Текст книги "Изумрудное оперение Гаруды "

Автор книги: Станислав Бычков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

2. ЛЕГЕНДАРНЫЙ «ЗОЛОТОЙ ВЕК»

 На камне, найденном близ города Капур на острове Банка близ Суматры, высечено: «В год Сака, в месяц светлый, в месяц Весак сделана эта надпись; в это время армия Шривиджайи отправилась на Яву, потому что люди Явы отказались подчиниться Шривиджайе». Год Сака древнеяванского календаря соответствует 686 году нашей эры. Шривиджайя – крупнейшая в Юго-Восточной Азии VII столетия империя, столица которой находилась на юго-востоке Суматры, примерно там, где сейчас располагается порт Палембанг. Это буддийское государство простиралось от южных границ современного Таиланда до Западной Явы, процветало за счет контроля над морскими торговыми путями, связывающими Китай и Индию через Малаккский и Зондский проливы.

По мнению индонезийского историка Кунчаранинграта, «все способности и силы народа Шривиджайи были направлены на создание армады торговых судов и военных кораблей для охраны торговых путей». Шривиджайские купцы были частыми гостями в индийских и китайских гаванях, на рейде их портовых городов ждали своей очереди к причалам суда из стран от Персии до Китая. Рис, золото, камфара, шелк, жемчуг, пряности, благовония, фарфор – все, чем был богат Восток, можно было найти на рынках шривиджайских городов.

Империя была также первым значительным буддийским центром Юго-Восточной Азии. Китайский паломник И Чинь, прибывший в ее столицу в 671 году по пути в Индию, остался там на шесть месяцев, поскольку нашел чему поучиться в «городе тысячи пагод». Через четырнадцать лет, возвращаясь на родину, он остановился уже на семь лет. Переводил там священные тексты. В местной школе махаянизма с 1011 по 1023 год набирался вдохновения великий тибетский проповедник буддизма Атиша.

Авторитет Шривиджайи в делах религии был так высок, а казна так туго набита, что правитель империи мог позволить себе строительство буддийских университета и храма не где-нибудь, а на родине вероучения, в Индии. Школа была выстроена в Бенгалии, а пагода – в Нагапатаме, городе южноиндийского княжества Чола.

Приносящая богатство и славу власть над проливами не давала покоя яванским князьям. Вырвать из рук Шривиджайи хотя бы разделяющий Яву и Суматру Зондский пролив стало для них задачей номер один. Первым сделать это попыталось возникшее на Центральной Яве в VII веке буддийское государство Матарам, которое сколотила династия Шайлендра – «Царей гор». Один из государей шайлендраского гнезда в легендах явно преувеличенно восхваляется как «великий завоеватель» Бали, Суматры, Камбоджи и других стран. Все последующие правители яванских княжеств считали своим первейшим долгом заявить о принадлежности к «могущественному дому» Шайлендра.

Как только государство Матарам укрепилось, оно сразу бросило вызов Шривиджайе. С тех пор соперничество между двумя странами долго не прекращалось. Отзвуки его сохранились и по сей день. В связи с этим вспоминаются два уличных торговца, которые каждый вечер становились за свои кухни на колесах недалеко друг от друга на углу торгового комплекса Чикини. Один из них был суматранец, другой – яванец.

Около первого всегда стояла небольшая очередь. Джа-картцам по вкусу пришлась его стряпня. Любо-дорого было посмотреть, как этот вечно улыбающийся парень за минуту превращал кусок теста в тончайший, почти прозрачный лист, ловко кидал его на огромную, шипящую разогретым маслом сковородку,– выливал на тесто месиво из сырых яиц, мяса, зелени и... через минуту заворачивал дымящуюся муртабу очередному клиенту. Некоторые тут же, не отходя от передвижной кухни, поедали свои порции этого сытного блюда. Для таких предусмотрительный суматранец держал наготове три табурета.

Он был не только искусным поваром. Он был артистом. Рот его не закрывался ни на секунду, с губ вслед за шуткой слетала прибаутка, с каждым он находил о чем побалагурить, каждому улыбался широко и подкупающе просто. Я много раз вставал в очередь к его ярко освещенной керосиновой лампой тележке. Он всегда меня приветствовал одними и теми же словами:

  – А, белый господин! Знать, наскучил вам ваш немецкий суп. Так отведайте нашей индонезийской муртабы.

При чем здесь суп, да еще немецкий, я не спрашивал. То ли он меня принимал за немца, то ли из всей европейской кухни знал только немецкий суп и считал его, разумеется, отвратительным.

Уже громко, так, чтобы слышали и остальные, он говорил:

  – Вот белый господин каждый вечер приходит сюда. Видно, полюбилась ему моя муртаба. Белый господин каждый раз берет только одну порцию, боится объесться.

Хитрец врал. Я не ходил к нему каждый вечер. Он мое появление для рекламы своей стряпни, для подтрунивания надо мной, что приводило индонезийцев в веселое оживление. Им очень, видно, нравилась мысль о том, что белый человек местную еду предпочитает немецкому супу. Говорливого, лукавого суматранца любили за легкий, веселый нрав.

Не любил его только торгующий сосед-яванец. Он мне как-то пожаловался, что когда-то был на этом углу единственным продавцом муртабы и не страдал от недостатка клиентов. Но вот появился с полгода назад этот «болтун», и теперь он почти все время сидит перед еле светящейся слабым синим пламенем газовой горелкой.

  – Нет покупателей. Все там,– махнул яванец в сторону.– Эти суматранцы такие проныры, везде пролезут. От них голова болит.

В обиде яванца нашли свои отголоски те далекие времена, когда Ява и Суматра, Матарам и Шривиджайя оспаривали контроль над Зондским проливом.

Для увековечения своего величия династия Царей гор построила Борободур – самую большую в мире буддийскую ступу. Название памятника-колосса означает «храм на горе». Боро – переиначенное на яванский лад санскритское слово «вихара» – монастырь; «бодур» в переводе с древнеяванского означает гора. Комплекс был построен между 778 и 850 годами в живописной долине Кеду на Центральной Яве. Согласно преданию, в сооружении этого непревзойденного творения яванских зодчих были заняты 15 тысяч чернорабочих, три тысячи каменотесов, столько же резчиков по камню. Храм создавался в специально избранном месте, освященном длившейся три недели церемонией приношения богатых даров божественным силам.

Духовным центром буддийской культуры он пробыл недолго, всего первые полтора столетия своего существования. К середине XI века, с падением Матарама, возвращением правящей элиты к индуистским культам, о Борободуре, как и о других символах буддизма, стали забывать. Позднее пробивший себе путь на Яву ислам закрепил это забвение. В XVIII столетии место, где когда-то красовался монастырь, описывалось как «гора, покрытая растительностью». Этой «горой» были покрытые мхом, опутанные лианами, перемешанные землетрясениями камни Борободура.

Первая попытка вернуть величайшую ступу человечеству была предпринята в 1814 году. Англичанин Стэмфорд Раффлз, тогдашний губернатор Явы и будущий основатель Сингапура, человек, обладавший редкой для колонизаторов страстью к изучению туземной культуры, отправился во главе экспедиции в долину Кеду, чтобы найти мистический «мертвый город», о котором местные жители, до шепота понизив голос, рассказывали страшные истории. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы определить подлинную историко-художественную ценность найденных развалин.

Серьезные реставрационные работы, однако, были начаты только столетие спустя. С 1907 по 1911 год под руководством голландского инженера Теодора ван Эрпа удалось восстановить прежний облик Борободура. Перемешанные каменные блоки были водворены на свои места, изваяния будд заново посажены на пьедесталы, вся громада монастыря очищена от корней и зелени.

В 1956 году командированные ЮНЕСКО специалисты вынесли суровый приговор: если не принять чрезвычайных мер, то самый большой буддийский храм мира будет утрачен навсегда, грунтовые воды размоют его земляное основание, и он рухнет. Через четыре года после постановки безжалостного диагноза правительство Индонезии обратилось к ООН за помощью. Был создан международный Фонд Борободура, 28 стран согласились принять участие в восстановительных работах, помочь вызвались специалисты с мировыми именами. Понадобилось 12 лет, 50 миллионов долларов, 600 реставраторов, тысячи рабочих, чтобы разобрать гигантский «дом» из полутора миллионов «кубиков», очистить каждый блок, восстановить, покрыть защитным составом и поставить на место. Одновременно создавалась новая дренажная система. В титанической работе широко использовалась вычислительная техника. Каждому камню был присвоен код, содержащий о нем все данные: вес, размер, форму, место. ЭВМ потом за считанные секунды подсказывала реставраторам, что делать с той или иной скульптурой, куда ставить тот или иной блок.

14 февраля 1983 года – второй день рождения Борободура. Величественный монумент, рожденный гением индонезийцев за две тысячи лет до создания собора Парижской богоматери, вновь занял полагающееся ему место среди архитектурных памятников человечества.

Я поднимался по черным ступеням храма, когда он еще был в строительных лесах, в окружении ажурных башен подъемных кранов, в сети из кабелей и проводов. Для обзора были доступны только центральная лестница и верхняя терраса. Туристов было так много, что узкая лестница казалась сплошной человеческой рекой. Наверху – такая же толчея. Люди спешили запечатлеть себя на фотопленке. Некоторые снимались в обнимку с каменными буддами. Нелепее пары трудно было придумать: непроницаемый, таинственный, всепонимающий лик – и рядом широко улыбающееся простоватое лицо какого-нибудь паренька или, что еще смешнее, ярко раскрашенная физиономия девушки. Неужели, подумалось, в памяти о встрече с чудом света останется толкотня, гам, назойливые приставания фотографов?!

К счастью, в расположенном рядом с каменной громадой деревянном офисе мне как журналисту сразу же пошли навстречу. Разрешили пройтись по закрытым для посетителей террасам и подняться на самый верх до того, как монастырь будет открыт и экскурсанты заполнят его шумом и суетой. Мне посоветовали подняться на верхнюю площадку в момент восхода солнца, как это делали паломники в VII – IX веках.

Чтобы последовать совету, пришлось на следующий день выехать из Джокьякарты в три часа утра. От города до Борободура было около 40 километров.

Фантастично восхитительной была гонка от Джокьякарты до Борободура. Надо было успеть приехать хотя бы за полчаса до рассвета. Поэтому пришлось мчаться с максимально возможной в ночных условиях скоростью. Тьма была поистине кромешной. Такой черной ночи мне видеть до тех пор не приходилось. Небо, видимо, было плотно затянуто тучами. Ни лунный, ни звездный свет не проникал к земле. В непроницаемом для глаза мраке единственным лучом был свет фар машины. Он далеко уходил ослепительно белым столбом, выхватывая из темноты только круглое пятно дороги. Казалось, что стремительно погружаешься в черную глубину океана или мчишься в космическом пространстве.

Впрочем, как ни увлекательно было путешествие, я не забывал об опасностях, подстерегающих автомобилистов на ночных индонезийских дорогах. Сущим бедствием являются велосипедисты. Они, как правило, едут на велосипедах без фонарей и с разбитыми или свернутыми набок задними отражателями света. Поэтому замечаешь их всегда в самый последний момент. А если учесть, что индонезийцы ездят, широко раскинув колени в стороны, убеждены, что их должны видеть, не приучены сворачивать и уступать дорогу, то часто получается, что этот последний момент оказывается трагическим.

Не менее опасны на ночных дорогах буйволиные повозки. Когда повозка вдруг вырастает перед тобой высокой задней стенкой, то для избежания столкновения требуются и реакция, и надежные тормоза.

Когда я подъезжал к Борободуру, горизонт на востоке уже начал бледнеть. В сумерках начинающегося дня храм казался задремавшим исполинским каменным лесом. Неясными силуэтами на фоне неба торчали верхушки многочисленных больших и маленьких дагоб и ступ. При приближении к огромной массе с отлогим, расплывчатым силуэтом создавалось впечатление, что входишь в затаившиеся дебри, в глубине которых живут фантастические существа. Как положено буддисту, я вошел с восточного входа и, попав на первый ярус, начал обход бесконечных галерей по кругу справа налево, с террасы на террасу.

Барельефы на первых четырех квадратных террасах отражали все перипетии жизненного пути Сиддхартхи Гаутамы – основателя буддизма. Каменная «книга» его жизни начиналась с земных глав: вещего сна матери, рождения из материнского бока, пребывания в родительском доме, встреч со злом, несправедливостью, бегства в лес, скитаний в поисках истины. Потом «страницы» стали повествовать о постах, подвижничестве, проповедях, постепенном приближении к просветлению. По мере подъема сюжеты отрывались от земной повседневности, все в большей степени иллюстрировали отвлеченные идеи, уводили все дальше в глубь абстрактных представлений.

Барельефы на первых этажах подробно рассказывали о реалиях тех далеких времен, когда создавался Борободур. Нигде, пожалуй, не найти такого подробного отражения одежды, транспорта, музыкальных инструментов, окружавших людей той эпохи. С этой точки зрения, историческая значимость храма не поддается оценке.

Эпизод из легенды о царственном юноше, влюбившемся в танцующую нимфу, изящная фигурка девушки Суджаты, которая протягивает Будде чашку риса, парусники с балансирами, сцены сельскохозяйственных работ, свадебных обрядов, царских аудиенций вырезаны на камне с такой достоверностью, так законченно и цельно, что невольно переносишься в события многовековой давности, становишься их участником.

Эстетическое воздействие резьбы потрясающе. Всматриваясь в проникнутые глубоким внутренним спокойствием, гармонией, равновесием барельефы, все больше окунаешься в мир, полный тепла и пластики. Мягкие, округлые формы умиротворяют, композиционная уравновешенность, неторопливость повествования настраивают на безмятежный лад. Только «очистившись» духовно при осмотре первых ярусов, паломник способен воспринять более одухотворенную, более абстрактную форму отражения истины – статую сидящего Будды под каменными шатрами-дагобами на трех верхних террасах. Непроницаемые лики, приподнятые плечи, сплетенные в символический знак пальцы гибких рук, распластанные в позе лотоса ноги можно рассмотреть сквозь окна в колоколообразных ступах.

Прикосновение к Будде считалось панацеей от всех невзгод. Его каменные плечи миллионами пальцев отполированы до зеркального блеска.

Недалеко от ступы-колосса находится еще один памятник буддийского периода – храм Мендут. Он построен примерно в то же время, что и Борободур, но выполнен в форме чанди. Храм замечателен высоким художественным уровнем барельефов, скупо покрывающих стены святилища и более щедро – боковые грани цокольной части. Наибольший интересны картины жанрового характера, иллюстрации к джатакам.

На одном из барельефов – обезьянка, сидящая на спине крокодила. Хищник хотел полакомиться сердцем малышки, но та обманула его, сказав, что оно находится в ветвях дерева на другом берегу, и переправилась невредимой через реку. Техника резьбы мягкая, композиции гармоничны и естественны. Большую роль играет декоративное оформление – резной орнамент, стилизованные деревья, сплетения цветов и листьев.

Внутри высокой темной целы – трехметровая статуя Будды. Познавший Истину здесь, хоть и отрешенно величественный, он все же очень человечный. Выражение лика, плавные линии тела, пальцы, сплетенные в жест поучения,– все выполнено по индийским канонам. Но Будда сидит не в традиционной аскетической позе, а восседает, подобно царю, на троне, среди львов и макар – фантастических морских чудовищ.

В этом его земной характер. Яванские художники ориентировались не на каноническую традицию, требовавшую придать Будде сверхчеловеческие качества, а на реалистическое изображение рожденного от земных родителей основателя учения. Он непроницаем в своей строгости, но не как бог, а как мудрец, постигший тщету сует и благость спокойствия духа. Потом, когда я сталкивался с потрясающей невозмутимостью индонезийцев, каждый раз вспоминал бога-человека из храма Мендут.

Создатели Борободура и Мендут – владыки Матарама – так и не сумели добиться того, чтобы капитаны торговых судов платили пошлину им, а не суматранцам. В IX столетии двор Шайлендра распадается на несколько отдельных княжеств. Одно за другим они подпадают под власть другой династии, которая поклонялась индуистским богам. Новые властелины Явы с еще большей настойчивостью стали рваться к водам Зондского пролива. Наступил период, который в историю Индонезии вошел как героический, легендарный «золотой век». В воспоминаниях о нем реальные события тесно переплелись с мифическими, в его земных делах участвуют боги, а его люди совершают подвиги, доступные богам.

В 16 километрах от Джокьякарты стоит созданный индуистами примерно в 900 году грандиозный храмовый комплекс, известный по названию близлежащей деревушки Прамбанан. Он – апогей развития на Яве храмовой архитектуры типа чанди. В нем нашло свое высшее выражение зрелое и цветущее мастерство яванцев X столетия. Через сотню лет после того, как в храм был вмонтирован последний камень, ого забросили по пока еще не совсем выясненным причинам. Потом его разрушило землетрясение. Восстановительные работы были начаты в 1918 году, продолжались два десятилетия, но и теперь не доведены до конца. До сих пор большинство его сооружений представляют собой бесформенную кучу камней. Но основные элементы храмового комплекса реконструированы.

Я видел их за час до заката, когда мягкие солнечные лучи выпукло окрасили их в темно-золотые, теплые тона. На фоне заметно темнеющего неба 47-метровая целла посвященного Шиве центрального храма с многочисленными башенками на цокольной и верхней частях высилась волшебным дворцом из еще незнакомой тебе сказки. Главную чанди чаще называют храмом Лоро Джонггранг.

Это имя дочери раджи Прамбанана. В переводе с древнеяванского означает «изящная девственница». В красавицу влюбился отважный принц Бандунг Бондовосо и попросил ее руки. Отец был согласен. Но браку воспротивилась дочь. Правда, виду не подала. На словах согласилась, но в качестве свадебного подарка потребовала тысячу чанди, которые юноша должен был выстроить за ночь. Бандунг Бондовосо принял вызов. Он владел магическими силами и был уверен в успехе. И действительно, ему оставалось соорудить еще всего один храм, а до восхода солнца еще оставалось время.

Но не принял принц в свои расчеты женского коварства. Красавица подняла под утро служанок и приказала им веять рис с таким шумом, чтобы проснулись петухи. Услышав петушиный крик, царевич бросил работу. А тут и ночь кончилась. Только теперь Бандунг Бондовосо понял, что его провели. В гневе он обратил Лоро Джонггранг в каменное изваяние богини смерти Дурги, которое и по сей день стоит в нише храма с северной стороны. В каждой из ее шести рук – какое-нибудь оружие.

Иногда Прамбанан называют святилищем из Тысячи храмов, хотя на самом деле их 240. По сторонам чанди Шивы возвышаются целлы, посвященные Брахме и Вишну. Напротив трех сооружений размещены более низкие храмы. Они построены в честь носителей богов: быка Нанди, птицы Гаруды и гуся Хамсы.

Замечательны рельефы на внутренних сторонах баллюстрады, обрамляющей лестницу храма Лоро Джонггранг. Среди искусствоведов они известны как «прамбананский мотив». 42 каменные картины – мастерски выполненные из местных вулканических пород иллюстрации к «Рамаяне». После элегантной гармонии и умиротворенного спокойствия барельефов Борободура каменные страницы Прамбанана поражают острым драматизмом. Напряженная сценичность происходящего здесь проявляется в решительной передаче чувств весьма индивидуализированных персонажей. Живые позы певцов и танцоров, свесившаяся с ветвей обезьяна, треплющиерисовый колосок птицы. Буддийскую отрешенность,созерцательность пластичных фигур здесь сменили жизнеспособные, деятельные люди в окружении реальной действительности.

«Золотой век» Индонезии венчает империя Маджапахит. История ее началась с китайского посольства на Яву. В 1289 году император Поднебесной империи Хубилай-хан отправил на остров дипломатическую миссию с требованием дани. Возмущенные высокомерием послов, яванцы отправили их обратно с обезображенными лицами – у кого отрезали нос, у кого – ухо. Император для наказания индонезийцев послал против них армаду из тысячи судов с 20 тысячами солдат. В ответ на это принц Виджайя Кертараджаса развернул против китайцев такую активную партизанскую войну, что те предпочли убраться восвояси. Штаб Виджайи находился в деревне Маджапахит, ее название он и взял для наименования своего государства, которому суждено было затмить славой и Шривиджайю и Матарам.

Создателем государства Маджапахит был Гаджа Мада. Его организаторский талант особенно проявился в годы правления Хайям Вурука (1350 – 1389). Владыка, будучи поклонником муз, любителем ученых, отвлеченных бесед, страстным охотником, все дела целиком оставил на попечение мудрого министра Гаджа Мада. Тот оправдал доверие. Силой, шантажом, интригами подчинил своему хозяину всю Яву и другие острова. При этом действовал порой весьма коварно.

Молодой государь, гласит предание, влюбился в дочь сунданского раджи. От нее нельзя было глаз отвести. «Как полная луна или восходящее солнце щедро озаряют своим светом мир, так и юная принцесса излучала сияние своей красотой. От одного взгляда на нее радовалось сердце, сладко кружилась голова». Правитель сунданцев, второй после яванцев крупнейшей народности Явы, был не прочь прекрасное дитя отдать в чужой дворец, но при условии, что она станет первой женой Хайям Вурука, то есть официально разделит с ним престижный трон Маджапахита.

Однако Гаджа Мада, давно замысливший покорить Сунду, грубо ответил: девчонка будет принята лишь как «дар» в царский гарем. Все это произошло без ведома влюбленного принца. Его любовь политик принес в жертву своим честолюбивым замыслам.

Оскорбленный сунданский правитель мог смыть обиду только кровью. Началась война, которая закончилась, увы, разгромом Сунды и убийством раджи.

Вскоре разными путями Гаджа Мада прибрал к рукам острова Бали, Калимантан, Тимор, Молукки и, наконец, Суматру. Сбылась многовековая мечта яванцев. Исходя из прежней вражды, могущественный министр не позволил бывшей Шривиджайе существовать хоть и вассальным, но отдельным государством. В Палембанге он посадил своего наместника, присвоив некогда великой империи статус яванской провинции.

Величие Маджапахита всегда служило лидерам национально-освободительного движения в довоенные и послевоенные годы историческим оправданием неделимости Индонезии. Созданный в годы войны комитет по выработке конституций будущего независимого индонезийского государства и подготовке других мер, необходимых для перехода в новое государственное качество, рассматривал три возможных территориальных варианта: строить независимую Индонезию в пределах границ Маджапахита, Нидерландской Индии или Явы, Суматры, Бали и Мадуры.

Гаджа Мада прославился не только территориальной экспансией. Он составил обширный свод законов, упорядочил и унифицировал строго централизованную власть, ввел регулярную регистрацию полей, перепись населения, заботился об ирригации, дорогах и мостах. Вот что предписывал архитектор Маджапахита деревенским старостам: «Служите верно своему богу и радже! Не упускайте ничего, что может увеличить благосостояние ваших деревень, смотрите за мостами и дорогами, священными деревьями варинггин и памятниками, чтобы рисовые поля и все, что посажено, цвело, было под защитой и хорошо ухожено. Смотрите внимательно, чтобы вода не ушла и народ не был вынужден искать лучшего места».

Главному министру двор был обязан возведенными в канон многочисленными торжественными религиозно-обрядовыми церемониями. Столица Маджапахита славилась гостеприимством, богатством, изысканностью. Гостей из Китая, Индии, Персии, Чампы, Аннама, Сиама здесь развлекали изощренными обедами, театральными и танцевальными представлениями, умными разговорами. При дворе Маджапахита были собраны известные на всю Юго-Восточную Азию толкователи священных текстов, прославленные маги и звездочеты, поэты и философы. К услугам гостей был знаменитый зоопарк, где можно было полюбоваться на множество экзотических животных архипелага.

Недолго, однако, светила звезда Маджапахита. Менее века.После смерти Гаджа Мады в 1364 году в здании империи появились первые трещины. Когда же почил Хайям Вурук, то маджапахитский двор превратился в гнездо династических междоусобиц. Корыстолюбивые, недалекие, завистливые наследники по кускам стали растаскивать то, что с таким трудом собрал великий министр. Последующие полтора столетия – это непрерывная череда гражданских войн, дворцовых переворотов, мятежей, убийств и отравлений. Завершающий удар по некогда могущественному государству султан княжества Демак. В 1512 году, узнав, что раджатайком отправил в Малакку к португальцам гонца с просьбой о военной помощи в обмен на торговые привилегии и территориальные права, правитель-мусульманин начал предупредительную атаку. Не дожидаясь подхода португальской флотилии, он напал на дворец продажного раджи.

Из дневника спутника Магеллана – Пигаффеты известно, что в 1522 году под Маджапахитом подразумевалась лишь небольшая деревня. С деревни началось, деревней и кончилось. Но то, что было между ними, вошло в историю Индонезии как ее самая славная страница доколониальных времен.