Текст книги "Томминокеры. Трилогия"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

10

И теперь он сидел на заднем дворе на пне, не имея ни малейшего представления, что заряженный дробовик направлен ему прямо в затылок.

Он сидел и все думал о той вечеринке. Все привиделось настолько ужасно и очевидно, что, думалось ему, стоит простить то время, за которое он увидел и схватил суть. К этому кораблю в земле нельзя было относиться только с позиций обеспечения благополучия Бобби или даже Хэвена в целом. Невзирая на то, что он представлял собой и что он творил с Бобби или еще кем-либо, вступившим в определенный окружающий его район, окончательную судьбу корабля на земле нужно было определять исходя из приоритета благополучия земли. Гарденер присутствовал при работе дюжины комитетов, чьи цели ранжировались от вполне приемлемых до безумно-невероятных. Он выходил с протестом; прикладывал сил больше, чем мог, помогая оплачивать рекламу в газете по проведению неудачных кампаний о закрытии путем проведения референдума Мэн Янки; во времена студенчества он участвовал в маршах протеста против вовлечения США в войну во Вьетнаме; он был членом «Гринписа». И в полудюжине моментов, когда он как личность беспорядочно пытался думать о благополучии земли, его усилия, хоть и возникшие из индивидуальных размышлений, воплощались все же посредством коллектива.

Все зависит от тебя, старина Гард. Он вздохнул. Как будто всхлипнул. Звони во все колокола о необходимости перемен, белый мальчик… обязательно звони. Но сперва спроси себя: кто хочет изменить этот мир? Голодающие, неимущие, бездомные, ведь так? Родители детей из Африки с раздутыми животами и мертвым взглядом. Чернокожие Южной Африки. ООП. Окажет ли Тед реальную помощь этим переменам? Прикуси язык! Ни Тед, ни русское Политбюро, ни Кнессет, ни Президент США, ни Семь Сестер, ни Ксерокс, ни Барри Малиноу.

Нет-нет, только не те, кто стоит у руля, не те, кто имеет реальную силу и стоит у руля мировых событий. Их девиз «Не пугайте меня».

Было время, совсем недавно, когда он не колебался бы ни минуты. Бобби не стала бы искать никаких аргументов; Гард сам был бы тем всадником, пришпоривающим коня до изнеможения и смерти… только теперь он был также в упряжи, бок о бок. Здесь, в конце концов, был источник чистой энергии, огромной и легко доступной. Через полгода все реакторы США могли бы быть остановлены. А через год – все ядерные станции мира. Дешевая энергия. Дешевая транспортировка. Вполне возможными окажутся полеты на другие планеты и даже солнечные системы – ведь этот корабль Бобби прибыл сюда, в Хэвен, штат Мэн, не на старом добром Лоллипопе. Ведь в принципе это – МАЭСТРО. ИГРАЙТЕ ТУШ – было ответом на все вопросы.

А есть ли оружие на корабле, как ты думаешь?

Он намеревался спросить у Бобби об этом, но что-то заставило его прикрыть рот. Оружие? Быть может. Если Бобби получала достаточно от той остаточной «силы» и была способна телепатически печатать на машинке, могла ли она создать что-либо похожее на пушку Флэша Гордон, но который при этом будет действующим? Трактор-убийцу? Кое-что, что вместо совершения работы под привычное Брммммммммм или Вака-еака-вака превращало бы людей в кучку тлеющего пепла? Вполне вероятно. А если и нет, не приспособит ли один из гипотетических Боббиных ученых кое-что из ее изобретений (типа водонагревателя или переоборудованного «Томкэта») в то, что действительно принесет вред людям? Наверняка. В конце концов задолго до того, как мысль о тостерах, фенах и плинтусных обогревателях пришла кому-то в голову, штат Нью-Йорк с помощью электричества отправлял убийц в загробное царство.

Что настораживало Гарденера, так это то, что мысли об оружии обладали определенной привлекательностью. Частично, как предполагал он, это эгоизм. И если сверху спустят постановление надевать спортивный костюм перед обедом, он и Бобби разделятся во мнении, какую часть его нужно надевать. Но были и другие возможности. Одна из них, дикая, но не совсем отталкивающая, заключалась в том, что Бобби и он могли бы давать пинка тем ослам, которые этого заслуживали. Идейка о послании поздравительных песенок как Аятолла в Зоне Фантомов была так приятна, что Гарденер чуть было не захихикал. Зачем ждать, пока Израиль и арабы решат свои проблемы? И террористы всевозможного пошиба… прощайте, ребятишки.

Отлично, Гард! Мы покажем это по всему ТВ! Это похлеще Пророка из Майами! Вместо двух бесстрашных убийц-наркоманов мы покажем Гарда и Бобби, облетающих планету на летающей тарелке! Эй, кто-нибудь, дайте же мне телефон! Я звоню в Си-Би-Эс!

Не смешно, подумал Гарденер.

А кто смеется? Разве не об этом вы говорите? Ты и Бобби как герои «Одинокого всадника и Тонто»?

Ну и что, если так? Как много пройдет времени до того, как правильность выбора будет доказана? Сколько потребуется карманных бомб? Женщин, застреленных в туалетных комнатах посольств? Мертвых детей? Как долго мы дадим этому продолжаться?

Люби это, Гард. «О'кей, эй, вы все на планете Земля, ну-ка все хором вслед за Бобби и Гардом: «Ответ, друзья мои, витает в воздухе…»

Ты отвратителен.

А ты становишься очевидно опасным. Помнишь, как ты перепугался, когда полиция обнаружила пистолет у тебя в кармане? Как ты перепугался, потому что не помнил, как тот оказался у тебя? Ну вот опять. С одной разницей, что теперь речь идет о большем калибре. Боже милостивый, если ты когда-либо действительно существовал.

Когда Джим был помоложе, подобные мысли никогда бы не пришли ему в голову… а если бы и пришли, он отбросил бы их в сторону. По-видимому, так уже поступила Бобби. В конце концов именно она упомянула всадника на лошади.

Что ты имеешь в виду под всадником на лошади?

Я говорю о нас, Гард. Но кажется… кажется это в большей степени относится к тебе.

Бобби, когда мне было 25, я весь горел все время. В 30 я горел иногда. Но, похоже, кислород вот здесь внутри на исходе, потому что теперь я вспыхиваю, лишь когда пьян. И я очень боюсь залезать на спину этой лошади. И если история чему меня и научила, то это тому, что лошади имеют склонность нести.

Он заерзал на пне, и дробовик переместился вслед за ним. Андерсон сидела на табурете на кухне, слегка поворачивая ствол оружия в соответствии с каждым его движением. Она поняла немногое из его мыслей; это срывало все планы и было ненормальным. Но она поняла достаточно, чтобы сделать вывод, что Гард вплотную приблизился к моменту принятия решения… а когда он примет его, женщина думала, что сумеет узнать, что же именно он решил.

Если он примет неверное решение, она прострелит ему голову и закопает тело в мягкой земле на задворках сада. Это будет тяжело, но если так будет нужно, она сделает.

Андерсон спокойно ждала этого момента, пытаясь уследить за жалкой путаницей его мыслей.

Ждать осталось уже недолго.

11

Что в действительности пугает, так это в первый раз в своей несчастной запутанной жизни рассматривать вопрос с позиции силы.

Он выпрямился с выражением страха на лице. Он притворялся, не так ли? Совершенно верно.

Но ты притворяешься. Гард. Ты даже болел за бейсбольные команды, которые были заведомыми аутсайдерами. Также как ты никогда не волновался, что окажешься в депрессии, если одна из них ворвется в Мировую Серию. То же самое происходило с кандидатами и партиями, которых ты поддерживал, не правда ли? Потому что если политик не испытает судьбу, тебе не придется пережить разочарование, что новые лица ничем не отличаются от старых.

Я не боюсь. Ни капли.

Еб твою мать, как бы не так. Всадник? Ты? Парнишка, что за шутки. Да у тебя случится сердечный приступ, если кто-то попросит тебя принять участие в троеборье. Твоя собственная персональная жизнь была ничем иным, как постоянным усилием уничтожить любую энергетическую базу, какая у тебя есть. К примеру, женитьба. Нора была упрямой, и тебе пришлось пристрелить ее, дабы избавиться, но когда деньги закончились, ты даже не цеплялся за это, ведь так? Ты человек, способный расправлять крылья при любой возможности, и я предоставлю ее тебе. Ты сжег себя на преподавательской работе, уничтожив таким образом иную энергетическую основу. Двенадцать лет ты заливал спиртным тот маленький огонек таланта, что Господь Бог дал тебе. Теперь так. Лучше беги. Гард.

Но так нечестно!

Ой ли? Разве здесь недостаточно правды, чтоб сделать выводы?

Может, да. Может, нет. Как бы там ни было, Джим понял, что решение уже принято. По крайней мере, ненадолго он останется с Бобби, делающей свое дело.

Счастливая уверенность Бобби, что все прекрасно, не соответствовала ее истощенности и потере веса. И то, что корабль из леса сотворил с Бобби, он может сделать и с ним. Что случилось – или не случилось – сегодня, ничего не доказывает; он не мог ожидать, что изменения в нем самом произойдут за один день. Хотя корабль и сила, исходящая от него, могут творить и добро. Это было главным и… пошли вы на хер, Томминокеры.

Гарденер поднялся и направился к дому. Солнце село, и сгущались сумерки. Спина закостенела. Он разогнулся, потянулся и непроизвольно скривился, когда в позвоночнике что-то хрустнуло. Джим посмотрел на темный «Томкэт» и на дверь сарайчика с новым замком. Он подумал, не подойти ли и не заглянуть в одно из темных запыленных окон… и решил, что не стоит. Быть может, он боялся, что бескровное лицо с ухмылкой, обнажающей остроконечные зубы каннибала, появится за окном. Привет, Джим, ты хотел поглядеть на настоящего Томминокера? Заходи! Нас здесь много!

Гарденер вздрогнул – он почти что слышал звук от скребущих по жестянке тонких злых пальцев. Вчера и сегодня случилось слишком многое. Его фантазия истощена. Он не знал, можно ли надеяться на сон или хотя бы на отключку сегодня ночью.

12

Как только Гард вошел в дом, его тревога стала ослабевать. С этим пришла жажда выпить. Он скинул рубашку и зашел в комнату Бобби. Женщина лежала в той же позе, сбитое одеяло зажато между ужасно худыми ногами, руки выброшена вперед; она похрапывала.

Даже не пошевелилась! Боже, она, должно быть, устала.

Он долго стоял под душем, доводя воду до как можно более горячей (с новым нагревателем Бобби это означало едва повернуть рукоятку влево от «холода»). Когда кожа его покраснела, он вышел из такого же туманного и влажного воздуха в ванной комнате, какой был в туманном Лондоне в поздневикторианскую эпоху. Он вытерся полотенцем, почистил зубы пальцем – следует привезти сюда личные принадлежности, пронеслось в голове – и отправился спать.

Двигаясь в сторону кровати, он поймал себя на размышлениях о последних словах Бобби. Она верила, что корабль стал оказывать действие и на горожан. Когда Джим спросил, в чем это выражается, она стала рассеянной, а потом сменила тему. Гарденер предполагал, что в этом чертовом деле всякое возможно. Несмотря на то, что местечко Фрэнка Гаррика располагалось в глубинке, она приходилось на географический центр городка. У них была деревенька Хэвен, но в пяти милях севернее.

– Ты так говоришь, как будто эта штука в земле источает ядовитый газ, проговорил он, надеясь, что со стороны выглядит не столь встревоженным, как было на самом деле. – Паракват из космоса. Они прибыли от агента Оранж.

– Ядовитый газ? – повторила Бобби. Она вновь ушла в себя. Ее лицо, такое исхудавшее, стало замкнутым и отдаленным. – Нет, не газ. Если хочешь это как-то назвать, называй испарениями. Но когда касаешься поверхности, это не только вибрация.

Гарденер промолчал, не желая портить ей настроение.

– Испарения? Даже не так. Но очень похоже. Если сюда приедут специалисты с приборами, они не обнаружат никаких вредных веществ. И если здесь и есть физически улавливаемый и реальный остаток, то это лишь слабейший след.

– Тебе кажется, что такое возможно, Бобби? – спокойно спросил Гарденер.

– Да. Я не говорю, что происходит именно это, потому что я не знаю точно. У меня нет информации изнутри. Но мне кажется, что очень тонкий слой поверхности корабля – тончайший, толщиной не более пары молекул – все интенсивнее окисляется с тех пор, как я стала откапывать корабль из-под земли и воздух стал разрушать его. Это значит, что я получила самую сильную дозу… а затем все стало разноситься с воздухом, как радиоактивные осадки. Над городом оседает большое их количество, но в данном случае это означает «чертовски мало».

Бобби пошевелилась в кресле и уронила правую руку. Тот же жест Гарденер видел сотни раз прежде, и сердце готово было вырваться у него из груди, когда он заметил выражение горького сожаления на лице женщины. Она положила руку обратно на колено.

– Но, знаешь ли, я не уверена, что на этом все закончится. Есть такой роман Питера Страуба «Парящий Дракон», ты читал его? Гарденер покачал головой.

Ну, в нем говорится о чем-то похожем на твоих Агента Оранж и Паракват.

Гарденер улыбнулся.

– В романе происходит утечка экспериментального химиката в атмосферу; потом он выпал над частью сверхурбанизированного Коннектикута. Осадок действительно был отравляющим – что-то вроде сводящего с ума газа. Люди без причины вступали в драки, некоторые решали разрисовать дома – включая и окна в ярко-розовый цвет, одна женщина прыгала, пока не умерла от коронарной недостаточности, и тому подобное.

Есть другой роман – этот называется «Мозговая волна» и написал его… Андерсон нахмурилась, пытаясь вспомнить. Ее рука незаметно упала с подлокотника кресла опять, затем вернулась на место. – Мой однофамилец. Андерсон. Пол Андерсон. В ней Земля проходит через хвост кометы, и какие-то содержащиеся в ней компоненты делают животных умнее. Книга начинается с воспоминаний кролика, описывающего как он освободился из западни.

– Уже приятнее, – вторил ей Джим.

– Верно. Если твой ИК до прохождения кометы был 120, то после он поднимется до 180. Понял?

– Умные во всех отношениях интеллигенты?

– Да.

– Но вначале ты обозвала их учеными идиотами. И это прямо противоположно тому, что ты сейчас говоришь, не так ли? Это как… способность.

Андерсон отмела его рассуждения.

– Неважно.

И сейчас, лежа в кровати и погружаясь в сон, Гарденер желал это знать.

13

Ночью ему приснился сон. Довольно простой. Он стоял в темноте у сарая между домом и садом. Слева вырисовывался «Томкэт». Он думал о том же, что и сегодня вечером, – что он подойдет и заглянет в окно. И что же там увидит? Конечно же, Томминокеров. Но он не испугался. Вместо страха он чувствовал приятную умиротворяющую радость. Потому что Томминокеры не были монстрами или людоедами; они были похожи на эльфов из старой сказки о добром башмачнике. Джим заглянет в грязное окошко, как восторженный малыш глядит из окна спальни на картинке из «Ночи перед рождеством» (а кем был старый добрый Санта-Клаус, как не большим добрым Томминокером в красной шубе?), и увидит их, сидящих за столом, смеющихся и болтающих, собирающих всем скопом силовой генератор и левитирующие скейтборды и телевизоры, показывающие вместо обычных программ кино для интеллектуалов.

Он направился к сарайчику, и неожиданно тот осветился тем же ослепительно ярким светом, что исходил от переделанной пишущей машинки Бобби – как будто сарайчик превратился в сверхъестественный хэллоуиновский фонарь, только свет этот был не теплым и желтым, а ужасным, пронзительно зеленым. Он изливался между досками; он проходил через щели и падал на землю лучами цвета злых кошачьих глаз, он переполнял и окна. И теперь Джим испугался, потому что ни одно дружественное маленькое создание из космоса не может сделать такой свет; если бы у смертельной болезни – рака – был цвет, он был бы похож именно на этот свет, изливающийся из каждой дырочки, щелочки и трещинки и бьющий из окна сарая Бобби Андерсон.

Но тем не менее он продвинулся еще ближе к сараю, потому что во сне вы не всегда можете помочь себе. Он подвинулся ближе, более не желая ничего видеть, как и ребенок не хочет выглядывать из окошка в канун Рождества и видеть Санта-Клауса, съезжающего по заледенелой крыше дома с несколькими отрезанными головами, из обрубков шей которых хлещет кровь, замерзая на морозе.

Пожалуйста, нет, пожалуйста, нет…

Но он подошел еще ближе, и с приближением к этой зеленой мгле оглушающая музыка заполнила его голову парализующим и подчиняющим волю потоком. Музыка Джорджа Торогуда и «Дестройерз», и Джим понял, что когда тот начнет свое соло на гитаре, его череп сначала задрожит, а затем просто лопнет подобно стакану с водой, как в тот раз, о чем он однажды рассказывал Бобби.

Ничего из ожидаемого не произошло. Страх испарился, все было кончено – он больше не боялся Томминокеров в сарайчике. Гард осязал их, мог чуть ли не почувствовать их дух, насыщенный и тяжелый, как у озона или крови.

И… зловещий звук чмокающий жидкости. Его Джим расслышал даже сквозь грохот музыки в ушах. Как старая посудомоечная машина, только это был не звук воды. Он был не правильным, не правильным, не правильным.

Когда Гарденер поднялся на цыпочки, чтобы заглянуть в окошко, с лицом таким же зеленым, как и тело, вынутое из зыбучих песков, Джордж Торогуд заиграл наконец соло, и Гарденер закричал от боли. В это время голова его разлетелась на кусочки, и он проснулся, сидя прямо на старенькой двуспальной кровати в комнате для гостей, весь в холодном поту и с трясущимися руками.

Он снова лег, повторяя: Боже! Если тебе хочется кошмаров, ознакомься с этим. Не стесняйся.

Джим ожидал, что вслед за первым последуют новые кошмары; он лег с твердой уверенностью в этом. Но снов ему больше не снилось.

В ту ночь.

На следующее утро он присоединился к раскопкам Бобби.

КНИГА ВТОРАЯ
ИСТОРИИ ХЕЙВЕНА

А террорист бомбит!

А президент убит!

Безопасность молчит!

Контрразведка горит!

А все пьяны в стельку,

Все измотаны,

Окаменели,

И не предвидится перемен,

Ведь все пьяны в стельку,

Все измотаны,

Все надрались на работе.

The Rainmakers – «Выпивая на работе»

Потом он бежал всю дорогу до города, крича.

«Это сошло с неба!»

Creedence Clearwater Revival – «Это сошло с неба»

Глава 1
Город

1

Прежде чем стать Хэвеном, город четырежды менял названия.

Первое свое имя. Имение Монтвилл, он получил в 1816 году от своего основателя и первоначального владельца Хью Крейга. Крейг выкупил права на эту землю у федерации Массачусетса, частью которого тогда был Мэн. В прошлом Крейг участвовал в войне за независимость в чине лейтенанта.

Название Имение Монтвилл было насмешкой. Отец Крейга ни разу в своей жизни не был восточное Дувра и остался истинным тори даже после развала Империи. Жизнь свою он закончил пэром Королевства, Двенадцатым графом Монтвилл. Тем самым Хью, на правах старшего сына, должен был унаследовать звание Тринадцатого графа Монтвилл. Однако взбешенный отец лишил его наследства. Ни мало не смущенный таким пренебрежением, Хью бодро присвоил себе звание Первого Графа Центрального Мэна, или же Герцога Абсолютной Пустоты.

Земля, которую Крейг называл Имение Монтвилл, занимала двадцать две тысячи акров. После удовлетворения просьбы Крейга о присоединении к Конференции, Имение Монтвилл стало сто девяносто третьим городом провинции Мэн, штат Массачусетс. Купить эту землю побудили Крейга две причины: дивный строительный лес и близость Дерри, откуда этот лес можно было сплавлять вниз по течению хоть до самого моря.

Дорога ли была земля, которая окончательно будет называться Хэвеном?

Хью Крейгу она обошлась в восемнадцать сотен фунтов. Хотя сам фунт тогда, конечно, стоил гораздо дороже.

2

Хью Крейг умер в 1826-м, и к этому времени уже сто три человека жили в Имении Монтвилл. Впрочем, на шесть или семь месяцев в году население удваивалось за счет лесорубов, но их никто не учитывал: всякую заработанную мелочь они забирали в Дерри, где обычно и обосновывались, когда чувствовали, что слишком стары для лесоповала. В то время возраст «слишком старый для лесоповала» составлял лет двадцать пять.

Как бы там ни было, начиная с 1826 года поселение города, который в конце концов стал называться Хэвен, начало разрастаться вдоль грязной дороги, ведущей на север к Дерри и Бангору. И как бы ее ни называли (в конце концов она стала девятым шоссе для всех, кроме самых древних старожилов вроде Дейва Ратледжа), эта дорога была единственной, по которой в конце месяца лесорубы направлялись в Дерри, чтобы попить и потратить на девиц свой заработок. Основные развлечения поджидали их в городе, но и по пути большинство было не прочь прочистить горло от дорожной пыли одной-двумя кружками пива в Кудерз или Лондин-Хаусе. Доход от этого был небольшой, но все же достаточный, чтобы сделать место привлекательным для малого бизнеса. Лавка на обочине дороги (ее управляющим стал племянник Хирама Кудера) была хоть и менее успешным, но довольно доходным предприятием. Вслед за лавкой в 1828 году открылись парикмахерская и аптека (под началом кузины Хирама Кудера). В то время никто бы не удивился, если бы, проходя мимо этого оживленного предприятия, увидел лесоруба, развалившегося на одном из трех стульев, с подстриженной головой, с зашитым порезом на руке, с парой больших пиявок над каждым из закрытых глаз; пиявок, изменяющих свой цвет от серого до красного по мере насыщения и, как тогда считалось, защищающих от инфекции, которая могла попасть в рану, а заодно излечивающих болезнь с кратким названием «больная голова». В 1830-м в южном конце деревни открылся продуктовый магазин и гостиница (под началом Джорджа, брата Хирама Кудера).

В 1831-м Имение Монтвилл превратилось в Кудерзвилл.

Никто этому особенно не удивился.

Название Кудерзвилл просуществовало до 1864 года, когда город стал называться Монтгомери, в честь Эллиаса Монтгомери, местного парня, погибшего в Геттисберге, и, как говорили, сыгравшего какую-то роль в сохранении Конфедерации. Идея переименования пришлась по душе. Ведь старый сумасшедший англичанин Кудер, давший предыдущее имя городку, обанкротился и покончил с собой еще два года назад.

Новая мания, необъяснимая как и большинство маний, охватила страну сразу после гражданской войны. Это не было всеобщее поклонение кринолину или отращивание бачков; это была мания переименования маленьких городов классическими названиями. Как следствие, появились Спарта, Мэн, Карфаген, Афины; и, конечно, на очереди была Троя. В 1878 году жители города проголосовали за новое название: на этот раз Монтгомери стал именоваться Илионом. Это заставило мать Эллиаса Монтгомери произнести полную слез тираду на городском митинге. Честно говоря, речь была сильно старческой, а не зазывной и звенящей, но что поделать, мать героя состарилась – ей исполнилось 75, если быть точным. Городская легенда говорит, что горожане слушали терпеливо, немного виновато и могли бы и отречься от своего решения (Миссис Монтгомери была, конечно, права, думали некоторые, когда говорила, что четырнадцать лет назад ее сыну было обещано ни много ни мало, а «вечная память», обещано на церемонии переименования 14 июля 1864 года), если бы мочевой пузырь дамы не заставил ее уйти в самый ответственный момент. Пока ее выводили из зала ратуши, старая женщина не переставая говорила пышные фразы о неблагодарных обывателях, которые еще пожалеют об этом дне.

Таким образом Монтгомери превратился в Илион.

Прошло двадцать два года.