Текст книги "Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода"

Автор книги: Стивен Рансимен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Стивен Рансимен
Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2020

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2020

Часть первая. Святые места христианства

Глава 1. Мерзость запустения

Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте…

Евангелие от Матфея, 24: 15

В феврале года Господа Нашего 638 халиф Умар въехал в Иерусалим верхом на белом верблюде. Одежда его истрепалась и замаралась, за ним следовала грубая и неопрятная армия, но дисциплина в ней поддерживалась идеальная. Рядом с ним ехал патриарх Софроний как главный управитель покоренного города. Умар направился прямо в храм Соломона, откуда в небеса возносился его друг Мухаммед. Глядя на стоящего там халифа, патриарх припомнил слова Христа и пролепетал сквозь слезы: «Увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила».

Потом халиф захотел посмотреть на христианские святыни. Патриарх отвел его в храм Гроба Господня и показал все, что там находилось. Пока они пребывали в храме, наступил час молитвы для мусульман. Халиф спросил, можно ли ему расстелить там свой молитвенный коврик. Софроний упрашивал его оставаться на месте; но Умар вышел во двор храма, чтобы, по его словам, его слишком рьяные сподвижники не объявили, что святыня, в которой он помолился, отныне принадлежит исламу. И так это и произошло. Двор присвоили мусульмане, но храм, как и прежде, остался величайшей святыней христианства.

Таковы были условия, на которых сдался город. Сам Пророк постановил, что язычникам следует предлагать на выбор обратиться в ислам и погибнуть, а людям Писания – христианам и иудеям (к которым он любезно присовокупил и зороастрийцев) – дозволить сохранить их богослужебные дома и беспрепятственно пользоваться ими, однако они не имеют права прозелитствовать, носить оружие и ездить верхом; а кроме того, должны платить особую подушную подать – так называемую джизью. Софроний не мог и надеяться на лучшие условия, когда ехал на своем осле под охранной грамотой на встречу с халифом на Масличной горе, отказавшись сдать город кому-либо, кроме предводителя мусульман. Иерусалим больше года находился в осаде; и его недавно отремонтированные укрепления оказались не под силу арабам, не имевшим опыта в ведении осадной войны и плохо для нее оснащенным. Однако в городе кончилась еда, а всякая надежда на освобождение угасла. Арабы завладели всеми окрестными районами, и города Сирии и Палестины один за другим пали перед их натиском. Ближе Египта не осталось ни одной христианской армии, не считая одного гарнизона, который еще удерживал прибрежную Кесарию, защищенную имперским флотом. Единственное, чего сумел добиться Софроний от завоевателя, помимо обычных условий, было обещание, что городские имперские чиновники смогут без помех уехать на побережье в Кесарию вместе с семьями и движимым имуществом.

Это было последнее, что сделал патриарх для своего народа, трагическая развязка долгой жизни, проведенной в трудах во славу православия и единства христианского мира. С самой юности, когда он путешествовал по монастырям Востока вместе с другом Иоанном Мосхом, собирая для будущего «Луга духовного» изречения и предания о святых, и до поздних лет, когда император, политике которого он противостоял, назначил его в великую Иерусалимскую патриархию, он бескомпромиссно вел войну с ересями и зарождающимся национализмом, в котором видел зачатки распада Европы. Однако «медоречивый защитник веры», как прозвали его, увещевал и старался напрасно. Арабские завоевания доказали его провал; и через несколько недель он скончался от разбитого сердца[1]1
  В настоящее время установлено, что патриарх Софроний и Софроний, друг Иоанна Мосха, – одно и то же лицо. (Здесь и далее примеч. авт., если не указано иного.)


[Закрыть].

Поистине никакие человеческие силы не могли бы поставить преграду перед разрушительными влияниями в восточных провинциях Рима. На протяжении всей истории Римской империи между Востоком и Западом подспудно шла война. Запад одержал победу при Акции, но Восток одолел своих победителей. Самыми богатыми и густонаселенными провинциями империи были Египет и Сирия. Там находились ее главные центры производства; их корабли и караваны контролировали торговлю с Востоком; их культура, духовная и материальная, была выше, чем у Запада, и не только в силу давних традиций, но и благодаря тому стимулу, который давала им близость к единственной сопернице римской цивилизации – царству персидских Сасанидов. Влияние Востока неизбежно возрастало, пока наконец император Константин Великий не перешел в восточную религию и не перенес свою столицу на восток – Византий на Босфоре. В следующем веке, когда ослабленной внутренним разложением империи пришлось столкнуться с натиском варваров, Запад погиб, а Восток выжил, в первую очередь благодаря политике Константина. Пока в Галлии, Испании, Африке, в далекой Британии и, наконец, в Италии возникали варварские королевства, римский император управлял восточными провинциями из Константинополя. Римское правительство редко пользовалось популярностью в Сирии и Египте. Константинопольское правительство вскоре стало вызывать еще более яростное отторжение. В значительной мере причиной этой ненависти были внешние обстоятельства. Обнищание Запада означало потерю рынков для сирийских торговцев и египетских производителей. Постоянные войны с Персией прервали торговый путь, который шел через пустыню к Антиохии и городам Ливана; а немного погодя падение Абиссинской империи и хаос в Аравии закрыли и красноморские пути, где хозяйничали мореходы Египта и владельцы караванов Петры, Трансиордании и Южной Палестины. Константинополь превращался в главный рынок империи: торговля с дальними странами Востока при поддержке императорской дипломатии стремилась найти к ним прямой, более северный путь через степи Центральной Азии. Это вызывало негодование жителей Александрии и Антиохии, и так уже завидовавших городу-выскочке, который угрожал вскоре совсем их затмить. Еще больше возмущало сирийцев и египтян то, что в основе новой административной системы лежала централизация. Местные права и автономии постепенно обрезались; сборщики налогов становились еще строже и требовательнее, чем в старые римские дни. Недовольство придало силу восточному национализму, который никогда надолго не утихал.

Выход открытой борьбе дали религиозные споры. Языческие императоры терпимо относились к локальным культам. Местные боги легко вписывались в римский пантеон. Одни только упрямые единобожники вроде христиан и иудеев порой страдали от притеснений. Но христианские императоры уже не могли позволить себе проявлять такую веротерпимость. Христианство – религия исключительная; и они хотели сделать ее объединяющей силой ради того, чтобы подчинить всех своих подданных своей власти. Константин, человек довольно расплывчатых религиозных воззрений, стремился объединить церковь, которую тогда разрывал конфликт по поводу арианства. Полвека спустя Феодосий Великий ввел соблюдение догматов в императорскую политику. Но не так просто добиться того, чтобы все соблюдали догматы. Восток когда-то с энтузиазмом проникся христианством. Греки взялись за его тонкости со всей своей любовью к дотошнейшим дебатам, а эллинизированные жители Востока прибавили к ней яростную, страстную горячность, которая вскоре переродилась в нетерпимость и ненависть. Главным предметом их споров была природа Христа – центральный и самый трудный вопрос всей христианской теологии. Споры эти имели богословский характер, но в те времена любой человек с улицы интересовался богословскими спорами, и это развлечение превосходили по увлекательности разве что игры на арене. Но богословием дело не ограничивалось. Типичный сириец или египтянин хотел ритуалов попроще, нежели обряды православной церкви со всей их пышностью. Церковная роскошь оскорбляла его во все более глубокой нищете. Более того, он считал православных прелатов и священников агентами константинопольского правительства. А его высшее духовенство из зависти легко переходило к такой же враждебности. Патриархи древних церквей Александрии и Антиохии с негодованием следили за тем, как их братец-выскочка Константинополь одерживает над ними верх. В таких условиях неизбежно должны были возникать ереси, приобретая форму националистического и подрывного движения.

Вскоре арианство затухло на Востоке, за исключением Абиссинии; но ереси V века оказались более живучими. В начале века Несторий, урожденный сириец, патриарх Константинопольский, обнародовал доктрину, которая выводила на первое место человеческую природу Христа. Богословы антиохийской школы издавна склонялись в эту сторону, и Несторий нашел много единомышленников в Северной Сирии. Его учение осудили как еретическое на Вселенском соборе в Эфесе 431 года, после чего откололось множество сирийских общин. Несториане, объявленные в империи вне закона, обосновались в месопотамских владениях персидского царя. Вскоре они со всеми своими силами взялись за миссионерский труд на более далеком Востоке: в Индии, Туркестане и даже в Китае; но в VI и VII веках у них еще оставались церкви в Сирии и Египте, которые в основном посещали купцы, что вели торговлю с дальними восточными странами.

Полемика о несторианстве породила другую, еще более ожесточенную. Александрийские богословы, окрыленные двойной победой – над антиохийскими учениями и патриархом Константинопольским, сами вышли за границы православия, но в противоположном направлении. Они выдвинули доктрину, по-видимому отрицавшую человечность Христа. Эту ересь иногда называют евтихианством по имени Евтихия, одного малоизвестного священника, впервые предложившего эту идею. Но больше она известна под именем монофизитства. В 451 году ее осудил IV Вселенский собор, состоявшийся в Халкидоне; и монофизиты в негодовании откололись от общего тела Христовой Церкви и увели за собой большинство христиан Египта и несколько сирийских общин. Армянская церковь, чьи делегаты опоздали на дебаты в Халкидон, отказались принимать постановления собора и встали на сторону монофизитов. Позднее императоры неустанно искали какую-то примирительную формулу, которая навела бы мост между расколотыми фракциями и при поддержке Вселенского собора могла бы быть принята в качестве уточненного догмата истинной веры. Но против них играло два фактора. Еретики не особенно стремились вернуться в паству, разве что на собственных и неприемлемых условиях; да и отношение Рима и западной церкви упорно противилось компромиссу. Папа Лев I, исходя из того взгляда, что определять Символ веры должен наместник святого Петра, а не Вселенский собор, и не имея терпения, чтобы вникать в диалектические тонкости, которых он не понимал, выступил с окончательным постановлением о том, какая точка зрения по данному вопросу должна считаться верной. Это постановление, оставшееся в истории как Томос к Флавиану, хотя и игнорировало тонкости спора, было принято собравшимися в Халкидоне сановниками церкви в качестве основы для обсуждения, и использованные в Томосе формулировки вошли в решения собора. Постулаты папы Льва была прямыми и четкими, как бревно, и не допускали ни превратного толкования, ни модификации. Любой компромисс с целью задобрить еретиков означал отход от них и вследствие этого схизму, раскол с Римом. Этого не мог позволить себе ни один император, который имел интересы и планы в Италии и на Западе. Попав в тиски подобной дилеммы, императорское правительство так и не сумело разработать последовательного курса. Оно колебалось между преследованием и задабриванием еретиков, по мере того как возрастали их силы в провинциях Востока при поддержке возрождающегося национализма местных жителей.

Кроме монофизитов и несториан, в восточных провинциях сложилась и еще одна община, которая постоянно сопротивлялась императорскому правительству, а именно иудейская. Значительная доля евреев жила во всех крупнейших городах Востока. Они были в какой-то степени поражены в гражданских правах; порой возникали погромы, жертвами которых становились и они сами, и их имущество. В отместку они не упускали ни единой возможности причинить вред христианам. Их финансовые ресурсы и широкие связи превращали их в потенциальную угрозу для властей.

В течение VI века ситуация усугубилась. Войны Юстиниана на Западе были долгими и дорогостоящими. Они наносили ущерб его религиозной политике и приводили к повышению налогов, притом что не создавали для его восточных подданных возможностей компенсировать потери. Больше всего пострадала Сирия; ибо, помимо налогового бремени, она подверглась ряду жестоких набегов персидских армий и серии разрушительных землетрясений. Процветали только еретики. Иаков Барадей из Эдессы организовал сирийских монофизитов в грозную силу при поддержке сочувствовавшей им императрицы Феодоры. С тех пор их церковь стала называться сиро-яковитской. В число египетских монофизитов, получивших имя коптов, вошло почти все коренное население страны. Несториане, безопасно окопавшиеся за персидской границей и быстро расширявшиеся на Восток, упрочили свои позиции в пределах империи. За исключением палестинских городов, православные оказались в меньшинстве. Их презрительно называли мелькитами, приспешниками императора, и не без причины, ибо само их существование зависело от власти и авторитета императорской администрации.

В 602 году императорский трон захватил центурион Фока. Он правил топорно и некомпетентно; и пока в Константинополе водворилось царство террора, в провинциях разгорались мятежи и гражданские войны между городскими фракциями и между соперничающими религиозными сектами. В Антиохии сиро-яковитские и несторианские патриархи открыто провели совместный собор для обсуждения общих действий против православных. В наказание Фока прислал армию, которая перебила огромное число еретиков при охотной помощи евреев. Два года спустя восстали и сами евреи и замучили до смерти православного патриарха города.

В 610 году Фоку сместил молодой аристократ армянского происхождения – Ираклий, сын экзарха Африки. В том же году персидский царь Хосров II закончил подготовку к вторжению и расчленил империю. Персидская война продолжалась девятнадцать лет. Двенадцать лет империя оборонялась, пока одна персидская армия оккупировала Анатолию, а другая завоевывала Сирию. Антиохия пала в 611 году, Дамаск – в 613-м. Весной 614 года персидский военачальник Шахрвараз вошел в Палестину, опустошая страну и сжигая церкви на своем пути. Он пощадил только храм Рождества в Вифлееме из-за мозаики на его дверях с изображением волхвов с Востока в персидских нарядах. 15 апреля он осадил Иерусалим. Патриарх Захария был готов открыть ворота города, чтобы избежать кровопролития; но жители-христиане отказались покорно сдаться. 5 мая с помощью находившихся в городе евреев персы сумели ворваться за его стены. Последовали зверства, леденящие кровь. В отсветах полыхавших домов и церквей христиан резали всех без разбору, многих перебили персы, но еще больше – евреи. По некоторым сведениям, погибло шестьдесят тысяч человек, а тридцать пять тысяч были проданы в рабство. Священные реликвии города – Крест Господень и орудия Страстей Христовых – удалось спрятать, но их нашли и вместе с патриархом отправили на Восток в дар царице Персии, христианке – несторианке Марьям. Опустошение в городе и его окрестностях было таково, что и по сей день страна полностью от него не оправилась.

Три года спустя персы вторглись в Египет и в течение года полностью им овладели. Между тем на севере их полчища достигли Босфора.

Падение Иерусалима стало для христиан чудовищным потрясением. Роль, которую сыграли в этом евреи, они не могли ни забыть, ни простить, и война с персами приобрела характер священной. Когда в 622 году Ираклий в конце концов смог начать наступление, он торжественно принес обет Богу за себя и свою армию и отправился воевать как христианский воин с силами тьмы. Для последующих поколений он стал первым из крестоносцев. Вильгельм Тирский включает в свою историю Крестовых походов, написанную пять веков спустя, рассказ о персидской войне, а старый французский перевод этой книги был известен под названием Livre d’Eracles, «Жизнеописание Ираклия».

Поход оказался успешным. После множества превратностей, долгих дней тревог и отчаяния Ираклий в конце концов разгромил персов при Ниневии в декабре 627 года. В начале 628 года царь Хосров был убит, и его преемник запросил мира; однако мир установился лишь в 629 году, и завоеванные провинции вернулись в империю. В августе Ираклий отпраздновал свой триумф в Константинополе. Следующей весной он снова отправился на юг, чтобы вернуть Святой Крест и торжественно водворить его в Иерусалим.

Это была трогательная сцена. Однако христиане Востока не так уж плохо поживали при персах. Вскоре евреи впали в немилость у Хосрова, и он даже выгнал их из Иерусалима. Его двор благоволил к несторианам, но сам он официально отдавал равное предпочтение монофизитам и православным. Им вернули и вновь отстроили церкви; и при его покровительстве в персидской столице Ктесифоне состоялся собор для обсуждения вопроса о воссоединении сект. Возвращение императорской администрации, как только утихли первые восторги победы, принесло выгоду одним только православным. Ираклий унаследовал пустую казну. Оплатить свои войны он мог только за счет огромного займа у церкви. Взятой у Персии добычи оказалось недостаточно, чтобы расплатиться за него. Сирийцам и египтянам снова пришлось раскошелиться на высокие налоги и смотреть на то, как от их денег разбухают сундуки православных иерархов.

Не улучшил Ираклий положения и своей религиозной политикой. Сначала он принял меры против евреев. Император не испытывал к ним никакой вражды, и даже по дороге в Иерусалим он остановился в доме у одного гостеприимного еврея в Тивериаде, однако ему стало в полной мере известно о том, какую роль сыграли они во время персидских нашествий. Возможно, им двигало также и неясное пророчество, в котором говорилось о том, что обрезанный народ погубит империю, и он приказал насильно окрестить всех евреев в пределах государства и написал королям Запада, призывая их поступить так же. Выполнить приказ было невозможно, но он дал ревностным христианам прекрасную возможность расправиться с ненавистным племенем. Единственным результатом его деяний стало то, что иудеи пуще прежнего возненавидели императорское правление. Затем император бросился в бурные воды христианского богословия. Патриарх Константинопольский Сергий, сам сирийский монофизит по рождению, много лет разрабатывал учение, которое, как ему думалось, должно было примирить монофизитов с православными. Ираклий дал ему свое одобрение; и новая доктрина, известная в истории как моноэнергизм, была обнародована по всей империи сразу, как только закончилась война с персами. Но несмотря на поддержку императора и патриарха и осторожное одобрение римского понтифика Гонория, она нигде не пользовалась популярностью. Монофизитские иерархи отвергли ее наотрез. Большинство православных во главе с великим мистиком Максимом Исповедником в Константинополе и Софронием на Востоке сочли ее столь же неприемлемой. Ираклий, больше с энтузиазмом, чем с осмотрительностью, упорно предпринимал попытки навязать ее своим подданным. Но, не считая его вельмож и немногих армян и ливанцев, которые позднее стали называться маронитами, доктрина не нашла сторонников. Позднее Ираклий видоизменил ее, и его опубликованный в 638 году «Эктезис» так же безуспешно ратовал уже за монофелитство. Вся эта эпопея, которая была окончательно прояснена лишь на VI Вселенском соборе в 680 году, только усугубила вражду и неразбериху, которые портили жизнь христианам Востока.

Говорят, что, когда в 629 году в Константинополе Ираклий принимал поздравительные посольства из таких дальних стран, как Франция и Индия, ему пришло письмо от одного вождя арабского клана, который объявлял себя Божь им пророком и призывал императора принять его веру. Такие же письма были посланы царям Персии и Абиссинии и правителю Египта. История эта, вероятно, апокриф. Едва ли Ираклий в то время имел хоть какое-то представление о великих событиях, которые в конце концов произвели революцию на Аравийском полуострове. В начале VII века Аравию заселяли непокорные, независимые племена, часть их кочевые, часть – оседлые, а немногие жили в торговых городах, протянувшихся вдоль караванных маршрутов. Это была страна идолопоклонников. У каждой местности были свои божки, но самым священным из идолов была Кааба в Мекке, главном купеческом городе. Однако идолопоклонство уже начинало терять свои позиции, ибо Аравию уже давно обрабатывали еврейские, христианские и зороастрийские миссионеры. Зороастрийцы добились успеха только в тех районах, которые находились под политическим влиянием персов, на северо-востоке и позднее на юге. Евреи поселились во многих арабских городах, в первую очередь в Медине, и обратили немалое число арабов в свою веру. Христиане добились самых широких результатов. У православного христианства были последователи на Синае и в Петре. Несториане, как и зоро-астрийцы, сконцентрировались там, где им покровительствовали персы. Но монофизиты имели общины вдоль великих караванных путей вплоть до самого Йемена и Хадрамаута; а многие крупные племена на краю пустыни, такие как Бану Гассан и Бану Таглиб, были полностью монофизитскими. Арабские купцы, часто приезжавшие в города Сирии, Палестины и Ирака, имели немало возможностей узнать о религиях цивилизованного мира, притом что и в самой Аравии существовала традиция монотеизма – ханифизм. В то же время Аравия ощущала потребность в расширении. Скудных ресурсов полуострова, которые еще более обеднели после разрушения ирригационных систем химьяритов[2]2
  Химьяриты – древний семитский народ в Южной Аравии. (Примеч. пер.)


[Закрыть], не хватало для растущего населения. На протяжении всей письменной истории пустынные племена постоянно изливались на окружающие возделанные земли; и в тот момент давление стало особенно сильным.

Своеобразный и невероятный гений Мухаммеда прекрасно вписался в эти обстоятельства. Он происходил из священного города Мекки, будучи бедным сородичем его влиятельнейшего клана – курайшитов. Он путешествовал, повидал мир и изучил его религии. Особенно его привлекло монофизитское христианство; однако учение о Троице казалось ему не соответствующим чистому единобожию, которое восхищало его в традиции ханифов. Учение, которое он разработал сам, не полностью отвергало христианство, но, скорее, было его исправленным и упрощенным вариантом, который его народу было гораздо легче принять. Своим успехом в качестве религиозного вождя он прежде всего обязан тому, что понимал арабов. Даже будучи гораздо талантливее их, он искренне разделял их чувства и предрассудки. Вдобавок он обладал необычайными политическими способностями. Это сочетание качеств позволило ему за десять лет возвести на пустом месте империю, готовую завоевать весь мир. В 622 году, в год хиджры[3]3
  Хиджра – переселение мусульман во главе с Мухаммедом из Мекки в Медину, считающееся началом первого исламского государства. (Примеч. пер.)


[Закрыть], весь круг его последователей ограничивался домочадцами да небольшой группой друзей. В 632 году, ко времени его смерти, он стал властелином Аравии, и его армии уже переходили ее границы. Внезапное вознесение смелых выскочек не так уж редко встречается на Востоке, но обычно их так же внезапно постигает и крах. Мухаммед, однако, оставил после себя живучую организацию, деятельность которой поддерживал Коран. Этот потрясающий труд, изложенный пророком как слово Божье, содержит не только возвышающие душу изречения и рассказы, но и правила поведения в обычной жизни и управления империей, а также полный свод законов. Он был достаточно прост, чтобы его приняли современные пророку арабы, и достаточно универсален, чтобы ответить на нужды огромного царства, которое суждено было создать его последователям. Более того, сила ислама как раз в его простоте. В небесах один Бог, у правоверных один предводитель, чтобы править ими на земле, и один закон – Коран, по которому он и должен править. В отличие от христианства, которое проповедовало мир, но так его и не достигло, ислам без всякого смущения взял в руки меч.

Меч этот ударил по провинциям Римской империи еще при жизни пророка, когда арабы совершили несколько мелких и не слишком успешных набегов в Палестину. При преемнике Мухаммеда Абу Бакре политика экспансии стала открытой. Завоевание Аравии завершилось изгнанием персов из зависимого Бахрейна, а арабская армия пересекла Петру, прошла по торговому пути на южное побережье Палестины, разгромила местного правителя Сергия где-то в районе Мертвого моря и продолжила наступление на Газу, которую захватила после недолгой осады. К жителям города победители отнеслись великодушно, но солдаты гарнизона стали первыми христианскими мучениками, погибшими от меча ислама.

В 634 году Абу Бакра сменил Умар, который унаследовал его планы расширения мусульманской державы. Между тем император Ираклий, все еще находившийся в Северной Сирии, осознал, что на арабские нашествия уже нельзя смотреть сквозь пальцы. Ему не хватало людей. Персидская война нанесла империи тяжелые потери. После окончания войны Ираклий распустил множество войск из соображений экономии, а новобранцы в армию не стремились. По всей империи воцарилась та атмосфера апатии и пессимизма, которая так часто поражает в равной мере и победителей, и побежденных после долгой и кровопролитной войны. Тем не менее он послал своего брата Феодора во главе войск сирийской провинции водворить порядок в Палестине. Феодор встретил две основные арабские армии при Аджнадайне, юго-западнее Иерусалима, и потерпел полный разгром. Арабы, надежно укрепившись в Южной Палестине, затем двинулись вдоль торгового пути, который шел на восток от Иордана к Дамаску и долине Оронта. Тивериада, Баальбек и Хомс пали перед ними без сопротивления, а Дамаск капитулировал после короткой осады в августе 635-го. Это вселило в Ираклия глубокую тревогу. Не без труда он сумел собрать и послать на юг две армии. Одну составляли армянские призывники под началом армянского князя Ваана и большое число крещеных арабов во главе с шейхом Бану Гассан. Другой командовал Феодор Трифирий, и она состояла из смешанных войск. Прослышав об их приближении, мусульмане ушли из долины Оронта и Дамаска и отступили к Иордану. Трифирий нагнал их у Джабийи в Хауране, но был разбит. Ему, однако, удалось удержать позиции на реке Ярмук, на юго-востоке от Галилейского моря, вплоть до подхода армии Ваана. Там 20 августа 636 года в слепящих клубах песчаной бури состоялось решающее сражение. Христиане имели численное превосходство; но противник обыграл их искусным маневром; и в разгар сражения полководец Гассанид и двенадцать тысяч арабов-христиан перешли на сторону врага. Это были монофизиты, и они ненавидели Ираклия; к тому же им много месяцев не платили. Организовать эту измену было нетрудно, и она и решила вопрос. Мусульмане одержали полную победу. Трифирий и Ваан погибли почти со всеми своими войсками. Перед победителями открылась прямая дорога в Палестину и Сирию.

Ираклий находился в Антиохии, когда до него добежали вести о битве. Он совершенно пал духом; это Божья десница покарала его за кровосмесительный брак с племянницей Мартиной. У него не осталось ни людей, ни денег, чтобы и дальше защищать провинцию. После торжественного молебна о ниспослании помощи в соборе Антиохии он отправился к морю и сел на корабль до Константинополя, покидая берег с горькими слезами на глазах: «Прощай, Сирия, прощай навсегда»[4]4
  Историю о молебне Ираклия и прощальных словах приводит Михаил Сириец и несправедливо обвиняет императора в том, что перед отъездом тот разграбил сирийские города.


[Закрыть].

Вскоре арабы овладели всей страной. Христиане-еретики сдавались перед ними без боя. Евреи активно оказывали им помощь и служили им проводниками[5]5
  Роль, которую сыграли в этом иудеи, подчеркивается во всех первоисточниках, особенно у Себеоса и в «Учении Иакова», написанном константинопольским иудеем, который в то время находился в Карфагене.


[Закрыть]. Только в двух великих городах Палестины – Кесарии и Иерусалиме – арабы встретили организованное сопротивление, а также в крепостях Пелла и Дара на персидской границе. В Иерусалиме после новостей о битве при Ярмуке Софроний велел укрепить оборонные сооружения города. Затем, услышав, что враг уже достиг Иерихона, он собрал святые реликвии христианства и ночью отправил их на побережье, чтобы их доставили в Константинополь. Они не должны снова попасть в руки неверных. Иерусалим больше года продержался в осаде. Кесария и Дара выстояли до 639 года. Но к тому времени они уже оставались всего лишь одинокими аванпостами. Крупнейший город Востока Антиохия пал за год до того; и вся страна от Суэцкого перешейка до Анатолийских гор оказалась в руках мусульман.

Между тем они уничтожили исконную соперницу Рима – Персию. Их победа при Кадисии в 637 году обеспечила им Ирак, а вторая победа – в следующем году в Нехавенде – открыла для них Иранское нагорье. Царь Йездегерд III, последний из Сасанидов, продержался в Хорасане до 651 года. К тому времени арабы дошли до его восточных границ на Оксе и в афганских горах.

В декабре 639 года мусульманский военачальник Амр с четырьмя тысячами солдат вторгся в Египет. В делах управления провинцией царила неразбериха после окончания персидской оккупации; и тогдашний ее правитель, патриарх Александрийский Кир, не отличался ни умом, ни порядочностью. Он был обращенным из несториан и главным проводником монофелитской доктрины императора, которую собирался навязать коптам, невзирая на их сопротивление. Его так сильно ненавидели, что Амр без труда нашел союзников среди его подданных. В начале 640 года после двухмесячной осады Амр овладел крупной пограничной крепостью Пелузий. Там к нему подошли подкрепления от халифа. Оттуда он двинулся на Вавилон (Старый Каир), где был сосредоточен имперский гарнизон. После битвы, состоявшейся в Гелиополе в августе 640 года, римляне были вынуждены отступить в цитадель Вавилона, где они продержались до апреля 641 года. Между тем арабы заняли Верхний Египет. После падения Вавилона Амр прошел через Файюм, двигаясь к Александрии, и тамошний правитель вместе с гарнизоном бежал в страхе. Кира вызвали в Константинополь по обоснованному подозрению в том, что он заключил изменнический пакт с Амром. Но в феврале Ираклий умер, а его вдова, императрица-регентша Мартина, сама находилась в слишком ненадежном положении в Константинополе, чтобы защищать Египет. Кира отправили назад, чтобы он заключил договор на любых условиях, которых сумеет добиться. В ноябре он отправился к Амру в Вавилон и подписал капитуляцию Александрии. Но тем временем Мартину сместили, и новое правительство отвергло и самого Кира, и его договор. Амр и так уже нарушил его со своей стороны, вторгшись в Пятиградье и Триполитанию. Однако удержать Александрию казалось невозможно, когда весь остальной Египет находился в руках у арабов. Город капитулировал в ноябре 642 года. Но надежда еще не умерла. В 644 году стало известно об опале Амра, которого вызвали в Медину. По морю из Константинополя прислали новую армию, которая легко отвоевала Александрию в начале 645 года, а затем пошла на Фостат, столицу Амра, основанную им возле Вавилона. Амр вернулся в Египет и разгромил имперские силы у Фостата. Их полководец, армянин Мануил, отступил в Александрию. Пораженный тем, с каким полнейшим безразличием крещеные жители города отнеслись к попытке возвратить страну в лоно христианства, он уже не пытался оборонять город и погрузился на корабли, чтобы отправиться в Константинополь. Коптский патриарх Вениамин вернул Александрию в руки Амра.