Текст книги "Пожнешь бурю"
Автор книги: Станислав Гагарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
13
Вы позволите мне позвонить собственному шефу, мистер Холмс? – спросил полковник Полухин, когда помощник Президента по национальной безопасности принял официальное сообщение из Пентагона о том, что приказ отменен по личному распоряжению главы государства.
Конечно, мой полковник! – воскликнул Ларри Холмс. – Впрочем, вы, наверно, уже генерал, дорогой друг… Во всяком случае, я позабочусь о том, чтобы в послании русскому лидеру Президент отразил вашу роль в этой истории, Джордж.
Полухин пожал плечами:
Я выполнял свой долг, Ларри. Во всем вы разобрались сами. Вам и лавры…
Сомнительные – увы! – лавры, – вздохнул профессор. – Звоните послу вот по этому телефону.
Не успел Полухин связаться с Фролом Игнатьевичем и сообщить ему, что опасность миновала, требовательно зазвенел телефон правительственной линии.
«Что там опять стряслось?» – с тревогой подумал военный атташе.
Ларри Холмс закончил разговор, положил трубку и застыл, уставившись в одну точку.
Плохие новости? – спросил Полухин.
С неожиданной стороны, – ответил профессор. – Приняли радиограмму. Передавал тот самый радист, который сообщил о пребывании Президента в Сент-Маунтии. Их осаждают какие-то вооруженные люди, они высадились из вертолета «ВВС-2». Это же машина вицепрезидента! Камуфляж, конечно… Эрвин Додж ранен, боеприпасы на исходе. Но ведь там должны быть вертолеты охраны!
Теперь Президент и его люди им не поверят, – сказал Полухин. – Как бы они ни выглядели. Встретят спасителей огнем. Будут лишние жертвы.
Вы правы, Джордж. Но что делать?!
Необходимо снабдить спасателей паролем, мистер Холмс. Придумать нечто такое… Оно должно заставить Президента поверить. Одно-два слова. Знаете что? Позвоните миссис Глории, – посоветовал военный атташе. – Объясните ситуацию. Она наверняка подскажет вам, как поступить.
Когда большой десантный вертолет завис над поляной, бандиты перестали стрелять и принялись отходить к лесу.
Что делать, Эрвин? – спросил Президент у Доджа, который сидел, прижавшись спиной к стене и баюкая перевязанную правую руку. Револьвер с двумя последними патронами в барабане лежал у левой руки.
Может быть, я ударю снова из базуки? – предложил Майкл.
Погоди, малыш, – остановил юношу начальник секретной службы. Подхватив с пола револьвер, он на коленях подобрался к окну и увидел, как из форточки пилотской кабины выхлестнулась и заболталась в струях воздуха, гонимого лопастями, белая тряпка.
Кальсоны они свои выбросили, что ли? – проворчал агент ФБР, поправляя на голове окровавленную повязку.
Пока не стреляй, Майкл, – сказал Эрвин Додж, – но держи его на мушке. Пускай садится. И целься в баки с топливом.
Но едва вертолет коснулся земли, рявкнул громкоговоритель.
– Мистер Президент! – кричал радиоголос. – Привет от Айви! Привет от Айви!..
Все удивленно посмотрели на Президента. Его лицо, измазанное кровью, улыбалось.
– Это наши, – сказал он.
14
Генерал Макаров сразу заметил, что Маргарита вернулась из его кабинета, где разговаривала по телефону, сама не своя. Невестка села на прежнее место напротив Ксении и изо всех сил старалась принять тот независимый вид, какой присущ был актрисе в любой обстановке. Только Иван Егорович видел, как ей не по себе. Видно, телефонный разговор лишил Маргариту Иосифовну привычной невозмутимости.
«Уж не случилось что с Василием? – встревожился генерал Макаров. – Хотя нет… Мне бы первому сообщили. Звонили-то в мою квартиру, а спрашивали ее, актерку».
Тут он заметил, что Маргарита поглядывает на него, и понял: хочет что-то рассказать ему. Генерал-лейтенант неторопливо поднялся из-за стола, успокаивающе повел рукой в сторону полковника Педерова. Харитон Семенович со вкусом рассказывал новый анекдот, но сейчас же принялся вставать вслед за хозяином. Генерал дал понять: сиди, мол, ты не на службе. И степенно, давая Маргарите возможность незаметно последовать за ним, направился в кабинет.
Еланская появилась минуты через три.
– Ну, – сказал Иван Егорович, – рассказывай, сношенька, что стряслось?
– Это он звонил, Иван Егорович, – проговорила Маргарита, изящным движением поднося платочек к глазам, хотя плакать явно не собиралась – не тот зритель.
Кто это «он»?
Еланский…
Не понял, – дернул головой генерал Макаров. Ему и в голову как-то не пришло, что Маргарита назовет отца по фамилии. А когда дошло, сноха покраснела уже, отворотясь, будто ей стыдно было смотреть свекру в глаза.
Ну, словом, это был он… Отец.
Прощался, что ли? – жестко спросил Макаров. – Надо было меня позвать. Я б ему в дорогу хороших слов за шиворот натолкал. Извини, правда, за выражение…
Что вы, Иван Егорович! – воскликнула Маргарита. – Все правильно вы говорите! Я ведь и сама чувствовала себя как прикованная к позорному столбу. Сижу и думаю: «Брошусь сейчас перед генералом на колени и буду при всех просить у него прощения». Верите – едва сдержалась!
А ты-то, голуба, при чем? – спросил Иван Егорович, несколько отмякая: признание невестки пришлось ему по душе. – Ты ведь за старого дурака не в ответе. Извини, что я так Иосифа назвал, ведь он твой отец. А для меня бывший ведомый, могу его и крепче окрестить.
С отцом я отношения разорвала, как только стало известно о его выходке с этим отъездом. Но все дело в том, Иван Егорович, что он теперь никуда не едет! Вот и позвонил мне срочно. Даже сюда не побоялся!
А как же наследство? – усмехнулся генерал Макаров. – Ведь, как я понимаю, Иосиф на него клюнул. Поразительно! Во время войны самый бессребреник был в эскадрилье, рубаху последнюю был готов отдать, шоколад из бортпайка ребятишкам раздавал, водку и табак уступал товарищам… Его ведь так и звали все: «Оськапростодыра». И на тебе! Наследство привалило! Клюнул на чужие деньги! Тьфу!
Погодите, Иван Егорович! – умоляюще вскричала актриса. – Понимаете, бес попутал человека… Разговоры эти о земле обетованной затмили ему голову, сионисты задурачили. Ведь он стал таким одиноким после смерти мамы…
Я, между прочим, тоже вдовец, – буркнул угрюмо Макаров. – А на одиночество не жалуюсь, человек сам себя на него обрекает.
Вы – сильный, – невольно польстила свекру Маргарита. – А вот Еланский попросту сдался перед таким испытанием… Но теперь отказался все-таки ехать!
Что так?– насмешливо спросил Макаров. – В другом месте больше предложили?
Это провокация против Василия, – сказала Маргарита. – Отец им был и не нужен вовсе. И наследство липовое. Он и рассказал мне сейчас обо всем. Как получилось…
По словам невестки, Иосиф Еланский уже имел от властей разрешение на выезд в Израиль для воссоединения с семейством троюродного брата. Брат уехал с родителями в Соединенные Штаты из Гродно еще в двадцатые годы, сколотил там кое-какой капиталец, а с возрастом удалился от дел и переехал с женой и незамужней дочерью в Тель-Авив. Здесь он и скончался и был погребен в земле предков согласно его завещанию. Перед смертью просил разыскать в России дальнего родственника и сообщить: он выделяет Иосифу половину капитала и будет счастлив, если тот присмотрит за его осиротевшими дочерью и женой.
Вот так и задурманили бывшего летчика, внушили, что он вовсе не к деньгам стремится, а к выполнению родственного долга. Миссия ему, значит, такая выпала под конец жизненного пути.
Видите, как тонко все было задумано, – говорила Маргарита.
Постой! – остановил ее Иван Егорович. – Но почему «задумано»?
А потому, что на самом деле все было не так. – ответила Маргарита Иосифовна.
– И брата не было?
– Нет, брат – тот существовал, и вдова его с дочерью живут в Тель-Авиве. Только никакого наследства он отцу не оставлял. По той причине, что сам еле сводил концы с концами и оставил семью без средств к существованию.
А дальше, рассказала Маргарита, все развивалось по такому, порядком уже заезженному сценарию. К вдове пришли вполне солидные люди и сказали, что на некоем мифическом счету ее покойного мужа лежит приличная сумма. Реализовать эти деньги она сможет только в том случае, если вызовет любимого, хотя и троюродного, братишку усопшего Теодора из России, убив тем самым трех зайцев: совершит богоугодное дело, вер нув еще одного иудея в лоно земли обетованной, окажет услугу государству Израиль и сама не останется внакладе.
– Об этом стало известно только сейчас, когда отец уже и билет себе купил, Иван Егорович. В самый последний момент его пригласили в компетентное учреждение и показали соответствующие документы.
Выяснилось, что сумма, внесенная на открытый задним числом счет Теодора, была выделена из особого фонда, который создал для поддержки секретных служб Израиля небезызвестный Мейер Лански, знаменитый главарь преступного синдиката в Соединенных Штатах. Босс американской мафии, как и Теодор, родился в Гродно, только там он носил фамилию Суховлянский.
– Погоди, – остановил Маргариту свекор, – я недавно читал о нем… он порылся в стопке книг на углу письменного стола и вытащил сочинение французских журналистов Шарлье и Марсилли в черно-желтой мягкой обложке.
– Послушай: «Мейер Лански – маленький, тщедушный, злобный, с изможденным лицом человек, которому суждено голодать до скончания века. Глаза у него были такими же черными, как и волосы, огромные уши оттопыривались. Пронизывающий собеседника взгляд заставлял забывать о его огромном носе, бледном лице и только следить за его отвислой губой, которая чуть вздрагивала, роняя с трудом выговариваемые слова…»
Генерал Макаров швырнул книгу на стол.
Он? – спросил Иван Егорович.
Наверно, – пожала плечами Маргарита, – кто его знает… Я никогда Мейера Лански не видела. И разве что в гробу хотела бы увидеть. В белых тапочках… Главное в другом. Затеяно все было в расчете погубить репутацию Василия. О нем знают т а м, и этой акцией собирались скомпрометировать как офицера, командира атомной подводной лодки. Ведь кто бы его пустил в океан, зятя уехавшего на Запад человека?!
Никто, – ответил генерал Макаров.
Для этого все и затевалось, весь этот шум и гам, скандал – мешебейрах по поводу воссоединения семьи и разных там прав человека… Будто у нас с Василием не семья и наши человеческие права в расчет ими не принимаются.
«Верно говоришь, сноха, – с теплым чувством к Маргарите подумал Иван Егорович. – Все у них четко и с прицелом продумано. Раз – и нет у русских прекрасного командира-подводника, человека уникальной профессии, которую не оценишь ни в рублях, ни в долларах. Старый прием – купить подставное лицо, а затем убрать того, кто ими определен в жертву. Какими надо быть нам прозорливыми, дальновидными, чтобы противостоять этим многоопытным интриганам…»
Воссоединиться ему, старому дураку, видишь ли, захотелось, – вслух сказал Иван Егорович. – А то, что родная дочка здесь остается… это он -соображал? Я уж не говорю о том, какую Осип неприятность Василию подбросил. Ведь когда-то кровь проливал за Родину, а тут вдруг решил от нее отвернуться!
Так я же не раз об этом отцу твердила, – вздохнула невестка.
Они помолчали.
Ну и что же теперь Иосиф? – спросил генерал Макаров у снохи.
Он тут же отправился на Центральный телеграф и дал в Тель-Авив телеграмму. Так и написал: «Напрасно ждете тчк Вызов возвращаю тчк». А дальше написал… – Маргарита засмеялась.
Ну что же ты остановилась? Послал их куда подальше, что ли?
Отец добавил два только слова: «А шейнем клейнэм!»
Это очень неприлично? – спросил с улыбкой Иван Егорович.
Так себе, – сказала Маргарита. – Для них будет в самый раз… Ведь я чувствовала в этой истории подвох, чувствовала! И отцу сколько раз говорила. Куда там! Заладил как попугай: «Они остались одни, бедные женщины. Мой долг брата…» А его долг отца? Вы правы… Обо мне с Василием он не подумал. Миссионер какой выискался!
Ладно, успокойся, – остановил ее Иван Егорович. – Пойдем, Маргарита, к столу.
Но я ведь главное забыла вам сказать… Еланский, отец, значит, просил вам передать… Он сказал, что если его можно простить за все это, то на коленях в Шимолино приползет.
– Пусть едет на электричке, – усмехнулся генерал.
До взрыва плотины на озере Лебяжьем оставались считанные минуты.
Замполит Шапошников был с Макаровым на постоянной связи. Сейчас Юрий Иванович находился в оголовке пусковой установки, устранял неисправность в системе наддува топливных баков.
«Что же произошло с дросселями в магистралях? – думал он, энергично работая у баллонов, чтобы наглухо перекрыть стравливание газа в баки. – Наверно, подземный толчок сказался и здесь. Сдвинулся трубопровод, образовался зазор в клапанах. Да мало ли что могло произойти! Главное – возникла опасность взрыва ракеты».
Закончив работу, Макаров позвонил Сергею Шапошникову:
Как сейчас?
Давление не увеличивается, – ответил замполит.
А с чего бы ему увеличиваться, если наглухо перекрыл систему и автоматику отключил. Ты сообщил начальству?
Конечно! Сказали, что ждут от нас сигнала: все исправлено.
Ну тогда доложи, что полный у нас порядок. Не взорвется наш «Громобойчик», не введет в искушение противника. А боевой приказ?
– Еще не сняли.
– Тем более. Значит, я возвращаюсь. Пусть взрывают плотину. До встречи!
Сергей Шапошников отключился от пусковой установки, где находился сейчас его командир, и стал связываться с соединением.
Макаров же еще раз проверил, надежно ли затянул газовый вентиль, и в последний раз, будто прощаясь, подошел к боеголовке, приложил руку к контейнеру. В нем, словно в коконе, пряталось огромное тело ракеты.
«Какая силища! – подумал он. – Вот бы ее – да на пользу человеку. Ан нет, на погибель тебя сочинили…»
Впрочем, командир ракетной части прекрасно понимал, что эта могучая техника не может быть сама по себе ни злой, ни доброй. Только люди определяют, каким принципам будут служить придуманные ими големы. Надо надеяться – добру…
А все от раздвоения и последующего противопоставления друг другу. Сначала противостояние, затем абсо лютизация этого процесса, метафизическое огрубление его. Только ведь нынешняя ситуация исключает иной подход, кроме полного и безоговорочного уничтожения и межконтинентальных ракет.
– До скорого свидания, – сказал Макаров ракете и повернулся к выходному люку.
Через люк кто-то спускался в шахту.
… В ожидании командира части вертолет висел над бетонированной площадкой рядом с пусковой установкой. Как только Макаров покажется на поверхности, закроет люк запасного хода в оголовок на замок, подбежит к выпущенной лестнице и… Можно будет уносить ноги с этого места, оно после взрыва плотины будет накрыто водяным валом.
По майор не показывался, хотя те пять минут, о которых он сказал летчику и Зое Федоровне, порывавшейся пойти с ним вместе, уже истекли. Гаенкова то и дело смотрела на часы, стараясь сделать это незаметно, ведь рядом находился Юрашка Макаров. Она, естественно, не хотела, чтоб ее беспокойство передалось сыну командира.
Оба мальчишки все норовили попасть в кабину пилотов и особых хлопот не доставляли. А вот сама Зоя Гаенкова места себе не находила. То ей представлялось, что командир, пробираясь в хитросплетениях различных устройств, упал и разбился, сломал ногу, лежит без сознания или потерял способность двигаться, тщетно зовет со на помощь. А может быть, отравился газами, в которые превратилось протекшее топливо; о том, что оно крайне ядовито, Гаенкова конечно же знала. У них в части, в музее при Доме офицеров, висела картина, изображавшая подвиг офицера-ракетчика, который, рискуя жизнью, перекрыл поступление топлива в разорванный шланг при заборе реальных компонентов. Солдат он спас, а сам погиб, бедолага…
Картины несчастий, происшедших с Юрием, одна страшнее другой, чередой проходили в сознании Зои. Наконец она вскочила с сиденья и бросилась к выходу, у которого дежурил один из летчиков – страховал выброшенную металлическую лесенку.
– Вы куда, доктор? – спросил он.
– Надо посмотреть, что с командиром. Может быть, случилось что, – строго, тоном, не допускающим никаких возражений, проговорила Гаенкова.
«В конце концов, я врач, – внушала она себе, спускаясь по лесенке на бетонные плиты. – И мой долг – находиться рядом с ним!»
Зоя все надеялась, что не успеет дойти до люка, а тут и Юрий из него покажется. Но вот она, отброшенная в сторону крышка…
Командир не появлялся. Самые худшие предположения охватили женщину, и Зоя решительно полезла в оголовок пусковой установки.
«Что-то произошло?» – вскинулось в сознании Макарова, и командир бросился к начальнику медслужбы. Гаенкова уже спустилась и высматривала майора, которого пока еще не сумела разглядеть в непривычной для нее обстановке. Но когда Юрий вдруг появился перед ней живой и невредимый, ноги у Зои подкосились, она едва не упала и, подхваченная командиром, уткнулась ему в грудь, зарыдала.
– Что?! – закричал Макаров. – Что случилось, Зоя?! Зачем вы здесь? Надо немедленно выбираться… Быстро вылезайте отсюда!
Он едва ли не на руках подтащил врача к трапу и принялся подталкивать ее, понуждая ставить ноги на металлические скобы и держаться за них же.
– Да возьмите себя в руки, доктор! – отчаянно призвал командир, соображая, что же ему предпринять, как заставить женщину уйти поскорее из оголовка, который может оказаться их общей могилой.
А Гаенкова ослабела от переполнявшего ее чувства: все в порядке, он жив и здоров, а больше ничего для счастья не нужно. Она даже потеряла ощущение опасности, вовсе забыла, где находится, зачем они вообще прилетели на эту пусковую установку. Кое-как подпираемая снизу командиром, который в тесном выходе из шахты делал это довольно неуклюже, Зоя Федоровна выбралась на поверхность.
Вертолет висел метрах в пятидесяти от них.
С развевающимися от ветра волосами, на подгибающихся, будто ватных, ногах, Зоя прошла до лесенки, свисавшей из кабины летательного аппарата, ухватилась за перекладину и оглянулась.
Командир закрывал люк запасного выхода из ракетной шахты.
– Лезьте наверх! – крикнул он, подняв голову и увидев, что Гаенкова выжидательно смотрит на него.
Зоя поставила ногу на болтающуюся над самой землей перекладину. Юрий Макаров справился наконец с затвором и бросился к лестнице. Струя воздуха сбила с него фуражку, и та покатилась по бетонной площадке.
Командир оглянулся, хотел было догнать фуражку, но махнул с досады рукой.
Из проема входной дверцы вертолета что-то отчаянно кричал один из авиаторов. Но голос его заглушали гул работающего двигателя, свист лопастей, и Юрий показал: не слышу, мол, ничего. Тогда авиатор, продолжая кричать, показал рукой на происходящее за спиной ракетчика. Макаров обернулся: по речной долине, будто вскачь, стремительно и неотвратимо неслась светло-серая стена водяного вала, вырывая с корнем могучие деревья, подминая кусты, клокоча от ярости пеной.
Несколько мгновений Юрий оцепенело смотрел на разгул стихии, потом, очнувшись, кинулся к вертолету. Метров двадцать оставалось ему до свисающей лестницы, как вдруг он оступился, резкая, горячая боль рванула ногу, холодный пот покрыл тело – и Юрий упал. Попытался приподняться, но слабость охватила его.
Макаров снова опустился на землю, но успел махнуть пилоту: «Немедленно вверх!»
Вертолет подпрыгнул на десяток метров – и в тот же миг стремительный вал обрушился на площадку пусковой установки.
… Сумеречно было в хвойном лесу, и строгость мохнатых зеленых деревьев смягчали оранжевые шарики на лапах.
«Апельсины на елках… Красиво», – успел подумать Макаров.
16
– Как вы сообразили обратиться за советом к Глории? – спросил Президент у Ларри Холмса по возвращении в Вашингтон.
Профессор только что покинул госпиталь святой Анны и вернулся в Белый дом: решил долечиваться, не расставаясь больше со своим шефом.
– Когда я понял, что вы больше никому не верите и станете стрелять даже в директора ФБР, если он явит ся вас выручать, то решил обратиться к вашей жене, сэр. Правда, должен признаться, что меня натолкнул на эту мысль тот самый русский полковник…
Джордж Пол… Полъю… Черт, никак не выговорю его фамилию…
Полъюхин, сэр, -подсказал Ларри Холмс. – Если бы Джордж не был русским, его стоило наградить Почетной медалью конгресса.
Можно попытаться сделать это, – заметил Президент. – Ведь и всему случившемуся не было прецедента.
Тогда Глория и сказала мне: «Передайте Президенту привет от Айви!»
Молодец! – улыбнулся хозяин Овального кабинета. – Это сработало. Никто, кроме меня и ее, не знает историю про плющ…
Ларри Холмс вежливо помолчал, давая возможность Президенту решить, делиться ли ему этой историей с ним или промолчать.
– Еще студентом я приехал с братом Глории в их дом на каникулы. Это была старинная усадьба восемнадцатого века, со всех сторон обвитая плющом. Меня познакомили с Глорией, мы как-то разом приглянулись друг другу. Вот тогда я, самонадеянный студиозус из Миннеаполиса, однажды вечером и решил продолжить знакомство с Глорией в ее комнате, тем более что свет там еще горел… Цепляясь за плющ, подобрался к подоконнику и собирался уже влезть в комнату, как плющ предал меня, одна из его плетей не выдержала… Глория не растерялась, выбралась из комнаты тем же путем, каким я хотел к ней попасть, и нашла своего рыцаря со сломанной ногой внизу.
Два месяца мне пришлось оставаться в этом доме, откуда я вышел уже женихом Глории, так и не проговорившейся никому о коварстве «айви» Надеюсь на вашу скромность, Ларри. Теперь этот своеобразный пароль будут знать только трое.
Ларри Холмс склонил признательно голову и напомнил:
– Пресс-конференция завтра в десять утра, сэр. Президент кивнул.
– Думаю, мы все готовы к ней. Жаль, что адмирал Редфорд отказался выступить перед журналистами. А ведь он знает куда больше нас с вами, Ларри.
Зеленый Вождь не до конца раскрылся Президенту, хотя тот и догадывался, что глобальный конфликт разрешен не без помощи тех людей, которые стоят за адмиралом. А разве невесть как очутившиеся на кордоне Пол Дентон из ФБР с великолепным четвероногим Иглом не спасли чудесным прыжком с неба Америку, человечество и жизнь ему самому, Президенту Соединенных Штабов?! Ведь агент, доставивший в Сент-Маунтин «черный ящик», прямо сказал: он направлен адмиралом Редфордом. Значит, могущество этого человека распространяется и на людей из Федерального бюро расследования?..
«А не слишком ли большая сила в руках моего верного друга? -подумал Президент. – Надо будет присмотреться к нему поближе…»
Он хорошо понимал, чем обязан адмиралу Редфорду, испытывал вполне понятное чувство искренней благодарности, как человек, спасенный от неминуемой смерти. И как патриот Америки преклонял колени перед адмиралом и соратниками его. Но как глава государства Президент не имел права допустить того, что ему ничего не известно о группе загадочных лиц, которыми руководил Редфорд и, судя по результатам, талантливо этим занимался.
Едва хозяин Белого Дома возвратился на Пенсильвания-авеню, он запросил у директора ФБР сведения о Поле Дентоне. Глава службы ответил, что Дентон один из лучших его сотрудников. Но, к сожалению, он подал рапорт на отставку после очередного отпуска, в котором Пол сейчас пребывает.
– У вас есть какие-нибудь претензии к Полу? – спросил директор. – Я лично знаю Дентона и готов за него поручиться, мистер Президент.
«А кто мне поручится за тебя самого? – мысленно усмехнулся Президент, вспомнив, что один из убитых Доджем «полицейских» был сотрудником ФБР. – Может быть, после нашего разговора ты исчезнешь, как пропал неизвестно куда директор ЦРУ…»
О Дональде Крузо до сих пор не было ничего известно, и Президент, уже не сомневающийся в причастности его к заговору, – кое-какие документы адмирал Редфорд ему передал, распорядился начать официальное расследование.
Вслух он сказал:
– Напротив… Ваша оценка деятельности Пола Ден тона совпадает с тем, что известно мне, директор. Жаль, что вас покидает такой надежный и добросовестный сотрудник. Устройте ему выход в отставку по высшему разряду и помогите начать дело, если он захочет заняться какой-либо иной деятельностью.
«А потом я и сам о нем позабочусь, – решил Президент. – Надо приблизить этого человека и через него выйти на организацию адмирала.
На пресс-конференции буду предельно сдержан. Главное в том, чтобы не раскрыть прежде времени те козыри, которыми располагаю. Ни слова пока о Комитете семи. За этими людьми таятся другие, более могущественные силы. Бывший генерал Патрик Холл арестован, его станет судить военный трибунал и приговорит к электрическому стулу. А я, Президент Соединенных Штатов, помилую его, заменю смертную казнь пожизненным заключением. По-иному нельзя. Казнь Холла примут за акт моей личной мести. Но ведь генерал и его сообщники убили Уорднера, многих других людей, так и не добравшись до моей головы… Око за око? Справедливо, только не по-государственному.
На мне лежит особая миссия, – подумал Президент. – Необходимо успокоить Америку, до которой дошли слухи о попытке ввергнуть мир в катастрофу ядерной войны. А пошатнувшееся доверие русских? Как мне снова укрепить его?..
И как забыть то, что неожиданно обрушилось на меня…»
Он вспомнил недавнее прошлое.
Горящий вертолет с трупами людей, разбитый череп генерала Уорднера, мнимых полицейских, убитых Эрвином Доджем, осаду кордона Сент-Маунтин, дергающийся автомат в собственных руках
Президент замотал вдруг головой, будто хотел стряхнуть жуткие воспоминания.
Ларри Холмс с тревогой взглянул на него.
– Никак не могу забыть того парня, что был так похож на меня, – тихо проговорил Президент.
Потом сделал усилие, усмехнулся:
Нет, вы только подумайте, Ларри, какой парадокс! Я защищал собственную жизнь, стреляя из русского автомата! Вы можете себе это представить?
Пытаюсь, – улыбнулся Ларри Холмс. – Сенсационный, потрясающий факт, сэр, он стоит миллион долларов. Только, ради бога, не рассказывайте об этом на пресс-конференции. Здесь я усматриваю особую, правда, глубоко запрятанную символику. Но боюсь, что американские избиратели ее не поймут. Пока не поймут…
