Текст книги "Восхождение"

Автор книги: Стивен Майкл Стирлинг

Соавторы: Джеймс Дуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Джеймс Дуэн, Стивен Стирлинг
Восхождение

Глава первая

– А что было потом? – с интересом спросила официантка, придвигаясь ближе и заманчиво сияя глазами.

– А потом я умер, – голосом низким и торжественным ответил ей коммандер Питер Эрнст Редер.

– Да ну вас! – Она шаловливо хлопнула его по плечу полотенцем. – Ладно, видик посмотрите. А мне стойку протереть надо.

Редер вздохнул и принялся тыкать пальцем по кнопкам.

Щелк.

– Я хочу тебя, Ворн!

– Но, Лирика, у меня жена, дети!

– Они тебе не нужны, Ворн… тебе нужна я! Только меня ты хочешь!

– Мне жаль тебя, Лирика! Ты даже не понимаешь всей пропасти между словами «любить» и «хотеть»!

Щелк.

– Подлинный антрацит с Земли. Сформировавшийся миллионы лет тому назад из настоящей живой материи, этот роскошный камень может стать вашим всего за…

Щелк.

– Гррреххх! Видит Всемогущий, мы пытались их спасти. Наших падших братьев и сестер. Мы взывали к ним, вразумляли и молили, но они нас не слушали. Тогда мы отвернулись от них и бежали с того карнавала ЗЛА. Они же за нами не последовали. Они продали нам место, которое считали пустыней. Но мы твердо знали, что сделаем из него рай!

И все же… все же нас подстерегало искушение. Да, даже здесь, где вокруг нас были только братья и сестры. В том самом месте, где мы искали искупления, лежал змий… мы слышали его подлое шипение о богатстве… о власти. Мы могли купить себе рай, нам уже не требовалось его строить. Именно этого мы возжелали, и средство было под рукой. Почти неограниченный запас горючего. И мы пали.

Они так хотели это горючее! Они заплатили бы любую цену… И мы пали. Мы продали наш драгоценный источник, позволили им построить промышленные платформы, где работали их специалисты. И мы помогли им распространить черное пятно греха по вселенной. Мы дали им средства к изнасилованию…

– Гм. Можно я переключу? А то когда Толкователи мокаков начинают вот так про изнасилование вещать, мне что-то не по себе становится.

Редер усмехнулся и отдал официантке пульт. Они самую малость заигрывали друг с другом с тех пор, как он присел к стойке. Похоже, ей пришлась по вкусу его чернявая ирландская привлекательность, а он ничего не имел против ее аппетитно-карамельного шарма. Кроме того, вряд ли он мог рассчитывать на лучшее времяпрепровождение в ожидании транзитных инструкций.

Он огляделся. Большая квадратная комната, свет как раз тот, что надо, повсюду интересные скошенные зеркала. Кабинки одновременно и уютные, и вместительные, а на столики можно не только выпивку, но и локти поставить; даже табуреты у стойки самые что ни на есть удобные. Сама стойка из золотистого дуба имела внизу настоящую латунную подножку – астронавты были в таких вещах ох как разборчивы. На дальней стене бара висели голограммы с подписями. Самые старые относились в основном к Топографической Службе; там были те, кто открывал новые системы или погибал при такой попытке. Более современные демонстрировали главным образом летчиков-истребителей, стрелков и десантников, брошенных на борьбу с мокаками. Расположенный в военном космопорте Кап-Гаттерас бар «Облатка» был своего рода жемчужиной.

«Интересно, – голосом Хамфри Богарта подумал Редер, – почему из всех распивочных на всех базах этого мира мне довелось именно в эту забрести? Ведь этот бар просто образцовый. – Он вздохнул. – Я тут всего раз побывал и уже наверняка знаю, что буду по нему скучать», – грустно подумал он затем. Зато Питер точно не собирался скучать по госпиталю с его изнурительными часами физиотерапии и страстно желал вернуться к настоящей работе.

Официантка переключила видик на спортивную программу, и это разом вывело Редера из задумчивости. Стена превратилась в беспорядочную кутерьму мечущихся фигур, глухих ударов и стонов с ревом толпы на заднем плане.

Красочно разодетые чудища на полном ходу наскакивали друг на друга, испуская театральные охи и крехи вперемежку с низким рычанием. Игра представляла собой что-то вроде американского футбола, только без мяча. Здоровенные мужики толкали друг друга по полю к стойкам ворот, схватываясь и вырываясь. Изображение дергалось и мигало, пока режиссер переключался с одной нашлемной камеры на другую.

Редер с официанткой немного понаблюдали, после чего в обоюдном безразличии отвернулись.

– А почему мы вообще с этими фанатиками в войну ввязались? – раздраженным тоном спросила официантка, имея в виду ту программу, с которой она только что переключилась. – Я хочу сказать, если мокаки хотели от Содружества отделиться, почему мы тогда при первом же удобном случае раз и навсегда с ними не распрощались? Сказали бы им скатертью дорожка и все дела. Нет, правда, почему? – Она недовольно закатила глаза.

– Вижу, моя милая, вы никогда об антиводороде не слышали. – Питер глотнул еще пива. – Реальность такова, что без него Содружеству очень туго придется.

Хотя вопрос был вполне уместен. «Эти мокаки, – подумал Редер, – так омерзительны, что порой кажется – надо совсем с ума сойти, чтобы даже в бою с ними дело иметь».

Официантка сморщила курносый носик.

– Не надо мне про реальность, когда я про мокаков ворчу. Это просто невежливо. И почему они, кстати, мокаки? Если имеются в виду обезьяны, то они куда симпатичнее.

– МОКАК означает «Миссия, Осуществленная в Конгрегации Аскетизма и Кротости». – Редер понаблюдал, как официантка с трудом это усваивает; от неодобрения у нее аж уголки рта втянулись.

– Конгрегация… – пробормотала она. – Это что-то из физики. Или нет – это такая болезнь. Когда газы в желудке.

Питер прыснул, затем взял ее за руку и с серьезным видом произнес:

– Видите ли, милочка, должен с прискорбием вам сообщить, что у вас конгрегация. Выйдите, пожалуйста, из моего кабинета, а то вы сейчас ка-ак рванете.

Официантка взорвалась смехом. Она была просто очаровательна, когда смеялась. «Глаза так и искрятся», – подумал Редер.

– А что это на самом деле такое? – поинтересовалась она, кокетливо выдвигая плечико.

– Конгрегация? Ну, это значит собрание или церковь…

Странным образом его очередной исчерпывающий ответ, похоже, вселил в официантку какую-то робость, и она смущенно отодвинулась. «Вот так всегда, – обреченно подумал Питер, наблюдая, как она уходит. – Нельзя раз за разом людям верный ответ давать». Было особенно досадно, когда у него так с хорошенькими женщинами получалось. Редер сжал губы. «А, ладно, – решил он затем. – Может, и к лучшему. Очень некстати было бы свою единственную и неповторимую в баре «Облатка» встретить. Да еще в такой момент своей военной карьеры».

Приказ о его новом назначении уже был подписан, и ему предстояло покинуть военный космодром Кап-Гаттерас, как только пилот челнока прибудет, чтобы ему этот приказ вручить. Один Бог знал, когда он еще это место увидит – если вообще когда-то увидит.

Питер скорчил гримасу и левой рукой осторожно взял бокал с пивом, косо поглядывая на правую. «Ненавижу эту штуковину, – подумал он. – Пусть даже это и лучший протез, какой современная медицина может мне обеспечить». Кисть его правой руки выглядела совсем как настоящая. Вот почему с некоторых пор с каждого солдата в обязательном порядке делали трехмерную голограмму. Если ты по нечаянности терял какую-то часть своего тела, тебе железно обеспечивали механический дубликат.

Однако новая рука по-прежнему болела и оставалась практически немой. Спецы сказали, что когда он привыкнет к сигналам с нервного интерфейса, появится больше нюансов – больше восприятий тепла и холода, твердого и мягкого, хотя чувствительности настоящей руки протез никогда не достигнет.

И он все еще только учился им управлять. Питер посмотрел, как поблескивают крошечные стеклянные осколки на том месте, где он расколотил свой первый бокал пива в «Облатке». Стоило только задуматься, на что-то там рассердиться… хлоп! – и он уже осколки из ладони вынимал. Редер вздохнул и покачал головой, вспоминая, что ему тогда сказал физиотерапевт.

– Так или иначе, Редер, хотя бы первые несколько месяцев, если будете в гневе, в ванную комнату даже не заходите.

Впрочем, самым худшим в протезе, тем, за что он по-настоящему его ненавидел, было то, что он не мог как следует с компьютером «спида» состыковываться.

Пилот опускал руки в перчатках в специальные приемные лунки, которые напрямую подключали его к бортовому компьютеру. С внутренней стороны перчатки были напичканы датчиками, которые регистрировали каждое мышечное сокращение, непрерывно измеряли кровяное давление и анализировали химический состав пота, заставляя «спид» фактически становиться частью твоего тела. Машина нацеливала орудия и выбирала направление исходя из положения твоих глаз, но именно кисти твоих рук определяли, выстрелят ли эти орудия, а также куда и с какой скоростью ты полетишь.

Протезу недоставало необходимого тонкого контроля, а химическая составляющая здесь вообще отсутствовала, откуда вытекало, что добрая половина органов управления «спидом» на искусственную руку как надо не откликалась. Отсюда в свою очередь вытекало то, что отныне Редер был от полетов отстранен.

Его темные брови почти сошлись у переносицы, когда он нахмурился. Все это по-прежнему больно его кололо и ощущалось как ампутация чего-то куда более важного, чем кисть правой руки.

«И впрямь, – мрачно подумал Питер, – почему мы просто не отпустили мокак, когда они сказали, что отбывают?» Тут он покачал головой и печально улыбнулся. Даже самый яростный и наивный противник войны знал на это ответ. «Потому что без антиводорода нет торговли между системами, а без торговли между системами от Содружества меньше чем через год одно лишь приятное воспоминание останется».

Содружество попыталось предложить мокакам планету-сад в обмен на ту пустыню, которую они когда-то купили, но их теократические правители, Толкователи Праведного Пути, отказались. «Представляю, – подумал Редер, – как они при этом с пеной у рта весь род человеческий обличали. До Адама включительно».

А все потому, что, словно подтверждая наличие у Бога недюжинного чувства юмора, сектор мокаков оказался единственным местом в исследованном человеком космосе, где содержались крупные запасы антиводорода, естественным образом заключенные в магнитный матричный материал. В последовавшее за этим столетие старые заводы физико-химического синтеза были закрыты, ибо их жалкая струйка дорогостоящего горючего затерялась в изобильном потоке дешевой энергии от платформ разработки природных ресурсов. Торговля переживала бум. Содружество сделалось как никогда сплоченным – и в высшей степени зависимым от поступления этого самого потока.

Питер представил себе, как Космический Отряд насильно выдворяет мокаков с их высохшей, пыльной планетки с ее слишком резким солнцем и наполовину отравленной водой, переселяя их в мир нежных ветерков, роскошной растительной жизни и вкуснейшей воды, в мир, доверху набитый всевозможными рудами и прочими прелестями. «То-то бы они нас возненавидели, – подумал он. – Мы бы у них где-то на уровне филистимлян или того хуже котировались».

И это при том, что нормальные люди – к примеру, жители какого-нибудь адского мира вроде Каттавасии, который был просто раем в сравнении с вотчиной мокаков, – продали бы своих бабушек, дедушек и лучшие зубы за возможность поменяться планетами. Да что там говорить – они бы за один приличный отпуск своих бабушек продали!

Разумеется, Содружество по-прежнему не было застраховано от падения. Если верить слухам, запасов антиводорода могло хватить только на восемнадцать месяцев активных военных действий, а запасы эти лишь спорадически пополнялись после отважных набегов на мокакские перерабатывающие заводы. Не так давно вновь запущенные заводы по производству синтетического антиводорода выдавали сущие крохи по цене в десять раз дороже. Затычку из ванны вынули, а из крана теперь только жалкая струйка течет, – выразился как-то один из знакомых Питера.

Редер поднял бокал в память об этом своем закадычном друге, убитом в том же самом сражении, что унесло руку, «спид» и славу Питера. Он тогда записал на свой счет четыре мишени, но регистрирующий компьютер был уничтожен мощным пучком частиц, который и опустил его с небес на землю. Те четыре победы довели бы общий счет Редера до семи, делая его самым удачливым асом за всю войну.

«Пришла беда – отворяй ворота», – не без юмора подумал Питер. Пока он выздоравливал в госпитале, ему по этому поводу даже сон приснился. Сварливый старик адмирал как раз собирался прицепить коммандеру Редеру медаль за славные подвиги. Питер стоял там гордый как павлин, но тут вдруг какой-то шибздик вскочил на сцену и ну орать:

– Стойте! Это ошибка! Мы проверили его записи, и по ним выходит, что он все время по одному и тому же мокаку палил!

– Чушь собачья! – воскликнул Редер.

– Дайте сюда, – прорычал адмирал и выхватил у шибздика голоснимки. Затем он бросил огненный взор на Питера. – А мы для вас торт приготовили, – сказал он. – Со всякими там фитюльками. Моя жена лично его заказала. Как же мне этого торта хотелось. А теперь я его есть не смогу.

– Но он лжет, – стал настаивать Питер. – Это не доказательство – это всего лишь семь идентичных голограмм. Пожалуйста, проверьте хотя бы сами записи, – взмолился он.

– Нет! Это уже неважно, – проворчал адмирал. – Все равно праздник испорчен. – Затем он повернулся и сошел со сцены бок о бок с тем шибздиком, который дал ему голоснимки и теперь явно хотел их себе вернуть. Генерал швырнул их вверх, и они запорхали в сторону сцены.

Питер стал озираться и понял, что оркестр уже пакует инструменты, а публика подбирает свои манатки и вдоль рядов откидных сидений проталкивается к выходу. Все это выглядело как абсолютно законный конец торжественной церемонии.

– Но я правда их сбил! – в отчаянии воскликнул Редер.

– Иди домой! – крикнул ему генерал. – И этот чертов торт с собой забери! – Затем свет на сцене погас, и через несколько мгновений какой-то невнятицы он проснулся.

Громкие, жизнерадостные голоса мигом привели Питера в чувство. В бар только что вошла шумная компания летчиков-истребителей. Глянув на Редера, они сразу отметили его инженерные нашивки, после чего явно решили не уделять ему внимания, расселись за столиком и принялись выкликать миловидную официантку.

Чувствуя себя ущемленным, Питер опять повернулся к стойке. «Черт побери, – подумал он. – Неужели и я так заносчиво на людях держался?»

Да, очень даже возможно.

Пилотируя «спид», ты был сама слава и изящество. Невероятная мощь лежала буквально у кончиков твоих пальцев. Жизнь летчиков-истребителей делилась на «спиды» и остальной мир.

Как бы ты с этим ни боролся, ты все равно чувствовал, что всему остальному чего-то отчаянно недостает.

«Цвета, рельефности, смысла», – мрачно думал Питер.

Инженеры, к примеру, очень ценились и уважались за то, что они обслуживали тебя и твою машину, но с летчиками-истребителями они даже рядом не стояли.

«Ты просто переживаешь, что тебя в стороне оставили, – сказал себе Редер. – Скучаешь по энтузиазму, по духу товарищества. Ничего, стоит тебе только прибыть на новое место службы и снова почувствовать себя частью чего-то большего, как ты сразу перестанешь видеть оскорбление там, где его и в помине нет. А пока что, если не будешь за собой следить, – предупредил он себя, – станешь совсем как папаша». Его отец отлично умел находить причины для гнева, когда бывал пьян, хотя по трезвости был добрейшим из смертных.

За спиной у него вдруг раздался взрыв смеха, почти наверняка никак с ним не связанный. Но Редер все равно ощутил, как жар приливает к лицу, словно он и впрямь услышал насмешку над ним и его новым нелетным статусом. Тогда он с деланной небрежностью взял правой рукой бокал, и тот, разумеется, тут же лопнул как мыльный пузырь. С счастью, он был почти пуст.

– Извините, – сказал он официантке.

– Нет проблем, – отозвалась она. – Хотите еще?

– Конечно, – кивнул Редер. – Пластиковый стакан у вас есть?

– Есть кое-что получше. – Вытащив из морозилки большую ледяную кружку с бочковым пивом, она эффектно поставила ее перед клиентом.

– Вот это да, – обрадованно выдохнул он. – На вид эта роскошь даже вам мало в чем уступит.

Официантка рассмеялась.

– Первый раз меня с кружкой пива сравнивают.

– Но это не просто пиво, мэм, – заверил ее Редер. – Это подлинное сокровище. – «И вы, ручаюсь, тоже», – сказал дьявольский блеск в его глазах.

Она прочла его мысленное послание так легко, как если бы оно высветилось неоновыми буквами над стойкой, и понимающе тряхнула головой, а на щеках у нее тут же мелькнули ямочки. Затем официантка открыла было рот, но прежде чем она успела заговорить, солидная ватага пилотов и механиков вломилась в бар, шумно требуя к себе внимания. Тогда она одарила Редера полной сожаления улыбкой и бросилась обслуживать радостную толпу.

Питер мысленно вздохнул. «Ладно, – подумал он. – Пусть это будет всего лишь легкий, приятный флирт».

Оглядев завсегдатаев бара, Редер задумался, сколько еще пройдет времени, прежде чем он опять станет членом такой вот компании. Его коллеги по курсу инженерной переподготовки разъехались двумя неделями раньше, но Питеру требовалось закончить программу физиотерапии. До сих пор он был так занят, что даже не замечал, как он по ним скучает.

Редер немного поразмышлял о том, куда его пошлют и какими конкретно станут его новые обязанности. Наверняка где-то его ожидала важная работа, и Питер ни секунды не сомневался, что справится с ней не хуже любого другого флотского офицера. Переподготовку он атаковал так же вдумчиво, как и в свое время проклятых мокаков, и занятия ему очень даже понравились. Узнавать все больше и больше про свои любимые машины не было такой уж великой обузой. Больно было только думать о том, как они без него летают. Редер стал первым учеником в своем классе; лучше него были только те мужчины и женщины, которые обучали его профессии бортинженера. «Дайте мне только, ребята, немного опыта поднабраться, – подумал Питер. – Тогда я и вас за пояс заткну».

Так что он по-прежнему будет возле «спидов», останется частью военных действий. В конце концов, война уже вышла за рамки простого сражения с кучкой религиозных фанатиков. Тут взгляд Редера остановился на голографическом плакате за стойкой.

«ЗНАЙ СВОЕГО ВРАГА!» – требовал плакат, и на нем в агрессивной позе изображался повианский солдат. Да, на дальних окраинах исследованного человеком космоса мокаки нашли себе чужеродного союзника. Действовали они примерно так же, как древний ирландский король, который искал помощи у Англии для ведения своих баталий. И теперь мокакские Толкователи обнаруживали, что намерений мирно возвращаться домой у их союзников не больше, чем у норманнских рыцарей Стронгбау.

«По моему скромному мнению, повиане уже решили все горючее во вселенной себе заграбастать, – подумал Питер. – Отчего я порой себя представителем вымирающего вида чувствую».

На взгляд человека повиане были… как бы сказать? Вот если бы какой-то пропагандист специально решил бы придумать вид, безошибочно нажимающий на все человеческие «кнопки ужаса», получилось бы именно то самое. В целом повиане очень напоминали пауков, а их словно бы позаимствованные у скорпиона педипальпы развились в панцирные трехпалые «руки». Их тускло-красные тела покрывали кожистые чешуйки и редкие грубые волоски. У них было по восемь глаз-бусинок, два из которых могли видеть в ультрафиолете. Повиане также имели по восемь «ног», причем каждая заканчивалась трехпалой когтистой лапой. Их «рты» представляли собой острые, ороговевшие режущие приспособления, снабженные солидной парой клешней для удерживания добычи, пока ее разрезают на части и запихивают в полупрозрачный пищеварительный мешок в брюшке.

Редер аж передернулся. «Грязные твари», – подумал он.

Повиане говорили через гибкую трубку, похожую на слоновий хобот и размещенную примерно там же, где у человека бывает нос. Из самого конца брюшка тянулся длинный и тонкий хвост, увенчанный ядовитым жалом.

«Только психованная орава таких мизантропов, как эти мокаки могла обратиться к подобным тварям за помощью в борьбе против себе подобных, – подумал Питер. – Сомневаюсь, что большинство мокакского населения понимает, насколько их Толкователи утратили над повианами контроль. Впрочем, если вдуматься, вряд ли и сами Толкователи это понимают».

Редер находил предельно жестокую иронию в том, что Содружество теперь проливало кровь, чтобы освободить мятежников от их союзников, тогда как мокаки убивали своих избавителей, которых они именовали «содругами», твердо веря в то, что тем самым они спасаются.

«Впрочем, – подумал Питер, – если уж ты мокак, это предполагает, что ай-кью у тебя как вот у этой кружки».

– Коммандер Редер?

Обернувшись, Питер обнаружил, что ему лучезарно улыбается совсем молоденькая челночная летчица. Ростом около метра семидесяти, с кудрявой шапкой светлых волос, она была очаровательна уже одной своей юностью и энтузиазмом.

– У меня для вас приказ, сэр. – Она поспешно вручила ему дискету и с традиционной пилотской небрежностью отдала честь.

Редер тоже отдал честь, показывая, как это вообще-то следует делать.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарил он девушку. «Поверить не могу, – подумал он затем, – что этот ребенок летает, а я от полетов отстранен». В юной челночной летчице вполне можно было заподозрить школьницу, прогуливающую уроки. Питер сунул дискету в наручный ридер. Ага. Прибыть на ККС «Непобедимый» так-то и так-то, и так далее и тому подобное. Название он не припоминал, что было довольно странно – даже сейчас флотские авианосцы были не так уж многочисленны. А цифровой код определенно указывал на авианосец.

«Ох, Бога ради, только не конвойный авианосец. Только не переоборудованный «купец», который только тем и занимается, что транспорты и грузовые суда пасет…»

– Старт назначен на семнадцать ноль-ноль, сэр.

«Еще три часа, – подумал Редер. – А делать особенно-то и нечего». Челночная летчица все еще перед ним стояла. И с надеждой улыбалась. «Ей что, намекнуть требуется? Напрямую это как-то делать не принято».

– Если у вас есть время, может, выпить присядете? – вдруг предложил Питер и тут же ужаснулся: «Господи, что я такое говорю?» – в смысле, кофе, сок и все в таком роде. – «Раз тебе, деточка, мою задницу на Луну везти, – подумал он, – ты у меня этанолом не побалуешься. Вообще-то некоторые инструкции очень даже разумны».

Девушка хихикнула.

– Мне уже двадцать один, сэр. Но я бы немного кофе выпила. Спасибо. – Она легко запрыгнула на соседний табурет. – Моя фамилия Гарднер. Мой брат в вашей эскадрилье служил.

– Вы сестра Бо Гарднера? – Она ничем его не напоминала. – И как он там?

– Гораздо лучше, – сказала Гарднер, и ее юное лицо сразу же посерьезнело. – Врачи говорят, к концу года он уже ходить будет.

– Если такое вообще возможно, он точно будет, – заверил ее Редер. – Ваш брат – просто золото.

– Он то же самое про вас говорил. – Ее улыбка совсем испарилась, и теперь девушка смотрела на него серьезно, что ей не очень шло. – Как думаете, почему так получилось? Почему мокаки оказались у Риги-Пять, да еще в таком количестве?

Питер скривился. Его левая ладонь стала слегка влажной.

– Хороший вопрос. Я и сам его себе не раз задавал.

«А если по правде, деточка, – подумал он, – то он мне даже снится. Причем без конца».

На самом деле планировался просто-напросто очередной набег на мокакские перерабатывающие заводы. Загрузить антиводород и убраться с минимальными потерями с обеих сторон.

– А Бо что говорит?

– Он говорит, было похоже, что нас там ждали.

– Точно. – Питер кивнул. – И они не успели бы так быстро окопаться и приготовиться, если бы первое предупреждение к ним пришло, когда мы только границу пересекли.

Мысленно Редер снова все это видел. Перерабатывающий завод представлялся большим серовато-голубым островом, что плавал над оранжево-бурым диском Риги-Пять. Пара грузовых кораблей была пришвартована у стыковочных труб завода, а больше, не считая двух спутников планеты, ничего не просматривалось.

– Наверняка они заблаговременно там расположились, – негромко продолжил он. – Датчики ничего не фиксировали. За предыдущую неделю – никаких транзитных сигнатур. – Питер покачал головой. – Место было тихое и холодное – в точности как и ожидалось. Капитан выслал нас по-быстрому разведать, и мы славно продвинулись, но тут вдруг мокаки ударили. Два судна Космического Отряда сразу в гору ушли. Такие дела. – Редер глотнул пива. Глаза его были далеко, а крики погибших месяцы назад астронавтов по-прежнему звенели у него в голове. Так бывало всякий раз, когда он об этом вспоминал.

– Бо говорит, в армии полно мокакских изменников, – прошептала Гарднер. – Он говорит, до границы вас засечь не могли, никаких случайностей, все у вас было как надо.

Питер взглянул на девушку; она явно бурлила гневом после того, что произошло с ее братом. «Черт побери, а я-то как разгневан после того, что со мной случилось!» – подумал он. И она вполне могла быть права. На вид мокака от содруга было не отличить.

Конечно, мокаки могли вычислить, что из всех их заводов Рига-Пять представляет собой самый вероятный объект для удара, и устроить там засаду. Правда, Редеру очень не хотелось представлять их себе такими смышлеными. Но еще более неприятной была мысль о том, что они могли комфортно осесть в главнокомандовании Содружества. «Хотя, – подумал Питер, – при нынешнем уровне наших руководящих эшелонов нехватка мозгов у кого-то из их членов может быть не столь очевидна». Что было откровенной клеветой, и он это знал, однако подобный образ мыслей уже почти вошел в традицию.

В реальности же со времени начала войны ускоренное продвижение по службе привело в ряды высшего руководства немало превосходных, знающих офицеров, и теперь они далеко перевешивали накопившийся там шлак. Все реже и реже можно было встретить офицера, который получил повышение только за то, что ничего катастрофического не натворил.

– А знаете, Гарднер, – по-доброму обратился к девушке Питер, – Бо, возможно, прав. А потому не самым глупым решением будет вести себя осторожно и держать рот на замке. Но поскольку никто из нас в контрразведке не служит, то становиться на этот счет параноиком я тоже смысла не вижу. Ничего, кроме досады и раздражения, это не принесет.

Хмурясь, она немного подумала.

– Да. Пожалуй, вы правы. – Затем Гарднер постаралась привести себя в более радужное настроение и с улыбкой спросила: – А вы мне о брате не расскажете? И ваши новости не забудьте, чтобы я смогла их ему передать.

– Говорите, о вашем брате вам рассказать? – Питер Редер медленно расплылся в широкой улыбке.

«Вот где я отыграюсь», – подумал он. Бо был одним из лучших его друзей, но старая армейская аксиома гласила, что другу можно доверить все, включая жизнь, но только не девушку и, разумеется, не бутылку. Однажды на танцах Питер вышел в туалет, а вернувшись, в полном согласии с указанной аксиомой обнаружил, что Бо успешно наплел оставленной Редером девушке про его внезапные приступы тошноты и уже эскортировал эту красотку куда следует…

– Расскажу-ка я вам про тот раз, когда Бо решил в воздуховоды «Непокорного» лабораторных крыс запустить…

Три часа до полетного «окна» прошли очень даже неплохо, и Редер отгрузил сестренке Бо Гарднера столько пикантных историй, что она теперь могла своего братца многие годы шантажировать. «Если она достойный представитель рода Гарднеров, – решил он, – она их с превеликим удовольствием реализует».