Текст книги "Бесплодные земли (др. перевод)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

«А по-твоему как?» – спросил странный мальчик. Мяч ударился об асфальт и очутился у Джейка.

«Нет, конечно, – Джейк словно извинялся. – Просто недели три назад меня как напополам разрезало». – Он проворно присел; бросок с центра площадки – и мяч, прочертив высокую параболу, беззвучно пролетел в кольцо. Джейк пришел в восторг, однако тут же сделал не слишком приятное открытие: он побаивается того, что, возможно, должен услышать от этого незнакомого парнишки.

«Можешь не объяснять, знаю, – сказал мальчик. – Хреново было, да? – На нем были линялые полосатые шорты и желтая футболка с надписью «В МЕЖЗЕМЕЛЬЕ НЕ СОСКУЧИШЬСЯ». Голову парнишка обвязал зеленым платком, чтобы волосы не лезли в глаза. – Ничего, обомнется… только сперва будет еще хреновее».

«Где мы? – спросил Джейк. – И кто ты?»

«Это Портал Медведя… а еще это Бруклин».

Как будто бы бессмыслица… но определенный смысл в ней все-таки был. Джейк сказал себе, что со снами всегда так. Однако, если честно, происходящее не казалось сном.

«Что до меня, то я не велика шишка, – продолжал мальчик. Бросок назад через плечо; мяч взмыл в воздух и провалился в кольцо, не зацепив обруча. – Мое дело тебя проводить, вот и все. Я сведу тебя туда, куда тебе нужно, и покажу то, что тебе нужно увидеть, но ты, смотри, осторожней – я-то прикинусь чайником, будто никогда тебя в глаза не видал. А Генри чужих не переваривает, дергаться начинает. А задергается, так может психануть. А он больше тебя».

«Кто такой Генри?» – спросил Джейк.

«Неважно. Только не попадайся ему на глаза. Держись себе в сторонке и знай чеши следом за нами. Потом мы свалим, вот тогда…»

Мальчик посмотрел на Джейка. С жалостью и страхом. Джейк вдруг понял, что мальчик тает – прямо сквозь желтую футболку проступали желтые и черные полосы на будке-киоске.

«Как я тебя найду?» – Джейк внезапно страшно испугался, как бы мальчик не растворился раньше, чем успеет сказать все, что необходимо услышать Джейку.

«Раз плюнуть, – ответил мальчик. Слова отдавались странным звенящим эхом. – Сядешь на метро, доедешь до Коопгородка. Найдешь меня».

«Не найду! – крикнул Джейк. – Кооперативный городок – огромный районище! Там, небось, народу живет сто тыщ!»

Но мальчик уже превратился в мутноватый молочный абрис. Не таяли, как улыбка Чеширского кота в «Алисе», только светло-карие глаза. Они смотрели на Джейка с сочувствием и тревогой. «Не проблема, – утешил мальчик. – Ключ и розу ты нашел? Таким же макаром найдешь и меня. Сегодня после обеда, Джейк. Часика так в три было б в самый раз. Придешь – будь поаккуратней. И не зевай. – Он помолчал – призрачный мальчик со старым баскетбольным мячом у прозрачной ноги. – Ладно, мне пора… хорошо, что повидались. Ты, похоже, неплохой пацан – неудивительно, что он души в тебе не чает. Хотя здесь опасно. Будь осторожен… и не зевай».

«Погоди! – завопил Джейк и опрометью кинулся через площадку к исчезающему мальчику. Под ногу ему подвернулся покалеченный робот-трактор. Джейк споткнулся и грянулся коленями на асфальт, в клочья разодрав штаны. – Погоди! Ты должен объяснить мне, что все это значит! Ты должен объяснить, за что мне все это!»

«Причина – Луч, – отозвался мальчик, теперь уже вовсе бестелесный, только глаза еще парили в воздухе. – Луч и Башня. В конечном счете все, даже Лучи, служит Темной Башне. Думаешь, с тобой будет иначе?»

Взмахнув руками, Джейк поднялся.

«Я найду его? Я найду стрелка?»

«Не знаю, – казалось, голос мальчика раздается за миллион миль от Джейка. – Знаю только, что ты должен рискнуть. Тут у тебя выбора нет».

Мальчик исчез. Баскетбольная площадка опустела. Над лесом повисла тишина. Единственным звуком, нарушавшим ее, был едва слышный грохот машин, и Джейку он не нравился. Машины шумели не так. Мальчик подумал: разлад в неизвестном механизме сказывается на розе – или наоборот. Все непонятным образом цеплялось одно за другое.

Он подобрал старый, побитый мяч; бросил. Мяч прошел точно в кольцо… и пропал.

«Река, – вздохнул голос странного мальчика. Точно легчайший зефир, он шел ниоткуда и отовсюду. – Ответ – река».

4

Джейка разбудил первый молочный свет зари. Мальчик лежал, глядя в потолок, и думал про человека из «Манхэттенского пиршества ума» – Эрона Дипно, который ошивался на Бликер-стрит еще когда Боб Дилан умел выдувать из своего «Хонера» только открытое «фа». Эрон Дипно загадал Джейку загадку:

 
Ходить не умеет, бежит – не угнаться,
На ложе не ведает сна,
Лепечет, бормочет, но вот отозваться
На оклик не может она.
 

Теперь Джейк знал ответ. Река. Река бежит; у реки есть ложе; река никогда не спит; река лепечет и бормочет. Ответ ему подсказал мальчик. Мальчик из сна.

И вдруг на ум ему пришли другие слова Дипно: «Это только половина ответа. Загадка Самсона двойная, друг мой».

Джейк взглянул на часы у кровати: двадцать минут седьмого. Пора двигать, если есть желание выбраться из дома до того, как родители проснутся. Школа на сегодня отменяется; может статься, подумал Джейк, для меня школа уже отменилась навсегда.

Он откинул одеяло, живо спустил ноги на пол и увидел на обеих коленках ссадины. Свежие ссадины. Вчера, когда он упал, поскользнувшись на кирпичах, он расшиб левый бок, а потеряв сознание рядом с розой, стукнулся головой, но колени остались целы.

– Это во сне, – прошептал Джейк и обнаружил, что ничуть не удивлен. Он проворно начал одеваться.

5

В недрах шкафа, под набросанными как попало старыми кроссовками без шнурков и кипой комиксов «Человек-Паук», Джейк отыскал ранец, с которым ходил в начальную школу. Горе тому, кого застукают с ранцем в школе «Пайпер» («фи, голубчик, как вульгарно, право!»)… и схватившего свой старенький портфель Джейка мощной волной захлестнула тоска по тем давним дням, когда жизнь казалась такой простой.

Он затолкал в ранец чистую рубашку, чистые джинсы, немного белья и носки, потом добавил «Угадай-дай-дай!» и «Чарли Чух-Чуха». Чтобы откопать в шкафу старый ранец, Джейк положил ключ на письменный стол, и голоса сразу вернулись, но далекие и приглушенные. Кроме того, Джейк твердо верил, что, вновь взяв в руки ключ, сумеет заставить их исчезнуть без следа, и это его успокаивало.

«Так, – подумал он, заглядывая в ранец. Даже после того, как он положил туда книги, там оставалась уйма свободного места. – Что еще?»

На миг ему почудилось – ничего… и тут же он понял.

6

В кабинете отца витал аромат табака и честолюбия. Почти всю комнату занимал огромный письменный стол тикового дерева. В стену напротив, от пола до потолка разлинованную шеренгами книг, были встроены три телемонитора «Мицубиси», настроенные на каналы-конкуренты, каждый на свой. По вечерам все три монитора с отключенным звуком разворачивали перед Элмером Чэмберсом каждый свою последовательность кадров телепередач пикового времени [26]

[Закрыть].

Шторы были задернуты и, чтобы видеть, Джейку пришлось включить настольную лампу. Он нервничал – из-за самого факта своего присутствия здесь. Если отец проснется и зайдет в кабинет (а это не исключалось; Элмер Чэмберс, как бы поздно ни лег и сколько бы ни выпил, спал чутко и поднимался чуть свет), он рассердится, и тогда ускользнуть по-тихому будет в самом лучшем случае очень трудно. Чем раньше Джейк выберется отсюда, тем скорее вздохнет свободно.

Стол оказался заперт, но отец никогда не делал тайны из того, где держит ключ. Джейк подсунул пальцы под промокательную бумагу, защищавшую крышку стола, и выудил его. Открыв третий ящик, мальчик просунул руку за подвесную картотеку и коснулся холодного металла.

В коридоре скрипнула половица. Джейк замер. Прошло несколько секунд. Скрип не повторился, и Джейк вытащил из ящика пистолет, который отец держал «для домашней обороны» – автоматический «Ругер» сорок четвертого калибра. Это средство самозащиты отец, оставаясь совершенно глух к нервным требованиям жены убрать страшное приобретение от греха подальше, торжественно продемонстрировал Джейку два года назад, в день покупки.

Сбоку отыскалась кнопка, высвобождавшая магазин. С металлическим щелк!, прозвучавшим в тиши кабинета очень громко, магазин выпал мальчику в ладонь. Боязливо покосившись на дверь, Джейк занялся им. Магазин оказался полностью снаряжен. Джейк хотел поставить его на место, но, не задвинув до конца, снова вынул. Одно дело держать заряженный пистолет в запертом ящике письменного стола. Таскать его по всему Нью-Йорку – совсем другой коленкор.

Затолкав «Ругер» на самое дно ранца, он снова пошарил за картотекой. На сей раз на свет была извлечена полупустая коробка патронов – Джейк помнил, что когда-то отец стрелял по мишеням в полицейском тире на Первой авеню. Потом, правда, он к этому охладел.

Опять скрипнула половица. Джейку захотелось поскорее выбраться из этих стен.

Он вынул из ранца прихваченную в дорогу рубашку, разложил на отцовском столе, завернул в нее пистолет и коробку с патронами, наново уложил рубашку в ранец и плотно закрыл крышку-клапан на обе застежки. Уже собравшись уходить, мальчик вдруг уперся взглядом в невысокую стопку письменных принадлежностей, расположившуюся по соседству с бюваром. Стопку венчали солнцезащитные очки с зеркальными стеклами – отцовы любимые. Джейк взял листок бумаги, а после секундного размышления прихватил и очки. Их он сунул в нагрудный карман. Потом вынул из подставки тонкое золотое перо и написал на листе под грифом: «Дорогие папа и мама».

Перо замерло. Джейк перечитал обращение и нахмурился. Что дальше? Что, собственно, следует сказать? Что он их любит? Да, любит, но эта истина не была исчерпывающей и, как клубок пряжи – спицами, щетинилась всевозможными другими, неприятными, истинами. Что он будет по ним скучать? А будет ли? Джейк не знал, и это в своем роде было чудовищно. Что он надеется – они затоскуют без него?

Джейк вдруг понял, где собака зарыта. Если бы речь шла об исчезновении только на сегодняшний день, он что-нибудь да сумел бы написать. Но мальчик был почти уверен, что покидает дом не только на день, неделю, месяц или на лето. Джейку казалось: сегодня он выйдет за порог родной квартиры, чтобы уже не возвращаться.

Джейк готов был скомкать листок, но передумал и вывел: «Пожалуйста, берегите себя. С любовью, Дж.». Довольно коряво, но все же лучше, чем ничего.

Прекрасно. Может, теперь ты перестанешь нарываться и уйдешь отсюда?

Так он и поступил.

В квартире стояла почти мертвая тишина, слышно было только, как дышат во сне родители: тихонько похрапывала мать; тоненько присвистывая носом на каждом вдохе, сопел отец. Джейк на цыпочках прошел через гостиную. У самой прихожей мальчик на миг застыл с тяжело колотящимся сердцем: в кухне громко затарахтел холодильник. Вот и дверь. Стараясь производить как можно меньше шума, Джейк отпер ее, вышел и осторожно закрыл за собой.

Со щелчком замка у мальчика будто камень с души скатился. Его охватило радостное предчувствие. Он не знал, что ждет впереди; у него были причины думать, что события примут опасный оборот… но одиннадцать лет – слишком мало, чтобы противиться переполняющему вас небывалому восторгу. Под ноги Джейку стелилась потаенная дорога, уводившая в глубь неведомой земли. Там жили тайны; немного смекалки, немного везения – и они могли бы открыться ему… В томительном свете утренней зари Джейк покинул отчий дом, пустившись навстречу неизвестному Великому Приключению.

«Если выстою, если не сломаюсь, увижу розу, – думал он, нажимая кнопку лифта. – Я знаю… а еще увижу его».

Эта мысль привела мальчика в величайшее нетерпение, граничившее с исступлением.

Три минуты спустя Джейк вышел из тени козырька над подъездом здания, где прожил всю свою жизнь. Секунду помедлив, он повернул налево. Это решение не казалось – и не было – случайным. Джейк двигался на юго-восток, вдоль Луча, возобновив собственные прерванные поиски Темной Башни.

7

Минуло два дня с тех пор, как Эдди вручил Роланду незаконченный ключ. Три путешественника – разгоряченные, потные, усталые и в дурном расположении духа, – пробиваясь сквозь особенно цепкие и непролазные заросли кустарника и деревьев второго яруса, обнаружили нечто, поначалу показавшееся им двумя еле видными тропками, бегущими бок о бок под пологом сплетенных ветвей древних деревьев, плотной стеной встающих с обеих сторон. После нескольких секунд внимательного изучения Эдди решил, что перед ними не просто тропинки, а останки давным-давно заброшенной дороги. На месте бывшего большака, точно размочаленные иглы на хребте у дикобраза, поднимались кусты и деревца-недомерки. Заросшие травой канавы были колеями – достаточно широкими, чтобы вместить инвалидное кресло Сюзанны.

– Аллилуйя! – воскликнул он. – Выпьем по такому случаю!

Роланд кивнул и отцепил бурдюк, который нес обвязанным вокруг пояса. Сперва он подал его Сюзанне, ехавшей в своей подвеске у него на закорках. При каждом его движении под рубахой покачивался ключ Эдди, висевший теперь на сыромятном шнурке, обвивающем шею стрелка. Сделав глоток, Сюзанна передала бурдюк Эдди. Молодой человек утолил жажду и принялся раскладывать кресло, к которому уже успел проникнуться ненавистью: это громоздкое норовистое приспособление вечно задерживало их не хуже чугунного якоря. Если не считать пары сломанных спиц, оно было в отличном состоянии. Порой Эдди думал, что проклятая штука переживет их всех. Теперь, однако, кресло могло пригодиться… хотя бы на какое-то время.

Эдди помог Сюзанне выбраться из переплетения ремешков и пересадил ее в кресло. Сюзанна уперлась ладонями в поясницу, потянулась и от удовольствия сморщилась. И Эдди, и Роланд услышали тихий хруст ее распрямившегося позвоночника.

Впереди из-за деревьев на дорогу вперевалку вышел довольно крупный зверек, похожий на помесь барсука с енотом. Он посмотрел на путешественников большими глазами, обведенными золотистой каемкой, презрительно дернул острым усатым рыльцем – «Ха! Подумаешь!», протопал на другую сторону и вновь скрылся в лесу. Но Эдди успел заметить хвост – длинный, свернутый тугими кольцами, он напоминал пушистую матрасную пружину.

– Кто это, Роланд?

– Косолап.

– Есть его можно?

Роланд отрицательно покачал головой.

– Жесткий. Кислый. Я уж лучше собаку съем.

– А тебе приходилось? – поинтересовалась Сюзанна. – Есть собак, я хочу сказать.

Роланд кивнул, но не стал вдаваться в подробности. Эдди обнаружил, что в голове у него вертится фраза из старого фильма с Полом Ньюменом: «Твоя правда, хозяйка. И жрали собачатину, и жили, как собаки».

В кронах деревьев весело пели птицы. Над дорогой веял легкий ветерок. Эдди с Сюзанной запрокинули лица, благодарно подставляя их свежему дуновению, переглянулись, улыбнулись. Эдди вдруг вновь почувствовал к Сюзанне глубокую признательность: любить страшновато, но и прекрасно. Он спросил:

– Кто проложил эту дорогу?

– Люди, давно исчезнувшие с лица земли, – ответил Роланд.

– Те, что сделали плошки и миски, которые мы нашли? – спросила Сюзанна.

– Нет… не они. Мне думается, это дорога почтовая, проезжая, а коль она уцелела после стольких лет забвения – дорога поистине великая… быть может, та самая Великая Дорога. Полагаю, раскопав землю, мы найдем под поверхностью щебенку, а то и дренажную систему. Давайте-ка, покуда мы здесь, заморим червячка.

– Еда! – воскликнул Эдди. – Шамовка! Несите же, несите! Цыплят по-флорентийски! Полинезийских креветок! Телятину, припущенную с грибами, и…

Сюзанна ткнула его локтем.

– Смени пластинку, бледнолицый.

– Что поделаешь, у меня живое воображение, – бодро парировал Эдди.

Роланд спустил с плеча кошель, присел на корточки и принялся собирать скромную полуденную трапезу – сушеное мясо, завернутое в листья оливкового цвета. Эдди с Сюзанной обнаружили, что вкусом эти листья отдаленно напоминают шпинат, но значительно более жестки.

Эдди подвез Сюзанну к стрелку. Роланд протянул ей три, как называл их Эдди, «буррито [27]

[Закрыть] по-стрелковски», и она принялась за еду.

Эдди обернулся. Роланд протягивал ему три завернутых в листья кусочка мяса… а с ними еще что-то. Ясеневый чурбачок с возникающим из него ключом. На грудь стрелку свисали концы развязанного кожаного шнурка.

– Эй, эй, вещь-то тебе нужная? – удивился Эдди.

– Когда я снимаю его, голоса возвращаются, но чрезвычайно далекие, – объяснил Роланд. – Мне по силам справиться с ними. Собственно, я слышу их, даже когда ключ у меня на шее – точно голоса людей, что вполголоса переговариваются за соседним пригорком. Я думаю, это оттого, что ключ все еще не завершен. Ты не работал над ним с тех пор, как отдал его мне.

– Ну… он был у тебя, и мне не хотелось…

Роланд ничего не сказал, но блекло-голубые глаза, устремленные на Эдди, смотрели внимательно и по-учительски терпеливо.

– Ладно, – сдался Эдди. – Я боюсь напортачить. Доволен?

– Послушать твоего братца, так ты всю жизнь только и делал, что портачил… или я не права? – вступила в разговор Сюзанна.

– Сюзанна Дийн, девица-психолог. Ты упустила свое призвание, солнышко.

Сарказм Эдди не оскорбил Сюзанну. Она локтем приподняла бурдюк и приникла к нему, как пьянчужка – к пивной кружке.

– И все-таки я права. Да?

Эдди, вдруг сообразивший, что пращу он тоже не закончил – по крайней мере, пока что, – пожал плечами.

– Ключ нужно доделать, – мягко промолвил Роланд. – Думаю, близится час, когда тебе придется пустить его в ход.

Эдди открыл рот – и закрыл его. Легко сказать! Ни Роланд, ни Сюзанна не понимали, что на самом деле кроется за этими словами. А крылось за ними вот что: эту работу нельзя было выполнить ни на семьдесят, ни на восемьдесят, ни даже на девяносто восемь с половиной процентов. Любую другую – да. Но не эту. Если бы Эдди действительно напортачил, ключ невозможно было бы просто выкинуть и благополучно забыть. С того самого дня, как Эдди срезал с пня пресловутую деревяшку, ясени им больше ни разу не попадались – это раз. Главное же, что грызло Эдди, заключалось в ином: вопрос стоял «все или ничего». Стоило хоть чуть-чуть подпортить, и в нужный момент ключ не повернулся бы. Вдобавок молодой человек все сильнее нервничал из-за загогулины на конце. С виду она была простенькой, но если бы изгибы вышли не совсем верно…

«В теперешнем виде пользы от него будет как от козла молока; уж это-то ты знаешь».

Эдди вздохнул, глядя на ключ. Да, уж это-то он знал. Ничего не попишешь, придется попробовать довести начатое до конца. Страх перед неудачей, вероятно, еще больше усложнит и без того нелегкую задачу, но деваться некуда. Придется проглотить страх и рискнуть. Возможно, он даже справится. Видит Бог, за недели, минувшие с тех пор, как Роланд вторгся в сознание Эдди на борту реактивного самолета авиакомпании «Дельта», приписанного к аэропорту Кеннеди, Эдди многое удавалось. То, что молодой человек все еще не лишился ни жизни, ни здравого рассудка, само по себе было достижением.

Эдди протянул ключ Роланду.

– Носи покамест, – сказал он. – Я за него возьмусь вечерком, на привале.

– Обещаешь?

– Угу.

Роланд кивнул, взял ключ и принялся заново завязывать шнурок. Действовал стрелок не спеша, однако от внимания Эдди не ускользнуло, как ловко и проворно двигались уцелевшие пальцы на его правой руке. Завидная способность применяться к обстоятельствам.

– Что-то ведь случится, правда? – неожиданно спросила Сюзанна.

Эдди бросил на нее быстрый взгляд исподлобья.

– С чего ты взяла?

– Я сплю с тобой, Эдди, и знаю, что теперь тебе каждую ночь снятся сны. Иногда ты разговариваешь. Нельзя сказать, что это кошмары, но совершенно ясно, что что-то у тебя под черепушкой творится.

– Да. Что-то творится. Только вот не знаю, что.

– Сны имеют большую власть, – заметил Роланд. – Ты вовсе не запоминаешь, что тебе снится?

Эдди помялся.

– Так, кусочки, но они путанные. Ну, что… я опять пацан. Мы с Генри после школы свалили постукать в баскет на площадке на Марки-авеню – там теперь здание суда по делам несовершеннолетних. Мне охота, чтоб Генри сводил меня посмотреть один дом на Голландском Холме. Старый дом. Ребята прозвали его «Особняк». Все говорили, там водятся привидения. Да может, и правда водились. Жутковатый он был какой-то. Страшный.

Эдди тряхнул головой, припоминая.

– Я про этот Особняк уж сто лет как думать забыл, а тут вдруг здрасте-пожалуйста, вспомнил. На медвежьей поляне, когда сунулся ухом к той чудной будке. Черт его знает, может, потому мне теперь сны и снятся?

– Но по-твоему, будка тут ни при чем, – сказала Сюзанна.

– Нет. По-моему, эта фигня лезет мне в голову неспроста.

– Вы с братом в самом деле сходили туда? – спросил Роланд.

– Ага. Я его уболтал.

– И что же? Что-нибудь произошло?

– Да нет, ничего. Только Особняк этот оказался страшный. Мы чуток постояли там, поглазели, и Генри все дразнился – дескать, сейчас он меня наладит в дом за сувенирчиком, такая вот фигня, – но я понимал, что на самом деле он валяет дурака. Он этого дома боялся не меньше моего.

– Так вот в чем дело? – спросила Сюзанна. – Тебе, значит, снится, что ты идешь туда? В Особняк?

– И кое-что еще. Кто-то появляется… и вроде как садится нам на хвост. Я во сне его засекаю, а смотреть не смотрю – так, уголком глаза поглядываю, понимаете? Потому что знаю: мы с ним должны прикидываться, будто друг дружку не знаем.

– В тот день там и впрямь кто-то был? – спросил Роланд, пожирая Эдди глазами. – Или этот кто-то – лишь персонаж твоего сна?

– Дело давнее. Мне тогда было лет тринадцать, вряд ли больше. Как же я могу помнить такую ерунду наверняка?

Роланд ничего не сказал.

– Ладно, – наконец решился Эдди. – Да. По-моему, в тот день и правда болтался там какой-то парнишка то ли со спортивной сумкой, то ли с ранцем – не помню, с чем именно. И в темных очках, которые были ему велики. В очках с зеркальными стеклами.

– Кто это был? – спросил Роланд.

Долгое время Эдди молчал. В руке он держал остаток «буррито а-ля Роланд», но аппетит у него пропал.

– Я думаю, тот самый пацан, которого ты повстречал на постоялом дворе, – наконец сказал он. – Я думаю, в тот день, когда мы с Генри отправились на Голландский Холм, твой старый приятель Джейк тоже околачивался в тех краях, не спуская с нас глаз. Я думаю, он топал следом за нами. Он ведь тоже слышит голоса, в точности, как ты, Роланд. А еще он приходит в мои сны, а я снюсь ему. И то самое, что я вспоминаю, по-моему, сейчас происходит во времени Джейка. Пацан пытается вернуться сюда. И если, когда он сделает решающий ход, ключ не будет готов – или будет сделан неправильно – парнишке, скорей всего, кранты.

Роланд сказал:

– Нет ли у него собственного ключа? Это возможно?

– Да наверно, – ответил Эдди, – только одного ключа мало. – Он вздохнул и сунул остаток блинчика в карман, на потом. – И сдается мне, пацан об этом не знает.

8

Маленький отряд шел по дороге. Выбор путников пал на левую колею. Роланд с Эдди по очереди везли кресло Сюзанны. Кресло подпрыгивало на кочках, проваливалось в рытвины, и его то и дело приходилось перетаскивать через булыжники, пеньками гнилых зубов выступавшие из земли. Однако несмотря на это путешественники продвигались вперед быстрее и с меньшим трудом, чем всю предыдущую неделю. Дорога поднималась в гору. Оглянувшись, Эдди увидел, что лес подобием пологих ступеней спускается под уклон. Далеко на северо-западе блестела ленточка воды, льющейся по уступам каменной кручи. Молодой человек с недоверчивым изумлением понял, что видит место, окрещенное ими тиром. Давно покинутая лесная поляна почти бесследно затерялась в сонном мареве летнего дня.

– Стоп машина! – резко вскрикнула Сюзанна. Эдди повернул голову и опять поглядел вперед – как раз вовремя, чтобы не наехать инвалидным креслом на Роланда. Остановившись, стрелок вглядывался в заросли кустарника слева от дороги.

– Будешь продолжать в том же духе – отберу права, – ядовито пообещала Сюзанна.

Эдди пропустил это замечание мимо ушей. Он смотрел туда же, куда Роланд.

– Что там?

– Есть только один способ разузнать, – стрелок обернулся, вынул Сюзанну из кресла и усадил себе на бедро. – Давайте поглядим.

– Пусти-ка, красавец. Я и сама могу. И если хотите знать, ребята, мне это проще, чем вам.

Пока Роланд бережно опускал Сюзанну на дно заросшей травой колеи, Эдди всмотрелся в чащу. Позднее солнце набросило на лес частую сетку тени, но молодой человек как будто бы увидел то, что привлекло внимание Роланда. Высокий серый камень, почти целиком скрытый пышной зеленью дикого винограда и плюща.

Сюзанна угрем скользнула с обочины дороги в лес. Роланд и Эдди последовали за ней.

– Указатель, да? – Сюзанна оперлась на руки, осматривая прямоугольную каменную глыбу. Когда-то та стояла прямо, но теперь скособочилась вправо, будто под хмельком, и походила на старое надгробие.

– Да. Эдди, дай-ка нож.

Эдди подал стрелку нож и присел на корточки рядом с Сюзанной. Стрелок между тем обрубал плети дикого винограда. Лозы падали на землю, открывая высеченные в камне стершиеся буквы, и, не успел Роланд расчистить и половины надписи, как Эдди уже знал, что они говорят: «ПУТНИК! ЗА СИМ ПРЕДЕЛОМ ЛЕЖИТ СРЕДИННЫЙ МИР – МЕЖЗЕМЕЛЬЕ».

9

– Что это значит? – наконец спросила Сюзанна – тихо, благоговейно. Взгляд молодой женщины безостановочно блуждал по серой каменной плите.

– Это значит, что первый этап нашего странствия близится к завершению, – Роланд вернул Эдди нож. Лицо стрелка было серьезно и задумчиво. – Пойдем старой дорогой, так мне думается… вернее, дорога пойдет с нами, ибо она – преемница Луча. Леса вскоре закончатся. Я предвижу великие перемены.

– Что это за Межземелье такое? – поинтересовался Эдди.

– Одна из тех крупных держав, что в старину властвовали едва ли не над всем подлунным миром. Царство надежды, науки и света – того, что пытались сохранить и на моей родине, пока Галаад не поглотила тьма. Когда-нибудь, если найдется время, вы услышите от меня все старинные преданья… ну, или те, что я знаю. Истории эти сплетаются в обширное полотно, складываются в картину прекрасную, но чрезвычайно печальную. Если верить легендам, некогда на краю Межземелья стоял град великий… не уступавший, быть может, вашему городу Нью-Йорку. Если он и поныне не стерт с лица земли, то, должно быть, лежит в развалинах. Однако там могут оказаться люди… или чудовища… или и люди и чудовища. Нам придется держать ухо востро.

Двупалая правая рука Роланда тронула полустертые буквы.

– Межземелье, – негромко, задумчиво проговорил стрелок. – Кто бы мог подумать… – Он осекся.

– Ну, тут-то уж ничем не поможешь? – спросил Эдди.

Стрелок покачал головой.

– Ничем.

– Ка, – вдруг вырвалось у Сюзанны, и оба посмотрели на нее.

10

До захода солнца оставалось еще около двух часов, и путники отправились дальше. Дорога по-прежнему шла на юго-восток, вдоль Луча; в большак, которого держалась троица, влились два заросших проселка поменьше. Вдоль обочины второго тянулись замшелые развалины – должно быть, когда-то это была необъятная каменная стена. Неподалеку в руинах расселась дюжина сытых, гладких косолапов. Они провожали пилигримов удивительными глазами с золотым ободком. Эдди зверьки напомнили присяжных, на уме у которых повешение.

Дорога расширялась, различать ее становилось все легче. Дважды отряд Роланда проходил мимо остовов давно покинутых строений. Про второе Роланд сказал, что в свое время это, пожалуй, была ветряная мельница. Похоже, там водятся привидения, заметила Сюзанна. «Я бы не удивился», – сухо откликнулся стрелок. От его прозаического тона у молодых людей мороз прошел по коже.

К тому времени, как спустившаяся тьма вынудила путников сделать привал, лес поредел, а ветерок, весь день летевший им вдогонку, превратился в легкий теплый ветер. Впереди земля продолжала подниматься.

– За день-другой мы доберемся до вершины кряжа, – объявил Роланд. – Тогда и увидим.

– Что увидим? – спросила Сюзанна, но Роланд лишь пожал плечами.

Вечером Эдди снова взялся за ключ, но работал, не чувствуя настоящего вдохновения. Уверенность и радость, наполнявшие его, когда ключ только начинал обретать форму, улетучились. Пальцы казались неуклюжими, бестолковыми. Впервые за много месяцев он с тоской подумал: гаррика бы. Немного; Эдди не сомневался: пятидолларовая упаковка героина, скатанный в трубочку доллар – и с небольшой внеклассной работой «Резьба по дереву» было бы покончено в считанные секунды.

– Чему ты улыбаешься, Эдди? – Роланд сидел за костром; колеблемые ветром низкие языки пламени исполняли между ним и Эдди причудливый танец.

– А я что, улыбался?

– Да.

– Да просто подумал, есть же на свете придурки – посади их в комнату с шестью дверьми, все равно будут тыркаться в стенки. А потом еще по-наглому качать права.

– А вдруг, когда боишься того, что может оказаться за дверью, то безопаснее кажется тыркаться в стенку? – предположила Сюзанна.

Эдди кивнул.

– Может, и так.

Он работал не торопясь, стараясь разглядеть в дереве очертания ключа – особенно загогулинку, маленькое s. Оно, обнаружил Эдди, просматривалось теперь очень смутно.

«Господи, только бы не напортачить. Помоги мне, Господи», – твердил он про себя, а сам страшно боялся, что процесс уже пошел. В конце концов Эдди сдался, вернул стрелку ключ (вообще едва ли претерпевший какие бы то ни было изменения) и свернулся калачиком под одной из шкур. Не прошло и пяти минут, как перед его закрытыми глазами вновь принялся разматываться сон про мальчика и старую спортплощадку на Марки-авеню.

11

Джейк вышел из дому примерно в без четверти семь, а значит, оставалось убить еще восемь с лишним часов. Поразмыслив, не сесть ли на поезд до Бруклина сейчас же, он решил, что идея оставляет желать лучшего. Парнишка, болтающийся по улицам вместо того, чтобы сидеть в школе, на окраине куда приметнее, чем в центре большого города, и, если место встречи и мальчика, с которым он должен там встретиться, придется разыскивать в буквальном смысле слова – дело швах.

«Не проблема, – сказал мальчик в желтой футболке и зеленом платке. – Ключ и розу ты нашел? Таким же макаром найдешь и меня».

Единственное «но»: Джейк уже забыл, как нашел ключ и розу. Память мальчика сохранила лишь радость и чувство уверенности, наполнившие его сердце и вытеснившие все мысли из головы. Оставалось одно – надеяться, что то же самое случится снова. Пока же Джейк шел, не останавливаясь: в Нью-Йорке это лучший способ не привлекать к себе внимания.

Когда до Первой авеню оставалось всего ничего, Джейк развернулся и направился обратно той же дорогой, что пришел, с одной только разницей: следуя по маршруту, обозначенному цепочкой зеленых огней светофоров (и, возможно, неким глубинным чутьем понимая, что даже светофоры служат Лучу), мальчик мало-помалу отклонялся к городской окраине. Около десяти часов он обнаружил, что стоит на Пятой авеню, перед Метрополитен-музеем, взмокший, усталый, удрученный. Хотелось пить, но мальчик подумал, что ту небольшую сумму, какой он располагает, следует беречь как можно дольше (он вытряс из коробки на столике у кровати все до последнего гроша, но общий итог все равно составлял каких-нибудь восемь долларов плюс-минус несколько центов).