355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Станислав Лем » Вавилонская башня (сборник) » Текст книги (страница 5)
Вавилонская башня (сборник)
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 16:32

Текст книги "Вавилонская башня (сборник)"


Автор книги: Станислав Лем


Соавторы: Стефан Вайнфельд,Витольд Зегальский,Януш Зайдель,Ежи Сурдыковский,Анджей Чеховский,Чеслав Хрущевский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

СТЕФАН ВАЙНФЕЛЬД
СЛУЧАЙ В КРАХВИНКЕЛЕ

Крахвинкель – небольшая деревушка у подножия гор. Люди здесь простые и добродушные, однако на чужих смотрят косо. Что ж тут странного? Незнакомцы в этих краях появляются редко. Крахвинкель лежит вдалеке от туристских троп, у самой границы, климат не очень-то благодатный, ветер докучает даже местным жителям-кого же прельстит такое местечко? Нет здесь промышленности, нет даже художественных промыслов. Люди в основном занимаются огородами, птицеводством и животноводством: таких откормленных кур, как здесь, не сыщешь во всей округе, а жирное и богатое минеральными солями молоко местных коров с удовольствием берет для переработки молочный заводик, который, к сожалению, находится довольно далеко – в городке. Молоко скупает молочник Петр, открытая душа, хоть и всем известный сплетник; он возит бидоны по единственной и далекой от совершенства дороге, соединяющей Крахвинкель с внешним миром.

Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Крахвинкеле, не считая того, о чем будет говориться ниже. Кстати, не ищите его в атласе. Крахвинкель настолько мал, что его нет ни на одной карте. Да и не все ли равно, как называются горы, вздымающиеся на горизонте, – Альпы, Апеннины или Анды? То, о чем я расскажу, могло произойти где угодно. И может случиться еще не раз.

Первым это увидел молочник Петр. Солнце еще не взошло, и в сером сумраке едва виднелось какое-то белое пятно в центре самой красивой клумбы Мариеса, садовода.

Петр остановил старую клячу, катившую небольшую повозку, и некоторое время смотрел на клумбу. «Похоже, кто-то сыграл с Мариесом скверную шутку, – подумал он, – никак известка? Теперь прости-прощай последние осенние цветы! Ну и взбеленится же старик!» – и он поехал дальше, насвистывая марш.

– День добрый, Петр, поздненько ты сегодня. Или что стряслось? – Вдова Ферес не была бы сама собой, если б упустила случай выведать что-то новенькое.

– У меня – ничего, а вот Мариесу кто-то вылил на клумбу известку. Ну и взбеленится же он, когда вернется, – повторил Молочник, на сей раз уже вслух, и посмотрел вслед тетушке Ферес, которая, буркнув что-то вроде «эге», побежала к Чудакам. – Через полчаса разнесет по всей деревне, – пробормотал Петр. – Но вообще это хамство. Мариес может не нравиться, дрянной мужичшика, но цветы тут при чем?

Когда часом позже на дороге послышалось ворчание старого грузовичка Мариеса, перед оградой его дома уже стояло несколько женщин и десятка полтора подростков. Мариес остановил машину.

– Это что еще за сборище, делать вам больше нечего?! – он выскочил из машины и подошел к ограде. Солнце, уже начавшее пробиваться сквозь утренний туман, осветило испоганенную клумбу.

– А, черт… – выругался Мариес и обратился к людям: – Чья работа? Ну, чья? Боитесь сказать? Не люди – скоты! Скоты…

Забыв про оставленный на дороге грузовичок, он бросился в оранжерею, принес большую совковую лопату, очертил круг на уже пожелтевшем газоне и осторожно, старательно зачерпнул белую грязь, покрывавшую клумбу. Однако едва он поднял лопату, как грязь опять вылилась на клумбу. Он с ходу еще раз взмахнул лопатой – результат был прежним. В толпе зевак кто-то захихикал.

Мариес снял пиджак, кинул его на землю, потом схватил лопату и со злостью взглянул на людей.

– Ну, что рты поразевали? Что тут интересного? Делать вам нечего?

Однако собравшиеся и не думали отказываться от столь увлекательного зрелища. Мариес, бурча под нос проклятия, вовсю орудовал лопатой, безуспешно пытаясь подхватить покрывающее клумбу вещество. Тем временем зрителей прибыло, а приглушенное хихиканье перешло в громкие взрывы смеха. Мариес, уже не сдерживая ярости, бросил лопату, вывел из гаража небольшой садовый комбайн, укрепил механический ковш и запустил двигатель. Потом уселся на сиденье и двинулся к белому пятну.

– Да он собирается перекопать всю клумбу! – удивленно заметила одна из женщин.

Ковш поднялся и опустился в самом центре клумбы. А потом начали происходить чудеса, так быстро сменявшие друг друга, что никто из присутствующих не смог уловить всех деталей. Стальной ковш, опустившись на землю, неожиданно размяк, словно пластилиновая фигурка на горячей печке. Полужидкость-полугрязь потекла в сторону машины и облепила стальной стержень, на котором было укреплено седло. Мариес, дико взвыв, спрыгнул на землю, вскочил на ноги, пробежал несколько шагов и рухнул как колода.

А жидкость словно бы съежилась и вернулась в свои прежние границы. Если б не искореженный комбайн да неподвижное тело Мариеса, можно бы поклясться, что это всего лишь лужа известки, вылитой кем-то на самую красивую клумбу садовника.

– Так… так… так… – начальник полицейского участка недовольно бросил трубку микротелефона. Он был уже в том возрасте, когда мечтают о пенсии и домике с садом. Именно поэтому из всех предложенных ему мест он выбрал эту, как ему казалось, спокойную деревушку. Однако достаточно было прожить здесь три месяца, чтобы иллюзии рассеялись. Правда, краж, а уж тем более нападений, не было ни разу, однако неудачи, преследовавшиеего несколько лет, настигли начальника и здесь. Сначала драка, потом поджог, потом несчастный случай со снарядом, оставшимся со времен войны. Теперь вот эта лужа, которая якобы убивает людей. Придется поехать. Что бы это могло быть? Наверно, последствия войны, какой-нибудь боевой газ, неизвестно каким образом разлившийся или ке^-то умышленно разлитый на цветнике Мариеса. Старика в деревне недолюбливали, вероятно, у него были враги. Надо будет провести расследование, независимо от этого вызвать кого-нибудь из города, ну и, разумеется, оцепить участок до прибытия саперов.

Он некоторое время раздумывал, поехать ли для пущей важности на джипе или ограничиться велосипедом. Пожалуй, лучше велосипед. Этому делу нельзя давать огласки, нельзя сеять панику. В конце концов, в районе еще немало отголосков войны.

Понятно, что для местных жителей это большое событие. Но ведь он был свидетелем множества несчастных случаев, вызванных невзорвавшимися снарядами. Впрочем, даже,на велосипеде он доберется до места всего за десять минут.

Дом Мариеса окружала огромная толпа. Около лежавшего на раскладушке садовника на коленях стоял врач. Начальник участка поставил велосипед к телеграфному столбу и протиснулся сквозь толпу.

– Жив?

– Жив, – ответил врач, – но, пожалуй, еще немного – и перенесся бы в мир иной.

Полицейский вынул носовой платок и, зажав себе нос, осторожно приблизился к клумбе.

– Пятеро добровольцев – ко мне. Надо вытесать колышки и вбить так, чтобы клумбу можно было обтянуть бечевкой. Никто не должен подходить к клумбе ближе чем на двадцать метров.

Он хотел было уже сесть на велосипед, но, заслышав крики людей, повернулся. Первое, что бросилось ему в глаза, было белое как мел лицо врача, который стоял столбом, вперив глаза в клумбу. От клумбы явно по направлению к нему медленно ползла жидкость. Это было тем удивительнее, что клумба находилась ниже того места, на котором стоял врач. Жидкость двигалась вверх.

– Беги! – крикнул кто-то из толпы.

– Беги, беги! – подхватило несколько голосов.

Врач сделал несколько шагов, потом остановился и медленно, словно осужденный, вернулся к раскладушке, на которой лежал Мариес. Жидкость приближалась.

– Помогите ему, помогите, что вы стоите! – истерически взвизгнула одна из женщин. Другая принялась громко рыдать. Какой-то парень, протиснувшись сквозь толпу, подбежал к раскладушке. Оба они с врачом быстро оттащили неподвижного Мариеса в безопасное место. Однако это было уже ни к чему. Жидкость теперь двигалась к парнику, расположенному в глубине двора. Ее вначале тонкая струйка превратилась в огромную белую лужу, переливавшуюся с места на место. Через несколько минут пятно уже маячило вдалеке, на пригорке около парника, а на клумбе осталась только покореженная машина. Самым странным было то, что цветы нисколько не пострадали.

– Разойдись! – заорал полицейский не своим голосом. – И не подходить! Надо вызвать солдат.

В деревню прибыли войска химической защиты. Несколько солдат в масках, вооруженные переносными дегазаторами, кружили по саду Мариеса. По соседству разбили палатку, в которой разместилась полевая химическая лаборатория. В самом большом доме деревни, у Телесов, расположился штаб.

Начальник полицейского участка, которого вызвали в штаб, кроме командира роты застал там несколько старших офицеров.

– Садитесь! – сказал один из них.

Это было не особенно приятно. А кому приятно, когда кто-нибудь отдает приказания в твоем собственном доме? Комендант чувствовал себя здесь начальником, самой высокой властью. Но что делать, если высшая власть вынуждена призвать на помощь посторонних?

– Слушайте внимательно: обстоятельства вынуждают нас принять исключительные меры. С разрешения столичных властей мы ввели в деревне чрезвычайное положение. Никто не должен отсюда выходить и никаких посторонних нельзя сюда впускать. Телефонная связь временно прекращается, всякие разговоры должны быть согласованы с нами. Однако во избежание паники… короче – нам нужна ваша помощь. Сколько у вас людей?

– Один… один постовой.

– Объявите, что в связи с военными учениями особой важности люди должны сидеть по домам. Доставку продуктов в магазин мы организуем сами, продажа будет производиться от двенадцати до двух. Правительство уже выделило определенные суммы на возмещение возможных убытков. Еще одно: в деревне есть врач?

– Есть… – пробормотал полицейский.

– Скажите, чтоб зашел к нам. Можете идти.

Полицейский медленно поднялся, поклонился и вышел. Молчание прервал офицер с золотыми нашивками:

– Продолжайте, капитан. Итак, химические анализы вещества произвести не удалось?

– Нет. Мы до сих пор не знаем, что это такое. Оно уничтожает стекло, металл, резину. Его невозможно набрать во что-нибудь, Мы не можем с ним сладить. Первый раз встречаюсь с подобным.

– Меры предосторожности приняты?

– Да, не было ни одного несчастного случая.

– Этого мало. Не известно, как дело обернется дальше. Не забудьте о масках и комбинезонах. Дозиметристы вызваны?

– Должны прибыть через час.

Послышался стук в дверь.

– Вы меня вызывали?

– Ваша фамилия?

– Пати. Я врач…

– Присядьте, доктор, – сказал офицер с золотыми нашивками. – У нас есть основания предполагать, что вещество, которое оказалось в вашем районе, представляет собой новый вид оружия против гражданского населения.

– Наш комендант предполагает, что это какой-то невзорвавшийся снаряд времен войны, – вставил врач.

– Ерунда, это диверсия, и мы знаем, кому она на руку. Впрочем, сейчас не время заниматься политикой, доктор. Через несколько часов сюда прибудет санитарная команда, чтобы обследовать всех, кто побывал вблизи таинственного вещества. Анализ крови и тому подобное, вы в этом лучше разбираетесь. Они тоже. От вас требуется только одно: сотрудничество… я имею в виду ваше участие в исследованиях. И придумайте что-нибудь. Ведь нам необходимо избежать паники.

– Для такой процедуры требуется согласие органов здравоохранения, – заметил Пати.

– Уже сделано.

– А может, все это ни к чему? – не сдавался врач. – Наши крестьяне возят в город молоко и молочные, продукты; если газеты напишут об исследованиях, они могут потерять клиентуру.

– Me волнуйтесь, ни один журналист сюда не проникнет. Мы уже приняли соответствующие меры.

– Как вы сюда попали?

Вопрос был обращен к молодому человеку с пышной шевелюрой, который свободно развалился на стуле перед офицером с золотыми нашивками.

– С помощью велосипеда. Ваши солдаты получили приказ не пропускать автомашины, а о велосипеде не было речи.

– Немедленно покиньте район! Капитан проследит за этим лично.

– На каком основании?

– В деревне объявлено чрезвычайное положение, и все, кто здесь находится, подчиняются моим приказам.

– Хорошо, я уеду. Ну, а как вы справитесь с десятком моих коллег, которые приедут сюда сегодня же, как только прочтут в вечерних газетах мое сообщение? Особенно много я сказать не могу, но заголовок будет интригующим: «Таинственное место». Вам нравится?

Офицер кашлянул.

– Послушайте, мы не можем запретить вам публиковать информацию… во всяком случае, пока не можем, но мы заинтересованы в том, чтобы вы немного повременили. Нам необходимы двадцать четыре часа… просто для того, чтобы выяснить некоторые обстоятельства. Идет?

– Идет, если в течение этих двадцати четырех часов я буду здесь и узнаю все, что меня интересует.

Офицер замялся. Молодой человек наклонился к нему и добавил:

– Вы, господа, ничем не рискуете. Если обстоятельства, о которых вы говорили, будут достаточно серьезными, мне все равно не разрешат опубликовать собранные сведения. Если же нет, моя статья вам ничем не повредит.

– Хорошо. Я только хочу предупредить, что в течение суток вы не должны покидать деревню и что телефонная связь прервана. Это все.

– Еще одно, с вашего разрешения. Могу ли я, прежде чем обратиться к местным жителям, получить объяснение от вас?

– В деревне обнаружено подозрительное вещество, происхождение и свойства которого пытаются исследовать наши специалисты. Это и есть обстоятельства, которые мы хотим выяснить.

– А что если вам это не удастся?

– Ради безопасности населения завтра в полдень независимо от результатов исследований – это вещество будет уничтожено.

– Еще по одному пиву для всех.

«Это уже седьмое, в голове шумит, как в открытом море во время шторма, а я все еще так и не понял, что к чему», – подумал журналист. В доме стоял шум, необычный для этой поры дня.

– Тише, тише, господа, тут не все ясно. Вы сказали, что Мариес не мог набрать в лопату вещество, потому что оно вытекало, так?

– Ну, так, – послышалось несколько голосов.

– А что случилось с лопатой?

– А что с ней могло случиться? Наверно, все еще лежит у клумбы. Как ты думаешь, Мартин?

– Ну да, лежит, – поддакнул Мартин.

– Целая и невредимая? – допытывался журналист.

– Целехонькая, совсем как новая.

– Тогда как же получилось, что лопата из листового железа цела, а стальной ковш расплавлен?

– Дьявольские штучки! – заметил кто-то из присутствующих.

– А Мариес? Как вы думаете, господа, это действительно был сердечный приступ?

– Понимаете, Мариес – мужик здоровый. А лежит он потому, что доктор не отпускает его от себя ни на шаг, а то он еще не одному из нас свернул бы шею.

– Тогда что же с ним могло случиться?

– А он ничего не помнит. Говорит, что возвращался из города и видит – перед его домом толпа. Не успел он их толком разглядеть, как уже оказался в избе на кровати и доктор рядом.

– В деревне кто-нибудь чувствует себя скверно? Может, у кого голова болит или слабость? Вы не слышали?

– Все здоровы.

Журналист закурил. Невозможно разобраться. Может, коллективная галлюцинация? Ему доводилось слышать о подобном.

– Господа, а со вторника в деревне не произошло ничего необычного? Может, слышали какие-нибудь выстрелы, шум моторов?

Присутствующие переглянулись.

– Да нет, – сказал наконец тот, что сидел напротив журналиста, – только вот что-то стряслось с радио.

– С радио?

Теперь все заговорили наперебой.

– Гудит и бубнит, ничего не слышно.

– Если б у одного, то, может, и испортилось, а то у всех сразу.

– Это все военные. Телефон отключили, ну и радио глушат.

– А стонет, словно больной.

– Как стонет? – заинтересовался журналист.

– А вот так: «у, у-у-у, у-у-у-у-у» и опять сначала. Или иначе: «у, у-у, у-у-у-у, у-у-у-у-у-у-у-у» и снова то же самое.

– Вы точно помните?

– А как же, на какую волну ни настроишься, все одно.

– Повторите-ка еще раз, – попросил журналист.

Собравшиеся охотно выполнили просьбу. А журналист, бледный, с каплями пота на лбу, считал: «один, три, пять… один, два, четыре, восемь». Словно вторя собравшимся, часы, висевшие на стене, начали отбивать: раз, два, три… двенадцать.

«…завтра в полдень независимо от результатов исследований это вещество будет уничтожено». Кто это сказал? Ох… только б не опоздать…

Он вскочил со стула и выбежал из дома.

– Куда вы? Почему такой бледный?

– Доктор, вы тоже слышали? По радио?

– Шум? Слышал. А почему вы спрашиваете?

– Но ведь это же начало ряда нечетных. И начало ряда четных. В двенадцать они хотели…

Журналист на бегу цедил слова. За ним, задыхаясь, семенил доктор.

Издалека они увидели пламя, вырывающееся из огнеметов. Когда они прибежали, все уже было кончено. Солдаты убирали снаряжение, опаленную дымящуюся землю покрывал стеклянистый белый налет. Журналист показал на пепелище.

– Поздно, поздно… я не успел его спасти…

– Кого? – спросил врач.

– Его, гостя из далеких миров… с другой звезды, а может, из другой галактики, откуда я знаю?

– Вы думаете, «это» было чем-то живым?

– Думаю? Да я убежден. Мы, люди, всегда представляем себе жизнь воплощенной в таких формах, которые знаем по земному опыту. Но разве обязательно существа из других миров должны иметь две ноги, две руки, нос между глазами? Этот студень был живым существом, чувствующим, разумным.

– Если это был гость из другого мира, чего он здесь искал?

– Кто знает?.. Он прибыл на Землю, может быть, специально, а может, случайно, может быть, утомленный путешествием, изнемогая от усталости… он защищался, стараясь не причинять нам зла. К несчастью, мы не слышали его… а те, кто слышал, не понимали… Прости, незнакомый пришелец!

Журналист опустился на землю, но тут же поднялся, сорвал с куста розу и бросил ее на стеклянный пепел.

ЧЕСЛАВ ХРУЩЕВСКИЙ
ДВА КРАЯ СВЕТА

Говорят, жизнь – лучший фантаст. Ни одному писателю за ней не угнаться. А если иногда воображение и разыгрывается, то писатель сдрейфит и напишет лишь о немногом из того, что пришло в голову. Будет думать: «Все равно люди не поверят. Такого в жизни не бывает». А между тем ох как часто бывает наоборот. Жизнь – вот великий мастер создавать невероятные ситуации и фантастические коллизии! И хоть всем известно, что жизнь вообще-то фантастична, в Лаксене жили все-таки скучно.

С моста, соединяющего ажурной пряжкой два обрывистых берега Малого Ущелья, прекрасно видны южные склоны горы святого Альберта. Пять витков шоссе оплетают коричневый трехгранный конус. При желании нетрудно вообразить, что в этих местах побывал легендарный гигант из Дакри, отдыхал на осыпи между громадными валунами, а потом продолжил путь, оставив, наверно, по рассеянности свою коричневую шляпу, украшенную желтой лентой.

В углублении, что лежит в нескольких сотнях метров ниже вершины каменной шляпы, люди построили городок Лаксен. Первый дом был построен, кажется, лет сто назад. Дом, а может, шалаш. Теперь уж не узнаешь, так что махнем рукой на далекое прошлое, поговорим о настоящем.

По желтой дороге медленно движутся четыре черные точки. Это выглядит забавно, словно четыре черных майских жука ползут по ленте, витками опоясывающей шляпу.

Пора покинуть мост над Малым Ущельем и приблизиться к движущимся точкам.

Четыре грузовика с трудом взбираются по шоссе, ведущему к Лаксену. Горная дорога не автострада. Поэтому не удивительно, что хорошее настроение уже давно покинуло шоферов. Головокружительная езда плохо влияет на нервную систему.

Профессор Якуб Дин составлял счастливое и редкое исключение из этого правила. Он был совершенно спокоен, и это спокойствие раздражало водителя машины.

– Адская дорога.

Лицо профессора расплылось в улыбке.

– Дорога в ад, – сказал он, – если память мне не изменяет, идет вниз, а эта спираль ведет к городку, лежащему на высоте 1400 метров над уровнем моря.

– Спираль, спираль! Скажите лучше – чертова карусель! Коловорот! Два часа только и знаю что сворачиваю. Свихнуться можно. Слева – пропасть, справа – скала. Одно неосторожное движение – и конец. Жуткая, адская дорога.

– Город славится прекрасным вином, – утешал его профессор.

– Руки немеют. Не удержу рюмку.

– Там вино пьют стаканами.

Следующие десять минут прошли в молчании. После очередного виража водитель не выдержал:

– Дьявольщина! Дальше не поеду! Поворот за поворотом!

– Уже видна церковная башня.

– И крыши домов.

– Вон та, зеленая, наверняка крыша корчмы.

– Заказываю двойную солянку и литр вина.

Профессор облегченно вздохнул. По счастью, кризис миновал.

– Горный воздух возбуждает аппетит, – шофер прищелкнул языком. – Горло пересохло.

– Смочим.

– Когда вернемся на базу?

– Вы – завтра утром.

– А вы?

– Трудно сказать. Может быть, через полгода. Все зависит от исправности анализатора.

– Кто будет разгружать машины?

– Специальная группа техников. Они приедут вечером. Внимание! Стадо овец!

– Этого еще не хватало!

– Сигкал «Стоп!» для всей колонны.

Пастух даже рот открыл, увидев огромные машины. Его четвероногий друг – симпатичная овчарка приветствовала гостей коротким лаем и тут же вернулась к исполнению своих обязанностей. Ей надо было провести стадо по узкому коридору между скалой и машинами. Она отлично справилась с задачей. Машины могли продолжать путь. Через несколько минут въехали в Лаксен. Точно в три часа выключили моторы. К профессору, вылезшему из раскаленной кабины, подбежал очень полный человек.

– Профессор… профессор, – начал он, страшно смущаясь, – профессор Дин?

– Собственной персоной, хотя и в несколько запыленном виде.

– Ап-ч… – толстяк прикрыл рот пухлой рукой, – простите, ради бога! Вчера я получил сообщение из министерства, что вы приедете в четыре часа пополудни.

– Я выехал с базы раньше.

– И мы не успели возвести триумфальную арку, – толстяк сорвал с головы соломенную шляпу. – Эмануэль Сорт, врач. Заменяю мэра, умершего нелелю назад. – Доктор, как мог, распрямился и начал приветственную речь: – Господин профессор, наш город целиком и полностью отдает себе отчет в той чести, которую… о, госполи, почему вы меня целуете? Я же еще не…

– Дорогой доктор, люди утомлены тяжелой дорогой.

– Понимаю, понимаю. Я только что распорядился приготовить обед, полдник, ужин, ночлег…

Дин решил, что пришла пора прервать излияния мэра.

– С утра начинаем монтаж аппаратуры. Bы нам нашли подходящий дом?

– Разумеется, нашел. Ведь я лично разговаривал с господином министром. Он сказал…

– Итак, дом, – прервал профессор.

– Вилла – игрушка! Принадлежит мадам Рокетт. Полтора километра от города. 1430 метров над уровнем моря. Взгляните, господин профессор. Дом прекрасно виден отсюда.

– Отличное место, почти идеальное.

– Почти? – совершенно искренне удивился Сорт. – Почти идеальное?

– Скальный массив с северной стороны несколько ограничивает поле видимости.

– Но в то же время и защищает от сильных ветров. Однако я вижу по вашему лицу…

– Вы плохо видите, доктор. Я доволен и сердечно благодарю.

– Я в вашем распоряжении.

– Мне хотелось бы посетить хозяйку виллы.

– Разумеется. Госпожа Марта Рокетт угостит вас полдником. Идемте, профессор, пятиминутная прогулка освежит вас, а попутно вы кинете взгляд на наш Лаксен.

Дин не противился. Доктор Оорт, не давая ему вымолвить ни слова, взял его под руку и вывел на середину улицы. Они шли медленно, сияющий мэр тараторил без умолку, раскланиваясь направо и налево. Прибытие колонны грузовиков вызвало вполне понятное возбуждение. Почти во всех окнах двухэтажных домиков появились любопытные физиономии.

– Наш город, – говорил доктор, – наш город насчитывает пять тысяч жителей. День добрый, Грин. Как там овечки?

– Благодарю вас, доктор. Все живы-здоровы.

– Самый богатый из хозяев, – полушепотом объяснил Оорт. – Владелец нескольких десятков домов.

– У него отличная овчарка.

– Мой пациент.

– Хозяин?

– Овчарка, господин профессор. Я ветеринар. В этом городе животных больше, чем людей.

– И все занимаются овцеводством?

– Почти все, почти. Впрочем, есть и ремесленники, торговцы, рантье.

Из ворот каменного дома вышла высокая женщина. Серая пелерина, накинутая на плечи, развевалась по ветру, словно знамя.

– Добрый день, мадам Эйкин. Как дела?

– Скверно, господин доктор. С тех пор как придумали искусственное волокно, цена на шерсть постоянно падает. Из-за этих изобретений все мы пойдем по миру с сумой.

– Мадам Эйкин – профессор Якуб Дин, – представил их друг другу мэр.

– Слышала. Марта Рокетт говорила мне о чести, выпавшей на ее долю. Надеюсь, министерство хорошо заплатит ей за аренду виллы. Я видела из окон четыре грузовика. Кажется, они привезли какие-то машины?

– Профессор будет проводить научные исследования, – объяснил Оорт.

– …которые не имеют ничего общего с созданием искусственного волокна, – добавил Дин.

– Так или иначе, а наш покой будет нарушен.

– Но, дорогая мадам Эйкин, – доктор хрустнул пальцами, – профессор не намерен нарушать наш покой.

– Я знаю, что говорю, господин Оорт. Я никогда слов на ветер не бросаю. Прошу не прерывать. Почему же выбрали именно наш город?

– Здесь самые подходящие условия для проведения намеченных нами работ, – спокойно принялся объяснять Дин. – На вершине горы мы установим радиотелескоп, а на двести метров ниже, в вилле мадам Рокетт, будет смонтирована электронная машина – анализатор радиоизлучения Галактики.

– Понимаю, понимаю, – обрадовался Оорт. – Машина поможет человеку раскрыть тайны Вселенной.

– Не уверена, что это пойдет на пользу человечеству, – заявила мадам Эйкин.

– Не понял, – удивился профессор.

– Избыток честолюбия погубил многих. Здесь живут простые люди. Их нетрудно околпачить.

Профессор взглянул на мэра и с трудом сдержал улыбку. Щеки Оорта горели ярким румянцем. Почтенный доктор не мог сдержать возмущения.

– Но, мадам, как можно… – выдавил он. – Святой закон гостеприимства… Я действительно не понимаю…

Его слова заглушил гул мотора.

– Еще грузовик! – крикнул кто-то из окна второго этажа.

– Это уже пятый, – уточнила мадам Эйкин.

– Наверно, мой ассистент и группа техников. Простите.

– Он еще очень молод, – заметила мадам Эйкин, не спуская глаз с удаляющегося профессора.

– Очень, – буркнул Оорт и тяжело вздохнул. Приближалась Марта Рокетт.

В Лаксене все знали самое плохое друг о друге. Своих забот этим людям было мало, к тому же детальное знание чужих позволяло легче переносить собственные невзгоды; сведения о несчастьях, преследующих ближних и дальних соседей, – безотказное снадобье против собственных болячек. У лаксенцев на душе становилось легче, когда они слышали стенания ближнего. А какую прорву удовольствия доставляло лицезрение побоища, разыгрывающегося на улице! Дикая драка, если за ней наблюдать из безопасного места, улучшает пищеварение. Ни для кого не было секретом, что мадам Эйкин терпеть не может мадам Рокетт; было также известно, что мадам Рокетт не очень-то жалует любовью мадам Эйкин. В окнах и на балконах умолкли разговоры: встреча обещала быть интересной. Никто не хотел проронить ни слова из диалога, начало которому положила мадам Эйкин:

– Поразительно! Взвалить себе на плечи такую обузу!

– Обузы бывают большие и маленькие, – ответила мадам Рокетт. – Это поможет мне избежать других.

– Я всегда предупреждала вашего супруга, что излишняя щедрость до добра не доведет. Полковник Рокетт слишком безалаберно раздавал людям деньги. Теперь вы расплачиваетесь за легкомысленность мужа.

– Полковник Рокетт почил в бозе.

– Если б он сидел дома…

– Милые дамы, – начал было доктор, – милые дамы…

– …то жил бы до ста лет, – докончила мадам Эйкин.

– Он погиб в авиационной катастрофе. Это могло случиться и с вами.

– Оставим мертвых в покое.

– Прекрасная мысль.

– Вернемся к нашим гостям.

– К моим гостям.

– Как вы поступите с мадемуазель Моникой?

– Почему вас так интересует моя дочь?

Мадам Эйкин перешла на шепот.

– Юная девушка в обществе незнакомых мужчин?

– Мы не боимся незнакомых мужчин, гораздо опаснее знакомые женщины.

– Я не хотела вас обидеть.

– Я не чувствую себя обиженной. Господин доктор, скажите, пожалуйста, профессору, что все готово.

– Скажу, разумеется, скажу.

– Все – гостиная, холл, в котором найдется достаточно места для приборов… И полдник готов!

– Полдник! – Оорт схватился за голову. – А обед?! Впрочем, бог с ним, с обедом! Профессор забыл об обеде.

Монтаж сложнейшей аппаратуры занял пять дней. Группа техников под руководством Януса, ассистента профессора, работала в две смены. Днем устанавливали приборы, ночью проверяли их работу. В центра холла установили анализатор радиоизлучения Галактики. Только тогда с базы прилетел вертолет, чтобы помочь перенести на вершину горы святого Альберта зеркало радиотелескопа.

Перед заходом солнца монтажная группа вернулась на виллу мадам Рокстт.

– Пишите, Моника, – диктовал Дин. – «Одиннадцатого июня техники выехали на базу. Радиотелескоп установлен на вершине горы. Сегодня ночью пускаем в ход анализатор радиоизлучения Галактики». Точка. Что нового, Янус?

В холл вошел ассистент, нагруженный кульками.

– Телеграмму послал, вино купил. Доктор Оорт шлет поздравления. Вот зубная паста. Вот букет цветов для мадам Рокетт.

– А для секретарши?

– Есть и для секретарши.

– Идеальный ассистент, достойный награды, – Моника взяла цветы. – Прошу к столу.

– Пончики! – Янус церемонно поклонился. – Шик! Блеск! Благодаря заботам мадемуазель Моники я за пять дней поправился на два килограмма. Якуб – на полтора. Четыре техника – по килограмму. Итого…

– Включи компьютер, – предложил Дин, – иначе не сосчитаешь.

Янус посерьезнел.

– Кстати, когда мы начинаем?

– Точно в десять вечера. Регистрирующая аппаратура действует безотказно, – с удовлетворением ответил профессор. – Уже есть первая запись осциллографа.

– Запись чего? – заинтересовалась Моника.

– Осциллограф регистрирует на ленте запись радиоизлучения из созвездия Лебедя.

– Не очень-то я в этом разбираюсь.

– В 1931 году при анализе радиопомех атмосферною происхождения был обнаружен источник радиоизлучения, находящийся вне пределов Земли, вне земной атмосферы и даже вне Солнечной системы. Через десять лет было установлено, что радиоволны идут из всей полосы Млечного Пути. Наша задача – проверить истинность теории галактического радиоизлучения, – объяснил Янус.

– И разработать теорию излучения радиотуманностей и радиогалактик, – дополнил Дин.

– Ужасно мудро и сложно, – заметила Моника.

– Эти проблемы сложны и для нас, поэтому пришлось создать электронную вычислительную машину.

– Вы замените свой разум электронным мозгом? Очень удобно!

– Эта замена может привести к сенсационным результатам. – Дин придвинул к себе блюдо с пончиками. – Довольно теорий, пришло время практики!

Прошло два дня. В воскресенье профессор, воспользовавшись приглашением мэра, отправился на собачьи соревнования. На большой поляне уже устроились жители Лаксена. Самые удобные места были заняты с утра. На песчаном холме доктор Оорт поставил несколько десятков стульев. Туда он и вел сейчас профессора.

– Убежден, что вы никогда в жизни не видели соревнований овчарок. Понимаю, понимаю – у вас другие интересы, не хватает времени. Уверяю вас, чрезвычайно занятное зрелище. А ваш ассистент? Почему он не пришел?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю