Текст книги "Трое раввинов в лодке"

Автор книги: Стэнли Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Там все-таки кое-что есть, – сказал Голдуин. – Так что позаботьтесь сделать копии с уничтожаемого.

– Еда в "Карлтон Мэйнор" была так ужасна, – жаловалась миссис Херцог. – Каждая ложка – как яд. А хуже всего, что там ужасно маленькие порции!

В постели Джейку захотелось приласкаться к жене.

– Сэйди, милая, приподними рубашечку, – прошептал он ей.

Сэйди не ответила.

– Сэйди, ну пожалуйста, приподними же.

Сэйди снова не ответила. Обиженный, Джейк соскочил с кровати и выбежал из спальни. В ответ Сэйди заперла дверь. Побродив с полчаса по дому, Джейк вернулся и обнаружил, что дверь заперта.

– Сэйди! – позвал он. – Извини, я виноват. Открой.

Сэйди не ответила. Джейк рассердился.

– Черт подери, Сэйди! Если ты не откроешь, то я вышибу дверь!

– Ах, он вышибет! Нет, вы посмотрите на этого типа! Рубашку он поднять не мог, а дверь вышибет!

Миссис Фляйшман чего только не советовала своему сыну Хершелю перед его отправкой во Вьетнам.

– Побольше отдыхай. Не ешь жирной пищи. Старайся поспать после обеда. Пойдешь стрелять в комми, допоздна не задерживайся...

– Мама, – прервал её Хершель, – а тебе, случайно, не приходило в голову, что комми могут и убить меня?

Миссис Фляйшман всплеснула руками.

– Сынок, что за глупости ты говоришь? Ну что коммунисты могут иметь против тебя?

Мистер Гудман, впервые оказавшись со своей подругой на крупной собачьей выставке, говорит ей:

– Ты не смейся, но вон тот худой пес тянет на десять тысяч долларов!

– Десять?! Это где же пес мог сколотить такие деньги?

Бернштейн пришел домой после драки: выбит зуб, нос в крови, пиджак порван.

– Дорогой, что случилось? – спрашивает его жена, помогая мужу сесть в кресло.

– Да этот проклятый ирландец, наш швейцар... Останавливает меня в холле и хвастается, что перепробовал всех женщин в нашем доме, кроме одной, представляешь?

Миссис Бернштейн задумалась на мгновение, а потом говорит:

– А-а, я уверена, это важная такая – миссис Вайс с четвертого этажа.

Один бедный еврей по двенадцать часов в сутки вкалывал в своей неприглядной мастерской, едва сводя концы с концами. Одна была у него радость: за неделю он наскребал лишний доллар и покупал лотерейный билет. И за четырнадцать лет не выиграл ни цента.

И вот однажды в конце рабочего дня у дверей его мастерской останавливается огромный лимузин, а из него вываливаются два молодых человека. Похлопав его по плечу, они сообщают ему, что он выиграл четыре миллиона долларов.

Глаза у него засверкали. Он запер мастерскую и забросил ключи.

Он накупил себе костюмов, которым мог бы позавидовать Рональд Рейган, снял номер в самом дорогом отеле и нарушил столько заповедей, на сколько хватило сил. Скоро у него на содержании было три фотомодели, ведущая с телевидения, у него появились дорогостоящие привычки. Он пил, играл, купил тоннель и мост, подхватил три неприятные болезни.

За год он спустил все четыре миллиона и ещё остался должен налоговому ведомству.

Больной, измочаленный, он вернулся к своему прежнему занятию. Но осталась привычка – покупать каждую неделю лотерейный билет.

Прошло два года, и, вопреки всем теориям, удача снова посетила его. Снова лимузин, снова два молодых человека, которые объявили ему, что он снова выиграл первый приз.

Согбенный, портной с трудом встает на ноги из-за швейной машинки.

– Господи! Ну почему это опять я должен пройти через всё это?!

Постоянный покупатель рыбного магазина Файнмана восхищался быстрым и острым умом хозяина.

– Скажи мне, Файнман, как давнему другу: отчего ты такой умный?

Файнман сделался серьезным.

– Знаешь, другому не сказал бы, а тебе скажу. Все дело в селедочных головах. Ешь их побольше, и ты увидишь результат.

– А у тебя они есть?

– Конечно, пятьдесят центов за штуку.

Клиент взял три. Через неделю приходит и жалуется, что не почувствовал улучшения.

– Ты ещё недостаточно съел.

На этот раз клиент заплатил десять долларов и взял два десятка голов. Через неделю он приходит в магазин совсем злой.

– Эй, Файнман, ты что мне мозги пудришь? Ты мне целую селедку продал за пятнадцать центов, а тут головы продаешь по полдоллара за штуку. Как же так?

– Вот видишь, есть первый результат.

На витрине комиссионного магазина Гроссмана выставлена кровать, возле которой написано, что "в ней спали Джордж Вашингтон и Наполеон". Ида Фарфинкель удивилась написанному и обратилась к Гроссману:

– Как эти два человека могли спать в этой кровати?

– А чему вы удивляетесь? Она же двуспальная.

Очутившись впервые в Шанхае, Малкинсон и Фрумпкин сунули своему гиду на чай и попросили сводить их в настоящую курильню опиума. Там, улыбаясь во всю друг другу, они сделали по несколько затяжек.

Час спустя Малкинсон похвастал своему партнеру:

– На меня эта штука совсем не подействовала.

– И на меня, – сказал Фрумпкин.

Несколько минут спустя Фрумпкин говорит:

– Ты знаешь, я решил купить компанию Ай-Би-Эм.

– Как же, купишь! – отвечает ему Малкинсон. – А я тебе продам ее?

Адвокат Сильвер был ошарашен, когда, придя домой, увидел, что его жена Нэнси ходит по потолку.

– Привет, – спокойно сказал она.

– Ничего себе! Ты что ходишь по потолку?! Ты же нарушаешь этим все законы притяжения!

Раздался грохот: это Нэнси упала с потолка. Потирая ушибленный лоб, она зло посмотрела на него.

– И надо же тебе было открывать рот, законник чертов!

Услышано в знаменитом ресторанчике Московича и Луповича.

– Эй, официант, эта квашеная капуста недостаточко кислая.

– Это не квашеная капуста, – отвечает официант, – а лапша.

– А, тогда о'кей. Для лапши достаточно кисло.

Молодой сноб из Виргинии презрительно взглянул на Когана:

– К вашему сведению, я представитель одного из первых семейств Виргинии, а один из моих предков подписал Декларацию независимости.

Коган зевнул.

– Подумаешь! Один из моих предков подписал Десять заповедей.

Миссис Веллингтон Пинкус устроила чай в честь нового раввина.

– Пожалуйста, – угощает она его, – возьмите ещё кусочек штруделя.

Раввин поднял руку, отказываясь.

– Спасибо, дорогая леди, но я уже съел два.

– Четыре, – поправила его миссис Пинкус, – но кто же считает?

Сэм дорого заплатил за рыбалку и вот сидит жарится на солнце, а рыба не клюет. Он пробовал на червя, на лягушку, на четыре искусственные наживки – всё без толку. Наконец, крайне расстроенный, он сматывает леску и, достав из кармана пригоршню монет, кидает их в озеро.

– Раз вам не нравится все мое, сами купите себе, что вам нравится.

С пятого раза Гольдштейн изловчился и со всей силы ударил по мячу, и стал с удовлетворением наблюдать за его полетом.

– А-а, на этот раз я попал по мячу что надо! – гордо сказал он мальчику, таскающему за ним клюшки.

Тот вздохнул.

– Мистер, мяч на месте. А летят ваши часы.

Сидя на веранде ресторана Розенталя в горах Кэтскилз, две дамы хвастаются значимостью должностей, на которых работают их мужья.

– Мой Луис, – говорит одна, – занимает на фабрике такую важную должность, что если там что-то случается, то ответственность за это всегда несет он.

Абрамович, приехав в Америку мальчишкой без гроша в кармане в 1920 году, постепенно пробился в жизни и стал миллионером. На торжественном обеде в честь его шестидесятилетия он взволнованно сказал:

– Это могло случиться только в Америке. Шестьдесят лет назад у меня не было ни гроша. А теперь я старший партнер в компании "Фидельман и О'Рурк". И самое удивительное – что я О'Рурк!

Очаровательный отель на карибском побережье. Гольдштейн торопит жену, чтобы она побыстрее одевалась к столу.

– Что мне надеть – от Мейнбокера или от Кристиана Диора? – спрашивает жена.

– Диора надень.

– А мех? Шиншиллу или соболя?

– Соболя.

– А подушиться? "Арпеж", "Джой" или?..

Гольдштейн не выдерживает.

– Наплевать, хоть куриным салом намажься, только, ради Бога, скорее пошли завтракать!

Абэ чуть не убил своего шестидесятилетнего сына сообщением о том, что он только что женился – на пятидесятилетней женщине.

– Женился? – восклицает сын. – Пап, да ты что? Тебе же восемьдесят семь! Зачем тебе жениться?

– Чтобы у меня был друг. Мне надоело одиночество, когда и поговорить не с кем. А сейчас у меня есть любовь молодой жены, которая ухаживает за мной.

– Любовь! – передразнил сын. – Какая любовь? Без секса это одни слова. А ты слишком стар для секса.

– Кто слишком стар? – возмутился отец. – Да у нас секс почти каждую ночь!

– Почти каждую ночь?

– Да, почти каждую ночь. Почти – в понедельник, почти – во вторник, почти – в среду, почти...

– Бойчик (еще один гибрид английского со славянским – примеч. перев.), суп холодный, – заявил Пинкус официанту, даже не отпробовав. – А я люблю, когда суп горячий.

Официант принес другую тарелку. Не взяв в руки ложку, Пинкус сказал:

– Недостаточно горяч! А я хочу горячий!

Растерянный официант принес третью тарелку. Пинкус сложил руки на груди и покачал головой.

– Тоже недостаточно горячий!

Официант не выдержал:

– Откуда вы знаете?! Вы же даже не пробовали его!

– А очень просто: раз вы подолгу держите в нем большой палец, значит, он не горячий.

– Эй, шмендрик (уменьшительно-уничижительное обращение – примеч. перев.), – спрашивает Шлепперман, – вот всё говорят об относительности, о теории относительности Эйнштейна. Что это за чертовщина, вот ты мне не можешь объяснить?

– Почему бы и нет? Вот идете вы к зубному выдернуть зуб. И сидите вы в кресле минут двадцать, а вам они кажутся целым часом. А вот вы идете на бродвейское шоу, три часа получаете удовольствие, и время пролетает, как пять минут. Вот вам и относительность.

Шлепперман неуверенно кивнул головой.

– Понятно. И что, Эйнштейну вот за это и деньги платят?

Старую еврейку разбирало любопытство – очень хотелось посмотреть на колонию нудистов рядом с её домом, и она как-то выбрала момент и подсмотрела в щель в заборе.

– Фу! – поморщилась она. – Смотреть не на что: одни гои.

Подруга миссис Гинзберг прибегает к ней и сообщает, что её мистер Гинзберг бегает за молодыми курочками. Миссис Гинзберг пожала плечами.

– Ну и что?

– Как, и вас это не беспокоит?

Миссис Гинзберг улыбнулась.

– А чего мне беспокоиться? У меня вон собачонка тоже бегает за всеми машинами, и что с того?

Лапидус, любитель животных, с восторгом сообщает другу:

– Это удивительно, какая у меня власть над этими бессловесными тварями! Кошки, собаки, овцы, коровы, лошади – все подходят ко мне и лижут руки.

– Ха, тоже мне чудо! Подошли бы они к тебе, если бы ты ел ножом и вилкой!

Следующая шутка рассказывается в трех вариантах и имеет своим местом действия или нацистскую Германию, или Израиль, или Нью-Йорк. Мы берем последнее.

Директор бродвейского театра объявляет, что ему нужен техасец, ростом за шесть футов, весом за двести фунтов. Время истекало, а предложений не было. Наконец к исходу последнего дня раздается звонок и в трубке слышится голос с сильным еврейским акцентом.

– Извините, – говорит директор, – но по говору вы, по-моему, не техасец.

– Не техасец. Я из Бронкса.

– Ну ладно, без этого можно обойтись. Но в вас есть как минимум шесть футов и двести фунтов?

– Нет, ровно пять с половиной роста, а вес сто двадцать.

Разозленный директор кричит в трубку:

– Тогда какого черта вы мне звоните?!

– Сказать вам, чтобы на меня вы не рассчитывали.

Когда вновь всплыл вопрос о прокладке туннеля под Ла-Маншем и многие всемирно известные строительные фирмы выдвинули свои предложения, вдруг совершенно никому не известная контора – "Херцог и Херцог" – предложила построить туннель вдвое дешевле других.

Изумленный руководитель конкурсной комиссии встретился с одним из Херцогов и говорит ему:

– Вы не совсем представляете себе масштабы строительства, ваши оценки занижены. Как вы сможете сделать эту работу за предлагаемую вами сумму?

– Очень просто, – отвечает Херцог. – Берем с братом по лопате и начинаем копать – один с французского берега, другой с британского, в середине встречаемся – вот и все дела.

– А вы понимаете, что малейшая ошибка в расчетах – и вы разминетесь под проливом?

Херцог пожал плечами.

– Ну и что? Значит – судьба. Зато вы за те же деньги получите два туннеля.

У Моргенштерна, богатого владельца фирмы, появилась новая секретарша, которая сразу привлекла к себе интерес Моргенштерна, и не без взаимности. Начались встречи, уикэнды, и все эти удовольствия закончились тем, что Наоми оказалась беременной, о чем она в слезах доложила матери.

Опытный боец, её мать страшно возмутилась тем, что этот богач воспользовался неопытностью её девочки. Она успокоила дочь:

– Погоди, я ему покажу, этой скотине!

Встретившись с Моргенштерном, она сразу бросилась в атаку.

– Вы женитесь на ней!

Моргенштерн тяжело вздохнул.

– Нет, я не могу, я уже женат, и у меня двое детей. Вы мне можете не поверить, но я питаю симпатии к вашей дочери и позабочусь о ней. Судебные тяжбы не нужны ни мне, ни Наоми. Я позабочусь о ней.

– Только никаких абортов! – воскликнула мамаша. – Пусть у неё будет ребенок.

– О'кей, – согласился Моргенштерн. – Как я сказал, мне жаль, что так вышло. Но вот что я сделаю. Я положу ей на счет двадцать пять тысяч долларов, и она сможет растить ребенка...

– Что такое двадцать пять тысяч, при инфляции! Тридцать пять, сорок...

– О'кей, тридцать пять тысяч, и я покупаю ей прекрасную квартиру, оплачиваю все расходы по квартире. Это вас удовлетворяет?

Мать кивнула.

– Вполне, вполне. – Потом её вдруг осенила одна мысль. – А что если, не дай Бог, выйдет так, что у неё не получится ребенок?

Моргенштерн пожал плечами.

– Этого я ей не желаю, но при таких обстоятельствах все договоренности отпадают.

У матери похолодело внутри.

– И вы не дадите ей ещё одного шанса?!

Вторая мировая война. Истощенный боями взвод, без единого патрона, был отрезан от своей роты, и оказался лицом к лицу со взводом окопавшихся немцев, тоже оставшихся без боеприпасов. Поступил приказ прорвать оборону немецкого взвода. Боевой сержант обращается к солдатам:

– Ребята, надо опрокинуть нацистов. Примкните штыки, пойдем в штыковую, один на один.

Низенький рядовой, еврей, спрашивает сержанта:

– Один на один? А не могли бы вы мне показать моего одного? Может, я сумею договориться с ним.

Отто Кан, покойный крупный еврейский финансист, едет как-то по Манхэттену и видит в Ист-сайде мелкий магазинчик мужской одежды с огромной надписью:

МОЙШЕ КАН

КУЗЕН ОТТО КАНА

Возмущенный Кан велит своему адвокату пригрозить возбуждением иска, если хозяин магазина (никакой не родственник) не уберет надпись. Неделю спустя Отто Кан проезжает там же и видит новую надпись:

МОЙШЕ КАН в прошлом КУЗЕН ОТТО КАНА

Две дамы беседуют в баре "Фонтенбло". Одна говорит:

– Что вы сделали со своими волосами? Это ужасно, как парик.

– А это и есть парик.

– Да-а? Вот никогда бы не подумала.

Десятилетний сын спрашивает своего отца – совладельца магазина:

– Пап, а что такое этика?

– Ну, например, приходит в магазин женщина, покупает продуктов на восемь долларов и дает мне купюру в десять долларов. Я иду к кассе, чтобы дать ей сдачу, и обнаруживаю, что она дала мне две бумажки по десять долларов. Вот тут и встает вопрос об этике: сказать или не сказать своему партнеру?

Нищий подходит к Шапиро.

– Мистер, – говорит он, – я уже неделю не ведаю вкуса пищи.

Добросердечный мистер Шапиро похлопал его по плечу.

– Не волнуйтесь, вкус у неё за это время совсем не изменился.

Трем ученым, пораженным лучевой болезнью, врачи отпустили полгода жизни. На высоком уровне им сказали, что они могут иметь всё, чего захотят.

Первый ученый, француз, выбрал виллу на Ривьере и красивую женщину. Второй, англичанин, выбрал чай с королевой.

Третий, еврей, попросил другой диагноз.

Левин пожаловался строителю своего дома, что через щели в полу пробивается трава. Тот усмехнулся:

– А вы что, за эти деньги хотите, чтобы у вас росла капуста?

Человек приходит к врачу и жалуется:

– Доктор, я могу заниматься сексом только раз в неделю.

– А сколько вам лет?

– Семьдесят восемь.

– Семьдесят восемь, и раз в неделю? Так это же прекрасно! Чего же вам не хватает?

– А вот мой сосед Иззи, тоже семьдесят восемь, говорит, что он – шесть раз в неделю.

– Ну так и вы говорите!

Глубоко верующий человек увидел сон, в котором Бог велел ему стать моложе. Он стал заниматься спортом, сделал пересадку волос, вставил новые зубы, поставил контактные линзы, съездил во Флориду за загаром.

И вот в таком новом обличье он оступился, идя по краю тротуара, и попал под тяжелый грузовик.

На небе, к его изумлению, Бог не обратил на него ни малейшего внимания. Тогда он крикнул Богу:

– Э-э, это ж я! Ты велел мне стать моложе – и я стал. Мне это стоило целого состояния, а теперь ты даже не хочешь замечать меня!

Бог пригляделся к нему повнимательнее.

– Не сердись на меня, Ирвинг, я просто не узнал тебя.

Липковиц никому ничего не сказал, когда, получив конверт с недельной зарплатой, обнаружил там на доллар больше. Но через неделю в бухгалтерии нашли ошибку, и на следующей неделе Липковиц получил на доллар меньше.

Липковиц выразил недоумение, а в бухгалтерии ему и говорят:

– Интересно, что вы не жаловались, когда на той неделе получили на доллар больше.

Липковиц кивнул.

– Знаете, один раз можно ошибиться, но когда это начинает принимать систематический характер...

– Моя жена сведет меня с ума. Она все время видит сны, что вроде бы она замужем за миллионером.

– Мне бы твое счастье. Моя жена видит то же самое, только наяву.

Два нью-йоркских мануфактурщика встречаются в бассейне "Фонтенбло".

– Как идут дела? – спрашивает один.

Другой только скривил лицо.

– Ну, для этого времени года это ещё ничего.

Хаймович приходит в похоронное бюро.

– Я хочу, чтобы вы взяли на себя похороны моей жены.

Владелец бюро изумлен.

– Вашей, мистер Хаймович? Мы же занимались этим в прошлом году!

Хаймович вздохнул.

– Это была моя первая жена, Роза. А теперь я говорю о второй.

– Второй? Я и не знал, что вы женились, – говорит владелец. И про себя добавляет: – Везет же людям!

– Если бы я был Рокфеллером, – говорит меламед (учитель иврита), – то жил бы побогаче Рокфеллера.

– Каким образом? – интересуется его друг.

– А я прирабатывал бы уроками.

Двое приятелей философствуют, уже крепко заправившись вином. Первый говорит:

– Как подумаешь, сколько горестей приносит нам, евреям, жизнь, то смерть совсем не кажется несчастьем. Иногда думаешь, что лучше вообще было бы не родиться!

– Как глубоко ты прав, – вздыхает другой. – Только сколько их, таких счастливчиков? Одного на десять тысяч не наберется.

Маленький газетчик, продающий газеты возле банка, не успел продать последнюю газету, как к нему подскакивает товарищ.

– Привет, Хайми! Как насчет пяти долларов до вторника?

– Извини, не могу.

– Что значит "не могу"?

– Да у меня договор с банком. Он обязался не продавать газеты, а я не давать ссуды.

Гольдштейн приходит к портному, вне себя от злости: три месяца тот не может закончить простые габардиновые брюки!

– Сколько можно тянуть! Бог мир сотворил всего за шесть дней!

Портной вздохнул.

– Ну и посмотрите вы на этот мир.

Миссис Нудельман и миссис Киршхаймер сидят у бассейна и наблюдают за купающимися. На вышку поднимается молодой человек.

– Ай-ай-ай! – восклицает миссис Киршхаймер. – Вы посмотрите на него! Нос длинный, да ещё крючком! Глаза маленькие, губастый, живот, как у старика.

Миссис Нудельман нахохлилась и ледяным голосом произносит:

– К вашему сведению, это мой сын!

– Ну?! Вот я и хочу сказать: как же ему всё это идет!

По настоянию дочери, озабоченной здоровьем матери, миссис Эпштейн в свои семьдесят пять лет впервые пошла к гинекологу. Тот просмотрел её историю болезни и говорит:

– Хорошо, раздевайтесь.

Миссис Эпштейн покраснела и с удивлением посмотрела на врача.

– Совсем? – спросила она.

– Да.

Миссис Эпштейн погрозила врачу пальцем.

– Скажите, доктор, а ваша мама знает, чем вы зарабатываете на жизнь?

Низенький и полный торговец, потный и запыхавшийся, с тяжелым чемоданом в руке, подбегает к выходу на посадку в самолет, но дверь захлопывается буквально у него перед носом.

Расстроенный, он кричит:

– Постойте! Задержите его! Возьмите меня!

Пожилой человек, читающий газету на идише, поднимает голову на шум.

– Черт возьми, я опоздал на полминуты! Всего на какие-то тридцать секунд! – продолжает шуметь торговец.

Человек с газетой ворчит:

– Тридцать секунд, а шум подняли, словно на час опоздали.

Маркс захотел вступить в очень респектабельный пляжный клуб в Ньюпорте. Его друг советует ему отказаться от этого намерения: мол, клуб печально известен своим антисемитизмом.

– Ну и что? А у меня жена шиксе. Так что, может, они позволят заходить в бассейн моему сыну – по пояс.

Корнблюм, любитель альпинизма, счел, что у него достаточно навыка, чтобы подняться на гору Хорив (священная гора – и группа гор – на Синайском полуострове – примеч. перев.). Во время подъема из-под ноги у него вываливается камень, и Корнблюм начинает катиться вниз. Через несколько метров ему удается схватиться за сук дерева. Висит он на суку и зовет на помощь. И вдруг с небес раздается трубный глас:

– Сын мой, веришь ли ты в меня?

– Да, Господи, верю! И всегда верил!

– Веришь ли безгранично?

– Да, Боже, да!

– Тогда отпусти сук.

– Отпустить?

– Да, я, твой Господь Бог, велю тебе отпустить сук.

Наступает молчание, затем обливающийся потом Корнблюм спрашивает:

– Пардон, конечно, но нет ли у вас там наверху ещё кого-нибудь?

Шестилетний Сэмми вышел из школьного автобуса после первого дня учебы. К нему навстречу бросается мать.

– Ну, дорогой, скажи, что ты выучил в школе?

– Я научился писать, мама!

– За один день? Какой же ты у меня гениальный! И что же ты написал?

– Не знаю. Я ещё не умею читать.

Женщина врывается в прачечную Готтлиба и поднимает крик:

– И это называется первоклассная прачечная! Самая лучшая! Ха! Вы только посмотрите, что вы сделали!

Сам Готлиб внимательно разглядывает материал в руке женщины.

– Мадам, чистейшее кружево, никакой грязи.

– Кружево! Я принесла вам сплошную ткань!

Миссис Плотник встречает в детской консультации свою подругу и спрашивает:

– Так это правда, что у тебя тройня?

– Да-а. Причем доктор сказал, что такое бывает один на три миллиона раз.

Миссис Плотник схватилась за голову.

– Боже мой, Ханна, когда же ты успевала приглядывать за домом?!

Когда у пациентов доктора Фридмана не было денег на операцию, он ретушировал для них их рентгеновские снимки.

Жокей все подхлестывает и подхлестывает лошадь. Вдруг лошадь оборачивается к нему и говорит:

– Что ты всё хлещешь да хлещешь меня? За нами уже давно никто не гонится.

Сол сладко спал, когда жена разбудила его.

– Ой, Сол, я замерзла. Поди закрой окно, на улице холодно.

Сол с ворчанием вылез из-под одеяла, закрыл окно и вернулся в постель.

– Ну, закрыл. Что, от этого там потеплело?

Молодая пухленькая женщина присматривает себе норку и спрашивает у продавца мехов, не вредит ли меху дождь. Продавец усмехается:

– О чем вы волнуетесь? Вы когда-нибудь видели норку с зонтиком?

Молодой бухгалтер молится в синагоге:

– О владыка вселенной, да будет благословенно имя твое, пошли мне двадцать пять тысяч долларов, а я обещаю, что две с половиной тысячи из них отдам бедным. А если, о Господи, ты не веришь мне или видишь обман в моем сердце, то вычти две с половиной тысячи, а мне выплати разницу.

После пяти примерок и шести перешивок дорогой костюм по-прежнему сидел на Файнберге мешок мешком.

– Втяните живот, – говорит ему портной, – теперь согните левую руку в локте, поднимите повыше правое плечо, теперь немного втяните руки в рукава. Ну, теперь вы словно родились в нем!

Рассерженный Файнберг выскакивает на улицу и идет, стараясь выполнять инструкции портного.

Вдруг его по плечу хлопает незнакомец и спрашивает:

– Простите, вы не дадите мне телефон вашего портного?

– Да какой это портной?! Зачем он вам такой?!

– Не скажите! Надо быть большим мастером, чтобы сшить на такого урода.

Два марсианина столкнулись друг с другом на Пятой авеню, и один спрашивает:

– Как ваше имя?

– Пять-два-шесть-семь-девять-три.

Взглянув на земляка тремя глазами, первый говорит:

– Да? А ведь с виду вы совсем не похожи на еврея.

Сын, будучи в Южной Америке, решил сделать своему отцу, большому любителю птиц, приятный подарок – купил ему превосходного тукана, птицу очень дорогую. Через зоомагазин он организовал отправку с гарантией того, что птица будет помещена в хорошую клетку и её будут кормить и поить в дороге.

Встретив отца по возвращении, сын поинтересовался:

– Ну и как тебе, папа, понравился тукан?

– Отличный, – ответил отец. – Ничего вкуснее не пробовал!

Врач закончил осмотр восьмидесятисемилетней женщины и говорит ей:

– Даже современная медицина не всесильна, она не может омолодить вас.

– А кто вас просит омоложать меня? Мне нужно от вас, чтобы я и дальше могла стареть!

– Полтора доллара за фунт печенки? – возмутилась миссис Гробник. – У Гинзберга только доллар двадцать пять!

– Что ж, идите и покупайте у Гинзберга, – отвечает мясник.

– И купила бы, только у него уже кончилась.

– Тогда он вас просто грабит. Когда у меня нет печенки, я называю цену в доллар пятнадцать.

Во время пожара пострадало несколько стоявших в одном ряду домов. Официальный представитель страховой компании стал выписывать чеки пострадавшим. Пришел человек, дом которого не был затронут огнем.

– Мистер, а вы-то тут при чем? – спросил служащий. – Вы же не пострадали от огня.

– Это я-то не пострадал? А то, что я испугался до смерти, для вас не страдание!

По настоянию жены Гольдбаум прошел тщательный общий медицинский осмотр.

– Вы в скверной форме, – говорит врач. – Скажите, вы пьете?

– Утро я начинаю с водки.

– По хрипу в легких – вы злостный курильщик.

– С четырнадцати лет по паре пачек в день.

– Слушайте, Гольдбаум, так вы долго не протянете. Все прекратить, и немедленно. А теперь заплатите сорок долларов за мои советы.

Гольдбаум встал.

– А кто их принял – ваши советы?

На оглашение завещания умершего богача собрались родственники. Юрист читает:

– "Моей жене Лилли я оставляю половину своего состояния. Моему сыну Полу я оставляю треть остатка. Моей дочери Ширли – то же самое. Моему сыну Мелвину – то же самое. А брату моей жены, которого я обещал включить в завещание, – пламенный привет тебе, Шерман".

Нью-йоркский торговец трикотажем Малькович оказался в маленьком городишке в Арканзасе, где явно не было ресторана. Усталый и голодный, он остановил машину у большого магазина на главной улице и вошел внутрь.

– Вы, случайно, не продаете удобрения? – спросил он у первого попавшегося сотрудника.

– Вы угадали, – ответил тот.

– Тогда помойте руки и сделайте мне, пожалуйста, хороший сэндвич с сыром.

В конце службы один старый прихожанин говорит своему соседу:

– Какой замечательный певчий!

– Большое дело! – отвечает тот. – Будь у меня голос, я пел бы не хуже.

– У моей жены сегодня день рождения, – объясняет покупатель продавцу, – и я хотел бы подарить ей маленькие настольные часики.

– Маленький, так сказать, сюрприз, да?

– Ну да. Она же ждет от меня "Кадиллак".

– Почему, спрашиваешь, жена ушла от меня? – говорит один человек другому. – Да чисто по религиозным причинам. Она поклоняется деньгам, а у меня их нет.

В самолете из Лас-Вегаса пассажирка заметила на пальце впереди сидящей блондинки огромный бриллиант. Та заметила интерес соседки, улыбнулась и протянула руку, чтобы женщина могла как следует рассмотреть бриллиант.

– О, такого большого бриллианта я никогда не видела! Великолепный! Наверняка это известный бриллиант.

– Да, – ответила владелица. – Об этом бриллианте много написано. Это бриллиант Клипштейна. Но его сопровождает страшное проклятие.

– Какое?

– Сам Клипштейн! – прошептала хозяйка.

Торговец лентами из Нью-Йорка никак не мог продать свой товар в Джорджии и везде наталкивался на проявления антисемитизма.

Наконец в крупном торговом центре Атланты владелец сказал:

– Так и быть, Иззи, куплю я у тебя немного ленты – по расстоянию от кончика твоего еврейского носа до кончика твоего еврейского члена!

Через неделю покупатель был изумлен, получив огромную партию ленты. К счету прилагалось короткое письмо: "Благодарю вас за ваш ценный заказ, оформленный в соответствии с вашими инструкциями. Исидор Мармельштейн (подпись), живущий в Нью-Йорке, обрезание произведено в Вильнюсе, СССР".

Приведя домой девушку, он никак не может добиться своего. Наконец после долгих безуспешных уговоров он спрашивает её, почему она так упорствует.

– Я возненавижу себя утром, – отвечает она.

– И только-то? Тогда поспи подольше.

Друзья несколько лет уговаривали старика Брискина купить себе слуховой аппарат. Однажды тот шел по улице и увидел надпись в витрине, гласившую, что здесь с большой скидкой продаются, в частности, и слуховые аппараты. По такой цене, подумал он, грех не купить.

Через пятнадцать минут он вышел уже со слуховым аппаратом, который приобрел всего за десять долларов. На улице ему встретился Перлман, они поздоровались.

– Смотри, Перлман, что у меня есть. Наконец-то я купил эту штуку. Да, ты был прав. Теперь у меня слух десятилетнего мальчика.

– Это замечательно, – сказал Перлман. – И который класс?

Брискин взглянул на свои часы.

– Половина пятого.

Парикмахерская Футника. Старик Танненбаум садится в кресло, Футник прилаживает на нем накидку и спрашивает:

– Что, стричься пришел?

– Нет, – ответил Танненбаум, который до этого просидел в очереди сорок минут, – с тобой посоветоваться!

Бернштейн пришел к врачу.

– Как вы себя чувствуете? Немножко вяло?

Бернштейн вздохнул.

– Если бы я себя так хорошо чувствовал, разве б я пришел?

Цукерман пришел к известному терапевту, который тщательно осмотрел его и говорит:

– Все осмотрел. С моей точки зрения, у вас все прекрасно.

– А как же с головными болями?

– А головные боли – это не мое дело.

– Конечно, если бы они были у вас, мне бы тоже до них не было дела.

Саперстайн раньше времени вернулся из деловой поездки и увидел, что через черный ход из дома выбежал полуодетый мужчина. Жену он застал в неглиже, и она призналась, что была ему неверна.

– Так кто это был?! – закричал он. – Эта сволочь Гольдстайн?

Жена отрицательно покачала головой.

– А кто?! Этот паршивый Лапидус?!

– Нет, не Лапидус.

– А, знаю. Плотник, скотина!

– И не Плотник.

Саперстайн стукнул рукой по столу.

– Надо же! – воскликнул он. – Никто из моих лучших друзей ей не подходит!

В купе поезда дремлет пожилой еврей. Поезд останавливается, и в купе входит с иголочки одетый молодой человек.

– Шолом алейхем, – говорит молодой человек, ожидая в ответ обычное "алейхем шолом".

Вместо этого обитатель купе вздохнул и стал говорить следующее:

– Послушайте меня, молодой человек, и это сэкономит нам время. Я еду из Минска в Пинск, занимаюсь кожевенным делом, причем уже тридцать лет. Меня зовут Беркович, Хайман Беркович. У меня две дочери. Одна уже замужем, а другая помолвлена с раввином. И сыновей двое. Беня, мой старший, женат, занимается одним делом со мной. Аарон – студент, и хороший студент, и если ему не помешают антисемиты, то скоро станет врачом. Еще скажу, что я необщителен, не пью, в карты не играю. Я уже давно зарекся говорить о политике с незнакомыми людьми. Вот и все. Если у вас есть вопросы сверх этого, то поскорее задавайте, потому что я не спал две ночи и именно теперь собираюсь поспать.