Текст книги "Честно и непристойно"
Автор книги: Стефани Кляйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 3
ПЕРЕБИРАЕМ КАНДИДАТОВ В ПОРЯДКЕ ОЧЕРЕДИ
– Я никуда не пойду! – без обиняков заявила я Максу, когда он позвонил на следующей неделе.
– Да что с тобой такое? Я ждал совместного обеда, а не капризов оперной примадонны!
– Знаю. Прости меня. Я безумно устала от свиданий. Я начинаю забывать, кому и что говорила о себе.
– Так, перестань. Можно подумать, если ты один вечер посидишь дома, то это будет непростительной тратой времени.
Так оно и было. Если б я нашла себе кого-то раньше, чем Гэйб, это значило бы, что я победила. Ну да, ненормальный способ состязаться. Макс был прав, и он всегда был рядом, всегда был готов сделать то, что я предложу.
Меня мучил страх, что я больше никого и никогда не встречу. А лучший способ заглушить отчаяние – это побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. Мое отношение к окружающим стало носить ярко выраженный кулинарный характер: я уподобляла их разнообразию вкусовых ощущений и пряных ароматов. Мой сосед Джек обладал таким широким вкусовым диапазоном, что мог сравниться с целым кухонным буфетом: он успокаивал, как чай «Дарджилинг», но был крепче эспрессо. Соседями мы стали недавно, когда я переехала на запад Нью-Йорка, но подружились давно, еще до моего знакомства с Гэйбом. Нет, конечно, мне попадались новые аппетитные мужчины, но они набегали стаями и утекали волнами, а Макс всегда был рядом, привычный, как бутерброд, когда проголодаешься ночью. Так почему же мы не поженились? Очень просто: все дело в его стиле разговора.
Некоторые люди, когда разговаривают, наклоняются так близко, что вы начинаете бояться, что они упрутся в вас носом. Другие говорят слишком громко – даже в какой-нибудь приемной орут так, будто хотят перекричать рок-концерт. С Максом другая беда: он просто очень любит болтать о пустяках. Не о погоде, политике или кино, а по-младенчески лепетать и сюсюкать так слащаво, что все слипается. Я с ним и встречаться-то не смогла бы, а уж замуж...
– О, пока не забыл, я хочу, чтобы после смерти меня кремировали и поместили пепел в шутиху, – сказал Макс в трубку.
– Что?
– Ну да, в шутиху, которую ты взорвешь над океаном. Пуф!
Ну да, не «бух», а «пуф». Вот поэтому его невольно воспринимаешь как гея, хоть он и ортодоксальный гетеросексуал, и мы как-то раз с ним дотрахались до того, что сломали кровать. Никто не понимает, почему мы не вместе. Когда нам с ним не с кем встречаться, мы тоже этого не понимаем.
И при этом я не хотела знакомить его с подругами. Мне он был не нужен, но раз уж я одна, пусть и он никому не достанется. В череде моих увядших, пресных или кислых недолговечных дружков Гей Макс был самым аппетитным, его почти не надо было стыдиться.
Очень тяжело расставаться с прошлым и наблюдать, как другие люди встречаются с вашими экс-любимыми. Некоторым это безразлично: кажется, почти все их лучшие друзья – прежние любовники. Когда я в первый раз встретила мужчину, который сообщил мне, что его лучший друг – бывшая любовница, мне стало трудно дышать. Досчитав до десяти, я пришла в себя, выдохнула и изобразила улыбку. Они ведь не зря расстались, повторяла я себе, глотая кофе и мороженое. Остается только надеяться, что причина их расставания не в том, что момент был неподходящий. А вдруг сейчас подходящий? В итоге я отколупала свой новый маникюр и вернулась домой.
– Черт, в этом доме нечего есть!
Я уставилась в пустой буфет, надеясь хоть что-то там найти, а Линус скулил у моих ног. Держась за ручку деревянной дверцы, я оглядывала знакомые припасы и перебирала варианты. Вот пакет спагетти, но соус сделать не из чего. Я вспомнила, как готовила для Гэйба спагетти с фрикадельками. Мы пировали дома с бутылкой кьянти. Гэйб так меня развеселил, что у меня от хохота кусок спагетти через нос вылетел. Гэйб решил сохранить его на память.
– Давай-ка, Стеф, прикинем, куда его можно положить.
– Зачем?
– В следующий раз, когда ты скажешь: «Не смешно, Гэйб, не смешно», я тебе сразу покажу на спагетти. – Обычно мое «не смешно» относилось к его пародиям на Остина Пауэрса.
– Ты знаешь, что ты чокнутый?
– Ну да, но ты меня все равно любишь. – И правда, я его любила.
Кроме спагетти, в буфете оказались только крекеры. Когда тебе шесть лет, это самое то, но для взрослого голодного человека от них толку мало. Обычно я находила утешение за другой дверцей, в холодильнике. Приходилось пробираться сквозь специи и приправы к салатам; утешение обычно пряталось в отделении для молочных продуктов. Меня до сих пор удивляет, что в холодильниках специально предусмотрены такие отделения. В детстве я считала, что это неправильно. Разве туда можно залить молоко? Твердых молочных продуктов я себе представить не могла – это как с паром и льдом: вечно забываешь, что на самом деле это та же вода.
Холодильник зиял пустотой, исключение составляли лишь сода да кетчуп. Мне пришло в голову, что даже мой холодильник свидетельствует: «Она холостячка». Это хуже морщинок у глаз:
– Стеф, пойдем чего-нибудь купим, и ты мне приготовишь поесть, – предложил Макс. – Это же не настоящий «выход из дома», это не считается.
– Ну ладно. – Эта идея меня даже чуть взбодрила.
Вот такие у нас отношения – по одному разговору все ясно. «Ты мне приготовишь поесть» – «Ну ладно». Макс тонко ловит такие вещи, хотя обычно для этого требуется общее прошлое. Поэтому когда он просит что-нибудь себе приготовить, я никогда не бросаюсь в бой, несмотря на весь мой феминизм. Ничего нет хуже, чем готовить для человека, который ест только для поддержания жизни. С Максом все наоборот – он обожает поесть, поэтому и взаимоотношения у нас расслабленные и аппетитные, как отдых на пляже – шлепанцы, защитный крем и тому подобное.
– Ну так мы идем или нет?
– Ладно, встретимся в «Ситарелла».
– Ну ты и пижонка, Стефани, – деликатесы тебе подавай?
Я не собиралась спорить. Мне сгодятся продукты и из «Гристедес».
Макс вечно опаздывал, так что, чтобы не терять зря времени, я отыскала тележку. В конце концов, я собиралась готовить на двоих. Вообще-то в последнее время я делала покупки с ручной корзинкой, как все одинокие, и порой начинала казаться себе крючконосой жестковолосой старой ведьмой из детского стишка, которая живет в башмаке и плетет золотую нить. Непривычно было делать покупки лишь для самой себя. Когда я только-только ушла от Гэйба, то оглядывалась через плечо, перед тем как взять корзинку. Я тогда еще жила в Верхнем Ист-Сайде в нашей оплаченной больницей квартире с двумя спальнями. Одна. Бог знает, где жил Гэйб, но я ужасно боялась наткнуться на него или его коллег-врачей. Покупки с корзинкой превратили развод из туманной идеи в реальность моей жизни. А уж в продуктовом магазине он окончательно воплотился в жизнь – стоило взглянуть на полупустую корзинку. Нежирное молоко, два яблока и зерновые крекеры. Такая корзинка свидетельствует о двух вещах: вы одиноки и несчастны. Может, стоит добавить это в мой профиль на сайте знакомств?
В «Гристедес» я постепенно расставалась с тоской и шла к свободе. Понятие «мое» в продуктовом магазине обретает особый смысл. Вот этот товар мне по душе. Это делает меня счастливой, и значит, я могу прямо сейчас его купить. Мне незачем учитывать еще чьи-то вкусы. Я ощущала себя счастливой эгоисткой. Наконец-то можно было пройти мимо банок с тунцом, которые приходилось покупать для Гэйба. Я не знаю ничего отвратительнее консервированного тунца, разве что потроха. Зачем его вообще делают? И кто только придумал консервы? Консервированная рыба, цыплята, устрицы – неужели хоть кто-нибудь просыпается утром и думает: «Хочу консервированной курятинки»? Это просто ужасно неправильно. Даже если придет Макс, к полкам с консервами я не подойду! И уж точно никогда больше не приготовлю ничего из консервов. Вот свобода, которая приходит с разводом – можно говорить: «Никогда больше». На тот момент эти слова относились к тунцу, но потом дойдет очередь и до мужчин, которые боятся встретить проблему лицом к лицу и раболепствуют у напедикюренных ножек своих мам.
Молодых матерей в магазине узнать легко. У них полные тележки куриного филе в виде звездочек, коробок с соком и сырных палочек, а еще пластырь и салфетки. Замужних я тоже узнаю. Женщина рядом со мной явно только что вышла из спортзала, даже не сняла леггинсы; ее встрепанные волосы стянуты в узел на затылке, а кольца нет, но она наверняка замужем. Достаточно посмотреть на пироги с мясом и готовые обеды в ее тележке. Да и вон тот тип с консервами, может, и увлекается исподтишка садомазохизмом или чем-нибудь еще в этом духе, но покупки он делает явно не для себя, разве что его тайный порок – прокладки и крем для бритья для деликатной кожи. Явный порок у него тоже присутствует: оранжевый цвет в одежде и совершенно бандитские усики. Но даже у него холодильник был не холостяцкий: и неудачников кто-то любит.
Прошло десять минут, Макс не появлялся, и я замерзла. В гастрономах почему-то всегда холодно. На мне были майка и тренировочные штаны – наряд в стиле «я оделась во что попало, но все равно классно выгляжу». Ладно, к черту, возьму корзинку – тележка мне ни к чему, зачем ею громыхать попусту, а ждать я больше не хочу... Ха, а вот и Макс! Он очутился возле меня в одно мгновение, сверкая тележкой. Прямо супермен какой-то.
– Классные титьки!
– Ну тебя. – Я посмотрела вниз и скрестила руки на груди.
– От меня-то нечего прятаться. Ты классно смотришься в майке. И оставь эту дурацкую корзинку – мы же готовить будем. – Макс раскинул руки в стороны, словно ребенок, говорящий отцу, что любит его во-от так сильно. – Настоящий обед!
– А опоздавшие лишаются права выбора, между прочим!
– Ну хорошо, только давай купим что-нибудь такое, что я смогу выговорить. – Я направилась к овощам, а Макс шлепнул меня по попе рекламной листовкой «Гристедес».
– Что-нибудь с артишоками. – Я обернулась к нему, теребя пальцем подбородок. – Люблю поедать сердца.
– Ты, небось, всем парням так говоришь.
Ну, сегодня он у меня потрудится; пусть готовит равиоли из теста, которое я сделала пару дней назад.
– Сердца артишоков и равиоли «Брин д'амур» с грибным соусом, друг мой.
– Я же просил что-нибудь такое, что я смогу произнести!
Он сморщил нос так, будто я попросила его понюхать мою подмышку.
– Ну-ка повтори за мной, малыш: «А-мур!» – Я тронула пальцем ямочку у него на щеке.
– Я разве что так могу: «Мисс Пижонка Футы-Нуты».
– Да что вы все повадились меня пижонкой звать? На этой неделе мне уже Грег то же самое заявил!
– Грег – это кто?
– Ну здорово, моя жизнь тебя не волнует.
– Ну здорово, у тебя столько поклонников, что их не запомнить, – парировал Макс тем же саркастическим тоном, что и я.
– Грег – это низкий тип из Нижнего Ист-Сайда, ну, я тебе рассказывала.
– Ах да, точно! Тот еще парень, помню – ничего себе ты ему кличку придумала. Мне нравится, когда ты злобствуешь, только бы не со мной.
Я не злобствовала, я расстраивалась.
Во вторник у нас с Грегом было второе свидание. На мне были джинсы, черные туфли на каблуке и белая майка с внутренними чашечками для грудей. Если похолодает, соски будут торчать – пусть любуется и думает о сексе. А что на нем было надето, не помню – главное, оно в глаза не бросалось, не то что какая-нибудь гавайская рубашка, как у Ларри из сериала «Втроем веселее».
Мы обсудили наши планы еще в понедельник утром, поэтому у него было время заказать столик где-нибудь в ресторане с льняными скатертями, где подают не только закуски к выпивке. Дело тут не в еде, – в конце концов, большинство женщин ест только бифштекс по-татарски, крабов и салаты. Ко мне это, положим, не относится, но обычно женщины именно так и поступают. Тут дело во внимании. Если мне назначают свидание в дешевой забегаловке в Ист-Виллидже, я невольно думаю одно из двух: либо он скуп, либо он беден. В любом случае он мне не подходит. Поддержкой бедных я уже занималась – одного такого протащила через медицинскую школу. И любители дешевых обедов мне тоже не нужны.
Первые признаки проблемы появились, когда я предложила на первом свидании встретиться и выпить чего-нибудь в «Бальтазаре».
– Ух ты, какое пижонство, – сказал он мне по телефону.
Черт, похоже, мне попался дружок Макса – кто еще так любит это словечко? Но я все равно пошла с ним встречаться. Грег был симпатичный и остроумный, и у нас было много общего, хоть он и был готов отмечать дни солнцестояния вместо религиозных праздников. Вот-вот, не хватало только праздновать наступление зимы. Фу. И все же мы достаточно понравились друг другу, чтобы перекусить вместе. Еще один стаканчик, а вслед за стаканчиком пробудился голод. Не успела я опомниться, как между мной и Грегом вырос целый утес из морепродуктов. Мы еще выпили и заказали картошку фри и козий сыр. Еще вина! Затем мы разделались с утесом и вот мы уже целуемся на тротуаре, и Грег пытается поймать для меня такси.
– Давай зайдем к моим друзьям, – предложил он.
Я еще не созрела для прощания. С этим новым кандидатом с сайта знакомств было весело. Мы отправились на такси в «МакГи», бар возле нашей с Гэйбом прежней квартиры. Я бы, конечно, предпочла бар, где выбор вина больше, чем «белое» и «красное», неплохо бы с отдельной картой, или чтобы были коктейли с сакэ. Да, я предпочитаю такие местечки. А «МакГи» – это пиво в розлив, хоккей по телевизору, а снаружи – доска, на которой мелом написано «У нас закуски по два доллара». Завсегдатаи ирландских баров отращивают бородки и даже не стесняются носить на людях свитера с эмблемами спортивных команд. После еды они ковыряют в зубах палочками. Ну хорошо, возможно, я преувеличиваю, но вы-то понимаете, о чем я. Когда-то им всем приходилось играть в футбол или хоккей, а теперь разве что в софтбол. Но я не стала спорить и заказала красное вино – наверняка под белым они понимают шардонне. Я познакомилась с друзьями Грега, и они оказались вполне милыми.
Полстакана паршивого мерло, и Грег начал гладить под столом мою ногу, мол, я ему так нравлюсь, что он хочет это продемонстрировать. Пошлый приемчик, но все равно приятно.
Между разговорами, когда мы сидели рядом напротив толпы его друзей, он наклонился ко мне и прошептал:
– Как я хочу с тобой потискаться!
Этим мы и занимались во время периодических отлучек его друзей, отправлявшихся то покурить, то в туалет. Потом мы покинули бар и пошли куда-то еще – все сказали, что нам надо идти туда, потому что они тоже идут. Мы проторчали там час, так и не добились столика, ушли и отправились пить разбавленное вино где-то неподалеку. Но целовался он хорошо, и обнимался тоже, так что я нарушила собственные правила и согласилась на второе свидание, не успев завершить первое.
И вот вечер вторника. Он послал мне сообщение, мол, планов у него особых нет. Я его чуть не убила: он же мужчина, это его обязанность. С меня хватит обязанности демонстрировать шик и красоту. Он знал, что я живу в Верхнем Вест-Сайде, и все равно позвал в Нижний Ист-Сайд. Это же не многим ближе Джерси! Когда он помянул Бауэри-стрит, я чуть не отменила свидание...
– Слушай, извини за резкость, но в Нижний Ист-Сайд я не потащусь.
Я бы, может, и промолчала, но он явно не подумал обо мне. Мог бы выбрать такое место, куда мне удобно будет добираться.
Идеальное свидание – это когда парень говорит: «Я знаю, ты работаешь в центре города. Как тебе нравится такое-то место?» А мне досталось: «Не хочешь ли отправиться в сомнительную забегаловку совсем тебе не по дороге? Опилки на полу очень полезны, они приближают к природе».
Я все ему честно написала в е-мейле. Прячась за тщательно выстроенными предложениями, нетрудно демонстрировать храбрость.
Дело вот в чем. Я твердо уверена, что мужчина должен обращаться с женщиной как с хрупким фарфором. Держать обеими руками. Я верю в рыцарство, когда тебя провожают до дома, а не тащат через весь город в «Бауэри». Я люблю, когда со мной обращаются как с принцессой – в таком случае и я на многое готова. А вот в противном случае я не стану ждать и стараться. Мне сразу захочется убежать.
Резко, но честно.
Полезный лозунг, надо запомнить.
Эту проблему мы обошли; Грег ответил:
– Буду рад заехать за тобой и отвезти куда-нибудь в выходные. Сегодня у меня неудачный день.
Услышав про неудачный день, я вспомнила, как отец сто раз мне говорил:
– Эй, Стеф, перестань быть такой придирчивой! У людей бывают трудные дни. Не сходи с ума.
Грег нашел у меня уязвимое место. Хорошо, я расслаблюсь.
Когда я приехала в «Сибар», который Грег потом назвал «слишком понтовым», он уже выпил. Ничего там понтового не было, разве что считать понтами мартини, поданный в бокалах для мартини. Обычный, нормальный бар, как раз подходит для первых свиданий, но и для нашего второго сгодится. Правда, здесь не кормили... Это для второго свидания уже хуже. Грег выглядел все так же – в джинсах и расстегнутом черном джемпере на молнии. Очень мил. Я проигнорировала его фразочку про понтовость, мы немножко выпили, а потом пошло веселье.
– Стефани, я никогда не мог полюбить женщину по-настоящему, не потеряв ее. Знаешь, я из тех мужчин, которые не ценят того, что имеют, пока это не теряют.
Да, благодаря выпивке все тайное становится явным.
Ну и поганец. Это он мне типа сообщил, что еще не разлюбил какую-то прежнюю подружку. А заодно и продемонстрировал, что он сопляк. Ответила я на это так (честно-честно):
– Тогда пусть принесут счет.
– Ты что, серьезно?
– Вполне. Я, знаешь ли, верю людям, когда они мне рассказывают, какие они на самом деле. Ясно, что ты знаешь себя куда лучше, чем я, поэтому я тебе верю. Мне не годится мальчишка, который не способен ценить то, что имеет. Не люблю фразу: «Мне нужен не мальчик, но муж», но тут она подходит лучше всего.
– Да ладно тебе, давай еще хоть разок куда-нибудь сходим.
– Слушай, у нас всего лишь второе свидание, а мы уже ссоримся. Тебе не кажется, что это о чем-то говорит?
– Это говорит о том, что ты умная. Мы не ссоримся, мы спорим, а большинство девушек, с которыми я встречаюсь, этого не умеют. – О Господи.
Я, знаю, что он сейчас скажет: «Потому что я часто встречаюсь с тупыми красотками». Допустим даже, я сказала, что он милый, но рассказывать, с кем он там встречается, было совершенно не к месту, особенно когда он завел речь о красотках.
– Да? Надеюсь, тебе это нравится.
И я вправду попросила счет. Он попытался исправить свой ляп, но истина всплыла почти незаметно, пока он болтал соломинкой в бокале, где остался один только лед.
– Слушай, ну давай еще куда-нибудь сходим!
– Сходим мы с тобой разве что на улицу – поймать такси, чтобы мне доехать до дома. Одной.
И в будущем меня наверняка ожидало лишь нечто подобное. Просто потрясающе, знай себе веселись.
Я бродила по магазину, складывая в тележку то, что нужно, а не то, что хочется, пока Макс докупал ингредиенты для обеда. Подстилки «Уиди» для Линусовых делишек – это важно. Маленькие собачки хороши тем, что у них какашки не больше младенческих, и можно позволить им делать в квартире на пол. Делать. Мне нравится это слово.
– Не могли бы вы отойти? Мне нужно кое-что сделать.
– Что именно?
– Вы же слышали: сделать кое-что!
А еще мне нравится говорить:
– Детка, пойдем-ка кое-что сделаем!
Такое очаровательное ретро, как цветущие кустики.
Я уже купила резиновые косточки и большой пакет подгузников «Лавз» – собачьих подкладок в «Гристедес» не продают – и тут наткнулась на то, что хочется. Даже очень.
Так вот где происходят судьбоносные встречи: в универсаме! Ведь так все рассказывают, правда? Мужчину своей мечты встречаешь там, где меньше всего ожидаешь: возле полок с бобами «Гойя». Шикарный Мужчина Из Универсама встречается со мной взглядом, когда я подхожу к приправам «Адобо». Нам не оторвать друг от друга глаз, честное слово, – мы замираем на месте так надолго, что это не может быть случайным совпадением. Я быстро опускаю взгляд. Он – тоже. И вдруг я смущаюсь, как девочка-подросток с пачкой тампонов в руках (или хуже того – с большой пачкой ночных прокладок с крылышками, у которой на упаковке голубенькие голуби). Ах черт, он же решит, что у меня ребенок. Вот тебе и весь роман: Шикарный Мужчина Из Универсама видит подгузники и понимает, что не в силах с этим состязаться. Эх.
И как я дошла до жизни такой? Не подсластить ли мне горести лакомствами? «Бен и Джерри», «Ферма Пепперидж», коричные хрустики: весь мой бунт воплощен в полках отдела с хлопьями. Моя мама не терпела дома никаких сладких хлопьев, кроме пшеничных с сахарной пудрой, а они не кажутся сладкими, из-за того что называются пшеничными. Нет, мне хотелось с пастилой, разноцветных, от которых молоко меняет цвет.
Кроме бунта, на этих полках скрывалась тайна знакомств. Сладкие хлопья и смеси обычно ставят на нижние полки, рядом с упаковками большого размера. Эти пачки с танцующими кроликами и птичками привлекают ребятишек. Им не приходится напрягаться, чтобы схватить ту, что находится ближе. А вот благоразумные диетические продукты убирают подальше, их сложнее найти. Я как качественный диетический продукт, а большинство мужчин способны заметить только коробку с картинками.
До меня труднее дотянуться. Это требует усилий, а мужчины слишком часто предпочитают натуральным продуктам искусственные смеси. Стоит ли выбирать одни на всю жизнь хлопья, пусть даже из самого лучшего зерна, если под рукой такое разнообразие?
– Макс, смеси – это для малодушных людей, – сказала я ему, пока он рассматривал одну из таких пачек, держа ее обеими руками.
Он поднял голову и ухмыльнулся.
– А говорят, разнообразие придает вкус жизни.
– Нет, я серьезно. Вместо тигра Тони на этих упаковках следовало бы рисовать Трусливого льва из «Волшебника страны Оз». Говорю тебе: пачки со смесями – изобретение мужчин, боящихся ответственности. На что угодно готова спорить. Не дай Бог ему придется всю жизнь есть одни любимые хлопья! Вокруг непременно должна быть масса разноцветных пустышек.
– Слушай, не тебе говорить! Когда мы встречались, ты выбрала разнообразие, а не меня.
Он сделал печальное лицо – Макс всегда его делал, когда хотел получить заботу, еду или минет. Я изобразила яркую улыбку и, похлопав ресницами, сказала:
– Момент был неподходящий.
– Это верно, – согласился он, поморщившись, – и вообще ты не мой тип женщины. – Он положил пачку обратно на полку и двинулся дальше по проходу. Не оборачиваясь ко мне, он продолжил: – Сама посуди, тогда зачем у кока-колы десять разных вкусов? – Он сделал паузу, хотя вовсе не ждал ответа. – Людям нравится разнообразие, а вот выбирать им не всегда по душе.
– Подожди минутку! Я не твой тип? Так какой же тип, черт побери, ты предпочитаешь?
– Не важно.
– У тебя действительно есть свой тип? Неужели?
– Не в этом дело.
– Ну уж нет, продолжай! Раз уж начал, так говори, ты, нытик!
– Ну хорошо, я ее так себе представляю...
Он замер, подняв голову и уставившись на банки с растворимым кофе, словно женщина его типа машет из-за горы колумбийского кофе «Хуан Вальдес».
– У нее темные прямые волосы и темные глаза. – Точно не я! Мне захотелось его чем-нибудь стукнуть. – Она тверда в своих убеждениях, но готова нянчиться со мной. Она насмехается над всеми подряд, и ее считают стервой, но со мной она исключительно мила. – Как вообще может человек с мужскими половыми признаками употреблять выражения типа «исключительно мила»?
– Она обожает оральный секс и секс вообще.
– Ну-ну, – сказала я, обогнала его и пошла вперед.
– У нее классная грудь, она умная и знает, что такое вазектомия. Ей не нужно употреблять слова, значения которых она не знает, чтобы казаться умнее, – она и так умная. У нее настоящая работа – она не актриса и не барменша. – Макс приподнял пластиковый пакет с артишоками и потряс его: – Она умеет готовить, потому что тут я полный профан.
– А кому неизвестно, что такое вазектомия?
– Тупице Элспет.
Девушки с именами вроде Элспет обычно работают в «Международной амнистии» и знают на память песни группы «Грейтфул Дэд». Вазектомия им ни к чему.
– Она должна быть любящей, по крайней мере когда мы одни. Ну, там, поплакать со мной, если мы соскучились друг по другу или вроде того. Тут жесткость не годится.
Жесткость – это он про меня, точно. Когда мы с Максом встречались, мягкость ему требовалась не реже, чем еда.
– Ты бываешь такой далекой, такой жесткой! Наверняка ведь в тебе есть нежность. Почему ты не даешь мне ее увидеть?
Я ненавидела такие разговоры, ненавидела изображать чувства, изобретать поводы для слез и близости. Хочешь мягкости – можешь полапать меня за задницу, ясно?
Я тогда только рассталась с Гэйбом и не желала демонстрировать свою уязвимость. Мне хотелось дружелюбия и хорошего секса, такого, чтобы запах еще долго оставался на пальцах, языке и во рту. К сожалению, у Макса не получались непристойности, пока я не продемонстрирую тонкие чувства, и распутать этот заколдованный клубок у нас не получалось.
– Ой, Стефани, – заявил он, когда я попросила его помастурбировать передо мной, говоря мне при этом что-нибудь непристойно-сексуальное. – Я не могу быть до такой степени открытым; сначала я должен ощутить душевную близость.
Для мужчины он выглядел пересмотревшим разных реалити-шоу. «Душевная близость» – это почти так же ужасно, как «между нами промелькнула искра». Такие штучки лучше оставлять электрикам.
А теперь, подумать только, у полок с хлопьями он мне рассказывает, что ему нужна женщина в очках, такая вся из себя библиотекарша, которая убирает волосы в пучок, а в постели распускает их, чтобы его возбудить.
– У нее темные прямые волосы, она носит висячие серьги и отлично все планирует, – добавил Макс. – Я люблю планы.
– Про прямые волосы ты уже говорил. – Болван.
Смешнее всего то, что он описывал мне меня – оставалось только выпрямить волосы и выкраситься в нудный цвет.
– В общем и целом, она вполне может быть из нас двоих главной, пусть только это не мешает сексу. Да, и пусть она любит поспать.
– А если она храпит?
– Не беда.
– Правда? Ты способен спать под чей-то храп? Я вот не могу встречаться с храпуном! Разве можно провести всю жизнь с человеком, который ни на минуту не дает тебе уснуть? И Линусу это тоже не понравится. Он бы залез такому типу на шею и постарался придушить его.
– А если этот бедолага попытается столкнуть Линуса, то его укусят за лицо. – «Укусят за лицо» он произнес так, будто эта фраза сплошь состояла из шипящих и свистящих звуков.
– Но тебя ведь Линус не кусает, если ты его перекладываешь, – напомнила я.
– Но если ткнуть его в мордочку, он кус-саетс-ся!
Когда Макс говорит про Линуса, я не могу удержаться от смеха, особенно если он поминает Линусову мордочку: он при этом изображает, будто зажимает Линусу пасть.
– Линуса нужно брать за живот. – Это все знают, кто со мной спал.
– Но это же опасно, если он целится пастью прямо тебе в глаз! – Прокричав слово «глаз», Макс указал на свой собственный.
– «Женщине моей мечты придется примириться с тем, что временами я изрядный хлюпик», – передразнила я Макса хнычущим голосом.
– Думай что хочешь, но я временами вовсе не изрядный хлюпик.
– Ага, ты все время такой.
– Нет!
– Да!
– Не важно, – сказал он так, будто это слово писалось раздельно, и улыбнулся, – когда я ее повстречаю, то стану звать Крольчонок.
– Прозвище заранее не придумывают. Оно должно само появиться.
– Ну, я постараюсь – уж очень это мило.
– Александра называет меня Печенюшкой, а иногда Печенькой. Сегодня она обозвала меня Печенищей, но обычно Печенюшки с нее вполне хватает.
Александра была моя новая лучшая подруга; она всех знакомых девушек звала Печенюшками. Наверное, услышала это у кого-то, решила, что ей нравится словечко и присвоила его.
– Мне нравится Крольчонок.
– Ну, Крольчонок для любовницы подходящее прозвище – вы ведь, небось, будете трахаться, как кролики. Но прозвище нельзя придумывать заранее. Оно придумывается само! Вон, я Линуса зову то Лапшой, то Медвежонком, то Бутербродной башкой – в зависимости от настроения. А меня зовут разве что милочкой. Ужасно скучно.
– Или Рыжей. – Он дернул меня за прядь волос.
– Не-а. Вот, казалось бы, меня все должны звать Рыжей, а не зовут. Мне всегда хотелось, чтобы Гэйб меня так звал, – из-за «Филадельфийской истории» с Кэри Грантом и Кэтрин Хепберн. Грант зовет ее Рыжей, и это звучит одновременно и властно, и покорно. Да. У меня никогда не было прозвища, никогда. Разве что Лосиха в старших классах, но не будем об этом, а то я заплачу.
Макс поцеловал меня в лоб.
– Ладно, Рыжая, об этом не будем.
С этими словами Макс поскакал по проходу, набирая скорость, чтобы вскочить на заднюю перекладину тележки и прокатиться. Именно поскакал, Боже ты мой.
Завидев его на запятках тележки, я остановилась и встряхнула головой. Неужели это тот самый парень, которого я раздевала при свечах, который вызывал у меня в памяти песни Норы Джонс? Эх, хорошо бы он мне не Нору Джонс напоминал, а что-нибудь пожестче, панк-рок, например. Нора Джонс и детский лепет! Столько лет мы с Максом знакомы, а он не изменился – все тот же мальчишка. Только тогда он не на тележке катался, а на скейтборде по нашему офису. Он заканчивал изучать программирование в Принстоне и подрабатывал у нас летом. Я тогда встречалась с Гэйбом, но Макса тоже приметила – такие красавцы не могут не бросаться в глаза. Он был хоть сейчас на рекламу диетической кока-колы – ямочки, загар, упругая походка. А еще копна льняных волос, синие-синие глаза, орлиный нос и самая потрясающая улыбка, какую я только видела. Он носил на шее тонкий кожаный шнурок, и я иногда воображала, как притяну его к себе за этот шнурок. А вот чего я тогда не знала: он был в группе поддержки своей спортивной команды – в таких обычно участвовали одни девчонки, – подкрашивал волосы и указывал в числе своих хобби вязание и садоводство. «Ну и что? Там, где я вырос, принято было участвовать в группе поддержки», – говорил он.
Ага, как же. Он вырос в Пенсильвании, возле поселений секты амишей. Там принято ездить на телегах с лошадьми, носить подтяжки и чепчики. Свечи вместо электричества, полевые работы и шитье. Группа поддержки? Это вряд ли. «А с садоводством дело такое – у меня просто «зеленая рука», как говорится». А еще он до сих пор, заметив на лице прыщик, заклеивает его пластырем, отменяет все планы и сообщает друзьям, что упал с кровати и ушибся.
Но мой детектор геев сработал тогда неверно. Макс натуральный гетеросексуал. И он гетеросексуальничал себе круглые сутки со своей тогдашней девушкой Гэбби. Они встречались еще пять лет, а я тем временем успела сменить работу и тройным прыжком пролетела сквозь обручение, замужество и развод.
