Текст книги "Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Первое, что сделал Говард после ухода Вай, – приставил табуретку к кухонной раковине и помочился туда. Без Вай было легче: не успел он дойти до двадцати трех – десятого по счету простого числа, – как дело пошло. Уладив эту проблему хотя бы на ближайшие несколько часов, он прошел в прихожую и просунул голову в ванную. Он сразу увидел палец, и это было ненормально. Немыслимо – потому что из двери он мог видеть только край раковины. А раз видел, значит…

– Что ты делаешь, подонок? – заорал Говард, и палец, который вертелся во все стороны, как бы пробуя ветер, обратился к нему. Он был испачкан зубной пастой, как и следовало ожидать. Он изогнулся по направлению у нему… но теперь изогнулся в трех местах, что было уж вовсе невозможно, совершенно невозможно, потому что на любом пальце третий сустав находится на стыке с кистью.

«Он удлиняется, – промелькнуло у него в мозгу. – Я не знаю, как это может быть, но это так – он уже выходит за край раковины о крайней мере сантиметров на восемь… если не больше!»

Он осторожно прикрыл дверь в ванную и вернулся в гостиную. Ноги снова превратились в негнущиеся ходули. Ледокол в мозгу исчез, расплющенный под тяжестью белого ужаса и растерянности. Это был не айсберг, а целый ледник. Говард Митра сел на стул и закрыл глаза. За всю свою жизнь он не ощущал себя таким одиноким, таким растерянным и бессильным. Он просидел так довольно долго, застыв в оцепенении. Всю ночь он не спал, и теперь уснул, пока все удлиняющийся палец в раковине стучал и царапал, царапал и стучал.

Ему снилось, что он участвует в «Поле чудес» – не новом варианте с большими ставками, а в обычной дневной передаче. Вместо компьютерных экранов ассистент позади игрового стола просто выставляет карточку, когда участник называл ответ. Вместо Алекса Требека ведущим был Арт Флеминг с гладко зализанными волосами и простецкой улыбкой. В центре стола сидела та же Милдред с той же спутниковой антенной в ухе, но с пышным начесом под Жаклин Кеннеди и в роскошных дымчатых очках вместо пенсне.

И все изображение было черно-белым, включая его самого.

– Ладно, Говард, – произнес Арт, указывая на него. У Арта был странный указательный палец в полметра длиной; он торчал из неплотно сжатого кулака, словно учительская указка. На ногте засохла зубная паста. – Твоя очередь ставить.

Говард взглянул на доску и сказал:

– Тема «Вредные насекомые» за сто долларов, Арт.

Сняли квадрат «100 долларов», и Арт прочел: «Лучший способ избавиться от зловредных пальцев в раковине».

– Это… – начал Говард и запнулся. Черно-белая аудитория в студии пялила на него глаза. Черно-белый оператор наезжал крупным планом на его залитое потом черно-белое лицо. – Это… гм…

– Быстрее, Говард, твое время истекает, – ласково приговаривал Арт Флеминг, указывая на него своим неимоверно длинным пальцем, но Говард остолбенел. Он готов был пропустить вопрос, пусть с него вычтут сто долларов, пусть он вообще окажется в минусах, пусть он совсем проиграл, пусть ему не дадут заглянуть в эту распроклятую энциклопедию…

На улице громко фыркнул грузовик. Говард мгновенно проснулся, дернувшись всем телом и едва не слетев со стула.

– Это жидкость для чистки раковин! – орал он. – Жидкость для чистки раковин!

Это и был ответ. Правильный ответ.

Он расхохотался. Пять минут спустя, все еще продолжая смеяться, он застегивал пальто и открывал дверь.

Говард рассматривал пластмассовый флакон, который ковырявшийся в зубах продавец в магазине хозяйственных товаров «Счастливый умелец» на Куинс-бульваре выставил на прилавок. Там была нарисована женщина в фартуке. Она одной рукой подбоченилась, а другой лила струю жидкости то ли в заводской сифон, то ли вы биде из фильмом Орсона Уэллеса. «РАКУШКА» – было написано на этикетке. – «ВДВОЕ сильнее лучших известных средств! Прочищают ванны, души и раковины ЗА СЧИТАННЫЕ МИНУТЫ. Растворяет волосы и органические загрязнения!»

– Органические загрязнения, – повторил Говард. – Как это понимать?

Лысый продавец с усеянным прыщами лбом пожал плечами. Зубочистка перекатывалась у него во рту из одного конца в другой.

– Жратва, наверное. Но лучше не ставить этот флакон рядом с жидким мылом, если вы понимаете, о чем я говорю.

– Что, разъедает руки? – спросил Говард, надеясь, что в его голосе слышится надлежащий испуг.

Продавец снова передернул плечами:

– Думаю, что не такое мощное средство, как то, что мы продавали раньше – с щелочью, но теперь запрещено. По крайней мере, я так думаю. Но вот это видите? – Он ткнул коротким пальцем в нарисованные череп и кости с надписью «ЯД». Говард внимательно рассматривал это палец. Он теперь присматривался ко всем пальцам.

– Да, – сказал Говард. – Вижу.

– Это, знаете ли, не для красоты рисуют. Если у вас дети, им этого никак нельзя. И сами не полощите им горло. – Он захохотал, перекатывая зубочистку по нижней губе.

– Не буду, – сказал Говард.

Он повернул флакон и принялся читать надпись: «Содержит гидроксид натрия и гидроксид калия. При попадании на кожу вызывает сильные ожоги». Годится. Неизвестно, в какой степени годится, но как узнать?

Внутренний голос задумчиво сказал: «А что если он только взбесится, Говард? Что тогда?»

Гм… что тогда? Он же в раковине?

«Да… но он вроде бы растет».

Что же все-таки выбрать? Тут голос почему-то молчал.

– Мне бы не хотелось торопить вас с такой важной покупкой, – сказал продавец, – но я сегодня один, а мне еще обрабатывать накладные, так что…

– Я беру это, – сказал Говард, доставая бумажник. И тут ему бросилась в глаза другая витрина с вывеской «ОСЕННЯЯ РАСПРОДАЖА». – А что там? – спросил он. – Вон то?

– То? – переспросило продавец. – Электрические ножницы для стрижки кустарника. Мы их в июне получили две дюжины, но они почему-то не пошли.

– Дайте мне пару, – сказал Говард Митла. Он улыбнулся, и продавец потом рассказывал полиции, что эта улыбка ему не понравилась. Нисколько.

Говард, придя домой, выложил покупки на кухонный стол; коробку с электрическими ножницами он отодвинул подальше, надеясь, что до них не дойдет. Конечно, не дойдет. Потом внимательно изучил инструкцию на флаконе «Ракушка».

«Медленно вылить 1/4 флакона в раковину… дать отстояться пятнадцать минут. При необходимости повторить».

Ну, до этого, конечно, не дойдет, или… а вдруг дойдет?

Для верности Говард решил вылить сразу полфлакона. Может, даже чуть больше.

После долгих мытарств ему удалось открутить колпачок. Потом через гостиную он с мрачным видом направился в прихожую, неся на вытянутых руках белый пластмассовый флакон – словно солдат, знающий, что в любую минуту может получить приказ подниматься в атаку.

«Подожди минутку! – заорал внутренний голос, когда он взялся за дверь, и рука у него дернулась, – Это идиотизм! Ты знаешь, что это идиотизм! Тебе не нужна жидкость для раковин, тебе нужен психиатр! Тебе нужно лечь на кушетку и рассказать кому следует, что ты выдумал – да, именно так, выдумал, – будто в раковине сидит палец и растет!»

– О нет, – твердо произнес Говард, покачав головой. – Пути назад нет. Он не мог – никак не мог – представить, как он рассказывает все это психиатру… да кому бы то ни было. А вдруг это дойдет до мистера Латропа? Может дойти – через отца Вай. Билл Де Хорн был аудитором в фирме «Дин, Грин и Латроп» уже тридцать лет. Именно он устроил Говарду прием у Латропа, дал ему блестящую рекомендацию… словом, сделал все, чтобы устроить его на эту работу. Сейчас Де Хорн на пенсии, но они часто видятся с Джоном Латропом. Если Вай узнает, что ее Гови ходил к психиатру (а как скрыть такое от нее?), то расскажет мамочке – она ей все сообщает. Миссис Де Хорн, разумеется, передаст мужу. А мистер Де Хорн…

Говард представил, как двое пожилых мужчин – его тесть и хозяин – сидят в кожаных креслах в каком-то мифическом клубе – на обивке кресел поблескивают маленькие золотые гвоздики. Ему ясно привиделось, как они пьют шерри; рюмка с золотым ободком стоит на столике справа от мистера Латропа. (Говард ни разу не видел, чтобы кто-то из них пил шерри, но в такой фантазии это был обязательный элемент). Он увидел, как Де Хорн – которому уже под восемьдесят и налицо явные признаки маразм – доверительно наклоняется к собеседнику и шепчет: «Представляете, что делается с моим зятем Говардом, Джон! Он собирается к психиатру. Думает, что у него в раковине сидит палец, видите ли. Вам не кажется, что он пристрастился к наркотикам или что-нибудь в этом роде?»

А может быть, не следует опасаться всерьез, что именно так получиться? Он думал, что подобное вероятно – в той или иной форме, – а если нет? Все равно он не может пойти к психиатру. Что-то в нем – очень близкое к тому, что не позволяло ему мочиться в общественном туалете, если сзади стояла очередь, – просто отрицало такое предположение. Он не ляжет на кушетку и не скажет: «У меня в раковине торчит палец», – чтобы какой-нибудь очкарик с козлиной бородкой потом донимал его вопросами. Это то же самое, что «Поле чудес».

Он снова взялся за ручку.

«Тогда позови водопроводчика! – отчаянно завопил голос. – Сделай хотя бы это! Не надо говорить ему, что ты видел! Просто скажи, что засорилась труба! Или что твоя жена уронила в раковину обручальное кольцо! Скажи ему что угодно!»

Но это еще бесполезнее, чем обращаться к психиатру. Это Нью-Йорк, а не какой-нибудь провинциальный Де-Мойн. Здесь можно уронить в раковину алмаз «Шах» и все равно неделю дожидаться, пока сантехник соизволит явиться. Говард Митла не собирался целую неделю болтаться по Куинсу в поисках заправочных станций, где оператор за пятерку позволил бы ему опорожнить кишечник в заплеванном туалете под прошлогодним календарем. «Тогда делай это быстро – сдался голос. – Хотя бы быстро».

Так, два противоборствующих Говарда Митра соединились. По сути дела, он опасался, что если не станет действовать быстро, то не в состоянии будет действовать вообще.

«Атакуй его внезапно, если получится. Сними туфли».

Говард решил, что это действительно ценная идея. Он решил осуществить ее немедленно, снял сначала одну туфлю, потом другую. При этом он пожалел, что забыл надеть резиновые перчатки на случай, если жидкость выплеснется обратно, и подумал, лежат ли они еще у Вай под кухонной раковиной. Ладно. Деваться некуда. Если он еще пойдет искать перчатки, то утратит решимость… может, ненадолго, а может, и насовсем.

Он распахнул дверь ванной и проскользнул внутрь.

Ванная в их доме никогда не была особенно приятным местом, но сейчас, ближе к полудню, в ней было хотя бы более или менее светло. С видимостью проблем не будет… к тому же ничто не указывало на присутствие пальца. Пока, во всяком случае. Говард на цыпочках прошел через помещение с флаконом жидкости, крепко зажатым в правой руке. Он нагнулся над раковиной и заглянул в круглую черную дыру посреди поблекшего розового фарфора.

Но она не была темной. Что-то копошилось в этой черноте, лезло вверх через эту узенькую дырочку, чтобы приветствовать своего друга Говарда Митлу.

– Вот тебе! – закричал Говард, наклонив флакон с «Ракушкой» над отверстием. Синевато-зеленая жидкость полилась в дыру как раз в тот момент, когда появился палец.

Она подействовала немедленно и страшно. Вязкая масса покрыла ноготь и кончик пальца. Он взбесился, выплясывая, словно дервиш, по краям небольшой окружности слива и разбрызгивая «Ракушку» сине-зеленым веером. Несколько капель попали на голубую рубашку Говарда и моментально прожгли в ней дыры. По их обгоревшим краям образовалось темное ожерелье, но рубашка была ему велика, и на грудь или живот ничего не попало. Другие капли обожгли правую ладонь, но он этого не почувствовал. Адреналин не просто поступал в кровь – он шел бурным потоком.

Палец начал высовываться из дыры – сустав за суставом. Он дымился, будто резиновый сапог, поджаренный на огромном вертеле.

– Вот тебе! Кушать подано, сволочь! – вопил Говард, продолжая лить жидкость, а палец тем временем поднялся уже сантиметров на тридцать над отверстием, будто кобра из корзинки укротителя. Он почти достиг горлышка пластикового флакона, вроде бы вздрогнул и вдруг мгновенно втянулся обратно в дыру. Говард нагнулся над раковиной и увидел лишь, как что-то белое промелькнуло в глубине. Столбы дыма еще валили оттуда.

Он глубоко вздохнул, и это было ошибкой. Он втянул слишком много паров «Ракушки». Его вдруг отчаянно затошнило. Он вырвал в раковину и отошел в сторонку, все еще кашляя и тужась.

– Я это сделал! – торжествующе закричал он. Его мутило от смешанных ароматов крепкой щелочи и горелого мяса. Тем не менее он был в восторженном состоянии. Он боролся с врагом и, благодарение Богу и всем святым, победил его. Одолел!

– Ура! Ура, мать его так! Я его одолел! Я…

Комок снова подступил к горлу. Он дополз до унитаза, все еще крепко сжимая бутылку «Ракушки» в правой руке, и слишком поздно понял, что Вай опустила бублик и крышку, когда утром вставала с трона. Его вырвало прямо на розовую крышку унитаза, и он рухнул без чувств прямо головой в свои собственные извержения.

Вряд ли он долго был без сознания, потому что солнечный свет даже в разгар лета держался в ванной не более получаса – потом его заслоняли соседние здания, и помещение снова погружалось во мрак.

Говард медленно поднял голову, ощущая, что все лицо у него вымазано липкой, вонючей дрянью. Еще лучше он ощущал другое. Царапающий звук. Он исходил откуда-то снизу и приближался.

Он медленно повернул голову, тяжелую, словно мешок с песком. Глаза у него расширились. Он захлебнулся и хотел закричать, но звук застрял в горле.

Палец охотился за ним.

Он достиг уже не менее двух метров и становился все длиннее. Он вытекал из раковины жестокой дугой, образованной не менее чем дюжиной суставов, опускался до пола и снова загибался кверху («Двойные суставы!» – с интересом отметил некий посторонний комментатор в его воспаленном мозгу). Теперь, постукивая по линолеуму, палец приближался к нему. Последние двадцать-тридцать сантиметров были обесцвечены и дымились, ноготь приобрел зеленовато-черный цвет. Говард подумал, что под первой фалангой должна обнажиться белая кость. Он был сильно обожжен, но никоим образом не растворился.

– Убирайся, – прошептал Говард, и на мгновение все это чудовищное скопище суставов остановилось, напоминая картинку новогодней вечеринки, нарисованную сумасшедшим художником. Потом потянулся к нему. Последние полдюжины суставов изогнулись, и конец чудовищного пальца обвился вокруг лодыжки Говарда Митры.

– Нет, – взвизгнул он, когда дымящиеся браться Гидроксиды Калия и Натрия проели ему нейлоновый носок и обожгли кожу. Он резко рванул ногу. Какое-то мгновение палец удерживал ее – он был очень силен, а потом отпустил. Говард пополз к двери; слипшаяся от рвоты копна волос застилала ему глаза. На ходу он попробовал оглянуться, но ничего не увидел сквозь этот колтун. Горло разблокировалось, и он издавал какие-то лающие, жуткие звуки.

Он не видел палец, по крайней мере временно, но слышал, как тот быстро гонится – тук-тук-тук-тук – вслед за ним. Все еще пытаясь оглянуться, он ударился левым плечом о стену. Полотенца снова свалились с полки. Он начал подниматься на ноги, и тут палец ухватил его своим обугленным, дымящимся концом за вторую лодыжку.

Палец потащил его назад к раковине. Именно поволок назад.

Говард издал животный вопль – такой звук никогда прежде не исходил из вежливых голосовых связок аудитора – и ухватился за край двери. Вцепившись в него правой рукой, он отчаянно рванулся. Рубашка выбилась из-под ремня, и шов под правой подмышкой треснул с тихим мурлыканьем, но ем удалось высвободиться, оставив врагу только обрывок носка.

Он вскочил на ноги, обернулся и увидел, что палец снова на ощупь пробирается к нему. Ноготь на его конце сильно треснул и кровоточил.

«Тебе нужен маникюр, дружок», – подумал Говард и выдавил смешок. Потом побежал в кухню. *** Кто-то колотил в дверь. Изо всех сил.

– Митла! Эй, Митла! Что там у вас происходит?

Фини, сосед по лестничной площадке. Здоровенный, шумливый, вечно пьяный ирландец. Извините: здоровенный, шумливый, вечно пьяный, всюду сующий свой нос ирландец.

– Я сам тут разберусь, мой друг из болотной глуши! – крикнул Говард, направляясь в кухню. Он рассмеялся и отбросил волосы со лба. Попытка удалась, но через полминуты тот же колтун свалился на глаза. – Сам разберусь, уж не сомневайтесь! Можете пойти в банк и положить мои слова на свой счет!

– Как ты меня назвал? – спросил Фини. Голос его, прежде подозрительный, сделался откровенно враждебным.

– Заткнись! – заорал Говард. – Я занят!

– Прекрати кричать или я вызову полицию!

– Отвали! – рявкнул на него Говард. Не до него. Он убрал волосы со лба, и бац! – они снова там.

– Я не намерен слушать такое дерьмо, тварь ты четырехглазая!

Говард провел пятерней по склеенным рвотой волосам, а затем распустил их перед лицом небрежным, истинно галльским жестом – мне, мол, наплевать. Бесформенные осклизлые куски пищи разлетелись по всем белым кухонным шкафам Вайолет. Говард не обратил на это внимания. Отвратительный палец хватал его за лодыжки, и теперь они горели, словно он прыгал через огненные кольца. Это его тоже не волновало. Он схватил коробку с электрическими садовыми ножницами. На картинке улыбающийся джентльмен с трубкой в зубах подстригал кусты вокруг родового поместья.

– У вас там наркоманы собрались, что ли? – допытывался Фини на лестнице.

– Проваливай, Фини, а то я тебя представлю моему другу! – крикнул Говард. Это высказывание показалось ему необычайно остроумным. Он подпрыгнул, ударившись головой о потолок кухни; волосы его торчали во все стороны острыми зубцами и илами, отблескивая желудочным соком. Он походил на человека, только что провернувшего бурное любовное дельце с тюбиком бриолина.

– Ну ладно, – процедил Фини. – Ладно. Я вызываю полицию.

Говард его не слушал. Деннису Фини придется подождать; нам надо поджарить рыбку покрупнее. Он достал электрические ножницы из коробки, лихорадочно осмотрел их, увидел отделение для батареек и раскрыл его.

– Сухие элементы, – со смехом бормотал он. – Прекрасно! Замечательно! Никаких проблем!

Он с такой силой рванул один из ящичков слева от мойки, что сорвал стопор: ящик перелетел через всю кухню, ударился о плиту и, перевернувшись, упал на пол с ужасающим лязгом и грохотом. Среди разной ерунды – плоскогубцы, ножи для рыбы, терки, разделочные ножи и мешки для мусора – там было и сокровище – коробка с батарейками, в основном девятивольтовыми, и сухими элементами. Все еще смеясь – видимо, он уже не мог перестать смеяться, – Говард опустился на колени и принялся разрывать эту кучу. Он успел сильно порезать ладонь лезвием разделочного ножа, когда доставал два сухих элемента, но обратил на это не больше внимания, чем на ожоги, полученные в единоборстве с пальцем. Теперь, когда Фини наконец заткнул свою ослиную ирландскую глотку, до Говарда снова донеслось постукивание. Но теперь не о раковину, хотя… нет, не там. Поврежденный ноготь стучал в дверь ванной… а может, и прихожей. Он же забыл захлопнуть дверь, вспомнилось ему.

– Кто кого? – спросил Говард, а потом заорал: – КТО КОГО, Я СПРАШИВАЮ! Я ГОТОВ СРАЗИТЬСЯ, ДРУГ МОЙ! Я ТЕБЯ ВЫШВЫРНУ ПОД ЗАД И ПЛЮНУ ВСЛЕД ЖЕВАТЕЛЬНУЮ РЕЗИНКУ! ЛУЧШЕ БЫ ТЫ СИДЕЛ В РАКОВИНЕ!

Он встал батарейки в гнездо, сделанное в рукоятки ножниц, и попробовал включить их. Никакого эффекта.

– Дурак! – пробормотал Говард. Он вынул одну из батареек, повернул ее другим полюсом и поместил обратно. На этот раз включенные ножницы зажужжали, щелкая в воздухе с такой скоростью, что толком их и нельзя было рассмотреть.

Он направился к двери кухни, затем выключил прибор и вернулся к столу. Ему не хотелось тратить время на то, чтобы закрыть гнездо для батареек, когда он изготовился к битве, но последний проблеск благоразумия убедил его, что иначе нельзя. Если у него соскользнет рука, когда он будет орудовать ножницами, батарейки могут вывалиться из открытого гнезда, а что тогда? Все равно что идти на всю банду Джеймса с незаряженным ружьем. Итак, он попытался водрузить на место крышку для батареек, выругался, когда ничего не вышло, и попробовал повернуть ее другой стороной.

– Эй, подожди меня! – кричал он через плечо. – Сейчас иду! Нам еще остается кое-что уладить!

Наконец крышка стала на место. Говард промчался через гостиную с ножницами в правой руке. Волосы у него по-прежнему торчали зубцами и иглами. Рубашка, разорванная под мышками и в нескольких местах прожженная, свободно свисала с его круглого животика. Босые ноги шлепали по линолеуму. Обрывки носков болтались вокруг лодыжек.

Фини заорал за дверью:

– Я вызвал их, кретин! Я вызвал полицию и, надеюсь, те, которые приедут, все будут ирландцами из болотной глуши, вроде меня!

– Засунь их себе в задницу, – машинально произнес Говард, совершенно не беря в расчет Фини. Деннис Фини был в другой вселенной; только его квакающий голос едва доносился оттуда сквозь субэфирное пространство. Говард встал у двери ванной, словно полицейский из телефильма…

Только вместо «кольта» 38-го калибра кто-то по ошибке дал ему садовые ножницы. Он решительно нажал кнопку, расположенную на верху рукоятки ножниц. Глубоко вздохнул… и голос рассудка, уде едва мерцавший, в последний раз высказался, прежде чем умолкнуть навсегда:

«Можно ли доверять свою жизнь паре электрических ножниц, купленных на распродаже?»

– У меня нет выбора, – пробормотал Говард, слегка улыбаясь, и шагнул внутрь.

Палец по-прежнему высовывался из раковины жесткой кривой, напоминая Говарду новогоднюю петарду, которая с отвратительным пуканьем бросается под ноги ничего не подозревающему прохожему, если хлопнуть по ней. Он схватил одну туфлю Говарда, приподнял ее и разочарованно поставил обратно на линолеум. По виду разбросанных вокруг полотенец Говард догадался, что несколько из них палец пытался убить, пока не занялся туфлей.

Злобная радость вдруг охватила Говарда – как будто внутри его головы, которая гудела, как с похмелья, зажегся зеленый свет.

– Вот я, скотина! – завопил он. – Иди же ко мне!

Палец прекратил играться с туфлей, поднялся, треща своими чудовищными суставами, и быстро поплыл в воздухе к нему. Говард включил ножницы, и они зажужжали в охотничьем азарте. Пока все хорошо.

Обоженный, весь в пятнах кончик пальца качался перед его лицом, треснувший ноготь мистически перемещался взад-вперед. Говард бросился на него. Палец уклонился влево и обвил его левое ухо. Боль была адской. Говард одновременно ощутил ее и услышал неприятный треск, когда палец пытался отделить его ухо от головы. Он прыгнул вперед, схватил палец и, зажав его в левый кулак, начал резать. Ножницы резко дернулись, дойдя до кости, жужжание моторчика на высоких тонах перешло в низкий рев, но они и были рассчитаны на тонкие, жесткие ветки, так что ничего особенного. Абсолютно ничего. Настал второй раунд, настоящая суперигра, где счет действительно может измениться и Говард Митла загребет деньги лопатой. Кровь брызнула мелким дождиком, а потом обрубок отклонился назад. Говард следил за ним, а последние тридцать сантиметров пальца какое-то время свисали у него с уха подобно вешалке, пока не отпали.

Палец бросился на него. Говард присел, и палец со свистом пролетел над головой. Он, конечно, слепой. В этом у него преимущество. Учитывая, как палец схватил его за ухо, – конечно, Говарда повезло. Он сделал выпад ножницами, как фехтовальщик, и отсек еще полметра пальца. Отрубленный кусок свалился на линолеум и корчился там.

То, что осталось, пробовало втянуться обратно.

– Нет, – запыхавшись, кричал Говард. – Нет, не уйдешь!

Он побежал к раковине, поскользнулся в луже крови, чуть не упал, но сумел устоять. Палец исчезал в трубе, сустав за суставом, словно товарный поезд, скрывающийся в туннеле. Говард схватил его, попробовал удержать и не смог – палец скользил по его ладони, как промасленная бельевая веревка. Тем не менее он нанес удар и успел отсечь последние полметра пальца чуть выше того места, где он соприкасался с его кулаком.

Он наклонился над раковиной (теперь затаив дыхание) и заглянул в черное отверстие. И опять увидел, как там стремительно исчезает нечто белое.

– Возвращайся! – заорал Говард Митла. – Возвращайся, когда захочешь! Я тут буду ждать!

Он обернулся и сделал резкий выдох. В ванной еще стоял запах средства для чистки раковин. Не до него, еще много дел. За краном с горячей водой лежал большой кусок мыла. Говард схватил его и швырнул в окно ванной; разбив стекло, мыло отскочило от мелкой сетки, установленной снаружи. Он помнил, как ставил эту сетку – как гордился этим. Он, Говард Митла, тихий бухгалтер, ПЕКСЯ О РОДОВОМ ПОМЕСТЬЕ. Теперь он знал, что значит на самом деле ПОПЕЧЕНИЕ О РОДОВОМ ПОМЕСТЬЕ. Неужели было время, когда он боялся зайти в ванную, потому что думал, что там сидит мышка и ее придется убить щеткой? Видимо, было, но то время – и тот Говард Митла – было уже древней стариной.

Он осмотрелся. В ванной все было перевернуто вверх дном. На полу лужи крови и два обрубка пальца. Третий лежал в раковине. Мелкие брызги крови повсюду на стенах и зеркале. Ванна тоже залита кровью.

– Ладно, – вздохнул Говард. – Пора убирать, мальчики и девочки. – Он снова взялся за ножницы и принялся резать обрубки пальца на мелкие кусочки, чтобы их можно было спустить в туалет.

Полицейский был молодой, и был он ирландец по фамилии О'Бэннион. Когда он наконец появился, под дверью квартиры Митла и на лестнице уже толпилась кучка соседей. Кроме Денниса Фини, пылавшего яростью, вид у всех у них был озабоченный.

О'Бэннион постучал в дверь, потом хрюкнул, а затем уже принялся колотить.

– Ломайте ее, – предложила миссис Хавьер. – Мне на восьмом этаже было слышно.

– Он спятил, – сказал Фини. – Наверно, убил жену.

– Нет, – возразила миссис Дэттлбаум. – Она утром ушла, как обычно.

– Она же могла и вернуться, – снисходительно заметил Фини, и миссис Дэттлбаум замолчала.

– Мистер Миттер! – крикнул О'Бэннион.

– Митла, – поправила миссис Дэттлбаум. – Через «л».

– О черт, – разозлился О'Бэннион и поддал дверь плечом. Она распахнулась, и он вошел в квартиру, а Фини последовал за ним по пятам. – Стойте здесь, мистер, – остановил его О'Беннион.

– Черта с два, – проворчал Фини. Он рассматривал кухню, где на полу валялись разбросанные инструменты, а шкафы были забрызганы блевотиной. Его маленькие глазки были исполнены любопытства. – Это мой сосед. И, в конце концов, я вызвал полицию.

– Мне наплевать, хоть Москву вызывайте по горячей линии, – отрезал О'Бэннион. – Проваливайте к чертям или я заберу вас в участок вместе с этим типом Митли.

– Митла, – поправил и неохотно вышел в прихожую, оглядываясь на то, что творилось в кухне.

О'Бэннион отослал Фини в основном из-за того, что не хотел, чтобы тот видел, как он растерян. Во-первых, раскардаш в кухне. Во-вторых, запах – за сильной вонью химической лаборатории ощущалось нечто другое. О'Бэннион опасался, что этим другим могла оказаться кровь.

Он обернулся, чтобы удостовериться, что Фини совсем ушел, а не топчется в прихожей, где висели пальто, а затем осторожно двинулся в гостиную. Убедившись, что никто не смотрит, он выхватил пистолет из кобуры. Заглянув в кухню, он убедился, что там пусто. Все верх дном, но пусто. А… что это налипло на шкафы? Он не уверен, но, судя по запаху… Звук позади него – легкое шарканье – прервал эту мысль, и он резко обернулся с пистолетом в руке.

– Мистер Митла?

Ответа не было, но снова послышалось шарканье. Из прихожей. Значит, либо в ванной, либо в спальне. Сержант О'Бэннион направился на звук, нацелив пистолет вверх. Он держал его точно так же, как Говард ножницы. Дверь ванной была распахнута настежь. О'Бэннион был вполне уверен, что звук доносится оттуда, как и тот подозрительный запах. Он пригнулся, затем толкнул дверь дулом пистолета.

Ванная напоминала бойню в конце смены. Стены и потолок в потеках крови. Лужи крови на полу, широкие полосы снаружи и внутри раковины – вот где ее больше всего. Окно разбито, валяется пустой флакон средства для чистки раковин (вот откуда ужасный запах), мужские туфли в разных концах помещения. Одна из них изодрана в клочья.

Когда дверь раскрылась шире, он увидел мужчину.

Говард Митла, разделавшись с кусками пальца, забился в промежутком межу ванной и стеной. Электрические садовые ножницы лежали у него на коленях, но батарейки сели – видимо, кость оказалась все же прочнее веток. Волосы торчали во все стороны, как иглы дикобраза. На щеках и лбу запеклась кровь. Широко раскрытые глаза были совершенно пусты – такое выражение О'Бэннион всегда наблюдал у ненормальных.

«Господи Иисусе, – подумал он. – Этот тип был прав – он таки убил жену. Во всяком случае, кого-то он убил. Но где же труп?»

Он заглянул в ванну, но ничего там не увидел. Это было, казалось, самое подходящее место, но в то же время оно оказалось единственным, где не было ни одного пятнышка крови.

– Мистер Митла? – спросил он. Он не целился прямо в Говарда, но дуло пистолета глядело куда-то рядом.

– Да, это я, – ответил Говард отстраненным, вежливым тоном. – Говард Митла, аудитор, к вашим услугам. Хотите воспользоваться туалетом? Валяйте. Теперь вас ничто не побеспокоит. Думаю, эта проблема разрешена. По крайней мере на ближайшее время.

– Гм, вы бы лучше отдали оружие, сэр.

– Оружие? – Говард недоумевающе взглянул на полицейского, потом понял. – Вот это? – Он поднял ножницы для резки кустарника, и в первый раз дуло пистолета сержанта О'Бэнниона нацелилось на самого Говарда.

– Да, сэр.

– Разумеется, – произнес Говард. – Он равнодушно швырнул ножницы в ванну. Батарейки со стуком выскочили наружу. – Оно уже не действует. Батарейки сели. Но… что я говорил насчет туалета? По зрелому размышлению я вам все-таки не советовал бы.

– Да ну? – Теперь, разоружив человека, О'Бэннион не представлял, как действовать дальше. Было бы гораздо проще, если бы существовала жертва. Он думал, что следовало бы надеть наручники на этого типа, а потом вызвать подкрепление. Единственное, что он знал точно, – ему следует убираться из этой вонючей, жуткой ванной.

– Да, – продолжал Говард. – В конце концов, подумайте сами, сержант: на руке пять пальцев… на одной руке, заметьте… а вы когда-нибудь задумывались, сколько выходов в подземный мир из одной обыкновенной ванной? Считая отверстия кранов? Я насчитал семь. – Говард помолчал, а затем добавил: – Семь – это простое число, то есть число, которое делиться только на единицу и на себя.

– Прошу подержать руки вместе, сэр, – предложил сержант О'Бэннион, отстегивая наручники от пояса.