355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стивен Кинг » Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы) » Текст книги (страница 2)
Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 03:53

Текст книги "Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы)"


Автор книги: Стивен Кинг


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Сначала я не заметил на вилле никаких признаков жизни. Окна не закрыты ставнями, лужайка перед домом аккуратно подстрижена, вода в бассейне чистая и прозрачная. И все-таки там царила атмосфера пустоты и чувствовалось отсутствие жизни – задернутые шторы, у подъезда нет автомобилей, никто не пользуется бассейном, за которым каждое утро ухаживает юноша с пучком волос, закрепленных резинкой на затылке.

Я уже решил было, что потерпел неудачу. И тем не менее не уезжал, надеясь на последний, четвертый фактор.

29 июня, когда я решил, что придется потратить на ожидание еще год – еще один год слежки, упражнений, управления экскаватором в летнее время в бригаде Гарви Блокера (если он возьмет меня, разумеется), – к воротам виллы Додана подъехал синий автомобиль с надписью «Служба безопасности Лос-Анджелеса». Из машины вышел мужчина в обмундировании, похожем на полицейское, и открыл ключом ворота. Затем он сел в машину, объехал виллу и оставил машину за углом дома. Через несколько мгновений показался из-за угла, запер ворота и ушел.

Это по крайней мере нарушило томительное однообразие ожидания. У меня появилась крошечная надежда.

Я сел в машину, заставил себя поездить по городу пару часов и снова вернулся, поставив «бьюик» на этот раз не в конце квартала, а в начале. Пятнадцать минут спустя перед виллой Додана остановился голубой фургон. На нем была надпись: «Фирма по уборке домов Большого Джо».

Сердце радостно забилось у меня в груди. Я сидел в машине и следил за происходящим в зеркале заднего обзора, сжимая руками руль.

Из фургона вышли четыре женщины: одна черная, одна китаянка и две белые. Они были одеты в светлые платья, какие носят официантки, но это были, конечно, не официантки, а уборщицы.

Одна из них нажала на кнопку звонка, охранник открыл ворота, пропустил их во двор и снова запер ворота. Все пятеро направились к дому, болтая о чем-то и смеясь. Охранник попытался ущипнуть одну из них, она оттолкнула его руку и засмеялась еще громче.

По лицу моему катился пот, и мне казалось, что он какой-то жирный. Сердце билось подобно отбойному молотку.

Они исчезли из пространства, охватываемого зеркалом. Я рискнул и оглянулся.

Задние двери фургона, стоящего теперь у входа в виллу, открылись. Одна из женщин несла пачку простыней, другая – полотенца, третья держала в обеих руках по пылесосу. Я отъехал от обочины, с трудом управляя машиной. Они приводили в порядок дом. Долан приезжал на праздник в Лос-Анджелес.


***

Долан менял свой «кадиллак» не каждый год и даже не каждый второй год – серебристо-серый седан «де вилль», на котором он ездил, когда нынешний июнь подходил к концу, был у него уже почти три года. Размеры машины были мне известны совершенно точно. Я написал письмо в «Дженерал моторе», прикинувшись писателем. Они прислали мне техническое описание автомобиля и спецификации последней модели. И даже вернули пустой конверт с маркой, который я вложил в письмо с запросом. По-видимому, крупные компании соблюдают обходительность, даже когда терпят убытки.

После этого я взял для расчетов три цифры – наибольшая ширина «кадиллака», также наибольшая высота и длина. С этими цифрами я зашел к своему приятелю, преподавателю математики в средней школе Лас-Вегаса. Я уже говорил вам, по-моему, что основательно готовился, и далеко не все мои приготовления касались укрепления физической силы, далеко не все.

Своему приятелю я представил эту проблему как чисто гипотетическую. Я сказал, что пишу научно-фантастический рассказ и мне нужно, чтобы мои расчеты оказались достаточно точными. Я даже набросал несколько возможных вариантов сценария – нужно сказать, что меня удивила собственная изобретательность.

Мой друг спросил меня, с какой скоростью будет передвигаться этот инопланетный разведывательный корабль. Я не ожидал такого вопроса и спросил его, какое это имеет значение.

– Очень большое, – ответил он. – Если ты хочешь, чтобы разведывательный корабль в твоем рассказе упал точно в подготовленную ловушку, та должна обладать соответствующими размерами. Теперь взглянем на те цифры, которые ты мне дал – семнадцать футов на пять.

Я открыл было рот, чтобы сказать ему, что речь шла не об этих цифрах, но он предостерегающе поднял руку.

– Приблизительно, – сказал он. – Так легче рассчитать дугу снижения.

– Что?

– Дугу снижения, – повторил он, и я успокоился.

Человек, намеревающийся отомстить, был очарован этой фразой. В ней было какое-то темное, мрачное звучание. Дуга снижения.

Делая расчеты, я счел само собой разумеющимся, что могила, вырытая для «кадиллака», должна соответствовать его размерам. Потребовалиnь разъяснения моего друга-математика касательно того, что перед тем, как стать могилой, она должна послужить ловушкой.

Да и сама форма имеет значение, по его мнению. Тот вид траншеи, который я придумал, может и не сработать должным образом. Более того, сохраняется большая вероятность, что траншея не выполнит свое предназначение. Если разведывательный корабль, объяснил математик, не попадет точно в начало траншеи, а покатится по ее краю, он остановится, инопланетяне вылезут через двери для пассажиров и прикончат всех героев. Чтобы правильно решить этот вопрос, убеждал он меня, нужно расширить входной конец так, чтобы ловушка имела вид воронки. Наконец, немаловажное значение имеет скорость. Если «кадиллак» Додана будет двигаться слишком быстро, а вырытая яма окажется слишком короткой, то машина пролетит через яму, опускаясь во время полета. В результате или ее корпус, или колеса ударятся о край ямы на дальней стороне, и «кадиллак» перевернется – но не упадет в яму. С другой стороны, если «кадиллак» будет двигаться слишком медленно, а яма окажется излишне длинной, то он просто уткнется в дно носом, а это никуда не годится. Нельзя похоронить «кадиллак», когда два фута его багажника и задний бампер высовываются из земли, равно как нельзя похоронить человека с высовывающимися на поверхность ногами.

– С какой скоростью будет двигаться твой разведывательный корабль?

Я сразу принялся за вычисления. На прямом отрезке шоссе шофер Делана поддерживал скорость между шестьюдесятью п шестьюдесятью пятью милями в час. Возможно, на участке, где по обочинам стоят дорожные машины, то есть там, где я приготовлю ему ловушку, он поедет несколько медленней. Я мог бы убрать знаки, извещающие об объезде, но не смогу устранить все признаки ведущихся ремонтных работ.

– Примерно двадцать руллов, – ответил я.

– А если в переводе на земной язык? – улыбнулся он.

– Скажем, пятьдесят миль в час.

Он склонился над своим компьютером, а я сидел рядом, широко открыв глаза и радостно улыбаясь, думал об этих замечательных словах: «дуга снижения». Он поднял голову и посмотрел на меня.

– Знаешь, – сказал он, – тебе придется подумать о том, чтобы изменить размеры своего разведывательного корабля, приятель.

– Да? А почему?

– Семнадцать футов на пять – это слишком много. – Он рассмеялся. – Твои разведывательный корабль почти точно соответствует размерам «линкольна» «Марк IV». Я тоже засмеялся. Мы смеялись оба.


***

После того как я увидел женщин, входящих в дом Долана с простынями и полотенцами, я вылетел обратно в Лас-Вегас.

Я отпер дверь своего дома, вошел в гостиную и поднял телефонную трубку. Моя рука немного дрожала. В течение семи лет я ждал и следил, подобно пауку под навесом крыши или мышке, спрятавшейся за шкафом. Я старался не подать Долану ни малейшего знака, что муж Элизабет все еще интересуется им,, – совершенно безразличный взгляд, который он бросил на меня в тот день, когда я, возвращаясь в Лас-Вегас, проезжал мимо его «кадиллака» со спущенной шиной, хотя и привел меня в ярость, послужил наградой за все мои усилия.

Но теперь мне придется рискнуть. Придется пойти на риск, поскольку я не мог находиться одновременно в двух местах, а мне было совершенно необходимо точно знать, приезжает ли Долан на свою виллу, и если приезжает, то когда следует временно убрать знаки, касающиеся объезда.

Возвращаясь домой на самолете, я разработал план. Мне казалось, что он осуществим. Я заставлю его стать осуществимым.

Я позвонил в справочную Лос-Анджелеса и спросил телефонный номер фирмы Большого Джо. Записав номер, я набрал его.

– Здравствуйте, это Вилл из фирмы Ренни по обслуживанию приемов, – сказал я. – В субботу вечером нам заказано обслуживание обеда по адресу: 1121 Эстер-Драйв в Голливуд-Хиллз. Не могла бы одна из ваших девушек проверить, стоит ли на месте большая ваза для пунша в шкафу над сушкой в доме мистера Додана. Вы очень бы мне этим помогли.

Меня попросили подождать у теле({юна. Я ждал, хотя с каждой секундой мне начинало казаться, что меня заподозрили и сейчас звонят в телефонную компанию по другой линии.

Наконец– спустя длительное время – отозвавшийся поднял трубку. Его голос звучал расстроенно, но в этом не было ничего страшного. Мне хотелось, чтобы он звучал расстроенно.

– Вечером в субботу?

– Да, совершенно верно. Но у меня нет достаточно большой вазы для пунша, так что придется искать. У меня создалось впечатление, что у мистера Додана есть такая ваза. Я просто хотел убедиться.

– Послушайте, мистер, в моей заявке говорится, что мистера Додана не ждут здесь раньше трех часов дня в воскресенье. Я буду рад послать одну из моих девушек проверить, стоит ли такая ваза в шкафу, но сначала мне хотелось бы уладить эту проблему. Мистер Долан – крутой человек…

– Я полностью с вами согласен, – сказал я.

– …

И если он приедет на сутки раньше, то лучше послать для уборки побольше девушек прямо сейчас.

– Разрешите, я проверю, – сказал я.

Учебник для третьего класса, которым я пользуюсь, «Дороги повсюду», лежал рядом со мной на столе. Я взял его и принялся листать страницы у самого микрофона.

– Боже мой! – воскликнул я наконец. – Это я все напутал. Он пригласил гостей вечером в воскресенье, а не в субботу! Извините меня ради Бога. Вы не сердитесь?

– Нет, ничего страшного. Давайте сделаем так – я пошлю одну из своих девушек, и она проверит, стоит ли ваза…

– Нет, не надо, ведь вечеринка-то в воскресенье, – сказал я. – Моя большая чаша для пунша будет привезена со свадьбы в Глендейле утром в воскресенье.

– А-а. Ну, тогда все в порядке. Не волнуйтесь. – Спокойный, ничего не подозревающий голос человека, который не любит много думать. По крайней мере я на это надеялся. Я положил трубку и замер, обдумывая создавшуюся ситуацию. Чтобы приехать в Лос-Анджелес в три часа дня, ему придется выехать из Лас-Вегаса в воскресенье примерно в десять утра. И он окажется в районе объезда между четвертью и половиной двенадцатого, когда на шоссе почти никого нет.

Я решил, что пришел конец размышлениям – время приниматься за дело.

Я раскрыл страницу с объявлениями, сделал несколько телефонных звонков и затем поехал посмотреть на пять подержанных автомашин, которые были мне по средствам. Наконец я остановил свой выбор на стареньком фургоне марки «Форд», сошедшем со сборочного конвейера в том же году, когда убили Элизабет. Расплатился я наличными. После этого на моем счету в банке осталось всего двести пятьдесят семь долларов, но это ничуть меня не беспокоило. Возвращаясь домой, я остановился возле склада промышленных товаров и взял в аренду портативный компрессор, оставив в залог свою кредитную карточку «Мастеркард».

К вечеру пятницы я загрузил в фургон все необходимое: кирки, лопаты, компрессор, тачку, ящик с инструментами, бинокль и взятый в Дорожном управлении отбойный молоток с набором головок для разбивания асфальта. Туда же я погрузил большой рулон брезента песочного цвета – его я сберегал еще с прошлого лета, приложив немало усилий, – и тонкие деревянные планки по пять футов длиной, двадцать одну. Последним, но не менее важным, оказался большой промышленный проволочный сшиватель.

На краю пустыни я остановился у торгового центра, снял со стоящего там (фургона номерные знаки и поставил их на свой.

В семидесяти шести милях к западу от Лас-Вегаса я увидел первый оранжевый щит: «Впереди ремонтные работы. Проезжайте с максимальной осторожностью». Затем, примерно в миле за первым знаком, я увидел знак, который ждал в течение… в общем, с момента смерти Элизабет, хотя и не знал тогда этого. «Через шесть миль объезд».

Сумерки сгустились, и стало совсем темно, когда я подъехал поближе и изучил ситуацию. Если бы мне пришлось планировать ее по моему вкусу, я улучшил бы ее не намного.

Поворот в объезд шел направо между двумя холмами. Он выглядел как старая проселочная дорога, которую департамент строительных работ отремонтировал и укатал для проезда большого количества машин, по крайней мере временно. Поворот был помечен мигающей стрелой, электроэнергия подавалась к ней от гудящей батареи, запертой в стальном ящике с висячим замком.

Сразу после поворота на объездную дорогу шоссе было перегорожено двойной линией флюоресцирующих конусов. За ними (если водитель оказался настолько глуп, что, во-первых, не обратил внимания на мигающую стрелу и, во-вторых, переехал двойной ряд дорожных конусов, даже не заметив, – впрочем, некоторые водители, несомненно, принадлежат к этой категории) стоял огромный оранжевый щит вроде тех, что используются для придорожной рекламы. На нем было написано большими буквами: «Проезд закрыт! Проезжайте в объезд!»

Но все-таки здесь причина для объезда не была очевидной, и я остался удовлетворенным. Мне не хотелось, чтобы у Додана появилось даже малейшее подозрение о поджидающей его ловушке, прежде чем он угодит в нее.

Стараясь двигаться как можно быстрее – мне не хотелось, чтобы меня заметили в этот момент, – я вышел из фургона и убрал с десяток конусов, чтобы получить возможность проехать. Перетащил знак «Дорога закрыта» на правую сторону, подбежал к машине, сел в нее и проехал через образовавшийся промежуток.

И тут послышался звук мотора приближающегося автомобиля.

Я мгновенно выскочил из машины, схватил конусы и принялся поспешно расставлять их поперек шоссе. Два конуса выпали у меня из рук и скатились в канаву. Я побежал за ними, тяжело дыша, споткнулся в темноте о камень, упал и быстро поднялся на ноги, весь в пыли и с рассеченной в кровь ладонью. Автомобиль приближался; скоро он покажется на последней возвышенности перед поворотом на объезд, и водитель в свете фар увидит мужчину в джинсах и майке, спешащего расставить дорожные конусы. Увидит и его фургон, стоящий по ту сторону заградительной полосы, там, где не должны стоять машины, не принадлежащие Дорожному управлению штата Невада. Я поставил на место последний конус и бросился к знаку. В отчаянии я слишком сильно дернул. Знак качнулся и едва не упал.

Дальний свет фар приближающегося автомобиля осветил последнюю возвышенность, разделяющую нас. Внезапно мне пришло в голову, что это дорожный полицейский патруль.

Наконец знак удалось установить на место – если не на место, то почти рядом с ним. Я бросился к фургону, включил двигатель и переехал на противоположный склон возвышенности. В тот момент, когда фургон скрылся за ним, увидел, как шоссе залил яркий свет фар.

Неужели он увидел меня в темноте с выключенными габаритными огнями? Не думаю.

Я сидел в кресле водителя, откинувшись на спинку, с закрытыми глазами, ожидая, когда успокоится сердце. Наконец, когда звуки автомобиля, подпрыгивавшего и скрипевшего на ухабах и рытвинах объездной дороги, стихли, сердце пришло в норму.

Я был в безопасности – за поворотом на объездную дорогу. Пора приступать к работе.


***

За последней возвышенностью вытянутое в прямую линию шоссе постепенно спускалось вниз. По всей его ширине вдоль покрытия здесь больше не существовало. Вместо него виднелись кучи глины и длинная широкая полоса укатанного гравия вдоль одной лишь стороны, на одну треть ширины дорожное покрытие сохранилось.

А вдруг они заметят это и остановятся? Повернут обратно? Или поедут дальше, уверенные в том, что это и есть установленный путь движения, потому что не увидели знаков объезда?

Теперь беспокоиться на этот счет слишком поздно. Я выбрал место примерно через двадцать ярдов после начала прямого отрезка, но все еще в четверти мили от того участка, где покрытие было снято. Съехал на обочину, забрался внутрь фургона и открыл заднюю дверь. Затем опустил две доски и вытащил снаряжение. Потом чуть передохнул, глядя на холодные звезды на безоблачном небе пустыни. – Ну вот и беремся за дело, Элизабет, – прошептал я. Мне показалось, что ледяная рука погладила меня по шее.


***

Компрессор работал с чудовищным шумом, а отбойный молоток грохотал еще хуже, но выхода не было – оставалось только надеяться, что удастся завершить первый этап работы до полуночи. Если придется работать дольше, в любом случае возможны осложнения – запас бензина для компрессора был ограничен.

Наплевать. Не стоит думать о том, кто там может прислушиваться и удивляться, что за дурак работает отбойным молотком среди ночи. Лучше думать о Долане. О серебристо-сером «кадиллаке». О дуге снижения.

Сначала я разметил границы могилы, пользуясь мелом, рулеткой и цифрами, которыми снабдил меня мой друг математик. Когда я закончил, передо мной простерлась полоса футов пяти в ширину и сорока двух в длину. Со стороны подъезда она расширялась, словно горло воронки. Правда, в темноте это расширение не так походило на воронку, как начерченное моим другом математиком на листе миллиметровки. Во мраке ночи оно казалось разинутым ртом на конце длинного, вытянутого горла. «Это для того, чтобы лучше проглотить тебя, мой милый», – подумал я и улыбнулся в темноте.

Я прочертил еще двадцать линий поперек прямоугольника с тем, чтобы каждая полоса имела в ширину два фута. Наконец я провел вертикальную линию посередине, образовав тем самым сетку из сорока двух прямоугольников размером два фута на два с половиной. Сорок третий сегмент представлял собой нечто похожее на лопату с расширением на конце.

Затем я закатал рукава, запустил компрессор и принялся за работу.

Дело шло быстрее, чем я мог надеяться, но не так споро, как бы мне хотелось, – разве бывает по-иному? Было бы куда лучше, если бы я мог пользоваться более тяжелым оборудованием, но его очередь наступит позже. Сначала мне нужно было раскроить квадраты на дорожном покрытии. Я не сумел покончить с этим к полуночи, не закончил и к трем часам, когда в компрессоре кончился бензин. Я предвидел такой исход и припас трубку, чтобы отсосать бензин из бака в фургоне. Я уже отвинтил крышку бака, но, почувствовав запах бензина, положил крышку на место и залег внутри фургона.

Все, сегодня ничего больше я сделать не смогу. Это выше моих сил. Рабочие рукавицы не спасли мои ладони от сплошных водяных мозолей, многие из которых лопнули. Мое тело, казалось, продолжало содрогаться от непрерывной вибрации отбойного молотка, кисти рук походили на обезумевшие камертоны. Голова нестерпимо болела, ныли даже зубы. Но самые большие мучения причиняла спина – позвоночник будто набили толченым стеклом. Мне удалось продолбить двадцать восемь квадратов. Двадцать восемь. Осталось четырнадцать. И это было только начало.

«Нет, – подумал я. – Это невозможно. Я не смогу». И снова ледяная рука погладила меня по шее.

Сможешь, милый. Сможешь.

Звон в ушах стал стихать. Временами я слышал рев приближающегося автомобиля, который затем превращался в жужжание, когда машина сворачивала направо, на объездную дорогу, и направлялась по петле, в объезд участка, где велась перекладка дорожного полотна.

Завтра суббота… нет, суббота уже сегодня. Суббота сегодня. Долан проедет здесь в воскресенье. У меня нет времени.

Есть, милый.

Взрыв разорвал ее в клочья.

Мою любимую разорвали в клочья за то, что она рассказала полиции правду о том, что видела, за то, что не испугалась угроз, за свое мужество. А Долан по-прежнему разъезжает в своем «кадиллаке» и пьет шотландское виски двадцатилетней выдержки, золотой «Ролекс» сверкает на его запястье.

«Я постараюсь», – подумал я, и провалился в бездонный сон, похожий на смерть.


***

Я проснулся в восемь утра, когда лучи солнца, уже горячие, упали мне на лицо. Я сел и вскрикнул от невыносимой боли, прижимая бесчувственные руки к пояснице. Работать? Вырубить отбойным молотком еще четырнадцать квадратов асфальта? Я не в силах был даже шелохнуться.

Но я должен был ходить и заставил себя. Двигаясь, словно глубокий старик, я пробрался в кабину (фургона и открыл крышку «бардачка». Там я припас флакон с эмпирином как раз на случай, что придет такое утро.

Неужели я думал, что нахожусь в хорошей физической форме? Неужели? Правда, смешно?

Я проглотил четыре таблетки эмпирина, запив их водой, подождал, пока они растворятся у меня в желудке, а затем жадно набросился на завтрак из сушеных фруктов и холодного пирога.

Я посмотрел на компрессор и отбойный молоток, которые ожидали меня. Желтое покрытие уже, казалось, кипело в утренних лучах солнца. К нему вели аккуратно вырезанные квадраты асфальта.

Мне не хотелось брать в руки отбойный молоток. Я вспомнил, что сказал мне Гарви Блокер:

– Ты никогда не станешь сильным, приятель. Некоторые люди и растения выдерживают жар солнца, становясь только крепче, а некоторые вянут и гибнут… Почему ты так насилуешь свой организм?

– Ее разорвали на куски, – прохрипел я. – Я любил ее, а они разорвали ее на куски.

Это заявление не могло превзойти победный крик «Вперед, медведи!» или «На рога их, быки!» Однако меня оно заставило двигаться. Я откачал бензин из топливного бака (фургона, задохнувшись от отвратительного вкуса и запаха и лишь крайним усилием воли удержав в желудке свой завтрак. В голове промелькнула ужасная мысль – что я стану делать, если механики, прежде чем отправиться домой наслаждаться длинным уик-эндом, слили дизельное топливо из баков своих дорожных машин? Но я тут же выбросил эту мысль из головы. Нет смысла беспокоиться о том, что не поддается твоему контролю. Все больше и больше я чувствовал себя человеком, выбросившимся из бомбардировщика Б-52 с зонтиком в руке вместо парашюта.

Я отнес банку с бензином к компрессору и залил в бак. Мне пришлось пальцами левой руки наложить пальцы правой вокруг стартовой рукоятки компрессора. Когда я дернул за трос, лопнули мозоли, оставшиеся целыми. Компрессор заработал, и я почувствовал, как из моего кулака сочится жидкость. Нет, мне не справиться.

Но я прошу тебя, милый!

Я подошел к отбойному молотку и принялся за работу. Первый час оказался самым трудным, а затем монотонная вибрация отбойного молотка вместе с эмпирином, казалось, прогнали боль куда-то далеко – у меня онемели руки, спина, голова. К одиннадцати часам я покончил с последним квадратом асфальта. Пришло время проверить, насколько хорошо я запомнил уроки Тинкера – как включать дорожные машины в обход системы зажигания.

С трудом переставляя ноги, размахивая руками, я подошел к своему фургону и проехал полторы мили к тому месту шоссе, где велись ремонтные работы. И тут же я увидел свою машину: огромный экскаватор фирмы «Кейс-Джордан» с приспособлением для захвата сзади. Дорожная машина стоимостью 135 тысяч долларов. У Блокера я управлял катерпиллером, но эта машина мало отличалась от моей. По крайней мере я надеялся на это. Я забрался в кабину и взглянул на диаграмму на головке рычага управления. В точности как и на моем кате. Я несколько раз переключил скорости. Сначала они переключались с трудом – в коробку передач попал песок: парень, который управлял этой машиной, не закрыл коробку противопесочным фильтром, а мастер не потрудился проверить. Блокер обязательно проверил бы. И вычел бы у механика пять баксов, независимо от продолжительности уик-энда.

Его глаза. Его глаза, полные полувосхищения-полупрезрения. Что бы он подумал обо мне сейчас?

Не важно. Сейчас не время думать о Гарви Блокере, надо думать об Элизабет. И о Долане.

На полу кабины валялся кусок брезента. Я поднял его, надеясь увидеть под ним ключ. Но никакого ключа, разумеется, не было.

Голос Тинка звучал у меня в сознании: «Кретин, да любой мальчишка может запустить такую машину – как два пальца обоссать. В автомобиле по крайней мере имеется замок зажигания – в новом-то есть. Вот посмотри. Да нет, не там, куда вставляется ключ, у тебя нет ключа, чего ты смотришь туда, куда вставляют ключ? Загляни под панель. Видишь свисающие провода?»

Я нагнулся и увидел провода, висящие точно так, как описывал мне Тинкер: красный, синий, желтый и зеленый. Я счистил изоляцию по дюйму с каждого и достал из кармана моток медной проволоки.

«А теперь слушай, парень, потому что потом тебе, возможно, придется заниматься этим делом самому, сечешь? – вспомнились слова Тинка. – Соедини красный и зеленый провода. Это ты никак не забудешь, потому что походит на Рождество. Теперь с зажиганием в порядке».

Я соединил куском медной проволоки зачищенные места на красном и зеленом проводах «кейс-джордана». Горячий ветер, долетавший из пустыни, завывал, свистел, будто кто-то дул над горлышком бутылки из-под содовой. По шее стекал пот, катился под рубашку, щипал и щекотал кожу.

«Сейчас перед тобой только синий и желтый провода, – продолжал свои поучения Тинк. – Их нельзя соединять вместе; достаточно дотронуться одним проводом до другого. Только смотри сам не касайся оголенных проводов, если не хочешь, чтобы у тебя из трусов пошел пар, приятель. Синий и желтый провода проворачивают стартер. Ну, действуй. Когда тебе надоест кататься на машине, разъедини красный и зеленый провода. Это вроде как поворачиваешь ключ зажигания, которого у тебя нет».

Я коснулся синим проводом желтого. Блеснула огромная желтая искра, я отпрянул назад и ударился головой об одну из металлических стоек в задней части кабины. Затем я наклонился вперед и снова соединил провода. Двигатель провернулся, чихнул, и экскаватор неожиданно дернулся вперед. Меня бросило на примитивную панель управления, и левой щекой я врезался в какой-то рычаг. Оказывается, я забыл перевести рычаг скорости в нейтральное положение, и в результате едва не остался без глаза. Мне казалось, что я слышу хохот Тинка.

Я перевел рычаг в нейтральное положение и сделал новую попытку. Мотор проворачивался и проворачивался, чихнул, выбросил порцию грязного коричневого дыма, которую тут же унес нестихающий ветер, и продолжал проворачиваться дальше. Я пытался убедить себя, что двигатель экскаватора просто плохо отрегулирован – в конце концов человек, который забывает установить (фильтр, защищающий коробку передач от песка, может забыть и про что-то другое. Но мне все больше казалось, что из топливного бака просто слили солярку, как я и опасался.

Как раз в тот момент, когда я собирался выключить стартер, спуститься на песок и поискать, чем бы смерить уровень топлива в баке, мотор неожиданно заработал.

Я разъединил провода – оголенный отрезок синего уже начал дымиться – и нажал на педаль газа. Когда двигатель разогрелся и заработал плавно, я включил первую скорость, развернул экскаватор и поехал обратно к длинному коричневому прямоугольнику, аккуратно вырезанному на той части дорожного полотна, что вела на запад.


***

Остальная часть дня превратилась в бесконечный ослепительный ад, состоящий из ревущего двигателя и пылающего солнца. Водитель «кейс-джордана» забыл поставить (фильтр, защищающий коробку передач от песка, но не забыл унести солнечный зонтик. Думаю, старые боги иногда смеются. Не знаю почему. Просто смеются. Мне кажется, что у старых богов извращенное чувство юмора.

Лишь к двум часам дня мне удалось сбросить все вырезанные квадраты асфальта в кювет. Так много времени мне потребовалось потому, что я все еще не научился аккуратно работать клещами. Поэтому мне приходилось сначала раскалывать каждый квадрат пополам, а потом вручную тащить к кювету. Я боялся, что, пользуясь клещами, разобью квадраты асфальта на мелкие куски.

Когда все они оказались в кювете, я отвел экскаватор обратно. В баке оставалось совсем мало топлива; пришлось заняться перекачкой. Я остановился у фургона, взял шланг… и замер, глядя на большую канистру с водой. Я отбросил шланг и забрался внутрь фургона. Там я с восторженным визгом лил на себя воду. Я знал, что если выпью много воды, то меня стошнит, но не мог удержаться. Я все-таки напился, и меня стошнило, но я даже не встал, а просто отвернул голову в сторону и отполз от оставленной мной мерзкой лужи.

Затем я заснул, и когда проснулся, почти стемнело. Где-то выл волк на новую луну, поднимающуюся в пурпурном небе.

В свете умирающего дня прямоугольник со снятым асфальтовым покрытием действительно походил на могилу – могилу какого-то мифического чудовища. Голиафа, может быть.

– Это мне не по силам, – прошептал я, глядя на длинную тень на асфальте.

Я тебя прошу, послышался ответный шепот Элизабет. Пожалуйста… Ради меня.

Я достал из «бардачка» еще четыре таблетки эмпирина и проглотил их. – Ради тебя, – сказал я.


***

Я поставил «кейс-джордан» так, что его топливный бак оказался рядом с баком бульдозера, и с помощью лома сорвал крышки на обоих баков. Водитель бульдозера может не обратить внимания на фильтр, защищающий двигатель от пыли, но его бригадир уж никак не забудет проверить, запер ли работяга пробку на топливном баке при цене солярки один доллар пять центов за галлон. Никак.

Я начал переливать солярку из топливного бака бульдозера в бак экскаватора, а сам ждал, пытаясь ни о чем не думать, наблюдая за поднимающейся в небе луной. Через некоторое время я закрыл крышки, вернулся к намеченной яме и принялся копать.

Управлять экскаватором при лунном свете намного легче, чем бить асфальт отбойным молотком под обжигающими лучами солнца, но все-таки работа продвигалась не так быстро, как мне бы этого хотелось. А все потому, что я решил придать дну ямы точно такой уклон, как рассчитал математик. В результате мне постоянно приходилось сверяться с плотницким уровнем, который я прихватил с собой. Это означало, что надо было останавливать экскаватор, спускаться из кабины, делать необходимые замеры и снова забираться назад. При обычных условиях в этом не было бы ничего трудного, но к полуночи мое тело начало цепенеть, и при каждом движении по мышцам и костям проносился всплеск боли. Больше всего болела спина; я уже пришел к выводу, что с ней случилось что-то серьезное.

Но этим – как и всем остальным – придется заняться позже и в другом месте.

Если бы мне требовалось вырыть яму длиной в сорок два фута, а глубиной и шириной по пять футов, то задача была бы действительно неосуществимой, работай я с помощью экскаватора или без него. В этом случае мой план мести вполне мог предполагать заброску Додана в космическое пространство или обрушение на него Тадж-Махала. Общий объем извлеченного грунта составил бы более тысячи кубических футов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю