Текст книги "Над Припятью"

Автор книги: Станислав Мыслиньский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Станислав Мыслиньский
Над Припятью

Вступление

Проходят годы. События, хорошие и плохие, постепенно становятся историей или забываются. Но никогда не забудет польский народ трагических лет гитлеровской оккупации. Эти годы борьбы Польши за национальное освобождение особенно близки и дороги сердцу каждого поляка и составляют гордость нынешних и будущих поколений. Молодежи необходимо знать правду о том героическом времени, когда их братья, отцы и деды, не щадя жизни, боролись за свободу родины. Однако не все события прошлого правдиво и достаточно подробно освещены в книгах.

Сегодня гораздо легче разобраться во многих спорных вопросах того времени. Одним из них я считаю драму рядовых участников движения Сопротивления Армии Крайовой.

По прошествии стольких лет мы многое узнали об этих событиях из воспоминаний непосредственных участников и из исследований историков. В связи с этим нас вновь и вновь интересует, имели ли солдаты Армии Крайовой возможность выбирать другой путь и отдавали ли они себе отчет в том, к чему приведут приказы их вышестоящих командиров; было ли известно рядовым воинам Армии Крайовой, что, выполняя приказы «сверху», они тем самым открывали дорогу для возвращения в Польшу тех политиков, которые стали банкротами еще накануне сентября 1939 года…

На все эти волнующие вопросы я старался ответить в настоящей книге, которая не претендует быть научным исследованием или историческим романом. Книга повествует об относительно недавнем прошлом, которое для многих моих современников является частью их личной жизни. Я старался рассматривать события и с позиций военной действительности, и с точки зрения сегодняшнего дня, учитывая их новую историческую оценку. Если в определенной степени мне удалось это сделать – это прежде всего заслуга тех источников и материалов, которыми я пользовался.

Действительно, история знает немало примеров, когда власть имущие толкали свой народ в пропасть. Члены «лондонского эмигрантского правительства», не колеблясь, делали из солдатской присяги ширму, чтобы скрыть всю низость идеи, ради которой многие, помимо их воли, жертвовали жизнью. Но не только это. Правящие круги самым бессовестным образом использовали в своих целях верность присяге и самоотверженность солдат Армии Крайовой. В то время тысячи честных поляков, зачастую вопреки указаниям лондонского руководства, мужественно и самоотверженно стремились сделать все возможное, чтобы приблизить время национального освобождения. Трагедия состояла в том, что это одновременно возрождало и… старый несправедливый общественный порядок. Трагичным во всем этом было и другое. Когда уже всей европейской общественности стало ясно, что свободу полякам и другим славянским народам несет только Советская Армия, «лондонское эмигрантское правительство» последовательно старалось уничтожить все попытки взаимодействия даже низовых звеньев Армии Крайовой с частями армии-освободительницы. Такова историческая правда. Опираясь на доступные документы и материалы, я хотел раскрыть горькую правду о событиях тех дней, о судьбах многих близких мне людей – участников этих событий.

В настоящей книге излагаются не только действия одного из соединений Армии Крайовой на Волыни в 1944 году, но и представлена фронтовая обстановка того периода, а также раскрываются коварные попытки врагов разъединить народно-освободительное движение в Польше. На примере одного соединения Армии Крайовой я стремился показать, что окончательного разгрома фашистских оккупантов можно было добиться только при активном взаимодействии с советскими воинами, только в рядах Войска Польского, возрожденного под Ленино. Выполнение же приказов «верхов» неминуемо обрекало рядовых бойцов Армии Крайовой на братоубийство, вело к трагическому исходу. На страницах книги подчеркивается, что именно на это рассчитывали Гитлер и его ближайшее окружение.

Книга адресована прежде всего молодому читателю. На конкретном историческом материале, пронизанном личными размышлениями, я, как непосредственный участник описываемых событий, старался донести до молодого читателя всю сложность проблем того времени, вновь переживал и горести, и радости тех фронтовых лет, вновь ощущал нелегкое бремя минувшей грозы, эхо которой по-прежнему слышится над землей.

Существовали ли подхорунжий Лешек, поручник Заремба, имели ли место описанные эпизоды солдатской дружбы и любви? В основе повествования лежат факты, взятые мною из жизни. Отдельные действующие лица, тесно связанные с реальными и вымышленными событиями, являются только плодом моего воображения.

Пусть эта книга будет данью памяти тем, кто пережил то время, и тем, кто в борьбе за свободу родины отдал жизнь.

Автор

Весна в том году пришла на Волынь относительно рано. Была вторая половина марта, а снег уже почти растаял, и только кое-где виднелись остатки серых пятен, особенно на северной стороне крыш и в глубоких оврагах. Вздувался лед на реках и ручейках, а разлив весенних вод поглощал участки пахотной земли и даже дороги в низинах. Южный ветер приятно шумел в ветвях придорожных деревьев и садов, разнося по полю ветхие соломенные покрытия еще уцелевших хат, осушал поля, где чернозем перемешался с красной липкой глиной, и согревал воздух после ночных холодов и заморозков.

На Волыни эту пору года особенно ждали. В селах, прижатых к земле ольховыми лесами, тонущих в болотах и нищете, в домах с обветшалыми крышами, перемерзшие и изголодавшиеся люди как избавления ждали весны 1944 года. Всю зиму они прожили, питаясь одним картофелем, в темных, зачастую курных хатах, стены которых белели от инея.

И вот наконец приближалась эта долгожданная весна.

Повсеместно в селах радовались, что мороз наконец перестанет разукрашивать стекла окон, кончится тресканье деревьев, которые раскалывались от сильных морозов, и перестанут выть голодные волки, подходившие к пустым коровникам и сараям.

Люди выходили на раскисшие дворы и подставляли солнцу свои исхудавшие лица. Однако не только этого тепла они ждали. Многие жители деревень и городишек Волыни с каким-то беспокойством постоянно обращали свой взор туда, откуда каждое утро вставало солнце. Они упорно смотрели в ту сторону даже тогда, когда солнце стояло высоко над головой или утопало за горизонтом. Люди ждали каких-то особых событий. Они по-прежнему обращали свои мысли и взоры на восток, откуда должно было прийти их освобождение.

Однако в это время на волынской земле ничего чрезвычайного не происходило. Были, правда, бои, схватки, но люди к ним уже привыкли. Их было много на протяжении веков. Сложна историческая судьба Волыни. Непосредственно с этим и связаны вековые трагедии жителей этих земель. Но это было в прошлом. Наступал 1944 год. Продолжалось освобождение оккупированных земель от гитлеровцев. Теперь на очереди были польские земли. Еще предстояли тяжелые бои. Для правителей третьего рейха восточный фронт был главной ареной борьбы, решением вопроса «быть или не быть». Здесь находилось 236 дивизий и 18 бригад, в том числе 33 танковые и механизированные дивизии, – всего 4 миллиона 906 тысяч человек, 54570 орудий, 5400 танков и самоходных орудий, 3073 самолета. В это время немецкие силы в Западной Европе и на Балканах насчитывали 102 дивизии и 3 бригады.

Несмотря на неблагоприятную для немецких войск ситуацию, Гитлер и другие заправилы рейха по-прежнему считали, что немецкая армия не только в состоянии вести длительные оборонительные бои вдали от границ Германии, но и добиться победы. План гитлеровского командования на 1944 год предусматривал так вести стратегическую оборону, чтобы ослабить и обескровить Советскую Армию и выиграть время в ожидании кризиса в лагере противников Германии. Вот тогда, тешили себя гитлеровские предводители, секретное оружие и разногласия среди союзников позволят победоносно закончить войну на Востоке…

Такие оптимистические планы вынашивались в штаб-квартире Гитлера, несмотря на то что концепция стратегической обороны только что потерпела фиаско. В летне-осенней операции 1943 года Советская Армия одержала серьезные победы: разгромила врага под Курском, освободила Левобережную Украину и Донбасс, форсировала Днепр и начала освобождение восточных районов Белоруссии.

С востока шла свобода.

Грозный шум войны приближался уже к Волыни. Для польского национального меньшинства, проживающего в этой местности, это означало конец издевательствам как со стороны оккупантов, так и со стороны банд УПА {1}1
  Украинские националистические отряды, сотрудничавшие с оккупантами. – Прим. ред.


[Закрыть].

В тот момент, когда начинается этот рассказ, на окраинах Ковеля уже слышно было эхо приближающихся боев. Однако не будем опережать факты.

На земле таяли остатки выпавшего ночью снега. Вода заливала дороги и полевые дорожки, рвы, долины и низины. На близлежащих полях образовалось настоящее болото. На Волыни только смельчаки в это время выбирались из дому на телегах или пешком, и то если в этом была крайняя необходимость. Однако в мартовские дни того года вся эта местность оживилась, как никогда до этого.

На запад день и ночь, без перерыва, шли войска. Дороги гудели под тяжестью танков, самоходных орудий и автомобилей, а выбоины на дорогах становились с каждым днем все более глубокими. Черные брызги болотной грязи разлетались в разные стороны. Пехотинцы, как всегда, проклинали и ругали шоферов, однако продолжали идти, чувствуя свое бессилие перед автомашинами, которые их опережали, направляясь в сторону еще невидимого фронта.

Непрерывным потоком двигалась советская пехота. Вспотевшие, почерневшие, уставшие лица, покрытые грязью сапоги и вообще весь внешний вид этих сотен и тысяч неутомимо марширующих на запад людей наглядно свидетельствовали о длительных и форсированных маршах. Однако, несмотря на усталость, солдаты упорно шли, а в их рядах нередко слышались смех и прибаутки. Части двигались вперед, и это поднимало боевой дух солдат.

Той же самой дорогой, но в обратном направлении ехали три крестьянские фурманки. Это были длинные деревянные телеги, какие используются для перевозки снопов или сена. Сейчас они, к удовольствию едущих на них мужчин, были нагружены сеном. Колеса фурманок порой почти по самую ось проваливались в липкое болото, а лошади шли медленно, выбиваясь из последних сил. Легче всего было гнедым, которые тащили первый воз – на нем ехали вместе с возницей только четыре пассажира. На остальных двух сидело по восемь, а может быть, и больше мужчин, вооруженных автоматами, в зеленых суконных мундирах и сапогах с длинными голенищами. Вообще, со стороны эти мужчины вызывали осуждение, так как упорно не желали сойти с воза, чтобы как-то помочь уставшим лошадям. Однако сойти с телеги означало самому маршировать по липкой грязи, смешанной с глиной… На такую прогулку желающих не было, и поэтому фурманки едва тащились, а расстояние между первой и двумя другими постоянно увеличивалось. Едущих это не беспокоило. Шум веселых голосов заглушал окрики возниц и щелканье кнутов. Кто-то затянул песенку, которую подхватили все:

 
…Радуйся, сердце, радуйся, душа,
Когда наша рота снова в бой идет.
Ой, дана, ой, дана…
 

Советские воины с интересом рассматривали фурманки и поющих польских партизан. В том, что это были партизаны-поляки, у них, видимо, не было никакого сомнения. Блестящие «орлы» на полевых конфедератках окончательно убеждали в этом. Пехотинцы живо обменивались по этому поводу шутками, некоторые доброжелательно помахивали руками.

 
…Хотя в сапогах дырки, а на штанах латки,
Это наша рота идет на врага.
Ой, дана, ой, дана…
 

А тем временем на первой фурманке, которая по-прежнему ехала впереди более чем на двести метров, продолжался оживленный разговор. Громче всех говорил седоватый советский офицер в накинутой на плечи шинели, на погонах которой блестели четыре звездочки. Двое других мужчин, одетых в довоенные польские офицерские мундиры со знаками различия капитана и подпоручника, говорили мало, скорее вызывали на разговор своего спутника. Тот, видимо, любил, когда его слушали. Поворачивая свое огрубевшее от ветров лицо к проходящим мимо колоннам, он пояснял:

– Так идут аж с Ровенской области. В течение трех последних месяцев наша армия находилась там в резерве…

– А перед этим? – Подпоручник, видимо, хотел удовлетворить свое любопытство, больше узнать об этих измученных войсках, которые шли к линии фронта.

– Перед этим? Вы, наверно, слышали о боях на Таманском полуострове или в Новороссийске? – Не дождавшись ответа, советский капитан продолжал: – Боевой путь нашей 47-й армии начался с Северного Кавказа. Безусловно, перед этим были бои и приходилось отходить, а позже стояли в обороне. В принципе наступательные бои мы стали вести с начала прошлого года. Было тяжело. Армия долгое время находилась в обороне – и вдруг приказ: перейти в наступление, прорвать сильно укрепленную оборону врага в горах, разбить его боевые группировки… Для такого рода действий еще недоставало опыта. Однако спихнули мы гитлеровцев с гор, из-под Новороссийска и с Таманского полуострова. Потом Украинский фронт, форсированный шестидесятикилометровый марш. Войска шли по сорок – пятьдесят километров в сутки. Дошли мы до города Сумы, где сменили части крепко потрепанной 40-й армии, и снова оказались на передовой.

– В общем, как говорят, с глазу на глаз?

– Метко сказано, капитан Жегота, – усмехнулся советский офицер. – Действительно, в ночь на семнадцатое августа, тотчас после того, как мы сменили эту армию, мы развернулись для перехода в наступление.

– Сразу с марша? – удивился Жегота. – Совершенно без отдыха?

– А как же боевой дух этих войск? Они же физически чертовски устали, тем более, речь идет о наступлении! – добавил подпоручник. – Скажите, пожалуйста, капитан Сорокин, это что, в соответствии с вашими уставами?

Советский капитан молчал, взвешивая мысли, смотрел куда-то перед собой и, не отвечая на вопрос, продолжал:

– В этом заключается оперативный замысел Верховного Командования. Все происходило в большом секрете. Немцам казалось, что перед ними стоят части обескровленной 40-й армии, а тем временем наши танки, артиллерия, пехота только ждали сигнала. Погода благоприятствовала нам: шел дождь, бушевал ветер. Это позволило скрытно выполнить необходимые подготовительные работы и обеспечить маскировку. А у нас было, если не ошибаюсь, сто пятьдесят стволов на километр фронта, к тому же наступление должны были поддерживать крупные силы авиации…

Капитан Сорокин задумался. Все трое буквально впились в него глазами, а возница, молодой парень, так внимательно его слушал, что даже рот открыл. Капитан продолжал:

– Точно в шесть утра сотни орудий и десятки «катюш» громыхнули огнем, в воздухе раздался сильный непрерывный гул и…

– Этих под Ковелём тоже стоило бы угостить, – не выдержал подпоручник. Он пошарил в кармане лежащего рядом плаща и вытащил бутылку. Обращаясь к советскому офицеру, сказал по-русски: – Ваше здоровье! И за встречу, господин капитан!

Сорокин не дал себя упрашивать.

– Ваше здоровье, польские офицеры! За встречу и дружбу в боях с фашистами! – Он поднес бутылку к губам и глотнул. – Как, хватит на всех? – усмехнулся он, передавая бутылку капитану Жеготе.

Подпоручник показал на ящик, на котором сидел возница:

– Наверняка хватит. Везем и для вашего командования.

Капитан Сорокин подтянул к себе лежавший сзади пухлый зеленый вещмешок, сунул в него руку и достал солидную буханку хлеба и большую банку консервов.

– Думаю, что закуска не помешает, – сказал он, усмехаясь.

Подпоручник хлопнул его по колену:

– Тушенка! Ей-богу… Ну, господа офицеры, думаю, что к такой закуске…

Капитаны одобрительно усмехнулись.

* * *

А мы тем временем вспомним, как складывались события до этой встречи.

Это было утром 17 марта. Патруль 50-го пехотного полка Волынской дивизии Армии Крайовой встретился с разведывательной группой 205-й стрелковой дивизии Советской Армии. Это было началом установления контактов. Спустя некоторое время в селе Радомль поручник Правдиц встретился с майором Покровским, заместителем командира 277-го Карельского стрелкового полка по политической части. Майор имел задание установить связь с командирами партизанских отрядов и боевое взаимодействие партизан с регулярными частями Советской Армии.

Поручник Правдиц был доволен этой встречей. Он являлся начальником участка Старый Ковель и поселок Горка, в настоящее время охватывающего район населенного пункта Засмыки, а подразделения Правдица были выдвинуты в Зеленую, Радомль и Янувку. Этот офицер трезво оценивал обстановку. Прибытие сюда разведывательных групп фронтовых советских частей говорило о том, что близится время освобождения волынских земель, где последнее время все труднее приходилось частям и подразделениям дивизии Армии Крайовой сдерживать натиск врага. В конце января одна из боевых групп Правдица вела тяжелые бои с гитлеровцами. Последний бой произошел в селе Засмыки. Гитлеровцы, атакуя силами роты, потеряли несколько человек убитыми, десятки ранеными и вынуждены были отступить в направлении Ковеля. Однако отходя, они подожгли село и убили шестерых крестьян. Надо было ожидать, что немцы захотят взять реванш за свое поражение.

Встречей были также довольны майор Покровский и сопровождавший его капитан Мордвинов – начальник контрразведки этого же полка. Этим офицерам уже было известно, что 10 марта разведподразделение под командованием капитана Гусева перешло линию фронта, располагая информацией об обороне гитлеровцами Ковеля, которая была получена Гусевым из штаба 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Крайовой. Ее добыли осведомители разведки дивизии.

В этот же день советские офицеры встретились с командиром 50-го пехотного полка, который официально поставил их в известность, что в районе южнее Ковеля действует польская партизанская дивизия, и попросил установить контакт с советским командованием. Майор Покровский оказался весьма оперативным офицером, так как уже 20 марта в деревне Радомль офицер связи из штаба армии – известный нам капитан Сорокин – ожидал представителя польской партизанской дивизии. Командир 27-й дивизии майор Олива для проведения предварительных переговоров выделил своего начальника штаба капитана Жеготу, которого сопровождал штабной офицер подпоручник Вихура. Именно они в сопровождении соответствующего эскорта теперь ехали на встречу. А тем временем возница свернул на проселочную дорогу и стегнул кнутом лошадей. Воз стал двигаться быстрее, сильно подскакивая на ухабах. Колея здесь была узкая и твердая, видимо еще не разбитая колесами тяжелых автомобилей.

Капитан Сорокин по-прежнему пребывал в своей стихии, стремясь как можно больше рассказать о боевом пути армии, которая должна была сыграть не последнюю роль в освобождении волынской земли, а позже и в боях за Польшу. Представители партизанской дивизии охотно слушали рассказы этого фронтового офицера.

– Такой артиллерийской подготовки, как тогда, в жизни не видел, – рассказывал Сорокин. – Я был тогда на наблюдательном пункте командующего армией. Кругом страшный грохот. Земля дрожала от взрывов. Все гремело, но как! Даже невозможно сравнить с чем-либо. После такой артиллерийской подготовки, мне кажется, в гитлеровских окопах мало кто остался в живых. Показались самолеты: эскадрильи бомбардировщиков и штурмовиков, над ними – звенья легких и проворных истребителей… Артиллерия утихла, но шум и гул по-прежнему наполняли воздух и земля как будто качалась… Тонны бомб валились на гитлеровские окопы и блиндажи, на людей и технику. В самом конце последовал короткий огневой налет дивизионов «катюш», и все утихло. Я посмотрел на часы: почти час неслась на врага эта раскаленная лавина железа и стали. А затем пошли танки и пехота. До вечера наша армия освободила свыше ста пятидесяти квадратных километров территории…

– Вы их там солидно намолотили! – вырвалось у Вихуры.

– Гитлеровцы потеряли несколько тысяч убитыми и ранеными, а также много вооружения. Во время наступления и затем в ходе преследования врага взяты тысячи пленных.

– А потом? – Капитан Жегота хотел как можно больше узнать о боевом пути армии, с командованием которой он вскоре должен был встретиться. – В общем-то, всегда приятно слушать рассказ о том, как достается врагу, – на сердце легче становится.

– Много можно рассказать, – усмехнулся Сорокин. – Воюем ведь не первый год, прошли многие сотни километров пути, и за это время, как говорится, по-разному было – и на возу и под возом… Потом принимали участие в форсировании Днепра и прорыве Днепровского оборонительного вала, о неприступности которого гитлеровцы трубили на весь мир.

– Но последние три месяца вы, кажется, отдыхали? – поинтересовался Жегота. – Думаю, что с новыми силами у вас под Ковелём должно пойти гладко…

– Надеюсь, хотя во время последних боев многие погибли, ведь наш путь был длинным: от Кавказа аж до этих мест… Одни еще залечивают свои раны, других вообще уволили по чистой, и они уехали домой. Цена свободы дорогая. Однако мы за разговорами даже не заметили, как приехали к дому хозяев…

– Это Колодезно! – объявил обрадованный возница.

Миновали расположение батареи 76-мм орудий. Артиллеристы копались около своих пушек. Несколько ЗИСов тянули новые орудия того же калибра. Видимо, здесь был сосредоточен целый дивизион.

– Теперь, парень, сворачивай вправо и прямо до конца села. – Капитан Сорокин показал дорогу.

– Ах, там?! – удивился и одновременно обрадовался молодой парень, который всего несколько дней назад был принят в обоз дивизии. – Там живут мои деды.

Капитан Жегота обернулся и помахал рукой. Отставшие фурманки успели их догнать и ехали, приотстав метров на сто. Возницы погоняли уставших лошадей.

На широкой улице было полно солдат, которые с интересом смотрели на фурманку, а увидев на ней советского офицера, залихватски, всей ладонью отдавали честь, прикладывая руку к вылинявшим шапкам.

– Их заинтересовали ваши мундиры, особенно головные уборы… Некоторые из них еще не видели такой формы на поляках, – пояснил Сорокин. – А в общем, нашего солдата все здесь интересует. Мы ведь на землях, где еще не так давно жили буржуи. Но мне не пришлось еще ни с одним из этих польских панов…

– Настоящих панов на этих землях давно нет. Удрали туда, где безопасней. Здесь живут больше крестьяне-бедняки, – пояснил Жегота. – А местным крестьянам, как говорится в нашей пословице, веками ветер сыпал в глаза песок.

– Неглупая и со смыслом пословица, – заметил советский офицер. – Достаточно посмотреть на одну из лучших деревень в этой местности: обветшалые крыши, стены домов из глины и камыша, а заглянешь внутрь – сердце от боли сжимается…

– Здесь была так называемая «Польша-Б». Перед войной очень мало внимания уделялось жителям этой местности, – буркнул подпоручник Вихура.

Капитан Сорокин, задумавшись, понимающе кивал головой.

* * *

Зимой и ранней весной советские войска, расположенные на Волыни и в Полесье, занимали оборонительные позиции. Однако и в этих условиях они не давали гитлеровцам спокойно спать. Смелые вылазки, особенно разведывательных групп, очень часто на большую глубину оборонительных рубежей врага, были обычным явлением.

Каждый советский командир в ожидании наступления стремился улучшить позиции своих подразделений. А что на данном участке фронта такое наступление будет именно в весенне-летний период, ни у кого не вызывало сомнения. Поэтому каждый стремился занять господствующую высоту, местность и даже город, удобный для решения тактических и оперативных задач. Именно к таким местам относился город Ковель.

Советское командование в этот период проводило перегруппировку сил. В частности, планировалось осуществить наступление трех Украинских фронтов, которое должно было привести к полному освобождению Правобережной Украины. После освобождения Ровно и Луцка появилась возможность развить наступление на Ковель и затем дальше – на Брест и Люблин. Таким образом, все более реальным становилось вступление армии-освободительницы на территорию оккупированных польских земель.

Приказом Ставки Верховного Главнокомандования от 17 февраля 1944 года для осуществления операций на этом участке был создан 2-й Белорусский фронт. Это была мощная ударная сила. В состав фронта входила также 47-я армия, которая в предстоящей операции получила приказ наступать непосредственно на Ковель.

47-я армия, как и весь 2-й Белорусский фронт, на подготовку получила весьма ограниченное время – неполных три недели. А задачи были непростые.

В результате хорошо организованной разведки, в чем немалую помощь оказали советские партизанские группировки (особенно из партизанской бригады имени Герасимова) и польские партизанские отряды, действовавшие в этой местности, в том числе 27-я Волынская дивизия Армии Крайовой, штаб армии располагал достаточной информацией о положении в тылу врага и движении его частей. Известно было, что в полосе ковельского мешка обороняются подразделения 4-й немецкой танковой армии и что в ее состав входят две танковые дивизии «Викинг» и «Великая Германия», 130, 131, 253-я пехотные дивизии, а в самом Ковеле обороняются части 342-й немецкой пехотной дивизии, полк СС, несколько подразделений танков, артиллерии, минометов, два батальона саперов, дорожный батальон, дивизион зенитной артиллерии, а из всех этих войск создана группа под командованием обер-группенфюрера СС Баха. Кроме того, в тылу ковельского мешка находились две венгерские пехотные дивизии, и, несмотря на то что командующий 9-й полевой армией генерал-полковник Модель использовал их для охраны коммуникаций в районе Ковеля, Малорыты, Хелма и Владимира-Волынского, в любой момент они могли быть переброшены на наиболее опасный участок фронта.

Подходы к Ковелю были заминированы, построены проволочные заграждения и даже противотанковые рвы. Все кирпичные дома, особенно с толстыми стенами, были приспособлены к длительной обороне.

С учетом того, что Ковель находился на стыке групп армий «Центр» и «Юг», гитлеровское командование придавало особое значение обороне этого участка фронта.

Со всех точек зрения на ковельском направлении советские войска имели перевес в живой силе и боевой технике. Чувствовалось по всему, что именно здесь будут исключительно тяжелые и упорные бои.

* * *

Эхо этих боев доходило до дома, где временно расположился штаб армии. Там в это время находились польские офицеры – наши знакомые капитан Жегота и подпоручник Вихура. Оживленный разговор заглушали залпы артиллерийских и минометных батарей. Находясь в квартире, было трудно установить, кто стреляет, так как позиции немецких войск находились совсем близко. Отчетливо слышны были взрывы снарядов и приглушенное стрекотание автоматов. Это шли бои за Ковель.

– Вчера в десять утра наши войска пошли в наступление, – говорил генерал-майор Филипповский, начальник штаба 47-й армии. – Чтобы достичь внезапности, мы решили начать наступление без артиллерийской и авиационной подготовки. Это у нас редко случается, но сейчас обстановка требовала. Вы видели эти дороги?

– О, мы хорошо их знаем, – заметил капитан Жегота.

– Совершенно раскисли, – продолжал генерал. – Автомашины и артиллерия тонут до осей, поэтому подвоз боеприпасов ограничен. С авиацией тоже пока слабо, у нас имеется более важное направление. Но в общем, и так сделано много. Наши войска уже выбили гитлеровцев из первой полосы обороны и отбрасывают их на Ковель. Сообщения, которые поступают, свидетельствуют, что бои идут успешно. Мы зажимаем врага в полукольцо и будем стремиться к полному окружению ковельской группировки. В таких трудных условиях местности это весьма значительный прогресс, тем более если иметь в виду, что это только первоначальный этап операции.

– Больше всего радует то, – включился в разговор подполковник Скуратовский – сотрудник политотдела армии, – что, несмотря на очень трудные условия наступления, боевой дух солдат по-прежнему высок.

– Общее настроение портит то, что некоторые части из боевых групп понесли значительные потери, – с сожалением добавил полковник Соловьев, начальник штаба дивизии, действующей на этом направлении. – Местность сложная, и особенно эти дороги… Новобранцев много, молодые парни из пополнения, еще совсем не обстрелянные.

– Но любят свою Родину и ненавидят ее врагов. Это им помогает переносить трудности борьбы и выполнять самые опасные задания. Нет такой силы, которая могла бы остановить нашего воина в его борьбе за полное освобождение Советской Родины. – На худом опаленном лице подполковника Скуратовского выступил румянец.

– Осмелюсь напомнить, что и польский народ ждет своего освобождения от гитлеровской неволи, – сказал капитан Жегота и с нескрываемой симпатией посмотрел на молодого подполковника.

– Уже несколько недель в частях и подразделениях нашей армии проводятся беседы и лекции о братской Польше. Знаем, что ваш народ ждет нас и рассчитывает на помощь. Можете быть уверены, наш воин не подведет. Как же не помогать, когда ваши войска сражаются вместе с нами от самого Ленино…

– Однако будет тяжело, – включился в беседу генерал Филипповский. – Чем ближе враг к своей берлоге, тем больнее кусает… Мы должны быть сильными. Не дадим врагу никакой передышки ни на фронте, ни в тылу. Что касается действий в тылу, то мы рассчитываем на патриотов-партизан – советских и польских. Ковель гитлеровцы должны отдать, это важный пункт для осуществления наших дальнейших операций. Мы уже простреливаем немецкие коммуникации, а передовые отряды 143-й Конотопско-Коростенской стрелковой дивизии перерезали железнодорожную линию, которая соединяет Ковель с Брестом и Хелмом. Разбили группировки врага, защищавшие железнодорожную станцию Кашары, там захвачен большой транспорт с боеприпасами, вооружением и продовольствием. Теперь ковельский гарнизон получает помощь только по воздуху…

Как бы в подтверждение этих слов донеслись залпы зенитной артиллерии.

– Пожалуйста! Уже появились… Давайте выйдем во двор, посмотрим, – предложил генерал.

Солнце уже опускалось за горизонт. От земли веяло холодом, подмерзало болото, а вода затягивалась тонкой кромкой льда. Где-то на северо-востоке ревели моторы самолетов, раздавались залпы зенитных батарей.

– Накликали вы, господин генерал, волка из леса, – заметил капитан Жегота. – Судя по всему, действительно небо идет на помощь гитлеровцам…

– Со вчерашнего дня это уже четвертый налет. – Полковник Соловьев приложил к глазам бинокль. – Упрямые, черти… Теряют машины и летчиков, однако продолжают полеты. Так что нашим зенитчикам работы по горло. Они уже сбили двенадцать машин. А сколько повредили!..