Текст книги "Первое дерево"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

Линден хотела возразить: дескать, никакая она не Солнцемудрая, – может быть, это его успокоило бы или хоть немножко пригасило костёр бушевавшего в нём гнева. Но вновь из смутного опасения непоправимой ошибки она промолчала и, сделав глубокий вдох, с опаской ступила в прозрачную струю.

Тёплая зудящая волна побежала по ногам вверх, и Линден, вздрогнув, чуть не выскочила из воды. Но, взяв в себя в руки, поняла, что это странное ощущение абсолютно безвредно. Поверхность кожи слегка покалывало, словно по ногам ползали муравьи. Линден вдруг сообразила, что может простоять здесь довольно долго, прислушиваясь к своим ощущениям, и, сделав ещё один вдох, мужественно двинулась вперёд. Через несколько шагов она достигла известняковой стены и с помощью Кайла полезла наверх.

Как только Линден вступила на верхнюю площадку, все чувства её настолько обострились, что она почувствовала себя угольком, брошенным в топку. Колокольчики теперь уже не только в голове, а со всех сторон вызванивали какой-то сумасшедший котильон. Кровь закипела, воздух воспламенился, и мир поплыл перед глазами, завертевшись каруселью.

А уже в следующее мгновение Линден оказалась в ошеломляюще прекрасной стране.

Она глотала воздух ртом и не могла оторвать глаз от открывшегося ей изумительного пейзажа. Известняк и источник исчезли без следа.

Над её головой раскинулось перламутрово-опаловое небо, светившееся само по себе: ни солнца, ни луны на нём не было. Не было и линии горизонта, хотя у Линден никак не укладывалось в голове, как это может быть. Но ей оставалось только смириться и поверить своим глазам. Всё вокруг было озарено мягким тёплым светом, совмещавшим в себе нежность луны и ясность солнца, ночную неопределённость и отчётливость дня.

Линден не знала, куда смотреть; всё было удивительным, чудесным и не имеющим названия. Рядом с ней росло стройное деревце из чистого серебра. Но оно было живым; листья его, словно бабочки, рассыпая снопы разноцветных искр, сверкая и звеня, кружились в танце вокруг ветвей. Все деревце было в мерцающем мареве серебристых бликов, словно принцесса в подвенечной фате.

С другой стороны бил фонтан из разноцветных струек воды и света.

Откуда-то прискакал странный меховой шарик и вдруг взорвался фейерверком из цветов. Воздух наполнился ароматом пионов и амариллисов.

В небе кружились диковинные птицы, издававшие невообразимые трели и фиоритуры. Они словно исполняли какой-то сложный танец, слетаясь на мгновение в стаю, которая тут же превращалась в огненный столб, висящий в воздухе, или разлетаясь, как стекляшки калейдоскопа, по всему небу. Нет, не стекляшки – драгоценные камни: рубины, сапфиры, изумруды, складывающиеся в созвездия на перламутре небосклона. Нет, не рубины, сапфиры и изумруды, а бабочки всевозможных оттенков многокрасочной метелью, хвостом кометы, ураганом звенящих искр пронеслись над головой и растаяли без следа.

Даже холмик, покрытый блестящим дёрном, на котором стояла Линден, не оставался в покое ни на минуту, а всё время менял форму, подпрыгивал, вертелся, открывая перед её удивлённым взором все новые и новые чудеса: огромные статуи из воды; кустарники, покрытые всевозможными цветами самых фантастических форм и расцветок; мраморные анфилады, ведущие из ниоткуда в никуда; животные, точно птицы, взмывающие в небо и плавно, как снежинки, спускающиеся на землю; быстрокрылые малахитовые создания, вьющиеся кругами, квадратами, треугольниками; подсолнухи высотой с Великана, с толстыми, как черепица, лепестками.

И повсюду, повсюду звенели колокольчики. Их перезвоны, переборы сплетались, как гобелен хрустально-металлического музыкального языка самого Элемеснедена.

Линден не могла все это воспринять и оценить, да и не пыталась, а только смотрела по сторонам жадными глазами. Её нервы были так туго натянуты от всего произошедшего с ней сегодня, что, когда позванивающее рядом серебряное деревце вдруг трансформировалась в Чанта, она с криком отпрянула. Это оказалось уже выше её сил.

Все это?.. О Боже!

Словно подтверждая её невысказанное предположение, стайка скворцов, порхнувшая к её ногам, взвилась вихрем и превратилась в Дафин.

– Адово пекло и кровь! – раздался над ухом у Линден прерывающийся от изумления голос Ковенанта, и она, наконец, вспомнила о своих спутниках.

Обернувшись, она увидела, что все прибыли благополучно: и Великаны, и харучаи, и даже Вейн. Но за их спинами не было ни Коварной, ни мэйдана – они остались где-то в другом мире.

На секунду Линден застыла, ошеломлённая этим открытием, но Ковенант, стиснув увечной рукой её локоть и спросив: «Что всё это значит?», заставил её собраться с мыслями.

– Это элохимы, – ответила она, цепляясь за него, как за якорь, в этом сумасшедше меняющемся мире. – Всё, что ты видишь, это – элохимы.

Хоннинскрю подтвердил её слова кивком, словно воспоминания и надежда сдавили ему горло.

Красавчик беззвучно смеялся, со счастливым изумлением глазея по сторонам. Но лицо его жены было угрюмо – Первая сознавала, что теперь, когда они перешли границу клачана, возвращение уже не зависит от её отваги или скорости, с которой она орудует мечом. А значит, нужно быть всё время начеку, чтобы не оскорбить кого ненароком. В глазах Мечтателя застыла боль – похоже, он боролся с собой, ибо не мог позволить себе восхищаться красотами этого мира, когда перед его внутренним взглядом неотступно стояли картины раны Страны.

– Добро пожаловать в клачан, – гостеприимно улыбнулся Чант, от души наслаждаясь ошарашенным видом гостей. – Забудьте о своих тревогах. Здесь им нет места. Как бы ни была важна ваша просьба, ещё ни один смертный, побывавший в Элемеснедене, не пожалел, что отложил на время свои проблемы.

– И мы жалеть не будем, – любезно выдавила из себя Первая. – Мы, Великаны, знаем толк в наслаждении прекрасным. Но лучший способ скинуть груз проблем – это разрешить их. Можем мы рассказать вам, какая нужда привела нас сюда? Лёгкая морщинка между бровями перечеркнула безупречно гладкий лоб Чанта, и его гиацинтовые глаза потемнели.

– Такая спешка – не слишком-то достойный ответ на наше гостеприимство. Мы не Великаны и не дети, чтобы нам указывали, что и как делать. К тому же, – продолжал он, обращаясь уже непосредственно к Линден, – ещё ни один смертный не был допущен на элохимпир, где, собственно, и обговариваются взаимные дары и заключаются сделки, не пройдя перед этим испытания. Мы уже установили, что вы говорите правду. Но правда не всегда бывает истиной. Так вы согласны пройти испытания?

Испытания? Линден растерялась и, не в силах больше выносить настойчивый взгляд Чанта, обернулась в поисках совета к капитану.

Он улыбнулся в ответ:

– Если это будет то же, что и тогда, бояться нечего. Ковенант хотел что-то сказать, но только махнул рукой и, пожав плечами, отвернулся, всем своим видом показывая, что не боится никаких испытаний.

– У Великана хорошая память, – примиряюще заговорила Дафин. – Нас вовсе не интересуют сокровенные тайны. Мы не собираемся насильно вторгаться в ваше сознание. Мы хотим поговорить с каждым отдельно, чтобы по интонации судить об истинной сути вашей натуры. Пойдёмте. – Ослепительно улыбаясь, она шагнула вперёд и протянула Линден руку. – Не составишь ли ты мне компанию? – Но, увидев, что гостья колеблется, элохимка добавила: – Не беспокойся за своих друзей: из уважения к тебе мы позаботимся об их безопасности.

Всё происходило слишком быстро. Линден не знала, не понимала, не хотела понимать, что ей делать и как себя вести. Она не могла примириться со всеми чудесами, происходившими вокруг, не могла заглушить беспрестанный звон колокольчиков в голове, чтобы, наконец, услышать свои мысли. Она была не готова к принятию столь важных решений.

Но ведь всю свою жизнь она только и училась принимать решения и не прятаться от действительности. А опыт жизни в Стране убедил её в необходимости действовать быстро и решительно. Не сомневаться. Принимать мир таким, какой он есть; и что бы ни произошло, из всего извлекать пользу. Дафин уже держала её за руку и мягко тянула за собой, и Линден сдалась:

– Хорошо, я иду. Можете спрашивать меня, о чём захотите.

– Ах, Солнцемудрая, – с мелодичным смехом отозвалась элохимка, – я-то ни о чём тебя спрашивать не буду. Спрашивать будешь ты.

Но о чём? Линден окончательно растерялась. Её затылок пылал от мрачного взгляда, каким провожал её Ковенант, словно она была причастна к тому унижению, которому его подвергли элохимы. Слишком дорогой ценой достались ему его власть и сила, слишком долгим был путь к ним, и поэтому он не мог простить столь пренебрежительного отношения к себе. Но Линден не стала оборачиваться. Она рисковала его жизнью ради спасения Сотканного-Из-Тумана. А сейчас ставит под удар его гордость, как бы тяжело ей это ни было.

Увлекаемая Дафин, Линден начала спускаться с холма. А навстречу ей летели птицы, цветы, огненные шары и, превращаясь в элохимов, уводили за собой по одному остальных участников Поиска. Но Кайл не оставил свою подопечную и шагал рядом с ней, с другой стороны от Дафин, и Линден была ему за это благодарна. Сейчас она была настолько озабочена, что окружавшие её чудеса и метаморфозы элохимов уже не производили на неё впечатления. Она ощущала непоколебимое спокойствие харучая, и он казался ей единственным, на что можно опереться в этом изменчивом мире.

Не успели они спуститься к подножию холма, как вдруг услышали резкое: «Нет!» Голос принадлежал Чанту. Дафин и её спутники остановились и обернулись. Чант смотрел на Линден тяжёлым взглядом авгура.

– Солнцемудрая, – позвал он, и его голос доносился будто издалека, с трудом пробиваясь сквозь взрыв тревожного перезвона колокольчиков. – Ты должна пойти с Дафин одна. И каждый из твоих спутников пройдёт испытание отдельно.

Одна? Ну, это уже слишком! Линден была готова взбунтоваться. Разве Кайла это тоже касается? Он же харучай! Он ей просто необходим. Она сама удивилась, как, оказывается, привыкла к его молчаливой поддержке. Без него она слишком остро почувствует своё одиночество…

Она собралась с силами, чтобы возразить, но Кайл опередил её.

– Избранная под моей опекой, – бесстрастно произнёс он. – Я должен её сопровождать.

Вкрадчивая вежливость Чанта сменилась властной жёсткостью.

– Нет, – повторил он. – Мне нет дела до твоего долга. Здесь все это не имеет смысла. Солнцемудрая, ты пойдёшь одна.

Ковенант сделал шаг к Чанту. Первая попыталась его удержать, но он проигнорировал её и, набычившись, рыкнул:

– А если нет?

– Если нет, – почти пропел элохим, не скрывая иронической улыбки, – его отправят в край теней, откуда ещё никто и никогда не возвращался.

– Пропади все пропадом! – взревел Ковенант. – Только через мой труп!..

Но не успел он закончить фразу, как четверо харучаев пришли в движение. Бринн ударил копьём Чанта в грудь, Кир и Хигром бросились на двух других элохимов, а Кайл полоснул ножом по ногам Дафин.

Но ни один удар не имел ни малейшего эффекта.

Чант, прежде чем копьё коснулось его, обернулся туманным облачком, и харучай по инерции пролетел сквозь него, не причинив ему, естественно, ни малейшего вреда. В ту же секунду Чант стал пышной виноградной лозой, которая подхватила падающего Бринна и в мгновение ока оплела его по рукам и ногам. У Дафин отросли крылья; она легко перелетела за спину Кайла и, прежде чем тот успел развернуться, обрушилась на него дождём клейких разноцветных нитей, связавших его так, что он не мог пошевельнуться. С Киром и Хигромом расправились так же быстро и эффектно.

Великаны безмолвно взирали на происходящее. В глазах Хоннинскрю светилось величайшее уныние, и было видно, что он не собирается присоединяться к харучаям в их бессмысленном протесте. Лишь Мечтатель бросился на подмогу, но Первая и Красавчик удержали его.

– Нет. – Рядом с Великанами Ковенант казался совсем маленьким и хрупким, но в каждой его жилке билось белое пламя дикой магии. Властно глядя на элохимов, он тихо и медленно, с внушительностью атакующей кобры произнёс: – Вы можете не принимать в расчёт меня – перебьюсь, не впервой, – но харучай – мои друзья, и им вы вреда не причините.

– Твоё мнение здесь ничего не значит! – строптиво откликнулась виноградная лоза голосом Чанта.

– Чант. – Из спутанного клубка нитей, связавших Кайла, донёсся тихий голос Дафин. – Одумайся. Довольно. У нас другие цели.

В звоне колокольчиков, звучавшем в ушах Линден, послышались повелительные нотки, и Чант, чуть помедлив, снова принял человеческий облик. В ту же секунду Дафин и два других элохима отпустили остальных пленных.

– Солнцемудрая. – Чант пронзил Линден мрачным взглядом. – Эти создания находятся под защитой твоего имени. Им не причинят вреда. Но они перешли всякие границы. В Элемеснедене подобное недопустимо. Каково будет твоё решение?

Линден лихорадочно обдумывала ответ, который помог бы сгладить все острые углы в создавшейся ситуации и успокоить Чанта и других элохимов. Присутствие Кайла было ей необходимо. Она оглянулась: даже сквозь его бесстрастную маску чётко проступала обида за испытанное унижение; он привык, чтобы к харучаям относились с большей почтительностью. Но, видно, ей придётся смириться. Слишком многое поставлено на карту. Сейчас не время ссориться с элохимами – Поиск ещё не получил от них необходимых сведений. К тому же неизвестно, какие ещё опасности может таить в себе клачан. Скрепя сердце Линден приняла решение:

– Верните их на мэйдан. К источнику. И позвольте им дождаться нас там, не беспокоясь о своей безопасности.

Ковенант вспыхнул, но в следующую секунду, признав её правоту, угрюмо кивнул. Однако его мнение, как видно, элохимов не интересовало.

Чант тоже кивнул, и земля под ногами харучаев вспучилась, поднялась, как приливная волна, и они, отступая, оказались на некой невидимой границе, где растаяли, как туман.

Но прежде чем они исчезли, Линден успела бросить последний взгляд на Кайла – взгляд, молящий о прощении, если харучай, конечно, сможет её простить. И Кайл успел крикнуть:

– Мы не доверяем элохимам!

И вот его уже нет здесь, а голос всё ещё звучит в её ушах. Мы не доверяем элохимам.

– Стал чуть поумнее обезьяны, и туда же – рассуждать о доверии! – фыркнул Чант. – Эти материи слишком тонки для его грубых извилин. Пусть благодарит Бога за то, что смог уйти безнаказанным, так безобразно нарушив наш покой.

– Ваш покой, – повторила Линден, с трудом удерживаясь в рамках вежливости. – Вы, очевидно, ждёте от меня объяснений и извинений. – Прощальный взгляд Кайла пронзил её до глубины души. – Мы пришли к вам с открытым сердцем. И харучаи пришли с открытым сердцем. Не знаю, простят ли они меня когда-либо за то унижение, которое им незаслуженно пришлось испытать. Но вас они никогда не простят.

Первая подняла руку в предостерегающем жесте, но Линден, бросив на неё мимолётный взгляд, успела прочитать в её глазах угрюмое одобрение. Мечтатель тоже дружески кивнул ей, как бы поддерживая, а Хоннинскрю подтянулся, и, казалось, воспрянул духом. Даже усталое лицо Ковенанта и то просветлело.

– Вы извинились. – Чант перешёл на безукоризненно-почтительный тон с лёгкостью бывалого дипломата. – А я признаю, что встретил вас неподобающим образом, так как моей целью было спровоцировать вас на активные действия. Вы получите компенсацию за все перенесённые вами неприятности. Обладатель кольца, пожалуйста, следуй за мной.

Ковенант остолбенел от подобной перемены, но тут же встрепенулся и, приосанившись, прорычал:

– И пусть только ещё кто-нибудь попробует встать мне поперёк дороги!

Довольная тем, что его наконец-то признали, Линден сказала Дафин:

– Я готова следовать за вами, как только вы сочтёте нужным.

– Благодарю тебя, ты очень любезна. – В голосе Дафин не было и намёка на неприязнь.

Она взяла Линден за руку и повела за собой. Оглянувшись, та увидела, что всех членов их маленькой группы элохимы уводят по одному в разных направлениях. Линден посетило смутное чувство неудовлетворения, словно ей чего-то не хватало, но она приписала его своей печали по поводу того, что пришлось расстаться с харучаями, и позволила Дафин увлечь себя навстречу новым чудесам Элемеснедена.

Но руку из ладони элохимки всё же выдернула; ей не хотелось, чтобы через прикосновение та прочитала её отношение к происходящему. Несмотря на все метаморфозы, клачан неожиданно стал казаться Линден довольно холодным и безрадостным местом, где вырождающийся народ извращается в попытках создать образ изобилия, что само по себе недостижимо.

Теперь, когда она взглянула на этот мир по-новому, все в Элемеснедене стало её раздражать: беспричинные и чрезмерно игривые превращения на каждом шагу; радуги, извергающиеся из разноцветных рыб в пруду; туманы, сотканные из мириадов снежинок; цветы, чьи лепестки и листья были похожи на что угодно, кроме лепестков и листьев. И каждая из этих переменчивых, текучих форм была элохимом. Что заставляет их всё время изменяться, какой во всём этом смысл – это было выше понимания Линден. Весь клачан казался ей просто огромным ларцом развлекающего зрителей фокусника. Фокусника, не волшебника.

Но кого же здесь было развлекать? Дафин, погрузившаяся в свои мысли, шла, не обращая ни малейшего внимания на творящееся вокруг. К тому же каждая трансформация существовала как бы для себя самой, абсолютно не соприкасаясь с Другими. И если они как-то общались друг с другом, то это было совершенно не заметно. Может, у них существовал некий тайный язык? Может, весь этот фейерверк воображения просто выражение радости творчества и полноты бытия?

Настроение у Линден окончательно испортилось: как и язык колокольчиков, так и поступки элохимов были совершенно непостижимы для неё. Она уже научилась доверять появившемуся у неё в Стране видению, но здесь оно не действовало. И это тоже подавляло её. Когда она смотрела на фонтан из перьев или золотистый рой крошечных пчёл, то видела лишь одного из элохимов. Да и то лишь потому, что уже была свидетельницей таких трансформаций. В этом хороводе бабочек и каскаде разноцветных струй Линден не в состоянии была различить мыслящее существо. Как, впрочем, случилось и с Чантом, которого она не смогла распознать в серебряном деревце. Холодная идеальная красота Дафин была не более чем одним из её многочисленных образов, и определить характер её обладательницы было не проще, чем когда она являлась в виде стаи скворцов или вороха нитей. Единственное, что Линден чувствовала, причём совершенно отчётливо, – это ощущение исходящей от всех элохимов необычайной мощи. Чем или кем бы ни были элохимы, ей до них ещё слишком далеко.

Мысль о предстоящем испытании снова стала пугать её. Если его цель – проверить, насколько она правдива и насколько годится для той роли, в которой желали видеть её элохимы, то она, скорей всего, как это не раз бывало, доблестно его завалит.

Но Линден не позволила себе скиснуть. Сколько раз она видела Ковенанта в ситуациях похлеще этой, и он всегда с улыбкой шёл навстречу судьбе, даже если ради столь любимой им Страны жертвовал своей жизнью. Что ж, прекрасно. Она сделает не меньше.

Поддержав таким образом своё мужество, Линден вернулась к мыслям об испытании.

«Я-то ни о чём тебя спрашивать не буду. Спрашивать будешь ты», – сказала Дафин. Теперь эти слова наполнились для Линден новым смыслом. Своими вопросами она действительно может выдать себя. Но ей придётся рискнуть, потому что она не видит другого способа собрать как можно больше полезной информации.

Пора приступать. Тщательно продумав свой первый вопрос, хотя пробиться сквозь навязчивые колокольчики оказалось непросто, Линден профессионально-равнодушным тоном осведомилась:

– И куда мы идём?

– Идём? – светло удивилась Дафин. – А мы не идём. Мы, пожалуй, прогуливаемся. – И, поймав ошарашенный взгляд Линден, добавила: – Таков уж Элемеснеден. В нём вообще нет ни куда, ни откуда.

– Но так не бывает. – Всю профессиональную бесстрастность Линден как ветром сдуло. – Мы же движемся. Мои друзья находятся где-то ещё. Как же мы к ним вернёмся? Как попадём на элохимпир, о котором упоминал Чант?

– Ах, Солнцемудрая, – рассмеялась Дафин. – В Элемеснедене все пути одинаковы. Мы встретим твоих друзей, когда встреча будет обусловлена. А тогда уж не надо будет искать места для элохимпира. Он всегда проходит в центре клачана. Но здесь везде центр. Мы с тобой прогуливаемся из центра в центр. И, кстати, здесь, где мы гуляем, тоже центр.

Так вот что случилось с Великанами, некогда оставшимися здесь! Линден прикусила язык, чтобы не высказать догадку вслух: они заблудились в колдовском мире, потерявшись в таинственных переходах к местам, которые должны быть обусловлены.

Линден снова вспомнила про испытание и на сей раз, решила схитрить. Самым безразличным тоном, словно перечисляя симптомы для установления диагноза, она заметила:

– Я и так уже гуляю целый день. Я устала, мне нужно немного передохнуть.

Это была неправда: хотя Линден не ела с утра, когда покинула «Звёздную Гемму», и отшагала немалое расстояние, она чувствовала себя как после многочасового освежающего сна и изрядного обеда. Каким-то образом удивительная атмосфера клачана удовлетворяла все её физические нужды. Ей просто было интересно посмотреть, как Дафин отреагирует на очевидную ложь.

– В Элемеснедене не устают, – мягко возразила элохимка. Если она и заметила хитрость Линден, то не подала виду. – А прогуливаются просто так, для удовольствия. Но и посидеть на траве – удовольствие не меньшее. Вот как раз подходящее место. – Она указала на склон поросшего шелковистой травой холма.

На его вершине стояла одинокая ива с листьями-бабочками, а у подножия переливался всеми цветами радуги небольшой пруд, словно абстрактный портрет клачана. Дафин поднялась до середины склона и опустилась на траву, аккуратно расправив складки туники.

Линден последовала за ней и, усевшись поудобнее, тут же задала новый вопрос:

– Это мужчина или женщина? – Она ткнула пальцем в сторону пруда. На фоне изысканных чудес Элемеснедена это прозвучало грубовато, но Линден не желала подстраиваться под их рафинированный стиль.

– Рассвет? – Дафин задумчиво посмотрела на бегущие по глади разноцветные спирали. – Пожалуй, его можно назвать мужчиной.

– И что он делает?

– О чём ты, Солнцемудрая? – Яблочно-зелёные глаза Дафин удивлённо затрепетали ресницами. – Разве мы не в Элемеснедене? Здесь никто ничего не делает в том смысле, в каком вы понимаете это слово. И наши цели также разнятся с вашими по смыслу и масштабу. Рассвет занят самопостижением. Он реализует своё мироощущение, познает его, а затем, разрушая его, создаёт новое. Из истины в истину. Мы же элохимы. А то, что вы называете делать, более приличествует поверхности Земли, а не её сердцу, в котором мы находимся.

Истина заключена в нас самих, и, для того чтобы её постичь, мы познаем себя.

– Ага, – глубокомысленно кивнула Линден. – Значит, тебе он не интересен. То есть каждый из вас смотрит только на… точнее, только в глубь себя? А как вот это? – Она широким жестом обвела пленительную игру красок на водной глади. – Это никому не предназначено?

– А зачем это кому-то предназначать? – вежливо удивилась элохимка. – Я ведь тоже в сердце Земли, как и он. Зачем мне любоваться чужой истиной, когда я могу заняться постижением своей?

Для Линден её слова прозвучали исчерпывающе ясно. И от этого элохимы стали ещё больше раздражать её. Как можно быть такими до отвращения совершенными? Ведь красавица Дафин, безмятежно раскинувшаяся на траве, никогда в жизни не задаст себе вопроса, на который у неё нет ответа. Её лицо озарялось мягким солнечным светом, а когда она говорила, в голосе звучало серебро лунного луча. Нет, Линден не могла доверять такой. Зато она постигла причину того благоговейного страха, с которым обычно говорил об элохимах Хоннинскрю. И была готова разделить его чувства.

Но колокольчики и здесь не желали оставить её в покое. Казалось, что вот-вот смысл их речи станет понятен ей, но каждый раз он ускользал безвозвратно.

– Но Чант так не думает. Он считает, что его истина – единственно верная.

– Возможно, так и есть. – Взгляд Дафин оставался безмятежно-спокойным. – Что же тут плохого? Он всего лишь один из многих элохимов. К тому же, – добавила она, очевидно, приняв какое-то решение, – он не всегда таков. Сейчас он нашёл внутри себя некую тень, которую ему нужно уничтожить. Любой живущий содержит в себе частицу тёмного, и большая её часть очень хорошо спрятана даже от него самого. Конечно, это опасно, когда тень покушается на права света. И бороться с ней тоже опасно. Вообще-то для нас все это не так уж важно, мы стремимся к внутренней гармонии, а без света нет и тени. Но для Чанта на данном этапе это вопрос первого порядка. Именно потому, что сам идёт на огромный риск, он может быть излишне нетерпим к тем, кто не желает видеть и принимать теней, окутывающих их собственные истины. И он у нас не один такой.

– О Солнцемудрая. – В голосе элохимки появились нотки светлой надежды. – Вы должны понять одно: мы – элохимы, соль Земли, её сердце. Мы находимся в центре всего бытия, всего, что движется, дышит и живёт. Мы живём в мире, поскольку никто не способен причинить нам вред, и если мы по доброй воле избрали пребывание в Элемеснедене, где можем спокойно следить, как на Земле протекают эпохи, до тех пор, пока само Время не придёт к концу, то кто осудит нас за это? Ни одно живущее существо не может судить о нас, как непостижимо для руки сердце, наполняющее её биением жизни. Но поскольку мы и есть сердце, мы не можем позволить себе уклониться от бремени осознания истины. Мы уже говорили, что появление Солнцемудрой и Обладателя кольца было предсказано. Крайне необходимо, чтобы оба качества совмещались в одном человеке, и то, что они разделены, требует обсуждения и принятия особого решения. Об опасности Солнечного Яда, которая и заставила вас пуститься в ваш Поиск, нам рассказали горы, окружающие клачан. А деревья Лесного Кольца поведали о вашем приближении.

Но если бы это было всё, что мы о вас знаем, то вас бы приняли как обычных визитёров, из любопытства и желания узнать новое. Но наше знание не имеет пределов. Мы обнаружили тень, падающую на сердце Земли в себе самих, и это заставило нас изменить отношение к вам, пересмотреть свои представления о Солнечном Яде и ответить на опасность, угрожающую Земле, совершенно необычным для нас образом, даже несколько противоречащим нашим принципам.

Вы не доверяете нам. И сомнения ваши останутся. Возможно, они даже возрастут и могут перейти в ненависть и отвращение. Поэтому я должна повторить, Солнцемудрая, что вам недоступно понимание наших поступков, и не вам судить о них.

Дафин говорила суровым тоном, но без малейшего раздражения. Она была похожа на терпеливую мать, уговаривающую ребёнка хорошо себя вести. Это несколько смутило Линден и вызвало в ней чувство внутреннего протеста. Элохимка взывала к её рассудительности и проницательности, но у Линден никогда их и не было. Обладай она этими качествами, разве оказалась бы здесь? Да может, затем, чтобы их обрести, она сюда и пришла.

Колокольчики задребезжали с удвоенной силой, словно уговаривая её быть настороже в этом краю чудес.

– Так кто же вы? – через силу спросила Линден. – Сердце Земли. Центр. Истина. Сказать это – ничего не сказать. Какой во всём этом смысл?

– Солнцемудрая, мы – Чревь Земли.

Дафин сказала это с обычным безмятежным спокойствием, но Линден смутилась ещё больше: Чревь было созвучно с «чревом» и «кровью».

Чрево? Из которого выходит жизнь? Кровь, жизненная сила, которая пульсирует во всём сущем?

Или то и другое вместе?

И Дафин начала рассказывать историю сотворения Земли. Это была та же самая легенда, которую некогда рассказывал Линден Красавчик на борту «Звёздной Геммы» перед вызовом никора. Но в этих двух сказаниях было одно существенное различие: Дафин ни разу не произнесла слово «Червь», она всё время использовала все то же странное слово, столь же созвучное как с «чревом», так и с «кровью».

Чревь пробудилась на рассвете эпохи и стала пожирать звезды с такой жадностью, словно вознамерилась поглотить весь космос. Но прошло время, она отяжелела и свернулась клубком, чтобы отдохнуть и переварить съеденное: так образовалась Земля. И её существование будет длиться лишь до той минуты, пока Чревь не почувствует голода снова и не поползёт на новую охоту за звёздами.

Так может, Великаны, которые привезли эту легенду из Элемеснедена, ослышались, и потому в их версии появился Червь? Или, может, элохимы другим своим гостям рассказывали её, иначе произнося имя первопричины Земли?

Словно отвечая на тайные мысли Линден, Дафин сказала:

– Так вот, Солнцемудрая, мы, элохимы, и есть Чревь – источник жизни на Земле. Из неё мы вышли, и она и есть – мы. Потому мы и есть центр, сердце, истина… Короче, мы то, что мы есть. Мы – ответы на все вопросы. Мы сами – вопросы, какие только могут возникнуть в этом мире. И поэтому не вам судить о том, что мы дадим в ответ на ваши нужды.

Линден уже почти не слушала велеречивую элохимку; в голове у неё всё перепуталось, и она никак не могла ухватить всё время ускользающий от неё смысл услышанного. Так же как и беспрестанно требующий понимания и ответа звон колокольчиков в её сознании. Мы и есть – Чревь. Водная гладь Рассвета-пруда мерцала изменчивыми переливами, как метафорический портрет клачана. Ива цвела живыми бабочками. Самопостижение.

Власть. Сила.

Мой Бог! С трудом пробиваясь сквозь оглушающие перезвоны колокольчиков к своим мыслям, Линден пыталась осознать, постичь то, что ей открылось. Элохимы! Они – сердце Земли. Земная Сила. Самозарождающаяся, самовозрождающаяся.

Всё перемешалось: надежда, смутные предчувствия, сомнения. Эти существа могли все. Они и были – всем. И они могли дать любой дар, по своему выбору, руководствуясь лишь собственными принципами. Или прихотями. Они могут дать ей то, что ей так необходимо. Помочь Хоннинскрю. Помочь Ковенанту в его страстном…

Они были ответом Лорду Фоулу. Средством излечить Землю от Солнечного Яда. Они.

– Дафин, – начала Линден, осторожно подбирая слова, чтобы точнее сформулировать вопрос о том, что же за непостижимый дар готовят им в ответ на все надежды и чаяния. Но колокольчики сбивали её, от их непрестанного перезвона все мысли разбегались. – Я не слышу своих мыслей! Да замолчат эти чёртовы колокольчики или нет?! – в отчаянии выкрикнула она.

И в ту же секунду Рассвет принял человеческий образ: высокого статного молодого человека, но с седыми висками. Его одеяние, как и мантия Чанта, очевидно, была частью его самого. Подойдя к Линден, все ещё сидевшей на траве, он мягко улыбнулся ей. Его глаза светились мудростью и пониманием.