Текст книги "Тайные грехи"
Автор книги: Стефани Блэйк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Мара погружалась в сон, и голос рассудка уже был над ней не властен, она подчинялась лишь велениям плоти. Теперь в голове ее роились эротические фантазии: они с Сэмом на ложе из травы, их нагие тела переплелись и извиваются в сладострастном экстазе, и Сэм целует ее губы, шею, грудь, живот, бедра…
– О, это восхитительно! – бормочет она, вращая бедрами, лежа на мягком пушистом ковре.
Но что-то вторгается в это почти неосознанное состояние бесстыдного наслаждения. Сесиль сидит на ней верхом, и ее ягодицы ритмично двигаются поверх ягодиц Мары. Она ощущает руку, приподнимающую подол ее ночной рубашки: длинные теплые пальцы гладят ее бедра, гладят полушария ягодиц, а потом проникают между ногами, все глубже и глубже.
Мара просыпается от шока, возвратившего ее к реальности. Она пытается сбросить с себя Сесиль, но француженка слишком сильная и слишком крепко ее держит.
– Сесиль, что вы делаете? Перестаньте!
Тихий смех Сесиль послышался где-то возле правого уха Мары. Сесиль была так близко, что девушка чувствовала ее горячее дыхание.
– Ma cherie! Не сопротивляйся. Лучше наслаждайся! Наслаждайся! Это joie de vivre.[28]28
радость жизни (фр.).
[Закрыть] Если бы в жизни не было ничего, кроме таких восхитительных ощущений, и этого было бы достаточно.
Мара снова попыталась сбросить Сесиль.
– О… нет, нет, нет! Пожалуйста, прекратите!
Но воля Мары была подавлена какой-то невидимой и неодолимой силой – присущие ей строптивость и неуступчивость покинули ее. Она была способна только стонать и хныкать, когда Сесиль перевернула ее на спину и задрала ее ночную рубашку до самой груди. Девушка в отчаянии вертела головой, пытаясь освободиться из объятий Сесиль, когда та принялась целовать ее груди. Розовый язычок француженки теребил ее соски, пока они не отвердели и не приподнялись.
– Это нехорошо! Так нельзя… – простонала она, когда Сесиль, низко склонившись над ней, стала ласкать ее лоно.
– Но ведь тебе это доставляет удовольствие, cherie?
– Нет, нет, нет! – солгала Мара. – Мы не должны этого делать!
«Мы не должны» – это был уже прорыв, трещина в броне противника, признание своего соучастия.
– Почему же не должны?
– Потому что это… противоестественно.
– Тогда почему это приносит такое наслаждение? Наши тела – восхитительные инструменты, созданные Богом. Если мы не станем обманывать себя, не станем подавлять в себе естественные чувства, то будем расцветать, пока не исчерпаем до конца весь свой потенциал. Это он, Господь, предназначил наслаждение для нас, своих детей. Страсть, которую мы способны испытывать, – вот самое доступное для нас приближение к божественному блаженству в нашей земной жизни. Человеческая плоть, тело – это барометр души. Если ощущение приятное, значит, все оправдано.
«Если ощущение приятное, значит, все оправдано» – эта фраза нашла отклик в душе Мары, задела какую-то тайную струнку. И тотчас же шевельнулось какое-то смутное воспоминание, медленно всплывавшее из прошлого. Прошлого? Или это относилось к будущему. К будущему? Это казалось чудом.
Мрак сомкнулся над Марой. Будто они с Сесиль растворились в вечности.
– Мара, что вы сказали?
– Если ощущение приятное, значит, все оправдано. Нечто подобное вы как-то сказали о гипнозе.
– Не совсем так. Я сказал: если средство помогает, значит, лечение назначено верное… что-то в этом роде. А сейчас вы чувствуете себя хорошо?
– Да, но я не хочу чувствовать себя хорошо… как сейчас. Я хочу другого…
– Что бы вам ни представилось, но это вас расстроило, сильно расстроило. А теперь я хочу изгнать это неприятное воспоминание из вашего сознания. Оно уже тускнеет, забывается… Скоро вы забудете…
– Да… забуду.
– Может быть, на сегодня достаточно? Я хочу вернуть вас к настоящему.
– Нет, еще нет. Пока еще это неприятное витает надо мной и омывает мой мозг какой-то грязной водой, точно водой из трюма.
– Грязная вода из трюма? Какое странное сравнение! Впрочем, не важно!.. Не придавайте значения. Теперь вы должны забыть об этом и обратиться к более приятным для вас временам. Сможете, Мара? Вы можете продолжать?
– Я… я думаю, да… О… я почти вижу, почти ощущаю это.
– Что именно?
– Вижу, как мы с Сэмом снова встретились.
Глава 7
Первый добровольческий кавалерийский полк был сформирован в мае 1898 года в Сан-Антонио, в штате Техас. Прежние синие кавалерийские мундиры теперь заменили бриджами и рубашками цвета хаки, но бывалые кавалеристы все-таки не отказались от ослепительно синих рубашек и красных шейных платков.
Первая неделя была посвящена знакомству кавалеристов с их лошадьми – в первую очередь с необъезженными мустангами, – и это было полным поражением кавалеристов. Репортер «Бюллетеня Сан-Антонио» писал: «Мужественные всадники» называют себя так потому, что им довелось побывать в переплете. Вчера эти кавалеристы летали по воздуху, как ракеты во время фейерверка на празднике Четвертого июля.[29]29
Национальный праздник, день объявления Декларации независимости.
[Закрыть] И все же в конце концов упорство победило. Когда пришло время отправиться к месту назначения в Тампу, в штате Флорида, а произошло это в конце мая, лошади были объезжены и стали вполне предсказуемыми и послушными».
В Тампе полку пришлось столкнуться с полным хаосом: город и его окрестности были запружены солдатами, которых оказалось вдвое больше, чем транспортов в гавани, готовых принять их.
– Что нам теперь делать, полковник Рузвельт? – в отчаянии вопрошал его адъютант.
Рузвельт побагровел от гнева – казалось, он вот-вот задымится; его скрипучий голос напоминал жужжание пилы, натолкнувшейся на сучок в стволе.
– Черт возьми, капитан, – орал он на адъютанта, – да мы просто конфискуем транспорты! Я вижу, здесь каждый за себя!
Однако задача была решена с минимальными потерями, и досталось при этом только военной полиции, приставленной охранять транспорты. Девятью днями позже, когда конвой приближался к южному побережью Кубы, полковник Рузвельт давал последний инструктаж своим воинам:
– Адмирал Дьюи одержал на Филиппинах решающую победу над испанским флотом, так что флот испанцев на Кубе оказался изолированным в гавани Сантьяго. Мы высадимся неподалеку от гавани через четыре часа и соединимся с дивизионом под командой генерала Джо Уилера.
Уилер, в прошлом кавалерист армии конфедератов, совершил выдающуюся для подобной войны бестактность: в момент ожесточенного сражения он выкрикнул угрозу врагам, назвав их «проклятыми янки».
С мостика крейсера за высадкой наблюдала группа сестер милосердия, приписанных к Первому полку; среди сестер были Мара, Сесиль и Джоан. Мару-старшую направили в базовый госпиталь во Флориде.
Мара пришла в ужас, когда все лошади ринулись за борт, в бушующий прибой; никем не сдерживаемые, они сами по себе пытались добраться до берега.
– Как жестоко! – воскликнула девушка.
– Не волнуйтесь, мисс, – успокаивал ее молодой лейтенант. – Животные будут в большей безопасности, если доберутся до берега сами, а не в лодках.
И лейтенант оказался прав. Несколько минут спустя, когда первые лодки с солдатами были спущены на воду, две из них у самого берега перехватили испанцы. Мара отвернулась.
– Не хочу этого видеть.
– Если у тебя не хватает духу смотреть, как люди умирают, то тебе здесь не место, – сказала ей Сесиль.
– Думаю, ты права, – кивнула Мара.
Сестры милосердия, оставшиеся на борту до утра, стояли у перил до полуночи, наблюдая за красочным «пиротехническим» действом, развернувшимся в восточной части небосклона и сопровождавшимся глухим громом артиллерийских залпов.
– Это, должно быть, на холме Сан-Хуан, – решил лейтенант Уокер, проявлявший недвусмысленный интерес к Маре.
– Он следует за тобой, как кобель за сучкой, у которой течка, – поддразнивала ее Сесиль.
– Что за омерзительное сравнение? – фыркнула Мара.
– Но в душе мы все животные.
– Холм Сан-Хуан – ключ к Сантьяго, – продолжал лейтенант. – Эта позиция на острове защищена лучше всех остальных.
После высадки дивизион Уилера двинулся прямо в джунгли навстречу испанцам, оборонявшим Сантьяго. Передовые подразделения вступили в бой, в котором потеряли шестнадцать солдат.
В этом же бою были ранены пятьдесят два человека, которые поступили в полевой госпиталь, куда было направлено сестринское подразделение Мары. Вначале запахи крови, пота, мочи и экскрементов, запахи разлагающейся гангренозной плоти вызывали у девушек тошноту. За исключением Сесиль, Джоан и еще двух опытных сестер, всех рвало по нескольку раз в день. Однако уже через неделю Мара писала своей матери: «Теперь запахи стали привычными и беспокоят нас не больше, чем ароматы жимолости и роз на задней веранде нашего дома».
Но не так-то просто было привыкнуть к жутким картинам, вызванным к жизни войной: руки и ноги, едва державшиеся на тонких полосках кожи, вылезающие из орбит глаза, внутренности, разбросанные по носилкам, – все приводило в ужас.
Во время операции полевой хирург ампутировал одному из раненых левую руку и передал ее Маре.
– Бросьте ее в ведро с кровью, – распорядился он.
Пока Мара шла через палатку к ведру, пальцы на ампутированной руке, подчиняясь мышечному рефлексу, сжали ее руку. Мара вскрикнула и едва не лишилась чувств.
Сесиль подошла к ней сзади и обняла за плечи.
– Спокойнее, cherie, это всего-навсего мышечный спазм.
Через неделю после того как американцы высадились и продвинулись в глубь острова, «Мужественные всадники» окружили базу на холме Сан-Хуан и окопались на этой позиции. Полковник Рузвельт проинструктировал своих офице– ров – утром предстояло идти на приступ.
– Вот здесь у них первая линия обороны.
Полковник водил указкой по карте местности, пришпиленной кнопками к стене палатки.
– Здесь земляные укрепления, возведенные ветеранами испанской пехоты. Кстати, их армия вооружена самыми современными винтовками системы «маузер»… Вот здесь, на вершине холма, ограждение из колючей проволоки. А вот тут, с моей точки зрения, разумнее всего было бы спешиться и попытаться прорваться через проволоку.
– Прошу прощения, сэр, – вмешался молодой лейтенант, говоривший с английским акцентом. – По-моему, имело бы смысл вообще оставить коней в арьергарде и наступать, как это делают пехотинцы.
Рузвельт снял очки и покосился на молодого лейтенанта.
– Верхом люди более уязвимы для метких стрелков, – продолжал лейтенант. – А вот если они поползут по земле, как пехотинцы, тогда совсем другое дело.
Лицо полковника расплылось в улыбке.
– Лейтенант Роджерс, кажется, у вас кое-что есть в голове. – Полковник снова нахмурился. – Но все же, как командир полка, я считаю, что кавалеристы должны оставаться кавалеристами… Ладно, джентльмены, совещание закончено. Сейчас лучше немного вздремнуть, а то завтра, перед сражением, мы будем кислыми, как уксус.
Забравшись в свой спальный мешок, Сэм Роджерс никак не мог уснуть, он метался и вертелся – сон не приходил к нему. В голове его царил сумбур – одно воспоминание сменялось другим, и думал он лишь о Маре Юинг. Сэм вспоминал, как впервые увидел ее – тогда сердце его, казалось, остановилось на мгновение; вспоминал, как ездил с ней верхом по диким горам и равнинам Аризоны, как каждый раз его обдавало жаром, едва его рука случайно касалась ее руки или он задевал коленом ее ногу…
Он вспоминал и волшебство их первого поцелуя в тот последний день, который они провели вместе на утесе.
Менее чем в десяти милях от него, в палатке, где расположились сестры милосердия, Мара лежала без сна на своей неудобной и жесткой койке. Она лежала, прижав руки к груди, сжимая в руках подарок Сэма – стеклянный шар с фигурками влюбленных. В палатке было совсем темно, но даже в темноте она видела сценку в шаре – обнявшихся юношу и девушку, вокруг которых кружились хлопья снега.
– О, Сэм, мой дорогой, я бы отдала все на свете, только бы увидеть тебя снова! – шептала Мара.
Солдаты Первого полка затаились в густом кустарнике у подножия холма Сан-Хуан. С правого фланга расположился «черный» Девятый кавалерийский полк. Полковник Рузвельт, разъезжавший верхом вдоль цепочки солдат в форме цвета хаки, ободрял своих несравненных «Мужественных всадников»:
– Мы не только сбросим их с холма, мы загоним их в океан!
И вот настал час штурма. Размахивая кавалерийской саблей, Тедди прокричал своим воинам:
– Вперед!
Боевой клич вырвался одновременно из пятисот глоток, когда солдаты Первого и Девятого полков устремились на склоны холма Сан-Хуан.
– Давайте-ка, ребята, зададим им! – кричал молодой лейтенант Сэм Роджерс, ведя за собой подразделение А.
Через несколько минут вершину холма заволокло дымом – обороняющиеся испанцы принялись обстреливать ряды атакующих. Солдат, бежавший за Сэмом, покачнулся и упал. Лейтенант обернулся и склонился над товарищем.
– Перкинс, как ты?
Увидев огромную дыру в затылке молодого солдата, он понял, что Перкинс уже никогда не ответит ни на один вопрос. Сэм рванулся вперед и снова занял свое место в авангарде.
На полпути к вершине дым сгустился настолько, что уже невозможно было ничего разглядеть. Оранжевые и красные вспышки пушечных выстрелов время от времени озаряли поле боя. Над склоном холма непрерывно свистели пули. Люди вокруг Роджерса падали ежесекундно. Пуля сорвала с его головы кавалерийскую шляпу, и теперь лейтенант бежал с непокрытой головой.
Впереди, ярдах в двадцати возникли в клубах дыма очертания коня. Приблизившись, Сэм понял, что это конь полковника Рузвельта. Полковник, спешившись, продирался сквозь колючую проволоку.
– Лейтенант Роджерс! – повернулся он к Сэму. – Ну-ка, помогите мне!
Ловко орудуя клещами, они расширяли отверстие в проволочном заграждении. Вскоре отверстие расширилось настолько, что в него мог без труда пролезть человек. Несколько минут спустя солдаты Первого полка, преодолев заграждение, устремились к вершине холма. Теперь они столкнулись с врагом лицом к лицу. Один из испанцев ринулся на Роджерса со штыком наперевес, но лейтенант уложил его выстрелом из револьвера. Неподалеку несколько десятков американских солдат бились с врагами врукопашную. Сэм видел, как полковник обезглавил своего противника одним взмахом сабли.
Вскоре стало очевидно: Марс благосклонен к «Мужественным всадникам». Вся трава по обе стороны земляных заграждений была усеяна трупами и телами раненых, главным образом испанцев. Наконец ряды оборонявшихся дрогнули, и они, побросав оружие, обратились в беспорядочное бегство.
– Вперед! – закричал Рузвельт. – Не давайте им опомниться!
Лейтенант Роджерс бросился в погоню, но внезапно был сбит с ног ударом здоровенного кулака. Удар пришелся в грудь, и Сэм, лежа на спине, тщетно пытался набрать в легкие воздуха. Он еще успел разглядеть озабоченные лица товарищей, затем все погрузилось во тьму.
А через какое-то время он услышал голоса – сначала тихие, едва доносившиеся до него, звучавшие где-то во мраке ночи. Потом голоса стали приближаться, а тьма уже не казалась такой густой и непроглядной – теперь она окрашивалась бледно-розовым сиянием рассвета.
– Лейтенант, вы меня слышите? – раздался над ним зычный мужской голос.
– Мне кажется, он приходит в сознание, доктор, – услышал он сладостный и нежный женский голосок, как ему показалось, смутно знакомый.
– Все в порядке, сестра. Больше я ничего не могу для него сделать, но уверен: он справится. Будьте к нему внимательны в течение следующего часа и не отходите от него ни на шаг. Если заметите ухудшение в его состоянии, тотчас же дайте мне знать.
– Да, сэр.
Роджерс почувствовал, как к нему прикасается нежная теплая женская рука.
– Сэм, вы слышите меня?
Он изумился – откуда ей известно его имя? А, конечно же, из его солдатского жетона. Но почему Сэм, а не лейтенант? Довольно необычная фамильярность…
– Сэм, поговорите со мной.
Она сжимала его руку с отчаянной требовательностью и вместе с тем как-то очень интимно. Она гладила его лоб. И – невероятно – она целовала его руку!
Сэм медленно открыл глаза и увидел прямо перед собой таинственную незнакомку. Сначала он не мог как следует рассмотреть ее лицо, казалось, оно скрывалось в дымке, а вокруг ее головы, точно нимб над святой, распространялось сияние. Впрочем, возможно, у него еще просто не восстановилось зрение. Он поморгал, и в глазах прояснилось. Теперь он понял, что лежит в полевом госпитале на солдатской койке и эта женщина – сестра милосердия. Ее униформа и шапочка были помяты и запачканы кровью и грязью, но лицо казалось самым восхитительным видением, какое только представало перед его глазами. Должно быть, воображение сыграло с ним очередную шутку, потому что эта женщина поразительно походила на его любимую, на Мару.
– Сэм, дорогой!
Она улыбалась. Слезы текли по ее щекам и падали на его обнаженную руку.
– Вы живы и поправитесь!
Он смотрел на нее в изумлении.
– Нет, этого не может быть… – Голос его был еще очень слабым.
– Но это правда. Я – Мара.
– Или я уже умер – или вы мой ангел-хранитель.
Она тихонько рассмеялась:
– Я буду вашим ангелом, если вы настаиваете, но я ангел из плоти и крови. Можете проверить.
Она взяла его руку и поднесла к губам.
– Я люблю вас, Мара.
– Я люблю вас, Сэм.
– Вы выйдете за меня замуж?
– Вы не думаете, что я слишком молода для брака?
– А это так?
– Вам судить.
Она взяла его за руку и, потянув на себя, сунула под корсаж своего форменного платья. Его ладонь легла на ее грудь, и он почувствовал, как отвердел сосок.
– Нет, вы не слишком молоды для брака. И все же следует просить согласия ваших родителей. Как только я демобилизуюсь из кавалерии, я приеду в Аризону просить вашей руки.
Она отстранила от себя его руку, и сделала это очень вовремя, потому что в палатку вошел офицер. Еще не рассмотрев его лицо, Сэм узнал его, узнал по хриплому, скрипучему голосу.
– Лейтенант Роджерс?
– Полковник Рузвельт…
Сэм попытался приподняться.
– Лежите, лейтенант. Как он, сестра?
– Прекрасно, сэр.
Ее улыбка была ослепительной, и от полковника не укрылось особое значение этой улыбки.
– Вижу, вы очень рады, мисс.
– Так рада, что готова пройтись по палатке колесом.
Рузвельт хмыкнул:
– Приятно это видеть. Послушайте, Роджерс, как вам удалось раздобыть такую красивую сиделку?
– Мне везет…
Он взял Мару за руку.
Голубые глаза за стеклами очков в стальной оправе насмешливо блеснули.
– Вынужден согласиться – чрезвычайно везет. Мне кажется, вы были знакомы еще до войны.
– Да, сэр. Мы встретились, когда Сэм и его родители путешествовали по Америке и проезжали по Аризоне.
Рузвельт склонил голову к плечу, с интересом разглядывая девушку.
– Мы вроде бы знакомы, сестра. Не случалось ли нам встречаться прежде?
– Нет, но, полагаю, вы могли встречать мою мать, Мару Юинг.
– Мару Юинг? Это ту, что из семейства Тэйтов?
– Да, сэр.
– Ваш отец – Гордон Юинг, и вы – внучка Дрю Тэйта?
– Да, и горжусь этим.
– Следует гордиться. Так-так-так… До чего все-таки мал наш мир! Когда увидитесь с родителями и дедушкой, скажите, что Тедди шлет им нежнейший привет.
– Благодарю вас, полковник, непременно передам. – Мара с лукавой улыбкой добавила: – Полагаю, что у нас есть еще один общий друг в Аризоне – Мэрион Мерфи.
Полковник смутился. Щеки его стали свекольно-красными, и он закашлялся.
– Кх-кх-кх… Вы сказали, Мэрион Мерфи?
– Да, сэр. Не принести ли вам стакан воды?
– Нет, благодарю вас. Со мной все в порядке. Мэрион Мерфи… Да, это имя будит некоторые воспоминания. Думаю, иногда мы встречались на светских вечерах в Денвере или в Финиксе.
– Ах вот как? А мне казалось, что вы были близкими друзьями.
На слове «близкими» Мара сделала особое ударение.
– Нет, ваше впечатление ошибочное. – Полковник погрозил девушке пальцем. – Юная леди, похоже, вы разыгрываете меня.
Мара сделала большие глаза:
– Полковник Рузвельт, я не понимаю, о чем вы…
– Не понимаете? Ладно. – Он похлопал Сэма по ноге. – Лейтенант, советую вам держать ухо востро с этой хитрой лисичкой.
– Можете не сомневаться, сэр. Мы победили, полковник?
– Да, мой мальчик. Сантьяго в наших руках, и испанский флот в гавани обречен. – Рузвельт помрачнел. – Но это далось нам дорогой ценой. Около сотни наших ребят убиты или тяжело ранены. А потери дивизиона – четыреста человек.
– Черт возьми! Не могу дождаться момента, когда снова буду участвовать в боевых действиях.
– К тому времени, когда вы встанете на ноги, лейтенант, война закончится. И все ребята вернутся домой, как раз ко Дню благодарения. Завтра отправим раненых в Соединенные Штаты, в Центр реабилитации, в Монтаук-Пойнт.
Мара и Сэм с отчаянием смотрели друг на друга. Он сжал ее руку.
– Я не хочу покидать Кубу, – запротестовал Сэм.
– Не могу сказать, что осуждаю вас, мой мальчик, но в военное время все мы вынуждены идти на жертвы… – Взглянув на Мару, полковник подмигнул. – Я только что из ставки. Генерал просит сестер милосердия из числа добровольцев поработать в госпитале Монтаука. Не знаете кого-нибудь, кто мог бы этим заинтересоваться, мисс Юинг?
– Я уже готова отправиться! – закричала Мара и выбежала из палатки.
– Торопитесь, сестра! – крикнул полковник ей вдогонку. – Похоже, что вы будете обеспечены медицинским уходом и собственной сиделкой, лейтенант Роджерс.
– Надеюсь, что и женой тоже.
– Примите мои поздравления. Вы нашли себе весьма энергичную подругу.
– Да, это верно, сэр.
Сэму казалось, что он все еще прикасается к ее соску.
– Да, весьма энергичную, – улыбнулся он.
