Текст книги "Красный чех (Ярослав Гашек в России)"

Автор книги: Станислав Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Широк и разнообразен круг интересов Гашека-публициста. Прирожденный сатирик, остро чувствующий теневые стороны в новой жизни, он бичует их в своих остроумных и злых материалах.

Особенно ярко это дарование проявляется в нескольких фельетонах, заметках, которые тематически можно объединить в одном цикле под названием «Уфа обывательская».

В них Гашек сумел создать колоритные типы врагов Советской власти. Вот, к примеру, Иван Иванович. Уже самим именем «героя» автор подчеркивает, что это образ не единичный, а собирательный, так сказать, обобщенный. Иван Иванович – купец, оставшийся в Уфе, чтобы вести провокаторскую деятельность против Советов. Он хитрый и злобный враг, которого не сразу и раскусишь.

Иван Иванович появляется на базаре. Он очень якобы заинтересованно разговаривает с торговцами, выспрашивает цены на капусту, муку, мясо, сало, вздыхает, качает головой, сочувственно поддакивает собеседнику. А затем так, будто вскользь, бросает:

– Вот белые обратно Бугульму взяли и поэтому выезд в Симбирск запрещен.

Один слух пущен. Иван Иванович идет дальше. Гашек очень тонко характеризует провокатора. «Он никогда не скажет прямо: „Я узнал то и то“. Он говорит, „что это слышал“, „что это где-то читал“».

Так и в парикмахерской, где находится много народу.

– Сегодня ночью, – сообщает он тихим голосом, – был хороший мороз. Интересно, как далеко за таким морозом слышно стрельбу из орудий. Так близко было слышно стрельбу, что сразу подумал: белые не дальше 15 верст от города.

В кофейню своим друзьям по несчастью он приносит еще более сногсшибательную новость:

– Дутов взял Казань и Москву! Петроград занят союзниками.

И хоть слушающие знают, что это ложь, все же с радостью распространяют ее повсюду.

«Вы слышите сегодня, – с гневом говорит в заключение Гашек, – что занят Бирск, завтра Стерлитамак: и не знаете, или смеяться над идиотами, или взять револьвер и пустить им пулю в лоб.

Это последнее, по-моему, есть самое лучшее средства борьбы с провокаторами».

Уфа того времени кишмя кишела разного рода мародерами, спекулянтами, которые стремились использовать недостаток продуктов, промышленных товаров для своего обогащения. И, естественно, Гашек не мог остаться равнодушным к подобным отвратительным типам. Он создает фельетон и сейчас заставляющий читателей возмущаться неслыханным грабежом населения, – который под маской благочестия совершал «уфимский разбойник, лавочник Булакулин». Уже первой фразой Гашек дает уничтожающую характеристику своему «герою»: «Есть разбойники, которые действуют топором, обухом. Лавочник Булакулин действовал спекуляцией, и никто из разбойников не относился так легко и насмешливо к своим жертвам, как он».

Фельетон этот написан сочным языком, с замечательным чувством юмора, со многими интересными и надолго запоминающимися художественными деталями.

Разве можно забыть эпизод со спичками, когда покупатель просит продать их:

«Можете из меня щепы нащепать, – ответил купец, – а спичек не найдете. Не стоит продавать, цена очень высокая. Я сам покупал десяток за сто двадцать рублей.

В амбаре у него спрятаны два ящика еще с того времени, когда коробка стоила копейку.

– Если хотите, я вам могу отпустить, – продолжает дальше кровопийца, – коробку за двенадцать рублей.

– Не хочу, не надо.

Лавочник Булакулин потрясает кулаком:

– Какой неблагодарный народ, харя.

Испуганный уфимский обыватель машинально вынимает из кармана двенадцать рублей, берет коробку спичек и шепчет:

– Простите меня, окаянного, больше не буду дразнить, – и выбегает из бакалейной лавки с убеждением, что случайно спас себе жизнь».

Этот фельетон был напечатан в газете «Наш путь» 9 марта. Чуть ли не половину первой страницы занимала очень смешная и выразительная карикатура, подпись под которой гласила: «Что может случиться с каждым мародером и спекулянтом…» На рисунке изображены три типичных уфимских спекулянта. Они стоят у стены бакалейной лавки, а напротив – красноармейцы со взятыми на прицел винтовками. Сзади красноармейцев – довольные лица трудящихся Уфы.

Гашек печатным словом боролся не только против провокаторов, спекулянтов. Он резко обличал и тех бездушных канцеляристов, бюрократов, которые часто встречались в учреждениях Уфы того времени.

В жизни он продолжает оставаться простым, скромным, отзывчивым товарищем.

Вскоре после перехода Шуры на новое местожительство к ней пришла в гости Лида. Она постучала в дверь небольшого одноэтажного домика на улице Гоголя[7]7
  Этот дом сохранился и до настоящего времени.


[Закрыть]. Ей открыла Шура, одетая в черную юбку и беленькую блузку. Лида давно знала этот скромный наряд, он был единственной праздничной одеждой у старшей сестры. «Хорошо, – подумала Лида, – значит, у нее все в порядке, раз так одета».

Комнатка, в которую вошла сестра, была очень маленькой. Здесь стояли кровать, небольшой столик, два стула и шкаф с книгами. На окне – белая занавеска. Вот и вся обстановка. Но в комнате было уютно, хорошо. Особенно этому помогало множество книг.

Лида подошла к шкафу и стала читать корешки на книгах: Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, М. Е. Салтыков-Щедрин. Выделялось несколько томиков в голубом переплете произведений А. П. Чехова.

И тут же популярный в то время роман А. Вербицкой «Ключи счастья».

– Шурочка, дай, пожалуйста, почитать «Ключи». Очень хочется. И Чехова – тоже.

После долгих уговоров Шура согласилась:

– Только на неделю, не больше. Береги их. Ярославчик очень не любит растрепанных и грязных книг.

Лида, радостная, обещала точно в срок вернуть книги. Но обещания своего выполнить не успела: через несколько дней Уфу снова заняли белогвардейцы.

* * *

В начале марта белогвардейцы бросили на уфимское направление значительные силы отборных войск, вооруженных с ног до головы. Им противостояли сильно поредевшие части Пятой армии. Было решено временно оставить Уфу. Началась эвакуация.

Утро 13 марта было туманным, пасмурным. Для типографских работников последняя ночь в Уфе оказалась очень напряженной. Номер газеты «Наш путь» сдали в печать только около четырех часов утра. Гашек все время находился в типографии, следил за работой, подбадривал печатников, то и дело шутил с ними.

Когда весь тираж был напечатан, его передали оставшимся верным людям для того, чтобы газета и и этот день попала к уфимцам.

Через несколько дней редакция и типография прибыли в небольшой городишко Белебей. Гашек сразу же проявляет большую заботу о рабочих. Он обращается в политотдел Пятой армии с официальным письмом, где просит выдать им зарплату за период с 1 на 13 марта, так как из-за отступления из Уфы жалованье выдать не успели. Этот, казалось бы, на первый взгляд незначительный факт характеризует Гашека как чуткого, заботливого руководителя.

В Белебее Гашек энергично взялся за организацию типографии, оборудование которой предусмотрительно было взято из Уфы, Бугуруслана и Белебея. Он привлек к работе опытных наборщиков, печатников.

Дело было так быстро налажено, что на восьмой день после отхода наших войск из Уфы, 21 марта, в Белебее снова начала выходить газета. А на следующий день в ней появилось продолжение замечательного гашековского фельетона «Из дневника уфимского буржуа».

Гашек внимательно следит за развитием военных действий. Уже на следующий день после опубликования «Дневника» в газете появляется обзор на эту тему. Просто и доходчиво, а главное, правдиво, объясняет он причины отступления из Уфы, останавливается на политическом положении «сибирского правительства» Колчака, которому, видя его неудачи, отказались помогать союзники – японцы, французы, англичане. Неиссякаемой верой в победу звучат заключительные слова: «Каждому понятно, что нужно теперь делать. Не только взять обратно Уфу и продвинуться к Уралу. Мы должны перейти Урал. Уфа нам по дороге. Пускай каждый красноармеец знает свой маршрут: Уфа – Златоуст – Челябинск!»

До предела был занят Ярослав. Типография в это время выпускала десятки, сотни тысяч воззваний, листовок, обращенных к обманутым солдатам колчаковской армии, к тем красноармейцам, кто дрогнул в боях за власть Советов.

Все работали с большим воодушевлением. Рабочих типографии не приходилось подгонять, наборщики буквально рвали материалы из рук. Печатники держали машины в образцовом порядке, печать всегда была четкой и ясной.

Однажды заведующий прибежал в типографию чем-то очень возбужденный.

– Ребята, – с порога закричал он, – кричите «ура»! В Будапеште революция! Советская власть!

Все окружили Гашека, расспрашивали подробности, то и дело слышались радостные возгласы.

– Друзья мои, – возбужденно говорил он. – Сбылась мечта моя! Я же бывший подданный Австро-Венгерской империи. Сколько сил потрачено, чтоб развалить ее. И вот – сбылось. Да еще как! В самом центре Европы – вторая Советская республика. Мы должны помочь ей. Вот что, Степан, – обратился Гашек к рядом стоявшему наборщику Ганцерову, – набери-ка да поскорее эту штуковину. – И отдал густо исписанный листок. – Обещали дать в номер.

На следующий день, 25 марта, в газете «Наш путь» вместе с телеграммами о событиях в Венгрии было опубликовано и это обращение:

«Всем венгерским гражданам, проживающим в Уфимской губернии. В Венгрии победила пролетарская революция. Вся власть в Венгрии перешла в руки рабочих и крестьян. Отныне Венгрия объявлена Советской республикой. Она состоит в оборонительном и наступательном союзе с Российской Социалистической Республикой. В силу этого союза против врагов рабочего класса объявляю всеобщую мобилизацию до 40 лет всех венгерских граждан, проживающих в Уфимской губернии. Они должны записаться в трехдневный срок в Губернском Военном Комиссариате в городе Белебее.

С неподчинившимися этому приказу будет поступлено как с предателями Венгерской Советской Республики.

Уполномоченный Австро-Венгерским Советом Рабочих и Солдатских Депутатов – Ярослав Гашек».

В эти дни Гашек почти все время проводил в губернском военкомате, где находился мобилизационный пункт. И распоряжения, бумаги, связанные с типографскими делами, подписывал там же.

Много оказалось желающих помочь новой республике. Ярослав внимательно говорил с каждым, проявлял исключительную заботу об отъезжающих, сердечно напутствовал их.

Неделю спустя штаб армии, ее политотдел, а вместе с ними и редакция, типография перебазировались на станцию Кротовка, неподалеку от Самары.

Как бы ни были сильны духом красноармейцы, все же недостаток оружия, питания серьезно сказывался. Колчаковцы, хотя и с трудом, с большими потерями, на продолжали двигаться вперед. И всякий раз в это тяжелое время, когда бойцы получали свежий номер своей армейской газеты, они обращали внимание на ее название.

– Неужто наш путь назад, на Москву? – с горечью спрашивали они, – надо бы другое дать имя…

И вот 17 апреля газета вышла под новым названием – «Красный стрелок».

Каждым своим выступлением в газете Гашек стремился ободрить бойцов, вселить в них уверенность в победу. «Меч революционных красных войск висит уже над головой Сибирского Скоропадского – Колчака», – пишет он в небольшой заметке «Сибирская Скоропадщина», сравнивая диктатора Колчака с украинским диктатором Скоропадским.

«Мы накануне крупных событий… – уверенно заявляет Гашек. – Поднялось Поволжье и превратилось в огромный военный лагерь. Сверкают на солнце штыки красных стрелков. А эти красные штыки несут с собой неминуемый конец Сибирской Скоропадщине!»

9 июня Уфа снова и теперь уже навсегда стала советской!

Гашек с первых дней освобождения города весь в работе. Уже 11 июня в газете «Красный стрелок» появляется объявление о том, что 12 июня созывается конференция печатников доходных типографий Пятой армии. Внизу стояла подпись: «Секретарь ячейки Р.К.П. (большевиков) при типографии газеты „Красный стрелок“ Я. Гашек».

На этот раз Шура и Гашек поселились в домике, где жили мать и сестры. Им отвели лучшую комнатку. Но здесь они бывали очень мало. Рано утром, позавтракав, спешили в типографию. Возвращались всегда поздно. Ярослав обычно, придя домой, тут же ложился на кушетку, затем, немного отдохнув, вставал, садился за стол и писал.

Первое время дома Гашек был замкнутым, мало говорил, почти никогда не смеялся. Но затем, когда ближе познакомился с семьей Шуры, с ее матерью Анной Андреевной, сестрами Лидой и Зоей, он стал оживленнее, разговорчивей. В редкие часы отдыха Гашек беседовал с Анной Андреевной, внимательно слушал ее рассказы о трудовой дореволюционной жизни в башкирской деревне. О себе, своей жизни говорил неохотно. Лишь о матери мог рассказывать подолгу.

– У меня была замечательная мама, – мягко и нежно говорил Гашек, – она тоже много перенесла горя и нужды, когда умер отец. Нас, детей, осталось трое, мне – старшему – всего 13 лет. Умерла моя мама, – тихо произносил Гашек и становился грустным и молчаливым.

Непосильная и трудная работа, военная обстановка, недостаток питания – все это давало о себе знать. Здоровье писателя было в то время неважное. Часто, приходя вечером домой, лежа на кушетке, он массировал свою грудь. Однажды за таким занятием застала его Анна Андреевна.

– Что, Ярослав Романович, нездоровится? Может, лекарства какого…

– Пустяки, – бодрясь, ответил Гашек, – кончится война и здоровье вернется. А сейчас не до него. Надо работать для революции. Время не ждет.

И тут же сел писать.

В начале июля в «Красном стрелке» появился его фельетон «Дневник попа Малюты». Бойцы заразительно смеялись над незадачливым «полковым адъютантом» войска христова, того самого полка Иисуса Христа, который недавно был разбит красными.

Материалы, основанные на конкретных примерах, оказывали особенно большое воздействие. Сатирик знал это и потому стремился как можно больше и чаще в своих статьях, фельетонах использовать подлинные факты.

В доме № 41 по Телеграфной улице до прихода красных жил священник Сперанский. Широко известен был он главным образом лютой ненавистью к коммунистам и корыстолюбием. Священник писал антисоветские воззвания, за что получал кругленькие суммы от Сибирского «правительства». Так, например, за воззвание «Антихрист» он получил 3500 рублей.

Убегал Сперанский из Уфы с такой поспешностью, что не успел даже захватить с собой многие документы и письма. Дом, где он жил, был предоставлен Уфимскому комитету партии иностранных коммунистов. Гашек; будучи одним из руководителей комитета, случайно натолкнулся на этот архив. И вот в газете «Красный стрелок» 29 июля появляется страстная обличительная статья под красноречивым названием «В мастерской контрреволюции». Используя документы, личную переписку Сперанского с колчаковским полковником Гогиным и некоторые тексты воззваний, Гашек гневно изобличает деятельность верного пособника буржуазии. Священник, например, до того усердствовал, что даже такой прожженный враг Советской власти, как полковник Гогин, вынужден был в одном письме посоветовать Сперанскому «не очень увлекаться, так как воззвания к крестьянам относительно сжигания на кострах своих комитетов слишком уж сильно написаны, хотя и желательны».

Гашек приводит в статье и наиболее гнусное высказывание этого матерого контрреволюционера: «В каждого красноармейца нужно воткнуть несколько штыков, чтобы он умер, как собака, так как он предатель святой Руси».

«Товарищи красноармейцы, – гневно призывает Гашек, – помните хорошо эти слова, вышедшие из мастерской контрреволюции, и ловите всех злодеев в Сибирской тайге!»

Как и прежде, Ярослав много сил отдает партийной работе. Вместе с другими товарищами по партии проводит в эти дни «чистку» рядов партии, вовлекает в нее новых бойцов за рабочее дело, за Республику Советов.

В одно из воскресений комитет иностранных коммунистов устраивает концерт-митинг. В летнем театре собралось почти полторы тысячи человек. Здесь на русском, немецком, венгерском и других языках шел горячий разговор на тему: «Переустройство Европы и всемирная революция», а также о том, что должен теперь делать каждый иностранец, живущий в России. Активное участие в организации и проведении этого митинга принял Гашек. Через три дня в газете «Красный стрелок» появилась заметка, название которой подчеркивало смысл происходившего: «Иностранные рабочие с нами».

Один из лучших

Части победоносной Красной Армии освободили Челябинск и стремительно продвигались вперед, отбрасывая все дальше и дальше на восток полчища адмирала Колчака.

Гашек, внимательно следивший за событиями, немедленно налаживает связь с военнопленными, находившимися в Челябинске. От них узнает много важного я тревожного. И тут же по поручению Уфимского комитета партии иностранных коммунистов обращается в политотдел Пятой армии с просьбой в самом срочном порядке командировать трех товарищей в Челябинск для работы среди бывших военнопленных из Германии, Венгрии, Австрии и других стран.

«Нужно действовать очень быстро, – пишет он, – так как в Челябинске находится, по данным сведениям, какая-то группа социал-соглашателей из иностранцев.

Комитет просит вышеуказанным товарищам дать полномочия, так как они являются представителями нашей организации при политотделе 5. Комитет просит также предоставить им право с согласия Особого отдела организовать в Челябинске секретное отделение при Комитете партии для розыска шпионов из чешско-словацкого корпуса, которые в одежде военнопленных продвигаются в глубь территории республики».

Вскоре в Уфу пришел приказ: политотделу Пятой армии, всем организациям перебазироваться в Челябинск.

Наступило 13 августа. В этот день в последний раз в Уфе вышла газета «Красный стрелок» (№ 92). Все оборудование типографии и редакции погрузили в вагоны. Вместе со всеми в теплушках разместились и Гашек с Шурой. Теперь они были неразлучны.

Эшелон двигался медленно, еще не везде железнодорожное полотно было исправлено. Но работа не прекращалась ни на один день. Каждая стоянка использовалась для того, чтобы набрать тексты листовок или отпечатать их. Они были обращены к солдатам белой армии с призывом переходить на сторону красных, прекращать бессмысленное кровопролитие, братоубийство.

В перерывах между работой Ярослав частенько собирал вокруг себя рабочих. Анекдоты, веселые истории сыпались, как из рога изобилия.

Все ближе и ближе становились друг к другу заведующий типографией и молодой наборщик Степан Ганцеров, которого за злой язычок Гашек прозвал Перцем.

– Слушай, Степан, – обратился как-то Ярослав к приятелю, – помог бы.

– В чем?

– Часто и много приходится выступать с докладами, лекциями. А вот чтобы без ошибок по-русски, не всегда получается.

– А я при чем? Я не виноват.

– Подожди, Перец. Ты вот что: начни-ка следить за мной. Как я ошибусь, невзирая ни на что, останавливай и поправляй. Согласен?

– Невзирая ни на что? – переспросил Степан.

– Да, да.

– Ладно, согласен. Только ведь тошно станет.

– Выдержу.

Первое время «учеба» не клеилась.

– Ты мне больше дерзишь, чем учишь, – не раз говорил Гашек.

– Иначе не получается.

Однажды Гашек приказывает красноармейцу:

– Соловьев, возьми двое котелков и принеси кипьятку.

А Степан тут как тут:

– Разрешите доложить?

– Говори, – насторожился Ярослав.

– Что там двое котелков. Прикажите принести лучше двое ведров и кипьятку тогда больше будет. И сами напьемся, и пол вымоем, – выпаливает Гандеров, вытянувшись в струнку.

– Постой, постой. Почему двое ведров? Два ведра.

– Там, где есть двое котелков, обязательно должно быть двое ведро в, – отвечает, не моргнув глазом, Степан.

– Та-ак, та-ак… – задумчиво тянет Гашек. И вдруг, поняв, наконец, издевку, как выпалит:

– А ну, кру-гом! Направление на выход, шагом ма-арш!

И Перец исчезает из вагона.

Однако польза от замечаний была большая и потому Ярослав не обижался на шутливые издевки друга.

Ехали больше недели. Через несколько дней после прибытия в Челябинск, 23 августа, вышел очередной, 93-й номер «Красного стрелка». Но Гашека в типографии уже не было: его перевели в политотдел и поручили организовать отделение для иностранцев при партийной школе, где вводились лекции на немецком, венгерском, чешском, словацком и русском языках. А вскоре, 5 сентября, он был назначен начальником иностранной секции политотдела.

Как и прежде, Гашек активен, энергичен. Под его руководством секция развертывает широкую агитационно-пропагандистскую работу. Самого Гашека трудно поймать в кабинете. Только разве с утра, когда принимает посетителей, снабжает их брошюрами, листовками, плакатами, воззваниями. А днем, до поздней ночи, – в лагерях для бывших военнопленных, ведет дружеские беседы с иностранцами, разъясняет смысл революции, стремится как можно больше людей привлечь на сторону Советской власти, включить их в активную борьбу.

Трудно это, очень трудно. Немало среди них было враждебно настроенных, колеблющихся. Конечно, много было и сочувствующих, готовых встать на защиту Октября. На них-то и опирался Гашек, их и привлекал прежде всего к активной деятельности.

Много энергии отдавал Гашек организации собраний, митингов, лекций. Как правило, они завершались конкретными результатами. Буквально в первые же дни пребывания в городе состоялся митинг, в котором участвовало 600 военнопленных. Они приняли резолюцию, которая была потом опубликована в сотом номере «Красного стрелка». «Поражение Российской революции, – записано в ней, – было бы сильнейшим ударом для дела мировой революции и отдалило бы час освобождения трудящихся от их цепей». А в заключение говорилось о том, что все участники решили «с оружием в руках защищать форпост мировой революции – Российскую Социалистическую Республику, уверенные в том, что таким путем они лучше всего помогут своим братьям, борющимся на Западе против кровавой диктатуры буржуазии».

Прекрасное знание многих иностранных языков помогало Гашеку быстро завязывать контакты с военнопленными. С одними он говорил по-немецки, с другими – по-венгерски, с третьими… Недаром же в политотделе его называли «многоязычным комиссаром». На многолюдном интернациональном митинге в Центральном красноармейском клубе, где собралось более тысячи человек, Гашек выступал по-сербски.

А ведь всего несколько лет назад на вопрос австрийских военных властей, какими языками владеете, он скрыл истинное положение и ответил: «Только чешским».

Плодотворны были итоги сделанного в Челябинске под руководством Гашека. Широко распространялись газеты на различных языках, листовки, воззвания. В интернациональных частях созданы партийные ячейки. Не забывал Ярослав и о помощи народному хозяйству. «Кроме чисто политической работы, – писал он в отчете, – секция имела в виду и экономическую политику российской республики и организовала для работы на фабрики и заводы 468 специалистов из иностранцев».

Не забывает он и о журналистике. Хоть мало, очень мало остается теперь времени на статьи, все же продолжает выступать в газете. В «Красном стрелке» опубликованы два его интересных обзора зарубежной буржуазной прессы. Один – «Англо-французы в Сибири» – посвящен тому, что и как пишут о жизни в новой России. На конкретных примерах Гашек убедительно показывает, сколь лжива и антинародна позиция «свободной печати», как беспомощна она в своих притязаниях на «мудрые» советы и консультации. Почему же это происходит? Кто мешает возврату к прежнему строю? – задает вопросы и кратко, образно отвечает Гашек: «Русский рабочий и крестьянин, который хватает режиссеров из империалистического театра за руки и отбирает у них колчаковскую Сибирь и другие декорации и бутафорию черносотенной „Святой Руси“».

Приводя сообщения из газет о мнимых победах контрреволюционеров, которые якобы заняли и Москву, и Петроград, Ярослав зло высмеивает буржуазных писак: «Все эти английские и французские газеты врут не хуже белогвардейских».

В другом обзоре – «Вопль из Японии», опять-таки используя высказывания из иностранной печати, остро разоблачает грызню империалистов между собой, их разбойничьи повадки.

Широко отмечали в Челябинске вторую годовщину Великого Октября. А спустя неделю пришло радостное сообщение: 14 ноября пала «столица Колчака» – Омск. В тот же день весь политотдел был снова на колесах. Пункт назначения – Омск.

На этот раз в пути пришлось быть почти три недели. Собственно, больше стояли, чем ехали: все дороги были забиты.

Лишь в начале декабря прибыли в Омск. Здесь случилась беда: в течение двух дней тиф свалил 9 типографских рабочих. Четверых, в том числе начальника типографии В. Михайлова, положили в госпиталь, остальных девать было просто некуда. Все больницы, школы забиты ранеными, обмороженными, тифозными. На полу, в коридорах, порой по два человека на одной койке…

«Что делать? – мучился Степан Ганцеров. – Погибнут ребята».

Он бросился разыскивать Гашека.

Когда тот узнал о случившемся, сразу же оставил свои дела и вместе с другом направился в гостиницу «Россия».

– Жди меня здесь, – сказал Степану, а сам вошел в кабинет к коменданту гостиницы.

Спустя немного времени он вышел оттуда сияющий.

– Два изолированных номера получил. Давай сюда своих ребят, Перец. А я побегу. Дела ждут.

Всего несколько дней пробыл Гашек в Омске. А память о себе оставил. В архивах хранится записка, посланная им 6 декабря в театральную секцию губернского отдела народного образования: «Ввиду необходимости учреждения интернационального театра для 30. 000 иностранцев в гор. Омске… секция политотдела V армии просит оказать всяческое содействие тов. Мадьяру Эрвину, организатору интернационального театра.

Секция еще раз подчеркивает необходимость такой сцены для политического воспитания иностранцев и надеется вполне, что тов. Мадьяру Эрвину будет театральной секцией дано помещение… Заведующий секцией Гашек».

Все, буквально все самые разнообразные формы идеологического воспитания стремится использовать Гашек. И это ему, как видим, удавалось.

В Новониколаевске (ныне Новосибирск), куда переехал политотдел, его ждало тяжкое испытание: как и многих других, Ярослава свалил тиф. И кто знает, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы не Шура, которая неотступно дежурила около Гашека. В любую минуту, утром, днем или ночью, открывал больной глаза, а она – здесь и ждет, что скажет, что попросит. Словом, выходила его, буквально на руках выносила.

– Мне повезло, – говорил потом друзьям Гашек. – Когда бы случай представился на том свете побывать. А вот получилось. Правда, дальше златых врат не пустили. Не удостоился.

– И очень хорошо. Век бы не удостаивался, – немного с тревогой говорила Шура.

– Ты – виновница, – агрессивно наступал он. – Ты. Никогда не забуду этого. Никогда. Запомни.

– Помню, помню, – улыбалась добродушно Шура.

И действительно, Гашек на всю жизнь сохранил благодарность Шуре за то, что она своим сердечным отношением вырвала его из лап смерти. И в то же время досадовал:

– Надо же, сколько драгоценных дней потеряно!

С новой, еще большей энергией окунулся в работу. Армия стремительно гнала врага на восток, в самую сердцевину Сибири. И вот политотдел опять двинулся в путь, теперь уже по направлению к Красноярску.

Остановка была длительной: почти четыре месяца. С первого дня Гашек налаживает теснейшую связь с местными партийными и советскими органами, и не только в этом городе, но и в Иркутске, Канске (ныне Куйбышев, Новосибирской области), Ачинске. Главное, конечно, развертывается работа среди бывших иностранных военнопленных. В марте, например, было обследовано политическое положение в лагерях военнопленных, где создалась очень тревожная обстановка. «Офицерство из бывших военнопленных, – писал Гашек в отчете, – относится к пропаганде враждебно, в городе находится 3000 офицеров (немцев и мадьяр), которые ведут антисоветскую и антикоммунистическую пропаганду…» Они даже распространяли свою газету, печатавшуюся на копирографе. Разумеется, редакцию арестовали, а вместе с ними и двоих агентов-провокаторов из шведского Красного Креста.

Но этими мерами не ограничились. Почти ежедневно проводились лекции, митинги-концерты, спектакли, беседы.

Широкое развитие получила печатная пропаганда, Под руководством Гашека издавались газеты, бюллетени, воззвания и брошюры более чем на десяти языках, в том числе, газеты «Рогам-Штурм» и «Интернационал» на немецком и венгерском, «Глас коммуниста» – на польском языках, на гектографе ежедневно размножался информационный листок «Сибиряк» и другие. Программа РКП(б) была выпущена на венгерском языке, а Устав партии – на корейском.

Интенсивная работа шла не только среди военнопленных. Гашек отлично понимал, что следует вести пропаганду и по ту сторону фронта. В чехословацкий корпус, польскую бригаду, сербские и румынские полки шли агитаторы-коммунисты, несли обманутым солдатам правду о революции, вели там трудную, опасную для жизни работу.

Отправляя агитаторов в белогвардейский тыл, Ярослав никогда не забывал напомнить им, что они должны выяснять настроение солдат, их думы, мечты.

– Это нам очень важно знать. Тогда наша пропаганда станет еще действенней, результативней.

О том, что в политотделе хорошо знали, чем живут легионеры, что их волнует, есть много фактов, документов. Вот хотя бы интервью, которое дал Гашек корреспонденту «Красноярского рабочего». Здесь он подробно рассказывает о количестве иностранцев в России, о работе, которая проводится с ними. Особо останавливается заведующий секцией на том, как относятся к бывшим военнопленным их правительства. Многие стремятся не допустить возвращения на родину, «так как все они заражены коммунизмом», а тех, кто пробирается в Германию, Австро-Венгрию, расстреливают на границах. Правительство Чехословакии «препятствует возвращению не только военнопленных, но и своих войск, оперировавших в России, зная об их „плохом“ настроении и видя в них „красную угрозу“».

«Последние данные, полученные т. Гашеком от перебежчиков и отставных, – продолжает корреспондент, – свидетельствуют о том, что настроение в чешских войсках „самое скверное“. Уже давно замечавшееся охлаждение к союзникам в данное время перешло в ненависть. Они поняли обман Антанты, увидели, что были слепым орудием в ее руках, осознали, что она создала из них свой жандармский корпус.

То же самое можно сказать о польских легионерах, хотя среди них много контрреволюционеров. Что касается сербов, то у них сильное революционное брожение, недавно они убили начальника своей конницы полковника Павловича. О румынах и говорить нечего – каждый приказ об их боевом выступлении оканчивается убийством офицеров».

И еще одна очень важная особенность. Секция, руководимая Гашеком, постоянно искала новые формы общения с иностранцами, учитывая сложившуюся обстановку. В мае, например, были упразднены лагери бывших военнопленных. Секция немедленно начала разъяснять экономическую политику Советской России, задачи борьбы с хозяйственной разрухой. Тогда же она помогла местным органам направить всех трудоспособных на работу, специалистов – откомандировать на различные предприятия в Омск, в Екатеринбург и Москву. В отделе социального обеспечения с ее помощью были поставлены на учет все инвалиды.