Текст книги "Под угрозой (в сокращении)"

Автор книги: Стелла Римингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Еще через две минуты показался внешний периметр Марвелла. Маккей остановил автомобиль у стальных ворот.

– Улыбнись! – сказал он, когда к ним повернулась камера видеонаблюдения, установленная над забором из колючей проволоки.

Скоро они сидели в большом, хорошо отапливаемом кабинете. Мебель была не новой, но удобной. На стенах висели портрет королевы и знаки отличия эскадрилий, а также фотографии людей и самолетов, сделанные на Диего-Гарсии, в Саудовской Аравии и Афганистане.

Их принимали подполковник авиации Колин Делвс, розовощекий мужчина, одетый в форменные синие брюки и пуловер, который командовал базой с британской стороны, и его коллега из ВВС США полковник Клайд Грили, солидный и загорелый, в одежде для игры в гольф.

– Мы чертовски рады видеть вас, ребята, – говорил Грили, потягивая кофе. – И мы ценим ваши усилия, но просто не знаю, что еще мы можем сделать.

– Готов поспорить, этой паре и на милю не подобраться к нашему периметру, – сказал Делвс. – Серьезно, здесь ни одна былинка не шелохнется без того, чтобы мы этого не заметили.

– Полковник, как по вашему мнению, вы являетесь целью террористов? – спросил Маккей.

– Конечно, да! – сказал Грили. – У меня нет никаких сомнений в том, что мы – самая подходящая цель для террористов. – Грили развел руками. – Все факты широко известны. Из трех баз, расположенных в Восточной Англии, только мы развертывались в Центральной Азии.

– Где именно? – спросила Лиз.

– Что ж, до самого недавнего времени одна из наших эскадрилий штурмовиков А-10 была размещена в Узгене в Кыргызстане, три тяжелых самолета огневой поддержки АС-130 в Ваграме и, хотя об этом писали меньше, еще пара АС-130 поддерживала операции спецназа из Ферганы, Узбекистан. Полицейская работа, можно сказать.

– А вы развертывались в Пакистане? – спросила Лиз.

– Мы развертывались на афганской границе, – сказал Грили.

– А вы случайно не завели там новых врагов? – спросила Лиз мягко. – Если это не наивный вопрос?

– Это совершенно не наивный вопрос, – сказал Грили. – Но я могу честно сказать, что, возможно за исключением нескольких неубиваемых бандитов, которых мы выкурили из пещер нашими ракетами «сайдуиндер», мы заводили только новых друзей.

– Так почему же именно этот конкретный человек пересек полмира, двинувшись из Пакистана, чтобы напасть именно на этот аэродром? – настаивала она.

– Возможно, мы символическая цель, – сказал Грили. – Мы американские военные, и мы находимся на британской земле, символизируя союз, который сверг Талибан.

– Но ничего… более конкретного? – спросила Лиз.

– Со всем уважением, как можно знать наверняка? Некоторые люди были очень недовольны нашим присутствием, но были и люди – гораздо больше людей, – которые были очень рады нас видеть. – Он указал на портреты Д’Обиньи и Мансура. – Что касается этой воинственной парочки и их обид, то я должен сказать, что полностью уверен в системе безопасности нашей базы.

– Что вы можете рассказать о служащих ВВС США, живущих вне базы? – спросил Маккей. – Они, конечно же, уязвимы для нападения? Наверное, всем известно, где они живут.

На этот вопрос ответил Делвс.

– Если вы здесь посторонний, – сказал он, улыбаясь свысока, – вам будет чертовски трудно заполучить такую информацию. У нас очень близкие отношения с местной общиной, и любой, кто начнет задавать вопросы такого рода, очень быстро окажется лицом к лицу с военным полицейским.

– Но должны же ваши люди время от времени расслабляться, верно? – настаивал Маккей.

– Конечно, – сказал Грили, широко улыбаясь вопреки мрачности своего тона. – Но после одиннадцатого сентября многое изменилось. Дни, когда наша молодежь – мужчины и женщины – входила в местные команды по игре в дартс, безвозвратно ушли в прошлое.

– Проходят ли они специальную подготовку по вопросам безопасности и контрнаблюдения? – спросила Лиз. – Я имею в виду, предположим, что я решила последовать за какой-нибудь парочкой от паба до того места, где они живут…

– Вы продержитесь приблизительно минут пять, я думаю, прежде чем испытаете на себе весьма недружественную реакцию с участием автомобилей службы безопасности и, весьма возможно, вертолетов. Если наши люди хотят выпить пивка, они едут в какое-нибудь место на расстоянии по крайней мере семь-восемь миль, так, чтобы у них было достаточно времени на то, чтобы засечь любое транспортное средство, предположительно следующее за ними домой.

– А как вы сами, полковник? – спросила Лиз.

– Я живу на базе.

– Подполковник?

– Я с семьей живу более чем в дюжине миль отсюда в одной из деревень, – нахмурился Колин Делвс. – Я никогда не выезжаю отсюда в форме и сомневаюсь, что в деревне наберется человек пять, имеющих хотя бы приблизительное представление о том, чем я занимаюсь. Дом, в котором я живу, является архитектурным памятником второй категории, принадлежит он министерству обороны. Это последнее место, где кто-нибудь станет искать офицера военно-воздушных сил.

– А он находится под наблюдением полиции?

– В общем и целом, да. Но не так, чтобы привлекать к этому месту внимание.

Он замолчал, и снова вступил Грили, теперь уже без широкой улыбки:

– Мы можем защитить своих людей, и мы можем защитить свои самолеты. Я взял в Центральную Азию триста семьдесят шесть человек и двадцать четыре самолета, мы отработали свой срок, и я всех их привел назад. Каждого человека, каждый самолет. Я горжусь этим достижением и не дам запятнать его паре психов, которым нравится стрелять в старух. Вы уж поверьте нам в этом, хорошо? – Он указал на Делвса, который уверенно кивнул. – Мы полностью контролируем ситуацию.

Двадцать минут спустя Лиз и Маккей возвращались на БМВ в Свонли-Хит. Они ехали в тишине. Маккей поставил было компакт-диск, но Лиз попросила его выключить. Что-то беспокоило ее на подсознательном уровне.

– Что имел в виду Грили, когда говорил об «обидах» Д’Обиньи и Мансура? – спросила она в конечном счете.

– Что ты хочешь сказать?

– Он произнес что-то вроде «эта воинственная парочка и их обиды». Почему он сказал это? Какие обиды?

– Вероятно, он подразумевал те же самые обиды, которые побуждают ИТС бросать бомбы и стрелять в невинных граждан по всему миру.

– А я вот так не думаю. Такие слова не используют, говоря о членах профессиональной террористической ячейки. Они убили Рея Гантера и Элси Хоган не из-за обиды. Почему он использовал это слово, Бруно?

– Обида, шмабида, откуда мне знать? Я никогда этого парня раньше не встречал.

– Я этого и не говорила.

– Послушай, Лиз, я правда в восторге от того, как ты продвинула дело, но тебе нужно немного остыть. Ты не можешь все брать на себя, иначе ты не выдержишь, понятно? Я уверен, ты считаешь меня этаким пройдохой в плаще и с кинжалом, но не будь так строга – я ведь не враг.

Она моргнула. Над длинным ровным горизонтом висело серо-стальное небо.

– Прости, – сказала она. – Ты прав. Я действительно слишком глубоко копаю.

Но он, вполне возможно, раньше встречался с Грили, подумала она. Мы развертывались на афганской границе… Почему она чувствовала, будто находится в свободном падении? Истощение? Нехватка сна? Чего она не знала?

В молчании они продолжили свой путь к Свонли-Хит и были уже в пяти минутах от него, когда пронзительный писк мобильника сообщил Лиз о приходе текстового сообщения. Оно гласило: «Позвони Джуд». Они остановились у придорожной телефонной будки, Маккей откинул назад спинку своего сиденья, а Лиз выбралась на мокрую обочину и позвонила в следственный отдел.

– Итак, – начала Джудит Спратт, – вот что мы имеем. От родителей мы узнали, что с тринадцати лет Джин Д’Обиньи училась в школе-интернате под названием Гарт-Хаус близ Трегарона в Уэльсе. Небольшое заведение с совместным обучением, прогрессивное по своему характеру, которым руководит бывший священник-иезуит Энтони Прайс-Лэсселс. Школа известна тем, что принимает проблемных детей. Мы послали своих людей в школу, но она оказалась закрыта на рождественские каникулы, а сам Прайс-Лэсселс находится в Марокко, в местечке Аземмур, где у него есть квартира. Сегодня утром Шестерка послала в квартиру своего человека, но тот узнал от прислуги, что Прайс-Лэсселс на весь день уехал в Касабланку. Человека оставили ждать его приезда у дверей квартиры.

– А больше некого расспросить о школе? Бывших учителей, может быть?

– Мы не смогли разыскать никого, кто помнил бы о ней что-нибудь существенное. У нас создается впечатление, что заведение это очень маленькое и оно испытывает довольно серьезные финансовые проблемы. Текучесть кадров там очень высокая.

– А полиция не может просто открыть его и пройтись по архивам? Закон о предотвращении терроризма делает это возможным, не так ли?

– Конечно, и именно это прямо сейчас происходит. Как только у нас будет что-нибудь, я сообщу.

– Что-нибудь из Парижа?

– Опять же ничего существенного. Ее довольно хорошо знал один студент по имени Хамидулла Сауд. Они несколько раз ходили в кино, но перестали встречаться после того, как она сказала ему, что не одобряет его образ жизни.

– Таким образом, мы по-прежнему не имеем никакой связи с Восточной Англией?

– Ничего. А должно у нее что-нибудь там быть?

– Нет, она может быть просто прикрытием Мансура, и тогда все, что от нее требуется, это быть англичанкой. Но если она когда-либо бывала здесь прежде, это могло бы нам подсказать, где она залегла или даже какова ее цель. Так что не сбавляйте темпа, Джуд, пожалуйста.

– Не будем.

Глубоко расстроенная, Лиз повесила трубку. Им ужасно была нужна удача. Но в данный момент это было лучшее, на что они могли рассчитывать.

– Вылезай! – сказал Фарадж резко. – Сложи сумки под деревом и помоги мне с машиной.

Джин пристроила рюкзаки у корней ивы. Снова пошел дождь, свет стал меркнуть. Кругом было безлюдно.

Джин Д’Обиньи знала это место – там, где пересекались дренажные каналы Лессер-Уз и Метволд-Фен. Она знала, что вода здесь была глубока, а люди заходили редко. Вспышка памяти, яркая почти до боли, извлекла картину, каково это, когда тебе шестнадцать лет, пахнет зеленью, речным илом, а в голову ударяет смесь водки и сигарет на пустой желудок.

Им потребовалось некоторое время, чтобы найти это место, но теперь они были на целых двадцать пять миль к югу от деревни, где угнали MGB, и после того блокпоста они не видели никакой полиции, кроме проблеска огней военного вертолета далеко на севере. С учетом естественного предположения, что об угоне MGB должны были быстро сообщить, они были благодарны судьбе.

Фарадж опустил стекла MGB и откинул виниловую крышу. Автомобиль стоял около старого моста через реку. Прямо перед ним начинался пролет потрескавшихся бетонных ступеней, ведущих вниз к узкой тропинке. От дальнего берега реки уходил на север более узкий дренажный канал. Река здесь была глубокой, но медленной.

Поворачиваясь, она осмотрелась вокруг. Ничего. Затем Фарадж с силой сжал ее запястье, и она вздрогнула, отступив от моста. В дренажной канаве было какое-то движение. Что-то тихо раздвигало камыши и тростник. Животное? – спросила она себя. Полицейская собака? Ничего не было видно, кроме медленного, пугающего колебания тростника.

Они уже были довольно далеко от берега, присев за машиной с оружием в руках.

Тростник разошелся, и показался острый нос бесшумно двигавшегося каяка. В нем сидела неподвижная фигура, упакованная в водонепроницаемый плащ защитного цвета с капюшоном. Первым предположением Джин, буквально парализовавшим ее, было то, что это солдат спецназа, и, когда фигура медленно поднесла к лицу бинокль, предположение это, казалось, подтвердилось.

Но человек осматривал растительность на краю берега, полностью игнорируя MGB, стоявший у моста. Внезапно маленькая непримечательная птица вылетела из-под моста и уселась на сломанный стебель камыша. Плавно и неторопливо бинокль повернулся в сторону птицы, и теперь на скрытом капюшоном лице сидевшего в каяке человека стала видна довольная улыбка.

Джин поставила «малыша» на предохранитель и скосила взгляд, чтобы посмотреть, заметил ли Фарадж, что молодой человек не представляет угрозы. Птица, должно быть, заметила ее слабое движение, потому что быстро вспорхнула с камышинки и метнулась обратно под мост. Молодой человек недолго смотрел ей вслед, затем развернул каяк и исчез так же, как появился.

– Мы должны избавиться от автомобиля, – сказала Джин, когда они убедились, что молодой человек не вернется. – Вертолеты, которые мы видели раньше, были военными, и на их тепловых видеокамерах машина будет видна даже сквозь деревья.

– Так и сделаем, – кивнул Фарадж.

Просунувшись в автомобиль, он поставил его на нейтральную передачу и отпустил ручной тормоз. Они стали толкать его сзади. Старый MGB был тяжелее, чем казался на вид, и потребовалось несколько секунд, чтобы сдвинуть его с места в скользкой от дождя грязи. Затем он как будто неохотно двинулся к началу лестницы, покачнулся на первой ступеньке и с громким скрежетом застрял.

– Мост зацепился, – пробормотал Фарадж. – Вот зараза. Надо еще толкать.

И они толкали его, упираясь плечами в хромированный задний бампер и глубоко зарываясь в землю рифлеными подошвам ботинок. Сначала ничего не происходило, затем цементное покрытие кирпичных ступеней раскрошилось, зад MGB взлетел вверх, выбив Джин из равновесия так, что Фараджу пришлось схватить ее, чтобы она не соскользнула в реку, и автомобиль начал медленный спуск по ступеням. В самом низу он как-то даже величественно перевернулся на крышу, с сильным всплеском упал в воду и начал погружаться на глубину под мостом. Задыхаясь, Джин и Фарадж смотрели с нижних ступеней, как хромированные бамперы становились все бледнее, пока наконец не исчезли совсем.

Они снова поднялись по лестнице, и Фарадж проверил жестяную банку, в которой находился заряд Си-4.

– Все в порядке?

Фарадж пожал плечами:

– Он все еще там. А мы все еще здесь.

Джин взяла вещи. Она чувствовала себя замерзшей, грязной, голодной и промокшей до нитки. Кроме того, ужасные события дня – повторяющиеся выбросы и отливы адреналина – довели ее до почти галлюциногенного истощения. Она ощущала, теперь уже в течение нескольких дней, присутствие неумолимо преследующей ее фигуры. Фигуры, которая тянулась за ней как тень, нашептывая в уши вещи, которые ввергали ее в сомнения. Возможно, подумала она, это было ее прежнее «я», пытавшееся вернуть ее душу. Фарадж в отличие от нее казался свежим как огурчик. Казалось, что его физическое состояние полностью зависит от его воли. Не было ни боли, ни страха, ни усталости.

Джин наблюдала за ним, и сила его самообладания производила на нее впечатление. Она глубоко пугала ее. Было время, когда она была уверена, что вера и решимость дадут ей такие же силы. Теперь она ни в чем не была уверена. Она родилась заново, конечно, но вступила в мир чрезвычайной жестокости. Фарадж, как она поняла, жил в этом мире уже в течение долгого времени.

В отдалении, возможно милях в пяти, застрекотал вертолет. Какой-то миг ни один из них не двигался.

– Быстро! – сказала Джин. – Под мост.

Они скатились вниз по ступенькам на узкую тропинку и бросились прямо в намокшие кусты ежевики. Шипы впивались Джин в лицо и руки, но наконец они продрались сквозь кусты и скорчились в темноте под аркой.

Примерно через минуту звук вертолета вернулся, на сей раз громче, возможно, на расстоянии трех-четырех миль, и хотя она знала, что для него невидима, она прижалась к мосту. Почти плача от истощения и дрожа от холода, она сказала без всякого выражения:

– Думаю, что мы должны снять рюкзаки и заночевать здесь. Инфракрасные камеры вертолетов не смогут уловить тепло через кирпич.

Он поглядел на нее подозрительно, почувствовав в ее голосе пораженческие нотки.

– Если нас поймают на открытом месте, – взмолилась она, – нам конец, Фарадж.

Он помолчал, обдумывая ситуацию. В конце концов он согласно кивнул.

Лиз как раз собиралась включить ноутбук и расшифровать входящую электронную почту, когда уголком глаза увидела, как Дон Уиттен подался вперед и закрыл лицо руками. Где-то через секунду его искаженное от разочарования лицо появилось снова, и он стиснул кулаки, беззвучно ругаясь.

В ангаре в этот момент было восемнадцать мужчин и три женщины. Шестеро мужчин были армейскими, и все они, кроме капитана спецназа Керсли, были в полевой форме. Все, как один, затихли и повернулись к Уиттену.

– Расскажите, что там, – сказал Данстэн спокойным голосом.

– Молодой человек по имени Джеймс Мартиндейл только что сообщил об угоне зеленого гоночного двадцатипятилетнего MGB от паба «Плау» в Бердхоу. Это могло произойти в любое время после двенадцати пятнадцати, когда он приехал в паб, чтобы перекусить. Потом он долго смотрел регби по телевизору.

Раздался коллективный вздох – звук крайнего разочарования. Было слишком наивно надеяться, что угон автомобиля не связан с Д’Обиньи и Мансуром. Уиттен хмуро потянулся за сигаретами.

– Бердхоу находится в полумиле за внешней стороной круга оцепления. Они, должно быть, удрали от нас по полям, пока мы организовывали блокаду. И теперь у них есть целых четыре часа форы.

Армейские офицеры молча посмотрели друг на друга. Два батальона регулярных войск и резервистов и полудюжина вертолетов «газель» и «линкс» все еще продолжали развертывание в северо-западном секторе.

– Секунду, – сказал Маккей, поворачивая голову туда, где сидела Лиз. – Гоночный зеленый MGB? Мы один такой обогнали! Помнишь, я говорил тебе, что когда-то у меня…

– Цвета морской волны? К которому девицы липли?

– Да, тот самый. Так где же мы были? Взглянем на экран. Отсюда мы двинулись на юго-запад, и сколько мы ехали, минут пятнадцать? Это должно было быть где-нибудь рядом с Касл-Эйкр или Нарборо. Итак, если наша встреча в Марвелле была назначена на два часа дня и это был тот самый автомобиль, тогда два наших террориста были около Нарборо приблизительно в час сорок пять. Два с четвертью часа назад. Вы правы, – обратился он к Уиттену, – они могут быть где угодно.

– Но зачем угонять такой легко узнаваемый автомобиль? – спросила Лиз.

Полицейские посмотрели друг на друга.

– Потому что его легче увести, дорогуша, – сказал Уиттен. – У большинства автомобилей моложе двадцати лет есть автоматический замок рулевого управления.

– Ну ладно, понятно. Получается, однако, что они схватились за соломинку? Отчаянный рывок, лишь бы убраться подальше от блокпоста. Они не рискнули бы въехать в город в автомобиле, который опознали бы немедленно, ведь они должны исходить из того, что об угоне уже сообщено.

– Согласен, – кивнул Данстэн. – Они могли позволить себе ехать самое большее час, придерживаясь второстепенных дорог, затем они должны были избавиться от автомобиля.

– Час езды по второстепенным дорогам приводит их к авиабазе Марвелл, – сказал Маккей спокойно.

– Хорошо, предположим, что их цель – Марвелл, – сказал Данстэн, глядя по сторонам. – Мы можем обоснованно предположить, что, во-первых, они не собираются подъезжать в угнанном автомобиле слишком близко к охраняемому правительственному учреждению и, во-вторых, они избавились от автомобиля в течение часа после того, как миновали Нарборо. Это означает, что прямо сейчас они находятся или к востоку, или к западу от пятимильной зоны вокруг Марвелла. Где-нибудь залегли и отдыхают, полагаю, – день у них был довольно напряженный. Или они готовятся приблизиться к цели.

Уиттен погасил сигарету.

– Итак, что вы предлагаете?

– Очертим два круга вокруг Марвелла. Внутренний круг, радиусом пять миль, мы нашпигуем полицией, армией и резервистами, прямо сейчас. Дадим им приборы ночного видения, прожекторы, все, что потребуется… Так, чтобы в принципе никто не мог пройти.

Лысеющий человек со знаками различия подполковника произвел быстрый расчет.

– Это приблизительно восемьдесят квадратных миль. Если мы стянем все поисковые группы из северо-западного сектора, добавим еще один батальон…

– А вокруг этого, – продолжил Данстэн, – будет кольцо в пять миль шириной, площадью двести квадратных миль, над которым мы будем летать всю ночь, используя тепловизоры… – Он осмотрелся, ожидая увидеть знаки одобрения. – Есть идеи получше?

Тишина.

– Вполне приемлемо, – сказал подполковник.

– Сержант Госс, – продолжил Данстэн, – я хотел бы, чтобы вы направились в Марвелл для связи с полковником Грили. Я позвоню ему прямо сейчас и обрисую картину.

Госс кивнул и быстро покинул ангар, только махнул Лиз рукой на прощание, пробегая мимо. Каким-то образом, хотя как именно, она пока не могла точно определить, события, похоже, выходили из-под контроля. Участвовало слишком много людей, и было представлено слишком много ведомств.

С удивлением она поняла, что еще не прочитала пришедшее ей сообщение, сразу открыла экран ноутбука и начала работу. Сообщение, которое она расшифровала, оказалось длинным и было помечено как срочное и предназначенное только для нее, Маккея и Данстэна. Она открыла приложенный документ.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО – ТОЛЬКО ДЛЯ УКАЗАННЫХ АДРЕСАТОВ

КАСАТЕЛЬНО: МАНСУР, Фарадж

В полночь 17 декабря 2002 г., после получения донесения о деятельности ИТС на пакистано-афганской границе близ Чамана, самолет АС-130 усиленной огневой поддержки взлетел с базы ВВС США в Узбекистане (предположительно в Фергане) с заданием найти и уничтожить противника. На борту АС-130 была команда плюс 12 бойцов спецназа…

По мере того как она читала, она перестала замечать, что происходит вокруг, и пространство ангара погружалось в тишину.

– Как ты думаешь, много они знают? – спросил Фарадж, когда они сменили мокрую одежду на сухую, которую Джин упаковала в рюкзаки утром.

– Думаю, мы должны исходить из того, что они знают, кто мы такие, – сказала Джин после некоторого раздумья. – Слабыми звеньями цепи являются водитель грузовика, который видел тебя, и женщина, сдавшая мне дом, которая может меня узнать. Они знают, кто мы, поверь мне. Мы имеем дело с британцами, а они мстительные люди. И офицеры, которые руководят операцией против нас, наверняка лучшие из тех, что есть.

– Посмотрим. Пусть выставляют своего лучшего бойца. Он нас не остановит.

– Они уже выставили своего лучшего бойца, – нахмурилась Джин. – Их лучший боец – женщина.

Фарадж подвинулся на узкой мощеной тропинке под мостом.

– Что значит женщина?

– Они направили женщину. Я чувствую ее тень.

– Ты с ума сошла! Что за глупости?

Она пожала плечами:

– Это не имеет значения.

Она слышала его слабое, раздраженное дыхание. Они лежали голова к голове, завернувшись в одеяла, которые предоставляла своим жильцам Диана Мандей. Теперь, когда она была в сухой одежде, холод уже не казался таким убийственным. В Тахт-и-Сулеймане бывало и хуже.

– Сегодня мы убили двух человек, – сказала она, снова увидев полузакрытыми глазами, как лопается голова того парня.

– Это было необходимо. Там и думать было не о чем.

– Я уже не тот человек, которым проснулась этим утром.

– Теперь ты более сильный человек.

Была ли это сила? – задумалась она. Этот настороженный сон. Эта холодная отстраненность от событий? Возможно.

– Рай ждет нас, – сказал Фарадж. – Но еще не время.

Верит ли он в это? – подумала она. Что-то в его голосе – слабая, слегка ироничная нотка – заставило ее ощутить неуверенность.

– Кто ждет тебя в этом мире? – спросила она. Он упоминал о родителях и сестре. А была ли жена?

– Никто не ждет.

– Ты никогда не был женат?

Он молчал. Сквозь темноту она ощущала сильное сопротивление своим вопросам.

– Завтра мы можем умереть, – сказала она. – Почему бы нам сегодня ночью не поговорить?

– Я никогда не был женат, – сказал он, но она поняла по его тону, что кто-то был. – Она умерла, – добавил он наконец.

– Мне жаль.

– Ей было двадцать лет. Ее звали Фарзана, она была швеей. Мои родители хотели, чтобы я женился на образованной и чтобы это была таджичка, а она не была ни тем ни другим, но они… они очень ее полюбили. – Он затих.

– Расскажи мне о ней, – попросила она, чувствуя, что на каком-то уровне, несмотря на всю свою сдержанность, он хотел поговорить.

Он пошевелился и почти минуту молчал.

– Я был в Мардане, – начал он. – В медресе. Я был старше, чем большинство других учеников, – мне уже было двадцать три, когда я пошел туда, – и в религиозном отношении я был гораздо менее нетерпимым. Я пробыл там почти два года, когда пришло письмо из Афганистана, в котором говорилось, что готовится помолвка моей сестры Лайлы и по этому случаю будет устроен праздник.

Я вернулся в Даранж в кузове грузовика, направлявшегося в Кандагар. Я прибыл в день помолвки, познакомился с Халидом, за которого должна была выйти моя сестра, и той же ночью начались празднества. Как всегда в таких случаях, люди много ели и веселились. Нельзя забывать, что в жизни этих людей это была драгоценная и редкая возможность поразвлечься, и шанс потанцевать, или спеть, или запустить фатакарс – самодельный фейерверк – нельзя было упускать.

Я первым заметил американский самолет. Вообще они пролетали над этим районом довольно часто – под Кандагаром и на границе регулярно проводились боевые операции, – но необычным было то, что этот самолет шел очень низко. Это была огромная машина – самолет огневой поддержки АС-130, как я позднее узнал. Церемония помолвки проводилась в небольшом селении за городом, и я пошел побродить по окрестностям и поднялся на соседний холм, чтобы собраться с мыслями. Я чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в своей жизни. Я сделал предложение Фарзане, и она приняла его. Внизу полным ходом шло чествование Лайлы и Халида, ее нареченного. Взрывались петарды, играла музыка, и стреляли ружья.

Когда включились прожекторы, я подумал, дурак, что они посылают какой-то сигнал. Отвечают на фейерверк и музыку своего рода дружественным приветствием. Война против Талибана, в конце концов, закончилась. Я стоял там, глядел на самолет, и тут он открыл огонь.

Через пару секунд я, конечно, понял, что происходит. Я побежал, размахивая руками и крича тем, в самолете, – как будто кто-то там мог меня услышать, – что люди просто запускали фейерверк. А все это время самолет двигался медленными, методичными кругами, поливая каждый дюйм пространства орудийным огнем. Повсюду были мертвые и умирающие, а раненые, крича, корчились на земле. Я бегал сквозь огонь, как будто это был дождь, невредимый, но не мог найти никого, кого знал. И я не мог найти Фарзану. Я выкрикивал ее имя, пока не лишился голоса, а затем почувствовал, как меня оторвало от земли и бросило на камни. В меня попали.

Следующее, что я помню, был Халид, мой будущий зять, который пытался поставить меня на ноги и заставить бежать. Каким-то образом он сумел вытащить меня из зоны обстрела и поднять на холм, где я стоял ранее. Я был ранен в бок шрапнелью, но смог заползти под какой-то обломок скалы. После этого я потерял сознание.

Я пришел в себя уже в госпитале в Кандагаре. Халид погрузил восьмерых из нас в грузовик и гнал всю ночь. Моя сестра Лайла осталась жива, но потеряла руку, а моя мать получила серьезные ожоги. Она умерла неделю спустя. Отец, Фарзана и дюжина других были убиты во время нападения.

В тот вечер по телевидению показали репортаж Си-эн-эн о «перестрелке» близ Даранжа. По словам репортера, боевики Аль-Каиды попытались сбить американский транспортный самолет ракетой «земля-воздух». Попытка потерпела неудачу, террористы были обстреляны, и несколько из них убиты. Двадцать четыре часа спустя «Аль-Джазира» выступила с другой версией. Сообщалось, что американский самолет, похоже, совершил неспровоцированное нападение на празднование помолвки в афганской деревне, в ходе которого было убито четырнадцать и тяжело ранено восемь афганских гражданских лиц. Из убитых шестеро были женщины, а трое – дети. Никто из пострадавших не имел связей с какой-либо террористической организацией.

После отказа прокомментировать инцидент в течение почти недели представитель ВВС США признал, что происшествие имело место более или менее так, как описала «Аль-Джазира», и охарактеризовал гибель людей как «трагическую». В оправдание он сказал, что, по словам членов экипажа самолета, они оказались под длительным огнем из стрелкового оружия, а пилот заявил, что по ним была выпущена ракета «земля-воздух». Были опубликованы фотографии, на которых командир подразделения полковник Грили указывает на, по его утверждению, следы пуль на фюзеляже самолета АС-130. Последовавшее военное расследование полностью реабилитировало экипаж самолета.

– Это было два года назад?

– Это было почти ровно два года назад. Как только мои раны исцелились, я возвратился в Мардан, но внутри я умер. Все, что осталось, – это жажда мести. Это было дело чести – иззат. В медресе мне сочувствовали. Они на несколько месяцев послали меня в один из лагерей на северо-западе и затем переправили через границу в Афганистан. Я стал работать в мастерской по ремонту грузовиков, которая была прикрытием для одной из джихадистских организаций, и там несколько месяцев спустя меня представили человеку по имени аль-Сафа.

– Дауд аль-Сафа?

– Он самый. Аль-Сафа в течение некоторого времени обдумывал, как отомстить тем, кто был виновен в резне в Даранже. Не общая операция, а узконаправленная, целевая репрессия. Он сказал мне, что как раз познакомился с молодой англичанкой, которая осмелилась взять имя Азимат – невесты Сала-ад-дина. Эта женщина имела специфические знания, которые могли позволить нам отомстить.

– Я ничего этого не знала, – сказала она. – Почему мне не рассказали?

– Для твоей собственной безопасности и для безопасности нашей миссии.

– А теперь я все знаю?

– Еще нет. Когда придет время, ты будешь знать все.

– Это будет завтра, не так ли?

– Верь мне, Азимат.

Она обратила свой взор в темноту. В тот миг окруженное дождем пространство под мостом стало для нее целым миром. И если это была ее последняя ночь на земле, пусть так и будет. Она протянула руку и ощутила щетину на его щеке.

– Я не Фарзана, – сказала она спокойно, – но я твоя.

Молчание, и из-за пределов окружавшей их тишины раздался долгий вздох болотного ветра.

– Тогда иди сюда, – сказал он.