Текст книги "Цикл «Историк». Рассказ V. Кошмары создателя (СИ)"
Автор книги: Стас Северский
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Цикл “Историк”
Рассказ V
Кошмары создателя
Не должно творцу ждать, когда ответственности от него потребуют его творения, – он призван брать на себя ответственность еще при их замысле.
Готфрид Грабен
Крысы особенно решительно подошли к изучению этой записи, но я еще не знаю, в чем дело. Они мне пока ничего толком не говорят. Они мне никогда ничего толком не объясняют, считая, что я не такой сообразительный, как есть. Это они зря, я все равно разберусь, в чем тут дело, – с ними или без них. Только они знают, в чем дело наперед, а я узнаю после того, как прослушаю мысленный отчет этого ученого. Так уж бывает из-за того, что крысы котов такими высокоинтеллектуальными существами, как есть, не считают.
(Готфрид Грабен – полковник второго отдела первого управления службы научных исследований Шаттенберга. Уровень – S3, личный номер – 3001. Отчет в ментальном формате)
Запись №1 01. 09. 125 год Новой Техно-Эры 7:00
Груда грохочущего железа обрушилась мне на грудь, вырывая мой разум из непроницаемого мрака, но я не открыл слепленных сном глаз. Шлак, скрежеща заржавленными суставами, склонился над моим ухом и угрожающе зарычал, но глаз я не открыл. Он дохнул мне в лицо сероводородом, но я только отмахнулся, отгоняя его смрадное дыхание к открытому окну. Железные когти лязгнули о мой ошейник и начали настойчиво скрести ключицу, а я отвернулся к стене, утыкаясь лицом в подушку…
– Грабен, вставай! Ты должен встать и идти на службу!
– Еще десять минут…
– Одна, Грабен! И я начну кусать!
Шлак скрипнул тяжелыми челюстями, напоминая, что его пасть полна покореженных и обломанных зубов, но и это не подействовало. Я вяло стукнул едва сжатым кулаком по подушке…
– Укусишь – отправишься на свалку… Место, Шлак… Место…
– Надо же, как страшно! И не думай от меня отделаться такими угрозами!
– Это приказ, Шлак…
Шлак поразмыслил и исполнительно скрипнул хвостом, соскакивая с постели и отправляясь под кровать, к своре подобных ему кошмарных механических “собак”. А я постарался отогнать мысли о наступающем утре. Я бы отдал все – только бы оно не настало. Но оно – некорыстно и, следовательно, – неподкупно, что значит, – неотступно и несокрушимо. Утро одержимо убеждением обличать обманную ночь – оно проявляет правду резкими лучами, рассекая ими, как отточенными мечами, призрачные видения мрака. Оно преследует и заключает зыбкие образы тьмы в вечно темных тюремных застенках. Оно регулярно наступает на ночь, занимая позицию всегда правого светоносца, не ведающего неповиновения. И я вынужден с каждым его вторжением вставать, выходить и видеть генерала Сигертра Стага… Каждое утро мне приходится встречать его – человека, с которым мне невыносимо находиться и в одном здании. Его появление в корпусе затмевает даже постоянное присутствие моих подчиненных. Даже общество воистину невыносимого капитана Хэварта Райнхольда мне вытерпеть не так тяжело, как визит генерала Стага, – ученого, поступающегося принципами человека во имя науки.
Торжественный зов к пробуждению заполнил звуком гулкие коридоры, но не заглушил скорые шаги и звонкие голоса – нам приказано приступить к работе раньше положенного времени. Но я еще не пробудился и продолжаю лежать в постели, смотря через окно на серые башни Шаттенберга, поднимающиеся над предрассветным туманом. Окно открыто, и хилый ветер пробирает меня утренним холодом до костей. Зябко. Трудно покинуть постель в такую промозглую рань. Но луч восходящего солнца бьет мне в глаза все неуклоннее… И труба зовет… Я знаю, что все это должно бодрить, только воли встать и выйти это все мне не дает…
– Шлак… Я не могу… А я должен появиться на построении… Я неделю не появлялся…
Шлак, подключенный моим зовом, забрался мне на грудь и начал исполнять задачу – делать мое дальнейшее нахождение в постели невыносимым… Он царапает меня наждачными когтями, вцепляется в мои волосы обломанными зубами и мерзко шипит мне на ухо, угрожая гневом генерала Стага… Но безуспешно. “Спутник” вышел из ниши в стене, протягивая мне отглаженный китель, а я еще не поднялся…
– Шлак… Я обязан пойти на построение…
Страшный “щенок” призвал на помощь свору, отдавая в голос простые команды всей своей скрежещущей и громыхающей рати. Мои механические кошмары разошлись, скуля и воя, стаскивая одеяло и вырывая подушку, душа и царапая… Стараясь сообща, они добились своего, и меня обдало смутным ужасом, бродящим между сном и явью. Мой разум, наконец, включился, и я, в конце концов, вскочил на ноги, отбиваясь от чудовищных конструкций и отбрасывая кошмары в темноту…
Я с трудом вдел руки в рукава и натянул сапоги. Шлак, видя, что я все же встал, успокоился и решительно распорядился, разгоняя свору, – снова пряча отражающие мои страшные сны конструкции под столом, под кроватью… Мои подручные “псы” скрылись в темных углах, и я снова рухнул на постель… Нет, я не встану. Я пропущу построение. “Спутник” зря старается поднять меня…
– Вас ждут, полковник. Вы должны идти.
– Еще минуту… Одну минуту…
– Заводы шестого укрепления Хантэрхайма встали после очередного налета. Хантэрхайм не восполнит потери без помощи Шаттенберга. Северной крепости нужны солдаты и офицеры. Вы должны встать и идти.
– Покажи мне последние данные.
“Спутник” включил экран, выводя данные на развернутую во всю стену проекцию. У меня начала болеть голова, когда я всмотрелся в столбцы кодовых обозначений…
– Хантэрхайм отстоял шестое укрепление, но оно – разрушено, полковник.
– Три полка шестой армии – шесть тысяч человек… И высшие офицеры… А нам на одного полкового командира необходимо три часа… Нет, мы не справимся…
Андроид согласно склонил голову, переключая таблицы данных… Но у меня не получилось сосредоточиться на них…
– Первому управлению поручены и рабочие, полковник.
– Десятки тысяч – только на нас… И их высшие офицеры… И их генералы… Нет, мы не справимся. Нам и спешить смысла нет. Мы и за месяц их не закончим.
– Генерал Стаг распорядился передать солдат специалистам рабочих подразделений для внесения прежде прописанных программ памяти.
– Он даст этим солдатам память погибших?
– Так точно.
– Без изменений?
– Так точно. Нет времени на разработку новых программ памяти и исправление старых.
– Полное психическое совпадение?
– Все верно, полковник.
– Тогда и генетическое тоже? Коды высшей памяти пишутся в соответствии с ДНК.
– Да, полковник.
– Это строго воспрещено.
– Приказом главнокомандующего генералу Стагу переданы необходимые полномочия.
– Спрашивать со Стага результата в кратчайшие сроки и не требовать отчета в средствах достижения цели – это умопомрачение чистой воды…
– Это не безумие, а – необходимость. Будьте бдительны, полковник. Сегодня, возможно, будут допущены существенные ошибки.
Все мое тело, весь мой дух – все сопротивляется моим тяжким сборам… Генерал Стаг до боли сильно сдавливает мои виски холодной волей… Я не могу противостоять ему, но не могу и подчиниться – у меня нет сил… Он просто парализует мой разум, и я падаю на постель…
– Офицеры нужны Хантэрхайму все время этой войны – этой нескончаемой войны… Это длится годами… Это годами не дает мне выспаться… Мне нужно время…
– Вы истратили время, отведенное на сон, конструируя Одиннадцатого.
– Да, я сделал одиннадцатый кошмар для того, чтобы он будил меня вместе со всеми остальными отображениями ужасающих сонных видений, способных меня разбудить… Я устал и теперь не просыпаюсь от простого плохого сна или прежнего его отображения, подобного Шлаку… Одиннадцатый пока пугает меня настолько, что пробуждает мой разум…
Адъютант стянул меня строгой формой, как удавкой, поднимая с постели силой… Я оттолкнул холодную руку железки, протянутую к моей шее, и расстегнул душащий меня воротник… Но “спутник” снова скрепил стяжку… Я решил не спорить с ним, а отослать его, и тогда – просто ослабить все эти застежки, запирающие меня в светлом одеянии, как в оковах…
– Принеси мне кофе из столовой… А еду не приноси – не надо…
Андроид осмотрелся и остановил прохладно светящиеся глаза на моих подручных роботах, прячущихся под столом, под кроватью…
– У вас депрессия, полковник. Вам следует обратиться к врачу.
– Со мной все в порядке.
– Я настаиваю. Я вызову вам врача.
– Я – офицер S3.
– И офицеры S3 страдают депрессией. Вас мучают кошмарные сны. Это может пагубно отразиться на вашей профессиональной деятельности.
– На моей работе это никак не скажется. Ступай в столовую.
– Пока еще вы делаете кошмарных механических “собак”, но скоро вы начнете делать чудовищных людей.
– Я давно не биопрограммист, не забывай об этом.
– Вы нейропрограммист и должны об этом помнить. Вы не можете изуродовать тело человека, но можете изувечить его разум. Вы задаете коды высшей памяти и несете равную ответственность со специалистами, занимающимися низшей памятью.
– Как бы нашу ответственность ни уравнивали, – коды первостепенного значения и первоначальные параметры, определяющие человека, задают разработчики ДНК. Я ставлю задачи высшей коррекции и высшего контроля, не выходя за пределы прописанных ими условий, а только внося уточнения и поправки в их установки.
– Коды высшего контроля подчиняют низшую память. Вы и ваши подчиненные несете равную ответственность с полковником Вэймином и его людьми.
Вэймин… Он всегда был на шаг впереди, выслуживаясь перед генералом Стагом… Вэймин занял мое место, и теперь моя должность крепко зажата в его руках – в когтях “дракона”. А меня Стаг отодвинул – сослал в глушь, в десятый блок, занимающийся только контролем. Со временем я вернулся в первый блок. Но мне пришлось перейти на другое поле деятельности и вступить в должность с ограниченным влиянием на личность людей. Я сохранил статус создателя, но круг моих полномочий при построении памяти значительно сузился. Я проектирую одну лишь сложную психику – пишу, пусть непростую, но последующую память. Моя задача серьезна – я задаю людям знания, заменяющие первый опыт познания. Именно на эти знания опирается понимание людьми происходящего, – исходя именно из этих знаний, люди дают оценку событиям и себе. Личность строится на их основе, но только – отчасти, только – достраивается. Я даю людям душу, но – лишь частично, лишь опираясь на данные Вэймина. Мне запрещено писать сложную память, способную перекрыть простую, прописанную им. Противоречия – недопустимы. Они увечат личность, калечат человека. Поэтому я принужден оставаться последователем “дракона”. Он задает изначальные параметры, загоняя меня в их тесноту, – он задает направление, вынуждая меня тащиться у него в хвосте. А его создания – они всегда покорны судьбе. Это претит мне. Склонны они к надменности или к робости, к жестокости или к жалости – они всегда покорны и всегда ждут приказа. Они похожи на своего создателя, никогда не выходящего за пределы строгих распоряжений Стага.
Мне тошно от того, что Вэймин выслуживается перед генералом, а генерал – перед наукой… не в настоящем, а в – служебном смысле слова… Стаг – офицер S12, подходящий для всех служб системы, но в сути своей он – солдат, не дающий свободы даже себе. Отстаивая науку, он всегда готов пойти против руководителя, но, только исполняя распоряжение – высшего начальника. Для него не существует приказа главнокомандующего, но только, когда существует другой приказ – верховного главнокомандующего.
– Я – нейропрограммист высшей категории. Никто, ничто, никогда и никак не влияет на мою работу. Иди же.
“Спутник” повиновался и оставил меня прикуривать сигарету от Шлака, из пасти которого вырвался тонкий огненный язычок…
– Шлак, порой мне кажется, что мой адъютант ты, а не он…
Шлак вдумчиво вгляделся в меня, напрягаясь от тяжких для его простого разума мыслей…
– Ты зря так не внимателен к его мнению, Грабен.
– Не думаешь ли ты, что мой “спутник” прав?
Шлак, раздумывая, склонил зубастую голову на плечо, проломленное одним моим офицером, увидевшим страшного “зверька” у себя на груди сразу после подключения… Но Шлак не жалуется на повреждение – он знает, что это заслужено… Я объяснял ему, что он страшный, что ему нельзя подходить к созданным мной солдатам, – особенно, когда их только подключают, когда они еще не до конца понимают происходящее…
– Он прав, Грабен. Ты мрачнеешь день ото дня, делая мне “собак” все чудовищнее и чудовищнее.
– Это из-за Стага, который суровеет с каждым налетом на Шаттенберг. Из-за всего этого служить в первом управлении становится просто невыносимо. Но ничто из этого никак не сказывается на исполнении моих прямых служебных обязанностей.
– Война тяготит и гнетет нас всех, Грабен. Но ты мрачнеешь не только из-за нападений на нашу крепость. И Стага ты ненавидишь не только из-за его суровости. С тобой что-то происходит, Грабен, и это – не угнетенность войной и обстановкой в управлении, а что-то другое.
– С чего ты взял?
– С того, что это началось еще раньше, – прежде первого разрушительного налета на Шаттенберг и прежде первых жестких проявлений Стага. Это началось, когда ты собрал меня, а я помню, что тогда не происходило ничего подобного последним событиям.
– Хочешь сказать, что проблемы не у всех вокруг, а у меня одного?
– Я это и говорю, Грабен. Это тревожит меня. Меня беспокоит будущее, сотворенных тобой людей, – особенно, когда я смотрю на себя в зеркало.
– Моя ответственная служба беспокоит всех, кто видит тебя, Шлак, но это безосновательное беспокойство.
– Меня пугает и одна мысль о том, что ты можешь сделать человека такого же ужасного внутри, как я – снаружи.
– Ты знаешь, что этого не произойдет. Тебе известно, каких качественных людей я кодирую.
– Люди, сделанные тобой, безупречны. К ним не придерешься. Но среди них нет никого особенного, они все – обычные.
– Такие, каких требуют.
– В этом все и дело. Тебе не по душе делать таких людей, так что по ходу дела ты травишь душу скукой все сильнее. Тебе скучна такая деятельность, и ты – не справляешься со скукой. Особенно теперь, когда крушат Шаттенберг и когда Стаг ожесточается.
– Нет, Шлак, просто я служу не на своем месте.
– Винишь Вэймина, занявшего твое старое место? Но на прежнем месте ты делал таких же скучных людей и так же скучал.
– Не так.
– Ну пусть не так, но – скучал.
– В общем, верно, Шлак. Я и засиделся, и застоялся на месте – меня снедает тоска. Но это ничего не меняет и не имеет никакого значения. Я должен делать таких людей, каких требует система, и я – делаю. Я пишу коды, соблюдая правила и не пренебрегая стандартными схемами.
– Выдержишь ты так и дальше – тогда все так тянуться и будет. А не выдержишь – сделаешь очередного человека настоящим чудовищем.
– Я справлюсь со своей скукой. Не думай, что я перечеркну такой глупостью, как послабление, годы безупречной службы. Но с чего ты взял, что, откликнувшись призыву души к движению вперед, я сделаю настоящее чудовище, а не подлинного героя?
– С того, что у тебя в голове только кошмары вроде меня и моей своры.
– Ты ошибаешься, Шлак. Никогда ни один человек не получит от меня ни одного обрывка моего кошмара.
– Только пока ты не дашь ему ни одного обрывка своей души.
– Ты ошибаешься. Я способен создать выдающегося человека, вложив в него свою душу, – человека, вершащего великие дела.
– Трудно в это поверить.
– Конечно, ты же – единственное мое создание, разделяющее со мной мою душу. Но с тобой я разделил душу, погруженную во мрак ночи, а с человеком – разделю душу, озаренную утренним светом.
– А где ты такой свет возьмешь, Грабен?
– Я не так мрачен, Шлак, – свет есть и в моей душе.
– Что-то не верится. Внешность отражает душу, а ты выглядишь не как творец, а как гробовщик, Грабен.
– Не следует судить человека по одному его виду.
– Но у тебя такой похоронный вид, Грабен. Я не уверен, что это ни о чем не говорит.
– Не дело сомневаться в создателе, Шлак.
– Ты дал мне код сомнения в себе, а значит, – и в других, и в тебе.
– Да, я мог дать тебе разум глупой собаки, но дал – разум неглупого человека, чтобы ты не просто верил, что я – главный, а понимал, что я – главный.
– Ты не мой командир – ты мой конструктор и друг, Грабен.
– И конструктор, и друг, и – командир.
– Такого не бывает.
– Создатель – всегда начальник. А хороший создатель – еще и друг.
– Я не слушаюсь тебя – я делаю все, что мне в голову взбредет, а не тебе. Ты собрал меня из заводского шлака – мне это обидно, и этого я тебе никогда не прощу.
– Несносный ты “щенок”, Шлак! Прямо черт из преисподней!
– Ну так сделай себе другого друга, если я тебя не устраиваю!
– Я сделаю! И не сомневайся! Это будет особенная “собака”!
– Ладно, делай “собаку”. Лучше уж механическую “собаку”, чем живого человека. Но знай, что и за “собаку” я на тебя обиду затаю и не буду тебя слушаться из мести.
– Глупый “щенок”! О чем ты только думаешь?!
– Обо всем, Грабен. Но больше всего – о себе.
– Ты – моя “собака”. Ты должен думать больше обо мне, чем обо всем другом.
– Это ты дал мне личность. Я не могу не думать о себе – я же отделяю себя от других и от тебя. Самосознание и самопознание – суть личности. К тому же ты дал мне кусок своей эгоцентричной личности. Я – твое отражение, Грабен.
– Кусок моего отражения. И, видимо, как раз тот кусок, который крутится вокруг себя и не думает о долге и ответственности перед окружающими.
– Кто бы говорил, Грабен. Ты опоздал на службу, задержал всех своих подчиненных и затруднил начальника. Ты только и думал, как бы проваляться в постели подольше, когда Хантэрхайм понес такие потери, что дух стынет.
– Хантэрхайм с незапамятных времен не перестает погребать в нескончаемых сражениях созданных нами солдат… А я не железный, в отличие от тебя…
– Дело не в корпусе, Грабен, а в – мышлении. Иди на работу уже, а то я тебя укушу!
Запись №201. 09. 125 год Новой Техно-Эры 7:30
Как только я переступил порог пустого затемненного зала и засветил экраны главного компьютера, пришел Райнхольд. Я сделал вид, что не обратил на Хэварта, вставшего в дверях на пороге, никакого внимания. Я покажу ему, что занят, и подожду, пока он уйдет. Но он не уходит – возможно, его дело действительно важное. Он ждет, терпя возрастающую обиду и въедливо всматриваясь в меня. Придется отложить еще не прочтенные отчеты и заметить его.
– Разрешите?..
Хэварт осекся и окинул холодным взглядом Шлака, открывшего подсвеченную изнутри пасть и показавшего кривые клыки…
– Разрешаю. Проходите.
Хэварт прошел, и двери сошлись за его спиной, отсекая его от светлого коридора и запирая со мной в полумгле – один на один. У меня нарочно мрачно и специально холодно – ко мне мои подчиненные стараются не заходить, а когда заходят – стараются не задерживаться. Но Хэварт – человек крайне решительный и настолько целенаправленный, что не страдает привычкой смотреть по сторонам. Ему приходится оказывать особо негостеприимный прием. Мои “псы” принудили его прокашляться – он повысил голос, но его надсадный крик не перекрыл их рычания. Я прочел в его глазах крик еще надсаднее, но он сдержался и промолчал. Он понял, что я и без его пояснений знаю, что издеваюсь над ним. Ничего, потерпит – ему полезно знать место, как и моим “псам”. Хэварт – карьерист, считающий порядочность – слабостью, а принципиальность – глупостью. Он – беспринципный человек, не понимающий человеческого обращения, – на него действуют только примитивные методы подавления. Для Хэварта нет правил, пока нет наказания за их нарушение. Начальник для него – человек неприступный, как крепость. Он признает только презирающего его руководителя, не позволяющего ему поднять головы. Поэтому я унижаю его, возвышаясь в его глазах. Поэтому он не посягает на меня и мои приказы: я для него – недосягаемая вершина.
– Полковник, у вас новый робот? Одиннадцатый?
Подхалимский подход – чем прямее я его ставлю на место, тем кривее он прогибается передо мной, пытаясь покинуть отведенное ему место в отдалении и подобраться поближе. Ему дела нет до моих “собак”, но он старается быть внимательным к ним – особенно к моему любимцу, чье место он, кажется, только и мечтает занять.
– Вы еще не разучились считать, капитан. Достаточно о “собаках”, переходите к делу.
– У меня к вам вопрос. Он касается капитана Мао.
Так я и думал. У него редко возникают другие вопросы. Ко мне он является обычно – доносить на соратника, ставшего его главным соперником.
– Тогда и задавайте его в присутствии капитана Мао.
– Точнее, капитан Лей Мао касается вопроса, касающегося вас.
– Подождите, пока я свяжусь с капитаном Мао.
Хэварт низко наклонил голову, повинуясь, но от меня не укрылось его покривленное неприязнью лицо – он отчаянно ненавидит Лея, рьяно роя ямы у него на пути. И Лей в его ямы постоянно попадает и падает… Хэварт четырежды сшибал его с ног на подъеме, круша и его служебную лестницу… Но Лей вставал на ноги, строил новую лестницу и начинал новое восхождение. Он заслужил мое доверие и уважение. И Хэварт перестал ненавидеть его напоказ. А позже – стал пугаться осуждаемой мной ненависти к Лею настолько, что решил его передо мной полюбить. Я не жду, что Хэварт окажется таким старательным службистом, что убедит себя в доброй дружбе с Леем, угождая мне. Он никогда искренне не поверит в приязнь к Лею – к основному своему сопернику. С ним мне не суждено спокойно заниматься служебными обязанностями. Я должен все время вникать в его дела и оберегать всех не совсем дурных сотрудников от его выпадов. Лея – особенно. Он настолько честен и порядочен, что всегда идет вверх по служебной лестнице, но никогда не доходит до верха. Как я от них всех устал… Как они все мне надоели…
Я вызвал Лея, через сетевую связь, но он не отозвался. Сосредоточился на его мысленной активности и определил его местоположение – он в коридоре, рядом… Он идет, подходит к моим дверям…
При полной занятости они нашли время для личного доклада – похоже, дело действительно важное. Правда, для выяснения вечного вопроса “кто прав, кто виноват” время они находят всегда… Я просто подержу их и посмотрю, что останется от их сообщения при отсеве всего не главного… При такой нагрузке долгие разъяснения и длительные разборы недопустимы – острая нехватка времени вынудит их сократить сообщение и опустить все, что не относится к делу…
– Разрешите?..
Лей покосился на моего нового “пса” и запнулся, рассматривая его…
– Разрешу позже. Ждите.
Когда мои механические помощники с раздирающим слух скрипом скрылись под столом, я, не спеша, опустился в кресло. Хэварта и Лея я оставил стоять и ждать, пока я подключу экраны и просмотрю последние приказы Стага, пока подгружу еще не прочтенные отчеты подчиненных… Хэварт начал нервничать, и я решил продержать его в неизвестности столько, сколько получится. А Лей Мао – сносный офицер S1 – понимает, что я занят неотложными делами, и ждет спокойно. Он поприветствовал высунувшегося из-под стола Шлака, и страшный “щенок” скрипнул хвостом… Хвост Шлака снова стукнул по голенищу моего сапога… и заходил ходуном, отрывая меня от только что открытого отчета… Я перевел взгляд с экрана на него…
– Хватит, ты их достаточно выдержал – они теперь точно все, как на духу, выложат без вывертов в свою сторону.
Я напустил в глаза холода и поднял взгляд на Лея…
– Обращайтесь, Мао.
– Счел должным обратиться по вопросу, возникшему по данным, переданным биопрограммистами.
Я прижал руку ко лбу, унимая одолевающую меня головную боль…
– Докладывайте о данных.
– Мной были обнаружены ошибки, не выявленные техникой.
– Докладывайте об ошибках.
– Мной найдено расхождение данных с документацией. Коды низшей памяти последнего офицера, спроектированного первым отделом, прописаны неверно.
– Они утверждены Стагом – все в порядке.
– Считаю, данные нуждаются в дальнейшей проверке. Прошу вас просмотреть коды низшей памяти, присланные первым отделом, полковник.
Я посмотрел на режущий светом глаза экран и пригасил его…
– Все в порядке, Лей.
– Прошу вас, просмотрите подробнее.
– Считаете, Вэймин прописал программу с погрешностью?
– Не с погрешностью – с грубой ошибкой, полковник.
Я перевел пристальный, леденящий душу, взгляд на Хэварта…
– А вы, Райнхольд, как считаете?
– Я уверен – все в полном порядке, полковник.
Понятно, они опять не сошлись во мнениях и не смогли продолжить совместную проработку памяти без моего вмешательства. Они постоянно спорят, и их споры все время приходится решать мне. Я развернул экран шире, просмотрел схемы памяти и помрачнел… Вэймин спроектировал стоящего офицера… К сожалению, я не могу отрицать этого и не могу не согласиться по этому поводу с Хэвартом… “Дракон” сориентировался сразу и подстроился под требования северной крепости – его офицер полностью соответствует схеме воина северной армии… Хэварт прав…
– Все в порядке, Лей. В проекте получается агрессивный человек – сильный и целеустремленный. Он подойдет для севера.
– Он не просто настойчивый, он – просто, непреклонный. Кажется, что он – чересчур жесток.
– Только для Шаттенберга. Человек, обязанный вступить в войну на севере, должен обладать как раз такими качествами.
– Он – опасен, полковник.
– Он излишне агрессивен лишь в проекте Вэймина, а в моем плане он – сдержан. Я пропишу ему надлежащую память, и он перестанет представлять опасность. Суровый, целеустремленный офицер – он спроектирован специально для Хантэрхайма.
Я дал Лею понять, что разъяснения окончены, но Лей остался стоять на месте, смотря на меня в упор…
– Его враждебности выдержкой не задавить – он останется слишком агрессивным даже для севера.
– Не забывайте, что задавливать его волю будет не только моя воля. Его будет давить все вокруг. Город, который ему предстоит оборонять, окружен вечными льдами и ведет бесконечную войну. Для такого города необходимы как раз такие воины, которых не раздавят льды и вражеские орды.
Совсем узкие глаза Лея открылись шире привычного – он присмотрелся ко мне пристальнее, словно стараясь увидеть что-то ускользнувшее от его глаз…
– Он не воин, полковник.
Я указал ему развернутый перед ним код.
– Это офицер S7, Лей.
Хэварт подлетел к экрану, продираясь сквозь данные кода…
– Он – боец, Лей. Он – капитан S7.
– Но написано, что он – офицер S4 – рабочий.
Я всмотрелся в коды, сверяя данные и документы капитана… Проверил, перепроверил… Действительно – не совпадает… Я вырвал из рук “спутника” карту памяти с отчетными данными Вэймина… вывел отчет “дракона” на монитор, сверяя с системными данными… Все сходится – вернее, расхождения одни и те же… Вэймин, видимо, еще не проснулся, но наша контрольная техника никогда не спит… Мне не ясно, как он мог допустить такое… как могли допустить такое его подчиненные, его машины… А главное, – я не понимаю, как такое могли пропустить мои офицеры, моя техника… Один Лей заметил… Один Лей, узко прорезанных глаз которого я даже разглядеть не могу… Я уронил голову на руку – уже с утра болит… Уже с утра черт знает что… Я приказал “спутнику” составить отчет и…
– Вэймин… Он нужен мне… Лей, раз уж вы здесь… Свяжите меня с ним – сейчас. А вы, Хэварт… Свяжитесь с первым расчетным управлением. Просите полковника Ветрова. Он рассчитает поправки к задаче, поставленной нашей технике, определит неточности, пропущенные его подчиненными, и скорректирует задачу. Сообщите командиру контрольного блока о неисправности аппаратуры на ступени простой памяти. Он проверит последние поправки к программе памяти и найдет недочеты технопрограммиста. Обратитесь к технопрограммисту – вызовете полковника Воронова. Он перепишет поправки к программе. Помните – все начинается и кончается в расчетном управлении. Передадите данные Ветрову. Когда он утвердит исправленную задачу, тогда и поставим поправленную память… тогда и починим технику…
– Им понадобится много времени, а у нас его мало. Мы не сможем ждать так долго, полковник.
– Мы не станем ждать, Хэварт. Мы продолжим. Нам придется действовать, не опираясь на надежную аппаратуру, так что нам нужно стараться не допускать никаких неточностей. Я потребую от всех вас предельной сосредоточенности, и вы постараетесь все сделать правильно.
– Мы никогда не работали без оборудования… Мы не можем…
– Мы будем работать не без оборудования, а с оборудованием, дающим сбои. Я буду требовать от вас внимательности и контролировать вас. Конец обсуждению.
– Так точно.
Я подключился к линии, как только Вэймин отозвался…
– У вас вопросы по последнему офицеру?
– Вопросов нет. По данным он – боец, а по документам – рабочий.
Вэймин замолчал, просматривая документацию… Его молчание затянулось…
– Сейчас… Я скор с этим…
– Вы по причине недосмотра сделали – бойца, а ваша техника по причине неисправности сочла его – рабочим. Вот и все, Вэймин.
– Нет, моя аппаратура исправна…
– Ваша техника рассмотрела коды офицера S7, как коды офицера S4, подходящего для Хантэрхайма.
– Нет, невозможно… Я мог недосмотреть, перепутать приказы и прописать память бойца, а не рабочего, но техника… Нет, техника не могла пропустить такого расхождения и принять штурмовика за строителя…
– Ваша техника не отличила сделанного от требуемого.
– Нужно проверить новые поправки к задаче, недавно поставленные нашей технике. Возможно, дело в них.
– Уверен, что дело в них. Сигертр Стаг решил поставить поправки, не взирая на препятствия в виде Ветрова. Он принудил Ветрова утвердить задачу в укороченные сроки. Стаг, не помня покоя, не посмотрел на возражения Воронова. Он вынудил Воронова писать память спешно. Он заставил командира контрольного блока пропустить наскоро прописанные поправки.
Я прижал ладони к вискам крепче, опираясь на локти тяжелее…
– Да, недостаток времени вынудил генерала сократить время проверки.
– Теперь недостаток времени ударит его сильнее, а нас всех вообще – собьет с ног. Техника сбоит, Стаг требует, а я устал. Расчеты Ветрова, кодировки Воронова – все срывает мне график… Не срывайте мне график и вы, Вэймин…
– Что я могу сделать?
– Просто перепишите память требуемого строителя – я подожду. А прописанные прежде коды отложите пока в сторону. Передайте их следующему в списке офицеру вооруженных сил – ему эти схемы памяти подойдут.
– Я не могу сделать этого.
– Не можете? Но этот человек призван сражаться на севере. Другого ему не дано. При других обстоятельствах этот человек будет опасен. Оказавшись не на своем месте, он совершит преступление.
– Постарайтесь сделать его честным человеком и не дать ему стать преступником.
– Вэймин! Я не беру в разработку этого бойца! Я не приговорю этого бойца быть рабочим!
Вэймин вышел на монитор, не скрывая от меня и моих подчиненных глаз, чернеющих пропастями… Я впервые вижу его отчаяние, но оно не радует меня – оно касается и меня…
