослабило его глубинных страхов.

– Я годами выполнял ваши приказы, и если бы перестал понимать их теперь, то попросил бы уволить меня по собственному желанию.

– Вот-вот, – язвительно заметил Холт. – Ты начинаешь меня тревожить. Я слежу за тобой, Уорд. Не забывай об этом. И не делай ошибки, полагая, что ты не нуждаешься во мне.

Уорден пожал плечами.

– Мы закончили, Холт? У меня много работы.

– Есть еще одно дело, – мрачно сказал Фэснер. – Меня просили передать тебе сообщение. Я недавно беседовал с матерью. Она велела сказать тебе, что этого недостаточно.

Уорден не был ясновидящим. Но Норна Фэснер действительно обладала предвидением. Не имея ничего, кроме новостных сообщений и намеков Холта о происходящих событиях, она раскрыла тайный план Уордена. И она пожелала ему удачи…

– Передайте ей, что я понял ее совет, – ответил он.

Прежде чем Холт успел что-то сказать, Уорден отключил микрофон и приказал связисту закрыть канал связи. Динамики покорно умолкли. Пожав плечами, Диос откинулся на спинку кресла и расслабился.

Норна была права. Без «Трубы» он потерпит поражение. Даже если Хэши и шеф Мэндиш найдут необходимые доказательства, Дракон устоит на ногах. Он пожертвует «слишком усердными» подчиненными и заявит о своей невиновности. Как генеральный директор концерна, Холт мог приписать себе заслуги полиции – в том числе и похвалу за расследование атак на Совет и полицию. Единственным способом его свержения было добровольное признание Уордена в служебных преступлениях и обвинение Фэснера в измене человечеству. Ареной для такого вызова могло стать только чрезвычайное заседание Руководящего Совета.

Интересно, как проявит себя Койна. Уорден дал ей все, в чем она нуждалась – кроме доказательств. Теперь его судьба была в руках Хэнниш. И в руках Морн Хайленд. Если она и Дэйвис получили приоритетные коды Энгуса, то принятие решений на борту «Трубы» зависело от них.

«Этого не достаточно».

Он не мог успокоиться. Его страх был слишком сильным. В глубине души Уорден надеялся, что Мин сохранит свою верность к полиции и не пойдет на поводу у Морн.

– Директор, – испуганно прохрипела связистка.

Похоже, у нее перехватило горло. Ее тон застал Уордена врасплох. И не только его – весь командный центр напряженно замер. Диос развернулся в кресле.

– В чем дело?

Женщина конвульсивно сглотнула.

– К нам приближается судно, сэр. Оно только что восстановилось в пространстве. Выход из гиперпространства произошел слишком близко. Корабль тормозит, но он практически над нами.

Уорден взглянул на экраны сканера и увидел мигавшую точку корабля, украшенную факелом тормозного пламени. О, черт! Она находилась менее чем в полумиллионе километров. Числа быстро сменяли друг друга, пока компьютеры измеряли ее скорость торможения. Расчетная траектория указывала, что судно может остановиться чуть выше орбиты их станции. «Не так и страшно», – подумал Уорден. Хотя к тому времени, когда корабль уравняет свою скорость со станцией, их будет разделять всего лишь пятьдесят тысяч километров. К чему такой риск?