355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стивен Кинг » Жребий Салема » Текст книги (страница 11)
Жребий Салема
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 03:42

Текст книги "Жребий Салема"


Автор книги: Стивен Кинг


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Нет, – заверил Дад, чувствуя, что теряет контроль над собой, и вяло подумал, что его наверняка гипнотизируют. Совсем как тот тип на ярмарке в Топшэме… Как бишь его звали? Мистер Мефисто. Он вводил в транс и заставлял проделывать всякие смешные штуки – скакать цыпленком, или бегать собакой, или рассказывать, что было на дне рождения в шестилетнем возрасте. Он загипнотизировал старого Регги Сойера, и, Господи, что это была за умора…

– Может, он создает вам неудобства в других случаях?

– Нет… ну… – Дад не отрываясь смотрел в завораживающие глаза.

– Говорите же, не стесняйтесь, – ободряюще произнес старик. – Разве мы не друзья? Расскажите мне все.

– Ну… девушки… сами понимаете…

– Ну разумеется, – успокаивающе заверил старик. – Девушки над вами смеются. Они понятия не имеют о том, какой вы мужчина. О вашей силе.

– Вот именно, – прошептал Дад. – Они смеются. Онасмеется.

– И кто эта она?

– Рути Крокетт. Она… она… – Дад потерял мысль, но это было не важно. Все было не важно. Главное – это покой. Абсолютный и равнодушный.

– Наверное, она подсмеивается над вами? И втайне потешается над вами? Переглядывается с подружками, когда видит вас?

– Да…

– Но вы хотите ее, – не унимался старик. – Разве не так?

– Так…

– Она будет вашей. Я в этом уверен.

Во всем этом было что-то… чарующее. Казалось, что откуда-то издалека доносятся мелодичные голоса, распевающие непристойные песни. Серебристый перезвон… белые лица… голос Рути Крокетт. Он почти видел ее; вот она обхватывает свои груди руками, и в вырезе обтягивающей кофты показываются два полных белых полушария; вот она шепчет: «Поцелуй их, Дад… возьми губами… соси…»

Ему казалось, что он тонет. Тонет в бездонных глазах незнакомца, обрамленных красным ореолом.

Когда незнакомец приблизился, Дад понял все и с радостью принял. Он почувствовал боль, которая оказалась приятной, как блеск серебра, и зеленой, как в глубоком омуте.

9

Нетвердая рука пошарила по столу в поисках бутылки и случайно смахнула ее на пол. Бутылка с глухим стуком упала на ковер, и хорошее шотландское виски с бульканьем полилось на зеленую ворсистую ткань.

– Проклятие! – выругался отец Дональд Каллахэн и, подхватив бутылку, пока не все вылилось, поставил на стол, правда, на этот раз подальше от края. Затем он поплелся на кухню за тряпкой и пятновыводителем. Ему не хотелось, чтобы миссис Кэрлесс обнаружила у стола пятно от пролившегося спиртного: ловить на себе ее преисполненные добра и понимания взгляды было просто невыносимо, когда настроение с утра, в смысле – с похмелья, и так хуже некуда…

Вот именно, с похмелья! Надо называть вещи своими именами. Если не врать себе, то будешь свободным. К черту все это!

Он нашел какую-то жидкость с названием «И-вап» – совсем как отрыжка! («И-вап!» – воскликнул пьяница и обделался, изрыгнув съеденный ужин) – и вернулся в кабинет. Нет, его не шатало. Ну, почти не шатало. Как в шутке о водителе, который утверждает, что трезв как стеклышко, а сам даже выговорить это не может.

Каллахэну исполнилось пятьдесят три года. Солидный возраст. Серебристая седина, вокруг пронзительно-голубых (с красными прожилками) глаз типично ирландские насмешливые морщинки, решительно очерченный рот и волевой подбородок. Иногда по утрам, разглядывая себя в зеркало, он мечтал, что в шестьдесят лет откажется от сана и отправится в Голливуд, где сыграет роль Спенсера Трейси [11]11
  Спенсер Трейси (1900–1967) – американский актер, двукратный лауреат премии «Оскар» за лучшую мужскую роль.


[Закрыть]
.

– Отец Флэнеган [12]12
  Отец Эдвард Джозеф Флэнеган (1886–1948) – католический священник, основавший знаменитый детский приют в штате Небраска.


[Закрыть]
, ну почему тебя нет рядом, когда ты нужен? – пробормотал он и присел на корточки возле пятна. Близоруко прищурившись, он прочитал инструкцию на бутылке и вылил на пятно два колпачка жидкости. Пятно тут же побелело и запузырилось. Каллахэн встревожился и перечитал этикетку.

– «В случае особо стойких загрязнений, – прочитал он вслух звучным раскатистым голосом, который так нравился прихожанам после малопонятного шамканья старого отца Хьюма, – дайте средству оказать нужное действие в течение семи – десяти минут».

Каллахэн подошел к окну, выходившему на Элм-стрит, и с горечью подумал, что в воскресенье вечером он, как всегда, напился.

Помилуй меня, Господи, ибо я согрешил.

Вот уже семь лет одинокими долгими вечерами отец Каллахэн трудился над своими «Записками», которые должны были войти в книгу об истории католической церкви в Новой Англии. Однако время от времени он испытывал большие сомнения в том, что эта книга вообще будет написана. По сути, работа над «Записками» и проблемы со спиртным у него начались одновременно. Бытие, гл. 1: «Вначале было виски, и сказал отец Каллахэн: “Да будут «Записки»”!»

Если выпивать с расстановкой и продолжать работу над «Записками», то наступления опьянения можно и не заметить. К тому же можно так натренировать руку, что она и не ощутит, как бутылка становится все легче и легче.

С моей последней исповеди прошел всего один день.

Половина двенадцатого ночи, на улице царит тьма, и только перед церковью яркое пятно света от уличного фонаря. Так и кажется, что вот-вот в нем появится Фред Астер [13]13
  Фред Астер (1899–1987) – звезда Голливуда, один из величайших мастеров музыкального жанра в кино. С Джинджер Роджерс он снялся в десяти фильмах, перевернувших жанр музыкальной комедии.


[Закрыть]
в цилиндре, фраке, гетрах, белых туфлях и с неизменной тросточкой в руках и закружится в танце с Джинджер Роджерс.

Священник прижался лбом к стеклу, отчего красивое лицо – бывшее в определенном смысле его проклятием – исказилось и выразило лишь усталость и внутреннюю опустошенность.

Я пьяница и никудышный священник, Отец.

Он закрыл глаза, и воображение перенесло его в темную исповедальню, где за решетчатым оконцем приоткрывалась завеса в мир сердечных тайн. Он чувствовал запах лака и старого бархата скамейки, на которую преклоняли колено кающиеся, и едкий привкус во рту.

Помилуй меня, Отец…

(я разбил машину брата… я ударил жену… я подглядывал в окно за миссис Сойер, когда она раздевалась… я солгал… я сквернословил… я имел нечестивые мысли… я… я… я…)

…ибо я согрешил.

Он открыл глаза. Фреда Астера пока так и не было. Наверное, появится ровно в полночь. В городе все спали. Разве что… Он поднял глаза. Да, тамгорел свет.

Он подумал о девчонке Боуи – нет, теперь она Макдугалл по мужу, – которая хрипло призналась, что била своего младенца, а на вопрос, как часто, он почувствовал (практически услышал), как в ее голове заскрипели мысли, превращая дюжину в пять, а сотню – в десять. Что за люди! Он крестил ее ребенка, Рэндалла Фратуса Макдугалла, зачатого на заднем сиденье машины Ройса Макдугалла, скорее всего в кинотеатре под открытым небом, когда показывали второй фильм. Крошечный плачущий комочек. Интересно, догадывалась ли она, как ему хочется просунуть в оконце руки и сдавить ей горло? Налагаю епитимью в шесть затрещин и один пинок под зад. Иди и больше не греши.

– Тоска! – произнес он вслух.

Нет, в исповедальне его удручала не просто тоска. Не она одна толкала его в растущее Братство католических священников – любителей выпить и рыцарей «Катти Сарк». Он не мог смириться с тем, что Церковь создала безупречный механизм по непрерывной и бесконечной доставке мелких грехов на небеса. Церковь тем самым ритуально признавала зло, хотя сейчас больше занималась социальными проблемами. Искупление, ориентированное на богобоязненных старушек, чьи родители являлись выходцами из Европы. Но в исповедальнях зло присутствовало так же явственно, как и запах старого бархата. Причем зло иррациональное и бессмысленное, не знающее милосердия и от которого невозможно укрыться. Ударить по лицу младенца, проколоть колесо, затеять в баре драку, засунуть в яблоко бритву… несть числа проявлениям зла, которые способно породить больное воображение человеческого мозга!

Джентльмены, защитить от этого могут только крепкие засовы на тюрьмах. Эффективные стражи порядка. Развитие социальных институтов. Стерилизация. Контроль над рождаемостью. Аборты.

Джентльмены, если нам удастся вырвать плод из утробы, где царит только кровавое насилие, из него никогда не разовьется существо, способное забить молотком старуху до смерти.

Леди, если мы привяжем такого выродка к электрическому стулу и поджарим, как свиную отбивную, он уже никогда не сможет пытать мальчиков до смерти.

Сограждане! Если законопроект о подобной селекции будет принят, я вам гарантирую, что больше никогда…

Чушь!

В последнее время, вернее, в последние три года, он стал яснее понимать причины своей неудовлетворенности жизнью. Как будто размытой картинке на экране придавали резкость и постепенно изображение становилось все более и более четким. Он жаждал Вызова, той Цели, которой хотел бы себя посвятить. У новых служителей Церкви она была: расовая дискриминация; освобождение женщин; бедность, безумие, беззаконность; в конце концов, даже права сексуальных меньшинств. Но с ними он не чувствовал себя комфортно. В социальном плане ему ближе всего были те, кто активно выступал против войны во Вьетнаме. Однако сейчас эта проблема уже потеряла свою актуальность и собрания борцов за мир сводились к обсуждению маршей и митингов, что мало отличалось от воспоминаний пожилыми парами своего медового месяца или первого путешествия на поезде.

Но Каллахэн не был священником ни нового, ни старого поколения. Он ощущал себя традиционалистом, утратившим веру в свои прежние ценности. Он хотел стать во главе отряда армии – кого? Бога, правды, добра, что суть одно и то же! – сражавшейся против ЗЛА. Он хотел вступить в открытое столкновение со ЗЛОМ, а не раздавать у супермаркетов листовки о бойкоте салата-латука или забастовке виноградарей. Он хотел сражаться со ЗЛОМ лицом к лицу, как Мохаммед Али встречается с Джо Фрейзером, как в баскетболе «Бостон селтикс» атакует «Нью-Йорк никс», как Иаков бился с Ангелом. Он хотел сойтись со ЗЛОМ в честном единоборстве, безо всякой политики, которая, как клещ, паразитирует на любом социальном проекте. Он страстно желал этого с четырнадцати лет, когда решил стать священником, вдохновленный примером святого Стефана, побитого камнями и в момент смерти видевшего «небеса отверстые и Сына Человеческого». Он жаждал битвы во славу Господа, пусть даже она закончится его гибелью, больше, чем самого Царства Небесного.

Но никаких битв не было. Так, отдельные мелкие стычки. И у ЗЛА имелось не одно, а множество лиц, и все они были тупыми и дебильными. Более того, ему вообще начинало казаться, что в мире нет ничего, кроме ЗЛА, и что Гитлер был всего лишь чиновником-завоевателем, нанятым Сатаной, а сам Сатана – умственно отсталый и с убогим чувством юмора, вроде тех, что смеются до колик, скармливая чайкам петарды, облепленные хлебными мякишами.

Вековые социальные, нравственные и духовные битвы свелись к тому, что Сэнди Макдугалл избила втихаря своего сопливого отпрыска, а он, когда вырастет, будет точно так же избивать своего, и все повторится сначала. Аллилуйя, калорийное арахисовое масло! Радуйся, Мария, благодати полная, помоги разбогатеть, жизнь уж больно скромная!

Дело не просто в тоске. Дело в ужасающих последствиях для понимания сути жизни земной, а возможно, и небесной тоже. Что там, на небесах? Нескончаемая церковная игра в бинго? Развлекательные аттракционы? Гонки по прямой?

Он взглянул на настенные часы. Шесть минут первого, а ни Фред Астер, ни Джинджер Роджерс так и не появились. Не было даже Микки Руни [14]14
  Микки Руни (р. 1920) – американский актер, который до Второй мировой войны успешно разрабатывал типаж бойкого, находчивого подростка.


[Закрыть]
. Однако «И-вап» уже должен был подействовать. Сейчас надо пропылесосить, и утром миссис Кэрлесс не будет на него поглядывать с жалостью, а жизнь вернется на круги своя. Аминь.

Глава седьмая
Мэтт (I)
1

Когда во вторник после третьего урока Мэтт подошел к кабинету, Бен Миерс его уже там дожидался.

– Здравствуйте! – поздоровался Мэтт. – Вы рано.

Бен поднялся и пожал ему руку.

– Это у меня семейное. Скажите, а ребята меня точно не съедят живьем?

– Точно! – заверил Мэтт. – Пойдемте.

Мэтт был приятно удивлен, увидев, что Бен приоделся по случаю. На нем был хороший пиджак спортивного покроя, добротные серые брюки и дорогие, почти не ношенные туфли. Мэтту приходилось приглашать на встречу с учениками и других литераторов, но те являлись либо в самом затрапезном виде, либо в чем-то экстравагантном и нарочито вызывающем. Когда год назад он попросил выступить перед ребятами одну довольно известную поэтессу, которая читала лекции в Портлендском университете Мэна, та явилась в бриджах и в туфлях на высоких шпильках, будто демонстрируя, что условности ее не волнуют и она «побила систему ее же оружием».

На таком фоне Бен выгодно выделялся, чем заслуживал особого уважения. За тридцать с лишним лет преподавания Мэтт окончательно убедился, что систему победить нельзя и только глупцы могут тешить себя надеждой, что способны всех обставить.

– Хорошее здание, – одобрительно заметил Бен, поглядывая по сторонам, пока они шли по коридору. – Совсем не похоже на то, где учился я. Там окна смахивали на бойницы.

– Назвав школу зданием, вы совершили первую ошибку, – отозвался Мэтт. – Тут не здание, а учебное заведение. Доски – это наглядные пособия, а ребята – подростковый контингент учащихся.

– Им можно только позавидовать! – заметил Бен ухмыляясь.

– Не то слово! А вы учились в колледже, Бен?

– Пытался. В гуманитарном. Но там все играли в интеллектуальную разновидность игры «кто захватит знамя». Нужно было отыскать себе топор и размахивать им, завоевывая известность и уважение. В общем, учебу я бросил. А когда «Дочь Конвея» только вышла, я подрабатывал тем, что загружал ящики с кока-колой в автофургоны.

– Расскажите об этом ребятам. Им будет интересно.

– А вам нравится преподавать?

– Конечно, нравится! Иначе как бы я выдержал сорок лет в школе?

Зазвенел последний звонок, отдаваясь гулким эхом в опустевших коридорах. Только какой-то парень неторопливо двигался вдоль нарисованной на стене стрелки с надписью «Столярная мастерская».

– А как тут с наркотиками? – поинтересовался Бен.

– Есть любые. Как и во всякой школе в Америке. Только у нас главная проблема – это спиртное.

– Разве не марихуана?

– Лично я не считаю травку большой бедой, да и школьное начальство тоже, чего и не скрывает в частных беседах, особенно после рюмки-другой. Я, к примеру, точно знаю, что наш методист – а специалист он дай боже! – любит выкурить косячок с марихуаной и отправиться в кино. Я и сам пробовал. Эффект приятный, но потом у меня очень сильная изжога.

– Пробовали?!

– Тсс! – поднес палец к губам Мэтт. – Большой Брат не дремлет! К тому же мы пришли.

– Господи!

– Не волнуйтесь! – успокаивающе произнес Мэтт, пропуская его в класс. – Доброе утро, ребята. Это мистер Бен Миерс.

Двадцать с лишним пар глаз с любопытством уставились на Бена.

2

Сначала Бен решил, что ошибся домом.

Пригласив его на ужин, Мэтт Берк объяснил, что найти его жилище очень просто: маленький серый дом сразу за домом из красного кирпича. Однако оттуда из открытых окон гремел рок-н-ролл.

Бен постучал в дверь и, не дождавшись ответа, постучал потускневшим латунным молоточком снова, уже сильнее. На этот раз музыку сделали потише и послышался голос Мэтта:

– Не заперто! Входите!

Бен шагнул вперед и с любопытством огляделся. Прямо за входной дверью располагалась маленькая гостиная со старой мебелью и древним телевизором. Музыка лилась из дорогого музыкального центра с отличными колонками.

Из кухни показался Мэтт в переднике в красно-белую клетку. За ним тянулся аппетитный аромат соуса для спагетти.

– Извините, что так громко, – произнес Мэтт. – Я немного глуховат и делаю погромче.

– Отличная музыка.

– Я поклонник рока со времен Бадди Холли. Потрясающая музыка! Вы голодны?

– Да, – признался Бен. – Спасибо еще раз, что пригласили. Должен сказать, что за время нахождения в Салемс-Лоте меня угощали чаще, чем за пять лет до этого.

– У нас гостеприимный городок. Надеюсь, вы не против, если мы устроимся на кухне. Пару месяцев назад один антиквар предложил мне двести долларов за обеденный стол. А другим я так и не обзавелся.

– Совсем не против. Я люблю есть на кухне.

Кухня оказалась на удивление опрятной. На маленькой четырехконфорочной плите дымились дуршлаг со спагетти и кастрюля с соусом. На раскладном столе были расставлены разнокалиберные тарелки и стаканы с мультяшными персонажами. Узнав в них емкости, в которых продается желе, Бен совсем расслабился и почувствовал себя как дома.

– В шкафу над мойкой есть бурбон и водка, – сообщил Мэтт, показывая, где именно. – В холодильнике можно найти чем разбавить. Правда, ничего такого особенного.

– Бурбон с водой из-под крана меня вполне устроит.

– Угощайтесь, а я пока поставлю все на стол.

Наливая себе выпить, Бен произнес:

– Мне понравились ваши ученики. Они задавали хорошие вопросы. Непростые, но хорошие.

– Типа: «А откуда вы берете идеи?»? – спросил Мэтт, передразнивая Рути Крокетт, чья манера говорить будто маленькая девочка только подчеркивала ее сексуальность.

– Она та еще подруга!

– Что верно, то верно! В холодильнике за дольками ананаса есть бутылка игристого вина. Я специально купил его по такому случаю.

– Послушайте, это уже лишнее…

– Да ладно, Бен. Не каждый день в Салемс-Лот заглядывают авторы бестселлеров.

– Это вы хватили! – Бен допил свой аперитив и, взяв у Мэтта тарелку, полил спагетти соусом, накрутил на вилку и отправил в рот. – Потрясающе! Мамма миа!

– Надо думать! – согласился Мэтт.

Бен посмотрел на свою тарелку, которая опустела с впечатляющей скоростью, и виновато вытер губы салфеткой.

– Хотите добавки?

– Если можно, чуть-чуть. Удивительно вкусно!

Мэтт поставил перед ним полную тарелку.

– Если мы не съедим, то все достанется коту. Удивительное создание! Весит двадцать фунтов и все равно тянется к своей миске!

– Господи, как же я его не заметил?

– У него сейчас прогулка, – улыбнулся Мэтт. – А в данное время вы работаете над новым романом?

– Сюжет заимствован из жизни, – пояснил Бен. – Если честно, то я пишу, чтобы заработать. Искусство, конечно, это здорово, но мне бы хотелось вытащить счастливый билет.

– И каковы перспективы?

– Пока туманные.

– Давайте переберемся в гостиную, – предложил Мэтт. – Хоть кресла там и продавленные, но все удобнее, чем эти кухонные орудия пыток. Наелись?

– Еще спрашиваете!

В гостиной Мэтт достал пачку альбомов и принялся раскуривать огромную узловатую трубку. Когда его окутало густое облако дыма, он внимательно посмотрел на Бена и произнес:

– Нет, отсюда его не видно.

– Что? – удивленно обернулся Бен.

– Марстен-Хаус. Бьюсь об заклад, что вы высматривали именно его.

– Спорить не буду, – натянуто засмеялся Бен.

– А действие в вашей книге происходит в городке типа нашего?

– В таком же городке и с такими же людьми, – кивнув, подтвердил Бен. – Там происходит серия убийств с расчленением на сексуальной почве. Я хотел на одном из них показать, как все происходило с самого начала и до самого конца. Окунуть в это читателя с головой. Я как раз занимался разработкой сюжета, когда исчез Ральфи Глик, и это несчастье… в общем, оно натолкнуло меня на ужасные мысли.

– Вы как-то связываете это с исчезновениями в городе в тридцатых годах?

Бен пристально на него посмотрел.

– Вы о них знаете?

– Ну конечно! Как и многие старожилы. Тогда меня не было в Салемс-Лоте, а вот Мейбл Уэртс, Глинис Мэйберри и Милт Кроссен были. И кое-кто из них уже нашел общее с теми событиями.

– Что именно?

– Ну же, Бен, параллель здесь налицо, разве нет?

– Наверное. В последний раз, когда в доме кто-то жил, за десять лет исчезли четверо детей. Теперь, после перерыва в тридцать шесть лет, в нем опять кто-то поселился – и тут же исчез Ральфи Глик.

– Считаете это совпадением?

– Возможно, – уклончиво ответил Бен, вспомнив, как Сьюзен призывала его быть осторожным. – Но это странно! Я просмотрел подшивки «Леджер» с 1939 по 1970 год. Так, на всякий случай. За этот период исчезли трое подростков. Один просто сбежал, и его позднее нашли в Бостоне, где он устроился на работу. Для своих шестнадцати лет он выглядел старше. Другой утонул в реке, и его выловили через месяц. А третьего нашли закопанным возле шоссе сто шестьдесят шесть. Видимо, его сбили на машине и закопали, чтобы спрятать концы в воду. Все исчезновения прояснились.

– Возможно, и с Гликом точно так же все разъяснится.

– Возможно.

– Но вы в это не верите. А что вам известно о Стрейкере?

– Абсолютно ничего, – признался Бен. – Я даже не уверен, что хочу с ним знакомиться. Сейчас у меня в голове зреет отличный сюжет, основанный на определенном представлении о Марстен-Хаусе и его обитателях. Если вдруг выяснится, что Стрейкер – самый обычный бизнесмен, а скорее всего так оно и есть, это может выбить почву у меня из-под ног и лишить запала.

– Ну, это вряд ли. Вы в курсе, что он сегодня открыл магазин? Туда заглянула Сьюзи Нортон с матерью… Черт, женщинам в городе давно не терпелось удовлетворить свое любопытство. По свидетельству такого надежного источника, как Делл Марки, даже Мейбл Уэртс не поленилась туда приковылять. Хозяин магазина произвел на всех впечатление. Одет с иголочки, совершенно лыс, учтив и обходителен. Настоящий душка! Я слышал, что ему даже удалось кое-что продать.

– Потрясающе! – ухмыльнулся Бен. – А его компаньона кто-нибудь видел?

– Он будто бы закупает товар.

– «Будто бы»?

Мэтт пожал плечами.

– Я не знаю. Все запросто может оказаться именно так, как выглядит, но дом не дает мне покоя. Как будто эта парочка специально его отыскала. И я с вами согласен: этот дом похож на идола, восседающего на холме.

Бен кивнул.

– К тому же снова исчез ребенок. А брат Ральфи, Дэнни, умер. И это в двенадцать лет! Причина смерти – злокачественная анемия.

– А что в этом необычного? Конечно, очень жаль, что…

– Молодой доктор Джимми Коуди в свое время учился в нашей школе, Бен. Тогда он был сорвиголовой, а вот доктором стал хорошим. Но учтите: все, что я говорю, только слухи.

– Понятно.

– Я был у него на осмотре и случайно упомянул, каким ударом смерть мальчика должна стать для родителей после исчезновения их младшего сына. Джимми сказал, что они с Джорджем Горби устраивали консилиум. То, что у мальчика было малокровие, сомнений не вызывало. Содержание эритроцитов в крови мальчишек возраста Дэнни должно в норме составлять от восьмидесяти пяти до девяноста восьми процентов, а у Дэнни оно упало до сорока пяти!

– Ничего себе! – поразился Бен.

– Они кололи ему витамин B 12, кормили телячьей печенкой, и, казалось, парень пошел на поправку: на следующий день его даже собирались выписывать, – а потом вдруг раз, и скоропостижно скончался!

– Только не рассказывайте об этом Мейбл Уэртс, – отозвался Бен. – А то ей начнут мерещиться в парке индейцы с духовыми трубками для стрельбы отравленными дротиками.

– Я никому об этом не говорил, кроме вас. И не собираюсь. Кстати, Бен, на вашем месте я бы не стал распространяться о сюжете своей книги. Если Лоретта Старчер спросит, о чем вы пишете, скажите, что об архитектуре.

– Мне уже давали такой совет.

– Не сомневаюсь, что Сьюзен Нортон.

Бен взглянул на часы и поднялся.

– Раз уж речь зашла о Сьюзен…

– Период ухаживания в самом разгаре, – догадался Мэтт. – Мне, кстати, тоже надо появиться в школе. Мы репетируем третий акт пьесы огромной общественной значимости под названием «Проблема Чарли».

– И что это за проблема?

– Прыщи, – пояснил Мэтт и улыбнулся.

Они направились вместе к выходу, и Мэтт задержался надеть спортивную куртку с логотипом школы. Бен подумал, что, судя по фигуре, того можно было запросто принять за постаревшего учителя физкультуры, а вовсе не словесности с его сидячим образом жизни. Правда, лицо Мэтта выдавало интеллект, хотя и было слегка задумчивым и каким-то целомудренным.

– Послушайте, – обратился учитель к Бену, когда они вышли на крыльцо, – а какие у вас планы на вечер пятницы?

– Не знаю, – ответил тот. – Может, сходим со Сьюзен в кино. Выбор тут невелик.

– У меня другое предложение. А что, если нам объединиться и съездить втроем в Марстен-Хаус, чтобы познакомиться с новым владельцем? В качестве депутации от горожан, разумеется.

– Отличная мысль! – одобрил Бен. – Нанесем визит вежливости.

– Провинциальное проявление гостеприимства, – согласился Мэтт.

– Я поговорю завтра со Сьюзен. Думаю, она согласится.

– Отлично!

Мэтт поднял руку и помахал Бену на прощание. Тот в ответ дважды нажал на клаксон, и «ситроен» скрылся за холмом.

Мэтт постоял на крыльце еще с минуту. Засунув руки в карманы куртки, он смотрел на дом на холме.

3

В четверг репетиций не было, и около девяти Мэтт заехал к Деллу выпить пару кружек пива. Если этот недоумок Джимми Коуди не желает ничего ему прописывать от бессонницы, он сам найдет себе лекарство.

Когда не играл оркестр, в заведении Делла народу собиралось не много, и Мэтт заметил только трех знакомых. В углу потягивал пиво Проныра Крейг. Флойд Тиббитс сидел мрачнее тучи (на этой неделе он общался со Сьюзен три раза – дважды по телефону и один раз у них дома в гостиной, – но ни один разговор не получился). А Майк Райерсон сидел в дальней кабинке у самой стены.

Мэтт подошел к стойке, за которой Делл Марки протирал стаканы и поглядывал на экран портативного телевизора, где шел детективный сериал «Айронсайд».

– Привет, Мэтт. Как жизнь?

– Идет потихоньку. Сегодня тут тихо.

– Да, – пожал плечами Делл. – В кинотеатре под открытым небом показывают пару новых фильмов про байкеров, и тут я не конкурент. Бокал или кувшин?

– Давай кувшин.

Делл наполнил кувшин, снял пену и долил еще пару дюймов. Мэтт расплатился и, поколебавшись, направился к кабинке, где сидел Майк. Как почти вся молодежь Салемс-Лота, тот в свое время изучал английский на уроках Мэтта, и учителю он нравился. При средних способностях Майк добивался результатов выше среднего благодаря редкостному усердию и всегда переспрашивал до тех пор, пока новый материал не становился ему понятен. Кроме того, он обладал отличным чувством юмора и независимостью суждений, что делало его любимцем класса.

– Привет, Майк, – поздоровался Мэтт. – Не возражаешь, если я составлю компанию?

Майк Райерсон поднял глаза, и Мэтт поразился. Его первой мыслью было, что тот принял дозу. Причем тяжелых наркотиков.

– Конечно, мистер Берк. Присаживайтесь! – Его голос звучал безжизненно, а лицо было неестественно белым, с темными кругами под глазами. Зрачки у Майка были расширены, отчего глаза выглядели огромными и лихорадочно блестели. Руки, казавшиеся в полумраке сделанными из фарфора, медленно шевелились. Бокал с пивом стоял нетронутый.

– Как дела, Майк? – Мэтт налил себе пива, стараясь не расплескать – руки у него дрожали.

Его жизнь всегда протекала размеренно, без особых радостей и переживаний (особенно после смерти матери, случившейся тринадцать лет назад), и, пожалуй, самым большим источником огорчений для него являлись несчастья, постигшие некоторых из его учеников. Билли Ройко погиб во Вьетнаме – его вертолет сбили за два месяца до прекращения огня. Сэлли Гриер – одну из его самых талантливых и жизнерадостных учениц за все время преподавания – убил пьяный ухажер, когда она сказала, что больше не хочет его видеть. Гэри Коулман ослеп из-за какого-то неведомого заболевания зрительного нерва. Даг – брат Бадди Мэйберри, единственный толковый отпрыск в этой полоумной семье – утонул во время купания. И, конечно, наркотики – медленная смерть. Не все, кто переходил вброд Лету – реку забвения в подземном царстве, – желали в ней остаться навечно, но и тех, кто предпочел жизнь в мире грез, было немало.

– Дела? – медленно переспросил Майк. – Не знаю, мистер Берк. Похвастаться нечем.

– Какого дерьма ты набрался, Майк? – мягко спросил Мэтт.

Майк непонимающе уставился на него.

– Травка? Амфетамины? Барбитурат? Кокаин? Или…

– Я не под кайфом, – сказал Майк. – Наверное, заболел.

– В самом деле?

– Я никогда в жизни не принимал тяжелых наркотиков, – заверил Майк, и казалось, что слова даются ему с огромным трудом. – Пробовал травку, но последний раз – четыре месяца назад. Я болен… Похоже, с понедельника. В воскресенье вечером я заснул на Хармони-Хилл. И проснулся только в понедельник утром! – Он медленно покачал головой. – И с тех пор чувствую себя погано. И с каждым днем все хуже и хуже. – Майк вздохнул, и от этого все тело затрепетало, как сухой лист на клене в ноябре.

Мэтт подался вперед.

– Это случилось после похорон Дэнни Глика?

– Да. – Майк снова взглянул на него. – Когда все ушли, я вернулся закопать могилу, но эта сволочь – прошу прощения, мистер Берк, – но Ройал Сноу так и не появился. Я долго его ждал, а потом, наверное, почувствовал себя плохо, потому что после этого… Господи, как же болит голова! Даже думать больно!

– Ты помнишь что-нибудь, Майк?

– Помню? – Майк перевел взгляд на янтарный напиток в своем бокале и стал следить за поднимающимися вверх пузырьками. – Я помню пение. Никогда не слышал такого красивого. И еще чувство… будто тонешь. Только это было приятно. Если не считать глаз. Да, глаз!

Он обхватил свои локти и вздрогнул.

– Чьих глаз? – не сдавался Мэтт, подавшись вперед.

– Они были красные. И страшные!

– Чьи это были глаза?

– Не помню. Не было никаких глаз! Мне все приснилось! – Мэтт видел, как он изо всех сил пытается прогнать воспоминания. – Я ничего не помню про вечер воскресенья. Я проснулся утром в понедельник на земле и сначала даже не мог встать – совсем не было сил. Потом все-таки встал. Солнце поднималось все выше, и я боялся, что обгорю на нем. И направился в лес к ручью.

А там совсем выбился из сил. И снова уснул. И проспал до… часов четырех или пяти. – Майк жалобно хмыкнул. – Проснулся весь покрытый листьями, но мне стало полегче. Тогда я пошел к грузовику. – Он медленно провел рукой по лицу. – Наверное, я все-таки успел закопать могилу маленького Глика в воскресенье вечером. Странно! Я совсем этого не помню.

– Успел закопать?

– Могила была зарыта, обошелся даже без Ройала. Холм утрамбован и обложен дерном. Отличная работа! А я даже не помню. Наверное, здорово меня прихватило.

– А где ты провел следующую ночь?

– Дома. Где же еще?

– А как ты себя чувствовал утром во вторник?

– Я проспал весь день и проснулся только вечером.

– И как ты себя чувствовал?

– Ужасно! Ноги как ватные. Хотел налить в стакан воды и чуть не упал. До кухни добирался, цепляясь за все, что можно. Слабость немыслимая! – Майк нахмурился. – У меня была банка консервов на ужин – ну, тушеные овощи с мясом, – но не смог заставить себя проглотить ни кусочка. От одного их вида меня начинало мутить. Так бывает с ужасного похмелья, когда показывают еду.

– И ты ничего не ел?

– Я пытался, но меня вырвало. Правда, чуть полегчало. Я вышел на воздух и немного погулял. А потом вернулся и снова лег. – Его пальцы медленно обводили засохшие круги от пивных кружек на столе. – Но до того я сильно испугался. Как маленький ребенок, который боится буки. Я обошел дом и закрыл все окна. Потом включил везде свет и лег спать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю