Текст книги "Не дрогни (ЛП)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

 Глава 2

1

Утро в Рино выдалось дождливым, и Кейт хочется почитать газету. Не какую-нибудь, а ту, которую она сама называет «помойкой» или «агиткой». В данном случае речь идёт о «Вестерн Кларион».

Корри показывает на ноутбук Кейт, но та качает головой и усмехается:

– «Кларион» выходит только на бумаге, – говорит она вполголоса. – Интернет – это инструмент тайного правительства. Хотя авторы этой макулатуры не против, чтобы самые сочные куски публиковали в соцсетях. Где такие неудобные вещи, как факты и контекст, никого не волнуют. И потом, как бы мимоходом (а именно с мимоходных слов обычно и начинаются неприятности), добавляет: – И надень мою шляпу.

– Ты шутишь?

Шляпа Кейт – борсалино, фетровая шляпа с мягкими полями, нарочито большая, почти карикатурная пародия на аксессуар модного мужчины с обложки Эсквайр – стала её визитной карточкой. Она надевает её на всех своих выступлениях, эффектно снимает и делает театральный поклон в ответ на заранее ожидаемый шквал аплодисментов (вперемешку с освистыванием). В этой шляпе она была и на обложке Ms., и на обложке Newsweek.

– Ни капли, – говорит Кейт, делая пометки к предстоящей речи, с которой она выступит сегодня вечером в «Пионер-Центре».

Хотя тур только начался, для Кейт Маккей это далеко не первое «родео». У неё есть базовая структура выступления, но она свято верит в максиму Типа О’Нила: вся политика – местная, и подстраивает каждую речь под конкретный город.

Но главная цель – вовсе не «Купите мою книгу, она в продаже», потому что книга уже в списке бестселлеров, как и три предыдущие. Книга – всего лишь повод говорить о своих взглядах и повестке.

Аплодисменты следуют за этим. Потом – возмущение. Потом – сюжеты в прессе и на ТВ. И дальше – в следующий город. Следующей будет Спокан.

– Хочу посмотреть, что за грязь они про меня написали, – говорит Кейт. – Может, удастся использовать это сегодня вечером. Но я не хочу, чтобы ты промокла. Не дай бог заболеешь – а тур только начался. Льёт как из ведра. Я думала, Рино – это сухое место.

Корри почти с благоговением надевает борсалино, сдвигая шляпу влево – как делает Кейт. Так шляпа закрывает почти всё лицо, а это наверняка сулит ей скорую поездку в отделение неотложки больницы Сент-Мэри.

– Эта паршивка завоет, как резаная свинья, – говорит Кейт с удовлетворением, глядя в окно гостиной люкса на верхнем этаже отеля Ренессанс Рено, по которому стекают струи дождя. – Но ничто не сравнится с заголовком в «Брейтбарт», когда мы только начали тур.

Тогда это было: «С*ка вернулась». Кейт оформила заголовок в рамку, и теперь он наверняка висит в её кабинете в доме на скале в Кармел-бай-зиСи. Она называла это отличной рекламой. А Хэтти Делани, её агент – рецептом для привлечения психов, чокнутых и адептов «истинного Q». Кейт развела руками, сделала жест всеми десятью пальцами – ещё одна её фирменная фишка – и сказала:

– Пусть идут.

2

Корри спрашивает, где поблизости есть хороший газетный киоск, и ей говорят, что всё, что нужно, найдётся в «Новости Хаммера» на Уэст-Секонд-стрит. Она звонит туда и спрашивает, есть ли у них «Вестерн Кларион». В ответ слышит:

– А гадит ли медведь в лесу?

Судя по всему, это «да». Она выходит из отеля.

Была ли в этот момент в холле рыжеволосая женщина в дождевике и плаще с поясом? Может, сидела где-то рядом, листая журнал или уткнувшись в телефон? Позже Корри подумает – и скажет полиции – что, должно быть, да. Должна была услышать, как доброжелательный консьерж объясняет ей, как пройти, а потом выйти раньше, чтобы занять нужную позицию.

Видела ли Корри, как та женщина выходит перед ней? Скажет, что не помнит. И, если честно, её это не волнует.

В приёмном покое её волнуют только две вещи.

Во-первых, будет ли она когда-нибудь снова видеть.

А во-вторых – если да, то насколько страшным будет лицо, которое она увидит в зеркале.

И только это будет её заботить.

3

Прошлой осенью Корри выбрали – вместе ещё с десятью студентами – для участия в аспирантском семинаре, который вела Кейт Маккей. Он длился две недели, и это были лучшие занятия за всё время её учёбы. После последней лекции Кейт попросила Корри задержаться – хотела кое-что обсудить. Она рассказала, что в апреле выходит её новая книга, и в поддержку её запланирован тур по нескольким городам – от Портленда в штате Орегон до Портленда в штате Мэн.

– Мне нужен помощник. Подумала, тебе это может быть интересно. Семьсот долларов в неделю. Придётся договориться, чтобы сдать оставшиеся курсы пораньше. Что скажешь?

Корри сначала просто онемела от неожиданности. Эта женщина – звезда обложек. Её постоянно показывают по телевизору. Но ещё больше Корри, дитя эпохи соцсетей, впечатляло другое: у Кейт двенадцать миллионов подписчиков в Твиттере. Двенадцать и шесть нулей.

– Закрой рот, – сказала Кейт. – А то муха залетит.

– Почему… почему я?

Кейт загибала пальцы:

– Когда мне понадобился PowerPoint, ты всё организовала. Твоя работа о Аде Лавлейс была вдумчивая и хорошо написанная. Ты не обошла стороной тот факт, что она заинтересовалась математикой, потому что боялась унаследовать безумие отца. Ты показала её как женщину, а не как богиню. То есть – живого человека. Ты задаёшь умные вопросы и сейчас ни с кем не встречаешься. Что-то упустила?

«Только то, что я тебя боготворю», – подумала Корри, но позже она поймёт: Кейт и так это знала… и ей нравится, когда её боготворят. Во многих смыслах – и это тоже дойдёт до Корри не сразу – Кейт Маккей эгоистична до чудовищности. Язык у неё как нож Гинсу: она может хладнокровно порезать и нашинковать любого комментатора, осмелившегося поспорить с её мнением, а потом устроить сцену с пинанием мебели из-за сломанной бретели на лифчике. У неё нет кнопки «Выкл». Но она и невероятно смелая. Тогда Корри так считала – и сейчас считает: Кейт Маккей останется в истории, когда про многих женщин (и мужчин) её времени давно забудут.

– Нет! То есть да! Я хочу эту работу!

Кейт рассмеялась:

– Расслабься, девочка, это не предложение руки и сердца. И никакого гламура не будет. Я могу послать тебя за кофе в Старбакс в семь утра. Или в «Уолгринс» за таблетками от желудка. Придётся таскать оборудование, подключать оборудование, иногда чинить его – как ты тогда починила этот сраный PowerPoint-гаджет, когда у меня ничего не получалось. Придётся часто торчать на телефоне. Вести расписание, делать звонки, придумывать отмазки, организовывать пресс-конференции. Единственное, чего я от тебя никогда не потребую – это извиняться за меня или, упаси господи, «уточнять», что я имела в виду. Я не извиняюсь. И не уточняю. И ты тоже не будешь. Ну как, всё ещё звучит заманчиво?

– Да!

– Умеешь водить автомобиль с механикой?

Плечи Корри поникли.

– Нет…

Кейт взялась за её плечи – крепко:

– Тогда найди кого-нибудь, кто тебя научит. Потому что поедем мы на моём пикапе. Своими колёсами. Хоумгёрл не летает, особенно над «пролётными» штатами. Я девушка из народа.

Корри записалась в автошколу и научилась. Как только освоила сцепление, даже начала получать удовольствие. Ей понравилось, как инструктор говорил:

– Спокойней, мисс. Не можешь найти – шурши коробкой.

Кейт сказала, что они будут водить по очереди. Сиденье подгонять не пришлось – обе ростом примерно пять-пять с хвостиком (около 166 см). Кейт была блондинкой, Корри – как говорила её мама, шатенка, но в Портленде она перекрасилась в блонд, просто так, для разнообразия. Кейт, скорее всего, понимала настоящий мотив.

– Когда ты распускаешь волосы, и издалека – мы почти как сёстры, – сказала она, когда они выезжали из Портленда в сторону Рино. Что, по сути, и стало проблемой.

4

Корри идёт по Лейк-стрит к Вест-Секонд, натянув борсалино почти до бровей. Если женщина в тренче идёт перед ней, Корри либо не замечает, либо потом не вспомнит. Она уже видит вывеску Новости Хаммера из городских газет – когда слева кто-то выкрикивает:

– Эй, Кейт!

Позже Корри скажет полиции, что голос был хриплый, будто женщина накануне наоралась на рок-концерте.

Когда Корри поворачивает голову, кто-то хватает её за ворот куртки и резко затаскивает в переулок, воняющий мусором. Она спотыкается, но удерживается на ногах.

Она успевает подумать: «меня грабят…»

Дальше мысль вылетает из головы, когда её швыряют о кирпичную стену с такой силой, что зубы стучат.

Теперь она видит женщину в тренче: на пару дюймов выше Корри, с ярко-рыжими волосами – явно крашеная. Волосы прижаты дешёвой прозрачной шапочкой от дождя, такую можно купить за доллар. Сумка висит на левом плече, правая рука проникает в неё и достаёт термос, на котором чёрным маркером написано «КИСЛОТА». Женщина отпускает Корри, чтобы открутить крышку, – Корри стоит как вкопанная, слишком потрясена, чтобы убежать.

Она не верит, что это происходит.

– Вот что ты заслужила, – говорит рыжая и плескает содержимое термоса Корри прямо в широко распахнутые от ужаса глаза. – «Жене учить не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии». Первое Послание к Тимофею, сука.

Жжение приходит мгновенно. Зрение уходит в мутную пелену.

– Уезжай домой, Кейт. Пока ещё можешь.

Корри не видит, как рыжая выходит из переулка. Она вообще ничего не видит. Едва слышит собственные крики. Боль поглотила её целиком.

5

Первое, что она делает в приёмном покое, когда зрение начинает возвращаться – мутное, но оно есть, слава Богу, Иисусу и всем святым – это достаёт из сумочки пудреницу и смотрит на своё лицо. Щёки и лоб – ярко красные, белки глаз – алые, но ни одного волдыря, как она боялась. Это уже после того, как врач промыл ей глаза физиологическим раствором. Адски щиплет. Он говорит, что вернётся через десять минут, чтобы промыть ещё раз.

– Что бы она ни плеснула, это была не кислота, – говорит он, уже уходя к другому пациенту.

Второе, что делает Корри – звонит Кейт. Та, конечно, уже волнуется, где она. Корри немного успокаивается. Кейт тоже спокойна. Говорит, чтобы Корри позвонила в полицию, если кто-то из персонала ещё этого не сделал.

Кейт прибывает на десять минут позже полицейского в форме и на пять минут раньше женщины-детектива. Корри ждёт, что Кейт возьмёт всё под контроль – это же её стиль – но сегодня она просто садится в угол смотровой и слушает. Корри не уверена, связано ли это с тем, что старший офицер – женщина. Может, и так. Детектив записывает описание со слов Корри, отрывает листок от блокнота и отдаёт его копу в форме, который, по всей видимости, уходит передавать ориентировку. Детектив представляется как Мэллори Хьюз.

– Рыжие волосы – это краска или, может, парик?

– Может быть и то, и другое. Всё случилось так быстро. Знаю, звучит как клише, но…

– Понимаю, абсолютно. Если это был парик, его, скорее всего, найдут в ближайшей урне. Если, конечно, кто-то его уже не утащил. Как глазки, полегчало?

– Лучше. Простите, что подняла такую панику, просто…

– Не извиняйся, – говорит Кейт со своего места в углу.

– Просто я думала, что это кислота. Там же было написано – «КИСЛОТА» – прямо на термосе.

– Потому что она хотела, чтобы ты так подумала, – говорит Хьюз. – Как в мультике про Дорожного Бегуна, где на коробке написано «ДИНАМИТ». – Она поворачивается. – Кейт Маккей, верно?

Кейт кивает. Она почти не участвует в разговоре, даёт Хьюз делать её работу, но слушает с жёсткой сосредоточенностью. Корри кажется, что её начальница – очень зла. Это видно по поджатым губам и тому, как она сжимает руки на коленях. Но она проявляет уважение. Пока. Если решит, что Хьюз тянет резину или работает спустя рукава – всё изменится.

– Я читала две ваши книги, – говорит Хьюз. Потом снова обращается к Корри: – Та, что плеснула тебе в лицо эту дрянь – скорее всего, это был отбеливатель – приняла тебя за неё, да? – Кивает на Кейт, у которой губы уже настолько плотно сжаты, что почти исчезли.

– Наверное, – отвечает Корри.

– Борсалино, – говорит Кейт. – Это вроде моей визитной карточки. Она на всех трёх обложках книг и во многих промо-фото.

– Ну что ж, теперь это вещдок, – говорит Хьюз. – Вернут потом, но если хотите надеть шляпу на сегодняшнее выступление, придётся купить новую.

От Мэллори Хьюз Кейт принимает это без возражений. Корри снова задаётся вопросом: а если бы Хьюз был мужчиной?

Кейт не ненавидит мужчин, но уж что-что, а умение дать отпор у неё в крови.

– Вы всё же выступаете сегодня вечером в «Пионере»?

– Конечно. Могу оставить вам приглашение, если хотите прийти.

– Я на работе, – отвечает Хьюз, потом снова обращается к Корри: – Хочу, чтобы ты пришла сегодня днём в участок и дала показания. Потянешь?

Корри смотрит на Кейт, та говорит:

– Лучше пораньше, если получится. Она мне потом будет нужна.

Она запросто предполагает, что Корри будет готова и согласна выполнять свои обязанности в день выступления. В этом есть доля дивы и высокомерия, но Корри это не раздражает. Наоборот, она благодарна. Понимает: Кейт так говорит ей потому, что считает её такой же смелой, как и сама Кейт. А Корри хочется в это верить.

– Тогда пусть будет в час тридцать, – говорит Хьюз. – 455 Восточная Вторая. Недалеко от того места, куда ты шла, когда на тебя напали. Мне нужен твой номер телефона и электронная почта, я так понимаю, ты скоро уедешь с мисс Маккей.

Хьюз не выражает почтения Кейт – потому что та не пострадавшая. По крайней мере, на этот раз.

– В час тридцать, – говорит Корри.

– Если мы её поймаем, тебе придётся вернуться. Ты это понимаешь, да?

Корри кивает: понимаю.

6

Когда Хьюз уходит, Кейт говорит:

– Я хочу, чтобы ты была сегодня на сцене. Ты не против?

Корри внутри сжимается от страха:

– А мне придётся говорить?

– Только если сама захочешь.

– Тогда… ладно. Наверное.

– Ты не против быть объектом назидания от Кейт Маккей? Не разозлишься на меня за это?

– Нет.

Это правда? Корри хочет, чтобы это было правдой.

– Хочу тебя сфотографировать. Пока у тебя глаза ещё красные, а кожа раздражена. Не возражаешь?

– Нет.

– Люди должны понимать: за то, чтобы встать и говорить, приходится платить. Но заплатить можно. Это тоже важно понять.

– Ладно, – говорит Корри.

«Я стала частью маркетинга», – думает она.

В готовности Кейт воспользоваться ситуацией она видит одновременно изъян и силу характера. И осознаёт, что одно не исключает другого. Это новая мысль для неё.

Кейт Маккей называют фанатичкой – и она носит это звание с гордостью. Один комментатор на CNN обвинил её в «синдроме Жанны д’Арк». Ответ Кейт был таков:

– Жанна слышала голос Бога. А я слышу голоса женщин, которых угнетают.

Она спрашивает Корри, хочет ли та продолжить тур после сегодняшнего вечера. Говорит, что не стала спрашивать при детективе.

– Да, конечно.

– Ты уверена? Теперь, когда увидела, что может случиться?

– Уверена.

– Говорить о ненависти – одно. Увидеть её в действии, прочувствовать на себе – совсем другое. Не так ли?

– Так.

– Тогда вопрос закрыт.

Кейт достаёт телефон, чтобы сделать снимок. Посмотрев на экран, говорит:

– Взъерошь волосы. Расширь глаза.

Корри смотрит на неё – то ли не понимает, то ли не хочет понимать.

– Давай будем честны, Корри, – говорит Кейт. – Это не тур в поддержку книги. Книга и без того хорошо продалась бы, если бы я просто сидела дома на заднице и смотрела телек. Это тур идеологии. Отто фон Бисмарк сравнил идеологию с колбасой – мол, может, ты и хочешь её съесть, но не хочешь знать, как она сделана. Ну ладно, он говорил это про законы, но сути это не меняет. Ты точно хочешь продолжать путь со мной?

Вместо ответа Корри делает фирменный жест Кейт: две ладони вперёд, пальцы подзывают – давай, покажи, что у тебя есть. Потом взъерошивает волосы.

Кейт смеётся, делает снимок, пересылает Корри и говорит, что с ним делать.

– А теперь позвони родителям, милая. Им нужно услышать об этом от тебя, а не увидеть по новостям.

7

Корри находится в магазине Cloth & Chroma, как велела Кейт, пытается привести в порядок сделанное фото (чувствуя себя неловко из-за результата), когда звонит Маллори Хьюз и сообщает, что нашли парик. Ну, точнее, что-то похожее на парик. Она присылает Корри фотографию. Парик лежит на простом белом фоне, но для Корри всё это моментально оживает в памяти: термос, брызги, ожог, уверенность, что её лицо вот-вот расплавится.

– Это он, – говорит Корри.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

– Отлично. Парики – настоящие источники ДНК, если только она не скрывала настоящие волосы под шапочкой для плавания. Если получится взять хороший образец и поймать её, достаточно сравнить мазок из щеки – и дело сделано. Ты позвонила родителям?

– Да.

Мать настаивала, чтобы Корри как можно скорее вернулась домой. Отец, более строгий, просто сказал быть осторожной и обзавестись какой-нибудь защитой. Он повторил то, что говорил ей всю жизнь: «Ублюдки не должны победить». На фоне мать кричала: «Это не политика, Фрэнк, это её жизнь!»

«Не политика, а идеология», – думает Корри.

Отец сказал: «Именно о её жизни я и говорю».

8

Кейт позвонила из зала и велела надеть платье.

– Выгляди хорошо, милая. И у меня для тебя кое-что есть.

В гримёрке «Пионер-Центра» Кейт осматривает Корри, одобряя синее платье длиной до колена с поясом, и даёт ей баллончик с перцовым спреем.

– Завтра я достану тебе пистолет. В Неваде это проще простого.

Корри смотрит на неё, ошарашенная.

Кейт улыбается:

– Только маленький. Такой, чтобы в сумочку помещался. Ты с этим согласна? Или нет?

Корри вспоминает термос с надписью «КИСЛОТА», как в мультфильмах – «ДИНАМИТ». Ей приходит в голову женщина, которая, приняв Корри за Кейт, сказала: «Вот что тебя ждёт».

Она отвечает себе: «Я с этим согласна».

9

В «Пионер-Центре» 1500 мест, и к семи вечера зал почти полон. На сцену выходит Кейт, строго по расписанию. Колонки начинают играть «The Gambler» Кенни Роджерса – по просьбе Кейт, устроенной Корри. Зал встречает её привычными аплодисментами, но не обошлось и без громких «буу». Снаружи протестующие машут плакатами как за, так и против Кейт. Внутри же плакаты запрещены. В зале много женщин, хотя есть и мужчины, но большинство – женщины. Некоторые рыдают. Те, кто пришёл выразить ненависть и презрение к убеждениям Кейт – среди них тоже много женщин – кричат сидя, кто-то машет кулаками, а в ход идут жесты с подброшенными перьями.

Вместо знаменитой шляпы борсалино Кейт надевает кепку с символикой «Рено Эйс» (ту самую, которую нашла Корри). В очаровании публики Кейт – мастер, и она не упускает ни одной возможности.

Она снимает кепку, делая глубокий поклон – фирменный знак уважения. Стоит между трибуной и мольбертом, накрытым тканью – словно в зале суда готовится доказательство. Берёт беспроводной микрофон, будто комик, готовящийся выступать. Поднимает его к потолку.

– Женская сила! – кричит она.

Толпа откликается громко:

– Женская сила!

– Женская сила, давайте, Рено, дайте жару!

– Женская сила!

– Можете громче! Женская сила!

– ЖЕНСКАЯ СИЛА! – ревёт зал, заглушая всех недоброжелателей. Все стоят, кто-то поднимает кулаки, большинство продолжает аплодировать.

Корри думает: «Она живёт этим. Это её кормит. Плохо ли это? Нет, это редкость – настоящая ситуация win-win».

Когда шум утихает – недоброжелатели временно замолкают, что и было целью этого призыва – Кейт начинает выступление.

– Возможно, вы задаётесь вопросом, почему я не надела свою фирменную шляпу, и что это здесь такое, – сказала Кейт, постучав по большой фотографии, закрытой тканью на мольберте. – Моя шляпа сейчас находится в комнате улик в полиции Рено, потому что она была на голове моей помощницы, когда та стала жертвой нападения.

Из зала раздаются вздохи и шёпоты. Ненавистники в зале молчат, напряжённо глядя друг на друга.

– Она носила мою шляпу, потому что шёл дождь. Нападавшая – женщина – затащила её в переулок и плеснула в лицо жидкость из термоса с надписью «КИСЛОТА».

Зал вздыхает громче. Ненавистники выглядят теперь неловко; многие, думает Корри, наверное, пожалели, что не остались дома и не посмотрели что-нибудь на Netflix.

– Это не была кислота, а отбеливатель. Не так ужасно, но достаточно плохо. Смотрите.

Кейт срывает ткань, и перед зрителями появляется фотография Корри с покрасневшими глазами и взъерошенной прической. Раздаются вздохи, стоны и один громкий крик: «Позор!». Ненавистники, так бойко выражавшие недовольство в начале, словно усаживаются поудобнее, сжавшись в креслах.

– Дамы и господа, позвольте представить вам эту храбрую женщину. Я дала ей шанс покинуть тур после этого трусливого нападения и уехать домой в Новую Англию, но она отказалась. Она намерена продолжать, и я тоже. Корри Андерсон, пожалуйста, выйди сюда и покажи этим людям, что с тобой всё в порядке и ты полна сил.

Корри, не ощущая особой боевой готовности, выходит на сцену в синем платье и туфлях на низком каблуке, волосы заплетены в школьную косу, макияж скромный. Зал взрывается аплодисментами и восторженными возгласами. Ненавистники замолчали навсегда, не осмеливаясь даже пошуметь. Толпа едина. Едина в поддержке Корри Андерсон из Оссипи, Нью-Гэмпшир.

А что чувствует объект такого одобрения? Как говорят по телевизору, всё сложно. Но она думает о том единственном голосе, что прокричал «Позор!», и задаётся вопросом: «Это то, что я чувствую? Вот так?» Почему бы ей это чувствовать?

Кейт обнимает её и шепчет:

– Ты справилась отлично.

После этого Корри уходит со сцены, и её единственное чувство – облегчение. Кейт жаждет быть в центре внимания, а Корри – нет. Если она этого раньше не знала, то теперь поняла наверняка.

10

Не позор, оказывается.

Аплодисменты, овации стоя – всё это прояснило мысли Корри, и впервые с тех пор, как лживая рыжеволосая женщина плеснула в неё отбеливателем в открытые глаза и незащищённое лицо, Корри смогла ясно мыслить. Она возвращается в гримёрку и звонит в полицию Спокана. Диспетчер переключает звонок на офицера Роули – это женщина.

Хорошо.

Корри представляется и говорит Роули, на кого работает. Роули знает, кто такая Кейт – большинство женщин определённого возраста знают. Корри сообщает, что завтра они с Кейт будут в Спокане, рассказывает, чего она хочет и почему. Офицер Роули, Дениз, обещает сделать всё возможное и пообещала написать Корри, как только будет что-то известно. За время разговора они стали не столько союзницами, сколько приятелями.

Из зала, тихо, через стены гримерки, слышатся периодические громкие аплодисменты – Кейт доносит свои мысли, ненавистники заглушены. «Но хватит одного», – думает Корри, заканчивая звонок. «Наверное, я это знала, но теперь я… что?»

– Внутренне осознала, – шепчет она себе.

Это вовсе не был позор. То, что она чувствовала, стоя рядом с этим абсурдно большим своим портретом и слушая овацию, – это было чувство использования. Она не злится, но понимает, что должна позаботиться о себе. Что пора немного повзрослеть. Пистолет в этом не поможет. Перцовый баллончик – тоже нет.

11

На следующий день они едут в Спокан на Форде F-150 Crew Cab Кейт, с их снаряжением, запертым под виниловым чехлом в кузове. За рулём Кейт, она немного превышает ограничение в 70 миль в час, всё ещё воодушевлена вчерашним вечером. Радио громко играет песню Алана Джексона о Чаттахучи и о том, что значила для него эта мутная вода. Корри наклоняется и выключает радио.

– Перцовый баллончик оставлю, но пистолет, пожалуй, не нужен, – говорит она.

– Времени найти пистолет всё равно не было, – говорит Кейт. – Теперь мы рабы этого чёртова расписания, дорогая.

– Я договорилась со споканской полицией, чтобы с нами в городе был офицер в свободное от службы время. У него будет пистолет. Женщина, с которой я говорила – Дениз – говорит, что всегда есть ребята, которые хотят подзаработать. Конечно, время офицера надо будет оплатить.

Кейт хмурится.

– Я не хочу…

Впервые в их ещё свежих отношениях Корри перебивает её.

– Я тоже буду делать такие договорённости по ходу дела. – Она собирается с мыслями и говорит главное – суть. – Если хочешь, чтобы я продолжала, это не обсуждается. Это была не просто угроза, Кейт. Не какой-то онлайн-тролль с грязным языком. Она сказала: «Уходи домой, пока можешь». Она охотится на тебя, ошиблась со мной, и может попытаться снова.

Кейт молчит, но по сжатым губам и вертикальной складке между бровями видно, что она совсем не в восторге – назовём это как есть – от этого ультиматума. Кейт Маккей не хочет, чтобы её воспринимали как женщину, которой нужен мужчина для защиты. Это противоречит всему, чему она посвятила карьеру, всему, с чем она борется. Но есть и ещё одна причина – очень простая: Кейт Маккей не любит, когда ей говорят, что делать.

Она меняет мнение, когда они регистрируются. Их ожидает обычный набор сообщений, пара букетов и пять писем. Четыре – фанатская почта. Пятое – с фотографией Кейт и Корри, обедающих в открытом ресторане в Портленде за день-два до первого выступления. Они смеются над чем-то. На заднем плане припаркован Форд F-150. В конверте аккуратная надпись: «Ты получила всего одно предупреждение, так что восприми его серьёзно. В следующий раз это будешь ты, и это будет по-настоящему. Кто говорит ложь – погибнет».

На конверте написано имя Кейт, но нет марки. Она спрашивает у стойки регистрации, кто оставил письмо. Парень в белой рубашке и красном жилете отвечает, что, скорее всего, кто-то оставил его, когда он отходил от стойки – вероятно, на перерыв.

– Разве в холле нет камеры видеонаблюдения? – спрашивает Корри.

– Есть, мадам, конечно, но она направлена на входные двери, а не на стойку регистрации. Плюс тот, кто оставил письмо, мог зайти через ресторан.

Кейт обдумывает это, затем поворачивается к Корри:

– Когда твой охранник должен быть на месте?

– Он встретит меня – и нас обеих, если хочешь – в холле в три часа, – отвечает Корри. – До того, как я пойду на площадку, чтобы встретиться с координатором мероприятия и людьми из книжного магазина.

Кейт поднимает фотографию и записку:

– Давай покажем ему это. И потом посмотрим запись с камеры безопасности. Посмотрим, не сделала ли эта сука ошибку и не вошла ли через главный вход.

– Хорошая идея, – говорит Корри. Теперь, когда ей удалось настоять на своём, она снова становится послушной (но деловой) помощницей. – Эта сука на самом деле за нами следит, – с удивлением отмечает Кейт.

– Да, – соглашается Корри. – Следит.