Текст книги "Боже, спаси президента"

Автор книги: Стефан Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Один из спецназовцев рассказал, – признался я.

Это вызвало очередную волну нападок. Я же « обещалоставить их в покое». Как она может доверять мне, «когда я не в состоянии сдержать слова».

– Извини, – ответил я, – но это они пристали ко мне, а не наоборот. И я, как видишь, добился результата.

– Да, но какой ценой! – Она никак не могла успокоиться. – Ты даже не представляешь, какую кашу ты заварил, Пол. Господи! И зачем только я тебя ждала. Надо было валить отсюда к чертовой матери.

Когда тебе говорят такое, поневоле чувствуешь себя ненужным.

– Ну и почему ты осталась? – спросил я, подавляя обиду.

– Не знаю! – Пожав плечами, М. села на кровать. – Ты не должен был привлекать внимание властей.

– Погоди секунду, что именно ты под этим подразумеваешь? – спросил я. – Ты пригласила меня в эту поездку, потому что думала, что в паре привлечешь меньше внимания? И пока ты занимаешься своим расследованием, я выступаю в роли прикрытия?

– Нет, конечно же нет! Я думала, нам будет весело вместе. После Лос-Анджелеса. – Она вздохнула. – Но согласись, непросто, когда парень, которого ты пригласила, поднимает на уши всю полицию, в то время как ты, то есть я, пытаешься осторожно наводить справки. А если бы тебе предъявили обвинение и вызвали в суд?

– Но мне не предъявили обвинения, – резонно заметил я. – И я разузнал, где может водиться осетр. Ведь в этом и состоит цель твоей поездки, разве не так? Я всего лишь пытался помочь.

– Это правда, – снизошла она. – Но все равно, в Коллиуре нам оставаться нельзя. И я, кажется, знаю, где мы можем спрятаться. – Она встала и подошла к окну.

– Спрятаться?

– Ну да, мне же нужно увести тебя подальше от сумасшедших англичанок и мужчин в форме. Я знаю один остров, на котором нет ни полиции, ни солдат. По-моему, там даже почтальона нет.

Я не хотел портить ей настроение тем, что меня беспокоили вовсе не англичанки и уж тем более не мужчины в форме. Судя по всему, основной нашей проблемой был тот самый коп в кожаном пиджаке.

ПО УШИ В ПАСТИСЕ
БАНДОЛЬ

1

Французский комик Фернандель как-то сказал, что рюмка пастиса подобна женской груди. Одной недостаточно, а три – это уже чересчур.

Другое сходство пастиса с грудью в том, что и с тем и с другим французы любят поиграть. Дай французу графин воды и стакан этого крепкого напитка, и он возвращается в детство, когда ребенком наполнял стаканчики в ванной. А все из-за потрясающего свойства пастиса менять цвет при контакте с водой, и дело не только в оттенке: из янтарно-прозрачного он превращается в молочно-золотой.

Неудивительно, что Поль Рикар, парень, запантентовавший этот напиток, заработал приличное состояние. В моем скромном понимании, свои доходы он использовал очень мудро – купив два острова вблизи Лазурного Берега: Эмбьез – достаточно большой, чтобы на нем уместилось двадцать акров виноградников, и крошечный Бендор, остров-отель, в паре сотен ярдов от курорта Бандоль.

Именно туда мы с М. и направились, чтобы, по ее выражению, «спрятаться». К сожалению, я совершенно забыл предупреждение одного парижского бармена: пастис, проложивший дорогу к прованским сердцам и печенкам, отлично развязывает языки. И еще. Когда говорят «Quel pastis!» [56]56
  Какой пастис! ( фр.).


[Закрыть],подразумевается, что положение дел такое же мутное и неопределенное, как цвет самого напитка.

Короче, я был на грани того, чтобы влипнуть в совершенный пастис.

Мы ехали на поезде из Коллиура. Утреннее солнце уже поднялось высоко над крышами домов.

– Что ты им рассказал? – спросила М. в пятый или шестой раз. Она напоминала полицейского, который без конца задает один и тот же вопрос, надеясь, что задержанный изменит свои показания или начнет сам себе противоречить.

Я повторил основные моменты из допроса прошлой ночи.

– А этот спецназовец… Как именно ты спросил его об осетрах?

– Я просто спросил, не попадались ли они ему в воде.

– Что, прямо так напрямую и спросил?

– По-твоему, мне надо было начать с сардин и постепенно перейти к более крупной рыбе?

Подразумевалось, что это шутка, но М. не рассмеялась. Вместо этого она углубилась в какую-то параноидальную теорию о том, что на самом деле целью полицейских были вовсе не пьяные эксбиционисты, а я, собственной персоной. Мне не хотелось убеждать ее, что она воспринимает все чересчур драматично. Ну и что такого в том, что полиции известно, что она занимается осетрами? В конце концов, речь идет о рыбе, а не об атомных подводных лодках. Ведь меня-то они отпустили! А арестовать М. никто и не пытался.

– Послушай, – сказал я, – нас замели, потому что групповой секс на пляже вредит репутации городка, вот и все. Какой-то ханжа позвонил в полицию, подслушав, о чем мы трепались в баре.

М. выдавила слабую улыбку, первую за день:

– Да, наверное, ты прав.

– А что ты собираешься делать с информацией о замеченном осетре? – спросил я.

– Я сообщила о нем куда следует. Мы попытаемся выяснить, где именно спецназ проводил тренировки.

Так прозаично? Я бы на ее месте подумал о том, чтобы нанять самолет сверхлегкой авиации и намотать пару кругов над морем!

Едва поезд выкатился из тоннеля, я просмотрел свежий номер « Midi Libre». А вдруг и вправду моя пляжная вечеринка попала если не на первую полосу, то хотя бы в середину? Всем ведь известно, что скандалы, тем более такие пикантные, лучше всего увеличивают тиражи.

К моему облегчению, никаких заголовков вроде «Сексуального Суссекса» не наблюдалось. И все же вчерашний день был богат событиями. Я зачитал вслух пару заметок, чтобы поднять настроение М.:

– «В Сере, в Пиренеях, два диких кабана ворвались в классную комнату. Взрослый кабан и кабаненок расшвыряли парты и целых десять минут гоняли детей, после чего выбежали на улицу и снесли англичанина с велосипеда. С кабанами ничего не случилось, а вот англичанин получил вывих плеча…» Ничего себе благополучный исход, – заметил я. – Местная природа побеждает британцев со счетом два ноль.

М. возразила. По ее мнению, автор статьи пытался успокоить охотников: в горах не перевелись кабаны, и даже более того, наличие кабаненка подтверждает рост популяции.

Посмотрев на нее с сочувствием, я прочитал сводку погоды. Вдоль побережья ожидается шквалистый ветер. Около Коллиура море будет agitée– раздраженное (не знаю, правильно ли я перевел этот термин), но дальше к северо-востоку, куда мы направляемся, все не так плохо – там море будет всего лишь ridée,то есть морщинистое.

– Прямо как я, – сказала она.

– Ты не морщинистая.

– Морщинистая. И грудь у меня висит.

– Ничего подобного. Твоя грудь великолепна. Особенно когда agitée.

М. выдавила из себя короткий смешок и снова уставилась на свой телефон. Она не сводила с него глаз, собираясь ответить сразу, как он зазвонит.

– Я и не знал, что океанография – такая нервная наука, – сказал я. – Я-то думал, ты плаваешь среди коралловых рифов и играешь с дельфинами.

Усилием воли М. заставила себя отвлечься.

– Извини, – проговорила она. – Я забыла, что мы едем на поезде по югу Франции, что стоит ослепительный солнечный день и мы будем заниматься сексом до умопомрачения, как только доберемся до отеля.

Я на несколько секунд погрузился в приятные мечтания, которые нарушил звонок Элоди. Она слишком торопилась, чтобы тратить время на приветствие:

– Ты звонил моему отцу, чтобы тот помог получить деньги для твоего сумасшедшего друга Джейка?

– Да, – признался я.

– Не приставай к нему с такими глупостями, у папы и так полно забот. И постарайся больше не втягивать Валери в криминальные истории, ладно? Он мне нужен на свадьбе. Ты договорился о встрече с бабкой-стервой?

– Да.

– А меню приготовил?

– Нет еще, – ответил я, чувствуя себя так, как будто снова оказался на допросе в полицейском участке.

– Что-о?! Ты что, забыл, как это важно? – В голосе Элоди появились истеричные нотки. – Но хоть какие-то идеи у тебя есть? Кроме анчоусов, и это, между прочим, моя идея.

– Ну, конечно, у меня есть идеи, – соврал я. – Просто я еще не изложил их на бумаге.

– Какие именно?

Вот черт, подумал я, уставившись в окно в поисках вдохновения. Рельсы, маринованные в оливковом масле? Инжирные деревья, жаренные во фритюре?

Идея родилась сама собой.

– Местная еда, – сказал я. – Все местное.

– И?.. – Элоди требовались детали.

– Местный сезонный банкет. Я заказал анчоусы и куплю больше местных продуктов: инжир, оливковое масло, оливки…

Черт, что они еще тут производят?

– Звучит не очень-то шикарно, – сказала Элоди. – А как насчет шампанского, фуа-гра и роскошного салата из экзотических фруктов, с манго и маракуйей?

– Но, Элоди, задумайся об углеродном следе, который ты создаешь! [57]57
  Стоимость продукта в условных углеродных единицах; углекислый газ, поступивший в атмосферу в ходе производства, транспортировки и употребления. – Примеч. пер.


[Закрыть]

При этих словах М. одобрительно кивнула.

– О моем чем?

Я постарался перевести на французский:

– Твой pied de charbon.

– Угольная нога? Это еще что? Какая-то болезнь шахтеров?

– Ты что, не слышала о продуктовых милях? О воздействии импорта продуктов на экологию?

Элоди испустила один из своих фирменных визгов:

– Пол, у меня осталось меньше двух недель! Манго уже по дороге во Францию. Ты хочешь, чтобы я отвезла их обратно, арендовав велосипед?

– Но это твой шанс внести вклад в борьбу с глобальным потеплением. Даже самый маленький вклад помогает.

– Глобальное потепление? Пол, это моя свадьба. К черту планету. Пришли мне варианты меню! – На этом разговор был закончен.

У М. телефон звонил дважды. Оба раза она выходила разговаривать в коридор и оба раза возвращалась обеспокоенной, как будто только что получила плохие новости.

Правда, особых причин переживать у меня лично не было. Когда я спросил ее, все ли в порядке, М. пожала плечами и ответила: «Как обычно».

В Нарбонне мы пересели на TGV [58]58
  Сеть высокоскоростных поездов во Франции. – Примеч. пер.


[Закрыть], и она позвонила кому-то с платформы. По возращении в вагон М. выглядела как никогда обеспокоенной. Посмотрев на нее, я понял, что с расспросами лучше не лезть.

Наш поезд мягко катился вдоль озера. Глядя в окно, М. вдруг заявила, что здесь можно было бы спрятать пару загонов с осетрами. Солоноватая вода подходит им идеально. К тому же до Камарга рукой подать.

Картина была идиллическая. В нескольких метрах от берега в лодках застыли рыбаки. Клева, судя по всему, не было. А жаль… Воображение нарисовало, как огромная рыбина атакует одну из лодок и переворачивает ее…

Поезд набрал скорость, вскоре показались несколько меньших по размеру озер.

– Что это? – вскрикнул я и протер глаза. – Фламинго? Разве они не в Африке живут?

Это развеселило М.

– А ты когда-нибудь слышал, что французы называют фламинго розовыми бельгийцами? – спросила она.

– Что?

–  Flamands roses. Flamandзначит «фламандец». Соответственно, фламинго – розовые бельгийцы.

– Правда?

– Да нет же, это шутка! – Она сжала мое колено, как будто это могло пробудить мою мозговую деятельность. – Flamant с tна конце – это фламинго. А то, что кончается на d, – фламандцы. Понял теперь?

– Да, типичная французская шутка. С налетом средневековой оригинальности.

– Ну а теперь кто из нас ворчун?

Она обхватила меня за шею и поцеловала в щеку. Мануальные терапевты обращаются со мной куда более бережно, но я не возражал. Похоже, тучи рассеивались.

– Наверное, я брошу эту работу, – сказала М. – У меня от нее мозги набекрень. – Она устало потерла виски. – Прости, что я была в плохом настроении. Просто никто из этих французов не воспринимает меня серьезно. Они притворяются, что слушают меня, а на самом деле пялятся на мою грудь. Обещают помочь, а потом перезванивают и называют миллион причин, по которым помочь не могут. Говоришь им о замеченных осетрах, а они никак не реагируют. Так что пошли они в задницу. Я соберу деньги на собственное авиационное расследование. Позвоню в Лондон, как только доберемся до Бендоля. А потом мы с тобой расслабимся и насладимся остатками летнего солнца.

Отлично, за исключением того, что мои ближайшие планы были омрачены встречей с бабкой-стервой Элоди.

Наш поезд проехал мимо очередного озера, которое выглядело бы весьма привлекательным, если бы не нефтяные разработки вдоль его берегов. Впереди был Марсель. На вокзале Сент-Шарль мы снова пересели, на этот раз на двухэтажный поезд до Тулона. Выехав из восточного Марселя, поезд снова покатил по сельской местности. За окном тянулись горные склоны, покрытые темно-зелеными елями. Иногда показывалось море, синеву которого подчеркивали серые скалы.

– Как хорошо быть просто в отпуске, правда? – мечтательно сказала М. – Не хочу, чтобы между нами встали мои проблемы по работе, как это случилось с другими твоими подружками.

Я рассказывал ей о Флоренс, которая бросила меня, когда я вляпался в merde, открывая английскую чайную в Париже, и об Алексе, которая бросила меня в Америке.

– Я точно пошлю французов с их исследованиями куда подальше.

– Но разве это не значит, что тебя отправят обратно в Лондон?

– Лондон? – переспросила она, как будто на секунду забыла, как называется ее родной город. – Возможно…

В Бандоле у вокзала не было такси, и мы отправились вниз с холма, по направлению к морю. Гавань простиралась в обе стороны, насколько хватало глаз. Обилие мачт выглядело как нашествие морских ежей. В конце ряда яхт был небольшой понтон, украшенный фотографиями побережья. Именно здесь мы должны были сесть на паром до Бендора.

М. изучила расписание на стене билетной кассы.

– Семь минут, – сказала она. – Прекрасно.

Ее улыбка померкла, когда у нее в сумке зазвонил телефон. Она достала его, посмотрела на экран и заскрипела зубами.

– Извини, но мне придется ответить.

Разговаривая по-французски, она побрела в сторону шикарных яхт и остановилась ярдах в тридцати у деревянного трапа элегантного судна. Глядя на него, можно было представить на палубе звезд тридцатых годов с коктейлями и длинными мундштуками.

М. жестикулировала свободной от телефона рукой, будто спорила с кем-то. Несмотря на шум, до меня без труда донеслось ее ясное merde.

Бендорский паром был достаточно большим, чтобы на нем поместилась одна машина. Он как раз сдавал к причалу, когда вернулась мрачная М.

– Ты сказала им, чтобы они пошли ко всем чертям? – спросил я.

Она издала короткий смешок, и я догадался, что это означало «нет».

С нами на остров отправлялись еще два пассажира – бизнесмен с портфелем и ноутбуком, по всей видимости ехавший продавать новые окна или программное обеспечение в гостиницу, и парень с горой устричных коробок.

Пока паром плыл по гавани, я спросил у М., какую из яхт она купила бы, если бы могла себе это позволить. М. выбрала большое современное судно, способное развить большую скорость. Насколько я понял, это отражало ее желание убежать от кого-то или от чего-то.

Вскоре мы вышли в открытое море. Оно было неспокойным, волны пенились у небольшого маяка, явно построенного, чтобы предостеречь лоцманов от мелководья. Прямо за маяком на горизонте появился Бендор. С левой стороны острова торчала угловатая вилла в итальянском стиле, с некоторой натяжкой ее можно было бы назвать замком. Виллу окружала полоса хвойников, прерываемая одной или двумя черепичными крышами.

Как только паром причалил, я получил представление о богатстве, но главное – о фантазиях месье Рикара. Побережье напоминало декорации к сериалу «Узник» [59]59
  Британский сериал 1960-х гг. о бывшем шпионе, находящемся в заключении в таинственной итальянской деревне на берегу моря. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Но еще больше – детский рисунок, неожиданно получивший воплощение. У самого берега стояло несколько коттеджей, один из которых был украшен фреской, изображающей средневековые галеоны. За ними была миниатюрная итальянская деревушка и нечто похожее на римский храм. Люди, прибывавшие на остров, должно быть, чувствовали, что попали на игровую площадку. Во всяком случае, у меня было такое ощущение.

Гостиница располагалась в замке, и я безропотно потащил наши сумки по каменистой дороге. М. объявила молодой женщине-администратору, что у нас забронирован номер в palais– во дворце.

– Ничего себе, – прокомментировал я.

– Они называют это дворцом, но на самом деле это новая пристройка ближе к порту, – прошептала М. – Там спокойнее. В основном здании иногда устраивают свадьбы.

– Так ты бывала здесь раньше? – спросил я.

– Несколько раз. По делам. Здесь проводят конференции.

И снова «ничего себе»! А французы-то не дураки. Все конференции, на которых я был, проводились в душных комнатах с окнами, выходившими на английские автострады.

Получив от девушки свою кредитную карточку, М. заявила, что ей пора идти.

– Идти? Куда?

– У меня встреча в городе.

– Я думал, мы сюда приехали прятаться. Ты же говорила, что скажешь этим ребятам, что с тебя хватит этой охоты за осетрами?

У меня начинало складываться впечатление, что я разъезжаю с ней в качестве багажа, который она должна забросить в гостиницу, перед тем как отправиться по делам.

– Знаю. Прости, – ответила М. и пожала плечами.

– Знаешь что, а поеду-ка я с тобой, – сказал я и, заметив панику в ее глазах, великодушно добавил: – Пошатаюсь по городу, а ты позвонишь мне, когда освободишься. Мы выпьем и полюбуемся издалека на наш шикарный остров.

Она смягчилась:

– Хорошо.

Мы забросили сумки и вернулись на пристань как раз вовремя, чтобы успеть на паром. Парень с устрицами снова составил нам компанию, и я подумал, что он, возможно, просто вывозил своих моллюсков на прогулку.

Вернувшись на материк, мы с М. распрощались, и она направилась в сторону казино. Странное место для встречи океанографов…

Чтобы убить время, я побродил по маленьким улочкам в районе порта. Буквально на каждом углу попадались магазинчики с открытками и лавандовым мылом, но парфюмерный аромат перебивался более резким запахом, влекущим меня, как свинью к трюфелям.

Принюхиваясь, я пришел к caviste– продавцу вина, магазин которого напоминал пещеру с каменными полами. Он наполнял бутылки из гигантской бочки, вмонтированной в стену. Красное вино лилось, как кровь из поврежденной артерии. Но меня привлекло не красное вино, а бутылки с золотистым содержимым, горделиво выстроившиеся в витрине, – с десяток сортов муската, южного вина-аперитива, крепкого, как портвейн, но легкого, как щербет. Элоди хочет экзотики? Она ее получит, подумал я.

Мускатный щербет… От одной мысли об этом божественном напитке у меня потекли слюнки. Я много раз видел, как южане пьют мускат со льдом и решил попробовать. Вопреки моим ожиданиям, холодная водянистость льда только усилила вкус вина. Щербет просто таял во рту!

Элоди собирается экспортировать продукты из тропиков? Ну уж нет! Местные продукты дадут фору любой маракуйе. Выпив еще стаканчик, я приготовился устроить углеводородный банкет, который снесет тщеславную крышу у бабки-стервы.

М. позвонила около шести и предложила встретиться в большом кафе в порту. Когда я пришел, она протянула мне свой бокал с розовым вином, по цвету не намного розовее меда.

– Что это? – спросил я.

– Это ты мне скажи, мистер эксперт по еде, – подзадорила она меня.

– Ладно. – Я надлежащим образом поболтал вино в бокале и с видом профессионала вдохнул поднимающийся аромат. – Я чувствую запах винограда с тончайшим намеком на виноградный лист. Но чтобы знать наверняка, нужно прислушаться. – С сосредоточенным видом я приставил бокал к своему уху. – Да. Ветер, пробегающий по виноградникам, море вдали… Скорее всего, это местное вино. Если только оно не из Италии, Испании, Калифорнии, Южной Африки или Австралии. Я угадал?

Она громко рассмеялась и поцеловала меня:

– Я рада, что ты здесь.

– Я тоже рад, что я здесь и что ты здесь. И что мы здесь. Смотри, какое солнце! – Здесь на юге, оно все еще было ярким, несмотря на подступающий вечер, в то время как в Париже напоминало бы слабо мерцающую свечку. – Как все прошло сегодня? Так, как ты хотела?

– Нет. То есть да, но нет, если ты понимаешь, о чем я.

Я ничего не понял, но решил не признаваться в этом.

– Проблемы с осетром? – спросил я.

– Прости, Пол, я знаю, что ты влип во всю эту историю с арестом ради осетров, но они меня уже затрахали.

– По-моему, это достаточно опасное занятие, если вспомнить, что осетр сделал с лодкой того парня.

– На самом деле это самая большая проблема осетров, – грустно сказала М. – Никто не хочет их трахать. Аквитанский осетр – единственный европейский вид, и его численность критически мала, так что им чрезвычайно сложно найти сексуального партнера. Тот осетр, которого видел твой спецназовец в Камарге, вполне возможно, как и твои подружки-англичанки, – отчаявшийся и сексуально озабоченный.

– То есть плавать в костюме осетра – плохая идея?

М. расхохоталась и вдруг снова нахмурилась. Я обернулся, чтобы выяснить причину ее раздражения. На нее открыто пялился коренастый парень, сидевший в такой позе, как если бы у него сильно жало в штанах.

Я послал ему выразительный взгляд, и парень, как ни странно, переключил свое внимание на другую девушку.

– Он к тебе приставал, пока меня не было? – спросил я.

– Нет. Но вообще со мной такое часто происходит во Франции. Ладно, забудь.

Я заказал еще пару бокалов розового (выяснилось, что оно называлось Chateau de Lascaux)и попросил официанта принести оливки, чтобы закусить.

Под воздействием вина М. наконец-то разоткровенничалась и призналась мне, почему она рассталась со своим предыдущим бойфрендом.

– Он был французом, – сказала она так, как будто это само по себе было достаточной причиной. – И все время говорил мне, что я самая лучшая женщина на свете. Нет, единственнаяженщина на свете. А потом я нашла у него в электронной почте письмо от какой-то шлюхи, в котором она называла его mon amour.Моя любовь, понимаешь! Это было ответом на его письмо, в котором он называл ее самой лучшей женщиной на свете.

– Ничего себе… – Оказывается, она из тех женщин, которые читают электронную почту своих мужчин.

– Пойми меня правильно, Пол. Я не взламывала его пароль, ничего подобного не было, – сказала она, будто прочитав мои мысли. – Просто этот болван оставил свой компьютер открытым. А когда в окне вдруг выскакивает сообщение с baise-moi– трахни меня – в строке «Тема», испытываешь некоторое любопытство.

– Это мог быть спам.

– Нет, это онбыл спамом. И я его удалила.

Любая возможность продолжить разговор испарилась, как только на подиум вышел мужчина лет тридцати и затянул французскую песню. «Живая музыка», вспомнил я табличку при входе в кафе. В песне не было припева, а только нескончаемый набор куплетов, которые заканчивались одной и той же рифмой. На мой слух, все равно что слушать приступ чужой икоты. Волосы у певца стояли торчком, одет он был в белую фуфайку, над которой поработали неумелые граффитисты, но сам себя он, похоже, считал гламурным. Кое-кто из посетителей кафе стал подпевать, и даже М. закивала в такт головой… Должно быть, она была уже сильно пьяна. Когда к невнятному баритону присоединился женский голос, стало еще хуже. Я поднял голову, и у меня перехватило дыхание.

– А она ничего. Но я надеялась, что ты предпочитаешь блондинок.

– Я их и предпочитаю, – ответил я.

Это было не совсем правдой, но дело не в этом. На секунду мне показалось, что дуэтом с парнем пела бродившая по стене девушка из Коллиура. Черт, мистика какая-то…

Приглядевшись, я понял, что ошибся. У этой девушки волосы были длиннее, и к тому же она была старше. Той еще тридцати не было, а этой наверняка под сорок.

Я не мог рассказать об этом М. Она первым делом спросит, почему я не говорил об этом раньше. А на этот вопрос я и сам не знал ответа. Так что я промолчал. Сдержанность – лучшее из проявлений трусости, разве не так?

Когда песня закончилась, мужчина и женщина посчитали, что завели публику в достаточной степени, чтобы рассчитывать на ее поддержку. Они напели первую строчку песни и предложили угадать название. «Если не угадаете, – пригрозил парень, – не будем петь». Про себя я помолился, чтобы никто не угадал.

Сначала мое желание сбылось – публика молча уставилась в тарелки. Но парочка напела весь куплет, чтобы оживить память. Это была незатейливая песенка наподобие детской считалочки, вроде тех, что слышишь в такси, где радио настроено на ретроволну.

– Allez [60]60
  Давайте! (фр.).


[Закрыть], —взмолилась женщина, воздев руки. – Vous Monsieur! [61]61
  Вы, месье! (фр.).


[Закрыть]—Она смотрела на меня.

–  Je suis anglais [62]62
  Я англичанин ( фр.).


[Закрыть],– ответил я и пожал плечами.

– Это вина не ваша, а ваших родителей, – объявил ее партнер.

Пришлось смеяться вместе со всеми. По крайней мере, это отдалило прослушивание песни еще на несколько секунд.

– Я знаю ответ! – внезапно выкрикнула М.

–  Oui? Madameзнает? – Певец был в восторге, как и парень, который глазел на М. до этого. Он встал и начал просить, чтобы М. спела, выпячивая живот в нашу сторону. Я метнул в него свирепый взгляд, но он был чересчур пьян или чересчур француз, чтобы обратить на это внимание.

М. сказала название песни, настолько банальное, что я его немедленно забыл.

–  Oui! – Одобрительно сказала женщина.

Я пораженно уставился на свою подругу. Она и в самом деле знала?

– Теперь я наконец понял, чем ты занимаешься на встречах со своими французскими коллегами, – сказал я. – Никаких осетров вы не обсуждаете. Вместо этого вы играете в «Угадай мелодию».

М. так покраснела, что я испугался за нее.

2

На следующее утро я совершил научное открытие. Сокращение углеводородного следа при употреблении вина никоим образом не влияет на его последствия для головы. Ну ладно, это, конечно, не открытие уровня Нобелевской премии, но тем не менее факт, который невозможно проигнорировать. М. передвигалась по спальне, и ее шаги по изразцовому полу в моем мозгу отзывались, как землетрясение. Сам я был прибит к матрасу силой, достаточной, чтобы обездвижить стадо кенгуру.

– Кофе на тумбочке, – проорала мне в ухо М., хотя сама, по всей видимости, считала, что говорит шепотом.

– Сколько времени? – спросил я. – Шесть? Семь?

Выяснилось, что уже было позднее утро. М. успела сходить в местную школу подводного плавания, где осторожно порасспрашивала, каких рыб дайверы видели в этой части побережья. Она даже попросила посмотреть альбом с фотографиями, но никаких следов осетра не нашла.

– Похоже, из тебя получается гораздо лучший шпион, – сказала она. И сразу же все испортила, заявив: – Мне нужно съездить в Марсель. Скорее всего, я не вернусь до завтрашнего утра.

– Что? – Внезапно я не только проснулся, но и протрезвел. Марсель был всего в часе езды. Поездка на такое короткое расстояние никак не могла оправдать ночевку.

– У меня назначено несколько встреч в научном институте, а потом ужин кое с какими людьми, – ответила она. – Но если ужин закончится рано, я вернусь сегодня же вечером. Паром ходит часов до одиннадцати или вроде того.

Я сел на кровати:

– Послушай, я вообще не понимаю, для чего мы приехали в Бендор. Ты больше времени проводишь на пароме, чем на самом острове.

– Тебе что, здесь не нравится? – спросила она.

– Конечно, нравится. Но я приехал на юг, чтобы быть с тобой, а не проводить отпуск в полном одиночестве. Почему бы нам вместе не поехать в Марсель и не снять там номер в гостинице? Говорят, там весело.

– Нет, нам и здесь хорошо.

– Ты хотела сказать, мнеи здесь хорошо. Тебе же значительно лучше в Марселе. Ты меня что, спрятать пытаешься? Я настолько сильно тебе мешаю?

– Ох, Пол, поверь мне, я с большим удовольствием осталась бы на острове и отдохнула вместе с тобой, – сказала она. – Но я не могу. Прости.

Она отвернулась и открыла шкаф, чтобы достать свой пиджак.

Вот и все, подумал я, конец дискуссии.

Провожая паром, я знал, что чувствуют парижские домохозяйки. В начале июля мужья отвозят жен с детьми в Бретань, устраивают их на летних дачах и в воскресенье возвращаются обратно в Париж, в реальную жизнь, зачастую к своим любовницам, с которыми теперь можно было проводить ночь целиком: нет необходимости заканчивать свидание в девять вечера и тащиться домой, кивая на затянувшуюся деловую встречу.

Дело не в том, что я подозревал, что М. отправилась на свидание с другим мужчиной. Это было бы чересчур абсурдно. Зачем ей приглашать меня сюда, чтобы потом мне изменять. Нет, сказал я себе, просто она из тех женщин, которые без конца передумывают. А точнее, которые говорят одно, а делают другое.

И все же непреложный факт заключался в том, что я бесплатно жил в шикарной гостинице на средиземноморском острове. Светило солнце, море находилось в нескольких шагах, и мне весь день нечем было заняться, кроме как отдыхать, есть и плавать. Единственное обязательство – сделать пару звонков по поводу свадьбы.

Никакого стресса.

Я переоделся в шорты и шлепанцы, захватил снаряжение для подводного плавания и отправился на пляж. Дело шло к обеду, и консьерж посоветовал мне ресторан на открытом воздухе на дальнем конце острова. Дальний конец находился на расстоянии пятиминутной прогулки.

Вместо того чтобы идти мимо фальшивого римского храма, я свернул в сторону и оказался на «дикой» стороне острова. Здесь не было построек, лишь хорошо ухоженная дорожка, ведущая вдоль каменистого побережья. Через каждые двадцать ярдов месье Рикар установил бетонные ступеньки, чтобы отдыхающие могли с легкостью влезать и вылезать из моря. Чуткий парень.

Обогнув небольшой мыс, я вышел к ресторану. Нескольких рядов белых пластиковых столов, выставленных на свежем воздухе. Я заметил, что все столы были накрыты на две персоны, и почувствовал легкий укол: мой одинокий статус в данном случае был не к месту.

Немного в стороне стоял открытый гриль. Самый незначительный дождь вынудил бы ресторан к закрытию, но то, что он работал, лучше всего свидетельствовало о погоде в этих местах. Между столиками и морем была гладкая бетонная платформа, на которой уместилось около десяти лежаков. Почти все они были заняты загорающими или их полотенцами.

Несколько человек уже обедали. По всей видимости, это были хозяева полотенец. Глядя на них, я вспомнил, что еще не завтракал, поэтому направился прямиком к столику и заказал кальмаров на гриле и полбутылки розового вина.

– Можно я пока поплаваю? – спросил я официантку.

– Конечно, – невозмутимо ответила она. В жару здесь, наверное, ныряют между блюдами, как парижане выкуривают сигарету.

Я разделся до допустимого законом минимума, сполоснул дыхательную трубку и спустился в прозрачное море по короткой металлической лестнице. Вода здесь была на несколько градусов теплее, чем в Коллиуре, и я провел несколько счастливых минут со своими старыми друзьями – пятнистым лещом и галлюциногенной сапра сапрой. Я даже обрадовался встрече с парочкой ощетинившихся морских ежей.

К тому моменту, как я вылез из воды, меня уже ждала потеющая на солнце бутылка с вином. Я обсох, надел майку, чтобы защититься от ветра, и до краев наполнил бокал, наслаждаясь булькающим звуком. Солнце подчеркивало благородную розоватость напитка. Предвкушая наслаждение, я поднял бокал… и опрокинул его содержимое себе на ноги.

Нет, это был не новый способ продегустировать вино, которому я научился на вечеринке в Коллиуре. Правильно прицелиться мне помешало кое-что серьезное. По стальной лестнице из моря поднималась она.