Текст книги "Дьявольские балы"

Автор книги: Стефани Майер

Соавторы: Ким Харрисон,Мэг Кэбот,Лорен Миракл,Мишель Яффе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

3

– Пап!

Я стояла на пороге и с бьющимся сердцем прислушивалась. В доме – папа всегда содержал его в чистоте и порядке – было тихо. Только за моей спиной жужжала на утреннем солнце газонокосилка. Золотое сияние лилось внутрь и вспыхивало на паркете и перилах лестницы, ведущей на второй этаж. Я всю дорогу бежала – на каблуках и в этом противном платье. Люди на меня пялились. А я вдобавок совсем не устала, и это меня слегка встревожило. Сердце стучало не от напряжения, а от страха.

– Пап?

Я шагнула внутрь, на глаза навернулись слезы, когда сверху донесся дрожащий недоверчивый голос:

– Мэдисон?

Я перепрыгивала через ступеньки, путалась в подоле, хваталась за перила и наконец взобралась наверх. И вот я на пороге своей комнаты, в горле ком. Папа сидел среди моих открытых, но так и не распакованных коробок. Он словно постарел, худое лицо было совсем изможденное от боли. Я не смела двинуться с места. Просто не знала, что делать.

Он смотрел широко раскрытыми глазами, будто меня здесь и не было.

– Ты даже вещи не разложила, – прошептал папа.

Горячая слезинка капнула из ниоткуда и скатилась мне на подбородок. Увидев папу таким, я поняла, что и правда должна напомнить ему о лучших временах. Я нужна ему. Нужна как никогда и никому на свете.

– Пап… прости, – только и смогла беспомощно выговорить я.

Он перевел дыхание и встряхнулся. Лицо его осветилось любовью. Он вскочил.

– Ты жива?!.. – шепнул он, и вот уже нет тех трех шагов, что разделяли нас, и папа крепко-крепко меня обнимает. – Мне сказали, ты умерла. Ты жива?!

– Со мной все хорошо. – Я всхлипнула, уткнувшись носом в его грудь, мне стало до боли легко. Он весь пропах своей лабораторией, маслом да чернилами, и это был лучший в мире запах. Слез было не удержать. Я умерла – наверное. У меня был амулет, но даже с ним я чувствовала себя совсем беспомощной: я ведь не знала, смогу ли остаться здесь. – Все хорошо, – проговорила я, икая от рыданий. – Но они ошиблись.

Чуть не смеясь от радости, папа слегка отстранил меня и заглянул мне в лицо. Глаза его блестели от слез, а улыбка, казалось, теперь так и останется на лице навсегда.

– Я был в больнице, – сказал он. – Видел тебя. – Воспоминание о той боли промелькнуло в папином взгляде, он дрожащей рукой коснулся моих волос, словно хотел убедиться, что я настоящая. – Ты в порядке. Я пробовал позвонить твоей маме. Она, наверное, подумает, что я окончательно сошел с ума. Я так и не сумел оставить сообщение, сказать, что ты попала в аварию. И бросил трубку. Но с тобой и правда все хорошо.

У меня ком стоял в горле. Я громко шмыгнула носом. Никому не отдам амулет. Никогда.

– Прости, пап. – У меня до сих пор текли слезы. – Не надо было ехать с тем парнем. Ни за что. Прости. Прости, пожалуйста!

– Тс-с-с. – Папа обнял меня и начал укачивать, но я только сильнее расплакалась. – Все хорошо. Ты в порядке. – Приговаривал он и гладил меня по голове.

Вдруг папа затаил дыхание, словно какая-то мысль поразила его. Он опять немного отстранил меня, от его взгляда я похолодела и с последним тихим всхлипом перестала плакать.

– С тобой и правда все хорошо, – удивленно заметил папа. – Ни царапины. – Его рука соскользнула с моего плеча.

– Пап, – я тревожно улыбнулась, – мне нужно тебе сказать… Я…

У двери кто-то тихонько зашаркал, папа взглянул туда поверх моего плеча. Я обернулась. На пороге с неловким видом мялся Барнабас, а рядом с ним стоял коротенький человечек в колышущемся свободном одеянии вроде тех, что носят мастера боевых искусств. Он был худой и прямой как палка, с очень темной кожей и острыми чертами лица. Судя по морщинам в уголках темно-карих глаз и по тому, что его жесткие курчавые волосы поседели на висках, он был уже стар.

– Прошу прощения. – Папа чуть развернул меня, теперь я стояла с ним рядом. – Вы привезли мою дочь? Спасибо.

Физиономия, которую скроил Барнабас, мне совсем не понравилась, и я едва не спряталась за папиной спиной. Но он по-прежнему обнимал меня одной рукой, и мне не хотелось двигаться. Вот елки! Кажется, Барнабас притащил своего начальника. Я хочу остаться здесь. Черт возьми, я не хочу умирать! Так нечестно!

Лицо старика изобразило сожаление.

– Нет, она добралась сама, – произнес он, приятно чеканя слова. – Бог знает, как ей это удалось.

Я испуганно потерла глаза.

– Они меня не привозили. – Я беспокойно переминалась с ноги на ногу. – Я их не знаю. Парня как-то видела, – добавила я, – а старика – ни разу.

Папа неопределенно улыбнулся, стараясь разобраться, что к чему.

– Вы из больницы? – спросил он, и лицо его закаменело. – Кто сказал, что моя дочь умерла? Кто за это отвечает? Не сносить ему головы.

Барнабас съежился, а его начальник одобрительно фыркнул.

– Точнее и сказать нельзя, сэр. – Он обвел взглядом мою комнату – розовые стены, белую мебель, нераспакованные коробки, – и снова воззрился на меня. И что, интересно, он тут высмотрел? Моя так внезапно оборвавшаяся жизнь совсем как эта комната: все здесь, но так и лежит в коробках. А теперь их снова закроют и уберут в шкаф, и никто не узнает, что же хорошего было внутри. Я еще ничего не успела.

Я вся напряглась, когда старик, умиротворяюще подняв руку, шагнул в комнату.

– Нам нужно поговорить, девочка.

От его слов меня точно холодом обдало. О, боже! Он хочет забрать меня с собой.

Я крепче сжала амулет. Папа поймал мой испуганный взгляд и наконец сообразил, что что-то не так.

– Мэдисон, звони в полицию. – Он встал между мной и теми двумя.

Я потянулась к телефону на прикроватном столике. Уж его-то я распаковала.

– Да всего на минутку, – сказал старик.

И взмахнул рукой, как плохой актер в фантастическом фильме. Гудок прервался, а на улице затихла газонокосилка. Я в недоумении перевела взгляд с телефона на папу, который по-прежнему стоял между мной и гостями. Стоял не шелохнувшись.

Ноги сделались ватными. Я поставила телефон на место и изумленно рассматривала папу. Вроде бы с ним все было нормально. За исключением того, что он застыл как вкопанный.

Старик вздохнул, и я подняла на него глаза. Сын дохлого щенка. Мне было холодно и страшно. Но сдаваться без боя я не собиралась.

– Отпустите его. – Голос мой дрожал. – А то я… я…

Барнабас язвительно скривился, а старик поднял брови. Глаза у него стали серо-голубые. Но я готова поклясться, что раньше они были карие.

– Ну, и что ты сделаешь? – Он стоял на ковре у двери, решительно скрестив руки на груди.

Я взглянула на застывшего папу и пригрозила:

– Закричу. Или еще что-нибудь.

– Кричи. Хлоп! И все – пустота, да так быстро, никто и не услышит.

Я решила попробовать и набрала было воздуха, но старик только головой покачал и шагнул в комнату. Я шумно выдохнула и начала медленно отступать. Но ко мне он не приближался. Вместо этого отодвинул от туалетного столика белый стул и примостился на краешек. Облокотился на спинку и подпер лоб ладонью, словно совсем устал. Странное зрелище: старик, а рядом музыкальный центр и прочее девичье барахло.

– Ну почему все так сложно? – пробормотал он и потрогал пальцем моих керамических зебр. – Это шутка такая? – продолжил он громче, обращаясь к потолку. – Смеешься? Покатываешься над всем этим со смеху, да?

Я взглянула было на дверь, но Барнабас предостерегающе покачал головой. Ладно. Оставалось окно – но если прыгать в этом платье, недолго и убиться. Стоп. Я же и так мертвая.

– С папой все хорошо? – я осмелилась тронуть его за плечо.

Барнабас кивнул, и старик снова перевел взгляд на меня. Судя по выражению лица, он наконец что-то надумал и протянул мне руку.

– Приятно познакомиться, – решительно сказал он. – Мэдисон, верно? Рон, меня обычно так зовут.

Я удивленно уставилась на него, и старик медленно опустил руку. Глаза его снова стали карими.

– Барнабас рассказал мне, что ты сделала. Можно посмотреть?

Я встревожилась, пальцы соскользнули с папиного локтя. Вот гадость. Все в мире остановилось, а я разгуливаю тут мертвая. Так что замороженный папа – это еще не самое страшное.

– Посмотреть что?

– Камень.

Легкая тревога в голосе Рона обожгла меня.

Он хочет его забрать. Но только благодаря камню я остаюсь живой. Или не совсем мертвой.

– Вряд ли.

На лице старика отразилось беспокойство. Значит, камень этот точно ценный. Пальцы скользнули по его прохладной поверхности.

– Мэдисон, – начал уговаривать Рон, вставая, – я просто хочу посмотреть.

– Вы хотите его забрать! – крикнула я с колотящимся сердцем. – Только благодаря ему я не таю. Я не хочу умирать. Ваши ребята перепутали. Я не должна была умереть. Вы ошиблись!

– Да, но ты же все-таки умерла, – Рон протянул руку. Дыхание с шумом вырывалось из моей груди. – Просто дай мне посмотреть.

– Не дам! – завопила я.

– Нет, Мэдисон! – В глазах старика загорелся страх. – Не говори этого! – И он бросился ко мне.

Я стиснула камень и отступила, выйдя из-под сомнительной папиной защиты.

– Он мой! – пронзительно крикнула я и в тот же миг уперлась спиной в стену.

Рон резко остановился и уронил руки, на его старом лице ясно проступил испуг. Казалось, весь мир закачался.

– Ох, Мэдисон, – вздохнул старик, – правда, не стоило.

Я всматривалась в него, не понимая, почему он остановился. Потом ледяная дрожь поднялась от ладони, сжимавшей амулет, и прокатилась по всему телу. Как будто меня током ударило. Биение сердца отдавалось во мне, отражаясь от кожи изнутри, потом заполнило меня целиком, словно я снова была… живая. Мгновение спустя лед сменился огнем, будто для равновесия, а потом… Потом все закончилось.

Дыхание перехватило, и я так и застыла, прижавшись к стене. С бешено бьющимся сердцем я посмотрела на Рона. Бедный старик в диковинном одеянии стоял тихо-тихо и казался совсем несчастным. Я боялась шевельнуться. Но амулет у меня в руке изменился. Он до сих пор чуть искрился той странной силой, и, не удержавшись, я разжала пальцы, чтобы взглянуть на него. От удивления я оторопела.

– Смотрите, – оглушенно сказала я, – он стал другим.

Рон, согнувшись, плюхнулся на стул, еле слышно что-то бормоча. Я потрясенно выпустила камень из рук и держала его теперь за ремешок. Когда я сорвала его с черного жнеца, это был самый обычный серый камень, обкатанный речными волнами. Теперь он стал абсолютно черным, словно с ремешка свисала капелька пустоты. Да и сам черный ремешок отливал теперь серебром, бросая отсветы на всю комнату. Черт. Сломала я его, что ли? Но как он может быть сломан, если стал такой красивый?

– Когда я его забрала, он был другой, – сказала я, но тут же осеклась, увидев, с каким сожалением смотрит на меня Рон. Позади стоял Барнабас, в лице ни кровинки, в глазах едва ли не ужас.

– Это ты верно подметила, – с горечью сказал Рон. – У нас была надежда покончить с этим, как положено. Но не-е-ет, теперь он твой. – Лицо старика исказилось неудовольствием. – Поздравляю.

Я медленно опустила руку. Он мой. Рон сказал, камень мой.

– Но этот камень… Тот парень был не жнец, но камень у него, как у черного жнеца, – к моему удивлению, в голосе Барнабаса звучал страх. – Она – черный жнец!

– Эй, погодите! – я открыла было рот.

– Черный жнец! – завопил Барнабас. Я остолбенела, когда он достал откуда-то из складок рубашки маленький клинок, точь-в-точь такой, как у Сета, и одним прыжком оказался между мной и Роном.

– Барнабас! – взревел тот и отвесил ему затрещину. Барнабас отлетел назад к двери. – Она не черный жнец, идиот! И даже не белый. И быть им не может. Она человек, даже после смерти. Убери это, пока я не состарил его до ржавчины!

– Но это камень черного жнеца, – заикаясь, проговорил Барнабас и ссутулил узкие плечи. – Я сам видел, как она его взяла.

– И откуда же она узнала, что это такое, а, Барни? – поддразнил его Рон, и парень отступил, смущенно пригнув голову.

Я с бьющимся сердцем стояла у стены, до боли в пальцах сжимая амулет. Рон презрительно смотрел мимо нас обоих.

– Это не камень черного жнеца. Черный жнец не настолько силен, чтобы оставить после себя материальное свидетельство своего существования, или… – продолжил он, подняв руку, чтобы Барнабас не перебивал, – или вернуться за срезанной душой. Она обладает чем-то помогущественнее камня, и они за этим еще придут. Будьте уверены.

Отлично. Просто превосходно.

Барнабас, казалось, пришел в себя, и выглядел теперь обеспокоенным и испуганным.

– Он сказал, что не жнец, но я подумал, он просто хочет нас запугать. А вдруг это правда?

– Я пока не знаю. Но кое-какие соображения у меня есть.

То, что Рон признался в своем неведении, было хуже всего, и мне снова стало страшно. Я вздрогнула, старик заметил это и вздохнул.

– Нужно было следить, – пробормотал он. И, обращаясь к небесам, крикнул: – Хороший вышел бы докладец!

Его слова отдались эхом в приглушенной пустоте, поглотившей мир. Я вспомнила, что эти люди на самом-то деле не совсем люди, и взглянула на папу. Он все стоял без движения, как манекен.

Они же не навредят ему? Чтобы скрыть эту ошибку со мной?

– Снова от пыли к звездам, все сначала, – тихо сказал Рон. – Мы просто сделаем все, что в наших силах.

С тяжелым вздохом он поднялся. Я тут же встала между ними и папой. Рон посмотрел на мою поднятую руку, как скучающая собака – на котенка, который хочет преградить ей дорогу и с которым ей просто лень связываться.

– Я никуда не пойду. – Я встала перед папой, как будто и в самом деле могла что-то сделать. – А вы не тронете папу. У меня есть камень. И мое тело, я больше не таю. Я живая!

Рон посмотрел мне в глаза.

– Камень у тебя есть, но обращаться с ним ты не умеешь. И никакая ты не живая. А притворяться и обманывать саму себя не очень-то хорошая мысль. Но поскольку камень у тебя, а твое тело – у них…

По взволнованному лицу Барнабаса я поняла, что это правда.

– Сет? Мое тело у него? – Мне опять стало страшно. – Почему?

Рука Рона легла мне на плечо, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ладонь была теплая, и я сразу почувствовала его поддержку – но поняла, что ничего для меня сделать он не может.

– Чтобы ты не смогла перейти на нашу сторону и отдать нам камень навсегда? – предположил он, и его темные глаза наполнились сочувствием. – Пока твое тело у них, ты застряла здесь. Этот камень явно могущественный. Он изменился под стать твоим возможностям смертного. Очень немногие камни на такое способны. Обычно смертного, посягнувшего на камень, просто разносит на атомы от перенапряжения.

Я раскрыла рот, и Рон задумчиво кивнул:

– Посягать на божественное, не будучи богом, – верный способ обратить душу в пыль.

Я сжала зубы, сдерживая дрожь.

– Камень у нас, и, вероятно, это дает нам преимущество, – продолжал старик. – Он сейчас пребывает в заточении, как и ты – монетка, что крутится на самом краю.

Его рука соскользнула с моего плеча. Я сразу почувствовала себя совсем одинокой и маленькой, хотя и была выше Рона.

– Пока ты остаешься в материальном мире, они могут найти тебя. – Он выглянул в окно. Все в мире замедлилось и двигалось еле-еле.

– Но Сет знает, где я, – сказала я в замешательстве, и Рон медленно обернулся.

– Физически – да, но он очень торопился с твоим телом из одного мира в другой. А без камня не успел запомнить, где именно ты находишься. Ему будет трудно снова тебя отыскать. Особенно если ты не станешь бросаться в глаза.

Мисс Инкогнито. О да, это я могу. Точно. У меня разболелась голова, и я прижала ладони, одну поверх другой, к груди, стараясь разобраться в том, что говорил Рон.

– Но рано или поздно он тебя найдет. И заберет вместе с камнем. Что тогда? – старик покачал головой и снова отвернулся к окну, темный силуэт на золотом фоне. – Они, не раздумывая, творят ужасные вещи, лишь бы продвинуться в высший круг.

Мое тело у Сета. Я почувствовала, что бледнею. Барнабас это заметил и кашлянул, чтобы привлечь внимание Рона. Старик посмотрел на меня и прикрыл глаза, словно осознал, что наговорил.

– Ну, я могу ошибаться, – добавил он, но мне легче не стало. – Я и правда иногда ошибаюсь.

Сердце в ужасе заколотилось. До аварии Сет сказал, что я – его пропуск в высший круг. Он не просто хотел меня убить. Я была ему нужна. Не камень, который я украла. А я. Я открыла было рот, чтобы рассказать об этом Рону, но передумала. Мой внезапный страх не укрылся от Барнабаса, и он понял, что я чего-то недоговариваю. Но Рон уже решительно прошагал через всю комнату и погнал его вон. Барнабас молча вышел в коридор, губы сжаты, голова опущена. Может, боится, как бы не попасть в еще больший переплет, что бы я там ни сказала. Я встревожилась. Они же не уйдут вот так?

– Ладно, оставим все как есть, пока не придумаем, как освободить тебя от власти камня, не разрушив твою душу, – сказал Рон.

– Но вы же только что сказали, что я не могу умереть! – сказала я. И куда это он собрался?! Сет же вернется!

Рон остановился на пороге и обернулся. За его спиной показался Барнабас, лицо омрачено заботами, слишком серьезными для его семнадцати лет.

– Умереть ты не можешь, потому что и так мертвая, – утешил меня старик. – Но есть вещи и похуже.

Великолепно. Кровь прилила к щекам, когда я вспомнила, как мы с Сетом танцевали, как он меня поцеловал, и как его нос хрустнул о мою коленку, и с какой ненавистью он тогда на меня посмотрел. Так держать, Мэдисон. Я не просто загубила свою репутацию в новой школе, но еще и умудрилась оскорбить ангела смерти. Теперь я – его желание номер один.

– Барнабас! – сказал Рон. Я аж подскочила от неожиданности.

– Сэр? – Барнабас и сам удивился.

– Поздравляю с повышением в статусе – теперь ты ангел-хранитель.

Барнабас замер и ошеломленно взглянул на меня:

– Но это же не повышение. Это наказание!

– Отчасти все это случилось по твоей вине, – Рон заговорил нарочито сурово, а сам незаметно для Барнабаса лукаво улыбнулся мне. – Даже по большей части. Вот и разбирайся. И не надо срываться на Мэдисон.

– Но Люси… Это она отвечает! – заныл Барнабас, совсем как маленький.

– Мэдисон семнадцать, – отрезал Рон тоном, не терпящим возражений. – Семнадцатилетними заведуешь ты. Надо было держать ухо востро. – Он повернулся и подбоченился. – Будешь исполнять повседневные обязанности белого жнеца и помимо этого работать ангелом-хранителем Мэдисон. Думаю, за год мы все уладим. – Взгляд его стал отстраненным. – Так или иначе.

– Но, сэр! – воскликнул Барнабас, споткнулся и налетел на стену коридора, когда Рон протиснулся мимо него к лестнице. Я пошла следом, не смея поверить: у меня есть ангел-хранитель?

– Сэр, я не могу! – не унимался Барнабас. Как будто я была для него нежеланным бременем. – Не могу я заниматься своим делом и смотреть за ней! Стоит мне уйти слишком далеко – они ее утащат!

– Значит, бери ее с собой на работу, – Рон спустился еще на несколько ступенек. – Ей надо научиться обращаться с этой штукой. Вот и займись – у тебя куча свободного времени. Кроме того, тебе же не нужно поддерживать в ней жизнь. Просто пусть ее монетка крутится. И на этот раз уж постарайся получше, – проворчал он.

Барнабас залопотал что-то невнятное, а Рон обернулся и тревожно улыбнулся мне.

– Мэдисон, – сказал он на прощание, – не выпускай амулет из рук. Он тебя, так сказать, защитит. Если ты его снимешь, черные крылья могут тебя найти, а темные жнецы всегда с ними рядом.

Черные крылья. От этих слов по коже побежали мурашки.

– Черные крылья? – Даже произносить эти слова было противно.

Рон остановился на нижней ступеньке.

– Подлые хищники, они остались после творения. Вынюхивают несправедливые смерти до того, как те случаются, и пытаются стащить кусочек забытой души. Не позволяй им касаться тебя. Ты мертвая, поэтому они могут тебя почуять, но из-за камня будут думать, что ты жнец, и оставят тебя в покое.

Я кивнула. Держаться подальше от черных крыльев. Поставим галочку на память.

– Хронос! – взмолился Барнабас, когда тот двинулся дальше. – Пожалуйста. Не надо!

– Постарайся извлечь пользу из этой истории, – пробормотал Рон, уже подходя к двери. – Это всего на год.

Старик переступил порог и исчез в солнечном свете, но не сразу. Он растворялся в золотом сиянии постепенно, от ступней и выше, шаг за шагом. Льющиеся в дом лучи, казалось, ярко вспыхнули, а потом далекая газонокосилка снова зажужжала.

Я глубоко вздохнула. Мир снова пришел в движение, стали слышны пение птиц, шум ветра и чье-то радио. А я стояла рядом с Барнабасом в полном замешательстве.

– Что значит на год? – прошептала я. – Это все, что у меня есть?

Барнабас оглядел меня с ног до головы с явным раздражением.

– А мне откуда знать?

Из моей комнаты раздалось изумленное:

– Мэдисон! Это ты?

– Пап!

Мы столкнулись на пороге. Он радостно обнял меня и с улыбкой взглянул на Барнабаса.

– А ты, наверное, привез ее вечером домой. Сет, верно?

Что за дела? Он ведь уже видел Барнабаса. И как это он так быстро превратился из моего яростного защитника в идеального папочку? А как же авария? Больница? Разбитая машина? Моя смерть, наконец?

Барнабас смущенно переминался с ноги на ногу. По взгляду, который он метнул на мою растерянную физиономию, я поняла: надо бы прикусить язык.

– Нет, сэр. Я Барнабас. Друг Мэдисон. Я тоже был вчера на балу и остался с ней, когда Джош ушел. Рад с вами познакомиться, сэр. Просто заглянул проведать Мэдисон, может, придумаем, чем заняться сегодня.

Папа, похоже, гордился, что мне удалось подружиться с кем-то без его помощи, но я была скорее озадачена. Папа откашлялся, словно решал, как обращаться с первым моим другом-мальчишкой, с которым ему выпала возможность познакомиться. Пожал протянутую руку Барнабаса, а я стояла и изумленно наблюдала за ними. Барнабас легонько пожал плечами, и я чуть-чуть успокоилась. Кажется, папа начисто забыл о том, что случилось на самом деле, и вместо этого у него остались поддельные воспоминания о спокойном вчерашнем вечере. Мечта любого подростка по полной программе. Надо бы только выяснить, как Рону это удалось. Так, на будущее.

– У вас найдется что-нибудь перекусить? – Барнабас почесал шею. – А то я как будто сто лет не ел.

На папу, словно по волшебству, нашел бодрый отеческий стих, и он потопал вниз хлопотать над вафлями. Барнабас собрался было следом, но я поймала его за локоть.

– Значит, по легенде, Сет привез меня домой, а потом я всю ночь смотрела телек? – Я хотела выяснить, придется ли осторожничать с папой. Барнабас кивнул, и я добавила: – И с той насыпи никогда не падала? А кто-нибудь вообще помнит про ту ночь?

– Из живых – никто, – ответил Барнабас. – Рон все делает медленно, но наверняка. Видно, ты ему понравилась. – Его взгляд упал на амулет у меня на шее. – Ты или твой симпатичный новый камешек.

Я снова заволновалась, но Барнабаса отпустила, и он вприпрыжку помчался за папой. Из кухни как раз донесся его вопль – папа спрашивал, будет ли мой новый друг с нами завтракать. Я расправила платье, пригладила взъерошенные волосы и медленно, осторожными шажками пошла вниз. Чувствовала я себя отвратительно. Год. По крайней мере, год у меня есть. Может, я и не живая, но, черт побери, окончательно не умру. Я научусь обращаться с камнем и останусь здесь. На своем месте. С папой.

Смотрите, если хотите.