Текст книги "Случай Ковальского (Сборник научно-фантастических рассказов)"

Автор книги: Стефан Вайнфельд

Соавторы: Конрад Фиалковский,Януш Зайдель,Кшиштоф Борунь,Анджей Чеховский,Чеслав Хрущевский,Мачей Кучиньский,Януш Бялецкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Сто Сорок Вторая

Тяготение, гравитация, гравитейшн, гравитас… Кажется, Ньютон доказал, что сила F, с которой два тела, имеющие массу т₁и т₂, притягиваются друг к другу, прямо пропорциональна произведению их масс и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними. Проклятая гравитация, я все еще не могу ее побороть. Слишком мала сила, слишком велико расстояние. Закрыть глаза, максимально сосредоточиться. Любой ценой оторваться от Земли… Не глядя, я вижу блестящую поверхность озера, камыши, хороводы водорослей, маленькими полукружиями раскинувшиеся по дну. Картины Земли делают гравитацию еще непреодолимее, увеличивают ее силу, уменьшают мою энергию, однако необходимо наконец стартовать. Десять, девять… Отличная ракета, похожая на иглу… Восемь, семь. В игле – кабина, в кабине – кресла, в креслах – экипаж космического корабля… Шесть, пять… Куда мы помчимся? Конечно, в космос… Точный адрес? Пожалуйста: другая солнечная система. Как называется планета, на которой мы собираемся высадиться? Сто Сорок Вторая. Да, в той стороне неба вокруг двойного солнца кружат несколько сотен планет, тамошним поэтам не хватило фантазии, не снизошло на них вдохновение… Четыре, три… В прошлом году несколько жителей Сто Сорок Второй навестило Землю. В то время был подписан договор о межпланетном обмене делегациями. Самое время навестить их… Два, один, ноль… Старт!

– Меня зовут Та. Сердечно приветствую тебя на Сто Сорок Второй. Ты устал, не отрицай, я вижу страшную усталость в твоих глазах, это понятно, ты проделал дальний путь.

– Да, месяц, может, два, я потерял счет времени.

– Мы восстановим твои силы, дай руку. Ты много дней провел в темном помещении, пройдемся.

– Сколько здесь воздуха и света!

– Это заслуга двойной атмосферы и двойного солнца.

Мы стоим на возвышении. Вокруг разноцветные квадраты полей – карминные, желтые, синие. Над нами на аметистовом небе подвешены два огненных шара – меньший по извечным законам Вселенной вращается вокруг большего. Один оборот в час, каждые шестьдесят минут тени на Сто Сорок Второй меняют свое положение – истинный танец теней. Тени тут цветные, это очень веселая пестрота.

– Ты улыбнулся?!

– Потому что вы шутите надо мной.

– Шутим?

– Я ценю ваше гостеприимство; на этой планете в совершенстве овладели искусством создавать хорошее настроение, но этот пейзаж – искусственный; эта гигантская декорация, бескрайняя панорама, которую трудно охватить взглядом, ошеломляет своими размерами, размахом, я насытился уже с первого взгляда. Можно позавидовать вашим декораторам, художникам, конструкторам прекрасного и организаторам покоя. Да, все здесь заполнено добрым цветным покоем. Благодарю.

– Я была на берегу вашего океана. Приближался вечер, ветер согнал с неба облака и они, разорванные, лавиной обрушились на пляж. Человек, который водил нас по самым прекрасным уголкам Земли, сказал: «Циклон разрушил склады тюля, а может, это вуали сирен?» Прошло много времени, прежде чем меня убедили, что туман – такое же творение Природы, как и сверкающая на стебле травы капля росы.

– Понимаю.

– Теперь пойдем прямо вперед по Дороге Ста Ворот. Открытых Для Всех в Любую Пору Дня и Ночи.

– Оригинальное и очень длинное название.

– Потому что и дорога длинная, но благодаря всегда открытым воротам ее легко пройти.

– Я не вижу замков, ключей, ручек.

– Ворота сконструированы так, что открываются при первом вздохе, шум шагов раздвигает самые тяжелые створки.

– Помню, когда-то на Земле через ржавые ворота проходили тысячи людей…

– Ну, что глазеешь, словно баран на новые ворота! Не видел ворот?! Быстро, не останавливаться!

Узкий луч света пробивается сквозь щель между крышей и стеной. Стена от сырости и грязи покрыта липкой плесенью. Приближаются шаги. Опять заберут наверх на допрос.

– Тебе отказывает память? Ну, так я помогу. Время действия – сорок третий. Двенадцать часов восемь минут, место действия – город, захваченный нашими отборными дивизиями, следовательно, наш город. По нашей улице идет наш офицер, майор СС. Останавливается перед витриной цветочного магазина. Спустя минуту к нему подбегает какой-то мужчина. Так было? Ах, ты не помнишь?! Ты стоял в двух шагах от них, офицер упал, бандит обыскал его, забрал парабеллум и ушел. А ты?

– Я стоял перед витриной магазина.

– Цветочного?

– Нет, хозяйственного.

– Что дальше?

– Не помню. Все произошло так неожиданно.

– Ты испугался, да?

– Ну конечно.

– Наш агент все видел с балкона второго этажа. После выстрела улица опустела, ты, не успев убежать, вошел в магазин.

– Я не собирался бежать.

– Ты охранял убийцу.

– Нет, я случайно оказался на том месте.

– Перед витриной магазина? Что ты собирался покупать?

– Шнур для сушки белья.

– Внешность бандита, быстро!

– Я стоял спиной.

– После выстрела ты повернулся.

– Да, но тот человек стоял на коленях перед офицером, спиной ко мне.

– Спиной, спиной… Ты стоял спиной к нему, он стоял спиной к тебе… Думаешь, имеешь дело с идиотом?

– Нет.

– А потом?! Что было потом?

– Я вошел в магазин.

– Спиной?

– Нет, нормально.

– Почему ты не убежал вместе с другими?

– А зачем? Я долго искал магазин, где был бы шнур, решил, несмотря ни на что, купить его и уйти.

– Ты решил спрятаться. Ты – соучастник.

– Нет. Не знаю. Нет. Не помню. Не знаю. Не видел…

– Ты задумался?

– Пошли дальше.

– Отдохнем в саду, меня беспокоит цвет твоей кожи.

– Значит, и до вас дошли расистские бредни. – Ты очень бледен, лицо стало серым от боли.

– У меня ничто не болит.

– А пальцы, твои пальцы?

– Зажили. Едва я коснулся ногой вашей планеты, шрамы исчезли.

– Остались еще воспоминания, ты все время оборачиваешься… Теперь уже лучше, двойное солнце подрумянило тебе щеки.

– Куда ведут эти ступени?

– На фабрику Покоя.

– Покой это абстракция, разве можно изготовлять абстракцию?

– Сто Сорок Вторая специализируется на производстве абстракций. В этих лабораториях мы производим радость, удовлетворение, доброту, а также счастье; взгляни на эти огромные реторты.

– «Счастье личное», «Счастье семейное», «Счастье всеобщее», «Счастье исключительное», «Счастье безмерное», «Счастье космическое»! Любопытная продукция.

– Она очень ценится за пределами нашей системы. Счастье – товар чрезвычайно притягательный, наше счастье повсюду известно своим качеством, мы экспортируем его во многие места по всей Вселенной.

– Ну, а Земля, установили ли вы торговые контакты с моей планетой?

– Конечно. Многие люди на Земле пользуются счастьем, изготовленным в наших лабораториях.

– Почему не все?

– Соседняя планета, обозначенная номером Сто Сорок Три, конкурирует с нами, изготовляя абстракции, но только абстракции отрицательные; к сожалению, там достигли высоких результатов в производстве несчастья; у них энергичные, неразборчивые покупатели. Однако, я думаю, со временем мы охватим большинство вселенских рынков, изгнав с них товары, производимые нашими антагонистами. Именно эту цель, между прочим, преследует межпланетный обмен делегациями. Смотри, нам навстречу идет Тот.

– Бежим. Кто это – Тот?

– Тот присматривает за мыслительными процессами на всей нашей планете.

– Ради бога, простите, я опоздал, своевременно не приветствовал столь приятного гостя, все время думаю и думаю, это отнимает массу времени, человек перестает думать об одном и начинает думать о другом. Ох, скажу вам, это захватывает, поглощает, невероятно поглощает, потому что я думаю также и за других. Некоторых мучит слишком интенсивное мышление, тогда они приходят ко мне и говорят: «Дорогой Тот, мы устали от этого думания, будь добр, замени нас». Такой отдых от собственных мыслей прекрасно влияет на самочувствие, поэтому некоторое время я думаю за них, а когда бездумьем они регенерируют свои чувства, моя замена не нужна – освеженный мозг может продолжать прерванную работу.

– Тот забыл добавить, что чужое мышление он всегда обогащает собственными мыслями.

– Пустяк, о котором не стоит говорить.

– Короче говоря, Тот учит думать, направляет мысли в нужное русло, не дает им путаться, развивает их, помогает решать самые сложные проблемы…

– Но есть опасность, что Тот навяжет свой способ мышления другим людям.

– Ты не понял. Тот учит, как мыслить, чтобы это мышление было наиболее эффективным. Он развивает индивидуальные свойства мышления, совершенствует его технику, обогащает ее своим опытом и знаниями…

– Тотального мышления нет и не может быть.

– Не может быть…

– Оказывается, ты не только практик, но еще и теоретик! Эта книга издана в тридцать восьмом году. Ты писал, что национал-социализм несет гибель индивидуальной душе немецкого народа, что он тотализирует мышление?

– Писал.

– Кто убил офицера СС?

– Не знаю.

– Практик и теоретик в одном лице. Что ты делал на улице Сосновой в двенадцать часов?

– Я уже говорил: искал магазин со шнуром.

– Для чего тебе шнур?

– Чтобы развешивать белье.

– Тебе не нравится наша идеология?

– Загляните в мою книгу, на эту тему я высказался на трехстах страницах.

– Молчать! Хам! Мразь! Что ты там бормочешь?

– Думаю.

– Думаешь? Он думает! Абсурд! Ты не можешь думать, ты не умеешь думать! Философ! Бандит! В камеру его! Кругом марш! Марш!

– Ты меня не слушаешь.

– Прости, я задумался. Куда мы идем?

– В сад Музицирующих Цветов.

– Ваши цветы музицируют?

– Они издают мелодичные звуки. Наши садовники – настоящие виртуозы. Умение выращивать поющие цветы переходит от отца к сыну. Каждый вид звучит по-иному. Клумбы – это целые хоры. Послушай, как красиво, как гармонично они звучат. Вот эти получили премию на конкурсе цветочных квинтетов. Ты утомился? Тебе хочется пить? Пей.

– Благодарю. Отличный напиток, истинный нектар.

– Между клумбами протекает ручей – чистая ключевая вода.

– Чудесная. Возвращает силы.

– О, ты очень сильный, очень… Догоняй меня, ну, чего ты ждешь?

– Я столько лет не бегал, я хожу с трудом, а ты… ты говоришь серьезно?

– Попытайся. Ты же сам сказал: «Чудесная. Возвращает силы». Стоит проверить, действительно ли она чудесная. Ну… смелей, вспомни детские годы. На Сто Сорок Второй мы больше всего ценим смех и игры. Догоняй…

– Какое изумительное ощущение. Я бегу так быстро, что почти не чувствую земли под ногами. Та, где ты?

– Здесь, за карминным кустом.

– Не убежишь!

– Не убегу.

– Куда ты меня ведешь?

– Еще несколько шагов.

– Утихли все цветы.

– Они замолкают, когда гаснет Двойное Солнце. Мы приближаемся к Стадиону вечерних игр.

– Смотри, тут как будто собрались все жители вашей планеты. Сотни тысяч людей.

– Это делегации всех планет нашей системы. Они прибыли сюда, чтобы увидеть тебя.

– Мне неловко… Все стоят…

– И все улыбаются тебе. Тот хочет сказать что-то от их имени.

– Я хочу выразить тебе глубокое уважение. Ты удостоил нас чести, посетив Сто Сорок Вторую. Ты доставил нам колоссальное удовольствие, огромную радость. Не пожелаешь ли ты провести с нами несколько минут?

– Минут?

– Мы не можем злоупотреблять твоим терпением, но будем счастливы, если ты останешься с нами дольше.

– Я очень хочу этого.

– Мы сделаем все, чтобы исполнить твое желание. Мы многие годы тренировались, чтобы выполнять желания наших ближних и дальних.

– Наших детей мы учим, чтобы они как можно меньше занимались собой и как можно больше времени посвящали другим.

– Неужели у вас никто не думает о себе?

– Этого не требуется. Мы заботимся о других, а другие – о нас.

– Некоторым нужна особая забота, опека.

– Ну, а если им уже ничто не может помочь? Если они…

– Герр гауптштурмфюрер, докладываю: заключенный из камеры номер сто сорок два покончил жизнь самоубийством. Хуже всего, герр гауптштурмфюрер, что заключенный не внес ничего нового в проводимое нами следствие.

– Он мог быть просто невиновным…

– Герр гауптштурмфюрер! Они все виновны!!

ЯНУШ А. ЗАЙДЕЛЬ

Колодец

Сквозь голые кроны деревьев было видно серое небо, под ногами мягко проминались опавшие листья. Влажные от утреннего дождя, они уже не шуршали. Ян шел от академгородка к институту. К беспокойству примешалось и любопытство. Что ему предложат?

Перед кабинетом профессора Маера он глубоко вздохнул, откашлялся и, придав лицу серьезное выражение, осторожно приоткрыл дверь.

– Разрешите?

– Прошу вас! Чем обязан? – Маер поморщился, но Ян знал, что это еще ни о чем не говорит.

Профессор был невысок ростом и лысоват, но очень подвижен для своих семидесяти лет. Во время разговора со студентами он имел привычку мелкими шажками прохаживаться по комнате. Если по выражению профессорского лица невозможно было угадать его настроение, то по скорости, с какой он вышагивал по кабинету, это можно было определить безошибочно. Чем больше скорость, тем лучше… Если профессор снижал темп, студент начинал волноваться… Если останавливался, дело было совсем скверно, а если садился за стол, можно было распрощаться с надеждой на благополучное завершение разговора. Во время экзаменов у «деда» Маера ожидавшие на «бирже» обычно спрашивали выходивших: «Скорость?» и, если ответ был «Бегает!», спокойно шли за билетом.

Когда Ян вошел, профессор сидел за столом. Это было скверно.

– Я насчет дипломной работы.

– Ах, вот как! – недовольное выражение не сходило с лица Маера. – Наконец-то. Ну-с, посмотрим, что там у нас осталось…

Он приподнялся, достал папку и вытащил из нее исписанный листок. «Хоть бы уж встал», – подумал Ян.

– Почти все разобрали, – говорил Маер, водя карандашом по списку. – Осталось еще вот это… это… и это…

Он поставил галочки против трех пунктов и снова сел, держа листок в руке.

«Ну, – думал Ян, – сейчас дед влепит мне подлейшую тему, от которой все отказались, и вдобавок станет утверждать, что это ужасно интересная проблема!»

– Это тебя, скорее всего… не заинтересует, – бормотал Маер под нос, – это… пожалуй, тоже. О! Я бы посоветовал вот что: «Результативность гамма-отражателя в качестве биологической защиты», – прочитал он. – При желании на этом можно сделать превосходную оригинальную научную работу. Интереснейшая проблема! Что скажешь?

– Ннну… пожалуй…

– Значит, все в порядке. Так и запишем – Линк, – он проставил фамилию Яна. – Желаю успеха. Обратишься к доктору Трауту.

«Влип, – размышлял Ян. – Придется в массовых масштабах уничтожать морских свинок с помощью гамма-излучения. Я сразу учуял, чем это кончится. Старик злится, что я опоздал на распределение тем. Даже с места не сдвинулся!»

В этот момент Маера словно подтолкнули. Он вскочил со стула, но тут же, схватившись за колено, снова сел.

– Забыл совсем… Понимаешь, утром вывихнул ногу… – досадливо поморщился он, левой рукой растирая колено, а правую протягивая Яну. – Ну, желаю успеха!

Да, работать будешь на Фобосе. Траут вылетает через неделю, так что поспеши. Завтра можешь застать его в отделе ускорителей…

Ян поклонился и выскочил из комнаты. Только в коридоре он дал волю своему веселью:

– Вот это да! Лучшая хохма месяца… Да, что там, месяца… Года!.. Дед сидит – ни с места. Ну, думаешь, буря, а у него… нога подвернулась…

Подпрыгивая как мальчишка, Ян выбежал из здания. Немного остыв, он подумал, что не очень-то хорошо смеяться над хворями старого профессора, и вдруг ахнул – ведь он же летит на спутник Марса! Привыкнуть к этой мысли непросто. Поверить в это – невозможно. О такой дипломной работе он не смел и мечтать!

Он вспомнил о Лисе. Что делать, немного поскучает – всего несколько месяцев.

Домой идти не хотелось. Уж очень заманчиво было, встречая знакомых, словно бы мимоходом ввернуть в разговоре: «Я страшно занят – послезавтра экзамен, а через недельку придется слетать на Фобос…»

О Трауте Ян знал немного. Обычно, когда произносилось его имя, студенты спрашивали: «Это тот, который Альбах?» – потому что каждый еще из вводного курса ядерной физики знал «закон Альбаха – Траута».

Да, это был тот самый Траут, известный физик, но, кажется, скверный педагог и не очень симпатичный человек. На первом курса он читал им лекции, а на экзамене завоевал репутацию вечно недовольного брюзги. Потом, забросив педагогическую деятельность, Траут часто летал за пределы Земли, проводил какие-то исследования, настолько специфические, что в них мало кто разбирался.

«Почему же на Фобос? – раздумывал Ян. – И что за штука гамма-отражатель? Минутку, минутку…»

Он старался вспомнить… Всплыла фраза, вычитанная когда-то в каком-то научном журнале:

«…Зеркало, полностью отражающее гамма-лучи, почти идеально решало бы проблему фотонного привода с использованием аннигиляции в качестве источника энергии».

Уж не об этом ли речь? Если так, то тема действительно увлекательная… Однако отсюда следует, что Трауту удалось создать идеальный отражатель! Может, пока это просто небольшая модель, что-то вроде «комплекса с нулевой мощностью» для изучения непрерывного процесса аннигиляции?

Прежде чем пойти к Трауту, надо будет ознакомиться с материалами. Правда, это не имеет прямого отношения к теме, но, что говорить, никогда не мешает расположить к себе руководителя дипломной работы.

Заметив неподалеку видеофонную будку, он решил позвонить Лисе. Ждать не пришлось.

– Ты когда вернулся? – обрадовалась она.

– Сегодня утром. А представляешь, вчера раздавали темы дипломных работ.

– Оо! – встревожилась она. – Ну и как же теперь?

– А никак. Уже все в порядке. В связи с этим у меня есть для тебя не очень веселая новость.

– Что нибудь случилось?

– Я уезжаю…

– То есть как? А диплом?

– Я поэтому и лечу… Отгадай куда?

– Откуда мне знать? – она на секунду задумалась, изучающе глядя на него. – На Луну? Угадала?

– Почти. Осталось угадать, на какую?

– Что? Не на нашу? Ну, скажи же наконец, не разжигай женское любопытство!

– На Фобос, – сказал Ян, стараясь, чтобы это прозвучало как можно будничнее.

– Опять исчезнешь на несколько месяцев, – погрустнев, сказала она.

– У меня не было выбора…

– Ну, ладно, ладно, знаю, что ты рад.

– Где же мы по сему случаю встретимся?

– Где и всегда. Через пятнадцать минут я буду на месте.

Когда они вышли из кафе, накрапывал дождь.

– Значит, мне придется тебя ожидать? – спросила Лисе, искоса взглянув на Яна.

– Как хочешь! – ответил он ужасно серьезно и оба рассмеялись.

Они побежали по лоснящейся в свете фонарей улице. У дома Лисе сказала:

– Так… я, пожалуй, подожду?

– Да?

– Ну, значит, подожду… – она заглянула ему в глаза. Он поцеловал ее, а она, положив ему палец на нос, сказала серьезно, но не без иронии: – Космонавт! – и побежала домой.

Подняв воротник и засунув руки в карманы плаща, Ян медленно пересек улицу. Дождь разыгрался не на шутку.

– Так это тебя мне сунули… – Траут равнодушно взглянул на Яна, а тот сразу подумал, что его будущий руководитель и впрямь не страдает избытком вежливости. – Ладно. Подожди минутку.

Траут был тощий, высокий, словно телеграфный столб. Наклоняясь к нижней полке книжного стеллажа, он смешно переламывался пополам. Ему могло быть лет пятьдесят, впрочем, с таким же успехом прошла бы и поправка лет на десять в любую сторону. Его удлиненное лицо всегда выражало недовольство, а глубоко посаженные живые глаза были чересчур серьезны.

После такого любезного приема уже не очень увлекала перспектива провести с этим человеком несколько месяцев полета до Марса и обратно…

Траут достал большой лист бумаги и протянул Яну.

– Вот перечень вещей, которые надо взять с собой, и дел, которые следует завершить. А это план твоей работы. Подготовь материалы, записки, чтобы не брать ничего лишнего: ракета и так перегружена. Завтра пойдешь на обследование в Космед, стартуем семнадцатого в двенадцать сорок две. В Космоцентре надо быть за двенадцать часов до старта с полным багажом, разумеется. Да, еще всякие формальности… – Траут говорил так быстро, что Ян едва его понимал. – Впрочем, тут все написано. Ракету водить умеешь?

– Только атмосферные корабли. Траут поморщился, но смолчал.

– Пока все. Сейчас я занят! – И он зарылся в груде разбросанных повсюду чертежей и графиков.

Ян не сразу сообразил, что аудиенция окончена.

К счастью, на бумажке действительно подробно, пункт за пунктом, было написано все, что следовало сделать, забрать, куда и когда обратиться.

«Странный человек! – подумал Ян. – Хватило же ему времени все подробно написать, а минуту поговорить по-человечески не может!» О том, как сложатся взаимоотношения с этим чудаком там, на Фобосе, можно было только гадать…

– Вы меня, кажется, искали, доктор?

– А, это ты, Линк.

Первое, что бросалось в глаза при встрече с доктором Киоки, была большая круглая голова, сидящая словно по ошибке на слишком маленьком теле. Его узкие раскосые глаза всегда смотрели дружески и ободряюще. Вероятно, благодаря этому «отцовскому взгляду» дидактический руководитель снискал у студентов всеобщую симпатию.

– Я хотел тебе кое-что сказать, Линк, – начал Киоки, – поскольку именно тебе досталась работа у Траута. Дело довольно деликатное. Видишь ли, как бы это сказать, мы… то есть коллеги Траута, хотим, чтобы ты в некотором смысле присмотрел за ним. Это очень большой ученый, но он страшно неосторожен, даже сумасброден. Он утверждает, что ему никто не нужен и эксперимент на Фобосе он проведет один, без чьей-либо помощи. Действительно, он прав и одного человека достаточно для обслуживания всей аппаратуры во время испытаний. Однако мы опасаемся, что, оставшись один, Траут будет пренебрегать правилами безопасности. Когда речь идет о его собственной жизни и здоровье, он не обращает внимания на инструкции и запреты, особенно если считает их не очень разумными. Но ведь все они имеют какое-то обоснование. Траут обожает риск и тут уж ничего не поделаешь. Если же опасности подвергается другой человек, он до абсурда осторожен. Если бы мы послали с ним кого-либо из коллег-ученых, он счел бы себя оскорбленным, решив, что мы не верим в его способности. А поскольку каждый научный работник обязан принять назначенного институтом дипломника, мы пользуемся случаем и посылаем тебя.

Яну стало немного не по себе.

– На счету у Траута, – продолжал Киоки, – солидная доза облучения. Несколько лет назад, во время первых опытов с контролируемой аннигиляцией, он так увлекся, что, выйдя за пределы защитной переборки, получил несколько сотен рентген. Потом он долго болел, но осторожности у него не прибавилось. Эксперимент, который ждет вас на Фобосе, не опасен, если придерживаться элементарной предосторожности. Именно это мы имеем в виду.

– Хорошо! – решительно сказал Ян. – Я постараюсь, чтобы все было в порядке.

То, что Траут окрестил «формальностями», отняло у Яна круглым счетом два дня. Они вмещали в себя массу дел, начиная с разрешения на вывоз подопытных животных и кончая медицинскими обследованиями. Попутно он узнал, что является обладателем «аминальной дисфазии в степени ноль, запятая, ноль, три». Такой диагноз его ничуть не обеспокоил по той простой причине, что он понятия не имел, что это вообще такое. В конце концов он получил разрешение на полет в район Марса, а это было самое важное.

За день до старта Ян отослал свой багаж, а в назначенный час впервые в жизни переступил порог Космоцентра. В третьем павильоне его уже ожидал весь груз, там же бегал Траут.

– А, явился! – сказал он и бесцеремонно начал рыться в багаже Яна. Он перебрал все пакеты, не притронувшись только к клетке с мышами и морскими свинками.

– Присматривай за этой пакостью! – приказал он грозно. – Чтобы по ракете не разбежались!

Наконец взялся за чемодан с личными вещами Яна. Взвесив на ладони электробритву, возмутился:

– А это еще что? Балласт? Будем отращивать бороды! Я же говорил, у нас излишек веса!!!

Он копался до тех пор, пока не наткнулся на портрет Лисе в металлической рамке. У Яна покраснели уши, когда Траут, иронически глядя то на него, то на фотографию, сделал такое движение, будто собирается отложить снимок в сторону. Однако, помедлив, он положил портрет в чемодан, зло хлопнув крышкой.

«Кроме всего прочего, он еще и зловредный», – огорченно подумал Ян.

– Все, можно грузить! – буркнул Траут.

Ленты транспортеров понесли багаж, а он подошел к окну холла. Ян встал за его спиной. Низко над горизонтом, словно огонек сигареты, оранжевел Марс.

– Я знаю, что это работа Киоки, – говорил Траут, когда они шли на посадку. – Знаю, зачем мне всучили дипломника. Боятся… за меня! – последние слова он произнес с сарказмом.

Он хмуро смотрел на видеоэкран, уверенным движением передвинув рычаг распада, и говорил как бы сам с собою.

– А кому какое дело? Я сам за себя отвечаю! – докончил он зло и неприязненно взглянул на Яна, словно тот лез не в свои дела.

Ян скорчился в кресле второго пилота, чувствуя, что не в силах больше переносить этого человека. В течение всего полета к Марсу Траут только и знал, что брюзжал, если, разумеется, не работал и не спал. Его раздражало все: порядки в институте; те, кто всунул ему груз для марсианских баз; инженеры, срывающие сроки изготовления приборов для его опытов. Порой он монотонно говорил минут по тридцать без перерыва.

Из множества непонятных замечаний и незнакомых физических терминов, разбрасываемых Траутом, Ян пытался составить общее представление об опыте, который им предстояло провести. Насколько он понял, целью исследования было осуществление непрерывной управляемой аннигиляционной реакции: два потока частиц – электронов и позитронов – встречаются в фокусе вогнутого зеркала; частица и античастица исчезают, а из точки, в которой они столкнулись, в противоположных направлениях излучаются два гамма-фотона. Фотоны ударяются о поверхность зеркала. Если это идеально отражающая поверхность, то движение отраженных фотонов передается зеркалу. Фотонный привод, теоретически известный уже давно, при использовании аннигиляции решил бы проблему создания двигателя для межзвездных ракет. Однако создание зеркала с такими фантастическими свойствами казалось безнадежной затеей. При огромной мощности излучения даже небольшая доля поглощенной зеркалом энергии была бы способна мгновенно его расплавить.

Зеркало, изготовленное на Фобосе по проекту Траута, должно было помочь воплотить в жизнь эту мечту… Ян еще не имел понятия о его размерах и мощности излучения, которой хотел добиться Траут. Он не расспрашивал о подробностях, чтобы не выдать каким-нибудь неуместным вопросом собственное невежество. Одно было ясно: Траут верил в удачу эксперимента. Более того, он не допускал и мысли, что опыт может провалиться.

Яну предстояло изучить условия на обратной стороне зеркала. Несмотря на ожидаемую безотказность отражающей поверхности, нельзя было с уверенностью утверждать, что вредное для живых организмов излучение не просочится сквозь какие-либо микротрещинки покрытия. Морские свинки, которых вез Ян, должны были послужить объектом исследования, прежде чем первый человек сядет за руль фотолета.

Вторая марсианская база приняла их гостеприимно, тем более что они привезли сюда запас продовольствия и оборудования. Но здесь с удовольствием встречали каждого вновь прибывшего. У трех человек, обслуживающих базу, было не так уж много развлечений. Яну казалось, что на базе все как-то слишком уж обыденно… «Как не на Марсе», – думал он. Однако времени было немного, Ян не успел даже осмотреться. Подгоняемый Траутом, он поужинал, в принципе отлично, но… «совершенно обыкновенно»; потом их отвели в «гостиную», где им предстояло отдохнуть, – старт на Фобос был назначен лишь на ночь.

Траут довольно уверенно посадил ракету на небольшом плоскогорье среди иглообразных скал. Ян вышел первым. Магниты ботинок тут же прилипли к гладкой стальной плите. Когда электромагнитные краны установили ракету в стартовое положение, Траут повел Яна по узкой стальной тропинке, извивающейся среди каменных игл. Вначале Ян двигался неуверенно – ему казалось, что под ногами размякший асфальт. Сосредоточив все внимание на поддержании равновесия, он немного отстал. Обернувшись и увидев, как Ян тщетно пытается оторвать левую ногу от тропы, Траут остановился. А когда Ян поравнялся с ним, наклонился и что-то поправил на его ботинках.

– Новички! – ворчал он под нос, словно забыв, что в шлеме скафандра имеется микрофон и Ян все слышит в своем динамике. – Все очень умные, а отрегулировать магнитную присоску не могут! Ну, пошли!

Он выпрямился и, не оборачиваясь, молча двинулся дальше. Ян почувствовал, что теперь идти стало гораздо удобнее, магниты действовали равномерно, выдерживая ритм его шагов. Острые конусы скал отбрасывали длинные тени. Солнце, до половины выступавшее из-за близкого горизонта, походило на ослепительную ртутную лампу, горевшую на фоне черного неба.

Справа от тропы на гладкой стальной плите стояли две большие грузовые ракеты. Как только краешек Солнца скрылся за скалами, мгновенно наступила тьма. Но почти сразу вспыхнули рефлекторы, осветив контуры каких-то конструкций. Пятна света то и дело пробегали по скафандрам.

– Подожди! – сказал Траут и отошел в сторону конструкций. Спустя минуту Ян услышал в динамике его резкий, возбужденный голос. Траут выкрикивал что-то копошившимся там людям. Ян понял только, что «если сделано, что положено, то пусть они немедленно забирают свои ракеты и улетают с Фобоса», потому что он, Траут, не намерен ждать и завтра же независимо ни от чего начнет опыт.

«Как они могут долго терпеть такого начальника?» – удивился Ян, но тут же вспомнил, что и он терпит… Надо…

– Копаются, словно черви! – фыркнул Траут, возвращаясь. – Еще не собрали свои вещички… Им уже положено было улететь на Землю!

– Кто это? – спросил Ян.

– Техники. Готовили аннигилятрон для наших опытов.

«Еще счастье, что он не зазнайка, – подумал Ян. – Сказал для „наших“, значит, все же считает меня сотрудником».

Они шли еще несколько минут. Стальная тропа кончилась у входа на станцию. Через шлюз вошли внутрь.

– Можно снять скафандр, – сказал Траут.

Ян с облегчением вдохнул свежий воздух.

– Здесь управление аннигилятроном. А здесь живут.

Траут провел Яна в небольшое помещение. Там стояло несколько раскладных кресел, столы и стенные шкафы. Все было прикреплено к стенам или полу, словно в ракете. Без магнитных ботинок, отданный на милость невесомости, Ян при каждом шаге, хотя и старался ступать осторожно, стукался головой о покрытый эластичным материалом потолок.

– Сядь и застегни пояс, – сказал Траут, указывая на кресло.

Сам он тоже сел, нажав кнопку на поручне кресла. Вся кабина дрогнула. Ян почувствовал растущую тяжесть и понял, что кабина приведена во вращательное движение.

– Теперь можно свободно двигаться, – сказал Траут. – Это очень удобно. Оценишь, когда утомит невесомость. Давай-ка перекусим и поспим, пока техники не уберутся отсюда. Надеюсь, они не все тут подчистили Потом надо будет разгрузить ракету и все перенести сюда.