Текст книги "Цифраторий (СИ)"

Автор книги: Степан Кайманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Стало тихо, и Илон отчего-то почувствовал себя совсем не уютно, в этой полупрозрачной дурацкой распашонке посреди просторной комнаты цифратория.

– Твои волосы…

– Тебе нравится?

– Да… Наверное…

– Ты уже познакомился с местной Фрекен Бок?

Илон с непониманием поглядел на Мэй.

– Одна из ангелов, которая выдала тебе эту промокашку, – Она хихикнула со смущением. – Уверена, она на тебя пялилась, пока ты… Ну ты знаешь. Говорят, она любит подсматривать за большими красивыми мальчиками в раздевалке.

Илон презрительно поморщился. А Мэй не спеша прошлась между картинами, повисшими в воздухе.

– На самом деле мне ее немного жалко, – сказал Илон с ноткой грусти. – Понимаю, лайкают тут щедро. Но я бы так не смог… Изо дня в день: «Следуйте туда, идите сюда, снимайте это, одевайтесь в то». Как робот. Неудивительно, что она похожа на выцветшую фотографию.

– Да, наша Айзи на конкурсе чувственности дала бы ей фору, – усмехнулась Мэй.

И они рассмеялись. Илону чудилось, будто мелкие бабочки порхают не только на платье Мэй, но и внутри него – где-то чуть ниже груди, щекочут его своими бархатистыми крыльями. Ему больше не хотелось спрашивать ее ни о чем на свете. Просто быть с ней рядом, смотреть, как она медленно и величественно ходит между голографическими картинами, ловить ее хитрый взгляд, слушать ее чарующий голос. Но Мэй сама завела разговор.

Часть 2

– Знаешь, я познакомилась с твоим психологом, Шварцем. Оказался приятный во всех отношениях человек. Гораздо лучше, чем ты о нем отзывался. А его супруга, Аманда, – само очарование. Он тебя даже вспомнил.

– Приятный… – повторил Илон, понимая, что городского психолога кавены устранили не просто так.

Он еще не сложил весь паззл, но понимал, что Шварц во всем этом кошмаре играл не последнюю роль.

– Ой, не переживай. Виктор не выдал мне твои маленькие секреты.

– Я и не переживаю, – нахмурился Илон.

Он попытался согнать мрачность со своего лица и натужно улыбнулся.

– Ты побывал у моего нотариуса?

Беседа сворачивала в неприятное русло, захламленное и зловонное, как старая свалка.

– Твое завещание, твой подарок. Было… – Илон не находил подходящего слова. … – неожиданно. Пожалуй, тоже воспользуюсь его услугами.

Илон услышал в своем голосе осуждение и раздражение. Мэй тоже уловила отзвуки легкого упрека.

– У тебя есть полное право на меня злиться.

Илон хмыкнул в ответ. Она, не проронив ни звука, пошла среди своих пестрых фигур – прекрасная и желанная королева геометрии. Он как-то спросил ее, почему именно кубизм, если у нее выходят классные портреты? А Мэй так долго и с такой пылкой страстью рассуждала про гармонию, форму, лаконичность и простоту, что навсегда отбила у него желание погружаться в философию живописи. В том, что случилось за последние три дня, не было ни гармонии, ни простоты.

– Я на тебя не злюсь, – смягчился он, глядя в глаза в глаза. – Просто… Твоя смерть, твое завещание. Все полетело кувырком.

– Ты вскрыл пакет?

– В тот же день. В тот проклятый дождливый день.

– И?

– Что «и»? Что я об этом думаю?

Мэй покивала с серьезным видом.

– Мне все равно. Правда. У нас у всех есть свои скелеты в шкафу.

– Догадываешься, кем я была в той, прошлой жизни?

– Ну, ты носила красный кленовый лист… – начал размышлять Илон. – И имела доступ к боевым стимуляторам, а их в соседнем магазинчике не купишь. Кто-то их предоставил тебе. Кто-то из… Совета. Думаю, ты что-то вроде двойного агента. Не знаю уж, как это правильно называется.

– Я знала, что ты разгадаешь этот ребус, – Мэй с такой гордостью заявила об этом, словно он совершил величайшее открытие в истории. – Надеюсь, ты избавился от боевых стимуляторов. Не хочу, чтобы тебя лишили право на место в цифратории. Я держала их… на всякий случай.

Илон напряженно молчал.

– Как это случилось? – вдруг спросила она и удалилась от него в угол, словно убегая от грядущего ответа.

– Ты точно хочешь, чтобы я тебе рассказал подробности?

– Да, – спокойно произнесла Мэй, остановилась и повернулась.

Конечно, она хотела знать, не сомневался Илон. И даже слегка удивлялся тому, что этот вопрос не прозвучал в первые секунды их встречи. Мэй… Любопытная Мэй, смелая и решительная Мэй – открытая всеми миру, каждый миг познающая его сквозь призму собственных чувств и впитывающая новую инфу, как губка влагу.

– Думаю, тебя… убили те же люди, что и Шварца.

Мэй вытаращила на него свои темные глаза, припечатав его неопределенным взглядом. Илону казалось, что он знает ее сотню лет, но не припоминал, чтобы она выглядела такой растерянной и изумленной одновременно. Ответ потряс ее, и она словно еще не понимала, как на него реагировать: удивиться, огорчиться или испугаться.

– Но… его… Это ты узнал от пьюров?

– И да, и нет.

От переживаний у Илона начали путаться мысли.

– Как это? – все еще не понимала она.

– В новостях сказали, что Шварца убили кавены. Нашли кленовый лист на его трупе. А тебя… – Он глубоко вздохнул, будто собирался с боем прорываться сквозь следующую фразу. – Я своими глазами видел, кто это сделал. Последние секунды твоей жизни. Он, они тоже были… из наших.

Илон все еще не решался назвать имя убийцы. Стало тяжко, и он сполз по стенке, горестно обхватив колени руками, как тогда – в комнате отеля, словно желал обнять сам себя.

– Ты как будто пытаешься мне что-то сказать.

Илон не смотрел на Мэй, взор его блуждал у ее ног, ощупывая аккуратные короткие пальчики.

– На твоем месте должен был оказаться я. Ты спасла меня, Мэй. Столкнула с кровати, когда снаружи из пулемета разносили нашу квартиру.

– Перестань. Не вини себя. Ты обычный беглец из Гринвуда. За что тебя убивать? А вот меня, уж поверь, было за что. Я слила советникам столько инфы.

– Из-за Джессики.

Мэй не поверила, и из ее рта вылетел робкий и мягкий, словно пушистый птенчик, смешок.

– Я ничего не путаю? Джессика – это же супруга Эдварда?

– Да, она. Я тебе рассказывал, но последнюю оцифровку ты проводила две недели назад, так что не знаешь, что случилось в Цитадели.

– Расскажи сейчас.

Он наконец-то поднял на нее глаза. Мэй выглядела слегка взволнованной, но по его лицу поняла, что произошло нечто ужасное, и тоже помрачнела.

– Мне пришлось ее ликвидировать.

– Джессику? Зачем?

– Чтобы она не застрелила Эдварда, как своих малолетних детей.

– Какой ужас. Фьюжин?

– Скорее всего. Только Интел сказала, что в Джессике не было пассажира, когда она… Но теперь я знаю, что был.

– Теперь?

– Женщина по имени Анна из Гринвуда. У нее были какие-то проблемы с головой. Кто-то надоумил ее искать психолога в Лост Арке.

– Шварц… шэллтерапия, – догадалась Мэй.

– Подозреваю, именно он провел подготовку перед тем, как Анна прыгнула в тело Джессики и решила уничтожить всех членов семьи. Только вот что странно. Ни СБ, ни Интел ничего не заметили. Если бы Анна в тот момент находилась в Цитадели, я бы об этом точно знал. Потому что такое ЧП. Пациент в коме после фьюжина… Шум бы поднялся до небес.

– Ну и причем тут ты?

– Думаю, дело в ликвидации. С моей подачи Джессика вынесла себе мозги, а Анна и так была психически нездорова. И пережить такое, хоть и в чужой оболочке…

Мэй шагнула к нему так близко, что он мог спокойно разглядеть мельчайший узор на крыльях вышитых бабочек. Ее невесомая рука качнулась над его головой. Будь она жива, сейчас бы привычно ерошила ежик его волос. Но она была мертва, как и Джессика, и ее мальчик Пол, и Шварц, и… Скар.

– До сих пор не понимаю, как им удалось обойти все преграды и незаметно затолкать пассажира в Джессику.

– Но каким образом кавены вышли на тебя? Как узнали, что ты ликвидировал Джессику?

– Это совсем просто. И Шварц, и Гагарин, который, очевидно, и отправил Анну под купол, были найдены не только с кленовым листом на теле, но и со следами насильственной смерти. Их пытали перед смертью. Видимо, Гагарин или кто-то еще, кто был замешан в этой авантюре, сболтнул мое имя. Учитывая размах предприятия, найти инфу обо мне. П-фф.

– А ты кого пытал, чтобы узнать об Анне?

Илон стыдливо отвел глаза, уткнувшись взглядом в плавающий, выкрашенный под зебру квадрат внутри квадрата.

– Илон? Не делай вид, что тебе вдруг стали интересны мои картины. Я знаю, они тебе никогда не нравились. И я чувствую, что история не окончена. Что-то гложет тебя изнутри, разъедая как раковая опухоль. Думаешь, если я всего лишь проекция, то я ничего не замечаю? К тому же, ты никогда не умел…

– Врать, – закончил он с грустной ухмылкой и спросил тихо, почти шепотом, словно боялся, что его слова сотрут ее голограмму. – Ты любила своего отца?

– Строго говоря, у меня его не было. А мама мне никогда о нем не рассказывала. Даже тех сказочных историй, которые обычно рассказывают в таких случаях.

Илон воспрянул духом. Но тут Мэй сказала:

– А Скар… Он – мой отчим.

Маятник качнулся в другую сторону, и у Илона все обмерло внутри.

– Если это важно, относился ко мне, как к своему ребенку. Ты же видел фотографии. Моего дома, моей матери, моего отчима.

Илон кивнул. До этого момента у него все еще тлела надежда, что последнее слово старого кавена – всего лишь предсмертный бред. Но теперь… Он едва не взвыл от захлестнувших его эмоций.

– Но почему ты спрашиваешь?

Мэй пыталась заглянуть ему в глаза, но Илон старательно укорачивался от ее настырного взора.

– Я, наверное, пойду, – промямлил он под нос.

– Стой! Даже не шевелись!

Вопреки предостережениям, Илон поднялся и все-таки нарвался на ее взгляд, проваливаясь в два черных омута. Проекция Мэй колыхнулась, словно отражение на воде от легкого дуновения. Она поняла его без слов.

– Нет. Он бы…

– Была ночь. Было темно.

Словно спасаясь от пожара, Илон рванулся к двери, и, несмотря на громкие окрики, выскочил в коридор. Сердце бешено колотилось, в горле стоял сухой ком, в ушах эхом гулял настойчивый голос Мэй: «Илон, это еще…», а на душе было так мерзко, что хотелось вырвать ноющее сердце из груди.

Он так и не сказал ей. Не смог сказать…

* * *

Сара не любила бывать в цифратории. Не потому, что ее полномочия тут иссякали. Это как раз ей очень нравилось, хоть где-то ее голубая форма не заставляла в страхе шарахаться всех встречных и поперечных. А потому, что такая вот бледная башня, выросшая посреди Лост Арка, навевала воспоминания о приюте, где она прожила свою первую жизнь – мучительно долгую, почти безрадостную и чересчур аскетичную для маленькой девочки. Чеканные и сухие указания, неприветливые лица, идеально белые и вылизанные стены, стерильные коридоры и необжитые комнатушки, похожие на больничные палаты. Все было в точности так, как в приюте. А еще ее безумно раздражала местная и обязательная сменная одежда – какая-то постыдно-тонкая простынка, с трудом прикрывающая срам.

Увы, в силу профессии ей приходилось посещать цифраторий чаще, чем собственного парикмахера. Однако, несмотря на все «против», она всегда отдавала дань уважение великому человеку, придумавшему оттиск. И не представляла, как прежде работали копы, да еще и умудрялись распутывать какие-то дела. Без ожерелья пьюра, без возможности допрашивать мертвецов это казалось невозможным.

В цифратории ее уже знали, а она могла с закрытыми глазами отыскать комнату для свиданий. Когда посетители отсутствовали, ей даже не указывали, что и где делать. Ангелы просто лениво вели ее бесконечными коридорами, беззвучно покачивая золотыми нимбами. Но сегодня с ней рядом волочился еще один гость: красноволосая изможденная женщина невысокого роста с бледным и худым лицом. Поэтому постоянно звучали скупые ангельские приказы: «Следуйте за мной», «Пройдите», «Ожидайте».

В коридоре она пересеклась с невысоким взволнованным мужчиной. Незнакомец так неприкрыто и странно таращился на нее, что ей пришлось проверить простынку на своем теле. От легкого возбуждения немного торчали соски, но фирменная рубашонка цифратория оставалась в целости и сохранности. Нигде не завернулась, не зияла дырами или прорехами.

Возможно, она его когда-то задерживала, – подумала Сара, когда лифт потащил ее вверх.

Она никогда не понимала, как и кто подбирает фон в комнате для свиданий: закат на золотисто-песчаном пляже, восход солнца над волнистым полем ржи, глубокий нетронутый снег, убегающий к высоким горам, пологий травянистый берег у зеркального озера или шумный водопад посреди осеннего леса. Ей думалось, что за годы работы она повидала их все. Но сегодня в комнате ее неожиданно встретили шаловливые смайлики – катались по воздуху и стенам желтыми колобками, прыгали мячиками, отскакивая от пола, дразнились, кривлялись, рыдали, разбрасывая крупные капли слез, и, конечно, безудержно гоготали.

Появившийся Гарри, всегда сосредоточенный, всегда внимательный и всегда как будто немножко сердитый из-за густых бровей и глубоких каналов морщин на лбу, выглядел среди них совершенно нелепо, как… гордый монумент из темного мрамора, засыпанный мандаринами. Одетый строго и во все черное, словно закутанный в густую тень, он тут же избавился от шумных озорных шариков и утопил комнату в сумерках. Над головой Сары распахнулось звездное небо с мерцающей долькой месяца, а у ног затрещал уютный костерок, постреливая искорками.

– Здравствуй, Сара, – сказал Гарри спокойно, без удивления, будто видел свою воспитанницу каждый день.

Сара тихонько вздохнула. Звуки его голоса тронули струнки застоялых воспоминаний, словно мелкий еж шевельнулся в груди. Стыдно признаться, но она все еще немного, самую малость побаивалась своего требовательного и порой жесткого воспитателя.

– Здравствуй, Гарри.

– Я знал, что ты когда-нибудь придешь. Вот так внезапно, спустя много-много лет.

Он смотрел на костер, на мерное колыхание язычков рыжеватого пламени.

– Да неужели?

Холодок давно выветрился, и она могла позволить себе дерзить и возмущаться, сколько угодно. Чувства набросились на нее всей стаей, заставляя вскипать кровь от обиды и раздражения. От всего на свете.

– Ты всегда была самой умной среди моих воспитанниц. И я предвидел твое появление. Особенно после того, как тебя приняли в чистый корпус.

Гарри казался несокрушимой скалой – скалой, к которой злые ветра пригнали хрупкую снежинку по имени Сара. Дунь – и растает.

– Не буду ходить вокруг да около. Просто скажи. Дети войны. Мои родители. Это все ложь?!!

Он невозмутимо молчал, водя рукой над холодным пламенем, словно желая ощутить его полноценный жар. Выдержке Гарри можно было позавидовать, а Сара едва сдерживала себя от того, чтобы наброситься на него, полностью осознавая глупость этой выходки.

– Если ты пришла поговорить о приюте, то должен тебя огорчить. Я сохранил о нем только счастливые воспоминания.

– Почему?

Сара сжала кулаки, засопела, ее глаза сверкнули ярче звезд, ярче пламени.

– Наверное, не хотел с собой тащить на тот свет все его грязные тайны, – ответил Гарри.

И она сдалась, с криком и отчаянием заколотив по его оттиску. А он даже не отшатнулся, просто стоял и смотрел, как в его голограмме бесцельно мечутся горячие и злые кулачки. Она била и била воздух, до изнеможения, пока не устала. Ей стало так жарко, словно посреди комнаты развели реальный костер.

– Ты – сволочь, сволочь! – закричала она, отстраняясь от него на пару шагов. – Ненавижу! Ненавижу…

– Успокоилась?

Саре хотелось пожелать ему сдохнуть, но он и так был мертвее мертвого. Губы ее подрагивали, по щекам без остановки струились слезы.

– Жаль, что так вышло.

– Жаль? – Сара опять закипела. – Жаль? Тебе жаль?!! Я все равно доберусь до правды! – И в знак решимости она топнула ногой, словно капризная девчонка.

– А ты уверена, что хочешь ее знать? Правда бывает опасной. Иногда она даже убивает.

– Да пошел ты!

Она демонстративно повернулась и направилась к выходу, растирая слезы по щекам.

– Постой, не спеши.

Сара остановилась, но не обернулась. Подумала, что если снова увидит его бесчувственное лицо, его глухой гардероб – эту темную непроницаемую раковину, в которой он укрылся от всего мира, как моллюск, то опять взбесится.

– Мне кажется, одну лазейку я все-таки оставил.

– Слушаю.

– Ты же помнишь мою Джу?

– Еще бы я ее не помнила.

– Спроси у нее про подарок. Она знает, она поймет.

– И что мне с ним делать? Какую дверь он открывает?

– Не представляю. Просто знаю, что он очень важен. Для кого? Возможно, для тебя.

– Это все?

– К сожалению, больше мне нечем тебе помочь. Надеюсь, ты никогда не найдешь то, что ищешь, – произнес он таким тоном, словно к ее глотке уже приставили лезвие. – Прощай, Сара.

Гнев сползал с нее, но тяжело и неохотно, как толстая шкура со змея. Она безмолвно шагнула к двери и вышла в коридор, оказавшись под скользкими взглядами двух ангелов. Опустила влажные глаза: грудь просвечивала сквозь взмокшую не то от слез, не то от пота ткань. Плевать! Нужно разыскать Джу, забрать подарок, а затем отворить им неизвестную дверь.

* * *

Илона разъедал стыд. Путал мысли, горечью взвивался в груди, словно ядовитый вихрь.

Он сбежал… Трусливо сбежал от самого близкого человека. Как когда-то сбежал из Гринвуда, от… мамы, оставив ей лишь короткую и черствую записку на кухонном столе. Всю свою жизнь он от кого-то или чего-то бежал. От родных, от близких, от испытаний, от ответственности…

Часть 3

Он ведь мог сделать Мэй предложение? Однако так и не решился, откладывая и откладывая его под разными предлогами. Конечно, она никогда даже не затевала разговор на эту тему – ни единого намека с ее стороны. Но, возможно, для нее это было не менее важно, чем для него стать советником. А теперь она… бесплотный цифровой дух, запертый в тесном коконе цифратории.

Но как?!! Как бы он сказал ей, что собственными руками убил Скара, который относился к ней как к своей дочери? Лишь от одной мысли об этом горло наглухо запечатывал сухой ком. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Теперь ему снова хотелось сбежать – только на сей раз от себя, от своих нестихающих мыслей. Куда-нибудь далеко-далеко, где можно не чувствовать ничего, – ни страха, ни стыда. Где можно ни о чем не сожалеть и ни о чем не грустить, отсечь одним махом жалость и совесть, как гангренозную кисть.

На мгновение Илону показалось, что по коридору цифратория бродит мертвая Джессика, и ему снова захотелось сбежать. Он обмер, но, внимательно присмотревшись, понял, что ему просто померещилось. В этот момент его словно окатили ведром студеной воды, приводя в чувство.

Хватит! Достаточно! Илон поклялся себе, что больше никогда ни от чего не побежит, как бы больно и страшно ему ни было. Сейчас он вернется в номер отеля, сомнет в кулаке упаковку успокоительных, а алкоголь выплеснет в раковину. Проспится, приведет себя в порядок и завтра вновь вернется в цифраторий, чтобы закончить разговор с Мэй.

Конечно, ночью к нему, как по расписанию, опять нагрянут мертвецы. Станут безмолвно бродить, медленно перебирая ногами, словно в киселе, противно скрипеть, как старые лестницы, и шептать непонятные слова, желая его напугать. Пусть приходят! Пусть выползают всей своей стаей! Он больше не будет их бояться. Бежать и прятаться от них. Он встретит их с улыбкой на лице и заглянет в пустые стекляшки глаз – своим мучительным кошмарам, своим страхам. Эта приятная мысль овладела им, затопила все его существо, словно перед ним распахнулись плотные шторы, впуская в темную и затхлую комнатушку его сознания свежий воздух и теплый солнечный свет.

Илон вдохнул полной грудью, покидая рукав цифратория. Нагретый летний воздух хлынул в легкие, на сердце как будто потеплело. Скребущим душу кошкам подточили коготки, и мягкие подушечки розовых лапок теперь нежно касались его изнутри.

Он дышал и дышал – глубоко и спокойно, наполняя себя энергией чудесного дня. И никак не мог остановиться, подставляя лицо солнечным лучам и добродушно улыбаясь всем ангелам и посетителям. Ему вдруг захотелось подхватить на руки шедшую навстречу хмурую девочку, раскрутить ее каруселью, высоко подбросить и утонуть в водопаде радостного детского смеха. А потом обнять ее симпатичную и розовощекую маму. И он непременно сделал бы то, что задумывал, если бы женщина вовремя не вильнула в сторону, увлекая за собой девочку и ловко ускользая от его страстных объятий.

– Вам плохо? – беспокойно спросил охранник, идущий позади.

Илон выдохнул с наслаждением, словно заядлый курильщик облако дыма любимого табака, и ответил:

– Наоборот. Мне давно не было так хорошо. Возможно, никогда.

Однако, едва с него сняли ошейник, про который он успел забыть, поток радости иссяк, улетучился, исчез. Потому что Ма сообщила о пяти пропущенных вызовах. И все они были от… Инсты.

– Что случилось?!! – суетливо и тревожно спросил он, следуя за ангелами уже за воротами цифратория.

Молли… сегодня скончалась в больнице.

Илон остановился и прикрыл глаза, чувствуя, как по телу снова расползается холодная горькая тьма, которую он несколько минут назад торжественно изгнал.

– Что с вами? – спросил ангел.

Мир расплывался впереди. Илон махнул рукой и вновь зашагал в сторону посадочной площадки.

Сочувствую. Но, Илон… это еще не все. Мне кажется, Эдвард думает о том, чтобы покончить с собой.

– Почему? С чего ты решила?

Когда я уходила с работы, он… поехал в оружейный магазин. Вид у него был… Да и сам подумай, зачем ему еще оружие?

– Ты пыталась остановить его через Интел?

Конечно. Но ты сам знаешь, что она отвечает в таких случаях. Про полномочия, про свободных шэллов, про редактора и корректора.

– Ясно.

Что ты будешь делать?

– Что-нибудь придумаю.

Только, пожалуйста, не наделай глупостей.

– Удивлен, слышать такое от тебя, – грубо бросил он. – Прости.

Да ничего. Я понимаю.

– Если что, позаботься о Бро и Айзи. Они мне как родные. До связи.

Перед ним, словно желтое крыло огромной птицы, поднялась дверца аэротакси. Он торопливо заскочил в салон, ударившись головой, и раздраженно буркнул:

– В Цитадель… Тьфу, в Центр управления Шэлл Сити. Нет, стой! Сперва в отель… Нужно забрать кое-что. Ма, как он там назывался?..

* * *

Ломать голову над тем, как уберечь Эдварда от роковой ошибки, не пришлось. Еще там, на посадочной площадке у цифратория, Илон понял, как помочь политику из Шэлл Сити. Как помочь… другу, который даже не знал о его существовании, лишь иногда ощущая на себе божественную благодать.

Принципиальный ИИ наотрез отказался помогать Инсте, зал хаоса был заперт, да и редакторы уже давно сидели по домам, поэтому строчить сценарий спасения было незачем, его все равно прочли бы только завтра. А завтра… копилка ночных кошмаров, скорее всего, пополнилась бы новым мертвецом.

Обстоятельства оставляли лишь один выбор: вытащить Эдварда из-под купола.

Первым делом Илон заскочил в отель, чтобы забрать инвиз. Потом слетал в магазин – за маячком и снотворным для Эдварда, а также за новым грэйвхэдом для себя. Старый остался дома, куда возвращаться решительно не хотелось, а без этой бандуры вылетать за пределы города – все равно что сунуть голову в жаровню. Когда все необходимое оказалось на руках, он понесся в сторону Цитадели, сожалея о потраченном времени и продолжая обдумывать детали спасения.

Где вытащить Эдварда, он знал. Дом Скамов стоял в зеленке – полчаса езды до края мира. Как вытащить Эдварда без сценария и годтайма, тоже представлял. Отчасти потому, что часовой фьюжин с шэллом казался самым простым и действенным способом, отчасти потому, что иной альтернативы не существовало.

Самая неприятная закавыка крылась в природе самого Эдварда. Он был шэллом и всю свою жизнь дышал воздухом под куполом, пил воду под куполом, ел пищу под куполом, и настоящий мир убил бы его, как пришельцев из «Войны миров». Нужно было достать вакцину, которую вкалывали шеллам в институте трансплантологии перед тем, как пустить их на органы. И не только достать, а успеть ее влить до того, как истечет время фьюжина.

По отдельности каждая часть плана выглядела вполне ничего. Но картина в целом вырисовывалась совершенно бесперспективной. Слишком много «но» и «если». При этом не стоило забывать и про всевидящую Интел, уж она-то непременно заинтересуется шеллом, решившим улизнуть из мирка под куполом. Что делать с ее зорким взглядом, Илон так и не придумал, но надеялся, что разберется на месте, когда окажется в Шэлл Сити, внутри тела Эдварда. В любом случае сперва было необходимо добыть вакцину, потому что без нее вся операция теряла смысл.

Когда аэрокар опустился неподалеку от института трансплантологии, Ма сообщила сразу о двух вызовах. Снова звонила Инста, а еще Брюс. Но Илон их проигнорировал, подозревая о причине настойчивых звонков. Очевидно, новость об убийстве Мэй начала мусолиться по новостным каналам, а у него не было ни малейшего желания говорить о ее смерти. Поэтому он отправил Ма в спячку, шагая в сторону мясокомбината, а именно так – и не без причины – митфаны называли институт трансплантологии, расположенный в тени купола.

Было жарко, на небе – ни облачка; ветер гонял запахи нагретых камней и металла. В голове двумя жирными шмелями гудели мысли: «Как заполучить вакцину? И где ее разместить, чтобы потом вколоть Эдварду?». Ответа не было ни на тот, ни на другой вопрос. К счастью, одного из мясников он неплохо знал, зависая вместе с ним и Ву в виаре.

Многочисленные институты, облепившие купол у основания, словно паразиты китовое брюхо, в юности всегда веселили Илона. Он мог часами рассматривать их, потому что среди них не было двух одинаковых. Каждое здание было уникальным и непременно на что-нибудь походило – на геометрическую фигуру, животное, тюбик зубной пасты или сэндвич. Мясокомбинат походил на гигантскую морскую звезду – невысокое и совсем небольшое, на фоне других институтов, здание с пятью рукавами, один из которых врезался прямо в купол.

Когда Илон вошел в здание, то узнал две новости. Хорошая состояла в том, что приятель по имени Феликс находился на месте. Плохая – он был занят, и его следовало подождать некоторое время.

Илон проторчал на проходной почти полчаса, придумывая мотив неожиданного визита и прикидывая место, куда положить вакцину, которую еще предстояло найти.

Феликс не скрывал своего удивления, но был настроен доброжелательно. От него несло медикаментами, а сам он выглядел уставшим, и потому казался старше своих двадцати шести лет; из широкого кармана пожамканного белого халата торчала прозрачная изогнутая трубка, покрытая изнутри густыми каплями сероватого цвета. С момента последней встречи он отпустил эспаньолку и перекрасил свои короткие волосы – с серебристо-розовых на ядовито-зеленый.

– Что-то случилось? – спросил он, пожимая руку.

– Да ничего, – улыбнулся Илон.

– Про Ву слышал?

– Конечно. Мы же с ним рядом в Цитадели сидели.

– Я вообще офигел, когда узнал. Три года… Как думаешь, откуда у него средства?

– Не знаю. Может, наследство получил или в лотерею выиграл.

– Везет же некоторым. Так чего ты пришел?

– Хочу, чтобы ты устроил мне небольшую экскурсию, а лучше большую.

– Зачем?

– Думаю, начать вести видеоблог. О Цитадели, о Шэлл Сити, об институтах, вот об этом всем. Так сказать, из первых рук.

– Илон – блогер, это что-то новенькое, – ехидно улыбнулся Феликс. – Ты же даже страничку толком в Инвайте не ведешь?

– Есть такое, – согласился Илон. – Ну так что – покажешь мне институт? За мной не заржавеет.

– Ты уже снимаешь?

– Пока нет.

– Как я выгляжу?

Илон поднял большой палец вверх.

– Щас, секунду… – Феликс пригладил волосы. – Кинь потом ссылку на видосик.

– Обязательно. Если получится что-то стоящее.

– Готово, пропуск я тебе выдал. Только халатик накинь.

Илон набросил на плечи халат и пошел вдоль хорошо освещенного коридора. Феликс начал свой рассказ, указывая рукой то влево, то вправо, то перед собой. Говорил он неспешно и монотонно, но подробно и со знанием дела. Про пункт выдачи, откуда органы шэллов развозились по больницам. Про морозилки, где бережно хранились эти органы. Про отдел консервации, в котором он и работал, запечатывая и сортируя внутренности. Про температуру, экспертизы и обработку…

Илон немного успокоился, старался запомнить расположение всех входов и выходов, а тут их оказалось немало, и выжидал удачного момента, чтобы спросить про вакцину. Так, как бы невзначай, мимоходом, чтобы его новоиспеченный гид с отвратно-зелеными волосами ничего не заподозрил.

Феликс бубнил почти не умолкая. А Илону с каждой минутой становилось все противнее находиться в этих стенах. Страшно было признавать, что за каждым изъятым органом стоит чья-то смерть, мужчины, женщины или ребенка, чья-то поломанная судьба, чье-то горе, чьи-то молитвы к, хм… милосердной богине огня. И никто из шэллов даже не подозревал, что к их чудесному миру присосался, словно здоровенная пиявка, мясокомбинат, где несчастных людей из-под купола разделывали как скотину. Ради того, чтобы кто-нибудь из жителей Лост Арка на несколько лет продлил свою беспечную жизнь или просто не сдох от травмы или ранения.

Длинный коридор вывел их в просторный пятиугольный зал, и Илон, прикидывая, какая из дверей ведет к куполу, спросил:

– А откуда вы доставляете… мясо?

Феликс указал на дверь слева от себя.

– Да там ничего интересного. Склады и стены.

Илон со всей серьезностью посмотрел на него.

– Ты не понимаешь, я должен знать каждую мелочь. Хочу вместе с шэллом пройти весь путь от начала и до конца. Думаю, именно оттуда я и начну монтировать свой ролик. Это же круто? Разве нет? Уверен, что такой подход понравится моим будущим подписчикам.

– Ну, как скажешь, но я тебя предупредил…

Феликс ни капли не лукавил. Смотреть в новом коридоре действительно было не на что. Носилки-каталки для транспортировки шэллов да двери, ведущие в темные помещения, заваленные разным хламом: пластиковыми и металлическими контейнерами, диагностическими приборами, капельницами и прочим барахлом.

– Слышал, что недавно в институте транспорта и коммуникаций произошло? – спросил Феликс, серьезно прибавляя в шаге.

– Нет.

– У них из портала мертвец вывалился.

– В смысле – человек?

– Говорят, прямиком из Спэйс Нидл.

– Ого! – искренне поразился Илон. – Бывает же. Наверное, случайность.

– Приятель рассказал, что аж советники по такому случаю нагрянули. А пьюров было как мух.

Феликс еще ускорился, почти бежал, огибая каталки. Не то чтобы Илон был против – время работало против него. Но внезапная торопливость настораживала.

– Что с тобой? – прямо спросил он.

– Не люблю это место.

– Ой, – вдруг понял Илон. – Только не говори, что ты веришь во все эти байки про монстров и призраков.

– Если ты не в курсе, именно отсюда идет система подземных тоннелей, которая соединяет почти все институты.

– Бывал в них?

– Делать мне больше нечего, – не без страха проговорил Феликс.

Какое-то время шли молча, покуда впереди не замаячил вход в Шэлл Сити. На Феликсе лица не было, он стал дерганным и нервно мял ладони, словно замерзал. Но Илон все равно рискнул завести разговор: