Текст книги "Не дрогни (ЛП)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

 Глава 10

1

Переезд команды Сестры Бесси из старого «Самс Клаб» в «Аудиторию Минго» всё ещё в процессе. Джером попадает внутрь, просто упомянув имя своей сестры Тонсу Келли, тур-менеджеру. Он не был уверен, что это сработает, но это сработало. Тонс сидел в холле, лениво перебирая струны на бас-гитаре Fender, но вскочил на ноги, будто Джером сказал не «Барбара Робинсон», а «Сезам, откройся».

– Барб – новая лучшая подруга Бетти, – говорит Тонс. – И пашет как лошадь, а значит, друг каждому из нас. Кто бы мог подумать, что поэтесса может в одиночку перетаскивать усилители Marshall?

– Нас с детства учили, что усердный труд – это путь вперёд, – отвечает Джером.

– Точно. Пока не погаснут огни и не зазвучит музыка – всё это просто тяжёлая работа. Съёмочные группы, ярмарочные команды, рок-н-ролльная армия... всё одно и то же. Пот и усилия.

Аудитория освещена наполовину. Слева от сцены Джером замечает полную женщину за роялем – она, судя по всему, играет «Bring It On Home to Me». Барбара находится на полпути по основному проходу (с недавно добавленными балконами Минго вмещает 7500 человек), несёт какую-то прямоугольную штуковину от Yamaha к звукорежиссёру. Его пульт пока выглядит так, будто его только начали собирать. На Барбаре – джинсы с высокой талией, подтянутые подтяжками, футболка с туром «Steel Wheels» Rolling Stones (Джером почти уверен, что она стащила её с родительского чердака), а на гладком тёмном лбу – красная бандана. Джером думает, что она выглядит как настоящая техничка – и это неудивительно. У Барбары есть хамелеонская способность. На вечеринке в загородном клубе она с тем же успехом могла бы быть в вечернем платье и блестящем ободке с фальшивыми бриллиантами.

– Барб! – говорит он. – Я вернул твою машину.

Он протягивает ей ключи.

– Ни вмятин, ни царапин?

– Ни одной.

– Росс, это мой брат Джером. Джером, это Росс Макфарланд, наш РПР.

– Не знаю, что это значит, но рад познакомиться, – говорит Джером, пожимая руку Макфарланду.

– Распорядитель, – поясняет Макфарланд. – Хотя на этом шоу я буду микшировать прямо здесь. Программный директор не в восторге – ведь это отличные места, которые он не сможет продать...

– Программным директорам никогда ничего не нравится, – говорит Тонс. – В этом их сомнительное обаяние. Гибсон не самый худший, с кем мне приходилось работать.

Кто-то кричит:

– Три часа, народ! Перерыв!

– Сейчас иду, Эйси! – отвечает Барбара.

Женский голос произносит:

– А кто это у нас такой симпатичный молодой человек?

Джером оборачивается и видит ту самую полную женщину за пианино, которая поднимается по проходу. С удивлением он осознаёт, что это и есть Сестра Бесси, участница Зала славы рок-н-ролла, в мешковатом сарафане и раздувшихся мокасинах.

– Бетти, это мой брат Джером. Второй писатель в нашей семье.

Бетти пожимает руку как мужчина:

– У тебя талантливая сестра, Джером. И ты сам тоже ничего. Она дала мне твою книжку – я уже начала читать.

– Барбара! – раздаётся крик. – После трёх часов займись стойками и шипами!

Барбара оборачивается к Джерому:

– У нас не профсоюзная команда, но мы стараемся соблюдать профсоюзные правила. Перерыв в три – обязателен.

Затем, повышая голос:

– Я слышала тебя, Бэтти, ты что, в сарае родился?

Смех прокатывается по залу, а Бетти Брэди обнимает Барбару сбоку.

– Иди давай, и прибереги мне бублик, если в этом захолустье вообще бывает такая роскошь. А я поболтаю с этим молодым человеком.

Барбара чуть хмурится, но всё же присоединяется к Тонсу Келли и Россу Макфарланду, вероятно, направляясь на трёхчасовой перерыв. Перед уходом она оборачивается – и на секунду Джером видит в ней восьмилетнюю девочку, которая боялась, что её не примут в новой школе.

Бетти обнимает Джерома за плечи:

– Она тебя слушается?

– Иногда, – растерянно говорит Джером.

– Она рассказала тебе, что мы сочиняем песню? Её слова – моя музыка.

– Да. Она в полном восторге.

Бетти продолжает вести Джерома по проходу к ступенькам, не убирая руки с его плеч. Один из её внушительных бюстов мягко подталкивает его в бок. – А она бы тебя послушала, если бы ты предложил ей поехать с нами в остальную часть тура? Поиграть голосом?

Джером останавливается.

– Она отказалась?

Бетти смеётся:

– Всё сложнее, чем кажется. И не только потому, что я хочу, чтобы она подпевала «Дикси Кристалс». У неё правда отличный голос. Тесс, Лаверна и Джем – все в восторге, говорят, она прекрасно вписалась. Вчетвером они на днях пели «Lollipop» акапелла. Знаешь, старая песня Chordettes?

Джером не знает песню «Lollipop», но он знает, что у Барбары прекрасный голос – и обычно она не стесняется выступать перед публикой. В выпускном классе она играла единственную в истории темнокожую Каламити Джейн и ещё участвовала в паре спектаклей в любительском театре… по крайней мере, до того, как полностью погрузилась в поэзию.

– И она отказалась от этого?

– Не совсем. Но когда я предложила ей спеть со мной «Lowtown», сразу: «Нет-нет-нет».

– Ты ей дорога, – говорит Джером. – Она уже не такая застенчивая, как раньше, но до сих пор не верит, что вообще здесь, не говоря уже обо всём остальном.

– Я это понимаю. Но она вписывается.

Бетти смотрит на него пристально. Впервые Джером видит в ней не просто полную даму в поношенном сарафане, а диву, привыкшую добиваться своего.

– Я дожала её до того, что она вроде бы готова спеть «Lowtown» здесь, и, может быть, доедет с нами до Бостона… но как гастрольный работник. А зря – она теряется как гастрольный работник!

– Я понял, – говорит Джером, и когда Бетти хлопает его по спине, он едва не падает в оркестровую яму.

– Она тебя слушает?

– Иногда.

– Может, она послушает тебя на этот счёт.

Бетти притягивает его ближе и шепчет:

– Потому что она хочет этого.

Вся команда и музыканты собрались за сценой: едят слайдеры из White Castle, фрукты, крекеры и сыр. Бетти отходит от Джерома, чтобы поговорить с пожилым чернокожим мужчиной. Барбара хватает Джерома за руку.

– Что она от тебя хотела?

– Потом расскажу.

– Она хочет, чтобы я с ней пела.

– Я знаю. И не только здесь.

– Я поэт, Джером! А не… не какая-нибудь рок-н-ролльная девчонка!

Джером целует её в лоб, чуть ниже красной банданы, которая уже влажная от пота. Он не думает ни о Джоне Акерли, ни о фамилии Бриггс в записной книжке Майка Препода Рафферти. Сейчас он думает только о том, как сильно любит свою красивую, талантливую сестру.

– А кто сказал, что нельзя быть и тем и другим?

2

Холли стоит в конце конференц-зала отеля «Рэдиссон» во время пресс-конференции Кейт. Сумка висит на плече, молния расстёгнута. Внутри – револьвер (в её мыслях это всё ещё револьвер Билла), и первое гнездо барабана – то, которое повернётся напротив ствола при нажатии на курок – пустое, как учил её наставник. Там же – баллончик с перечным спреем и сирена Original Defense против изнасилования. Холли напоминает себе, что надо взять ещё два набора того и другого – для Кейт и Корри. Сама она в первую очередь использовала бы именно спрей или сирену; пистолет – только в крайнем случае.

На пресс-конференции аншлаг – после Рино и Де-Мойна Кейт стала настоящей сенсацией. В нелюбимой Холли терминологии эпохи соцсетей Кейт сейчас «в тренде», если ещё не «вирусная». Камеры и репортёры с KWWL и KCRG. Седой старик из «Пресс Ситизен». Фрилансеры с разных интернет-площадок – в основном с левоцентристским уклоном. Кейт выглядит отлично: белая футболка подчёркивает её грудь, а обтягивающие джинсы – стройные бёдра. На затылке – кепка «Айова Кабс», сдвинутая назад. Кейт делает краткое заявление, не упоминая, что её багаж оказался залит кровью и внутренностями. Зато говорит о вандализме в номере – детском и показном – и приводит стихи из Исхода, утверждая, что религиозные фанатики из движения «За жизнь» извратили их смысл – буквально вымучили из них то, чего там нет. Холли уверена, что сталкер поймёт намёк – и взбесится. Один из репортёров спрашивает:

– Разве не большая разница – когда жизнь плода завершает Бог и когда её уничтожают врачи?

– Зависит от того, верите ли вы в Бога и в какого именно. Но так или иначе, у нас демократия, а не теократия. Прочти Конституцию, сынок.

Холли почти не слушает. Она сканирует зал, выискивая тех, у кого нет пресс-карты. Несколько зевак бродят по задним рядам, но никто не делает ничего подозрительного. Ей жаль, что она не успела лучше рассмотреть ту женщину в коричневом платье, похожем на униформу горничной, на третьем этаже. Но тогда всё её внимание было приковано к Кейт и Корри.

Была ли та женщина блондинкой? Кажется, да. Но уверенности нет.

Кейт завершает пресс-конференцию, сказав, что рада быть в Айова-Сити, вечером она выступит в «Макбрайд-холле», и места ещё есть. Женщина с бейджем «Роу Стори» похлопывает в ладоши, но к ней никто не присоединяется – все просто выходят из зала. Кейт идёт в новый номер: старый полицейские опечатали, а после выступления вечером все трое поедут в другой отель.

– По-моему, всё прошло хорошо, – говорит Кейт Корри. Всегда один и тот же вопрос.

– Блестяще, – отвечает Корри. Всегда один и тот же (и правильный) ответ.

3

Примерно в то же время в другом городе проходит другая пресс-конференция. Начальница полиции Бакай-Сити Элис Пэтмор стоит у микрофонов рядом с Дарби Дингли, комиссаром пожарной охраны. Позади них – по одному представителю от команд, которым предстоит сразиться в благотворительном матче «Пистолеты и Шланги». Один – высокий молодой человек по имени Джордж Пилл, выглядящий неуместно торжественным в парадной белой форме и фуражке. Вторая – Изабель Джейнс, явно чувствующая себя куда естественнее в летней униформе. Перед прессой Лью Уорик сказал Иззи, что немного «трэша» будет не лишним:

– Всё в рамках весёлого соревнования, ты понимаешь.

Иззи не понимает. Она чувствует себя полной дурой в этой рубашке с короткими рукавами. Где-то на свободе ходит серийный убийца, а она тут участвует в цирке, по сути – фотосессии. Она смотрит на Пилла, чтобы понять, чувствует ли он то же самое, но тот уставился на собравшихся репортёров с героическим и решительным выражением лица. Если под этой нелепой белой «лопато-фуражкой» и скрывается какое-то недовольство, то он его не показывает.

Тем временем «большие шишки» продолжают монотонно разглагольствовать о том, какие замечательные благотворительные организации получат поддержку от нынешнего матча. Сначала говорит начальница полиции Пэтмор, затем наступает очередь комиссара Дингли. Иззи надеется, что на этом они закончат, и она сможет переодеться в обычную одежду (и вернуться к работе), но увы – каждый выступает ещё раз. Присутствующие журналисты выглядят так же скучающими, как и сама Иззи.

Но тут Пэтмор объявляет, что Сестра Бесси согласилась исполнить гимн. То, что раньше звучало как несбыточная мечта, теперь стало подтверждённым фактом. Это вызывает оживление в зале и короткие аплодисменты.

– Прежде чем мы пригласим вас к фуршетному столу, – говорит комиссар Дингли, – я хотел бы представить двух звёздных участников нынешнего матча. Команду «Шлангов» будет представлять пожарный первого класса Джордж Пилл, он сыграет на позиции центрфилдера.

Пэтмор подхватывает:

– А за команду «Пистолетов» выступит детектив-сержант Изабель Джейнс – наш стартовый питчер.

Шишки отходят в сторону. Иззи не сразу понимает, что ей делать, но Пилл действует без промедления. Он ослепительно улыбается, хватает её за руку и выводит вперёд. Она чуть не спотыкается. Срабатывают вспышки камер. Некоторые журналисты усмехаются.

– С нетерпением жду игры и возможности поджарить эту малышку, – говорит Пилл, не переставая улыбаться и держа Иззи за руку, словно ребёнка, который может убежать.

Иззи искренне раздражена. Она поднимает голову – Пилл выше её дюймов на шесть – и говорит:

– У этой малышки может быть своё мнение на этот счёт.

Улыбка Пилла становится ещё шире:

– Ого, какая боевитая!

Смех в зале.

Иззи произносит:

– Это что у тебя на голове? Ты и на матче в этом будешь? Когда я тебя страйкаутом укатаю?

Улыбка Пилла замирает. Может, она и перегнула, думает Иззи. А может – к чёрту. Ей не нравится, когда её тащат куда-то силком.

Прежде чем Пилл успевает ответить, в первом ряду поднимается женщина. Иззи узнаёт её – это Кэрри Уинтон, криминальный репортёр местной газеты. Обычно такую ерунду, как этот матч, она не освещает. Иззи уже догадывается, что будет дальше.

– Детектив Джейнс, есть ли у вас обновлённая информация по так называемым убийствам «заместителей» присяжных? И связано ли с ними убийство Фреда Синклера?

Начальница Пэтмор встаёт между Иззи и Джорджем Пиллом.

– Расследование продолжается, – мягко говорит она. – Всё будет объявлено в положенное время. А пока давайте на минутку сосредоточимся на чём-то позитивном, хорошо? Полицейские и пожарные на одном поле, играют ради благотворительности! И, поверьте, эти ребята настроены на серьёзную игру.

Но Уинтон всё ещё стоит, игнорируя Пэтмор.

– У вас есть какие-то зацепки, детектив Джейнс?

Иззи уже собирается ответить, что не может комментировать, но тут в разговор встревает Бакайский Брэндон:

– А вы уверены, что стоит участвовать в благотворительном матче по софтболу, пока где-то бродит убийца?

Пилл не упускает случая вставить слово:

– Думаю, самое время увести офицера Джейнс. Ей пора на дневной сон.

Смех в зале, и на этом всё заканчивается. Прессу тянет к столу в глубине зала, где новички из полиции и пожарной службы выдают резиновые креветки из супермаркета и винные коктейли (не больше двух на человека). Иззи стряхивает с себя руку Пилла и выходит через дверь за трибуной – ей не терпится добраться до 19-го участка и переодеться, пока рубашка формы не промокла от пота. Пилл идёт следом. Его киношная улыбка исчезла.

– Эй, ты, подруга. Мне не понравилась твоя шуточка про мою шляпу. Мне велели её надеть.

«Как и мне – надеть форму, – думает Иззи. – Мы все служим «большим шишкам».

– Мне тоже не особо понравилась твоя шутка. Про дневной сон.

– Запиши это в свой список «мне плевать» и отдай капеллану. – Он снимает шляпу и смотрит на неё, будто внутри написано что-то важное. – Это шляпа моего отца.

– Радуйся за него. А сам тоже запиши в свой список «мне плевать».

– Я слышал, что ваш стартовый питчер сломал руку в каком-то дурацком баре. Ты – замена.

– Ну и что? Это просто игра. Не веди себя как болван.

Он наклоняется к ней, снова заставляя её почувствовать себя ребёнком.

– Мы сделаем из вас отбивную, маленькая леди.

Иззи не верит своим ушам:

– Мы должны были просто устроить шоу – и шоу уже закончилось. Это благотворительный матч, а не грёбаная Мировая серия!

– Посмотрим. – С этими словами Пилл уходит. Точнее – гордо удаляется, как на подиуме.

«Невероятно», – думает Иззи, но, переодеваясь в раздевалке, она уже почти забыла об этом.

А вот Пилл – нет.

4

Холли и Корри добираются до «Макбрайд-холла».

Корри болтает с представителями книжного магазина Prairie Lights и с завхозом сцены, настаивая, чтобы для Кейт приготовили не петличку, а ручной микрофон. Пока она проверяет звук – «Раз-два, раз-два» – Холли осматривает служебный вход, через который они будут заходить и выходить, и замечает остальные возможные точки доступа.

Она представляется программному директору «Макбрайд-холла», Лиз Хорган, и спрашивает, будет ли публика проходить через рамки металлоискателей. Хорган отвечает, что нет, но если кто-то откажется от досмотра сумки, его просто не пустят. Холли это не радует, но она понимает: ни она, ни администрация зала не могут контролировать всё. Она вновь напоминает себе, что если кто-то действительно захочет напасть на публичную фигуру, то предотвратить это может только удача, молниеносная реакция – или и то и другое сразу.

Корри остаётся на площадке. Холли снова возвращается в отель. Новый номер Кейт находится на третьем этаже.

– Это комплимент от отеля, – говорит Кейт. – У них это называется «комната ожидания». По крайней мере, не «камера содержания». Куда мы едем после выступления? Уверена, Корри уже всё устроила. Она замечательная.

– В «Холидей Инн», – отвечает Холли. Кейт морщит нос:

– Что ж, когда дьявол за рулём, выбирать не приходится. Шекспир.

– Все хорошо, что хорошо кончается.

Кейт смеётся:

– Ты не просто телохранитель, ты ещё и знаток английской литературы.

– Нет, просто в подростковом возрасте много читала Шекспира. Особенно «Ромео и Джульетту». Снова и снова.

– Пойдём поужинаем, – предлагает Кейт. – Это тоже за счёт заведения, так что заказывай что-нибудь подороже. Я возьму рыбу. Всё остальное может вызвать у меня отрыжку и газы прямо на сцене.

– Ты нервничаешь перед... перед выступлением?

– Это шоу, Холли. Не бойся называть вещи своими именами. Нет, не нервничаю. Возбуждена, да. Назови меня активисткой – не обижусь. Я стараюсь скрыть пыл за шутками. Это стендап, как можно смешнее, но под всей этой шутовщиной – полная серьёзность. Это уже не та страна, в которой я выросла. Теперь это Америка в кривом зеркале.

– А ты? Нервничаешь? – спрашивает Кейт.

– Немного, – признаётся Холли. – Работа телохранителя для меня в новинку.

– Ну, когда сработала сигнализация, ты вела себя как надо. А вот я повела себя как последняя истеричка, да?

Холли не хочет ни соглашаться, ни спорить, поэтому просто покачивает ладонью в воздухе.

Кейт улыбается:

– Хорошо держится в кризисной ситуации, знает Шекспира, к тому же дипломатична. Тройная угроза. – Она протягивает меню рум-сервиса. – Что будешь?

Холли заказывает сэндвич с курицей, хотя знает, что вряд ли сможет съесть и половину. Время почти пришло – пора оправдывать доверие.

5

К моменту, когда Триг возвращается на работу, действие обезболивающего, которое ему вколол Ротман – новокаина или чем его сейчас заменяют – начинает сходить на нет. Лунка на месте вырванного коренного зуба пульсирует. Ротман выписал ему обезболивающее, и Триг заехал в аптеку по дороге. Всего шесть таблеток – на таких вещах стали экономить.

Мэйзи спрашивает, как он себя чувствует. Триг отвечает, что не очень.

– Бедняжка, – говорит она.

Потом он спрашивает, есть ли что-то срочное, чем надо заняться, или звонки, которые нужно перезвонить. Мэйзи говорит, что нет ничего такого, с чем бы она сама не справилась, только текущая повестка, которую он и так знает. Она предлагает ему поехать домой, полежать, приложить лёд к щеке.

– Думаю, так и сделаю, – говорит он. – Хорошего вечера, Мэйзи.

Но домой он не едет. Он едет в Дингли-парк.

Там есть небольшая парковка для сотрудников рядом с ветхим зданием старого хоккейного катка «Холман», похожего на ржавый силос. Он паркуется, уже собирается выйти из машины, но передумывает и достаёт из центрального подлокотника пистолет 22-го калибра. Прячет его в карман пиджака.

«Я не собираюсь им пользоваться», – думает он. Эта мысль почти неизбежно вызывает ассоциации с прошлыми временами, когда он пил. Как тогда, когда он заходил по дороге домой в бар «Три Ринг» и говорил себе, что выпьет только Колу. Но в этот раз – честно.

Что вызывает у призрака его отца приступ смеха.

Старый каток окружён соснами и елями. Справа – столики для пикника и фургоны с едой: «Сказочный рыбный фургон Фрэнки», «Тако Джо», «Чикаго Хот-доги и пицца» – сейчас закрыты, с опущенными ставнями. Где-то дальше Триг слышит крики мужчин, тренирующихся к благотворительному матчу копов против пожарных. Доносится звон алюминиевых бит и смех.

Обвисшие двустворчатые двери катка по бокам украшены рисунками призрачных, едва заметных хоккеистов. Табличка гласит:

«КАТОК «ХОЛМАН» ПРИЗНАН НЕПРИГОДНЫМ ПО РЕШЕНИЮ ГОРОДСКОГО СОВЕТА»

Под ней кто-то мелом приписал:

«ПОТОМУ ЧТО ИИСУС НЕ КАТАЕТСЯ НА КОНЬКАХ!»

Что, по мнению Трига, не имеет никакого смысла.

Он пробует открыть двери. Заперто – как он и ожидал. Но сбоку клавиатура, и красный индикатор наверху показывает, что батарейки ещё работают. Код он не знает, но это не значит, что он не попадёт внутрь.

Его отец был электриком, и когда не орал на Трига, не лупил его и не водил в это самое место, он иногда рассказывал про работу. В том числе – про некоторые профессиональные хитрости.

Всегда фоткай щиток до начала работы.

Держи под рукой нейлоновые стяжки – пригодятся сто раз.

Не суй палец туда, куда не сунул бы член.

Будучи ребёнком, Триг поощрял эти поучения – отчасти потому, что они были интересны, но в основном потому, что когда папа говорил, он был доволен. Хоккей его радовал, особенно когда игроки бросали перчатки на лёд и лезли в драку – хрясь-хрясь-хрясь. Иногда он даже обнимал Трига, небрежно, по-быстрому.

– Триг, – говорил он. – Мой старый добрый Триггер.

Катковые наставления и «проповеди» длились ровно восемнадцать минут – не больше и не меньше. Столько шли перерывы между периодами.

Триг оглядывается – никого. Он поддевает крышку клавиатуры ногтями, поднимает и снимает её. Внутри напечатано: КС 9721. КС – это «код сантехников», но отец говорил, что это просто старое название. Им пользовались все – электрики, рабочие по обслуживанию катка, водитель ледового комбайна.

Триг ставит крышку обратно и набирает 9721. Жёлтый индикатор сменяется зелёным. Слышен глухой щелчок – уходит засов. И вот он внутри. Легкотня.

Он пересекает вестибюль, где старый попкорн-автомат охраняет пустой буфет.

Пожелтевшие бумажные постеры с изображениями хоккеистов из давно ушедшей команды «Бакай Булетс» висят на стенах.

Он заходит в сам каток. Медленно разрушающаяся крыша прорезана ослепительными полосами света. Голуби (Триг догадывается, что это голуби) хлопают крыльями и кружат в воздухе. В отличие от прочных металлических трибун на футбольном и софтбольном полях, здесь трибуны деревянные – провисшие, шершавые, рассохшиеся. Скорее место для призраков, вроде отца Трига, чем для живых. Лёд давно растаял, разумеется. Доски с пропиткой от гниения, двадцатиметровые, пересекающиеся с треснувшим бетоном, образующим узоры крестиков-ноликов. Между ними пробиваются стойкие сорняки. Удивительно мало мусора – нет ни обёрток от закусок, ни разбитых пузырьков с наркотиками, ни использованных презервативов. Наркоторчки держались подальше, среди окружающих каток деревьев, по крайней мере пока.

Триг подходит к месту, где раньше было центральное ледовое поле. Он опускается на колено и нежно проводит рукой по одной из досок – осторожно, чтобы не получить занозу и не усугубить зубную боль болью в ладони. Он не понимает, зачем эти доски здесь. Возможно, чтобы отпугнуть скейтбордистов или просто чтобы спрятать их от солнца и дождя, но он точно знает одно: эти доски сгорят быстро и ярко. Весь этот каток вспыхнет, как факел. И если в нём окажутся некоторые невинные люди – может быть, даже известные – они тоже сгорят, словно факелы.

«Я не смогу положить имена виновных в их руки, – думает он, – потому что они будут сожжены дотла».

Но потом его осеняет идея, настолько гениальная, что он даже немного откидывается назад на колене, словно от удара. Возможно, не обязательно вкладывать имена виновных в руки невинных. Может быть, есть лучший способ. Он может поместить их имена в такое место, где увидит весь город. И весь мир, когда туда прибудут телевизионные съёмочные группы.

«Я не смогу поймать всех, – думает он, вставая на ноги. – Это слишком амбициозно. Глупая мечта. Мне не может вечно везти. Но, может, смогу поймать большинство из них, включая виновного. Того, кто заслуживает умереть больше всех».

– Мне нужно составить план, – тихо говорит Триг, возвращаясь вдоль пересекающихся досок. – Нужно найти способ привести их сюда. Как можно больше.

– Почему именно сюда? – спрашивает он себя.

– Просто так, – отвечает он. Он думает о восемнадцатиминутных проповедях и редких грубых объятиях отца. За этим стоит…

За этим («Триг, мой старый добрый Триггер») он не позволит себе потерять голову. Тем более перед своей матерью, которой уже не было.

– Заткнись, – говорит он достаточно громко, чтобы испугать нескольких голубей, взметнувшихся в воздух. – Просто заткнись.

Он проходит мимо заброшенного закусочного киоска и мимо билетной кассы. Приоткрывает дверь – никого нет. Вестибюль шатают ветром висящие на стенах плакаты. Он выходит наружу и снова закрывает дверь, вводя код сантехника.

Он начинает идти по заросшей сорняками бетонной дорожке к своей машине, но передумывает и решает заглянуть на тренировку, которая идёт на софтбольном поле.

Он ещё на полпути через деревья, когда к нему подходит девушка – грязные волосы, запавшие глаза, худощавое тело, ей лет двадцать, может быть.

– Эй, парень.

– Эй.

– У тебя случайно нет чего-нибудь?

Хотя он посещал и собрания анонимных наркоманов, и анонимных алкоголиков (все они борются с одной и той же болезнью – зависимостью), сила желания и нужды у наркомана никогда не перестаёт его поражать. Эта девушка видит мужчину в пиджаке, больше похожего на бизнесмена (или полицейского в штатском), чем на торчка или дилера, но её потребность так велика, что она всё равно обращается к нему. Он думает, что она, наверное, подошла бы с такой же просьбой даже к старому деду с ходунками.

Триг собирается ответить «нет», но передумывает. Девушка сама подаётся на блюдечке, и если она погибнет – единственным проигравшим будет ад, куда она, несомненно, попадёт. Он прикасается к пистолету в кармане и спрашивает:

– Что ты ищешь, дорогая?

Её мёртвые до этого глаза вспыхивают искрой.

– Что у тебя есть? У меня вот это. – Она обхватывает грудь руками.

Он вспоминает бродяг, которых видел недавно в разных канавах и переулках.

– Тебе, может, понравится «Королевский Выбор»?

Искра разгорается в пламя.

– Отлично. Прекрасно. Что хочешь? Дрочку? Отсос? Может, и то, и другое?

– Ради Королевы, – отвечает Триг, – я готов на все.

– О, блин, не знаю. Сколько у тебя есть?

– Биток. – Он знает жаргон: это означает двойная порция дури.

– Где? – Она оглядывается с сомнением. – Здесь?

– Там. – Он указывает на каток «Холман». – В уединенном месте.

– Дверь заперта, мужик.

Он понижает голос, надеясь, что не выглядит как человек, разглядывающий цыпочку, в которой, скорее всего, прячется с полдюжины разных инфекций.

– У меня есть секретный код.

Он снова оглядывается, чтобы убедиться, что они одни, затем берёт её за руку и ведёт обратно к заброшенному катку.

Никаких сомнений. Ни малейших.

Позже, имя, которое он вложит ей в руку, будет Коринна Эшфорд.

6

Когда Кейт выходит на сцену – нет, выступает – большая часть зала встаёт, аплодируя и ликуя. Стоя в тени за кулисами слева от сцены вместе с Корри, Холли покрывается мурашками.

Она научилась храбрости и смелости – потому что это было необходимо. Это сделало её лучше, но в душе она всё ещё по натуре застенчивая женщина, которая часто чувствует себя неуместной, неспособной сделать хоть шаг, не оступившись, – и она не понимает, как кто-то может так уверенно выйти на глазах у всех этих людей.

А аплодируют там не все. Группа людей в синих футболках с надписью «ЖИЗНЬ С ЗАЧАТИЯ» громко освистывает.

Кейт выходит в центр сцены, снимает бейсболку и делает глубокий поклон. Затем хватает микрофон и делает им «вертушку», как эстрадная звезда.

– Женская сила!

– Женская сила!

– Женская сила, я хочу вас слышать, Айова-Сити!

Толпа отвечает ей тем же, в экстазе. А сторонники «Жизни с зачатия» сидят, скрестив руки, как обиженные дети.

Чья-то рука берёт Холли за локоть, и она вздрагивает.

– Она и правда нечто, правда? – тихо спрашивает Корри.

– Да, – говорит Холли. – Ещё бы.

Особенно если учесть, что женщина, которая плеснула в Корри отбеливателем и залила её багаж кровью и внутренностями, прямо сейчас может быть где-то в этом зале.

Вооружённая.

И вряд ли это кто-то из тех, в синих футболках. И не горничная в коричневом платье.

Скорее всего, кто-то с мягкой, приветливой внешностью. Кто аплодирует. И подбадривает.

Иными словами, женщина, внешне похожая на саму Холли. Большинство зрителей стихают. Но не участники группы «Жизнь с зачатия». Как только остальные садятся, они вскакивают и начинают скандировать:

– Аборт – это убийство! Аборт – это убийство! Аборт – это убийство!

Холли напрягается и скользит рукой в сумочку. Большая часть зала отвечает на это освистыванием. Раздаются крики:

– Сядьте и заткнитесь!

Где-то начинается нестройное скандирование:

– Наши тела – наш выбор!

Билетерши направляются к людям в синих футболках.

Кейт поднимает руки. Она улыбается:

– Тише, мои свободолюбивые снежинки. Спокойно. Билетерши, не надо. Пусть выпустят пар.

Сначала члены группы «Жизнь с зачатия» продолжают скандировать, но потом замечают, что на них смотрит большая часть зала – как на обезьян в зоопарке, которые занимаются чем-то особенно нелепым… вроде метания дерьма друг в друга. Скандирование слабеет, становится рваным, стихает… затихает.

– Вот так, – мягко говорит Кейт. Это голос родителя, обращающегося к ребёнку, вымотанному собственной истерикой.

– Вы сказали, что хотели. Выступили за то, во что верите. Именно так у нас и принято. Теперь моя очередь, ладно? Очередь женщины, которая считает, что изнасилованная девочка, забеременевшая, должна иметь выбор!

Всплеск аплодисментов.

Корри поворачивается к Холли – и если раньше Холли никогда не видела человека с настоящими звёздочками в глазах, то сейчас видит.

– Каждый раз пробирает, – говорит Корри. – Она каждый раз меня берет за живое. Иногда она невыносима, но когда выходит на сцену… ты ведь чувствуешь, да?

– Да.

– Она говорит искренне. Каждое слово. От головы до пят. Всё по-настоящему.

– Да.

– Ладно, я дозу получила. – Корри смеётся и смахивает пару слёз. – Пойду в гримерку, нужно звонить и готовиться к Давенпорту. Ты обратно в гримёрку сама дойдёшь?

– Да. Помни, мы не выходим через сцену.

Корри показывает палец вверх:

– Через южный коридор, правильно. Чемоданы и машины остаются в «Рэдиссоне». Заберём завтра.

Очередная волна аплодисментов в зале, когда Кейт делает своё фирменное «ну же, ну же, ну же» – покачивая пальцами обеих рук.

7

Крис сидит в третьем ряду. Короткие светлые волосы аккуратно зачёсаны, на нём голубая оксфордская рубашка и новые джинсы. Он без оружия. Думал, что могут быть рамки металлодетекторов, но это лишь одна из причин. Он готов умереть, если понадобится, но надеется, что вместе с сестрой они смогут прикончить суку и уйти незамеченными. В туре смерти Маккей ещё полно остановок. Мученичество – это крайний случай. Она магнетична, с этим не поспоришь. Неудивительно, что женщины вокруг так ею очарованы. Неудивительно, что пастор Джим из Церкви Истинного Христа называет её «служанкой антихриста». Но именно Энди Фэллоуз, первый диакон пастора Джима и казначей церкви, направил Криса на нынешний путь. Потому что, как он сказал, пастор Джим может только говорить.