355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Станислав Поплавский » Товарищи в борьбе » Текст книги (страница 9)
Товарищи в борьбе
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:25

Текст книги "Товарищи в борьбе"


Автор книги: Станислав Поплавский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

И вот уже Знамя с вышитым на нем портретом Тадеуша Костюшко затрепетало на ветру посредине каре, которым выстроились костюшковцы. Запыленное и задымленное, пробитое осколками, оно развевалось над атакующими ротами этого соединения под Ленино и Прагой. И вот сейчас на нем засверкал, пламенея, боевой орден Страны Советов!

– Польские воины, – обратился я к строю. – Как нам оправдать эту высокую награду братского советского народа?

– Нех жие Звензек Радзецки! – неслось в ответ. – Нех жие Польска Людова!

– Даешь Варшаву и Берлин!..

* * *

В тот же день по ВЧ позвонил начальник штаба фронта генерал-полковник М. С. Малинин:

– Ваш план наступления на Варшаву утвержден Военным советом без изменений, – сообщил он. – Торопитесь, операция может начаться раньше, чем мы рассчитываем.

Торопитесь... А как много еще надо сделать.

Наступление советских войск предполагалось начать 20 января. Но как известно, по просьбе наших союзников, войска которых терпели поражение в Арденнах, оно началось на целых восемь дней раньше. Мы, разумеется, в тот момент еще не знали всего этого, однако предупреждение командования фронта учли и не теряли напрасно ни минуты.

Штабные офицеры немедленно разъехались по частям. С раннего утра до поздней ночи я также находился в полках. Происходила перегруппировка войск, каждая дивизия занимала указанный ей район. Не прекращалась и интенсивная боевая учеба.

Беспокойство вызывала самая молодая в армии 6-я дивизия, которой командовал полковник Геннадий Шейпак. И солдаты здесь выглядели менее опрятными, и с боевой подготовкой обстояло неважно: на стрельбах часть личного состава показала низкие результаты, а на учениях с форсированием реки беспомощность проявили и некоторые офицеры. Между тем именно полкам этой дивизии предстояло переправиться через Вислу и начать уличные бои в Варшаве.

Нам пришлось изыскать дополнительные возможности, чтобы повысить степень боевой подготовки войск. В составе каждого полка на передовой позиции теперь оставалось по два батальона; третьи, строго соблюдая правила маскировки, выводились во второй эшелон и учились там форсировать реку и вести бой в городе. Ночью они возвращались на боевые позиции, а смененные батальоны отправлялись на учебные поля.

Напряженно работали в те дни штабы: уточняли детали операции, доразведывали районы сосредоточения и маршруты выдвижения войск. И конечно, отрабатывались задачи взаимодействия частей и соединений. В этих целях я побывал в соседних с нами советских армиях. Генерал-майор Ф. И. Перхорович и генерал-полковник П. А. Белов в разговоре со мной высказали одну и ту же мысль:

– Рады сражаться бок о бок с Войском Польским. В обиду братьев не дадим.

9 января дивизию имени Тадеуша Костюшко посетил Председатель Крайовой Рады Народовой Болеслав Берут и Главком Войска Польского Роля-Жимерский. Берут выступил на митинге с яркой речью, призвав польских солдат и офицеров с честью выполнить свой патриотический долг – вместе с советскими воинами освободить от оккупантов столицу польского государства. "Вы идете в бой плечом к плечу с самой могучей армией мира, Красной Армией, и победа будет за вами!" – закончил он свое выступление.

Из дивизии Берут поехал в Прагу, я сопровождал его. Никто из поляков уже не сомневался в том, что Варшава будет освобождена в ближайшие дни. Из уст в уста передавалась весть о том, что из Советского Союза прибыл большой транспорт с продовольствием для истощенных голодом варшавян. Мариан Спыхальский, руководивший созданием запасов продовольствия для столицы, сказал мне, что испытывает трудности с автотранспортом. Действительно, надо было и Варшаву освобождать, и заботиться о хлебе насущном для населения. И хотя у нас в армии не хватало автомашин, мы все же нашли автотранспорт для этой цели. На каждом автомобиле работали по два шофера, сменявшие друг друга, что позволило разгружать эшелоны круглые сутки. Продукты питания это бесценный дар советских людей, вынужденных экономить у себя дома каждую кроху хлеба, но с бескорыстной готовностью поспешивших на помощь братскому польскому народу.

Из штаба фронта поступил приказ закончить перегруппировку армии к исходу 14 января. Стало ясно, что операция начнется раньше намеченного срока. Погода благоприятствовала нам: туманы и снегопады хорошо маскировали войска, и к утру 14-го все соединения заняли указанные им рубежи.

Днем раньше оперативная группа армии перебазировалась из Зелены на юго-запад, в селение Погожель. Я тоже собрался выехать туда, как вдруг нежданно-негаданно ко мне заявился генерал Сверчевский.

– Каким ветром занесло сюда? – удивился я, пожимая руку Кароля.

– Вторая армия тоже движется к фронту, – с гордостью сообщил он.

Приятно было видеть его в приподнятом настроении. Я и сам в тот момент испытывал необычайный подъем духовных сил. Еще бы, временному затишью наступал конец!

Глава восьмая.

Освобождение Варшавы

Мы с нетерпением ждали похолодания. Войска готовились к форсированию Вислы, а на ней образовалась пока лишь узкая кромка льда вдоль берегов. Если морозы не ударят и не скуют всю реку, придется совершать маневр, перемещать части вдоль фронта для переправы по ближайшему мосту.

Встретившись с главным капелланом армии полковником Лопацинским, я в шутку попросил его вымолить у бога трескучие морозы. Он самым серьезным образом заверил меня, что сделает это с удовольствием и что Висла вскоре замерзнет.

– Ну поспешите, ксендз, призовите божью помощь нам на подмогу, посмеялся я.

Зима брала свое, и в первой декаде января действительно похолодало. Настроение сразу же улучшилось. Я немедленно приказал всем командирам частей и саперам готовить фашины, доски, жерди, солому для укрепления льда, а сам выехал на "ледовую рекогносцировку" в 4-ю пехотную дивизию имени Яна Килинского.

Кеневича я встретил в лесу, близ села Погожель, где располагался один из полков. Комдив был не один, рядом с ним стоял высокий молодцеватый майор.

– Представляю – замполит Юзеф Урбанович, – указал на него взглядом комдив. Мы обменялись крепким рукопожатием.

– Заместитель у меня прямо-таки замечательный, – любовно глядя на майора и не стесняясь его присутствия, похвалился Кеневич. – Он с офицерами-политработниками ведет большую воспитательную работу в частях, и наши жолнежи на глазах меняются – становятся все более сознательными. Да вы сами в этом убедитесь, – закончил аттестацию генерал, заметив укоризненный взгляд политработника, который, чувствовалось, не терпел каких-либо похвал в свой адрес.

То, что боевой и моральный дух личного состава дивизии был высоким, я уже знал от П. Ярошевича и вскоре убедился сам. Знал, что все это далось нелегко. Ведь полки дивизии были скомплектованы в основном из солдат старой польской армии, испытавших горечь поражения. Сколько же усилий, ума и инициативы вложили политработники, чтобы "перековать" людей в духе новой идеологии, пробудить у них желание сражаться за народную Польшу и, если потребуется, отдать за нее свою жизнь!

По дороге в Погожель майор рассказывал о людях дивизии, их воспитании, и мои симпатии к политработнику усиливались. Импонировала и его безукоризненная строевая выправка.

Комдив и его заместитель по политчасти не схожи ни внешностью, ни характером. Но они были крепко спаяны общностью стремлений, ценили и уважали друг друга и, как мне казалось, делали все, чтобы полнее использовать в интересах службы совместный опыт и знания.

Комдив 4-й, тучный и рано поседевший генерал Кеневич, с первого взгляда казался человеком флегматичным. Но его подвижность и задорный блеск глаз сразу же опровергали это впечатление. Тем не менее однажды я, шутя, назвал его стариком. Это не обидело тридцативосьмилетнего генерала – Болеслав сам любил шутку.

– Ну-ка, старик, – сказал я и теперь Кеневичу, – ведите в части. Хочу посмотреть, так ли весело и бодро выглядят перед боем ваши молодцы, как вы сами. Заодно и лед на Висле проверим.

– Вчера я направил в район переправы разведку, – с пониманием откликнулся комдив. – Днем саперы вели наблюдение, а ночью спустились на лед.

– И что же?

– Лед крепкий. Если такая погода удержится, переправим по нему пехоту и даже, надеюсь, полковую артиллерию.

Вошли в лес, где размещался 10-й полк. Еще издали увидели, что личный состав выстроен побатальонно. Мы остановились, прислушались. Зычным голосом командир части подполковник Винцент Потапович читал:

– "Солдаты! Вы идете на священный бой за освобождение родины. Перед вами немецкие окопы. За ними лес виселиц, на которых фашисты вешают поляков. Там льются кровь и слезы... Тысячи наших соотечественников стонут в гитлеровской неволе. Они ждут освобождения, ждут нашей победы..."

Я узнал наше – командования 1-й армии – обращение:

"В боевом союзе с советскими воинами мы идем дорогой победы, мы завоюем ее ценой своей крови. Каждый штыковой удар, каждое меткое попадание снаряда и пули – это шаг, приближающий нас к нашим отцам, братьям, женам и детям...

Нас зовет отчизна, нас зовут братья-поляки!

В бой, солдаты Свободы!"

В ответ раздалось троекратное "Нех жие!".

Мы прошли вдоль выстроенных в линию батальонов. Чисто выбриты лица солдат и офицеров, тщательно пригнано снаряжение, пуговицы и обувь начищены до блеска. А ведь всего несколько часов назад этот полк совершал длительный марш.

Хорошее впечатление осталось у меня и от осмотра 3-й пехотной дивизии имени Ромуальда Траугутта. Ее командир полковник С. С. Зайковский до войны преподавал тактику в академии имени М. В. Фрунзе, был моим старым знакомым.

Отозвав его в сторону, я спросил:

– Как, Станислав Станиславович, ледок на Висле? Выдержит ли пехоту, артиллерию?

– Надо бы проверить, – неуверенно ответил он.

– Ждете указаний?! А вот генерал Кеневич сам организовал разведку и убедился, что переправа по льду возможна.

Полковник опустил глаза, и его загорелое лицо порозовело. Он обещал в ту же ночь исправить свою оплошность.

Я привел этот пример не в укор Зайковскому, знания и опыт которого высоко ценил. Просто хотелось показать, что иногда и бывшие преподаватели тактики, ратовавшие на лекциях за инициативу и самостоятельность в действиях командира, сами не проявляли этих качеств в боевых условиях.

Тем временем Петр Ярошевич успел побывать в 1-й дивизии. Провел там совещание политического аппарата, поставил перед ним задачи, подсказал, как привести в действие большую силу, какой являются в любом воинском коллективе политбойцы. Посетил и полки, присутствовал на смотре дивизии.

Ярошевич поделился со мной впечатлениями. Рассказал и о таком эпизоде. Когда он беседовал с солдатами 3-го пехотного полка о том, что варшавяне ждут не дождутся своего освобождения, с юга вдруг донесся отдаленный гул артиллерийской канонады. Там уже повели – это было 14 января – наступление советские войска.

– Посмотрели бы вы, как реагировали на это наши жолнежи, – говорил Ярошевич. – Сначала все как по команде умолкли. В течение нескольких минут никто не проронил ни слова. Потом кто-то как крикнет: "Наши бьют фашистов!" Это он о советских воинах сказал "наши". И тут началось ликование. Жолнежи кричали "Виват!" в честь Красной Армии, Советского Союза, народной Польши. Меня это обрадовало куда больше, чем самое лучшее донесение о политико-моральном состоянии солдат.

В 15-м зенитном полку Ярошевич вместе с командиром майором Анатолем Пшибыльским посетил одну из батарей.

– Подходим к ближайшему орудию, – рассказывал он. – Видим, возле него копошится командир с солдатами. Офицер представился: "Подпоручник Пшибыльский!" Спрашиваю: "Однофамилец командира полка?" "Это мой брат Павел", – отвечает Анатоль. Пошли дальше. У одного из тягачей водитель представляется: "Капрал Пшибыльский!" "Как, – удивляюсь, – опять Пшибыльский?" А майор улыбается: "Это мой младший брат Алексы".

– Не знаете, откуда они? – спросил я у Ярошевича.

– Поляки из Советского Союза. Жили на Украине, под Уманью. А теперь все трое служат в одном полку.

Забегая вперед, скажу, что двум братьям Пшибыльским не довелось дойти до Берлина. Они погибли в боях: Анатоль – у Колобжега, Павел – у Грыфице. Я долгое время считал погибшим и капрала Пшибыльского. И лишь недавно узнал: Алексы уцелел. Он был ранен на Одере, потом лечился в госпитале. Ныне живет в Ленинграде.

Сведения, поступавшие к нам о ходе боевых действий войск 1-го Белорусского фронта, вселяли оптимизм. К исходу 14 января была взломана главная полоса обороны фашистов и советские бойцы продвинулись на участках прорыва на 12-18 километров в глубину. В оборонительной системе врага образовались бреши: одна, шириной в 30 километров, против магнушевского, а другая, в 25 километров, – против пулавского плацдармов. Наш сосед слева 61-я советская армия – вышла на рубеж Магерова Воля, Дембноволя, Юзефув.

Отчаянные попытки немецкого командования остановить наступавших на промежуточных рубежах окончились неудачей. Советские войска громили резервы неприятеля, прежде чем те успевали прикрыть бреши.

Все говорило о том, что близится и час нашего вступления в бой, причем это может случиться не на четвертый день операции, как планировалось, а гораздо раньше. Поэтому хотелось заранее переправить на западный берег Вислы польские танковые части.

Я позвонил на КП фронта. Выслушав мое предложение, генерал-полковник М. С. Малинин тут же доложил о нем командующему фронтом. Затем в телефонной трубке я услышал голос маршала Г. К. Жукова.

– Где вы рассчитываете переправить танки? – спросил он.

– По мосту в районе Магнушева.

– Какие части собираетесь перебросить?

– Первую танковую бригаду, четвертый тяжелый танковый полк и седьмой дивизион противотанковой артиллерии.

– Можете действовать, – одобрил Георгий Константинович. – Указание командующему шестьдесят первой армии, в полосе которой находится мост, будет дано. Время переправы и размещение ваших танковых частей на том берегу согласуйте на месте. Желаю успеха!

С генералом Никулиным мы уточнили, что начать движение танков целесообразнее 15 января около 16 часов дня, когда уже опускаются сумерки и вражеская авиация не страшна. И командующий бронетанковыми войсками армии выехал на магнушевский плацдарм, чтобы согласовать эти вопросы с командармом 61-й генералом П. А. Беловым.

Поначалу наступление этой армии развивалось неравномерно. Между тем 5-я ударная армия генерал-лейтенанта Н. Э. Берзарина, действовавшая левее, уже прорвала вторую полосу обороны врага и начала быстро продвигаться вперед. В 8 часов утра 16 января в прорыв была введена 2-я гвардейская танковая армия генерал-полковника танковых войск С. И. Богданова. Стремительное продвижение ее в северо-западном направлении сыграло очень важную роль: к концу дня прорыв расширился до 120 километров, глубина его в районе магнушевского плацдарма достигла 30 километров, а в районе пулавского – 50. Передовые части 2-й гвардейской танковой подошли к Сохачеву и взяли под контроль шоссе, ведущее к Варшаве.

В тот день и на правом крыле 1-го Белорусского фронта боевые действия развивались успешно. Немецко-фашистские войска не смогли устоять против сокрушительного удара 47-й советской армии и взаимодействующей с ней 2-й польской пехотной дивизии. Атаке бойцов 2-й дивизии предшествовала артподготовка, проведенная 13-м полком самоходной артиллерии, который впервые в истории польской армии обеспечивал продвижение пехоты прямой наводкой. Оборона гитлеровских войск была прорвана и на этом участке. В ночь на 16 января 47-я армия генерала Ф. И. Перхоровича переправилась через Вислу и захватила плацдарм в районе Чонсткув-Ломна, Дзеканув Польски, Кэмпа Келпинска.

Таким образом, советские войска, наступавшие севернее и южнее нас, вышли в тыл варшавской группировке противника и, продолжая стремительно продвигаться вперед, перерезали дороги, ведущие из Варшавы на запад, северо-запад и юго-запад. Оборона врага была дезорганизована: гитлеровцам грозило полное окружение.

Командующий 9-й немецкой армией генерал Люттвиц прекрасно понял это и вопреки строжайшим приказам гитлеровского верховного командования уже 16 января начал отводить свои главные силы из района Варшавы. Тем самым создались благоприятные условия для наступления нашей 1-й армии на столицу Польши.

Я выехал к Тарновскому мосту, чтобы присутствовать при переправе танковых частей через Вислу. И то, что я увидел там, еще раз свидетельствовало, как крепка боевая дружба советских и польских войск.

Зимние сумерки сгустились над рекой. Советские саперы, узнав о том, что предстоит переправа польских танков, собрались у въезда на мост в нетерпеливом ожидании.

Издали наконец донесся рокот моторов. Затем в полумраке обрисовались контуры машин. Обыкновенные советские танки Т-34, каких много уже прошло через этот мост. Только на броне их красовался белый польский пястовский орел.

Из люков выглядывали танкисты. Для такого торжественного случая они надели вместо кожаных шлемов конфедератки. "Да здравствуют польские танкисты!", "Да здравствует народная Польша!" – звучало на русском языке. "Нех жие братерство брони!", "Нех жие незвыценжона Армия Радценска!"{21} неслось в ответ по-польски.

Переправа танков по мосту прошла благополучно. Оказавшись заблаговременно на западном берегу Вислы, они могли теперь значительно ускорить продвижение пехотных соединений, ожидавших приказа на форсирование реки по льду. Я уже отправил офицеров связи в 1, 3 и 4-ю дивизии с приказанием привести полки в готовность к таким действиям, дал указание начальнику штаба армии генералу В. Стражевскому усилить наблюдение и разведку, особенно на участке 6-й пехотной дивизии и кавбригады, и напомнил всем командирам дивизий о необходимости максимальной бдительности.

– Не проглядите отход противника!

* * *

Около двух часов дня 16 января мы получили наконец долгожданный приказ штаба фронта: "1-й армии Войска Польского перейти в наступление..."

События развивались стремительно. Еще утром 16 января действующая на правом фланге 2-я пехотная дивизия, используя успех 47-й советской армии, начала переправу через Вислу в районе Кэмпы Келпинской и захватила плацдарм на западном берегу. Ее командир генерал Ян Роткевич быстро перебросил затем на тот берег и главные силы дивизии.

На левом фланге армии активные действия начались во второй половине дня 16 января с разведки боем, которую провела кавалерийская бригада. Впрочем, кавалерийской она только называлась – из-за отсутствия лошадей солдаты бригады действовали как обычные пехотинцы. Разведывательным группам 2-го и 3-го уланских полков удалось зацепиться за противоположный берег и, тесня немцев, захватить плацдарм. Командир кавбригады полковник Владзимеж Радзиванович сразу же переправил туда свои главные силы. Действуя энергично и напористо, пешие кавалеристы к концу дня освободили пригородные поселки Оборки, Опач, Пяски, что позволило 4-й пехотной дивизии выдвинуться на исходные позиции в районе Гура Кальвария.

Полковник Радзиванович был, кстати говоря, и лихим кавалеристом, и широко эрудированным человеком. Родился он в Петербурге, пятнадцатилетним юношей добровольно вступил в красногвардейский отряд Выборгского района и до конца гражданской войны участвовал в боях с врагами молодой Советской республики. Потом служил в пограничных войсках, учился в Литературном институте имени А. М. Горького. Он в совершенстве владел английским, французским, итальянским, испанским, в меньшей степени немецким и турецким языками. Ему принадлежит перевод ряда военно-исторических работ.

С началом Великой Отечественной войны Радзиванович вернулся в ряды Красной Армии, командовал на Южном фронте гвардейской механизированной бригадой. Затем был направлен в Войско Польское, служил в 1-й дивизии, потом водил в бой кавбригаду. После войны в звании генерала бригады командовал Люблинским военным округом. По возвращении в Советский Союз возглавлял кафедру иностранных языков в Военном педагогическом институте.

Однако вернемся к боям за Варшаву. Труднее, чем у фланговых соединений, складывались дела у 6-й пехотной дивизии, наступавшей на столицу с фронта. Здесь гитлеровцы сопротивлялись особенно упорно. Первую попытку форсировать Вислу по льду полковник Г. Шейпак предпринял еще днем 16 января. Противник встретил наступавших сильным артиллерийским и минометным огнем. Снаряды и мины рвались, образуя большие полыньи, преграждавшие путь солдатам. Но едва те залегали, на них рушился шквал пулеметного огня. Пришлось приостановить наступление и возобновить его лишь в темноте.

Под вечер полковник Шейпак доложил, что передовой отряд 14-го полка захватил плацдарм в районе Августува.

– Как ведут себя гитлеровцы? – спросил я его.

– По данным разведки, отводят главные силы из Варшавы, прикрывая отход сильными арьергардами.

– Так быстрее вводите в действие все полки дивизии! – поторопил я его. – Сбивайте арьергарды немцев и рвитесь к Главному вокзалу!

Уточнив задачи остальным комдивам, я также потребовал ускорить темпы наступления – каждый лишний час пребывания фашистов в Варшаве нес ей новые бедствия.

Пришло время и мне перебраться на западный берег Вислы – в Конары, где уже находилась оперативная группа штаба армии. Вместе с Петром Ярошевичем добирались туда опять-таки через мост в районе Магнушева, который противник держал под обстрелом тяжелой артиллерии. В Конары въехали в полнейшей темноте. Неожиданно впереди мелькнул и пропал узкий луч света.

– Что там такое? – спросил я встретившего нас майора.

– Единственный уцелевший дом. В нем живет старая женщина...

– Зайдемте к ней, – предложил Ярошевич. Он никогда не упускал случая поговорить с местными жителями.

Дверь была полуоткрыта, и мы тихо вошли. У стола неподвижно, словно в забытьи, сидела старушка. Услышав шаги, она уставилась на нас тусклыми невидящими глазами. Потом сделала жест рукой, словно отгоняя видение, и вдруг схватила рукав моей шинели и начала гладить серебряный зигзаг шитья, обрамлявшего обшлаг.

– Наш польский венжик, – шептала она, и слезы лились из ее глаз. Неужто правда, воскреснет Польша?!

Немного успокоившись, старушка рассказала о том, что ей пришлось испытать за последние годы.

– Мужа фашисты замучили в Майданеке, – с трудом подавляя рыдания, говорила она. – А дочерей, двух моих девочек, угнали в Германию...

Мы успокаивали ее как могли. Но чем помочь исстрадавшейся женщине?! Провожая нас, она просила:

– Освободите из фашистской неволи моих девочек.

На следующий день, выступая перед солдатами, Ярошевич говорил и об этой женщине, ее муках и слезах, и о нашем обещании поспешить на помощь узникам, томящимся в фашистской Германии.

* * *

Блиндаж в Конарах, который мы заняли, только что покинули его прежние хозяева. Они так спешили, что оставили даже ковры на стенах и недопитое вино в бокалах. Видимо, здесь обитал высокопоставленный гитлеровец, привыкший и на войне к комфорту: в блиндаже имелась даже туалетная комната.

С соседями удалось сразу же связаться по ВЧ, и я уточнил обстановку.

Наступление 47-й и 61-й армий развивалось весьма успешно. Уже были освобождены Гура Кальвария и Пясечно. Стремительно шли вперед и главные силы 2-й гвардейской танковой армии. Требовалось ускорить продвижение и наших передовых частей. Но тут произошел беспрецедентный случай, о котором даже и вспоминать неудобно: я, командующий армией, оказался вдруг... без связи!

– Дайте 1-ю дивизию! – приказываю телефонисту.

– С первой связи нет.

– Тогда вторую!!

– Со второй тоже нет.

– Командира третьей!

– И с ней нет связи, обывателю генерале.

– Ну так с четвертой, может, связь есть? – спросил я, с трудом сдерживая себя.

– Нет и с нею...

У нас была радиостанция, и я надеялся, что она выручит, но и радисты не смогли войти в связь с войсками. Не буду повторять тех фраз, что я высказал после этого связистам: мой вспыльчивый характер, к сожалению, прорвался наружу... Недобрыми словами вспоминал я и начальника связи армии полковника Феликса Сучека (в общем-то добросовестного офицера) и работников штаба, не обеспечивших КП связью.

Пришлось посылать в дивизии с письменным приказом офицеров связи. Перед рассветом они вернулись. Донесения в целом были отрадными. Части трех дивизий, наступавшие на главном направлении, вышли на рубеж Езёрна, Пясечно и продолжали с боями двигаться к Варшаве. Успешно наступали и танкисты. Их натиску не смогли противостоять даже те сильные укрепления гитлеровцев, о которых я рассказывал выше. Выучка польских воинов и их горячее стремление к победе позволяли им решать самые сложные задачи.

Из Конар стало трудно управлять быстро продвигавшимися войсками, и оперативная группа штаба направилась в только что освобожденное Пясечно.

Наступило утро, и нашему взору представилась картина, напоминавшая горестные месяцы начала войны. По обочинам дороги двигалась бесконечная вереница людей. Одни несли на себе сундуки, мешки, тюки и ящики, другие тянули поклажу на повозках, третьи толкали перед собой детские коляски, загроможденные узлами и чемоданами. Разница была лишь в том, что людской поток двигался теперь не на восток, а на запад – беженцы возвращались в родные места. Худые, усталые, они были озабочены одной думой: уцелел ли дом и живы ли близкие, оставшиеся в родной деревне, поселке, городе? Поток людей все рос, заполняя порой полотно дороги и мешая продвижению войск. Пришлось выставлять дополнительные регулировочные посты.

Всюду были видны следы жарких боев, полыхавших здесь всего несколько часов назад: подбитые орудия, обгорелые танки, перевернутые бронетранспортеры, неубранные вражеские трупы.

Население Пясечно от мала до велика высыпало на улицы, ликующими возгласами встречая советские и польские части. Позже мне много раз приходилось видеть гораздо большие толпы возбужденных и радостных жителей только что освобожденных населенных пунктов, но главная улица этого небольшого уездного города, заполненная ликующими людьми, и теперь живо стоит перед моими глазами.

Через город проходил один из полков 3-й пехотной дивизии – два остальных ее полка уже сражались в предполье Варшавы. На площади остановились три танка с группой десантников-автоматчиков на броне. Когда мы с Ярошевичей подошли к ним, то увидели офицера, которого окружили жители окрестных улиц.

– Пане, скажите, откуда и каким чудом взялись польские воины? – спросил его старичок с бородкой клинышком и в пенсне.

– На танках белый орел... Неужели они польские? – Худая как скелет женщина, не отрываясь, смотрела большими увлажненными глазами на эмблему, украшавшую броню.

– Немцы днем и ночью кричали по радио, что польской армии вовсе нет, а советским войскам никогда не взять Варшавы, – добавил парнишка лет пятнадцати с рукой на грязной перевязи.

Офицер терпеливо отвечал на эти вопросы, поясняя, что и грозные боевые машины с белым орлом на броне, и русоволосые парни в танкошлемах, и автоматчики в касках – все это частица новой народной армии – Войска Польского, пришедшего вызволить родную землю из под фашистского ига.

Оказалось, в роли агитатора выступал командир взвода автоматчиков Анджей Верблян. Боевой офицер и политбоец, он всякий раз, когда представлялась возможность, разъяснял бойцам и местным жителям политику народной Польши.

Людей скопилось много, они окружили и нас, обращаясь с новыми и новыми вопросами.

Ничего не оставалось делать, как открыть летучий митинг. Ярошевич поднялся на танк. Наступила тишина. Все, о чем говорил им оратор, было для жителей городка откровением. И то, что на освобожденной польской территории создано польское народное правительство, и то, что там уже проводится земельная реформа, и то, что с помощью Советского Союза организована сильная польская армия, и то, что освобождение Варшавы – уже вопрос часов.

Ярошевич был хорошим оратором, но в ту минуту, возбужденный ликующей толпой, он превзошел самого себя. Когда он закончил, кто-то крикнул:

– "Роту!"

Есть у поляков широко известное и любимое стихотворение писательницы Марии Конопницкой "Рота". Переложенное на музыку, оно стало как бы вторым национальным гимном польского народа, его клятвой, его призывом. И вот уже поплыла в морозном воздухе торжественная мелодия. Люди пели вдохновенно, и, когда дошли до слов:

Не будет крестоносец плевать нам в лицо,

Детей наших онемечивать!

– у многих на глазах засверкали слезы.

Стихла песня, и площадь снова забурлила, зашумела...

Многие жители Пясечно встречали среди солдат наших частей своих родных и знакомых, а потом долго шли по обочинам дороги рядом с шагавшими к Варшаве батальонами.

* * *

В 8 часов утра 17 января 4-й пехотный полк 2-й дивизии Яна Роткевича первым ворвался на улицы Варшавы. Уже через два часа он продвинулся до самой большой и популярной варшавской улицы Маршалковской. Тяжелее пришлось 6-му пехотному полку, наступавшему на левом фланге дивизии: на площади Инвалидов он встретил яростное сопротивление гитлеровцев, засевших в старой цитадели, служившей при царизме тюрьмой. Противник, видать, рассчитывал долго продержаться за ее толстыми стенами: состоявший из отборных эсэсовцев, его гарнизон был обеспечен боеприпасами, продовольствием и водой на несколько месяцев. И кто знает, может, гитлеровцам и удалось бы задержать здесь дальнейшее наступление полка, если бы не героизм солдат и офицеров.

К поручнику Анатолю Шавары, командиру 2-й роты 4-го пехотного полка, солдаты привели какого-то мужчину, желавшего сообщить нечто очень важное. Худое, давно не бритое лицо и грязные лохмотья, в которые он был одет, лучше всяких слов говорили о тяжелых испытаниях, выпавших на долю незнакомца. К сожалению, фамилия этого поляка так и осталась неизвестной.

– Кто вы? – спросил его поручник.

– Солдат Армии Людовой. Партизанил, принимал участие в Варшавском восстании.

– Что вы хотите сообщить?

– Я вам покажу проход в крепостной стене. Дайте мне несколько жолнежей, и я проведу их туда.

– Хорошо, я сам пойду с вами! – ответил поручник. Где ползком, где перебежками они подобрались ближе к цитадели и обогнули запорошенную снегом крепостную стену.

– Вон видите, чуть левее, – указал проводник пальцем на черневший в стене провал. – Они сделали проход, чтобы ходить к Висле за водой.

– И конечно, прикрыли его пулеметом?

– Да, он в том доте, справа. Если его захватить, можно ворваться в крепость.

Считанные минуты ушли на составление смелого плана, затем рота приступила к его выполнению.

Ликвидацию огневой точки возложили на взвод хорунжего Забинки, усиленный 45-миллиметровым орудием. Стремительный рывок взвода был так внезапен, что дот удалось захватить прежде, чем его обитатели успели поднять тревогу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю