Текст книги "Не дрогни (ЛП)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Стивен Кинг

НЕ ДРОГНИ

Посвящается Робин Фёрт, с любовью и благодарностью за всю твою проделанную тяжёлую работу.

Перевод: Юрий Стравинский

Редактирование и верстка FB2 и PDF: Алексей "Kaiten" Гришин

От редактора: я не занимался переводом совместно с переводчиком, не сотрудничал с ним и даже не знаком. Я начал работу с текстом, только после того, как он попал в свободный доступ. Будь это совместная работа – я бы такой текст не пропустил (не говоря уж о том, чтобы торговать им на WB по цене бумажной книги). Даю эти пояснения, чтобы претензии к качеству перевода (которое и после редактирования оставляет желать лучшего) адресовались в основном переводчику, а не нашему с ним невольному «тандему».

Моей главной задачей (помимо создания FB2-книги) было устранение многочисленных разногласий в именах и названиях (иногда встречалось не два, а 3-4 варианта; Бакай, Бакей, Бак-Ай и тд.), исправление разного оформления прямой речи, исправление разорванных или слипшихся абзацев и тому подобных недостатков, перевод (транслитерация) некоторых названий, таких как марки автомобилей, названия гостиниц, кафе и тп. По мере возможности я исправлял допущенные переводчиком косяки в тексте, если они попадались на глаза и были вопиющими. Исправлял опечатки и кривой порядок слов, опять-таки, если они попадались во время исправления других вещей. Еще кое-какие мелочи, например, добавил перевод слов американского гимна, который поет Сестра Бесси, переделал диалог, где звучали сленговые выражения, безбожно (и нелепо) исковерканные переводчиком, сделал несколько сносок… Но я не проверял правильность и точность перевода в целом, не сравнивал с оригиналом и не вычитывал текст досконально – это отняло бы слишком много времени и сил. И, возможно, было бы проще весь роман перевести заново, чем полностью исправить и довести до идеала этот перевод. Так что какие-то ошибки в тексте почти наверняка остались и могут вам попасться. Просто имейте в виду, что изначально их было гораздо больше, а тот, кто их выискивал и исправлял, делал это не из любви к творчеству Стивена Кинга (конкретно этот роман меня вообще не интересовал и я не собирался его читать, не то что редактировать), не для собственного удовольствия и не ради донатов, а… не могу точно сказать зачем. Может, потому что было больно видеть такой неряшливый текст и осознавать, что некоторые при чтении подумают: «Ох уж эти переводчики-любители, такую халтуру выпустили – читать невозможно». И репутация переводчиков-любителей (к числу которых относится и ваш покорный) будет подорвана, хотя некоторые из них все-таки способны неплохо переводить.

Справедливости ради замечу, что этот перевод все-таки лучше единственной на данный момент альтернативы – полностью машинного перевода. Хотя автор этого тоже наверняка пользовался автопереводчиком или помощью нейросети, он не всегда и не везде тупо копипастил текст. Будем надеяться, что через некоторое время появится перевод романа от более умелого переводчика.

 Триг

1

Март, и погода отвратительная.

Круг Трезвости собирается в подвале методистской церкви на Бьюэлл-стрит каждый будний день с четырёх до пяти вечера. Формально это собрание Анонимных Наркоманов, но сюда часто заглядывают и алкоголики; на встречах обычно полно народу. По календарю уже весна – почти неделю как, – но в Бакай-Сити (который иногда называют Второй Ошибкой у Озера, поскольку первая – Кливленд) настоящая весна приходит поздно. Когда встреча заканчивается, в воздухе висит мелкая морось. К ночи она усилится и перейдёт в ледяной дождь.

Две-три дюжины участников собираются у банки для окурков у входа и закуривают: свободный доступ к никотину – одна из двух зависимостей, которые у них ещё остались, и после часа, проведённого в подвале, им необходима доза. Остальные, большинство, поворачивают направо и идут в «Флейм» – кофейню в квартале отсюда. Кофе – вторая зависимость, которую они могут себе позволить.

Одного мужчину останавливает преподобный Майк, который тоже регулярно ходит на эти встречи и на многие другие; пастор – выздоравливающий опиоидный наркоман. На собраниях (он посещает по два-три в день, включая выходные) он представляется так:

– Я люблю Бога, но в остальном я просто ещё один торчок.

Это всегда вызывает одобрительные кивки и бормотание, хотя некоторые старички находят его немного утомительным. Они зовут его Майк «Большая Книга» за привычку дословно цитировать длинные отрывки из руководства Анонимных Алкоголиков.

Сейчас преподобный сердечно пожимает мужчине руку.

– Нечасто тебя тут вижу, Триг. Должно быть, ты живёшь где-то за городом.

Триг на самом деле не живёт за городом, но не говорит об этом. У него есть причины ходить на собрания вне города, где меньше шансов быть узнанным, но сегодня – экстренный случай.

Прийти на собрание или выпить – вот выбор. А после первой рюмки выбора уже не останется. Он знает это на собственном опыте.

Майк кладёт руку мужчине на плечо.

– В своём выступлении, Триг, ты показался расстроенным.

Триг – прозвище с детства. Именно так он представляет себя в начале собраний. Даже на встречах АА или АН за пределами города он почти никогда не говорит ничего, кроме этой начальной фразы. На собраниях в формате «передай микрофон» он чаще всего говорит:

– Сегодня я просто хочу послушать.

Но сегодня днём он поднял руку.

– Я Триг, и я алкоголик.

– Привет, Триг, – откликнулась группа. Они были в подвале, а не в церкви, но перекличка, как на пробуждении духа, сохранялась. Круг Трезвости – это, по сути, Церковь Разбитых и Сгоревших.

– Я просто хочу сказать, что сегодня я сильно потрясён. Не хочу вдаваться в подробности, но должен был этим поделиться. Это всё, что у меня есть.

Послышались тихие слова: «Спасибо, Триг, Держись, Приходи ещё».

Теперь Триг говорит преподобному, что расстроен потому, что узнал – умер кто-то из тех, кого он знал. Пастор просит рассказать больше – на самом деле, начинает допрашивать, – но всё, что Триг соглашается рассказать, это то, что человек, о котором он скорбит, умер в тюрьме.

– Я помолюсь за него, – говорит преподобный.

– Спасибо, Майк.

Триг разворачивается, но идёт не в сторону «Флейма» – он проходит три квартала и поднимается по ступеням в городскую библиотеку. Ему нужно посидеть и подумать о человеке, который умер в субботу. Которого убили в субботу. Которого пырнули ножом в субботу, в тюремном душе. Он находит свободный стул в читальном зале периодики и берёт местную газету – просто чтобы держать что-то в руках. Открывает на четвёртой полосе: заметка о потерянной собаке, которую нашёл Джером Робинсон из агентства «Найдём и сохраним». На фотографии – улыбающийся, симпатичный молодой чернокожий мужчина, придерживающий за шею какую-то крупную собаку, может, лабрадора. Заголовок одной строкой: «НАЙДЕНА!»

Триг смотрит сквозь газету, погружённый в мысли.

Его настоящее имя было в этой же газете три года назад, но никто не связал того человека с тем, кто теперь ходит на собрания за пределами города. С какой стати? Даже если бы тогда опубликовали фотографию (а её не было), в том человеке трудно было бы узнать его. У того была слегка поседевшая борода и он носил контактные линзы.

Эта версия – чисто выбрит, носит очки и выглядит моложе (отказ от алкоголя делает своё дело). Ему нравится мысль о том, что он стал другим. Но это также тяготит его. В этом и заключается парадокс, с которым он живёт. Это – и мысли об отце, которые навещают его всё чаще в последнее время.

«Забудь, – думает он. – Отпусти».

Это происходит 24 марта. Забвение длится всего тринадцать дней.

2

6 апреля Триг снова сидит на том же стуле в читальном зале периодики, уставившись в главную статью воскресного выпуска. Заголовок не просто говорит – он кричит:

«БАКАЙСКИЙ БРЭНДОН: УБИТЫЙ ЗАКЛЮЧЁННЫЙ МОГ БЫТЬ НЕВИНОВЕН!»

Триг прочитал статью и уже трижды прослушал подкаст Брэндона. Именно этот самопровозглашённый «бандит эфира» раскопал всю историю, и, по его словам, никакого «мог быть» тут нет – заключённый был невиновен. Правда ли это? Триг считает, что правда, учитывая источник.

«То, о чём ты думаешь, – безумие», – говорит он себе. И это правда. «Если ты сделаешь это – пути назад не будет», – говорит он себе. И это тоже правда. «Если начнёшь, придётся идти до конца», – говорит он себе. И это – самая настоящая правда.

Мантра его отца: нужно дожимать до горького конца. Не дрогнуть. Не отвернуться.

А… каково это будет? Каково это – делать такие вещи?

Ему нужно ещё подумать. Не только чтобы прояснить, на что он решается, но и чтобы поставить между тем, что он узнал от Бакайского Брэндона (а также из этой статьи), и поступками – ужасами – которые он, возможно, совершит, временной буфер, чтобы никто не связал одно с другим. Он вспоминает заголовок статьи о молодом человеке, который нашёл украденную собаку. Он был предельно прост: «НАЙДЕНА!»

А Триг может думать только о том, что он потерял, что он сделал и какое возмещение должен принести.

 Глава 1

1

Сейчас апрель. В городе Вторая Ошибка на Озере наконец тает последний снег.

Иззи Джейнс стучит костяшкой пальца по двери кабинета лейтенанта – формально – и заходит, не дожидаясь ответа. Льюис Уорик откинулся на спинку кресла, положив одну ногу на угол стола, а руки – сцепив на животе. Выглядит так, будто он медитирует или мечтает наяву. А может, так оно и есть – кто знает. Завидев Иззи, он выпрямляется и ставит ногу обратно на пол, как положено.

– Изабель Джейнс, лучший детектив. Добро пожаловать в мою берлогу.

– К вашим услугам.

Кабинету она не завидует – прекрасно знает, сколько там бюрократического дерьма, а прибавка к зарплате настолько ничтожна, что её можно считать символической. Её устраивает скромный кабинет внизу, где работают ещё семеро детективов, включая её нынешнего напарника Тома Атту. Вот чему Иззи действительно завидует – так это креслу Уорика: с высокой спинкой, поддерживающей позвоночник, и возможностью откинуться назад – прямо создано для медитации.

– Чем могу быть полезна, Льюис?

Он достаёт с стола деловой конверт и протягивает ей.

– Можешь высказать мнение. Просто так, неофициально. Касайся конверта спокойно – его держал кто угодно: от почтальона до Эвелин внизу, и бог знает кто ещё. А вот записку, возможно, стоит снять на отпечатки. Зависит от того, что скажешь.

Конверт подписан печатными заглавными буквами: ДЕТЕКТИВУ ЛЬЮИСУ УОРИКУ, 19 КОРТ-ПЛАЗА. Ниже – город, штат и индекс, а ещё ниже, ещё крупнее: КОНФИДЕНЦИАЛЬНО!

– Что я скажу? Ты начальник.

– Я не перекладываю ответственность – это моё дело, – сказал Уорик. Но я уважаю твоё мнение.

Конверт уже вскрыт. Обратного адреса нет.

Она аккуратно разворачивает единственный листок внутри, держась за края. Сообщение почти наверняка было напечатано на компьютере.

Кому: Лейтенанту Луису Уорику

От: Билл Уилсон

Копия: Начальнику полиции Элис Пэтмор

Я считаю, что к правилу Блэкстоуна должно быть добавлено уточнение. Я полагаю, что невиновные должны быть наказаны за бессмысленную смерть невиновного. Следует ли казнить тех, кто стал причиной этой смерти? Думаю, нет, ведь тогда они исчезнут, и страдания за содеянное прекратятся. Это верно даже в том случае, если они действовали из лучших побуждений.

Им нужно осознать, что они сделали. Им нужно «пожалеть о дне», когда это произошло.

Имеет ли это для вас смысл? Для меня – да, и этого достаточно.

Я убью 13 невиновных и 1 виновного.

Те, кто стал причиной смерти невиновного, тем самым испытают страдания. Это акт ИСКУПЛЕНИЯ.

Билл Уилсон

– Ого, – говорит Иззи. Всё ещё осторожно, она складывает записку и убирает её обратно в конверт. – Кто-то надел свои сумасшедшие штаны.

– Именно так. Я загуглил «правило Блэкстоуна». Там сказано...

– Я знаю, что там сказано.

Уорик снова закидывает ногу на стол, на этот раз сцепив руки за головой.

– Просвети.

– Лучше отпустить десять виновных, чем наказать одного невиновного.

Льюис кивает.

– А теперь – «Двойной риск», где счёт действительно может измениться. О каком невиновном человеке может идти речь у нашего сумасшедшего?

– Навскидку скажу – Алан Даффри. Его пырнули в прошлом месяце в «Биг Стоун». Умер в лазарете. Потом этот подкастер, Бакайский Брэндон, начал раздувать, и появилась статья в газете. Две, ещё и про того парня, который признался, что подставил Даффри.

– Кэри Толливер. Схватил раковую палочку – поздняя стадия рака поджелудочной. Захотел облегчить совесть. Сказал, что нехотел, чтобы Даффри умер.

– Значит, это письмо не от Толливера.

– Вряд ли. Он в больнице Мемориал Кинера, сейчас на финальном круге.

– Признание Толливера – как запирать конюшню после того, как лошадь уже угнали, не так ли?

– Может быть, да, а может, и нет. Толливер утверждает, что признался ещё в феврале, через пару дней после того, как узнал о диагнозе. Но ничего не произошло. А потом, когда Даффри убили, он пошёл к Бакайскому Брэндону, тому самому Изгою радиоэфира. Помощник окружного прокурора Аллен говорит, что всё это – жалкое желание привлечь внимание.

– А ты как думаешь?

– Думаю, в словах Толливера есть доля правды. Он говорит, что хотел, чтобы Даффри отсидел пару лет. Говорит, что настоящим наказанием было бы внесение в Реестр.

Иззи понимает. Даффри не мог бы жить рядом со «зонами безопасности» для детей – школами, площадками, парками. Ему было бы запрещено переписываться с несовершеннолетними, кроме собственных детей.

Запрещено иметь порножурналы или доступ к порноконтенту в интернете. Он был бы обязан уведомлять надзорного офицера при смене адреса. Национальный реестр сексуальных преступников – это пожизненный приговор.

Если бы он выжил.

Льюис подаётся вперёд:

– Правило Блэкстоуна в сторону, оно мне, если честно, не очень понятно. Нам нужно беспокоиться по поводу этого Уилсона? Это реальная угроза или пустое сотрясание воздуха? Как ты считаешь?

– Могу я подумать?

– Конечно. Потом. А сейчас что говорит твоя чуйка? Только между нами.

Иззи задумывается. Могла бы спросить, высказывалась ли начальница, шеф Пэтмор, но это не в её стиле.

– Он сумасшедший, но не цитирует Библию или «Протоколы сионских мудрецов». Не страдает от синдрома шапочки из фольги. Может быть, просто чудик. А может – угроза. Скорее всего, кто-то близкий к Даффри. Я бы сказала – жена или дети, но у него их не было.

– Одинокий волк, – говорит Льюис. – Аллен делал на этом акцент на суде.

Иззи и Том хорошо знают Дага Аллена, одного из помощников окружного прокурора округа Бакай. Партнёр Иззи зовёт его «Голодным-Голодным Бегемотом» – в честь настольной игры детей Тома. Амбициозный, другими словами. Что также говорит о том, что Толливер мог говорить правду. Амбициозные помощники окружного прокурора не любят, когда приговоры отменяют.

– Даффри не был женат, а что насчёт партнёра?

– Нет, и если он был геем, то тщательно скрывал это. Ни слухов, ни сплетен. Главный кредитный специалист в банке «Фёрст Лейк Сити». И мы предполагаем, что речь об Даффри, но без конкретного имени… – Может быть, это кто-то другой.

– Может быть, но маловероятно. Хочу, чтобы ты и Атта поговорили с Кэри Толливером, если он ещё жив. Поговорите со всеми известными знакомыми Даффри, в банке и в других местах. Поговорите с адвокатом Даффри. Получите список его знакомых. Если он хорошо сделал свою работу, он знает всех, кого знал Даффри.

Иззи улыбается.

– Похоже, ты хотел услышать мнение, которое подтверждает твоё решение.

– Уважай себя. Мне нужно было второе мнение от Изабель Джейнс, первоклассного детектива.

– Если тебе нужен первоклассный детектив, звони Холли Гибни. Могу дать её номер.

Льюис опускает ногу на пол.

– Мы ещё не опустились до аутсорсинга наших расследований. Расскажи, что думаешь.

Иззи постукивает по конверту.

– Думаю, этот парень не шутит. «Невиновные должны быть наказаны за бессмысленную смерть невиновного»? Для сумасшедшего это может иметь смысл, но для нормального человека? Вряд ли.

Льюис вздыхает.

– По-настоящему опасные – это те, кто одновременно и сумасшедший, и в то же время нет. Они мне снятся в кошмарах. Тимоти Маквей убил более ста пятидесяти человек в здании Мaрра и был абсолютно рационален. Называл погибших детей в детском саду «побочным ущербом». Кто более невиновен, чем толпа детей?

– Значит, ты считаешь, что это реальная угроза?

– Может быть, реальная. Хочу, чтобы ты и Атта потратили на это время. Посмотрите, найдёте ли кого-то настолько возмущённого смертью Даффри…

– Или настолько разбитого горем.

– Конечно, тоже. Найдите кого-то настолько злого – я имею в виду оба смысла – кто мог пойти на подобную угрозу.

– Интересно, почему именно тринадцать невиновных и один виновный? Четырнадцать всего или виновный входит в тринадцать?

Льюис качает головой.

– Понятия не имею. Может, просто выбрал число из шляпы.

– Ещё кое-что про это письмо. Ты знаешь, кто такой Билл Уилсон, да? – Слабое воспоминание, но почему бы и нет? Может, имя не так распространено, как Джо Смит или Дик Джонс, но не такое уж редкое, как Збигнев Бжезинский.

– Тот Билл Уилсон, о котором я думаю, был основателем Анонимных Алкоголиков. Может, этот парень ходит на АА и таким образом намекает на это.

– Вроде как хочет, чтобы его поймали?

Иззи пожимает плечами, показывая, что не знает.

– Я отправлю письмо на экспертизу, хоть толку от этого будет мало. Скажут: нет отпечатков, компьютерный шрифт, обычная офисная бумага.

– Пришли мне фото.

– Сделаю.

Иззи встаёт, чтобы уйти. Льюис спрашивает:

– Ты уже записалась на игру?

– На какую игру?

– Не дури. «Пистолеты и Шланги». В следующем месяце. Я буду капитаном команды полиции.

– Ох, пока не успела.

«И не собираюсь».

– Пожарные выигрывали три раза подряд. В этом году будет настоящая вражда, после того, что случилось в прошлый раз. Перелом ноги Крачфилда.

– Кто такой Крачфилд?

– Эмиль Крачфилд. Мотопатруль, в основном работает на восточной стороне.

– А, – говорит Иззи, думая: «Мальчишки и их игры».

– Ты же раньше играла? В колледже, где училась?

Иззи смеётся.

– Да. Когда динозавры ещё ходили по земле.

– Ты должна записаться. Подумай об этом.

– Подумаю, – отвечает Иззи.

Но она не собирается.

2

Холли Гибни поднимает лицо к солнцу.

– Т.С. Элиот сказал, что апрель – самый жестокий месяц, но мне это совсем не кажется жестоким.

– Поэзия, – равнодушно говорит Иззи. – Что будешь заказывать?

– Думаю, рыбные тако.

– Ты всегда берёшь рыбные тако.

– Не всегда, но чаще всего. Я – создание привычек.

– Ну да, Шерлок.

Скоро кто-то из них встанет и пойдёт занять очередь к «Сказочному рыбному фургон Фрэнки», но пока они тихо сидят за столиком на пикнике, наслаждаясь теплом солнца.

Иззи и Холли не всегда были особенно близки, но это изменилось после их столкновения с парой пожилых учёных, Родни и Эмили Харрис. Харрисы были безумны и чрезвычайно опасны. Можно сказать, что Холли досталось больше всех – ей пришлось сталкиваться с ними лицом к лицу, но именно детектив Иззи Джейнс сообщала многим близким жертв Харрисов об их судьбе. Она же рассказывала им, что именно сделали Харрисы, и это тоже было нелегко. Обе женщины получили шрамы, и когда после новостного ажиотажа – как национального, так и местного – Иззи позвонила Холли с предложением пообедать вместе, та согласилась.

«Пообедать вместе» стало делом почти регулярным, и между ними сформировалась осторожная связь. Сначала они говорили о Харрисах, но со временем всё меньше. Иззи рассказывала о своей работе, Холли – о своей. Поскольку Иззи – полицейский, а Холли – частный детектив, у них были схожие, хоть и редко пересекающиеся интересы.

Холли также не совсем отказалась от идеи заманить Иззи на «тёмную сторону», особенно после того, как её партнёр Пит Хантли ушёл на пенсию и оставил Холли одной руководить «Найдём и сохраним» (с редкой помощью Джерома и Барбары Робинсон). Она старалась объяснить Иззи, что агентство занимается не только разводами: «Подглядывание в замочные скважины, отслеживание в соцсетях, текстовые сообщения и телеобъективы. Охо-хо». Когда Холли поднимала эту тему, Иззи всегда говорила, что подумает. Что, как полагала Холли, означало, что Иззи отработает свои тридцать лет в городской полиции, а потом уйдёт на пенсию в квартиру у гольф-поля в Аризоне или Флориде.

Вероятно, сама по себе. Дважды проиграв в брачных делах, Иззи говорила, что ей не нужна ещё одна связь, особенно супружеская. Как, сказала она Холли во время одного из обедов, она сможет прийти домой и рассказать мужу о человеческих останках, найденных в холодильнике Харрисов?

– Пожалуйста, – ответила тогда Холли, – не когда я ем. Сегодня они обедают в Дингли-парке. Как и Дирфилд на другой стороне города, Дингли после наступления темноты может быть довольно опасным районом (Иззи называет его «чёртовым наркотическим рынком»), но днём он вполне приятен, особенно в такой день. Теперь, когда тёплая погода возвращается, они могут сидеть за одним из столиков для пикника недалеко от елей, окружающих старый каток.

Холли полностью привита, но ковид всё ещё убивает кого-то в Америке каждые четыре минуты, и Холли не хочет рисковать. Пит Хантли до сих пор страдает от последствий болезни, а мать Холли умерла от неё. Поэтому она продолжает соблюдать осторожность – носит маску в закрытых помещениях и берёт с собой бутылочку Purell. Несмотря на ковид, ей нравится обедать на свежем воздухе в хорошую погоду, как сегодня, и она с нетерпением ждёт своих рыбных тако. Два, с добавлением дополнительного соуса тартар.

– Как Джером? – спрашивает Иззи. – Я видела, что книга о его хулиганском прадеде попала в список бестселлеров.

– Всего на пару недель, – отвечает Холли, – но теперь на бумажной версии смогут написать «Бестселлер Нью-Йорк Таймс», и это поможет продажам. Она любит Джерома почти так же сильно, как его сестру Барбару. – Сейчас, когда тур в связи с выпуском книги закончился, он просит помочь мне в лавке. Говорит, что это исследование, потому что его следующая книга будет про частного сыщика. – Она корчит гримасу, показывая, как не любит это выражение.

– А Барбара?

– Учится в Белле, здесь, в городе. Конечно, на факультете английского языка. – Холли говорит это с заслуженной гордостью. Оба Робинсона – опубликованные авторы. Книга стихов Барбары – за которую она получила премию Пенли, что немалое достижение – вышла пару лет назад.

– Значит, твои дети идут к успеху.

Холли не возражает против этого; хотя мистер и миссис Робинсон живы и здоровы, Барбара и Джером для неё – как собственные дети. Они втроём прошли через войны. Брейди Хартсфилд... Моррис Беллами... Чет Ондовски... Харрисы. Это действительно были войны. Холли спрашивает, что нового в Синем Мире. Иззи смотрит на неё задумчиво, затем спрашивает:

– Могу я показать тебе кое-что на телефоне?

– Порно? – Иззи одна из немногих, с кем Холли чувствует себя комфортно, когда шутит.

– В некотором смысле – да.

– Теперь мне интересно.

Иззи достаёт телефон.

– Льюис Уорик получил это письмо. Также как и шеф Пэтмор. Посмотри.

Она протягивает телефон Холли, которая читает записку.

– Билл Уилсон. Хм. Знаешь, кто это?

– Основатель АА. Лью вызвал меня в кабинет и спросил моё мнение. Я сказала, что склоняюсь к осторожности. А ты что думаешь, Холли?

– Правило Блэкстоуна. Которое гласит…

– Лучше пусть десять виновных выйдут на свободу, чем один невиновный пострадает. Блэкстоун был юристом. Знаю, потому что изучала право в Бакнелле. Думаешь, этот парень может быть юристом?

– Наверное, не лучший вывод, – говорит Холли довольно мягко. – Я никогда не изучала право, и всё равно знала про это правило. Я бы отнесла это к категории полузнакомых вещей.

– Ты губка для информации, – говорит Иззи, – но я тебя поняла. Льюис Уорик сначала подумал, что это цитата из Библии.

Холли снова читает письмо. Она говорит:

– Я думаю, человек, который это написал, может быть религиозным. В АА большое внимание уделяется Богу – «позволь и доверься Богу» – одна из их фраз – и псевдоним, плюс это высказывание об искуплении... это очень католическое понятие.

– Это сужает круг, скажем, до полумиллиона, – говорит Иззи. – Большое спасибо, Гибни.

– Может, этот человек в гневе из-за – просто дикая догадка – смерти Алана Даффри?

Иззи хлопает в ладоши в знак тихого одобрения.

– Хотя он конкретно не упоминает…

– Знаю, знаю, наш мистер Уилсон не упоминает имени, но это выглядит наиболее вероятным. Педофила убили в тюрьме, а потом выяснилось, что, может, он вовсе и не был педофилом. По срокам всё более-менее сходится. За это я покупаю тебе тако.

– Всё равно сегодня твоя очередь, – говорит Холли. – Напомни мне детали дела Даффри. Справишься?

– Конечно. Только пообещай, что не стянешь его у меня и не выяснишь сама, кто такой этот Билл Уилсон.

– Обещаю. – Холли говорит это искренне, но уже вся в деле. Это как раз то, ради чего она родилась, и именно это не раз заводило её в самые неожиданные закоулки. Единственная проблема в её повседневной работе – слишком много бумажек и разговоров с залоговыми поручителями и слишком мало настоящих загадок.

– Если коротко, Алан Даффри был главным кредитным менеджером в банке «Фёрст Лейк Сити», но до 2022 года он просто сидел в кабинете, как и все остальные. Банк очень крупный.

– Да, – говорит Холли. – Знаю. Это мой банк.

– Это ещё и банк нашего полицейского управления и многих местных компаний, но не суть. Главный кредитный ушёл на пенсию, и на его место претендовали двое. С хорошей прибавкой к зарплате. Один – Алан Даффри. Второй – Кэри Толливер. Должность получил Даффри, а Толливер в отместку подставил его по делу о детской порнографии.

– Жёсткая реакция, – говорит Холли и удивляется, когда Иззи вдруг начинает смеяться. – Что? Что я сказала?

– Просто... это ты, Холли. Не скажу, что я это в тебе люблю, но, может, когда-нибудь и полюблю.

Холли всё ещё хмурится.

Иззи наклоняется вперёд, всё ещё улыбаясь:

– Ты – ас дедукции, Холс, но порой, мне кажется, ты не до конца понимаешь, как на самом деле устроена преступная мотивация. Особенно у тех, у кого мозги разболтаны злобой, обидой, паранойей, неуверенностью, завистью, чем угодно. Да, у Кэри Толливера была материальная мотивация – само собой. Но, уверена, сыграли роль и другие вещи.

– Он дал показания после убийства Даффри? – спрашивает Холли. – Пошёл к тому подкастеру, который вечно ковыряется в грязном белье?

– Он утверждает, что рассказал всё ещё до смерти Даффри. В феврале, когда узнал, что у него рак в терминальной стадии. Написал прокурору письмо с признанием и утверждает, что тот всё замял. Так что в итоге Толливер всё выложил Бакайскому Брэндону.

– Это может быть мотивацией для искупления.

– Он этого не писал», – говорит Иззи, нажимая на экран телефона. – Кэри Толливер при смерти, и ему осталось недолго. Сегодня днём мы с Томом возьмём у него показания. Так что мне лучше забрать наш обед.

– Мне – с двойной порцией соуса тартар, – говорит Холли, пока Иззи встаёт.

– Холли, ты никогда не меняешься.

Холли смотрит на неё – невысокая женщина с сединой в волосах и лёгкой улыбкой.

– Это моя суперспособность.

3

В тот же день днём Холли сидит в офисе, заполняет страховые формы. Она понимает, что бессмысленно ненавидеть большие страховые компании, но они определённо в её чёрном списке, и она терпеть не может рекламу, которую показывают по телевизору. Ненавидеть Фло, девушку из рекламы «Прогрессивное страхование», трудно – отчасти потому, что Джером Робинсон как-то сказал: «Она немного на тебя похожа, Холли!» – а вот Дуга с его глупым Лиму Эму и Мэем из Оллстейт она ненавидит легко. Ей сильно не нравился Утёнок из рекламы Афлак, который, к счастью, ушёл на пенсию вместе с пещерным человеком из GEICO (хотя не исключено, что оба могут когда-нибудь вернуться). Как следователь, работавший со многими оценщиками, Холли знает их самый большой секрет: веселье заканчивается, как только компания получает предложение, особенно крупное.

Сегодняшние формы – от Global Insurance, чьим рекламным лицом является Бастер, говорящий осёл с раздражительным хохотом. Бастер есть на каждой форме, он ухмыляется ей своими большими (и каким-то дерзкими) зубами.

Холли терпеть не может эти формы, но радуется, что в этом случае Говорящий осёл от Global вскоре будет обязан возместить кражу ювелирных изделий из дома – на сумму в шестьдесят-семьдесят тысяч долларов, минус франшиза. Если только она не найдёт пропавшие драгоценности.

– Кто сегодня под ослом? – говорит Холли своему пустому офису и не может не рассмеяться.

Звонит телефон, не рабочий, а личный. На экране она видит лицо Барбары Робинсон.

– Привет, Барбара, как ты?

– Отлично! У меня всё замечательно! – её голос звучит так, словно она аж искрится от радости. – У меня самые потрясающие новости!

– Твоя книга попала в список бестселлеров? – Это была бы действительно хорошая новость. Книга её брата поднималась до одиннадцатого места в рейтинге «Таймс», не дотянув до топ-10, но всё равно неплохо.

Барбара смеётся.

– За исключением Аманды Горман, поэтические книги обычно не попадают в чарты. Придётся довольствоваться четырьмя звёздами на Goodreads. – Пауза. – Почти четырьмя.

Холли считает, что у книги её подруги должны быть пять звёзд на Goodreads. Она сама поставила пять. Дважды.

– Так какие новости, Барб?

– Я была девятнадцатым звонком сегодня утром на K-POP и выиграла два билета на концерт Сестры Бесси!

– Не уверена, что знаю, кто это, – говорит Холли... хотя почти знает. Наверное, знала бы наверняка, если бы голова у неё не была забита вопросами по страховке, всё как-то в пользу компании. – Помни, я уже не молода. Моё знание и любовь к поп-музыке в основном закончились на Hall and Oates. Мне всегда нравился тот блондин.

К тому же ей совершенно не интересен рэп или хип-хоп. Она думает, что могла бы полюбить это, если бы уши были моложе и острее (она пропускает многие рифмы), и будь она лучше настроена на уличные серенады артистов, которых слушают Барбара и Джером – с экзотическими именами вроде Pos’ Top, Lil Durk и – любимец Холли, хотя она и не понимает, о чём он читает рэп – YoungBoy Never Broke Again.

– Ты должна знать, она из твоего времени, Холли.

«Ой», думает Холли.

– Соул-певица?

– Да! И госпел.

– Ладно, я её знаю, – говорит Холли. – Разве не она перепевала песню Эла Грина? «Let’s Stay Together»?

– Да! Это был хит! Я пела её в караоке! Жила на Spring Hop, когда училась в выпускном классе.

– Я выросла, слушая Q102, – говорит Холли. – Много рокеров из Огайо, вроде Дево, Крисси Хайнд и Майкл Стэнли, но они были белыми. На Q почти не было чёрной музыки, но эту версию... я помню.

– Сестра Бесси начинает тур здесь! В «Аудитории Мингo»! Два концерта, на оба билеты распроданы, но у меня есть два билета... и проход за кулисы! Пойдёшь со мной, Холли, пожалуйста, скажи, что пойдёшь? – Затем льстит: – Она ещё и госпел поёт, а я знаю, что тебе это нравится.