Текст книги "Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра"

Автор книги: Стефан Грабинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

ВИРУШ

После дискуссии он пригласил меня на «скромный ужин». Я принял приглашение с величайшим удовольствием и был приятно удивлен, когда вместо ожидаемой убогой мансарды Вируш привел меня в красивую одноэтажную виллу в глубине тихого сада на Парковой улице.

Обстановка поражала суровым аскетизмом. Вируш занимал, собственно, всего две комнаты: спальню, обставленную лишь самым необходимым, и мастерскую – большую, солнечную комнату в несколько больших готических окон. Остальные два помещения занимала обширная библиотека: все стены от пола до потолка заставлены книгами.

Пользуясь отсутствием хозяина, вышедшего дать распоряжения к ужину, я просмотрел несколько рядов, ориентируясь по табличкам, прибитым к полкам.

Преобладали философские произведения. К моему удивлению, Вируш обладал трудами почти всех величайших мыслителей с древнейших времен и до наших дней, собраниями сочинений по психологии, астрономии и естественным наукам; множеством математических исследований. Почти целая стена во второй комнате была отведена «тайному знанию» – наиболее важным работам оккультистов всех времен и народов.

Я как раз разглядывал название на корешке книги какого-то индусского философа, когда за моей спиной послышался голос Анджея:

– Сначала прошу отужинать. А на это, – он глазами показал на длинные ряды переплетенных в коричневый сафьян фолиантов, – достанет времени и позже.

Мы вернулись в кабинет, на столе стояли два чашки дымящегося молока, свежий, ароматный хлеб и масло, на кварцевом блюде прекрасной резьбы краснели осенние яблоки и виноград.

– Извините, нет мясных блюд, я вегетарианец, а гостей сегодня вечером не ждал.

– За ужином я тоже не ем мяса, – и я с удовольствием выпил стакан молока. – А вегетарианство ваш философский принцип или требование организма?

Вируш улыбнулся:

– Тело должно следовать за душой, и организм формируется согласно определенному принципу. Мысль повелевает телом и его физическими возможностями, не наоборот.

На миг воцарилось молчание. Никто не спешил заговорить, и я не испытывал никакого смущения, обычного в подобной ситуации. В обществе этого странного человека чувствуешь себя свободно; его присутствие не стесняет; напротив: Вируш внушает доброе спокойствие. Здесь, в тихом доме, беседа текла непринужденно, а если хотелось, приятно было и помолчать. Минутная пауза в течение разговора не столько давала отдохновение, сколько углубляла мысль.

Немного погодя Вируш, проницательно взглянув мне в глаза, заговорил:

– Сегодня вечером вы некстати оппонировали докладчику; ведь я все равно к вам подошел бы первый.

Я посмотрел на него, не совсем поняв мысль.

– Разумеется, вы полемизировали со мной, а не с ним, – объяснил он с мягкой улыбкой. – Я отчасти принимал его сторону, и вы попытались, вопреки вашим убеждениям, выступить против, понудить меня заговорить и тем самым вступить со мной в контакт.

Я невольно покраснел. Анджей тонко уловил мои побуждения, а я в пылу спора этого почти не осознавал.

– И в самом деле, вы обратили внимание на то, в чем я сам не совсем отдавал себе отчет. Вы просто читали мои мысли, – договорил я, помолчав, с некоторым беспокойством.

– Просто иногда удается уловить некоторые вибрации человеческой психики, – ответил он скромно.

Я поднял голову и внимательно посмотрел на него.

– В таком случае вы уже давно знаете меня? Ведь мы чуть не каждый день встречались вроде бы случайно уже целый месяц. Не замечали?

– Разумеется. Я знаю вас дольше, чем вы полагаете; ваша индивидуальность вошла в орбиту моей духовной жизни уже год тому назад; ваше приближение я чувствовал за много дней до того, когда мы встретились впервые на реальном плане.

– Неужели? Вот странно.

– Но конкретно с вами я познакомился, разумеется, лишь сегодня на лекции.

– Да, по-видимому, так оно и есть. Раньше вы ни разу не обратили на меня внимания.

– Вернее, не обратил к вам глаз, хотели вы сказать, а точнее говоря, телесных глаз.

– Интересно. Мне не раз доводилось размышлять над целью таких псевдослучайных встреч, однако я так и не понял цели.

– Будущее покажет. Я старше вас, опытнее – могу и пригодиться.

– Вы правы, – согласился я. – Мне многого, очень многого недостает; здесь, у вас, возможно, удастся обрести нечто совершенно необходимое. Внутренний голос убеждает: благодаря вам я избавлюсь, наконец, от духовной тщеты и пустоты – в часы одиноких раздумий зияние этой пропасти часто преследует меня. Вы не откажете в помощи, не правда ли?

Он ласково положил мне руку на плечо и просто ответил:

– Будем друзьями, Ежи!

Я встал и растроганно пожал его руку.

– Спасибо.

– Случайности вообще не существует, – сказал он и сел напротив большого стенного зеркала. – Заранее никогда нельзя предугадать бесцельность каких-либо событий. Кто знает, возможно, наше знакомство в равной мере необходимо нам обоим?

– Да какую же услугу в состоянии оказать вам я?

– Хотя бы позволите, в некотором роде, духовно опекать вас.

Вдруг он прервал разговор, всматриваясь в зеркало напротив. Я взглянул тоже и невольно вскрикнул… В зеркале появилась демонически прекрасная медноволосая женщина в черном, шитом гагатом плате, и оранжевой шали. С вызовом посмотрела она на нас, натягивая жемчужно-серую перчатку…

Женщина с моста Святого Флориана… Я обернулся, уверенный, что увижу ее за моей спиной в соседней комнате, – однако, там никого не было: погруженный в ночной мрак чернел дверной проем в библиотеку… Снова посмотрел в зеркало: никого; в светлой от газового светильника поверхности отражалась лишь моя особа. Я обратился к Вирушу.

– Вы видели?

– Да.

– Она где-то здесь?

– Что за предположение! Я вовсе не знаком с нею. Вижу впервые. Но берегитесь этой женщины!

Я снисходительно усмехнулся:

– Люблю другую – у меня есть невеста.

– И все-таки будьте настороже! Она злое существо!

– Эта дама не совсем мне незнакома. Мы встречались, во всяком случае, довелось видеть ее не раз.

И я поведал Анджею об удивительных людях на мосту, не скрыл и его присутствия.

– Н-да, – прошептал он, выслушав меня внимательно, – и в самом деле, я не раз проходил по мосту и останавливался у фигуры святого; уже тогда безотчетно чувствовал враждебные токи. Теперь понимаю.

– Какие-то странные тайные связи?

– Несомненно. Пути наши взаимно пересекаются все чаще. Некая высшая сила все теснее сплетает до сих пор чуждые и далекие судьбы.

– А откуда отражение в зеркале? Галлюцинация?

– Нет. Она в то мгновение думала о тебе.

– И этого довольно, чтобы ее отражение возникло в зеркале?

– Далеко не каждый в состоянии выполнить такое. Она, по-видимому, да. Отсюда вывод – она обладает неординарной силой воли.

– Ты считаешь видение в некотором роде проекцией мысли?

– Не уверен; возможно и так. Впрочем, – продолжил он, помолчав, – кому ведомо, не стояла ли она и в самом деле за нашей спиной?!

Я вздрогнул и машинально обернулся к двери в библиотеку.

– Разве подобное возможно?

– А почему бы нет? Наши мысли и воспоминания любят порой принимать отчетливые очертания и формы. Мир переполнен личинами и масками, порожденными мыслью. Подобные фрагменты, оторванные от матриц, какое-то время слоняются бесприютными призраками, пока не рассеются в пространстве, или их не поглотят более сильные токи.

– Ты открываешь мне новые миры, прекрасные и ужасные, как мечты безумца.

Вируш печально улыбнулся.

– Увы. Эти миры слишком часто светятся фосфорическим светом тлена.

Он встал и подошел к фортепиано у окна, взял несколько минорных аккордов.

– Друг мой, – обратился он ко мне, не убирая рук с клавиатуры, – по удивительной прихоти судьбы ты оказался сегодня под моей крышей в совершенно исключительную минуту. Тоска по былому нахлынула неизбывной волной и уносит меня в дни, давно минувшие. Обещай же сохранить спокойствие, свидетелем каких бы странных явлений ты ни оказался.

– Обещаю, – ответил я, тронутый до глубины души его доверием. – Не сойду с места, не шевельнусь.

Анджей, успокоенный заверениями, отдался игре: бескрайняя, будто море, грустная фантазия полилась из-под его пальцев. Неутоленная тоска великих пространств, грусть пустых черных ночей, плач судьбы, блуждающей в бескрайней пустыне. Играл великий артист. Его всегда мягкий профиль, грустная улыбка словно застыли, смертельная бледность разлилась по щекам, прерывистое дыхание с хрипом вырывалось из груди, веки, утомленные светом, тяжело опустились на глаза…

Он играл, подняв лицо, не глядя на клавиатуру.

Неопределенный страх закрался мне в душу; не в силах видеть эту смертную маску, я отвернулся к окну.

Окно выходило в сад. Осенний вихрь яростно гнул скелеты дерев, вся листва давно облетела. Сильные порывы пригоршнями швыряли в комнату сухие листья; они с шорохом струились по полу, блеклые, иссера-желтые… Черный проем окна приковал мой зачарованный взгляд.

Вот из глубины сада приблизился высокий белый старец и, опершись о парапет окна, заслушался… Подавленный крик замер в моей груди. Холодный пот выступил на лбу; расширились от ужаса глаза, не было сил шевельнуться…

Еще миг, и видение, подняв на прощание худую дрожащую руку, исчезло во мраке сада…

Вируш продолжал играть. Под тонкими нервными пальцами родилась причудливая колыбельная. Тихая и трогательная, она в материнские объятия заключила чью-то маленькую душу и, лаская, прижала к груди.

– Ой, люли-люли, любимый, глазки милые сомкни!… – Прозрачные руки в кольцах, гибкие женские руки, показались в окне, благословляя, почили на голове Анджея, пропали в ночном мраке…

А он все играл. Лишь поначалу неестественно прямой, он поник над клавиатурой; на губах, плотно сжатых неизбывной мукой, выступила пена…

Характер мелодии изменился. Колыбельная взметнулась кровавым вскриком любви, неутолимая, взмывая смерчем страсти, любовь рвала аккорды, сметая все на своем пути лавиной безумных звуков…

За окном в рыданиях осеннего листопада с гордо откинутой, трагически прекрасной головой явилось видение юной женщины. Ангел отречения прикрыл рукой глаза – печальные, темно-карие; чудные уста, уста розового бутона, полураскрылись в неутоленной жажде других губ… Порыв безмерного страдания поверг видение ниц. Она безвольно уронила руку на парапет окна и склонила на нее голову…

Музыка внезапно оборвалась. Черные пропасти ночи поглотили фантом.

Нечеловечески изнуренный, Анджей замертво рухнул на пол. Я бросился к нему с водой, – напрасно. Он оставался недвижен, окаменелый – следовало немедленно применить магнетические пассы! К счастью, приемы мне известны. Несколько пассов – и вернулась нормальная гибкость, белки глаз приняли обычное положение, весь в обильном поту Вируш очнулся.

– Благодарю, Ежи, – шепнул он, пожав мне руку. – Прошу тебя, – продолжил он чуть погодя, глубоко вздохнув, – никому не рассказывай о том, что привиделось сегодня ночью.

– Успокойся, – заверил я, поддерживая его. – Наша с тобой общая святая тайна…

Когда через полчаса я возвращался домой, уже занимался рассвет и тихо угасали последние звезды.

МАСКАРАД

Хелена в прелестном голубом домино выглядела как весеннее утро. Я избрал костюм испанского гранда и интриговал гостей маской, стилизованной а. la черный характер.

Танцы начались только после полуночи. Преобладали, разумеется, тустеп и фокстрот. Не любил я этих танцев: где-нибудь в мексиканских равнинах на фоне субтропической флоры подобные танцы в исполнении бандидос и ковбоев вокруг кроваво полыхающего костра, верно, производят сильное впечатление; в Европе, в обычной бальной зале, они поражают вульгарностью и… разнузданностью. Хелена догадывалась об этом, и, верно потому, ограничила танцы до минимума. Дорогая моя, умница…

Во втором часу я впервые заметил стройное черное домино – лицо, тщательно укрыто кружевом. Вскоре к даме присоединился венецианский дож и уже ни на миг не оставлял черное домино. Кадриль мы танцевали с Хеленой, внезапно перед нами оказалась таинственная пара.

– Нельзя ли попросить вас vis-а-vis? – раздался звонкий металлический голос черного домино.

Я смутился.

– Очень приятно, – помогла мне Хелена, кланяясь дожу.

И они встали напротив друг друга. Выполняя па второй фигуры, венецианский сановник, минуя меня, бросил вполголоса:

– Тебя приветствуют люди с моста Святого Флориана, se~nor hidalgo!

И он перешел к своей даме, танцуя с истинно аристократическим обаянием.

Голос показался мне знакомым; где-то я с этим человеком несомненно говорил, но где и когда?

Тем временем распорядитель объявил «замену партнерши», и я оказался с черным домино. Признаюсь, танцевала она бесподобно. Стройная и гибкая, словно туя, она не шла – плыла, легко, будто сильфида, слегка закинув назад чудную головку. По-видимому, в упоении танца по ее обнаженной спине пробегала дрожь, моя рука уловила страстный изгиб ее талии… Не уверен, случайно ли ее волосы коснулись моей щеки, а пальцы судорожно сжали мое плечо, – я услышал сдавленный экстазом шепот:

– Простите! – через минуту: – Diamine! Вы прекрасно танцуете, с вами хочется плыть в вечность.

Акцент несколько чуждый нашему языку. Не иностранка ли она? И откуда она здесь? Возможно, просто чья-то мистификация?

Я собрался было просить разрешить загадку, но, минуя какую-то пару, встретился с пристальным взглядом Хелены. Не уверен, так ли понял, или мне показалось, – в ее глазах я прочел мягкий укор. Заметив мой взгляд, она принужденно улыбнулась и заговорила со своим партнером. Меня кольнуло что-то вроде совести и, поблагодарив таинственную маску, я проводил ее на место.

– Вы устали? – спросила она, капризно надув губки. – Мне казалось, у кавалеров из Кастилии больше огня.

– На следующий танец я просил мою невесту, – ответил я просто, кланяясь даме. – Нельзя же заставлять ее ждать.

– Ах, так вот в чем дело! – нервно рассмеялась она. – Вы примерный жених! Не смею более удерживать.

И она пустилась в пляс с каким-то господином в костюме тирольского птицелова.

Около пяти утра веселье понемногу сменилось усталостью. Танцевали только самые упорные. Общество собралось в соседней зале под розовым светом двух люстр.

Подали чай и закуски к завтраку. Маски, отдыхавшие в объятиях кресел, на софах и козетках, выглядели таинственно в пурпурном полумраке залы. В небрежных позах сквозила усталость, пресыщение танцами. Кто-то потихоньку зевал…

Только в левом углу залы царило оживление. Гости толпились вокруг кого-то, сидевшего за столом, и с интересом слушали.

Заинтригованный, я под руку с Хеленой подошел к группе.

– Линия Сатурна, – услышали мы звонкий голос черного домино, – сулит недоброе. Вас, мадам, в недалеком будущем ждут разочарования и неудачи.

Смущенная женщина коротко засмеялась – смех оборвался.

– Ваши «гороскопы» вовсе не утешительны, – бросил кто-то из окружающих.

И я увидел маску в платье цвета «танго», над чьей рукой склонилось черное домино.

– Мне плохо видно, – заметила гадалка, раздраженно поднимая голову. – Дайте побольше света.

Какой-то услужливый пан принес трехсвечный канделябр с фортепиано и зажег.

– Вы, мадам, много пережили, – продолжила хиромантка. – Приключение в Лионе роковым образом сказалось на всей вашей жизни.

Женщина сдавленно вскрикнула и вырвала руку. Ее глаза в прорезях маски странно полыхнули молнией гнева:

– Кто вы такая?

Гадалка, ни мало не смущаясь, спокойно ответила:

– Здесь все пользуются правом маски. Прошу уважать и мое инкогнито. Впрочем, вас никто не вынуждал прибегать к моим услугам.

– Совершенно справедливо, – поддержало ее несколько голосов.

Дама в «танго» молча вышла в соседнюю залу и затерялась в толпе вальсирующих.

И вдруг меня неодолимо потянуло испытать судьбу в предсказаниях столь необыкновенной женщины. Хелена пыталась воспротивиться.

– Ежи, пожалуйста, не надо, я ужасно боюсь. Пожалуй, она скажет что-нибудь дурное, как той даме.

– Хеленка, – успокаивал я ее вполголоса, – это же игра – салонное развлечение между турами вальса, не более того.

И я подошел к гадалке.

– Не погадаете ли вы и мне?

Она вздрогнула и быстро обернулась. Я почувствовал на себе сильный, повелительный взгляд.

– Вам? – заколебалась она. – Пожалуй, не стоит!

– Ежи! – послышался сзади умоляющий шепот Хелены. – Видишь, она сама не советует. Умоляю тебя, уйдем отсюда, Ежи!

Казалось, гадалка поняла Хелену, несмотря на тихий голос, и тут же своевольно заявила:

– Впрочем, попробую, сударь. Дайте левую руку – начнем с вашего прошлого и характера. Ведь у мужчины левая рука негативна и фиксирует лишь прошлое или настоящее; у женщины все наоборот. И что же? Вы не опасаетесь возможных сенсационных и нежелательных оглашений?

– Ничуть, – ответил я, скептически усмехаясь.

– Ну что ж, начнем… Ваша рука – образец противоречий редкого типа: рука художника и мыслителя.

– Ben toccato! – похвалил дож, внезапно оказавшийся за моей спиной.

– Пожалуйста, не мешайте, – напомнил кто-то из гостей.

– Форма пальцев и ногтей выдает нервную и легко возбудимую натуру. Вы болезненно самолюбивы, мечтаете о славе; рукоплескания толпы приятно ласкают ваш впечатлительный слух. Тем не менее, в вашей жизни нередки минуты, когда вы презираете мишуру земного счастья и замыкаетесь в недосягаемой святыне своих дум. Мистический характер склоняет вас к панпсихической контемпляции мира… Ребенком вы, по-видимому, были необычайно набожны; следы глубокой веры сохранились по сию пору… Отношение к природе, поначалу трепетное, проницательное, позже несколько притупилось. И не удивительно – вы воспитанник города… Детство «сельское, ангельское» до двенадцатого года жизни,… до смерти отца. Юношей вы долго и тяжело болели. Если не ошибаюсь, дважды пережили операцию. И если бы не удивительный случай, кто знает, имели ли бы мы честь видеть вас здесь. Вылечил вас человек без диплома врача…

Она замолчала, усталая от напряжения; на лбу выступили жемчужинки пота…

Я был поражен. Все сказанное – истинная правда. Откуда эта женщина столь точно знала иные подробности моей жизни? Я неохотно вспоминаю о них – вряд ли она что-либо слышала от знакомых… Определение же моего характера просто великолепно!

– А теперь правая рука, – прервала она общее молчание слегка неуверенным, сорвавшимся от внезапного волнения голосом. – Правая рука у мужчины – позитивная, предрекает будущее…

Я неловко протянул правую ладонь. Кто-то сильно дернул меня за рукав. Обернувшись, я встретил умоляющий взгляд Хеленки.

– Довольно развлечений! Прошу тебя, не спрашивай ни о чем больше!

– Поздно, – ответил я шепотом, – теперь уже неудобно отказаться.

– Линия жизни, – начала гадалка, внимательно рассматривая рисунок моей ладони, – подчиняется особому велению.

И подняв ко мне загадочное, скрытое кружевом лицо, отчетливо произнесла:

– Законом всемогущей судьбы вы приблизились к зенитному пункту двух противоположных потоков; в этот миг вы – на пересечении смертельно враждебных влияний. Вы – путник на развилке дорог. От вашего решения зависит… возможно, даже чья-то жизнь?… А вот здесь красивым выразительным рисунком вьется «линия Луны», называемая также «Млечным путем», и обещает многочисленные путешествия на суше и на море; далекий юг манит вас: вижу множество буйных экзотических цветов и золотой песок пустыни. Но эта линия обычно зависит от предыдущей; события, предсказанные ею, зависят от пути, который вы изберете под натиском одного из упомянутых влияний… А вот «линия Фортуны», капризная, обманчивая линия между «холмом Юпитера» и «долиной Марса». Вы пользуетесь большим успехом у женщин и легко добиваетесь дружбы мужчин. Берегись седовласого человека! Он ложный друг!!

Раскатистый сардонический смех был ответом на предостережение. Я обернулся на смех… вокруг – лишь серьезные сосредоточенные лица людей, внимательно следивших за гаданьем.

– Не доверяй и прекрасной белокурой девушке, на время ей удалось опутать тебя.

Вдруг ее голос сорвался, рука, державшая мою кисть, задрожала в нервном пароксизме. Дама поднялась и, обращаясь прямо ко мне, воскликнула сильным, вибрирующим голосом:

– Счастье, подлинное счастье, блаженство и богатство даст вам совсем другая женщина. Ее день на горизонте вашей жизни уже занялся. Та – никогда не станет вашей женой.

Последние слова слились с криком Хелены. Побелев словно полотно, она потеряла сознание, я едва успел ее поддержать.

– Пожалуйста, воды! – закричал я, беспомощно оглядываясь.

– Есть кое-что и получше, – отозвался рядом со мной спокойный голос дожа. – Верное средство.

И он поднес к лицу Хелены флакон с солями. Хелена тотчас же открыла глаза и, глубоко вздохнув, улыбнулась чудесной улыбкой:

– Где эта женщина? – спросила она, тревожно озираясь.

– Успокойтесь, – ответил дож, помогая мне отвести невесту в будуар для дам. – Ее уже нет здесь. В замешательстве, вызванном ее бестактным финалом, она ускользнула из дома… Авантюристка! – договорил он тихо, сквозь зубы.

У входа в будуар мы остановились. Хеленка исчезла за портьерой, мы с дожем направились в костюмную комнату для мужчин – пора возвращаться домой. По пути я поблагодарил своего спутника.

– Простите, кого мне благодарить за помощь и доброжелательность? – спросил я, останавливаясь под аркой входа. – Меня зовут Джевецкий.

В ответ дож снял маску, дружески протягивая руку.

– Ты, Анджей?!

– Да, я. Игра началась. Что бы ни случилось, помни: есть друг, всей душой преданный тебе, живо заинтересованный в твоей судьбе, во всяком случае, больше, чем ты полагаешь. До свидания, Ежи!

И пожав мне руку, он быстро сбежал по лестнице к выходу. А я отправился к Хеленке, помог им с матерью сесть в пролетку.

– До свидания, Ежи! – сказала она на прощание, протянув мне свою маленькую изящную ручку. – До свидания в субботу! Не забудь!

– До свидания, дорогая моя!

Пролетка отъехала, растаяла в предрассветной мгле.

Внезапно в свете фонаря, догорающего у ворот, передо мной возникла стройная, закутанная в плащ фигура незнакомки! Она схватила меня за руки и, сорвав маску, шепнула:

– И я жду в субботу. Люблю вас, вы мне обречены. Вот адрес.

И втиснув мне в руку визитную карточку, она исчезла в предрассветном полумраке.

Я долго стоял не в силах сделать и шага. В ушах звучали слова гадалки, звучали не терпящим возражения приказом, а пальцы судорожно сжимали белую жесткую карточку. Медленно, почти невольно, я поднял карточку к глазам и прочитал: Кама Бронич. Парковая, 6.

Женщина с моста Святого Флориана жила в доме Вируша!…