Текст книги "Под угрозой (в сокращении)"

Автор книги: Стелла Римингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Дензил свернул на автостоянку.

– Приехали. «Зеленый человек».

– Выглядит мило, – пробормотала она. – Вы не возражаете, если я оставлю плащ и сумку в багажнике?

Глава 11

Бруно Маккей прикрыл трубку и подозвал Лиз:

– Прайс-Лэсселс. Директор школы. Наш человек нашел его. Слышно плохо.

Глаза Лиз взволнованно расширились.

– Хорошо. Не переключай.

Она подошла к его столу. Голос директора школы был еле слышен:

– …поживаете. Насколько я понимаю, вы… говорить со мной.

– Мне нужно кое-что узнать об одной вашей бывшей ученице. Джин Д’Обиньи…

– …помню ее очень хорошо. Что я могу?..

– У нее были близкие друзья? Люди, с которыми она, возможно, поддерживала отношения?

– …трудная девочка, с ней не так-то просто было сойтись. Ее самой близкой подругой, как я припоминаю, была проблемно… по имени Меган Дэйвис. Ее семья… в Линкольне, я думаю. Ее отец был военным. Военно-воздушные силы.

– Вы в этом уверены?

– Хорошая пара. Джон и Дон, я думаю их… с места на место… Меган совсем распустилась.

– А Джин Д’Обиньи не жила с семьей Дэйвисов?

– …насколько мне известно. Но она, возможно, жила у них после того, как Меган покинула Гарт-Хаус.

– Куда отправилась семья Дэйвисов после Гедни-Хилл?

– Простите, но с этим помочь вам не могу.

– Вы знаете, куда потом перевели Меган? В какую школу? Мистер Прайс-Лэсселс? Алло? – Но линия замолчала. Все в комнате смотрели на нее. Маккей демонстрировал особенно снисходительную улыбку.

Неужели она запуталась совсем? Неужели это просто смешно?

Положив трубку и ни на кого не глядя, Лиз возвратилась к своему столу. Открыв файл контактов в своем ноутбуке, она позвонила в министерство обороны. Назвавшись дежурному офицеру, она попросила его подключиться к архивам.

– Я, собственно, как раз закрываю лавочку. Так что побыстрее.

– Будем работать столько, сколько надо, – сказала Лиз ровным голосом. – Это вопрос национальной безопасности, поэтому, если вы не желаете оказаться у дверей бюро по трудоустройству на следующей неделе, предлагаю вам оставаться на месте до тех пор, пока мы не закончим, ясно?

– Слушаю вас, – сказал молодой человек обиженно.

– Архивы ВВС, – сказала Лиз. – Джон Дэйвис, Д-Э-Й-В-И-С, старший офицер, вероятно командующий, имя жены – Дон.

Раздался стук по клавиатуре.

– Джон Дэйвис, говорите… Да, есть. Женат на Дон, урожденной Летерби. Служит в Стратегической авиации.

– Он когда-либо служил в Линкольншире?

– Да. Давайте, посмотрим… два с половиной года командовал базой ВВС в Гедни-Хилл. Затем… В течение шести месяцев был командирован на Кипр, а после этого получил под свое командование базу ВВС Марвелл в Восточной Англии.

Лиз почувствовала, что рука ее, державшая трубку, напряглась. Она заставила свой голос оставаться спокойным.

– Где жили он и его семья, когда он там находился?

– В местечке под названием Уэст-Форд. Дать вам адрес?

– Через минуту. Сначала я хочу, чтобы вы нашли человека по имени Делвс, Колин Делвс, Д-Е-Л-В-С, занимающего этот пост в Марвелле сегодня. Узнайте, живет ли он по тому же адресу.

Еще несколько приглушенных ударов по клавиатуре. Краткая тишина.

– Адрес тот же. Дом номер один, Терраса, Уэст-Форд.

– Спасибо, – сказала Лиз.

Положив трубку, она огляделась вокруг:

– Мы охраняем не ту цель, – сказала она.

Ледяное молчание, совершенно враждебное.

– Приданое Джин Д’Обиньи. Причина, по которой ее так быстро повысили до статуса оперативника. Она знала секретную информацию, жизненно важную для ИТС, а именно, где был расквартирован командующий базой ВВС Марвелл. Она жила там со школьной подругой. Они хотят уничтожить семью Колина Делвса.

Джим Данстэн заморгал. Кровь отхлынула от его лица.

Капитан спецназа первым пришел в движение, отстучав номер внутренней связи:

– Всем командам срочный взлет, боевая тревога. Повторяю, срочный взлет, боевая тревога.

– Уэст-Форд, – сказала Лиз. – Деревня называется Уэст-Форд.

Дюжина голосов, срывающихся на крик. Бегущие ноги, рев вертолетных винтов и освещенный ангар, проваливающийся в бездну.

«Зеленый человек» оказался большим, пропахшим пивом местом, с длинным дубовым баром и внушительным количеством насосов. Клиентура была молода и громкоголоса, уровень шума высок. После недолгого поиска Джин и Дензил нашли столик у стены, и Дензил пошел за первой порцией.

Он возвратился с пинтой саффолкского горького для каждого из них. Став мусульманкой, Джин не употребляла алкоголя уже в течение нескольких лет, но Фарадж велел, чтобы она выпила хотя бы один бокал, чтобы поддержать компанию. Пиво имело кисловатую мыльную текстуру, но не было совсем уж неприятным. Оно позволило занять ей руки, и, что не менее важно, ей было куда смотреть, пока они говорили. Ранее этим вечером она сделала ошибку, посмотрев Дензилу в глаза – встретившись с его открытым пытливым взглядом, – и это было почти невыносимо.

Не смотри на него, смотри сквозь него, говорила она себе, но это не срабатывало. Она делила ограниченное пространство с молодым человеком, который был чувствительным и добрым. Который ей очень нравился. И которого она собиралась убить.

Когда пришла ее очередь покупать напитки, она возвратилась с пинтой в каждой руке и дала их ему. Ее первая пинта была выпита только наполовину.

– Чтобы сэкономить время, – объяснила она. – Там немного тесновато.

– Здесь становится гораздо теснее, когда приезжают американцы, – сказал он ей. – Не говоря уже о том, что это очень осложняет отношения с девушками для нас, местных ребят.

– А почему американцев нет сегодня вечером?

– Сидят у себя, вероятно. Говорят, объявлена тревога из-за угрозы терроризма. В районе Бранкастера произошло несколько убийств, и подозревают, что это может иметь какое-то отношение к Марвеллу.

– Что такое Марвелл?

– Одна из наших баз, используемых ВВС США.

– А какое отношение они имеют к Бранкастеру? Я думала, что это место, куда люди приезжают, чтобы походить под парусом.

– Честно говоря, я не очень-то следил за всем этим. Наверное, предполагают, что люди, совершившие убийства на побережье, хотят каким-то образом напасть на Марвелл.

– Это далеко?

– Марвелл? Приблизительно тринадцать миль. – Он поднял свой стакан, как будто проверяя не дрожит ли рука. – И с учетом того, что между нами и ними стоят три батальона солдат, я сказал бы, что мы, вероятно, весьма…

Она повернулась к нему. Она чувствовала слабое головокружение от алкоголя.

– Предположим, что мы не в безопасности? Предположим, что все это закончится сегодня вечером? Мог бы ты сказать, что пожил… достаточно?

– Ух ты! Непростой вопрос… Ты это серьезно?

Она повела плечами:

– Да.

– Ну хорошо. Моя мама снова вышла замуж пару лет назад и счастлива впервые на моей памяти, и у меня теперь есть младшая сестренка, которая пока не имела возможности узнать меня, так что моя смерть не причинит ей боли, но у мамы все же останется живой ребенок. И я пока не начал ничего делать в плане карьеры. Получается, что да, если бы мне пришлось сейчас умереть, время это было бы ничем не хуже любого другого.

– А твой отец? Твой настоящий отец?

– Ну… Он ушел от нас много лет назад, когда я был мальчишкой, и, в общем, он никогда о нас по-настоящему не заботился… – Он потер глаза. – Люси, ты мне очень нравишься, но к чему вообще весь этот разговор?

Она покачала головой, глядя в никуда. Затем, осушив свой стакан, она подтолкнула его к нему:

– Ты не сходишь?..

– Да, конечно.

В голове ее звучал отдаленный гул, как будто она прижала ухо к гигантской морской раковине. Вчера утром она убила парня почти такого же возраста, как этот. Она улыбнулась ему и нажала на спусковой крючок. Теперь она возродилась заново, она теперь Дитя небес, и наконец она поняла, что инструктор в Тахт-и-Сулеймане всегда считал таким смешным – настолько смешным, что это постоянно доводило его до истеричного смеха.

Она возродилась мертвой. Тот момент, как и было обещано, изменил все. Он повернул в ней какой-то выключатель, закоротивший схемы и парализовавший сети. Она боялась, что будет чувствовать слишком много; вместо этого, и это оказалось бесконечно хуже, она теперь не чувствовала ничего.

– …Еще пинту для мадемуазель Люси. Ты случайно не замужем?

– Случайно – нет. – Она отхлебнула.

– Тогда скажи мне, незамужняя Люси, почему ты гуляешь по пабам с незнакомцами?

Близкое общение, как она видела, ободрило и успокоило его.

– Хороший вопрос, – сказала она. – Но на него трудно ответить.

Он наклонился вперед:

– Попробуй.

Она помолчала. Сделала большой глоток пива.

– Или не надо, если не хочешь, – пробормотал он, отводя взгляд.

Алкоголь бушевал в ее кровеносной системе. В былые дни, с Меган, ей никогда не требовалось много. Пара стаканов, и она улетала.

– Если бы я сказала тебе, что разговор, который у нас только что состоялся, был самым важным в твоей жизни…

– Я бы… – Он пожал плечами. – Я думаю, что это возможно.

Она видела, как в его глазах просыпается осознание, что она лишь еще одна шикарная труднодоступная женщина, которая не для него.

Она взяла его руку и всмотрелась в ладонь. И после этого что-то – точнее, все – стало ослепительно ясно. Она рассмеялась вслух.

– Смотри, – сказала она. – Какая длинная линия жизни!

– Я из семьи долгожителей, – сказал он осторожно.

Она улыбнулась ему и, выпустив его руку, осушила свой стакан.

– Дай мне ключи от машины, – сказала она. – Мне нужно кое-что взять.

На улице около автомобиля она надела рюкзак и застегнула поверх свой плащ. Когда она вернулась, в дождевике, Дензил посмотрел на нее покорным взглядом.

– Ты собираешься исчезнуть? И я никогда ничего о тебе не узнаю.

– Посмотрим, – сказала она. И, на мгновение коснувшись рукой его щеки, она ушла.

На улице дождь мягко ласкал ее лицо. Она не чувствовала, как ноги ее касались земли; она, казалось, плыла, поддерживаемая легкостью духа, который пришел с осознанием того, что она навсегда избавилась от необходимости повиноваться какому-либо человеку или какой-нибудь вере. Они не могли убить ее; ни Фарадж и его люди, ни ее преследовательница и ее люди. Она уже была мертва.

Как долго она шла, она не знала. Не больше пятнадцати минут, вероятно. Пиво переполнило ее мочевой пузырь, и когда она присела у дороги, спустив штаны, то видела, как Дензил пронесся мимо в «хонде-аккорд». Она снова пошла, улыбаясь, и слезы бежали по ее щекам, смешиваясь с дождем.

Сначала шум вертолетов был слабым, а затем окружил ее со всех сторон рычащей стремительной яростью. Перед нею была площадка для крикета, освещенная с неба, – сцена неземной театральности и красоты. В ее центре, раскачиваясь на своих опорах, стоял армейский вертолет «пума», из которого горохом сыпались одетые в черное фигуры. Спецназ. А на дороге позади них сапфирами мигали полицейские машины.

Джин Д’Обиньи продолжала идти. Она хотела бы перестать плакать, но все это было безумно красиво. Сквозь туман, клубившийся в ее голове, она едва услышала многократное передергивание винтовочных затворов. Полицейские-снайперы, подумала она, но быстро забыла о них, ибо в центре сцены, освещенная падающим сверху светом вертолетного прожектора, стояла небольшая, решительного вида фигура, которую она немедленно узнала. Темные волосы женщины были убраны с лица назад, а ее кожаная куртка была застегнута до подбородка.

Джин улыбнулась. Все было почему-то ужасно знакомо. Как будто сцена эта уже проигрывалась бессчетное количество раз.

– Я знала, что ты будешь здесь! – выкрикнула она, но ветер и восходящие струи воздуха от вертолетов далеко унесли ее слова.

Сидя в павильоне, Фарадж наблюдал, как силы безопасности заполоняют все вокруг, и знал, что он, по существу, уже мертв. Он видел, как солдаты выпрыгивали из «пумы», как крикетное поле залило светом и как полицейские-снайперы соскальзывали вниз по веревкам, свисавшим из паривших «газелей», на окружающие крыши. Благодаря биноклю он наверняка знал еще кое-что: несколько минут назад тот парень завел «хонду» в гараж. Бомба должна быть в автомобиле. Где находится девушка, он понятия не имел, но должен был действовать прежде, чем полиция эвакуирует всех оттуда, иначе вся операция была напрасной. Он вынул из кармана куртки дистанционный пульт, поцеловал его, попрощался с бойцом Азимат и произнес имена своего отца и Фарзаны, которых любил.

Глядя на женщину, неуверенно ступившую на освещенную площадку для крикета, Лиз поняла, что смотрит на Джин Д’Обиньи. Лицо было намного тоньше, чем у подростка на листовках, но вполне узнаваемо.

Когда глаза их встретились, женщина улыбнулась, как будто узнала ее, и губы ее шевельнулись на мокром от дождя лице. Она выглядит моложе своих двадцати четырех лет, подумала Лиз. Почти как ребенок.

Связь между ними держалась всего мгновение, и затем ночь содрогнулась и взорвалась. Волна тьмы с ревом бросилась к Лиз – чистая сила, чистая ненависть, – подняла ее и швырнула в воздух. Она ударилась о землю, и какое-то мгновение, пока взрывная волна катилась по ней, выбив дух из груди, она не знала и не понимала ничего.

Затем была долгая тишина, во время которой вниз сыпались куски земли, одежды и фрагменты тел, а затем, повернув голову, которая болела ужасно, она увидела людей, двигавшихся вокруг нее беззвучно, подобно призракам, в колеблющемся свете прожекторов. С одной стороны стоял на четвереньках полицейский; с тела его свисали обрывки формы. С другой лицом вниз лежала, вздрагивая, одетая в пальто фигура Дона Уиттена, а за ним на земле сидел армейский офицер с ничего не выражающими глазами, из его ушей шла кровь. В собственных ушах она слышала высокий, тонкий, как нить, крик. Не человеческий, а какое-то эхо.

К ней подбежал полицейский и что-то прокричал, но она ничего не смогла услышать и отмахнулась от него. Затем вертолеты и огни переместились с них на крикетный павильон и лес на дальней стороне площадки для крикета. Они, должно быть, нашли Мансура.

– Живым! – попыталась она прокричать, поднимаясь на колени. – Взять живым! – Но она не слышала собственного голоса.

Теперь она бежала, бежала под острым углом к одной из групп спецназа, которая целеустремленно подбиралась к павильону. Каждый шаг, который она делала, отзывался сокрушительным ударом в ее голове. Она все еще почти ничего не могла слышать, кроме тонкого крика в ушах, и не ощущала присутствия Бруно Маккея до тех пор, пока он не бросился на нее сзади и, обхватив руками ее икры во влажных джинсах, повалил ее на землю.

– Бруно, мы… неужели ты не видишь, мы… – ошеломленная, простонала она.

– Не двигайся, Лиз, – приказал он, с силой прижав ее за запястья к земле. – Пожалуйста. Ты сейчас не в себе.

Она лежала там, обездвиженная. Наблюдала, как прожектор полицейского вертолета добела высветил павильон. День посреди ночи. Она не знала даже наверняка, что пыталась сделать до этого.

– Со мной все хорошо, – пробормотала она.

– С тобой не все хорошо, – прохрипел он. – У тебя серьезная контузия. И мы должны уйти отсюда.

– Нам нужно взять Мансура живым.

– Знаю. Но не лезь теперь, пожалуйста. Пусть спецназ делает свою работу.

Четверо солдат двинулись к павильону с карабинами МП-5 у плеча, но тут передняя дверь медленно открылась и на залитую светом террасу выступила жилистая фигура в джинсах и футболке. Руки человека были подняты. В них не было оружия.

Лиз зачарованно смотрела на Фараджа Мансура. Смотрела, как первые капли дождя оставили темные пятна на его футболке. Маккей, однако, едва взглянул на него. Лиз внезапно с ужасом осознала, что именно должно было произойти и почему.

На какой-то миг все замерли, и затем один из спецназовцев завопил:

– Граната!

С расстояния не больше полудюжины ярдов четверо мужчин выпустили в грудь Мансура по очереди. Онемев, Лиз наблюдала, как его тело, судорожно дергаясь, падает на землю.

Она смотрела на залитое светом табло, почти плача от ярости.

– Ты понимаешь, черт тебя дери, понимаешь, что ты наделал?

Голос Маккея был терпелив:

– Лиз, вернись к реальности.

Шаги, которые она проигнорировала. Это чья-то еще проблема. Она снова начала куда-то уплывать, но услышала – как будто с большого расстояния, – как кто-то зовет ее по имени. Затем снова шаги.

Лиз неохотно открыла глаза. Комната, в которой она лежала, была просторна. Между ее кроватью и окном стояла капельница из нержавеющей стали и кислородный баллон на тележке. В ноздрях у нее была дыхательная трубка, а кровать утопала в подушках.

Постепенно туман расчистился. Дело было кончено, Фарадж Мансур и Джин Д’Обиньи были мертвы. Но Лиз знала, что некоторые моменты предыдущего вечера потеряны для нее навсегда. Причиной этого стали взрыв бомбы и последующая контузия.

Она вытащила дыхательную трубку из ноздрей. Голова ее болела, а во рту ощущался неприятный несвежий вкус.

Дверь открылась. Вошла молодая светловолосая женщина в военных брюках и футболке ВВС США.

– Здравствуйте! Как вы себя чувствуете?

– Хорошо, я думаю. – Лиз попыталась принять вертикальное положение. – Где я?

– Марвелл. Госпиталь авиабазы. Я – доктор Бет Уилдор. – У нее была живая манера поведения и великолепные зубы.

– А-а, хорошо, – кивнула Лиз. – Гм… Я могу встать?

– Я только вас быстренько осмотрю.

В течение следующих десяти минут доктор Уилдор осматривала ее глаза и уши, проверяла слух, измерила давление и провела другие тесты, записав результаты в карту.

– У вас замечательные способности к восстановлению, мисс Карлайл. Вы были не в самом лучшем состоянии, когда вас принесли сюда прошлой ночью.

– Боюсь, я помню об этом немногое.

– Мы называем это постэксплозивной травмой. Некоторые элементы пережитого вы, вероятно, так и не сможете вспомнить, но это, может быть, не так уж и плохо.

– Кто-нибудь погиб?

– Кроме террористов, вы хотите сказать? Нет. Несколько человек были ранены, но никто не умер.

– Слава богу. Теперь я могу встать?

– Знаете что, мисс Карлайл, я бы на вашем месте не спешила. Почему бы вам пока не принять посетителя, а когда я закончу обход, мы поговорим?

– У меня посетитель?

– Ну да, – сказала она, заговорщически улыбнувшись. – И мистер Уэдерби, похоже, очень о вас беспокоится.

– Уэдерби? – Она почувствовала необъяснимый трепет. – Он здесь?

– Прямо за дверью. – Она посмотрела на Лиз. – Можно ли считать, что вы хотите его видеть?

– Очень хочу, – сказала Лиз, улыбаясь.

– Хорошо! Возможно, вы хотели бы иметь в своем распоряжении минуту-другую, чтобы освежиться?

– Пожалуй.

– Я скажу ему – пять.

Когда доктор Уилдор ушла, Лиз перебросила ноги через край кровати и подошла к раковине. Ее пошатывало. Большим шоком оказалось лицо, которое смотрело на нее из зеркала. Она выглядела так, как будто ее избили, вокруг глаз залегли темные круги. Она сделала, что могла, с помощью косметички, которую нашла у изголовья, и затем устроилась поприличнее в кровати.

Вошел Уэдерби с букетом цветов. Ей нелегко было бы вообразить нечто подобное.

– Куда их можно поставить? – спросил он, оглядываясь.

– В раковину, возможно? Они очень красивы, спасибо.

Занимаясь цветами, он на мгновение повернулся к ней спиной.

– Ну… как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Лучше, чем выгляжу.

Он неловко присел в ногах кровати.

– Ты выглядишь… В общем, я рад, что не хуже.

– Как я понимаю, с нашей стороны никто не погиб? – сказала она.

– Суперинтендент Уиттен лежит в соседней палате. Он был ранен осколком и потерял много крови. Несколько солдат также получили тяжелые ранения, и есть полудюжина контуженых вроде тебя. Но никто не погиб. За что в значительной степени мы должны благодарить тебя.

– Я полагаю, вы в курсе всего, что случилось?

– Я был в КОБРЕ, когда ты позвонила и сказала, что летишь в Уэст-Форд вертолетом. Пять минут спустя полицейские сообщили, что произошел взрыв и по крайней мере дюжина человек убиты или ранены, а затем почти сразу поступил другой рапорт о том, что спецназ вступил в перестрелку. На Даунинг-стрит к этому времени все уже стояли на ушах, как ты можешь себе представить, но, к счастью, к тому времени, когда я туда добрался, я смог извлечь из Джима Данстэна некоторые достоверные факты – включая тот факт, что один из моих офицеров ранен. – Он сухо улыбнулся. – Премьер-министр был, естественно, чрезвычайно озабочен. Он сказал мне, что будет за тебя молиться.

– Должно быть, это меня и спасло. Но скажите, хватило ли времени, чтобы эвакуировать семью Делвсов?

Уэдерби кивнул:

– Данстэн успел предупредить охранников Делвса, и они перевели семью в сельский клуб, насколько я помню.

– Тем временем все мы приземляемся на крикетной площадке. Появляется Джин Д’Обиньи. Я помню, как она шла ко мне. Что случилось? Почему она уходила от цели?

– Мы не знаем. Дело выглядит так, как если бы она передумала. Она несла бомбу, а у Мансура был дистанционный пульт. Мы думаем, что он, очевидно, взорвал ее. Мансура активно искали с вертолетов. Кто-то сообщил о тепловых следах в районе павильона, и одна из групп спецназа двинулась туда на разведку. – Он криво улыбнулся. – Как мне сообщили, ты наблюдала за этим процессом с близкого расстояния.

– Я подробно опишу это в своем рапорте, – пробормотала Лиз.

– Буду ждать с нетерпением. – Он посмотрел на нее вопросительно. – Ты не хотела бы позавтракать?

– Еще как. Давайте найдем какую-нибудь столовую или что-нибудь в этом роде.

– А тебе разрешают выходить? Я не хотел бы оказаться недругом той женщины с зубами.

– А я вот рискну. – Лиз улыбнулась, испытывая слабую неловкость из-за протокола, не разрешавшего им называть друг друга по имени. Под влиянием внезапного беззаботного возбуждения она соскочила с кровати и, как была в бесформенной больничной сорочке, описала пируэт.

Уэдерби встал, поклонился с ироничной галантностью и направился к двери.

Она посмотрела ему вслед, а затем, осознав, что ее сорочка была полностью открыта сзади, начала хохотать. Возможно, она была еще не вполне в норме.

В шкафчике у кровати чья-то заботливая рука положила совершенно новое нижнее белье, кроссовки и серый тренировочный костюм. Все подошло отлично. Одевшись таким образом, она открыла дверь.

– Следуй за мной, – сказал Уэдерби. – Отличный костюмчик, между прочим.

Столовая была огромна – сияющий океан торговых автоматов и чисто вытертых столов. В середине утра там почти никого не было, и они двое были единственными посетителями. Лиз взяла себе кофе, апельсиновый сок и тост. Уэдерби ограничился кофе.

– Полагаю, вы знаете, кем на самом деле был Фарадж Мансур, – сказала она, помешивая кофе.

– Да. Джеффри Фейн сказал мне сегодня утром. Я летел сюда на вертолете вместе с ним.

– И где же теперь Фейн? – спросила она.

– Летит домой, опрашивает Маккея, я думаю.

– Ублюдки. Ублюдки! Они преднамеренно держали нас в неведении. Смотрели, как мы лезем из кожи вон. Смотрели, как умирают люди.

– Похоже, так и было, – сказал Уэдерби. – Как ты догадалась?

– По поведению Маккея вчера вечером. Когда Мансур вышел из крикетного павильона с поднятыми руками, Маккей отвернулся, как будто не хотел, чтобы его узнали. Они знали друг друга. Это было единственное возможное объяснение.

– Фарадж Мансур был человеком МИ-6, как и его отец до него. По всем стандартам он был первоклассным агентом. Очень храбрым и надежным.

– И Маккей его курировал?

– Он достался ему по наследству. Маккей прибыл в Исламабад примерно в то время, когда началась американская интервенция в Афганистане, и, если читать между строк, слишком нажимал на Мансура. Мансур сказал, что за ним установлено слишком пристальное наблюдение, и настоял, чтобы они прекратили контакты.

– И Маккей отступил?

– У него не было особого выбора. Мансура нужно было ублажать.

– И затем ВВС США расстреляли его семью.

– Верно. Что бы это ни было – трагический несчастный случай или фатальная некомпетентность – в зависимости от того, как интерпретировать факты, но Мансур посчитал это местью. Наказанием за то, что он прервал контакты с Маккеем. Поэтому неудивительно, что он встал под знамена джихада. Это был вопрос чести, помимо всего прочего.

– Око за око.

– Вот именно.

– И тут появляется Д’Обиньи.

– И тут появляется Д’Обиньи. Где-то в Париже, примерно в то же время, она сообщает своим кураторам, что располагает ценной информацией: она знает, где находится личная резиденция командующего Марвеллом. Руководители ИТС понимают, что могут убить одним выстрелом несколько символических зайцев. Такой шанс нельзя было упускать.

– Судя по тому, как вел себя Мансур, я сказала бы, что для него это было почти полностью личным делом, – покачала головой Лиз. – Когда он увидел, что устранение семьи Делвса невозможно, он сдался. – Она пожала плечами. – Он, вероятно, даже не слишком ненавидел Запад.

– Вполне вероятно, что ты права, – пожал плечами Уэдерби.

– Скажите мне еще вот что, – нахмурилась Лиз. – Если информация о Пакистане поступала к нам через Шестерку и они придерживали информацию о Мансуре, как вы узнали, что именно его семья была убита ВВС США?

Уэдерби посмотрел на нее с кривой улыбкой:

– Главным контрагентом Шестерки в Пакистане, как ты знаешь, является Управление межведомственной разведки, которое подчиняется министерству обороны. Шестерка гораздо меньше общается с Бюро полицейской разведки, подчиняющимся министерству внутренних дел, чье отношение к УМР, скажем так, не слишком дружественное.

– И у вас есть друзья в БПР? – спросила Лиз.

– Я поддерживаю кое с кем дружеские отношения, конечно. Я сообщил им имя – Фарадж Мансур, – и их банк данных выдал предполагаемого террориста, чьи отец и невеста были убиты в Даранже. Разумеется, они не знали, что Мансур был британским агентом.

– Но почему, почему Фейн и Маккей не сказали нам обо всем этом?

– Это вопрос допуска к информации, – сказал Уэдерби. – Как это видит Фейн, рассказывать нужно было или всем – включая американцев, – или никому. И они решили, что лучше никому. Вообрази только, что Мансуру удалось взорвать какой-нибудь лондонский ночной клуб или, скажем, нанести серьезные повреждения военному объекту, а затем весь мир узнает, что он бывший агент МИ-6. Ущерб был бы неисчислимым. Намного лучше было молчать в тряпочку, позволить нам найти его, а затем устранить, прежде чем у него будет шанс заговорить.

– Мне очень жаль, – покачала головой Лиз. – Я понимаю политическую сторону дела, но все же считаю случившееся вчера вечером делом непростительным. Не было там никакой гранаты. Человек стоял с поднятыми руками.

– Боюсь, вопрос это чисто академический. Мансур и Д’Обиньи убили нескольких невинных людей. В отношении действий спецназа будет проведено расследование, но ты можешь догадаться, к какому заключению оно придет.

Она снова покачала головой. После минутного раздумья она сказала:

– Значит, мы проиграли, да?

Уэдерби наклонился через стол и взял ее руки в свои:

– Мы победили, Лиз. Ты спасла жизнь той семье. Никто не смог бы сделать большего.

– Мы все время были на шаг позади. Я пробовала проникнуть в мысли Д’Обиньи, но не смогла. Я просто не могла понять, что у нее на уме.

– Ты подобралась так близко, как только возможно.

– В момент, когда ее жизнь оборвалась, мы стояли лицом к лицу. Кажется, она даже что-то мне говорила. Но я не могла услышать, что она говорила.

Уэдерби ничего не сказал. Он не выпускал ее рук, да и она не пыталась освободить их.

– Что будем делать? – спросила Лиз наконец.

– Думаю, мы могли бы найти кого-нибудь, кто отвез бы нас в Свонли-Хит, чтобы забрать твою машину. А оттуда я мог бы отвезти тебя в Лондон.

– Хорошо, – сказала Лиз.