Текст книги "Лабиринт"

Автор книги: Стефани Данелл Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Стефани Перри
Лабиринт

Я бежал от него ночью и днем; я бежал от него долгие годы; я бежал от него по лабиринтам собственной души; и я скрывался от него в потоках слез и раскатах смеха.

Фрэнсис Томпсон, 1893

Моему талантливому отцу, личности творческой, увлекшей меня своим любимым делом. Благодаря отцу я нашла работу, которая позволяет мне понежиться утром в постели.

А также моему жениху Мику. Дорогой, ты хитер, как лис. А я не могу ждать!

Стефани Перри

Пролог

Его окружала тьма. Она скрывала гнездо. Он чувствовал там – в грязной пещере – какое-то осторожное, звериное шевеление. Существо развернулось в его сторону. Раздался странный звук, напоминающий удар кости о кость, а затем послышалось зловещее шипение... Нечеловеческое. Чужое.

Остальные – счастливчики, – конечно, мертвы. Или уже не осознают, что такое жизнь, – а это в общем-то одно и то же. Его друзьям улыбнулось безумие, лихорадочно и бессмысленно прикоснувшееся к их отлетающим душам. Он слышал и ощущал это. Он знал это, когда умирало его сердце, а мозг требовал освобождения, словно эхо повторяя отдаленные, безумные крики его любимых.

Существо из полуночного кошмара придвинулось ближе, за ним последовало еще одно.

В душе несчастного забрезжило что-то напоминающее надежду, какое-то слабое свечение. Может, это смерть? Интересно, в аду бывают чудеса?.. Не осталось ничего, за что следовало бы бороться, никакого желания даже пытаться.

Демоны тянулись к нему – черные и безжалостные, а он не сопротивлялся, только начали подергиваться уголки рта. Они почему-то странно пошли вверх, хотя несчастный этого совсем не хотел.

Улыбка смерти.

Все его чувства были жестоко сметены, все, кто был дорог, погибли... И смерть стала желанной для него.

Он так удивился этому открытию, что рассмеялся, не обращая внимания на ужасные хрипы, вырывавшиеся из его разорванной глотки и гулким эхом проносившиеся по лабиринту...

Глава 1

Какое-то время ничего не было – только абсолютная чернота космоса. Ни звезд. Ни малейшего движения. Пустота. А затем, в конце вечности, в темноте показалась одинокая красивая маленькая мигающая зеленая точка, сочетание движения, света и пения птиц. Вслед за этим появился горький отвратительный смрад, чем-то напоминающий застарелый неприятный запах пота.

Креспи приподнял брови, медленно моргнул и прищурился, защищая глаза от света тусклых ламп. Снова появился пульсирующий зеленый огонек – мигающий курсор на экране компьютера у его ног, сопровождаемый действующим на нервы писком. Реальность оказалась гораздо уродливее, чем он предполагал. Веки непроизвольно опустились, и он нырнул назад, в сладкую бездну...

«Биип!» – требовательно напомнил о себе компьютер.

– Да, да, – пробормотал Креспи и медленно сел.

Он разозлился из-за того, что его заставили проснуться. Какое-то время Креспи свирепо смотрел затуманенным взглядом на пол, ощущая боль в каждой мышце – у него все тело зудело, но не было сил почесаться. Креспи стал почти на год старше, и он сожалел о каждой утраченной минуте жизни.

Компьютер снова заныл. Креспи бросил сердитый взгляд в его сторону, а потом склонился ближе и уставился на высвечиваемые дисплеем слова:

«Тони, просыпайся, я на шесть месяцев старше, чем был ты... О... Смерть... где твое жало? Ай! 2467... Хел».

Даже не желая того, Креспи улыбнулся. Хеллер в своем репертуаре – как всегда, без шуток обойтись не.

может. Хеллер был остряком, душой компании, но позволял себе вольности с начальством, прекрасно осознавая, что он – пилот, один из самых важных членов экипажа...

– Не смешно, мой дорогой, – ответил Креспи, хотя Хеллер его услышать не мог.

Креспи широко зевнул и протянул руку к дискетам с кодами, лежащими перед экраном, затем нажал кнопку переговорного устройства:

– Говорит полковник Креспи. Как дела? – Голос слегка дрожал: в горле все пересохло. Но он прилагал все усилия, чтобы слова звучали официально. Креспи поднял руки над головой, потянулся и снова зевнул.

– Говорит подполковник Хеллер. Дела у нас прекрасно, сэр. «Аркхэм» должен произвести стыковку с «Безымянной» в девять ноль-ноль... – Последовала пауза, и Креспи почувствовал, что пилот улыбается. – Как вы спали, сэр?

Креспи провел рукой по щетине на щеках.

– Как убитый. Есть какая-нибудь информация?

– Да, сэр. Сейчас зачитаю.

Креспи покачал головой и, когда на экране начали мелькать коды, вставил свою дискету в дисковод компьютера. Никаких «зачитаю» – только с экрана.

– Спасибо, подполковник, я посмотрю сам, – сказал Креспи, вглядываясь в экран. – Встретимся в капитанской рубке через двадцать минут.

– Есть. – Хеллер прервал связь.

Креспи легким ударом пальца отключил переговорное устройство и нахмурился. То, что он решил просмотреть информацию с личного компьютера, несомненно, даст пищу для пересудов экипажу, если, конечно, ее и так недостаточно.

Он сидел на краю кровати и смотрел на текст, появляющийся на экране, его лицо морщилось от слабой боли в мышцах живота. Слишком мало времени, чтобы их разработать. Вот если бы принять душ...

На экране, среди прочих, появилось послание, которое мгновенно заставило Креспи забыть о физических упражнениях. Посланию был присвоен код NP117 – «крайне срочно».

«Тони, приказом Генерального Штаба номер NNJB907H все оставляется на твое полное усмотрение. Ты уполномочен (в случае необходимости – силой) брать на себя командование „Безымянной“ для выяснения возможных причин происходящих на ней событий».

Давались ссылка и подтверждение. Черт побери! Послание шло прямо от адмирала Д. Ю. Пикмана – идиота, возглавлявшего элитные войска по борьбе с чрезвычайными ситуациями. Он был фанатиком в борьбе с чужими, лично организовывал по меньшей мере сотню тайных операций по уничтожению чудовищ, включая провал Уоллера на Майне-8, когда погибли пятьдесят гражданских лиц и более дюжины десантников. Громкое дело – тогда даже повредили вращающиеся стыковочные палубы станции. Адмирал кричал «Гнездо!» на любую тень, и ему всюду мерещились чужие, даже когда это было совсем уж мало вероятно.

Но если хотя бы половина того, что Креспи слышал о «Безымянной», окажется правдой, то... В данном случае, возможно, адмирал и прав.

– Доброе утро, – приветствовал он сам себя скрипучим голосом и отправился в душ.

Через восемнадцать минут Креспи зашнуровал ботинки и встал перед зеркалом, придирчиво осматривая себя. На него глядело усталое и старое лицо, несмотря на то что он только что побрился и принял душ. Он был в хорошей (черт побери, даже очень хорошей!) форме для сорока одного года, но морщины, изрезавшие лицо, говорили о многом.

Он вздохнул и протянул руку за фуражкой, размышляя о том, почему не чувствует никакого волнения.

Считалось честью получить возможность работать вместе с доктором Чурчем, даже в роли ассистента. Доктор Чурч начал проводить изыскания около десяти лет назад серией биологических экспериментов с космическим вирусом, который уничтожил три колонии переселенцев в двух различных мирах. Чурч обнаружил вирус, классифицировал его и приготовил сыворотку, когда лучшие ученые на Земле еще только распаковывали свои пробирки.

В свою бытность рядовым десантником Креспи мечтал о подобных престижных исследованиях, и это единственное, что заставляло его двигаться вверх по служебной лестнице. Он много работал, чтобы оказаться здесь. И он заслужил это.

И все равно он чувствовал себя отвратительно. Конечно, сказывались последствия анабиоза, но он испытывал... неуверенность. На самом деле он прекрасно понимал, что это естественное беспокойство, не только нервы. Любой бы дрожал от волнения перед встречей с Чурчем. Но Креспи отлично знал свое дело и терпеть не мог идолопоклонничества. Кроме всего прочего, они находились в одном звании...

Полковник снова посмотрел в зеркало и покачал головой. Нет времени на необоснованные тревоги. Он теоретик-аналитик, ученый, у него за спиной более пятнадцати лет работы в этой сфере. В молодости он всегда полагался на интуицию, и это помогало ему оставаться в живых, но те дни давно миновали. «Безымянная» – исследовательская станция, там ему придется действовать с осторожностью, даже выбирая блюда на обед – искусственную курицу или искусственную говядину. Но тем не менее...

Но тем не менее – ничего. Прочь несвоевременные мысли, иначе он опоздает.

Креспи распрямил плечи и направился на мостик. Слабо освещенный коридор оказался пуст, создавалось впечатление, что корабль покинут. За исключением тихого жужжания рециркулятора воздуха, не было слышно никаких звуков. Воздух был холодным и сухим, как в гробнице. Большинство экипажа должно находиться в столовой, пить кофе и пытаться отойти от анабиоза. Несколько секунд у Креспи оставалось чувство, что он – единственный человек на корабле, последний человек во Вселенной. Снова появилось неопределенное беспокойство, возможно, начинался приступ клаустрофобии...

Полковник моргнул, нахмурился. «Что за чушь с единственным оставшимся в живых? После этого станешь бояться спать в темноте... Это все проклятые слухи. Они достанут кого угодно. Признайся хоть самому себе, что ты просто боишься, сам не зная чего».

Может, так оно и было на самом деле, но требовалось приставить автомат к его виску, чтобы он вслух сознался в этом. Слухи – это обычно по большей части искаженная информация. Сколько раз в прошлом ему доводилось слышать фразы типа «зловещие эксперименты» и «скрытые смерти»? А в процессе работе? Каждый год возникали разговоры о каком-то ученом-ренегате или о ком-то из высшего военного руководства, у кого поехала крыша и он организовал очередную эксцентричную операцию. Например, информация о докторе Реуфе и применении дезоксирибонуклеиновой кислоты. Или о генерале Спирее и армии гигантских чужих. Потяни за веревочку с той стороны, что тебе больше понравится, и зазвенят колокольчики со всех сторон, раздувая из мухи слона.

С другой стороны, его никогда не направляли ни в одно из таких мест. А текущая работа Чурча держалась под таким секретом, что адмирал Стивенс даже не представлял, чем он занимается. И это, несомненно, являлось одной из причин, объясняющих, почему он послал именно старину Креспи, знающего свое дело, выяснить, какие тайны пытается скрыть Чурч. Креспи один из немногих, кто может разобраться в ученых заморочках и, как хороший маленький солдатик, представить толковый отчет, не пытаясь навести тень на плетень и.

за научными фразами скрыть собственную некомпетентность...

Он быстренько во всем разберется!

Креспи миновал поворот в коридоре и вошел в капитанскую рубку. Дверь за ним мягко встала на прежнее место.

Здесь было тепло и пахло свежесваренным кофе. Хеллер и Шаннон сидели у компьютера перед иллюминатором. Блейк стоял за ними, положив руки на спинку стула Шаннона. Они тихо разговаривали, поглядывая на станцию за бортом.

– Привет всем, – поздоровался Креспи, направляясь к пилотам.

– Здравствуйте, сэр, – ответил лейтенант Блейк. Трое мужчин, заметив начальство, приветственно встали.

Креспи махнул рукой, чтобы садились, подошел к иллюминатору и несколько секунд изучал «Безымянную». Стандартная крупная военно-исследовательская станция, серия «700». Ему доводилось бывать на полудюжине подобных этой. Такая станция, как правило, имеет несколько лабораторий и с легкостью может вместить двести человек. Хотя, в соответствии с документацией, в данный момент на «Безымянной» находилось меньше ста. Станция неясно вырисовывалась перед ними, как темный маяк; тусклый свет, идущий от посадочных модулей, едва освещал стыковочные узлы.

– Так вот, значит, какая она, – тихо сказал он, – та, что не может быть названа.

– Вы там не бывали раньше, сэр? – спросил подполковник Шаннон. Глаза у него были усталыми, воспаленными.

Креспи снова осмотрел станцию.

– Нет...

«Безымянная», его новый дом – темный, холодный...

Натянуто откашлялся Блейк. Хеллер повернулся на стуле и взглянул на Креспи:

– М-м... сэр, предполагается, что мы не знаем о том, что происходит на «Безымянной», но я хотел поинтересоваться, не могли бы вы прояснить кое-какие неприятные слухи...

– Что за слухи? – сухо спросил Креспи, стараясь сохранять невозмутимость.

Хеллер переглянулся с Блейком.

– Понимаете, сэр... – Хеллер замолчал, а потом заговорил очень быстро: – Мы слышали, что там проводятся странные эксперименты и что члены экипажа не считаются потерями в живой силе. Их используют в этих экспериментах...

– Успокойтесь, подполковник. На вашем месте я не стал бы так волноваться из-за каких-то слухов. Для мужчины нежелательно приобретать репутацию сплетника.

Слова прозвучали резко, и это неожиданно разозлило Креспи. Он рассердился на самого себя, потому что и сам беспокоился. Но это же не дом с привидениями, а они – не дети. Это, черт побери, научная лаборатория, где Чурч, вероятно, работает, изучая интеллект у растений или еще что-нибудь.

Хеллер покраснел и снова посмотрел на Блейка. Все молчали несколько секунд, потом на выручку пришел Шаннон:

– Хотите кофе, сэр?

Он показал на кофейный аппарат, стоявший возле компьютера. От кофе поднимался ароматный пар. Креспи покачал головой и повернулся к двери.

– Нет, спасибо. Встретимся при посадке, господа.

– Есть, – ответили они хором. Унылый голос Хеллера прозвучал тише остальных.

Креспи остановился у выхода и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на «Безымянную», в одиночестве висевшую в пустоте. Обычная исследовательская станция – и все.

Он вышел, мысленно повторяя, словно уговаривая себя:

«Обычная исследовательская станция, ничего более».

Глава 2

Лет в восемнадцать-девятнадцать Шарон МакГиннесс перепробовала большинство синтетических наркотиков, которыми увлекались ее сверстники, но они не оказали на нее никакого впечатления. Наркотики доставляли ей удовольствие и развлекали, как эксперимент, не больше. Она отнюдь не жалела. Она знала, что теряет, – но наркотическое расслабление по нескольку дней подряд быстро утратило для нее новизну. На нее также оказала впечатление участь наименее уравновешенных из ее знакомых, которые пристрастились к наркотикам и исчезли в неизвестном направлении, выбрав жизнь не в реальном мире, а в одуряющей бездне, из которой нет возврата.

Еще больше, чем потерю логически последовательных и связных мыслей, она ненавидела просыпаться утром после принятия наркотиков, выползать не ранее чем после полудня из кровати, с липкими губами и слабой тошнотой – в дополнение ко вполне определенному ощущению того, что мозг умер. Все это в целом не слишком привлекало ее.

«И посмотрите на меня теперь! После анабиоза те же последствия и никакого удовольствия. И все потому, что я взрослая! Ура!»

МакГиннесс склонилась над термосом и подождала, чтобы запах дрянного растворимого кофе сделал что-то с ее мозгом. Шесть или семь парней кружили вокруг, ворча и еле волоча ноги, еще полностью не отойдя после пробуждения. Как и она, остальные члены экипажа как можно скорее добрались до столовой в надежде, что хоть какая-то пища поможет им, прекрасно зная, что такого никогда не случается. Даже чуть теплый душ почти не стоил усилий, затраченных на то, чтобы его принять: струя рециркулирующей воды не разгоняла оцепенение и сонливость.

– ...Черт побери, живем в век неотехнологии, и никто еще не изобрел приличный растворимый кофе... – произнес лейтенант Кори, ни к кому конкретно не обращаясь. Молодой офицер стоял рядом с кофейным аппаратом и напоминал потрепанного зомби с крупными синяками под глазами.

Обычное ворчание ко всему привыкшего десантника. МакГиннесс слабо улыбнулась в его сторону. Но в его словах был смысл. Она отдала бы левую грудь за двойной «эспрессо». Ну может быть, отдала бы...

Кори внезапно выпрямился и исполнил жалкое подобие отдания чести.

– Сэр! – воскликнул он.

МакГиннесс повернула свой затуманенный взор к двери и уже начала вставать, лениво подумав: «Начальник...»

– Всем вольно. Продолжайте свои занятия.

МакГиннесс опустилась на место, размышляя, как это удавалось полковнику всегда быть в форме. Креспи спал столько же, сколько и они, но выглядел бодрым и полностью проснувшимся, его глубокий голос звучал сильно и четко – словно он только что был не в анабиозе, а встал после полноценного сна, да еще и побегал трусцой.

«Черт старый!»

Креспи посмотрел на их затуманенные глаза после того, как каждый из них снова погрузился в ступор. МакГиннесс плохо знала Креспи – только его репутацию: холоден, точен, не гений-создатель, но исключительно внимателен к деталям. Другими словами, идеальный ученый. Не говоря уже о том, что он знающий дело десантник – настолько, насколько это только возможно. Он был лет на десять старше нее, хотя во внешности это особо не проявлялось – за исключением, пожалуй, морщинок на лице: поддерживал себя в форме и выглядел значительно моложе своих лет. Темные глаза его, казалось, светились, а взгляд их пронзал насквозь, словно взгляд ястреба...

МакГиннесс резко прекратила свои скучные размышления, когда поняла, что пришла ее очередь говорить с начальством. Полковник остановился в нескольких метрах от ее стола и приподнял одну бровь в немом вопросе.

МакГиннесс откашлялась:

– Э... я не очень хорошо себя чувствую, сэр.

Полковник сел на один из отлитых по форме тела стульев напротив нее:

– И я также, МакГиннесс. На самом деле, я, должно быть, чувствую себя так, как вы выглядите...

В комнате послышались смешки. У Креспи на лице появился намек на улыбку.

– Я... – Она закрыла рот, пока еще не успела наговорить глупостей, откинула голову назад и уставилась на пластиковый потолок. – Да, сэр. Я прекрасно себя чувствую.

На этот раз смешки попытались скрыть, притворяясь, что откашливаются. МакГиннесс распрямила плечи и посмотрела на добродушно улыбающегося полковника.

– Несомненно, лейтенант. Ваша поправка вдохновит нас всех.

По крайней мере, у него есть хоть какое-то чувство юмора. Офицеры вернулись к вялому передвижению по столовой и односложным фразам. МакГиннесс ждала, что Креспи скажет что-то еще, но он молчал и снова начал наблюдать за членами экипажа, бесцельно бродящими вокруг.

Она почувствовала приступ резкой боли в животе, как от сильного удара кулаком. Чтобы отвлечься от боли, она решила выяснить, что знает Креспи. Глотнув из термоса слабого кофе, она постаралась задать вопрос таким тоном, словно ответ ее совершенно не интересовал:

– Я буду работать под вашим началом на борту «Безымянной», сэр?

Креспи снова посмотрел на нее своим пронзительным взглядом.

– Мало вероятно, МакГиннесс. Если, конечно, вам не изменит удача. Я предполагаю заниматься серией мучительно банальных и скучных экспериментов.

Ей показалось, или он действительно пытался что-то скрыть. Узел у нее в животе еще более затянулся. Понять, что у Креспи на уме, было безумно сложно, но если бы ей пришлось делать ставки, она сказала бы, что он, как и все остальные, ничего не знает.

– Звучит обнадеживающе, – произнесла она и отвернулась, продолжая притворяться скучающей. – «Безымянная» слишком засекречена, чтобы мне это понравилось.

Креспи наклонился к женщине:

– Если так, то почему вы сами вызвались лететь сюда?

МакГиннесс пожала плечами:

– Хороший вопрос.

«И вам совсем не обязательно знать ответ, сэр», – добавила она про себя.

Несколько секунд они молчали. В конце концов она посмотрела на него, на складку над проницательными глазами, изучавшими ее лицо. Казалось, что полковник собирается сказать что-то еще...

Из громкоговорителя послышался голос:

– Вызывается полковник Креспи. Сэр, полковник Томпсон хочет видеть вас на верхнем мостике перед посадкой.

Креспи смотрел на женщину еще секунду, потом отвел взгляд:

– Хорошо. – Он встал, кивнул ей и отошел от стола. МакГиннесс с облегчением сделала еще глоток кофе. "Он.

быстро соображает, не исключено, что даже слишком быстро, но это может оказаться плюсом..." Кто-то из мужчин пошутил – она не расслышала слов, но рассмеялась вместе с остальными. И задумчиво уставилась на свои бледные руки, которые внезапно задрожали, совсем чуть-чуть...

Глава 3

Креспи стоял на посадочной площадке «Безымянной» и терпеливо ждал. Несмотря на то что его обдувал холодный воздух, он почувствовал, как голова под форменной фуражкой начинает потеть. Причина в том, что эти проклятые фуражки до сих пор шьют из искусственной шерсти. Креспи знал о многих случаях, когда солдаты, стоя на плацу в жаркий день в полном обмундировании, падали, теряя сознание. Вероятно, эти военнослужащие были даже слишком хорошо вымуштрованы и четко усвоили, что не имеют права снимать головные уборы, в особенности в тех случаях, когда приходится ждать прибытия кого-то рангом выше и тем более если ты еще ни разу не встречался со своим новым начальником... Как Креспи с адмиралом Тавесом, например.

– Вы – полковник Креспи? – послышался громкий голос, отражающийся от высокого потолка. – Я – адмирал Тавес.

Креспи расправил плечи. К нему обращался пожилой мужчина с бочкообразной грудной клеткой. Тавес быстро подошел к Креспи. Весь его облик выражал нетерпение.

Креспи принял строевую стойку и отдал честь.

– Полковник Креспи рапортует о прибытии на новое место службы, сэр, – выпалил Креспи.

Когда Тавес подошел к нему, Креспи стал украдкой изучать своего нового начальника. Он совсем не так представлял его. Креспи слышал, что большую часть лет службы Тавес провел в местах боевых действий. Однако об этом невозможно было догадаться по внешнему виду адмирала: он казался добродушным стариком. Его седые, вьющиеся волнами волосы были зачесаны назад и прилипли к голове. Конечно, военная выправка – которую Креспи ожидал увидеть у любого старого вояки – никуда не исчезла, несмотря на небольшой животик, но сразу же становилось ясно, что в военных действиях Тавес принимал участие по меньшей мере десяток лет назад.

С другой стороны, лицо адмирала с отвисшим подбородком было изрезано морщинами. Видно, Тавес побывал во многих переделках. Сломанный когда-то нос плохо сросся. Он оказался красным, как сгнившая свекла. Лопнувшие капилляры свидетельствовали о значительном, может, даже излишнем количестве выпитого «Мартини».

Тавес стоял напротив Креспи и улыбался, скаля ровные пожелтевшие зубы. Креспи уловил слабый запах сигар и бальзама для волос. Адмирал хлопнул Креспи по плечу, словно старого приятеля, которого встретил после долгих лет разлуки:

– Вольно, Креспи. По крайней мере пока не поступит дальнейших указаний. Добро пожаловать на борт «Безымянной». – Тавес улыбнулся и покачал головой. – Должно быть, у вас на Земле влиятельные друзья, – продолжал он. – На тот пост, на который назначили вас, претендовало немало хороших парней.

Тавес развернулся и, не дожидаясь ответа, направился к двери посадочного модуля. Креспи вздохнул и пошел за ним.

– По крайней мере, мне лично не известно ни про одного влиятельного друга, сэр, – сообщил Креспи, стараясь сохранять нейтральный тон. – Мой опыт...

– Я не имел в виду протекцию или кумовство, полковник, – перебил его Тавес, поднимая пухлую руку, но даже не оборачиваясь, чтобы взглянуть на Креспи. – Ваше досье говорит само за себя. Вам приходилось выполнять много конфиденциальных заданий, правда?

Адмирал вел себя дружелюбно, старался казаться веселым, однако у Креспи сложилось впечатление, что Тавес играет роль, как обычно делает начальство, если вдруг вынуждено столкнуться с человеком, от которого неизвестно что можно ждать. Очевидно, Тавес в курсе, что Креспи послали на «Безымянную» не только для того, чтобы заниматься научной работой. Но что на самом деле известно адмиралу?

– В некотором роде да, сэр, – ответил Креспи. – Правда, разведдеятельность никогда не была моей сильной...

– Теоретик-аналитик всегда считается ценным приобретением, – перебил Тавес, наконец оглядываясь на Креспи и продолжая улыбаться. – Доктор Чурч, не исключено, найдет для вас достойное применение.

Тавес снова отвернулся от Креспи и пошел дальше – толкнул широкую металлическую дверь, и в результате они оказались в тихом коридоре типичного военного учреждения, где все было казенным, вплоть до темных синтетических стенных панелей и дрянных обогревателей у плинтусов. Все было очень дешевым, о чем свидетельствовали трещины в стенах и на голом полу. Больше всего пострадали участки вокруг обогревателей.

Хотя воздух оставался прохладным, в этой части станции многое можно было бы улучшить. Слабо пахло дезинфицирующими средствами и человеческим потом. Креспи подумал, что этот воздух, прогоняя через фильтры и обогащая кислородом, использовали уже чрезмерное количество раз. За долгие годы службы полковник привык к подобному, но здесь воздух оказался значительно хуже, чем обычно.

«Какое убожество, – подумал Креспи. – Если я правильно помню план станции, то мы направляемся к каютам, отведенным для офицеров».

Так где все-таки зарыта собака? Адмирал не только постоянно прерывал Креспи, но и намекнул, что в курсе того, что полковник прибыл с целью покопаться в грязном белье. Вполне очевидно, что Тавес считает, будто Креспи известно гораздо больше, чем на самом деле. Не исключено, что это пойдет на пользу полковнику во время выполнения порученного ему секретного задания, только все зависит от того, удастся ли Креспи не упустить открывающиеся возможности...

– Я, естественно, надеюсь работать в тесном сотрудничестве с доктором Чурчем, – заявил Креспи.

Адмирал продолжал идти вперед. Не оборачиваясь, он снова заговорил исключительно любезным, но покровительственным тоном:

– Чтобы что-то высечь из камня...

«Достаточно. Мне осточертели эти уклончивые ответы», – подумал Креспи, нахмурился, догнал адмирала и пошел рядом с ним.

– Сэр, – обратился Креспи к адмиралу, – я не хочу, чтобы между нами оставалось хоть какое-то недопонимание. Мне поручено заменить полковника Леннокса, партнера доктора Чурча в проводимых исследованиях.

Тавес и Креспи завернули за угол. Продолжая улыбаться, адмирал указал на первую дверь.

– Вы будете жить здесь, Креспи, – заявил он. – Каюта А восемьдесят девять. Включите видеоплейер и изучите все инструкции, ознакомьтесь с расположением служб. Можете вызвать своего ординарца и...

– Адмирал Тавес, – перебил Креспи, – я прибыл сюда, чтобы работать вместе с доктором Чурчем, не так ли?

Они стояли перед дверью каюты Креспи и смотрели друг на друга. Креспи глядел сверху вниз на коренастого адмирала. Тавес продолжал улыбаться, но в его глазах появился нехороший огонек. Они в этот момент напоминали глаза шарлатана, что совсем не вязалось с лицом, изрезанным шрамами.

– Этот вопрос придется решать, полковник. Почему бы вам не ознакомиться пока со всеми инструкциями и не попросить своего ординарца провести вас по станции? У нас имеется отличная комната отдыха, которая может удивить даже вас, а также...

– Я предпочел бы немедленно встретиться с доктором Чурчем и быть введенным в курс дела, сэр.

Адмирал улыбнулся еще шире, однако эта улыбка больше не казалась приятной. Создавалось впечатление, что она дается ему с трудом. Он всеми силами пытался убедить доктора Креспи в неразумности его требований.

– Креспи, – обратился к нему адмирал, – в ваше распоряжение предоставляется самая большая исследовательская лаборатория на станции. У вас будет достаточно времени для проведения какой угодно работы – той, что вы захотите. Но почему бы вам сейчас-то не расслабиться?

«Он чего-то боится, – наконец понял Креспи. – Того гляди, в штаны наложит».

Полковник растерялся, поражаясь способности адмирала уходить от прямого ответа на какой бы то ни было вопрос.

Тавес теперь улыбался, как конспиратор, и продолжал говорить:

– Возможно, вы посчитаете меня чересчур прямым человеком, Креспи, но мой опыт научил меня, что от последствий анабиоза легко избавиться в компании женщины. Ну вы сами знаете, как представительницы прекрасного пола... Если вы отправитесь в комнату отдыха, то найдете там...

– Разрешите и мне прямо сказать вам, адмирал, что единственное, что интересует меня в настоящий момент, так это встретиться с доктором Чурчем и приступить к работе.

Если уж быть честным до конца, то Креспи испытывал искушение хорошенько ударить адмирала по голове своим «дипломатом», хотя сейчас это, конечно, неразумно. А жаль.

Тавес вздохнул.

– Ну, – медленно произнес он, – я с сожалением вынужден сообщить вам, что Чурч пришел к выводу, что ему не требуется новый помощник. Но не волнуйтесь: в ваше распоряжение будет предоставлена лучшая лаборатория и команда, которую нам только удастся собрать. Я имею в виду, что мы...

Креспи сжал кулаки. Он не отличался вспыльчивым характером, никогда не позволял себе вольностей с начальством, не выходил из себя в их присутствии, но эта бульдожья морда с толстым приплюснутым носом зашла слишком далеко.

– Сэр, – обратился к нему Креспи, – я настоятельно прошу встречи с доктором Чурчем. Немедленно.

Слова полковника никак не подействовали на Тавеса. Адмирал пожал плечами и поднял руку, словно хотел извиниться:

– Ну что ж. Вам отказано в вашей просьбе.

Креспи гневно посмотрел на него. Полковник давно так ни на кого не злился. У него снова возникло желание хорошенько врезать по этим растянутым в елейную улыбку губам, причем так, чтобы прошибить голову адмирала до самого затылка.

«Сделай глубокий вдох, Тони», – приказал Креспи сам себе.

Креспи медленно разжал кулаки – вначале один, потом второй. За его спиной стоит Пикман, который его всегда поддержит, а Пикман пользуется гораздо большим влиянием, чем Тавес. Не стоит уж так выходить из себя и портить себе нервы.

Креспи еще раз глубоко вдохнул воздух и заговорил гораздо тише:

– Адмирал Тавес, мне дано вполне определенное задание, и я намерен его выполнять. Если для этого мне потребуется обратиться в вышестоящие инстанции, минуя вас, я сделаю это.

Улыбка наконец сошла с лица адмирала, и Креспи впервые увидел то, что подняло Тавеса до занимаемого им теперь положения. Адмирал расправил плечи и, казалось, стал выше ростом, потом холодно посмотрел на Креспи.

– Черт возьми! – воскликнул Тавес. – Вы – крепкий орешек, Креспи. Прекрасное дополнение к нашей команде. – В его голосе слышался сарказм, но, по крайней мере, вся снисходительность пропала. – Идите в отведенную вам каюту, полковник. Расслабьтесь. А я пока схожу к доктору Чурчу, чтобы обсудить с ним этот вопрос.

Тавес смотрел на Креспи злым взглядом и ждал. Креспи отдал честь и должным образом ответил:

– Есть!

Его начальник развернулся и пошел назад по коридору. Креспи открыл дверь своего нового жилья и швырнул «дипломат» через всю комнату.