Текст книги "Честно и непристойно"
Автор книги: Стефани Кляйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Ого. Похоже, беседа опять намечалась католически-исповедального характера.
– Потому что он хорош собой, а у меня давно никого не было. – Уже четыре месяца.
– А еще?
– Он хотел меня. Он красивый, модный и образованный.
– Понимаю. – Я терпеть не могла, когда она так говорила.
Похоже, сейчас будет что-то важное, и она заставит меня прийти к этому самостоятельно.
– Итак, этот Кристиан – привлекательный мужчина, который сообщил, что вы ему нравитесь, при этом не заехал за вами перед первым свиданием и попросил оплатить половину счета. Правильно? – Тут не требовалось ответа. – Как по-вашему, чьи потребности для него важнее, ваши или его? – Черт. – Он вам никого не напоминает?
– Господи, да что же со мной не так? Разве я ничему не научилась с Гэйбом? Неужели я мало страдала? Зачем я связалась с его иностранной копией?
– Все дело в привычке. Вы привыкли к такому поведению, а ностальгия – приятное чувство. – Вот за такие вещи я ей и плачу. – Вы слишком привыкли к эмоционально недоступным мужчинам, Стефани. К мужчинам, которые удовлетворяют прежде всего собственные потребности. Помните вы, что происходило, когда вы просили Гэйба о чем-то важном для вас?
– Он заявлял, что не терпит спектаклей.
– А на самом деле это значило: он не хочет обсуждать ничего, связанного с эмоциями. – Мне каждый раз доставались специалисты по уходу от обсуждения.
При виде проблемы они скрывались в люке с надписью: «Пассивная агрессия», лишь бы не напрягаться и не обсуждать, таких утомительных вещей, как чьи-то потребности.
– Этот тип мужчин знаком вам лучше всего. Вы это знаете, но вам это не подходит. Постарайтесь вспомнить, о чем мы говорили с вами в последний раз. – В последний раз она прочитала мне лекцию о молоке. Она сказала, что если ребенку, выросшему на скисшем молоке, дадут свежего, он выплюнет его, требуя привычной пищи. – Мы устроены так, что нас успокаивает привычное, даже если это привычное вредит нам. От этого сложно избавиться, но если вы не станете с собой бороться, то так и будете повторять свои ошибки. – Меня ужасала необходимость бороться с собственными склонностями, оценивать все и вся, рассчитывать алгоритмы собственного поведения.
Похоже, трудов требуют не только взаимоотношения. За одиночество тоже приходится платить.
– Я чувствую себя совсем разбитой; мне кажется, что я ничего не могу сделать как следует.
– Стефани, этот алгоритм укоренялся в вас всю жизнь; вы не можете измениться за один вечер. – Отлично, я не разбита.
Я на реконструкции. А Кристиану меня больше не получить.
– Знаете, Стефани, не только Кристиан выступал в стиле Дайаны Китон.
– Что?
– Вы ведь сказали, что у нее наверняка есть друзья, которые дают ей советы, а она по-прежнему совершает ошибки. – Тише. – Если вы очень хотите перемениться, вы обязательно переменитесь. – По щеке у меня скатилась слеза, задев за улыбку.
– Ну, я хоть умею одеваться.
Глава 7
СЕЛЬДЕРЕЙ И ПИРОЖНЫЕ
Оливер Дюран настаивал на том, чтобы заплатить за мою чашку кофе в булочной на Коламбус-авеню.
– Нет, правда мне будет очень приятно, – настаивал он, протягивая кассиру банкноту.
Рыцарство не умерло: оно воплотилось в кубинце ростом сто семьдесят восемь в линялых джинсах и открытых сандалиях.
– Можно к вам присоединиться? – спросил он прежде, чем я успела усесться.
Вместо ответа я поблагодарила его, подошла к пустому столу, поставила на него чашку с кофе и указала на свободный плетеный стул. Я все никак не могла решить, симпатичный он или нет.
Оливер присоединился ко мне со своим куском пирога, чаем со льдом и пятью пакетиками сахара.
– Кое-кто испортит себе зубы.
– Да, – признался он, – сахар – моя единственная радость.
– Боже, как это печально.
Он комично фыркнул, словно мультяшный персонаж, и соломинкой размешал содержимое четырех пакетиков в коричневой холодной жидкости.
– Да, работа высасывает из меня все силы. – Он облизал палец и погрузил его в пятый пакетик сахара. – И поэтому я вынужден всасывать их снова. – На этих словах он облизал засахаренный палец и широко улыбнулся.
Такого рта я еще не видела. Одни клыки. Я оглянулась через плечо, посмотреть, не заметил ли кто-нибудь еще того же, что и я. Это вам не удлиненные резцы; это были настоящие клыки, как в «Куджо» Стивена Кинга. Я затаила дыхание.
Заметив мое паническое состояние, Оливер тепло усмехнулся и сказал:
– Не бойтесь, я не кусаюсь, если меня не просят.
Я насмешливо закатила глаза и принялась взбивать волосы.
Через двадцать минут я уже знала, что Оливер – хирург-отоларингологсо специализацией в педиатрии. Что, если это та же сила привычки, о которой меня предупреждала психотерапевт? Неужели я не могу встретить мужчину без пейджера и расписания вызовов? Он пригласил меня пообедать с ним, и я запаниковала.
– Это всего лишь свидание, Стефани. Не шпионский контакт.
Кажется, он процитировал какой-то кинофильм, поэтому я рассмеялась и решила принять приглашение, пусть даже он и доктор медицины. Постепенно я почувствовала, что мне с ним легко; мне не приходилось напрягаться и «производить впечатление». Я просто слушала Оливера, мысленно соглашаясь с тем, что он говорил. Когда он предложил фондю и живую музыку в пабе «У Джо», я сказала:
– Мужчина, который ест сыр? Пожалуй, ты мог бы мне понравиться.
– Кто же не любит сыр?
– Мой бывший муж просто видеть его не мог.
Я порадовалась, что сказала это. Оливер производил впечатление человека слегка консервативного, поэтому стоило заранее предупредить его о своем распавшемся замужестве.
– Ты была замужем? – Я кивнула. – Но ты так молодо выглядишь! Когда ты успела выскочить замуж, лет в двенадцать?
– Нет, тогда я еще мочилась в постель, мне было не до брака. – Вот молодец, скажи еще что-нибудь постыдное про себя.
Испорти впечатление окончательно!
Впрочем, испортить впечатление, которое я произвела на Оливера, было нелегко. Он был надежен и безопасен, как сельдерей (к этому я еще вернусь), и я сразу ему понравилась, особенно когда он узнал, что я в юности мочилась в постель. Как выяснилось, он немного надеялся на то, что я не переросла эту привычку, но это уже другая история.
– Может, выкроишь двадцать минут между свиданиями и найдешь время для подруги? Мне нужно с тобой поговорить. – Вермишелли собственной персоной. Она звонила мне из офиса, чтобы пожаловаться на жизнь. – У меня тут приступ паники, Стеф.
Это понятие она употребляла так же широко, как и я, применяя его в случае любой беды – от кулинарных неудач до ошибочного ответа на рабочую рассылку всем адресатам сразу.
– Ну, выкладывай.
Я поставила в своем профиле в чате статус «занята» и сосредоточилась на Вермишелли.
– Он до сих пор не позвонил мне. – «Он» – это Алан Ридли, ходячая реклама «Аберкромби», двадцати четырех лет от роду, с которым она познакомилась во время рейса Орегон – Нью-Йорк.
Они уже несколько месяцев встречались от случая к случаю, когда было настроение; он часто слал ей е-мейлы, писал о том, как провел день, и что работа у него занудная, как у продавца в «Генри Бендель», или о том, что его младшая сестра приедет в Нью-Йорк, и не знает ли Вермишелли, что можно посмотреть или совершить такого «типично нью-йоркского». Но когда речь заходила о планах, он никогда не приглашал мою подругу – адвоката по вопросам интеллектуальной собственности – на свидания. Вместо этого Алан и Шелл звонили друг другу поздно вечером, если вдруг один из них выпьет или заскучает. Они встречались в баре и осушали бутылку вина на двоих, обмениваясь случайными фразами и обдуманными жестами. Он заявлял, что она просто красотка, и обнимал ее за плечи, почти ложась на нее. Их нельзя было даже назвать друзьями по сексу; для этого нужно как минимум быть друзьями.
– А ты сегодня не пыталась писать ему е-мейлы или сэмэски?
– Нет, он говорит, что не может одновременно работать и отвечать на мои сообщения.
– О, это плохо.
– Что? – Вермишелли запаниковала.
– Если он не может одновременно работать и отвечать тебе, значит, он способен сосредотачиваться только на одном деле. И вы никогда не достигнете одновременного оргазма.
– Слушай, будь серьезней, а?
«Быть серьезней» означало говорить правдиво и прямо. Быть чуткой, понимающей, считаться с ее обстоятельствами. Учитывать всю ее жизнь и говорить с ней сочувственно.
– Ты ведь спала с ним, верно, развратница ты такая? – Повисла такая тяжелая пауза, словно мои слова лезвием отсекли Вермишелли язык и сделали ее немой.
Кажется, она закрыла дверь своего кабинета, прежде чем ответить:
– Разве это плохо?
– Ну, видишь ли, вы друг другу ничего не обещали, – может, раз он переспал с тобой, ему теперь скучно. А тебе, судя по тревоге в голосе, явно хочется от него чего-то большего. Шелл, тебе не кажется, что для начала следовало бы хоть раз сходить с ним на свидание?
– Он не ходит на свидания. Он так сказал.
Ну что тут можно ответить?
– Как это «не ходит на свидания»?
В ответ Вермишелли смеется. Это типичный ее нервный смешок; так она реагирует, когда ее обижают воинственные продавщицы, когда под дождем кто-то уводит из-под ее носа такси и когда ее оскорбляют.
– Какого черта, Шелл? Вы встречаетесь, и он позволяет тебе покупать ему вино? Вы просто тусуетесь, так? – Молчание. – Слушай, ты ведь знаешь, что моя сестра отказывается ходить на свидания. А знаешь, почему? Она не хочет переживать на эти темы. Не то чтобы ей не хотелось кого-нибудь встретить, но ей не нужны тревоги типа: «Как он ко мне относится?» и «Позвонит ли он?» Иногда ей попадаются парни, которые уговаривают ее на «не-свидание». Ну что-то типа: «Давай просто пересечемся в книжном магазине и почитаем вместе журналы». Но в результате, даже если парень считает, что это все-таки свидание, она так не думает. Она не хочет, потому что не готова к иным взаимоотношениям.
– Я бы даже на такое согласилась, но он меня и в книжный не зовет.
– Шелл, тебе тут не с Ли себя надо ассоциировать. Он тебе говорит, что не готов к свиданиям, а ты к нему не прислушиваешься. Вдумайся в собственные слова! «Я бы на такое согласилась» – что за ерунда, Шелл? – Я перевела дыхание и продолжила уже спокойнее. – Допустим, мне четыре года. Объясни мне коротко и доступно, зачем тебе сдался этот парень?
– Ну... – Она заколебалась. – Стеф, ты бы его видела! Он чертовски привлекателен.
– Да, кстати. А почему я его не видела? Зачем тебе отношения с парнем, друзей которого ты не видела, а он не видел твоих? Понимаешь, чтобы узнать человека как следует, нужно в том числе выяснить и то, каков он в компании.
– Ну, в общем, да. Но почему он мне так нужен? Что со мной не так?
– Хороший вопрос, милая. Вот и ответь на него. Не «что с тобой не так», а «почему он тебе так нужен». У вас есть общие интересы? Ах нет, ты же этого не знаешь – вы никогда ничего не делали вдвоем. Я изменю вопрос, советник. Вы хоть вино одной марки любите? – Я была с ней резка.
Так я обычно с ней и поступала, а она мне позволяла, потому что я знала, с тех самых пор, как мы жили в одной комнате в колледже, что иначе от Вермишелли ничего не добиться. Вермишелли принадлежала к тому типу девушек, которые всегда охотно с вами соглашаются, повторяя: «Да, ты кругом права», а потом ровно ничего не меняют... А через пару дней начинают жаловаться на те же самые проблемы.
– Я не знаю, почему так хочу его.
– Прекрасно. Сейчас я тебе объясню. Тебе нравится переживать и дергаться.
– Нет, не нравится! Ты свихнулась? Я ненавижу такие ощущения! У меня все из рук валится.
– Тогда еще вопрос. Тебе ведь другие мужчины звонят и приглашают встретиться – хоть один из них заставляет тебя тревожиться и дергаться?
– Нет, но ни один из них мне не нужен. Они скучные.
– А вот Алан тебя волнует, так? Ты как подумаешь о встрече с ним, сразу испытываешь радостное возбуждение, верно?
– Да...
– Ну вот. Добро пожаловать в мою реальность, лапушка. И знаешь, что я поняла? Лучше зануда, чем поганец, точно тебе говорю. Романы, начинавшиеся таким пламенным возбуждением, заканчивались обычно тем, что я рыдала в подушку, не понимая, как я дошла до такой жизни. Шелл, пламя ведет к пожару, от которого потом приходится спасаться.
– Ну и что мне делать?
– Научись сначала заводить с парнем дружбу, хорошенько его узнавать и только потом заводиться. Сохраняй самообладание и постарайся понять, нравится ли тебе он сам как человек или только его чувства к тебе. Это нелегко, я знаю. Поверь мне, я правда знаю. Возможно, Алан тебя возбуждает только потому, что ваши отношения новые и неопределенные. И дело вовсе не в нем, а в тебе. И в том, что ты сама себя загнала вдовушку. Твоему сознанию требуется волнение – как приятно возбуждающее, так и скверное, типа «я не в силах нормально работать». Ты должна научиться себя контролировать и осознать, что твое стремление к зависимости доведет тебя до жизни одинокой несчастной толстухи.
– Подожди, отлично сказано. Повтори, я запишу и буду потом перечитывать.
– Да ну тебя! Радуйся вообще, что я с тебя денег за это не беру. – Мне бы еще все записать на магнитофон, а потом слушать, когда эти советы мне самой понадобятся.
– Ну да, Стеф, ты права, я знаю. Нужно смотреть правде в лицо. Даже если бы он в меня влюбился, ничего бы у нас не вышло. – Я слушала, что она говорит, но знала: она себе не верит. Она хотела, чтобы он позвонил. Она нажимала кнопку «обновить» в почтовой программе, чтобы посмотреть, не пришло ли от него новое письмо. – Он хочет вернуться в Вайоминг и поселиться на ранчо, то есть практически на ферме. А я не могу жить на ферме. Мне нужно жить рядом с водой и хорошими ресторанами.
– А я бы с удовольствием поселилась на ферме! – Мне вспомнился кинофильм «Бэби Бум». Куртки, горячий яблочный сидр, варежки и дрова. – Ну, мне так кажется. – Мне казалось, что я в этом уверена.
– Да ладно тебе, Стеф.
– Нет, серьезно, если бы я вышла замуж и у меня был ребенок, я бы занималась готовкой и писательством. Я бы украшала дом и все обустраивала, и у меня была бы жизнь как на открытке, с венками и веточками падуба. У меня бы хватало времени аккуратно складывать постельное белье и перевязывать стопки ленточками. У меня была бы комната для гостей, черт возьми, с запасными халатами и шлепанцами, огромная кухня, и я бы покупала все оптом, чтобы не ходить в дурацкие магазины до детской едой и пеленками. Но когда дети вырастут, я, наверное, заскучала бы. Даже коричневые яйца и красные петухи рано или поздно приедаются.
– Эх, а мне просто хочется, чтобы он в меня влюбился. – Бедная Шелл.
– Нет, не хочется. На самом деле – не хочется.
– Конечно, хочется!
– Нет, Шелл, тебе этого не хочется. Вспомни Джошпана Хегала или Брайана Даффи. Они бы хоть сейчас пожертвовали чем угодно, чтобы пригласить тебя сегодня ни свидание. А тебе они даром не нужны. Тебе они кажутся мямлями. Тебя тянет к Алану только потому, что его к тебе совсем не тянет. Если бы ты действительно ему нравилась, то сейчас бы непременно сетовала на то, что не станешь крутить серьезный роман с человеком, который собирается работать на ранчо. Шелл, тебе ведь даже в кино ковбои не нравятся.
– Наверное, именно поэтому мне нравятся недоступные мужчины. В глубине души я не готова ни к чему серьезному.
Класс. Ну, она хоть произнесла это вслух. Может, Шелл в чем-то похожа на своего приятеля, – в конце концов, ни один из них не был способен на что-то серьезное.
– Кроме того, так ты кажешься себе более значительной. Это как с очередью в новомодный ночной клуб. Люди стоят в ней просто потому, что она существует. Если им удастся проникнуть в клуб, они почувствуют себя более важными и достойными. То же самое происходит с взаимоотношениями. Но, попав внутрь, ты нередко начинаешь изумляться: «Неужели ради этого я столько ждал и уламывал швейцара?» Для начала тебе нужен друг... – Боже всемогущий, я сама себе напоминала сказку про черепаху и зайца! – Поверь мне, детка, не одна ты гоняешься за пирожным, но пора с этим завязывать.
Вермишелли уже приходилось слышать мою теорию про мужчин-пирожных и мужчин-сельдереев. Большинство мужчин смахивает на одно из двух: либо они пирожные, восхитительные на вкус и завлекательные, но весьма вредные для здоровья, либо они сельдерей – полезный и доброкачественный продукт, который не очень украшает стол, разве что похрустеть можно. Если вы объедитесь сельдерея, то потом украдкой пойдете поедать пирожные.
Пирожные ароматные и вкусные, но приготовить их непросто. Однако вы решаетесь на это, потому что вам их хочется так же, как в парке аттракционов сразу хочется на американские горки с петлей смерти. Влажные ленты теста потрескивают, становясь золотыми, и пропитываются сахаром. Когда у вас на языке тает прекрасный жир, вы ахаете от наслаждения. Тесто капает с ложки, оставляя пятна на кухонном столе. Кипящее масло становится все темнее и начинает шкворчать. Вокруг вас кучи бумажных салфеток и других следов попытки вытереть масло. Выпекая пирожное, нужно соблюдать последовательность действий. Определенные процедуры. Правила.
А вот правил приготовления сельдерея не существует. Его едят, когда сидят на диете или не хотят объедаться куриными крылышками, смотря футбол по телевизору. На самом деле и на диете вы не так часто его едите – куда чаще он идет с сыром. Вы используете его для бульонов и начинки; он становится привычным содержимым вашей кладовки.
– Алан для тебя как пирожное. Ты думаешь, что, если будешь чаще с ним общаться, он передумает, откроет тебе свою душу и решит, что ты для него важна. Ты словно хочешь его в чем-то убедить. Ты не разрываешь с ним связь в надежде что он «повзрослеет» и вдруг станет заботливым. Ты станешь для него единственной, и он вдруг окажется чутким.
– Да, так и есть. Совершенно точно. Я хочу понять, почему он не теряет из-за меня голову. Нет, ну, он говорит, конечно, что не любит свиданий, но это же ерунда.
– Алан знает Алана куда лучше, чем ты, так что лучше его послушай. И знаешь, Шелл, тебе не нужен Алан или кто-то другой, чтобы убеждать тебя в том, что ты прекрасна. Ты должна это знать и без Алана. – Ну, этим и я страдаю.
– Да, верно. Просто я так устала. Я ненавижу всю эту чушь! Я просто хочу встретить кого-нибудь, выйти замуж и забыть обо всей остальной чепухе.
– Эй, ты помнишь, что сказала моя мать, когда я разводилась? Я точно помню, что уже говорила тебе об этом. «То, чего мы не находим так долго в одном человеке, иногда моментально обнаруживается в другом». Он ждет тебя где-то там, милая, но ты этого не заметишь, пока не завяжешь с пирожными.
– Я знаю, – произнесла Вермишелли, сдаваясь, – но я не представляю, как заставить себя полюбить сельдерей.
– Ты никогда не пробовала мое пюре из сельдерея, дорогая, Я его измельчаю, сдабриваю маслом и подаю теплым, с морским окунем в картофельной обертке. Просто класс, дорогая. Просто класс!
Да, обычно сельдерейные мужчины из кожи вон лезут, чтобы порадовать нас. Они редко придают столу необычный привкус – слишком они сосредоточены на женщине и тратят все силы на то, чтобы порадовать ее, а не на свои личные интересы.
– Ладно, – сказала Вермишелли, – я попробую. Но оставляю за собой право тебя доставать, если опять ничего не выйдет.
– Знаю, малышка, ты всегда так поступаешь, – откликнулась я с нежностью. – Шелл, сейчас у нас хоть есть надежда на будущее. Мы не застряли в бесплодном браке, мечтая об одинокой жизни. Лучше надеяться и расстраиваться, чем увязнуть в зыбком браке, гадая, что ты сделала не так. Я знаю, о чем говорю, милая. Я испытала оба варианта.
В замужестве я вечно гадала, что я сделала не так, а расстройство от бесплодности усилий – это еще мягко сказано. Я слышала, что в браке секс постепенно сходит на нет. Если честно, я не просто слышала об этом; я пережила это в своей одинокой постели. Открытки к юбилею свадьбы обычно связывают конец активной сексуальной жизни с купальными халатами и мягкими тапочками, с удобными диванами и пультами от телевизора. Ток-шоу обсуждают проблемы мужчин, жены которых говорят: «Попробуй, повытирай весь день детям сопли, тогда посмотрим, до минета ли тебе».
Да, но в моем доме все обстояло несколько иначе.
Телодвижениям Гэйб предпочитал телевизор, поцелуям – подушки, а сексу – спокойный сон. Как бы я ни наряжалась, хоть в кружевные подвязки, выписанные из Франции, хоть в туфельки с перемычкой и юбку в складку как у школьницы, Гэйб говорил: «Попозже, дорогая» – и бросался к телевизору. Ей-богу, я была замужем за пенсионером с открытки.
Вы зеваете? Вот и я тоже зеваю. Эту историю все сто раз слышали, я не первая жалуюсь, но кое-что я осознала далеко не сразу. Засуху в спальне не исправишь помадой, сексуальным бельем и косметической хирургией. Над этим надо работать вместе. И скажу вам по секрету, обычно секс тут ни при чем.
– Секс – барометр взаимоотношений; это индикатор того, что в действительности происходит между вами. – Именно так Психотерапевт-по-телефону разъяснила мне, что все не так просто.
– Ну да, но я тут не виновата, – немедленно парировала я. – Я всегда была готова заниматься сексом. Я в хорошей форме, я симпатичная и всегда страстная, и в сексе тоже. Просто ему никогда не хотелось.
– Возможно, вы стали для него слишком доступной, – предположила Психотерапевт-по-телефону. – Иногда нельзя раскрывать все свои карты.
– Именно так я и сказала Вермишелли. Но я не думала, что после замужества так тоже бывает.
– О, тут не важно, замужем вы или нет, – продолжала Психотерапевт-по-телефону. – Я до сих пор поступаю так со своим мужем. Он может ощутить желание в середине дня и спросить, не займемся ли мы вечером сексом, а я хоть и знаю, что так и будет, отвечаю: «Может быть». Пусть немного поволнуется.
Вообще-то, она сказала не «ощутить желание», а «завестись». Но от самой мысли о том, что она такое сказала, мне до сих пор не по себе – это все равно что смотреть порнофильмы в присутствии родителей.
– Понимаете, мне трудно играть в недоступность после того, как я всю жизнь сама добивалась недоступных мужчин. – Это я отвечала на ее лекцию о том, что мне не стоило спать с Кристианом на той неделе.
А теперь мы перешли к прошлому, как обычно бывает во время психотерапии. Я уж думала, что она найдет корни всех бед в моем детстве. А вместо этого мы все оставшееся время обсуждали Гэйба. Опять.
Вот ведь в чем дело: да, я могла бы почаще изображать, что секс меня не интересует. И улыбаться вовсю, если Гэйб предпочитал азарт бейсбола страсти в постели. Мне это было вполне по силам. Но я вышла замуж, чтобы перестать играть в игры. Одно дело игривость, а другое – игры. И не напоминайте мне теорию о том, что женщина всегда должна заставлять мужчину ее добиваться. Проблема была не в том, что я вечно выпрашивала секс.
– Стефани, я уже предполагала, что у вас что-то не ладилось и за пределами спальни. Может быть, возникла проблема, которую вы оба замалчивали?
– Нет, по-моему, мы просто оказались сексуально несовместимыми. Еще до нашей женитьбы Гэйб тревожился из-за того, что я более чувственна, чем он. Сумеет ли он наполнить мою жизнь? Он говорил, что боится, что не даст мне выразить себя, не сможет удовлетворить меня. Я считала, что он просто ищет причины отложить брак.
– И как вы ему отвечали?
– Я пожимала плечами и говорила, мол, у нас впереди целая жизнь, успеем заняться сексом. Тогда мне казалось, что секс – не самое важное. Ведь это всего лишь секс, а главное – мы любим друг друга. Я обрела самого лучшего друга. Так какого черта заботиться о сексе?
– А сейчас?
– Ох, больше я бы так не поступила. От сексуального аппетита не отмахнешься. И это влияет на отношения: когда он избегал близости, я чувствовала себя отвергнутой и уродливой. Я не ощущала себя желанной; мне казалось, что у нас односторонние отношения, что я люблю его сильнее, чем он меня. И когда я погружалась в подобные ощущения, становилась слабой и жалела себя, возникал внутренний конфликт, поскольку я всегда считала себя сильной и уверенной женщиной. Я пыталась бороться с этой рассогласованностью, из-за которой чувствовала себя паршиво, беспрерывно плакала, искала выхода. Я плакала от раздражения, которое не могла даже высказать. А потом все это рвалось наружу, и я устраивала скандалы, только бы он извинился за что-то, чего даже и не делал. Только бы услышать и увидеть, что он меня любит. А все потому, что он был слишком закрыт от меня в физическом смысле.
Черт, он и в эмоциональном-то особо мне не открывался.
Любые взаимоотношения требуют усилий и компромиссов, но не в равной мере. Окажись на месте Гэйба кто-нибудь другой, нам пришлось бы меньше мучиться и мы пришли бы к итоговой ситуации куда быстрее. В общем и целом наши сексуальные потребности не совпадали, так что я чувствовала себя отвергнутой и завидовала незамужним подругам. За чужим забором трава зеленее? Это мелочи, их траву хотя бы стригли.
Будучи замужем, я долго искала в книжных магазинах руководство по борьбе с нехваткой секса. Что-нибудь для женщин, страдавших не от менопаузы, а от «мужепаузы». Ничего подходящего я не нашла. А вот в журналах советов хватало. Красочные обложки сулили грядущее невероятное разнообразие сексуальной жизни, предлагая читательницам сто советов, как завести мужчину, и раскрывая секреты его тайных эрогенных зон. Были там и инструкции по обращению с его промежностью и простатой, которые гарантировали ему заоблачное блаженство. О Боже. Как я пошлю его за облака, если он туда не хочет?
Быстро перелистав страницы, я убеждалась лишь в одном: даже обратившись к помощи журнальных консультантов, я бы получила только совет купить духи с феромонами, сменить оттенок лака или стиль поведения. «Предложите ему заняться этим при свете и перед зеркалом». Знаете что? Чушь все это. Допустим, мужчины и вправду «любят глазами», но если они постоянно отдают предпочтение собственным играм, а не играм с вами, то дело тут вовсе не в ваших бедрах.
С меня хватит программ о моде, где бородатый муж жалуется, мол, его невзрачная жена-домохозяйка, которая почему-то вечно ходит с мукой в волосах, раньше была страстной, а теперь перестала обращать на себя внимание. (Обычно перед этим бывает совсем другая программа – про то, как женушке не уговорить муженька выбраться ради нее из гаража. «Я даже попыталась заменить батарейки в каких-то его инструментах на записку: "Заведи лучше меня!"») В конце концов все решилось, когда они покрасили ей волосы и сделали прическу. И еще купили туфли на каблуках и юбку. Дальше следует изумленное лицо унылого муженька. Все сплошной обман.
И вот я бралась за дело сама, и при каждом оргазме плакала. Глядя на потолок сквозь пелену слез, я воображала себе фигуры на его поверхности. Как со мной могло такое случиться? Теперь мое одиночество стало куда более безысходным, чем когда я не была замужем. На меня давили неоправдавшиеся ожидания.
Надо было больше заниматься сексом до замужества. После свадьбы я оказалась в ловушке. Даже когда я буквально на коленях умоляла его, Гэйб говорил, что слишком устал или не в настроении. А потом оказывалось, что я эгоистка, раз не понимаю элементарного. Как. Много. Он. Работает. Или. Как. Он. Устал.
Пока вы свободны, вы распутница. А потом вы выходите замуж и внезапно превращаетесь в эгоистку, если вдруг захотите заниматься сексом с собственным мужем. Просто ужас. Я превратилась в типичную жену из порнофильмов. Муженек идет в гараж поиграть с машиной, инструментами или еще чем-нибудь мужественным, а я иду дуться в конюшню, чтобы похотливо глядеть на жеребцов. А потом все проблемы женушки решаются – появляются потные накачанные спортсмены и берутся за дело. Только вот мы с Гэйбом жили на Манхэттене, в Верхнем Ист-Сайде, далеко от конюшен, так что такой сценарий мне не светил.
Я завидовала незамужним подругам, которые могли дергать своих мужчин за веревочку и получать от них нужную реакцию. За теплым сакэ и суши они делились деталями романов на одну ночь, и мне хотелось заесть солоноватые кусочки с тарелки их распущенной жизнью, вцепиться в них и пройти их безнравственным путем. Мне хотелось почувствовать усталость и похмелье от избыточного секса. Я тоже хотела, чтобы мой швейцар считал меня шлюшкой. Мне хотелось, чтобы мое лицо горело от мужской щетины после ночи, полной поцелуев, обжиманий и щупанья под юбкой. Мне явно недоставало непристойности, того, чего у меня никогда не было, и мне хотелось жизни, как у них, полной и сельдерея, и пирожных. Я скучала по своему будущему, которое вот-вот должно было наступить. Бойтесь осуществления собственных желаний!
