Текст книги "Год нашей войны"

Автор книги: Стеф Свэйнстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 12

Большой зал был выложен темно-красной, цвета засохшей крови, плиткой. Несколько рядов колонн, располагавшихся в центре, поддерживали сводчатый потолок. Ночью Большой зал казался еще просторнее, поскольку основную часть столов убирали. Когда я попадал в поток лунного света, лившегося сквозь очередное высокое арочное окно, в морозном воздухе начинали серебриться облачка пара, которые я выдыхал. Внезапно раздался шум, и я остановился. Мое сердце бешено заколотилось.

Я стоял в тени красной колонны и пытался разобрать неясные голоса. Двое мужчин на другом конце зала яростно орали друг на друга. Я подобрался ближе. Вдруг что-то грохнуло, раздался треск и звон упавшей на пол металлической тарелки. Я осторожно подкрался еще ближе и уже мог разобрать слова.

– Я так и думал, что найду тебя здесь, ублюдок.

Голос резкий и глубокий, с округлыми и мягкими, как перезрелый фрукт, авианскими гласными. Молния. Другой голос, более тихий что-то глумливо ответил.

– Тронь Ату еще раз, и ты – труп, – рявкнул Молния.

– Я должен был догадаться, что она побежит к тебе. Порт. Шторм. Вот поймаю ее, тогда…

– Сначала тебе придется разбираться со мной, – заявил Лучник. – Любой знает, что она лучше тебя.

До меня донеслись звуки драки, затем что-то рухнуло. И наступила тишина.

Я не мог решить, что лучше – стоять и слушать либо же обнаружить свое присутствие. Когда нужно что-то сделать не раздумывая, мое сознание, как правило, заполняет пустота. Например, при встрече со стаями Насекомых или в процессе приготовления дури. Так, ладно, ухожу. Но вдруг контроль надо мной взяла в свои руки та часть меня, которая заставляет бросаться в атаку на Насекомых или вкалывать слишком большую дозу наркоты. Я глубоко вздохнул и, ступив в круг света от масляной лампы, сощурился, словно разбуженный днем филин.

– Ребята, – воззвал я, – давайте не будем драться.

Туман Волнорез сидел, откинувшись назад, на краю стола, упираясь ладонями в груду перевернутых тарелок. Из небольшого пореза на ноге на пол капала кровь. Над Туманом нависал Молния с только что отобранной у своего противника шпагой. На спине у Стрелка висел колчан со стрелами, однако стягивавший его тисненый шнурок, должно быть, развязался, и из-за этого тень моего друга, колеблющаяся на темно-красной стене, очертаниями напоминала дикобраза. Я отвлекся от мыслей о жареном поросенке и сосредоточился на морщинистом лице Тумана.

– В чем дело? – спросил я.

– Отвали, бродяга, – откликнулся Волнорез.

Молния ткнул его в плечо кончиком шпаги. Когда-то это плечо Тумана было прокушено Насекомым, и Мореход вздрогнул от боли.

Я шагнул вперед, но Молния наставил клинок на меня и провел взглядом по лезвию.

– Занимайся своими делами, – бросил он.

Он прав – это не мое дело, и он не хочет, чтобы оно становилось моим, и вообще мне не стоит ошиваться в темноте по углам.

Расстояние до Молнии я покрыл за пару прыжков и схватил его за свободную руку. Он отшвырнул меня в сторону. Туман оскалился, став на мгновение похожим на волкодава. Я чувствовал себя дворовым котом, наблюдающим за схваткой львов.

– Прекрати немедленно! – заорал Молния на Тумана.

– Тебе придется многое объяснить, Мик, – гаркнул в ответ Туман.

– Если бы не я, ты был бы никем!

– Пытаешься получить все назад? Свиньи. Летать.

Одна сторона лица Тумана скривилась, как от паралича, в презрительной усмешке. Молнии, похоже, прямо не терпелось врезать ему.

Я стащил со стола бутылку сливового вина и уселся возле колонны, продолжая наблюдать за ними. Пальцами левой руки Туман подцепил ремень, на котором у Лучника висел колчан, и попытался подтащить противника поближе к себе. Я подумал, что кожаная лямка вот-вот лопнет и стрелы рассыплются по полу, как палочки.

Молния бросил шпагу и, выхватив свой короткий меч лучника, приставил его к шее Тумана таким образом, что острие клинка торчало у того откуда-то из-за уха.

– Ты пожалеешь об этом, – прорычал Стрелок. Туман попытался пнуть его в колено. Кривая улыбка снова приклеилась к лицу Волнореза – сейчас он был очень похож на оскалившуюся акулу. Его черные волосы разметались по воротнику, и тут я заметил в них широкую белую прядь. Сначала я удивился тому, что Мореход красит волосы, а затем сообразил, что это самая настоящая седина. Туман сверлил Молнию яростным взглядом.

– Я расскажу Сану, – пригрозил я.

– Есть много фактов из жизни Янта, о которых я могу сообщить императору, – отозвался Молния.

Вот он, инстинкт вымогателя.

– Ну, вперед, – пробормотал я себе под нос.

– Только из-за того, что у тебя куча денег, ты думаешь, будто тебе все позволено?

– Это вопрос чести, не денег! – заорал Молния прямо в лицо Мореходу.

– Деньги – это честь, – заметил я в пространство, и на мгновение Туман ответил мне искренней улыбкой.

Затем она снова превратилась в оскал. Правой рукой он схватил ту руку Молнии, в которой тот держал меч, и сжал ее. Стрелок надавил посильнее, и из-за уха Тумана потекла тоненькая струйка крови. Это была схватка характеров. Мускулистая рука Молнии мелко дрожала от напряжения, а на толстой руке Тумана вздулись вены. Лучник выронил свой меч, и, аккуратно съехав со стола, Волнорез ногой прижал к полу оба клинка. Затем он поднял шпагу. Я обратил внимание: костяшки пальцев на той руке Молнии, в которой он сжимал меч, все еще оставались белыми. Он прищурился, увидев, что Туман стоит наготове с оружием.

– Волнорез?.. – Мой голос прозвучал жалко.

– Убирайся прочь, грязный бродяга, – угрожающе прорычал он.

Я так и сделал.

Скользя сапогами по обледеневшим булыжникам, я выбежал во внутренний двор. В центре темной площади я расправил свои еще более темные крылья и, напрягшись, поднялся к своему окну. Ставни оказались закрыты. Я распахнул их ударом ноги и опустился на подоконник. Комната показалась мне какой-то особенно неопрятной и нежилой. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был легкий стук падавших на пол капель воска, отчего тут и там образовались похожие на сталагмиты голубые наросты.

– Терн! – позвал я. – Терн! Губернатор Роута? А, черт.

В записке, лежавшей на каменной доске над потухшим очагом, жена сообщала, что уехала в Хасилит. Она намеревалась обратиться к губернатору с просьбой принять беженцев, заполонивших ее поместье, с тем условием, что она будет продолжать оказывать всяческую помощь.

Я глотнул выдохшегося вина, внезапно осознав, что все еще держу в руках бутылку. Потенциальное оружие. То есть там, в зале, у меня все время было при себе оружие. Не очень, конечно, подходящее против этих авианских лордов, подумал я и захихикал.

Я только один раз в своей жизни резал человека битым стеклом, и в тот раз это тоже был богатый лорд. Дело было еще в Хасилите. Тогда я покинул бар уже при свете луны и неторопливо брел к дому по грязным улицам Галта. В конце концов я понял, что меня кто-то преследует. Я был очень наивным и почувствовал неладное, только когда уже дошел до Опаленной улицы. Аптека была совсем рядом: я видел складочки на свернутом на ночь навесе перед входом. Я не мог рисковать, пытаясь добежать до своего жилища и скрыться там, ибо если преследователь был из банды Фелиситии, то последний мог узнать, где я живу. Поэтому я прошел чуть дальше и свернул за угол. За баром «Кентледж» пьяницы наблевали столько, что казалось, еще чуть-чуть и тротуар просто разъест. Я взял первую попавшуюся бутылку из мусорного ведра, разбил ее и остался ждать.

Из-за угла показалась фигура, и я сразу же прыгнул, пытаясь дотянуться до горла. Но это мне не удалось, и тогда я прижал «розочку» ко рту преследователя. Если бы я немного повернул ее, то она раскроила бы кожу вокруг рта, подобно резаку для леченья.

– Кто ты такой? – заорал я.

Ярость – это главное чувство, которое я помню из тех времен.

– М-м-м!

– Ах, черт.

Я осторожно убрал бутылку – мои пальцы были настолько напряжены, что она едва не лопнула, – и поймал на себе спокойный взгляд Фелиситии. По его лицу струилась кровь из многочисленных порезов, своим расположением напоминавших усы и маленькую бородку. Фелисития сомкнул губы, подобно тому, как это делают женщины, только что накрасившиеся помадой, и расплылся в широкой кроваво-красной улыбке.

– Прекрасно, мой воинственный юноша, – промолвил он. – Ты действительно нужен бандам Восточного берега.

У Тумана и Молнии таких воспоминаний быть никак не могло, но тогда даже трудно представить, какие же у них были. Я подошел к единственному чистому столу и разжег фитиль над дистиллятором, предварительно удостоверившись, что воды и листьев папоротника в резервуаре достаточно. Есть определенный набор действий, которые я произвожу машинально каждый раз, когда вхожу в эту комнату. Я не мог успокоить старших эсзаев. Я в самом деле бесполезен. Молния постоянно использовал Тумана в качестве примера, когда обучал меня боевым искусствам, то и дело отсылая к примерам его глупости и недальновидности.

– Защищай свои зубы, пальцы, глаза. Эти органы не вырастут у тебя еще раз. Ты наверняка не хочешь жить без них, подобно Туману, рука которого попала в якорную цепь – давно, когда он был еще обычным моряком.

Я сел за свой рабочий стол и принялся переписывать приказы, заверяя их печатью Замка в виде солнца.

Несколькими письмами позже – подсознательно я все это время контролировал процесс – звук при падении капель в маленькую стеклянную емкость изменился. Сие означало, что теперь у меня есть целая доза. Игла скрипнула по стеклу, когда я втянул еще теплую жидкость в шприц. Перевязав руку кожаным ремешком, я укололся в самую толстую вену.

Усталость исчезла. Я вернулся к столу и сел. Дурь все же полезна для работы. Иногда полезна. Твердой рукойпродолжил заниматься приказами, которые Сан велел мне разослать. Через четверть часа приход начал угасать, однако желание принять еще я сумел отогнать. А потом пошел и вмазался еще раз. Эх, хотел бы я иметь такие вены, как у Морехода. На некоторое время я полностью сосредоточился на буквах. У меня есть теория, что каждый человек в мире получает за свою жизнь пятнадцать минут экстаза. Кроме меня – я получаю его каждый вечер.

Со второй вершины сорвался так резко, что не смог преодолеть расстояние между столом и кроватью. Вместо этого я опустился на пол и уставился в пространство, кажется, на лес за окном. На меня накатила невыносимая усталость. Стекла были покрыты тонким ледяным узором, походившим на извивающиеся ветви сколопендиума. Они переплетались друг с другом, изворачивались и шевелились. Они были словно пушистые девчачьи крылья. Вот бы Терн оказалась здесь. Шедевры, созданные морозом, медленно меняли цвет – сначала они стали темно-серыми, а потом настолько ярко-голубыми, что начали резать глаза. Я был запутан. Лед – белый. Синий – это не белый… Голубое означает небо… Днем… Днем. Конечно. Мне лучше отправиться в кровать.

Чья-то рука осторожно потрясла меня за плечо. Я каким-то образом догадался, что она лежала на нем уже некоторое время. Я собрал все силы, что у меня еще оставались, и открыл глаза. Пряжка ремня Молнии. Мой взгляд пополз вверх и остановился на его круглом лице и волосах цвета выгоревшего песка. Зимы Равнинных земель плохо сказывались на его загаре.

– Доброе утро. – Приветствие почему-то получилось на скри, подумав, я повторил его по-авиански.

Я поскреб щетину и понял, что мне необходимо привести себя в порядок.

– Дверь была открыта. Я постучал, но ответа не было. Здесь холодно, – заметил он.

Он использовал мои книги, чтобы перебраться через огромный ворох всевозможных бумаг, поочередно шагнув с «Постэвентуализма» на «Фармакопею и лингвистику Дарклинга», а потом на «Практическую химию».

– Правда? А я и не почувствовал.

Тишину нарушал лишь звук падающих из дистиллятора капель, а воздух был наполнен запахом горящего масла и лучшей в мире травы.

– Эй, Янт. Ты в порядке?

Меня снова охватила старая злоба. Колчан со стрелами так до сих пор и висел на плече у этого идиота. А на голове, если присмотреться, виднелась небольшая круглая корона, которая скрывалась в его волосах, как золотой червяк в стоге сена.

– Я – ничто. Это нечестно. Сейчас не время продолжать твои, длящиеся уже пятнадцать столетий свары, Микуотер!

Я наблюдал за кончиками стрел, пока он не снял колчан и не положил его с характерным мягким стуком на ковер. Оперения были окрашены в ярко-красный цвет по двум причинам: во-первых, это был традиционный цвет Замка, а во-вторых, так их было легче находить в снегу – они были похожи на маленькие капли крови.

Иногда, нервничая, Молния делает бессознательный жест правой рукой. По тому, как часто он его повторяет, можно судить о том, насколько он взволнован. Выглядит жест так – Молния сжимает руку в кулак, а потом проводит кончиками пальцев по ладони. Я знаю, он делает это для того, чтобы коснуться края шрама на своей руке. Однажды, когда еще была жива леди Сэвори, его кровная сестра, он сжал клинок своего меча в руке и быстрым движением провел ею вниз по лезвию, разрезав ладонь до кости. Он любил ее, и бледная пустошь этого шрама всегда напоминала ему о том, чего никогда не вернешь. Хотя, кстати, именно из-за раны он и потерял ее. Трудно стрелять точно, когда на ладони рассечены мышцы и связки.

Я вытолкнул себя с пола и доплелся до тахты, где и лег, свернувшись калачиком и положив голову на прохладную сатиновую подушку.

– Я должен чем-то возместить то, что произошло прошлой ночью. Думаю, ты заслуживаешь объяснения.

Да? На самом деле мне было все равно. Пришла пора уколоться. Тем не менее мне было приятно, что он подумал обо мне.

– Мне нужны извинения от Волнореза, – заявил я, расправив крыло и укрывшись им, как одеялом.

– От него? Ха! – Молния прикрыл ладонью глаза и устроился в кресле, которое я не так давно освободил. Он действительно выглядел разбитым. – Я ненавижу Тумана, – выпалил он. – Помоги мне Сан! Я презираю его, и так было всегда. С тех пор, как он присоединился к Кругу. Насилие – это не способ обращаться с женщиной. Женщины… Ата… В общем, женщин бить не следует.

Вот уж да. Ведь они дают сдачи.

Я подумал о том, что изгадил свою жизнь наркотиками, но это ничто по сравнению с тем, как некоторые умудряются разрушить ее любовью. Я ободряюще улыбнулся Молнии.

– Говори, – подтолкнул я его.

– У Аты есть идея, как забрать Торнадо из Лоуспасса. Она может провести большие корабли с фюрдом на борту вверх по реке и постараться причалить как можно ближе к основанию скалы. Оттуда мы сумеем пробиться к крепости с гораздо меньшими потерями, чем если бы двигались обычными путями. Ты знаешь, что Насекомые не суются в реку. Если бы каравеллы Тумана прошли туда, а я расположил бы на них своих лучников… – Молния запнулся, когда вспомнил, что я не очень-то люблю корабли.

– То есть ты поддерживаешь этот план? – уточнил я.

– Не знаю. Это новый способ ведения войны. Я бы, конечно, предпочел действовать проверенными методами… Однако на данный момент это единственная возможность спасти Торнадо.

– Император согласен?

– Он считает это отличным новшеством!

– Тогда я не понимаю, – пожал я плечами. – Почему он не прикажет Туману отправиться вверх по реке?

– Туман не станет этого делать. Он уверяет Сана, что путешествие невозможно, поскольку Ориоле слишком мелководна. Они с Атой предоставляют Сану противоречивую информацию. И при этом Туман категорически отказывается передать ей полномочия для воплощения этого плана в жизнь. Все закончилось тем, что прямо здесь, в Тронном зале, Ата вызвала Тумана на состязание! «Позаботься о своем титуле, Волнорез Туман!» – вот что она сказала. Потом они вышли из зала, и он напал на нее. Ата обратилась ко мне с просьбой обеспечить ее безопасность. Она все еще сидит, запершись, в моей комнате. Она вся в синяках. Туман избил ее; он трус и ничтожество. Ата хочет доказать, что она лучший мореплаватель, чем он. И я верю, что так и есть, – уверенно добавил Молния.

– Что говорит Сан?

– Что у Аты есть законное право на состязание.

– И, конечно, именно сейчас! – Я подобрал с пола несколько бумаг. – Города Саммердэй больше нет, Рейчиз и Танагер подверглись нападению. Насекомых видели в Роуте. В Карниссе. На дороге Алула. Авернуотеру нужна помощь, Шелдрейк не может ее предоставить. Эсзаи нужны нам в Авии. Это безумие – бросать вызов именно сейчас. – И Туман точно так же не прав, провоцируя ее на это. – Это необдуманный шаг. Пусть бы Туман развелся с ней, а Сан снова бросил ее в поток времени. Обещаю, я не буду по ней скучать.

– Чтобы поразить удаленную цель, нужно запустить стрелу высоко в небо. Я поддерживаю ее, поскольку она собирается освободить Торнадо и Лоуспасский фюрд.

Я молчал и впитывал то, что он говорил. Одновременно я изучал бумаги, которые составил этой ночью, сообразуясь с текущим положением дел. Теперь все изменилось. Я поднял бровь.

– Императору нужен Туман. С учетом пребывания Станиэля на троне, только поместье Перегрин может помешать тебе захватить всю Авию.

«Вряд ли с этим как-то связаны женщины», – подумал я.

– Нет! Из-за того, что Туман владеет Перегрином? Нет! Да как ты смеешь? Думаю, ты просто не знаешь. Слушай, ты о многом не имеешь понятия, Янт. Перегрин – это тоже моя земля, это поместье было моим. Туман – авианец не более, чем ты. Его семья – это лживые воришки, которые стремятся стать теми, быть кем не могут. – Он наградил меня пронзительным взглядом. – Трудно говорить о прошлом, – вздохнул он. – Так что будь снисходителен ко мне. В тяжелые годы мне пришлось продать Перегрин. Я не хотел, чтобы мои люди голодали, а на побережье дела шли куда лучше. У Волнореза были корабли, на которых он доставлял запасы. Я потерял Тамбрин, а Донэйс был полностью опустошен. На месте бывших деревень я посадил виноградники – только благодаря этому мне удалось потом выкупить Тамбрин назад. И месяц назад его разрушили Насекомые… Волнорез оставил себе Перегрин, хотя я умолял его вернуть мне эти земли… Черт, если ты снова воткнешь в себя эту иголку, я прикончу тебя!

– О, я даже и не собирался. Хочешь кофе?

– Да, пожалуйста. И разожги чертов камин – здесь холодно, как в заднице у Насекомого. Пойми, Волнорезы всегда были безнравственными паразитами и авантюристами. Спасибо. Перегрин Микуотер был моим старшим братом. Нас было восемь братьев и одна сестра. Перегрин был путешественником – в этом вы чем-то похожи. А еще он был великолепным лучником. Он отправился в Хасилит, чтобы увидеть место, где родился император. Большую часть своей жизни он провел на побережье, где построил усадьбу под названием Перегрин. Именно по его приказу были заложены и спущены на воду первые корабли, чтобы у нас появилась возможность перемещаться между островами. До этого флота у Авии не было. Мой брат хотел, чтобы авианские корабли были лучшими в мире» Отсюда и Ондин, и Авер-Фальконе, и Волнорез – все они ничто без мощи флота…

Когда мать умерла, Микуотер достался Перегрину. К тому времени я уже был в Круге, однако передача дворца непосредственно мне могла вызвать некоторые волнения. К тому же я был немного не в ладах с моими родственниками по материнской линии. Перегрин хорошо заботился о землях, но я знал, что его сердце отдано океану. Как у Аты. Он делал для дворца все, что мог, поскольку собирался перед смертью передать его мне. А я бы сохранил его навсегда. Проклятье… Я видел, как все они старели и умирали или были убиты Насекомыми. Шира, ты никогда не испытывал подобных мук.

Мой второй по старшинству брат был еще жив. Он считал, что станет следующим наследником и получит дворец в свои руки. Но у Перегрина были другие планы. Тогда брат попросил об этом меня. Я отказался, и у нас вышла ужасная ссора. Я сказал тогда, что он виноват в смерти моей сестры. Его семья сменила имя.

Волнорез Туман не пожелал привести с собой в Круг ту, с которой был обручен, надеясь, что у него будет бесконечное число молодых любовниц – он всегда был эгоистичным ублюдком. Но за всю жизнь у него не было никого, и нельзя сказать, что он от этого страдает!

Молния остановился и уставился на меня. Он уже разошелся – воспоминания о прошлом были для него как наркотик. Он опять сделал привычный жест правой рукой, и на ладони показался похожий на ленту шрам.

Я пожал плечами.

– Нам стоило бы сражаться с Насекомыми, а не друг с другом.

– О боже, Янт, я люблю тебя. Какая глубокая, а главное, свежая мысль. Пойми, биться из-за Аты стоит, поскольку она, может быть, единственный ключ к победе над ними.

– Ты любишь ее, не так ли? – поинтересовался я, закатывая левый рукав рубахи.

– Это не совсем так. Ладно, продолжай. Делай, что хочешь.

– Что?

– Да ладно. Ты ухаживал за Свэллоу, и тебе нужно расслабиться. Разве я могу тебя останавливать?

– Это скорее облегчение, чем награда, – пробормотал я, однако ощущение вины все же ушло.

Я ввел иглу, хотя меня все еще держал прошлый укол. Молния рылся в кармане своего расшитого красного камзола.

– Здесь у меня письмо от Аты ее мужу. – Он протянул мне прямоугольный конверт, надписанный очень женственным почерком. – Я не хотел бы с ним разговаривать, поэтому буду признателен, если ты его доставишь.

– Где его найти? В Харкорте?

– В госпитале. Райн врачует его сломанные ребра.

– О, Сейкер!

– Никто не смеет махать мечом у меня перед носом, Комета. Ты уж должен бы это знать.

Теперь, немного выговорившись и облегчив груз прошлых обид и горестей, который лежал на его плечах, Молния смягчился. Рассыпаясь в благодарностях, он ушел, пообещав вскоре вновь навестить меня. Он явно думал, что нашел союзника для поддержки Аты. Пробежав вниз по спиральной лестнице, он направился к конюшням. Я захлопнул дверь, закрыл ее на засов и наполнил резервуар моего дистиллятора свежей водой. Мне нужно было придумать, как отпарить печать, чтобы прочесть это письмо.

Насекомые продвигались в глубь поместий Танагер и Роут. Терн сообщила мне, что жители Роута собирают вещи и перебираются по побережью в Хасилит. Я направил десять дивизий фюрда Элеоноре Танагер и послал ей письмо от императора с советом двигаться на запад и рекомендациями относительно тактики.

Затем я задумался, как мне повернуть весь этот разговор о каравеллах и огромных состояниях. Я хотел уберечь Тумана и Ату от взаимоуничтожения, когда империи нужны были они оба. И еще – для меня лучше иметь дело с Насекомым, нежели просто подойти к кораблю.

Я выбрал подходящую одежду, помылся, поел простой пищи, которую надеялся все же удержать в желудке, и отправился к императору, где узнал, что Сан не намерен отклонять просьбу Аты о состязании. Затем я полетел к перевалу Симург и там, немного повисев на послушном ветерке над небольшой толпой зевак, определил, какие окна принадлежат Молнии и на каких из них опущены занавески. Приземлившись на подоконник, я постучал в стекло.

В окне появилась растрепанная Ата. Она раздвинула занавески и некоторое время мучилась с задвижкой. Одна ее щека была ярко-лилового цвета и сильно распухла, в середине нижней губы красовался широкий красный надрыв. И это лицо женщины, которая водила в плаванье сотни кораблей. Она была бледной настолько, что походила на призрака, но огонь негодования в ее глазах питал тысячи иллюзий.

– Королева кораблей, – пробормотал я, с ужасом глядя на ее ушибы и кровоподтеки, которые не мог скрыть никакой макияж. – Это Туман сделал такое с тобой? Я убью его собственноручно!

– Да, это он, однако вряд ли ты сумеешь что-нибудь сделать.

Лицом к лицу, скорее всего, и правда не сумею, зато в следующем бою с Насекомыми я могу, например, невыгодно расположить его войска. Или попросить Райн дать ему какое-нибудь жуткое зелье. Я достал письмо.

– Я просто желаю удостовериться, что ты действительно хочешь, чтобы твое послание дошло до адресата.

– Да, – сказала она дрожащими губами.

– Просто у меня есть странное чувство – некоторым образом догадка, – что когда ты его писала, ты была очень зла.

– Как?..

– На самом деле еще никогда, с тех пор как ты была юной девчонкой в полосатой кофточке, ты не выплескивала на бумагу столько яда.

– Я…

– Письмо получилось таким острым, что с его помощью можно разрезать рыбу. Эпистола, невзирая на краткость, просто сочится безумной ненавистью и жаждой возмездия. А такие слова могут привести к серьезнейшему конфликту между мужем и женой, в дополнение к войне с Насекомыми – к гражданской войне в Перегрине, опустошению, морям крови и решающей смертельной битве.

– Возвращайся, когда придешь в себя после наркоты, – рявкнула она.

– Так ты не жалеешь об этом? – попытался я зайти с другой стороны. – Ты хорошо знаешь Тумана и можешь предположить, какого результата ты добьешься этим своим письмом. Ты провоцируешь его или меня – ну, это ладно, я просто живу здесь…

Я еще говорил, когда платиновая блондинка вытянула руку и спихнула меня с подоконника. Мои широкие крылья распахнулись, поймав свежий ветер, и я завис у нее перед глазами и медленно опустил письмо в карман куртки.

– Передай это ему! – крикнула она. – Да ты боишься всего! Янт, меня поддержал император. Почему Волнорез так мне мешает? Просто он понимает, что я – лучший Мореход, нежели он. Туман – морской торговец и брезгливо пренебрегает возможностями, которые имеет речная крыса. А я могу быть и тем и другим! Мороз говорит, что во время весеннего прилива пройти по Ориоле теоретически возможно. А ведь она – лучший инженер и архитектор. Она использует реки, чтобы бороться с Насекомыми, и ее карты весьма надежны.

– Ата, но это будет означать, что у нас всего десять дней. За это время очень трудно мобилизовать достаточно военных сил, но я попробую.

– Ничто не остановит меня.

Я кивнул.

– Леди Дей, я прошу вас о том, чтобы вы дали мне еще один приказ. Хотели бы вы, чтобы я слетал на Травяной остров и убедился, что башни Сута все еще принадлежат вам? Я могу попросить Диу Выпь доставить туда припасы.

Призрачный свет в ее глазах стал ярок, как свет факела в ночи.

– Да, – выдохнула она. – Хотя я никогда тебе не доверяла. Возвращайся вечером, послания будут готовы.

– Жду не дождусь, – промурлыкал я, сложив крылья так, чтобы подняться вертикально вверх, подобно бумажному змею.

Стена унеслась вниз, уменьшилась в размерах, и уже вскоре я вновь оказался над зелеными крышами Замка. Теперь у меня появилась новая информация, которой не владел Молния. Как он смеет говорить: «Ты заслуживаешь объяснений»! Мне нужно знать больше, чем он, о том, что происходит вокруг, – такая вот своеобразная форма голода.

Волнорез Туман был единственным пациентом в госпитале, поэтому все внимание Райн было сосредоточено именно на нем. Думаю, она специально придумывала, что бы еще такого с ним сделать. Я тоже как-то был предметом ее экспериментов, с моей риданнской потребностью в восьмисотметровой высоте и пульсом меньше пятидесяти ударов в минуту. Я знал, как дотошна Райн. Она показала мне, где находился Туман. Он сидел на высокой кровати, застеленной накрахмаленными белыми простынями. Меня едва не растрогал жалобный взгляд его серых глаз. Моряк дышал, открыв пересохший рот, часто и неглубоко – как умирающее животное. Светлые волосы на груди, жесткие, словно проволока, пробивались сквозь бинты, которыми был обмотан поверх белой рубахи его мускулистый торс. Райн, похоже, пришлось покорпеть над тем, чтобы так туго затянуть их.

– Здорово, бродяга, – прохрипел он. – Ты классно выглядишь. А вот мне стоило бы одеться. Попрошайки. Избирательность.

– Я ненадолго, – предупредил я. – Мне поручено передать тебе письмо от Аты. Она не требует немедленного ответа.

Я протянул ему конверт, быстро проверил возможные пути отступления и немного отошел назад. Конверт лежал на раненой ноге Тумана и выглядел крохотным.

– Ты собираешься его вскрывать?

– Янт, – вздохнул он, – я хочу извиниться за то, что произошло прошлой ночью.

– Никогда…

– …не думал, что это случится со мной. Гордость. Крах. Молния – великолепный фехтовальщик. Когда Райн отпустит меня, мы с ним сойдемся снова. И на этот раз без подобного окружения. Мухи. Дерьмо.

Меня уязвило его замечание, но я сохранил спокойствие.

– С другой стороны, если тебе нужен секундант, то я буду рад предоставить тебе свои услуги, – предложил я, но он лишь покачал головой.

– Лошадь. Вода. Ты известен своей непокорностью, и я уверен, что Молния уже рассказал тебе всю историю со своей позиции.

– Да, это так.

– Я ненавижу его. И его проклятую жадность – он хочет, чтобы вся Авия стала Микуотером, а нам ничего не осталось. Это я тоже ненавижу. Пес. Кормушка. Проблема в том, что в любом споре люди делают свой выбор в пользу более богатой стороны. Я знаю, что меня не поддержат. Он богат и громогласен. И хотя я стою на своем, меня никто не слушает. Голова. Стена.

– Я бы назвал это не просто жадностью, а стяжательством.

– Что?

– Я понимаю, какова твоя позиция в этой истории. И она гораздо более обоснованна, чем у Молнии.

– Правда?

– Смотри сам. Он продал Перегрин твоему отцу в засуху восьмидесятых годов шестнадцатого века. По мне, это честная сделка. На самом деле это достойно презрения – так долго испытывать раскаяние в содеянном, и это наверняка влияет на его оценку ситуации. Каждый знает, как отчаянно Молния пытается сохранить Микуотер, веря, что он отдает долг своей семье. У меня нет семьи, поэтому я плохо понимаю эту его потребность. Остальное меня не интересует. Мы, риданнцы, не очень-то любознательны. То, что происходит между тобой и Атой, – ваше личное дело.

– О да. – На его указательном пальце блестело потускневшее золотое кольцо. – По крайней мере, у меня есть жена. Птица. Рука.

Я искоса взглянул на него своими кошачьими глазами. Он не мог выдержать этого взгляда. Когда я жил в Хасилите, я всегда старался ни с кем не пересекаться взглядами. Проходя мимо людей на улице, я всегда смотрел в землю. Больше всего я хотел, чтобы меня не замечали, ибо в противном случае на меня сначала ошеломленно смотрели, а потом начинали обзывать или, хуже того, забрасывать камнями. Теперь, похоже, моя инаковость стала моей сильной стороной.

– Могу я положиться на тебя в борьбе против Насекомых?

– Конечно, бродяга. На землях за пределами Рейчизуотера. Безопасность. Количество.

– Теперь ты говоришь как Станиэль.

– Он идиот, но он – король, – уверенно проговорил Туман, но в хрипловатом голосе заядлого курильщика прозвучали нотки сожаления. – Кто осмелится предположить, что эсзаи станут поддерживать дурака? Самый мудрый шаг – ударить на север, поскольку в Рейчизе у него более пятидесяти тысяч солдат. Я держу в уме будущее своего поместья. И не хочу, чтобы оно страдало от неприязни Станиэля. Одна рука за себя и одна за корабль, как говорят в Диве. – Туман закашлялся и сморщился. – Янт, почему Сан не верит мне? Живет дольше, видит больше. Я говорил ему, что необходимая глубина – это семь метров, а в реке такой не найти. Незагруженной каравелле нужно пять метров в соленой воде, загруженной, в пресной, – гораздо больше. Сан слушает Ату потому, что она громко кричит, а не потому, что она права. Скрипучее колесо. Грязь. Бухта Ореоле – это только приливные течения и песчаные мели, ничего более. Корабли водоизмещением более пятисот тонн не заходят туда – они останавливаются в Саммердэе. А у меня – океанские каравеллы, а не чертовы баржи. Книга. Переплет. Набитые дурью и всякими подобными отбросами, они так быстро пойдут ко дну, будто их утопили специально. Если Ата решится на такое, то либо сядет на мели, либо утонет, либо Насекомые разорвут ее на кусочки. Отчаянные очень заразительны. Но это и полезно – потом никто не осмелится бросить мне вызов.