Текст книги "Первое дерево"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Глава 6
Куэстимун

Линден не спалось. Она снова и снова переживала в мыслях тот летний день из своего детства, как бы пытаясь увидеть нечто, что раньше ускользало от её внимания. Она сама сняла все защитные барьеры, и крик восьмилетнего ребёнка отдавался в её мозгу, будя эхо мелких деталей. Никогда ещё она не позволяла себе так откровенно и подробно вспоминать об этом.

И всё же разговор с Ковенантом имел свои плюсы: наконец-то она хотя бы частично разрядилась. Никогда раньше она не позволяла себе такой вольности на людях, а оказывается, это было просто необходимо: только сейчас она наконец поняла, в каком неимоверном напряжении прожила все эти годы, не позволяя себе расслабиться ни на минуту. Как же зачерствела её душа! Ей слабо верилось, что этот процесс обратим, но теперь всё же появилась хоть крохотная, но надежда.

Она вернулась в свою каюту и, хоть и опасалась, что во сне опять начнутся кошмары, всё же забралась в гамак и позволила «Звёздной Гемме» укачать себя на волнах моря.

На следующее утро Линден почувствовала себя отдохнувшей и свежей. Однако на обычный утренний осмотр Ковенанта она отправилась не без трепета, абсолютно не представляя, как он сегодня будет себя с ней держать. То, что произошло между ними вчера, должно было изменить их отношения. Но как?

К её облегчению, Ковенант доброжелательно поздоровался и благосклонно принял её помощь в умывании и завтраке. Всем своим поведением он словно подчёркивал, что уважает её по-прежнему. Более того, он как бы взял над ней покровительство. Словно гора упала с её плеч, и, выйдя из каюты на палубу, она вдруг почувствовала, как разгладился её лоб, как исчезли горькие складки у губ и между вечно до боли насупленными бровями.

А на следующий день Ковенант впервые после болезни поднялся на палубу. Щурясь от яркого солнца, он медленно подошёл к борту и облокотился на него. И хотя его качало от слабости, а кожа на лице была словно прозрачной, Линден видела, что он на пути к выздоровлению.

Его щеки были гладко выбриты, и теперь он казался моложе, хотя и более уязвимым. Линден ещё не знала, как к этому отнестись: она слишком привыкла к его облику пророка и аскета. Ковенант тоже был несколько смущён, но Линден поняла причину его замешательства, лишь когда он вдруг вызывающим тоном заявил:

– Я спалил её. Кольцом.

– Великолепно! – Линден сама удивилась, с каким жаром вырвалось у неё это восклицание. Наверное, она просто не могла сдержать восхищения его грозной силой. – Мне она никогда не нравилась.

Она осторожно погладила его щеку, пытаясь определить, не пострадала ли кожа. Ковенант болезненно поморщился:

– Мне она тоже не нравилась. – Он помолчал, глядя вдаль, а потом медленно повернулся к Линден: – Меня это беспокоит. Честно говоря, мне страшновато, что я с такой лёгкостью способен оперировать своей силой. – Он словно сожалел о тех временах, когда мог вызвать дикую магию только в порыве ярости или соприкоснувшись с инициирующими её магическими предметами. – Я учился контролировать себя. Но яд путает мне все карты. Я должен научиться справляться с ним и не давать ему расползаться по мне.

Он снова смотрел на море: лазурное, такое спокойное с виду и таящее столько опасностей. Как и он сам.

– Вечно я не как все. Я могу теперь делать своим пламенем всё, что захочу, но только если концентрирую его в тонкий луч и выпускаю из себя равномерно. Но в то же время остальное пламя бьётся во мне, как в топке, и поэтому всё время кажется, что я вот-вот взорвусь. Очень странное чувство, будто ты находишься в здравом рассудке и абсолютно не в своём уме – одновременно. Похоже, у меня одно без другого не обходится.

Линден вдруг вспомнила его недавние слова: «Вот потому-то мне так необходимо добраться до Первого Дерева. И прежде, чем я стану слишком опасным, чтобы позволить себе остаться в живых». Оба они терзались раздиравшими их противоречиями, и Линден вдруг на секунду захотелось обнять его, поддержать, поделиться с ним своей надеждой.

Но она удержала в себе этот порыв симпатии и сострадания, так как не всё ещё было сказано между ними. Он ничего ещё не знал о том, что произошло с её матерью. А ведь именно воспоминание об этом неисправимом, чудовищном событии все эти годы удерживало Линден от сближения с нравившимися ей людьми. А с Ковенантом – тем более.

Как только «Звёздная Гемма» миновала полосу штормов, капитан приказал держать курс на восток. Ветер был переменным, поэтому Великанам скучать не приходилось. Но они и не умели скучать: самая тяжёлая работа на борту их обожаемого корабля была для них неиссякаемым источником радости и гордости за своё мастерство. Кир и Хигром тоже частенько участвовали в авралах, компенсируя недостаток роста и силы ловкостью и сноровкой.

И всё же корабль слишком медленно продвигался вперёд. С каждым днём Первая хмурилась все больше. С её лица не сходило мрачное выражение, словно на него падала тень от извечной печали, прятавшейся в глубине глаз Мечтателя.

Ковенант по мере своего выздоровления становился всё более нервным; он слишком боялся опоздать, а мысль о живых людях, которых всё это время приносят в жертву Солнечному Яду, делало ожидание и вовсе невыносимым. С утра до вечера он мерил палубу шагами, словно это могло приблизить его к цели. Бездействие угнетало его.

Три дня корабль Великанов отвоёвывал у моря каждую милю в нужном направлении, и вот наконец установился ровный бриз с юго-запада. Хоннинскрю приветствовал его радостным воплем. Великаны рассыпались по вантам, устанавливая паруса. И «Звёздная Гемма», слегка взбрыкнув при изменении курса, как застоявшаяся лошадка, легко устремилась на восток. Она летела со сказочной быстротой в ореоле пены, вскипавшей у её пятнистых гранитных боков, словно черпала из моря силу.

– Сколько может продержаться ветер? – спросил Ковенант у стоявшей рядом с ним боцманши.

Яростный Шторм, сложив руки на необъятной груди, деловито оглядела паруса, небо и море и неторопливо ответила:

– В этом районе такая неразбериха с ветрами, как в последние дни, бывает довольно редко. А сейчас задул Куэстимун, или Скиталец, как мы ещё его называем. Да скорее мы его сетями поймаем, чем он успокоится. – И она любовным взглядом окинула гордо надутые паруса.

Она оказалась права. Юго-западный Скиталец исправно нёс судно на восток весь день и всю ночь. Он подгонял корабль, торопил его, словно сам участвовал в Поиске.

Линден вышла на палубу. Было новолуние, и в тёмном небе над морем сияли яркие звезды. Она закрыла глаза, вслушалась в свист ветра в канатах, в равномерный плеск волн о борта корабля и всем телом ощутила мощное биение пульса «Звёздной Геммы». Благодаря удивительному мастерству его создателей, гранитный корабль словно одухотворялся, когда вырывался на простор, для которого был создан. Он жил, он дышал.

Куэстимун, взяв на себя заботу о корабле, дал, наконец, команде возможность отдохнуть. Первая с трудом сдерживала довольную улыбку, а Хоннинскрю, напоминавший расшалившегося бегемота, на пару с Красавчиком потешали весь экипаж. Даже угрюмец якорь-мастер и тот сиял, тем более что он, наконец, смог снять повязку с больной руки – та полностью зажила.

Но ни скорость корабля, ни приподнятое настроение команды не могли согнать смертельную бледность со щёк Ковенанта. Да, он с удовольствием подставлял лицо упругому ветру; да, он забывался порой в кругу друзей, смеясь вместе с ними (он так истосковался по общению с жизнерадостными и сердечными Великанами!); да, он бы хотел вместе со всеми быть счастливым просто оттого, что жизнь прекрасна. Но он не мог. Он слишком боялся опоздать. Он продолжал в нетерпении мерить палубу шагами, лишь время от времени, останавливаясь рядом с Линден, словно не мог долго оставаться наедине со своими тревожными мыслями. Он копался в себе, вытаскивая самые старые воспоминания, перетряхивая их, пересматривая, как будто пытался с их помощью прочитать своё будущее.

Во время одного из разговоров он резко бросил Линден:

– Боюсь, что за жизнь Джоан я заплатил собой. – Это Линден слышала уже не в первый раз. – Свобода воли вовсе не означает, что ты можешь выбирать своё будущее. Но зато она даёт тебе право выбирать, как реагировать на то, что с тобой происходит. Вот на этом-то и замешана вся борьба с Лордом Фоулом. Все решения, которые мы принимаем, прежде всего строятся на нашем выборе: мы делаем это против него или для него? Именно поэтому он до сих пор не одержал нас. Не отнял кольцо силой. Он идёт на риск в надежде, что мы переменим своё отношение к нему и принесём себя ему на блюдечке. Он зависим от нашего выбора, как и Создатель, впрочем. На этом краеугольном камне строится и парадокс Арки Времени, и парадокс белого золота. Сила и власть зависят от твоего выбора. Если, скажем, Лорд Фоул возьмёт нас в плен и принудит против нашей воли сражаться за него, кольцо утратит свою силу, станет попросту безделушкой, и он не сможет вырваться из этого мира. Но если Создатель попытается воздействовать на нас сквозь Арку Времени, он её попросту разрушит. Так вот. Возможно, заняв место Джоан, я лишился своей свободы выбора.

Линден не нашлась, что ответить. Ей очень не нравилось настроение Ковенанта. Но в глубине души она с радостью отмечала, что он окончательно поправился, раз уж задаётся подобными вопросами. И ещё: ей очень хотелось, чтобы он убедил её в том, что у неё тоже есть свобода выбора.

Основной темой их следующего разговора стал Вейн. С того дня, когда Ковенант подвергся нападению Опустошителя, странная чёрная фигура так и не сдвинулась с места. Он стоял в любимой позе: чуть согнув руки, взирая на всё происходящее на корабле чёрными, как самая беззвёздная полночь, глазами с равнодушием высшего знания о том, что все в мире – тлен и суета.

– Откуда нам знать, что ту атаку Мрака после Ревелстоуна он выдержал без каких-либо последствий для себя? Он же ничем не защищался. А он не так уж и неуязвим: ведь Всадники сумели удержать его в своей темнице и даже ранить.

Линден только пожала плечами: для неё Вейн всегда был загадкой. То, что именно он смог вывести её из ступора после прикосновения Гиббона, до сих пор смущало её.

– Может быть, дело в том, что Мрак был направлен персонально на нас, а не на него? – предположила она. – Может быть… – она с трудом заставила себя произнести это слово, – юр-вайлы сделали его иммунным ко всякой магии типа Солнечного Яда или Мрака? А дать полную защиту от физического воздействия не захотели?

Ковенант слушал её с явным интересом, и она стала развивать свои гипотезы:

– Причём, может быть, они это сделали специально для того, чтобы ты мог доверять ему. Если бы он был абсолютно неуязвим и мог защищаться, стал бы ты ему доверять?

– Я все равно ему не доверяю, – пробормотал Ковенант. – В подкаменье Каменной Мощи он допустил, что меня чуть не убили. Не говоря уж о том, что он не защитил меня от тех несчастных из подкаменья Дюринга. А побоище, которое он устроил… – Кулаки Ковенанта непроизвольно сжались при одном воспоминании о крови, пролитой Вейном.

– А может быть и так, – голос Линден дрогнул от дурного предчувствия, – что Гиббон знает о нём больше, чем ты.

Однако по-настоящему ей стало страшно, когда Ковенант однажды затронул тему их появления в Стране. Он удивлялся, почему Лорд Фоул не говорил с Линден там, на Смотровой Площадке Кевина? Ему самому Презирающий достаточно рассказал о своих планах на его счёт. У неё до сих пор звучали в ушах слова, которые Ковенант ей процитировал: «Я приготовил тебе столько мук и отчаяния, что твоё сердце разорвётся на куски!» Но Линден на Смотровой Площадке Кевина Лорд Фоул не коснулся ни словом, ни присутствием.

– А ему это было и не надо, – горько ответила она, – он и так знает обо мне всё, что ему нужно. – Гиббон в полной мере продемонстрировал ей это знание.

– Может быть, и нет, – задумчиво сказал Ковенант, но в его глазах Линден прочла, что он вполне допускает такую возможность. – Может, он не говорил с тобой потому, что ты попала сюда вопреки его замыслам. Возможно, попытавшись меня спасти, ты застала его врасплох. И если так, то тебя он просто не брал в расчёт. А значит, всё, что сказал тебе Гиббон, – обычная для него ложь, способ запугать тебя так сильно, чтобы ты не представляла для них никакой опасности. Он хотел заставить тебя поверить, что у тебя нет ни малейшего шанса на спасение. А на самом деле ты представляешь очень серьёзную угрозу его планам.

– Но каким образом? – жалобно спросила Линден. Такое толкование событий её мало успокаивало. Она до сих пор чувствовала прикосновение Гиббона и понимала, что он коснулся её не без умысла. – У меня же нет никакой особой силы.

– Ты обладаешь видением и даром целительства, – криво усмехнулся Ковенант. – Может быть, только благодаря тебе я выживу ему на погибель.

«Выживу» – это слово резануло Линден по сердцу. Оттого, что он может быть прав, легче ей не стало. Но есть ли другой способ, наконец, переломить свою судьбу? Боль Ковенанта, которую она испытала, борясь за его жизнь, служила подтверждением необходимости её помощи. Так может быть, если она посвятит себя врачеванию без остатка, это прогонит мрак, засасывающий её изнутри?

Куэстимун-Скиталец держался ещё пять дней. Он был надёжен, как гранит на палубе «Звёздной Геммы». И, поскольку паруса не требовали особого надзора, на корабле затеяли генеральную уборку: Великаны скоблили палубу, выметали вездесущую соль, заменяли износившуюся оснастку, смолили канаты и паруса, чтобы предохранить их от воздействия воды. Даже эту мелкую будничную работу Великаны выполняли с не меньшим энтузиазмом, чем когда поднимались на парусный аврал.

Хоннинскрю не сходил с мостика, время от времени сверял курс по астролябии, изучал карту, короче – развил такую бурную деятельность, что со стороны могло показаться, будто он чем-то обеспокоен. Но Линден, приглядевшись к нему, поняла, что работой он пытался отвлечь себя от одолевавших его мыслей. Когда он говорил с ней, думая о чём-то своём, в его глубоко запавших глазах Линден читала страх и надежду.

На исходе пятого дня со Смотрителя Горизонта раздался крик вахтенного: «Голый Остров!» – и вдалеке прямо по курсу появилась чёрная скала. Сначала она казалась просто тёмным пятном на фоне лазурного моря, но вскоре ветер подогнал «Звёздную Гемму» достаточно близко, чтобы остров можно было рассмотреть во всех деталях: конусы угасших вулканов, каменистые террасы, равнины, и везде, где находилась хотя бы щепотка почвы, вились и кустились упорные растения. Остров выглядел как огромная пирамида, вздымающаяся к небу грозным предупреждением. Над ним, как над трупом, кружились птицы. Глядя на эту скалистую гору, Линден ощутила трепет дурного предчувствия.

– Слушай меня! – загромыхал над кораблём сочный бас капитана, но звучал его голос без привычного оптимизма, скорее тревожно и печально. Атмосфера напряжённости сгустилась настолько, что даже весёлый Скиталец завыл тоскливо. – Мы вступаем во владения элохимов. Будьте осторожны! Они столь же любезны, сколь опасны. И никто не может предсказать, что они выкинут. Стоит им только захотеть, все море поднимется против нас.

После этого заявления капитан отдал команду развернуть корабль, до сих пор дрейфовавший вокруг острова, на северо-восток, дальше в море.

Тревога Линден усилилась. «Элохимы», – прошептала она. Какими же должны быть люди, отметившие границы своего государства столь мрачным монументом?

Вечерело, и Голый Остров, вырисовывавшийся чёрным силуэтом на фоне алого заката, являл собой величественное зрелище, почему-то вызывавшее оторопь. Скала казалась живой рукой тонущего в море великана, в смертной тоске грозящего небесам кулаком. Но вот солнце опустилось за горизонт, и очертания острова растаяли в сумерках.

Ночью Скиталец отправился куда-то в другие края, оставив «Звёздную Гемму» на растерзание переменным ветрам. Так что снова был объявлен парусный аврал, и Великанам пришлось изрядно потрудиться, чтобы удерживать курс. Но наутро подул лёгкий попутный бриз, и на горизонте замаячили серые скалы земли элохимов. Вечером того же дня, когда Линден поднялась из своей каюты на палубу, чтобы узнать, почему корабль остановился, она увидела, что судно уже бросило якорь.

«Звёздная Гемма» стояла в небольшом заливе, похожем на фиорд, окружённый со всех сторон высокими обрывистыми скалами. Они казались совершенно непроходимыми, лишь в нескольких местах неприступные стены рассекали трещины отходящих в разные стороны заливчиков. Везде, сколько хватало взгляда, побережье щетинилось острыми камнями, словно чудовищная зубастая пасть, разверзшаяся в ожидании добычи.

К вечеру посвежело, и солёный, обжигающий щеки ветер и холодный отблеск закатных лучей на волнах рождали в сердце ощущение поздней осени. Но скалы выглядели слишком заледеневшими даже для ноября. Их уступы были испятнаны мрачными вечнозелёными мхами, и вид их казался одинаково неприветливым в любое время года. Однако снега лежали только на нескольких – самых высоких – пиках.

Великаны стали собираться у мостика, и Линден поспешила присоединиться к ним. У неё до сих пор звучали в ушах слова капитана: «Они столь же любезны, сколь опасны». Она уже слышала во время путешествия много странных намёков на непредсказуемый характер элохимов.

Ковенант, Бринн, Красавчик и Первая уже стояли на мостике, и Мечтатель, вежливо взяв Линден под локоть, помог ей тоже подняться туда, где буквально сдал её на попечение Кайла. Великаны уже в полном составе молча замерли внизу. Только Вейн остался на своём посту, на корме. Как всегда, равнодушный ко всему, он стоял спиной к берегу, уставившись невидящим взглядом в морскую даль.

Линден ожидала, что слово возьмёт Первая, но говорить начал капитан.

– Друзья мои, – он обвёл Великанов широким жестом, – наш дальнейший путь лежит в глубь страны элохимов. Этот залив именуется Хищником и приведёт нас к устью реки Коварной, берущей начало в сердце Элемеснедена. Земли элохимов со всех сторон окружены скальной грядой, именующейся Колючей Оправой, охраняющей хозяев от незваных гостей. И единственный путь, ведущий в страну, – этот залив. А тот, кто вошёл в него (будь то корабль или просто любое существо), назад сможет вернуться только с позволения хозяев Элемеснедена.

Я говорю об элохимах. Они утончённо-проницательны и блестяще-веселы, они сердечны и, тем не менее, коварны. И никто не знает, существует ли предел их знаниям и лицемерию. Но ни один вернувшийся от них не обрёл там и тысячной доли их знаний. А о тех, кто не вернулся, никто ничего не знает наверняка: они исчезли бесследно.

Капитан замолчал, и в наступившей тишине раздался голос Ковенанта:

– Идущий-За-Пеной рассказывал мне о них совсем другое. Он называл их «лесными чародеями», «смеющимся народом». Прежде чем Бездомные поселились в Прибрежье, сотни из них остались жить с элохимами. Чем они могут быть для нас опасны? Разве что они тоже изменились за… – Его голос пресёкся.

– Элохимы есть то, что они есть, – медленно и раздельно произнёс капитан, глядя на Ковенанта в упор. – Мы не можем мерить их своим аршином. Хотя Идущий-За-Пеной мог быть вполне искренним, говоря о них так.

Народ, который ты называешь Бездомными, мы называем Потерянными. Они ушли в странствие по морям Страны и не вернулись. И с тех пор, как они исчезли, каждое новое поколение Великанов организовывало поисковые экспедиции. Самих Потерянных мы так и не нашли, но нашли следы их пребывания в разных местах. Так, до сих пор среди бхратхайров, обитающих на краю Великой Пустыни, живёт небольшая группка потомков тех Великанов, которые остались, чтобы помочь племени сражаться с песчаными Горгонами. И среди элохимов тоже до сих пор рассказывают о сотне Потерянных, решивших обосноваться в Элемеснедене.

Но не надо забывать, что раз Идущий-За-Пеной смог вернуться, значит, элохимы дали ему на то своё позволение. А что же случилось с той сотней? Друг Великанов Ковенант, из всех Бездомных они стали самыми Потерянными, ибо потеряли сами себя. Уже двести лет спустя в Элемеснедене остались лишь легенды о них. Великаны не могли умереть от старости в столь короткий срок) знаешь, как долог наш век), и всё же они исчахли. И ни один из них не оставил потомства. Ни один. А ты знаешь, как мы любим детей и насколько жизненно важным считаем вопрос продления нашего рода.

Нет! – Хоннинскрю расправил плечи и выпятил грудь, словно бросал вызов скалам Хищника. – Я говорил, и буду говорить впредь, что элохимы опасны. Однако я вовсе не имею в виду, что они покушаются на чьи-либо жизни или угрожают существованию Страны. Но они сами во всех сказаниях называют себя последними хранителями древних знаний в Стране, готовыми защищать их от невежд любыми средствами. На всей «Звёздной Гемме» я – единственный, кто побывал в Элемеснедене и вернулся. Когда-то в молодости я служил на другом корабле Великанов, и нас отпустили целыми и невредимыми. Но не потому, что мы принесли им дары или предложили выгодные сделки, а потому, что им так захотелось. Так что я знаю, о чём говорю.

Я не пытаюсь вас запугать, и вовсе не обязательно, что там нас ждёт беда. Более того, я таю надежду, что во имя кольца из белого золота, во имя Глаза Земли, – он взглянул на Мечтателя, словно съёжившегося от какого-то предчувствия, – и, учитывая нашу острую необходимость найти Первое Дерево, нас примут достойно. Только как бы мы сами не показались элохимам опасными для их тайных целей. Они настолько глубоко проникли в тайное знание, что их мораль давно уже пребывает за гранью добра и зла.

Иногда, очень редко, они дают кому-нибудь в дар одно из своих знаний. Такова, например, наша способность к языкам, которую мы получили от них много поколений назад. Вот и сейчас нам нужно от них нечто подобное. Но они ничего не дают даром, и что они потребуют взамен, неизвестно: мы никогда не могли понять, чем они руководствуются при отборе того, что им нужно, и что именно их интересует. Во всяком случае, не драгоценные камни и металлы. Да и нашими знаниями и умениями их вряд ли удивишь. Мы сумели тогда заинтересовать их нашими сказаниями. Дар знания языков мы получили именно в обмен на сказание о Богуне Невыносимом и Зелме Кувалде. А разрешение уйти от них мы заслужили тем, что научили их вязать один из простейших узлов – умение столь обычное для нас, что нам даже в голову не могло прийти предлагать его в обмен, да смотри ж ты, многомудрые элохимы на него клюнули!

Вот так мы вырвались из Элемеснедена, смущённые и растерянные. И я считаю, что люди, обладающие такой силой и властью и при этом находящие удовольствие в развязывании и завязывании абсолютно ненужных им узелков, действительно могут быть опасными: если мы, не ведая сами как, случайно оскорбим их, то Хищник перемелет наши кости в песок.

По мере того как Хоннинскрю говорил, Линден чувствовала, как в ней растёт напряжение. Отчасти причиной был Ковенант: она почти физически ощущала, как в нём накапливается угрюмая растерянность. Ей даже необязательно было прислушиваться к нему, достаточно было взглянуть на его враз осунувшееся лицо. До сих пор он, доверяя рассказам Идущего-За-Пеной, был абсолютно уверен, что легко договорится с элохимами. Теперь же он задавался вопросом, что от него могут потребовать эти странные чародеи за сведения, которые ему были жизненно необходимы.

Но, кроме сомнений и печали Ковенанта, Линден чувствовала и собственную подавленность. Она думала о том, что ей тоже необходимо получить кое-что у элохимов. Если уж они дали всем Великанам дар понимания любого языка, то и другим могут помочь в обретении самых необычайных способностей.

Но, как и капитан и Ковенант, она тщетно ломала голову в поисках того, что может предложить им в обмен.

– Все понятно, – решительно заявила Первая. Несмотря на то, что она стояла без шлема, не касаясь своего внушительного палаша, весь её вид свидетельствовал о том, что Великанша приготовилась к битве. – Мы предупреждены. Что теперь?

Ты собираешься оставить «Звёздную Гемму» здесь? По этому Хищнику мы можем пройти и на баркасе.

Капитан помедлил и ответил, словно нехотя:

– Для Поиска будет слабым утешением, если «Гемма» уцелеет, а Друга Великанов Ковенанта и Глаз Земли мы потеряем. – А глаза его буквально кричали: «Я не хочу оставаться здесь, пока вы будете там».

Первая согласно кивнула, не отводя взгляда от пиков Колючей Оправы, и Линден подумала, что мужественная амазонка, скорее всего, даже не заметила истинной причины слов капитана. Великанша ещё раз кивнула своим мыслям и скомандовала: «В путь!»

Капитан на секунду замешкался: всё-таки страх за сохранность корабля был частью его натуры, – но тут же выпрямился, гордо выпятил бороду, и над палубой, словно презрительный смех над грядущими опасностями, загремели его команды.

Экипаж, проникнувшись его настроением, с весёлым возбуждением бросился поднимать якорь и ставить паруса. «Звёздная Гемма» согласно кивнула носом, подчиняясь повороту штурвала, и величаво вошла в каменный коридор Хищника.

Препоручив Сердце Корабля боцману, Хоннинскрю перешёл на нос судна, чтобы следить за рифами. Ковенант, не в силах оставаться на месте, последовал за ним, и постепенно на носу судна собрались все харучаи и Великаны, не несущие вахту.

Но Линден осталась на мостике рядом с Первой. Великанша мрачно оглядывала скалистые стены Хищника, словно одной своей железной решимостью могла сокрушить их. Линден легко читала её настроение и потому начала разговор без всяких преамбул:

– У Хоннинскрю есть к элохимам и какая-то своя просьба. Первая словно очнулась и резко обернулась к Линден:

– А ты знаешь какая?

Линден пожала плечами. Она не могла прочитать мысли капитана, не вторгнувшись без позволения в его сознание, а подобного насилия она предпочитала избегать.

– Я не могу читать мысли. Я увидела само стремление, но суть его мне не известна. Я подумала, что ты можешь что-то знать.

Первая сосредоточенно помотала головой, словно пытаясь осознать важность того, что ей сказала Избранная.

– Я не настолько с ним близка, чтобы он доверял мне свои сокровенные тайны. Но, – добавила она, – благодарю тебя за то, что ты меня предупредила. Какова бы ни была его просьба, я не допущу, чтобы ради неё он остался там.

Оставив Первой пищу для размышлений, Линден поспешила на нос. Несмотря на то, что была поставлена только половина парусов, «Звёздная Гемма» шла довольно быстро, но угрюмые скалистые стены Хищника надвигались с двух сторон, словно желая раздавить корабль как скорлупку, а пики Колючей Оправы закрывали уже полнеба. Найдя местечко у самого борта, Линден попыталась взглядом проникнуть в глубины угрюмого залива в поисках возможной угрозы прячущихся под водой скал или мелей. Но дно было чистым, и глубина не изменялась, по крайней мере, до ближайшего поворота. Солнце миновало зенит и теперь плавно ползло вниз, за скалы. Впереди залив уже окутала сырая мрачная тень. Вода там утратила лазурную синь неба и отражала лишь серость окружавших скал, Линден показалось, что судно вплывает в зиму.

Корабль Великанов упорно двигался вперёд. Капитан отдал команду убрать пару парусов. Теперь «Гемма» пошла медленней, и Линден вдруг померещилось, что не ветер гонит корабль, что не капитан его направляет, а Хищник лениво заглатывает свою жертву. А ветер все крепчал и вскоре достиг такой силы, что корабль не смог бы вернуться, даже если бы захотел. Вот они уже пересекли границу солнечного света и тени, вот уже весь корабль накрыло серой вуалью сумерек, лишь верхний парус ещё ярко белел на солнце, словно светясь, но вот и он погас, и «Звёздная Гемма» нырнула в сгущающийся мрак ущелья.

Когда глаза Линден привыкли к полумраку, она смогла внимательнее разглядеть сдвигавшиеся каменные стены. Гранит выглядел иссечённым и израненным, но не от естественных природных процессов, а словно скалы насильно разверзли для того, чтобы сделать между ними проход, и в их угрюмом молчании чувствовалось терпеливое угрожающее ожидание какого-нибудь природного катаклизма, чтобы снова сомкнуться, раздавив при этом тех, кто нагло вторгся в их недра. Линден прислушивалась к ним, и её трясло от ярости, которую источали эти камни. Лишь их древняя бессловесность мешала ей понять истинную причину их столь великой обиды.

Скорость корабля все увеличивалась; залив становился уже, и ветер, зажатый между его высокими стенами, дул уже с необычайной силой. Капитан приказал убрать почти все паруса. Линден оглянулась и увидела в щели между утёсами лишь узенькую полоску синего, все ещё освещённого солнцем открытого моря. Далеко-далеко позади. Безвозвратно далеко. Но тут «Гемма» свернула за скалу, и теперь даже оглядываться было не на что. Капитан и якорь-мастер следили за тем, чтобы, невзирая на все повороты становившегося всё более извилистым пролива, корабль строго держался середины, где глубина всё ещё была достаточной.

Каждый звук многократно отдавался эхом от закрывавших небо стен, приобретая жутковатую призрачность и интонацию безнадёжного отчаяния; вихрь криков, потерявших в бесконечном отражении всякий смысл, смешиваясь с воем ветра, гнал корабль вперёд, словно улюлюканье загонщиков. Даже обычно не унывающие ни от чего Великаны притихли, и все необходимые команды произносились почти шёпотом. Линден почувствовала, что её ноги и спина уже ноют от страшного напряжения. Утёсы вздымались на сотни футов, и чем уже становился пролив, тем тоньше была полоска неба над головой. Скалы наверху нависали тяжёлыми уступами, словно склонялись, прислушиваясь к кораблю, в ожидании нечаянно сказанного ключевого слова, которое разбудит их от векового полусна и позволит со всей яростью и злобной радостью, наконец, обрушиться.

Лига за лигой «Звёздная Гемма», словно утратив свою волю, втягивалась в сгущающийся мрак пасти Хищника. Лишь далеко в вышине сверкали на солнце снежные вершины Колючей Оправы. Здесь, внизу, палуба была окутана промозглым туманом, и леденящая тишина слегка трепетала от произносимых одними губами ругательств Ковенанта; ему было необходимо дать выход копившемуся в нём раздражению. Но вот и он притих и стиснул зубы, смущённый молчаливым насторожённым вниманием скал. А они все продолжали сдвигаться над головой, пока совсем не закрыли небо.

Вскоре пролив сузился настолько, что в нём невозможно было даже развернуться. Линден стало трудно дышать; сгущавшаяся злоба настолько пропитала воздух, что ощущалась почти физически. И в то же время ей казалось, что это пока лишь тень, эхо грядущих бед. Она вспомнила мрачный силуэт Голого Острова и немое предостережение, таящееся в его странной пирамидальной форме. Обессилев, она устало покорилась року (по её воле или же без неё?), увлекающему её навстречу неведомой, но могучей силе.