Текст книги "Натюрморт с усами (сборник)"

Автор книги: Станислав Лец

Соавторы: Станислав Дыгат,Януш Осенка,Стефания Гродзеньска,Лешек Марута,Ежи Виттлин,Антони Марианович,Хенрик Бардиевский,Анатоль Потемковский,Ст. Зелинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Станислав Ежи Лец
Непричёсанные мысли

– Цени слова! Каждое может оказаться твоим последним.

– Пуритане должны носить два фиговых листка – на глазах.

– У каждого века – своё средневековье.

– Не пиши своё кредо на заборе.

– Не сотвори себе кумира по своему подобию.

– Миг познания своей бездарности – это проблеск гения.

– «Дикая свинья» – это звучит куда благороднее, чем просто «свинья».

– Не взывай ночью о помощи – ещё соседей разбудишь.

– Откройся, Сезам, – я хочу выйти!

– Разрушая памятники, сохраняй пьедесталы. Всегда могут пригодиться.

– Откуда ветер знает, в какую сторону дуть?

– Некоторые характеры тверды, но эластичны.

– Когда запахло фиалками, навоз сказал: «Ну что ж – работаем на контрасте».

– Посыпал себе голову пеплом своих жертв.

– На него падала тень подозрения. И в этой тени он прятался.

– Люди без пятен, остерегайтесь! Вас легко узнать.

– Поэты как дети: когда сидят за своим письменным столом, ногами не достают до земли.

– После потери зубов язык во рту приобретает большую свободу.

– Трудно понять, кто плывёт по течению добровольно.

– Можно оказаться на дне, не достигнув глубины.

– Когда нет причин для смеха, рождаются сатирики.

– Сатирик умирает с прищуренным глазом.

– В некоторых источниках вдохновения музы моют ноги.

– Первый человек не знал печали – он не умел считать.

– Дон-Кихоты, атакуйте ветряные мельницы только при попутном ветре.

– Кто знает, что бы открыл Колумб, не попадись ему на пути Америка.

– Ахиллесова пята часто скрыта в сапоге тирана.

– Техника достигнет такого совершенства, что человек сможет обойтись без самого себя.

– И время Эйнштейна зависело от городских часов.

– Не каждый феникс, восставший из пепла, признавая в своём прошлом.

– Глупость данной эпохи для науки будущего столь же ценна, как и её мудрость.

– Мир без психопатов? Он был бы ненормальным.

– То, что один поэт говорит о другом, можно сказать, не будучи поэтом.

– Есть пьесы такие слабые, что никак не могут сойти со сцены.

– Надо стать знаменитым, чтобы позволить себе инкогнито.

– Интеллигентна ли нагая женщина?

– Человек сделан из железа. Поэтому иногда он не чувствует на себе цепей.

– Люди, опередившие своё время, должны были ожидать его в помещениях, лишённых удобств.

– Мудрые мысли появляются из головы, как Афина Палланда, красивые мысли – из пены, как Афродита.

– Иногда нужна грубость, чтобы подчеркнуть свою утончённость.

– О, если бы судьба человека была только предметом философии!

– Сальто-морале куда опаснее, чем сальто-мортале.

– Этот поэт ставит всегда на доброго коня, и никогда– на Пегаса.

– Для лошадей и для влюблённых сено пахнет по-особому.

– Диктовать может и неграмотный.

– Как перевести вздох на чужие языки?

– За всю жизнь ему ни разу не удалось постоять У позорного столба общественного мнения.

– Эх, разузнать бы частный адрес пана Бога!

– Свободу симулировать нельзя.

– О время, время! Можно прожить жизнь за один день. Но куда же девать остальные?

– Если бы смерть можно было отоспать в рассрочку!

– Всё в руках человека. Поэтому их надо чаще мыть.

Перевод Елены Надеиной

* * *

Не зная иностранного языка, никогда не поймёшь молчания иностранцев,

Помни, у человека нет выбора: он должен оставаться человеком!

Вы думаете, этот автор малого достиг? Он снизил общий уровень!

В борьбе идей гибнут люди!

Окно в мир можно заслонить и газетой.

Надпись «Вход воспрещён» мне больше по душе, чем «Нет выхода».

Если бы козла отпущения можно было ещё и доить!

Не подбивайте кретина на создание шедевра, а вдруг ему это удастся!

Подбрось свои мечты врагам. Может, реализуя их, они свернут себе шею.

Даже в его молчании были грамматические ошибки.

Из рецензии: «Поэта Н. отличало благородное убожество мысли».

Что удерживает нас на земном шаре, помимо силы притяжения?

Глупость не избавляет от необходимости думать.

Сплетни, старея, превращаются в легенды.

В доме повешенного не говорят о верёвке. А в доме палача?

Смерть – первое условие бессмертия.

Подумать только: на том же огне, что Прометей похитил у богов, сожгли Джордано Бруно!

Не надо смешить беззубых тиранов!

«Выше голову!» – произнёс палач, набрасывая петлю.

Жаль, что Каин и Авель не были сиамскими близнецами.

До глубокой мысли надо уметь подняться.

Он совершил преступление: убил человека! В себе.

Не ходи проторёнными путями: поскользнёшься!

Некоторые ненавидят искусство. Это уже прогресс. Значит, они понимают его.

Вначале было Слово. Только потом наступило Молчание.

Могло быть и хуже. Твой враг мог стать твоим другом.

Философы, не ищите философский камень: его повесят вам на шею!

И медные лбы блестят.

Не рассказывайте своих снов. Вдруг к власти придут фрейдисты!

Умереть на острове Святой Елены можно и не будучи Наполеоном.

Время делает своё дело. А ты, человек?

Взывай всегда к чужим богам. Они выслушают тебя вне очереди.

Две параллельные линии сходятся в бесконечности. И они верят в это!

«Проспал эпоху!» – сказали о нём. «Спокойно?» – спросил я.

Там, где смех под запретом, обычно и плакать не разрешают.

«Я – поэт завтрашнего дня!» – воскликнул он. «Поговорим об этом послезавтра», – ответил я.

Ну и пробил головой стену. А что ты станешь делать в соседней камере?

Истинный враг никогда тебя не покинет.

Остерегайтесь, когда лишённые крыльев их расправляют.

Тот, кто рождается классиком, не умирает. О нём просто забывают.

Ах если бы родиться после смерти своих врагов!

Странно: «философии отчаяния» больше всего боятся оптимисты.

Некролог мог бы служить великолепной визитной карточкой.

Бессмертный писатель умирает в произведениях своих эпигонов.

На котурнах труднее сходить со сцены.

Сны зависят от положения спящего.

Следы многих преступлений ведут в будущее.

Конец некролога: он не умер. Изменил образ жизни.

Я повторяю столь старые истины, что человечество их не помнит.

Перевод В. Головского

Ст. Зелинский
Памятник

Хенрык был скромным, приветливым, робким и вежливым человеком, человеком во всех отношениях на своём месте. Произведения, которые он писал, не отличались высоким полётом и не были выдающимися. Но они были добросовестные, дельные и совершенно на своём месте.

Хенрык не претендовал ни на что большее, кроме этой добросовестности и дельности. Во всех отношениях он был исключительно на своём месте.

Но человек по природе своей склонен к иллюзиям.

Человеку кажется, что пребывает он на своём месте исключительно по собственной воле. Он не принимает во внимание мистических и сверхъестественных факторов, не учитывает приговоров слепого и подчас злобного рока, за которым всегда остаётся последнее слово.

Случилось так, что деятели культуры на одном из совещаний выяснили, что в литературе освободилась вакансия на постаменте.

– Ну и ну! – воскликнул Один-Из-Выдающихся-Деятелей. – Надо срочно заполнить эту вакансию!

– Видите ли, ваше превосходительство, – сказал Один Из-Мало-Выдающихся-Деятелей, – к сожалению, сейчас никто на эту вакансию не тянет.

Выдающийся Деятель насупился.

– Я поражаюсь вашей близорукости, Мало-Выдающийся Деятель, – сказал он. – Заполнить эту вакансию необходимо. Это дело нашей чести. Мы не можем допустить невыполнения плана роста, столь безошибочно начертанного мною на текущий год.

– Но…

– Никаких «но»! То, что сейчас никто не тянет на памятник, – препятствие легкоустранимое. Мы напишем на бумажках фамилии известных нам писателей и будем тянуть жребий.

– А если выигравший откажется?

– Мы обяжем его в административном порядке. Да и вообще, – Один-Из-Выдающихся-Деятелей взмахнул рукой, – будьте спокойны!

Счастливый жребий пал на Хенрыка. Когда к нему явилась делегация с лавровым венком и патентом, свершилось чудо. Мало-Выдающийся Деятель не успел кончить свою утверждённую свыше речь, как Хенрык человек, в общем-то, неспортивный, с лёгкостью балерины вскочил на постамент. И тут же окаменел в монументальной позе.

И стоял Хенрык на постаменте, стоял монументальный, нескромный, неприветливый, неробкий и невежливый– во всех отношениях не на своём месте. Он тут же перестал писать свои добросовестные и дельные произведения, потому что можно ли, стоя на постаменте, писать добросовестные и дельные вещи? И писал он вещи монументальные, нескромные, неробкие, недружелюбные и нелицеприятно-нахальные, но их никто не читал – ведь на какой чёрт это кому нужно?

Время шло. Как-то Один-Из-Выдающихся-Деятелей спросил:

– Что это за тип стоит на постаменте и занимает там место?

Так как никто не мог на это обстоятельно ответить, Один-Из-Выдающихся-Деятелей постановил:

– Идите и стащите его с постамента.

Это была душераздирающая картина, когда четверо Средне-Выдающихся-Деятелей стаскивали Хенрыка с постамента. Он хрюкал (да, хрюкал!), пинался, вырывался и, уже поверженный наземь, старался снова вскарабкаться на постамент. Тщетно. Кто-то другой, назначенный Деятелями Культуры, уже успел вспрыгнуть на место и ногами спихивал Хенрыка. Он не отзывался даже на компромиссное предложение подвинуться и немножко постоять вместе.

Хенрык никогда больше не вернулся на своё место. Оттуда возврата нет – оттуда путь в небытие, сложенное из монументальности, горечи и дурного обмена веществ.

Люди, ради бога, поосторожней с памятниками!

Перевод Л.Тоома

Антони Марианович
Лепёшка

Высокая комиссия собралась, чтобы оценить лепёшку– произведение начинающего пекаря. Первый из членов комиссии, взяв в руку циркуль, заявил, что форма лепёшки оставляет желать много лучшего. Второй обвинил лепёшку в том, что она пахнет булкой, а не духами «Кельке флёр». Третий доказал, что лепёшка не помогает против облысения. Четвёртый осудил лепёшку, как слишком мягкую: её нельзя подложить под расшатанный стул. Наконец, пятый член комиссии очень удивился, почему лепёшка не говорит «мама» и «папа».

Опечаленный неудачей, пекарь снова взялся за дело и уже через год представил комиссии лепёшку, испечённую точно по её указаниям. Лепёшка эта была идеально круглой, упоительно пахла духами, способствовала произрастанию волос, годилась для подкладывания под шаткие стулья и отлично выговаривала «мама» и «папа». После многочасового совещания комиссия лепёшку приняла. На единственный небольшой недостаток комиссия не обратила внимания: лепёшку нельзя было есть.

Перевод В.Чепайтиса

Лешек Марута

Лаборатория

Я шёл по пустынному полю, покрытому грязным тающим снегом, и с волнением думал о своём будущем репортаже из такого солидного научно-исследовательского центра, каковым, несомненно, являлась Лаборатория.

Голова моя была набита всевозможными нейтронами, мезонами, протонами, гиперонами, позитронами, и меня охватывал панический ужас при мысли, что во время предстоящих бесед я всё это перепутаю.

Лаборатория находилась далеко за городом, и от последней автобусной остановки пришлось ещё порядочное расстояние прошагать пешком. Так что у меня было достаточно времени, чтобы повторить мысленно очерёдность вопросов. Кроме того, я мог уже издали освоиться с видом Лаборатории, приземистое здание которой лежало на пустой равнине и отчётливо вырисовывалось на фоне серых холмов, окаймлявших со всех сторон наш город.

После двадцатиминутного марша я наконец доложил о своём прибытии в проходной, предъявив вахтёру редакционное удостоверение. Тут ко мне присоединился курьер, и вместе с ним мы направились в кабинет директора.

Профессор уже ждал меня, предупреждённый по телефону вахтёром о моём визите. Он сидел в огромном кресле, а перед ним, на сверкающем письменном столе красного дерева, высились кипы книг и научных журналов. Даже на стенах кабинета висели графики, иллюстрирующие ход всевозможных сложнейших физико-химических процессов.

Я поздоровался с профессором, передал ему привет от нашего главного редактора, некогда учившегося вместе с ним в школе первой ступени, и не мешкая приступил к интервью.

– Пан профессор, – начал я, положив перед собой на стол блокнот и авторучку, – какие цели ставит перед собой Лаборатория и какова область её исследований?

Профессор немного помедлил с ответом. Наконец, откашлялся и произнёс тихим голосом:

– Цель наших исследований, гм, довольно специфична. Мы занимаемся тут исключительно ниспровержением общепринятых физических законов и правил математики.

«…Ниспровержение законов и правил математики». – записал я в блокноте. – А можно ли узнать зачем?

По той простой причине, что их слишком много! Уже сейчас мы констатируем, что самые способные студенты и солидные учёные мужи не могут угнаться за научным прогрессом, не управляются с огромным, постоянно нарастающим потоком информации. Физика становится слишком трудной для физиков, математика – для математиков. Следовательно, необходимо частично освободить их от балласта. Такова наша основная цель.

– Понятно. В этой связи, пан профессор, не могли бы вы продемонстрировать нашим читателям на каком-либо небольшом конкретном примере свою методику ниспровержения, допустим, правила математики?

– С удовольствием, – профессор взял карандаш и лист бумаги. – Вам, разумеется, известна теорема Пифагора?

– Пи-пифагора? – переспросил я, заикаясь.

– Ну та, которая гласит, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов?

– Да, конечно…

Профессор начертил на бумаге прямоугольный треугольник и квадраты.

– Достаточно только нарисовать треугольник криво – и равенство исчезнет! Тут даже излишни какие-либо доказательства. Это видно невооружённым глазом!

Я пригляделся к рисунку. Действительно, квадрат гипотенузы абсолютно не равнялся сумме квадратов катетов!

– Столь же просто мы опрокидываем теорему Талеса. Отрезки на разных сторонах угла вовсе не будут пропорциональны, если прямые, их отсекающие, не будут прямыми!

– Потрясающе! – прошептал я восхищённо и не без некоторой доли внутреннего удовлетворения.

– К сожалению, в связи с перегруженностью научной работой я не смогу лично сопровождать вас при осмотре Лаборатории. Но я уже распорядился, чтобы вам составил компанию доцент Маруля. Это наш выдающийся физик. Он уже собственноручно опроверг принципы динамики Ньютона, законы Бойля-Мариотта, Лавуазье и теорию относительности Эйнштейна,

Профессор нажал кнопку звонка, и минуту спустя в дверях появился доцент Маруля, плотный, высокий, бледным одутловатым лицом, значительность которого подчёркивали очки в золотой оправе.

Доцент Маруля, не говоря ни слова, повёл меня по коридору к двери, на которой виднелась надпись: «Антиэлектрическая лаборатория». Когда мы вошли в неё, доцент остановился у крайней динамо-машины и молвил:

– Разумеется, профессор уже информировал вас о моих скромных научных достижениях. Однако он не упомянул моего новейшего, сегодняшнего открытия. Так вот, оказывается, что электрического тока вовсе не существует, электричество – это фикция! Мне бесконечно жаль старика Фарадея… Увы, его теория индукционных токов была обыкновенной ошибкой, каковые не редкость в практике учёных. Видите ли, Фарадей утверждал, что если к цепи, состоящей из соленоида, гальванометра и проводников, быстро поднести магнит, то гальванометр покажет возникновение электрического тока. А если вместо магнита взять палку! Пожалуйста… Подносим её… Очень быстро подносим… Ну и что? Ничего!

Действительно, стрелка гальванометра не дрогнула. Доцент Маруля отложил палку.

– В заключение опровергнем известный ньютоновский закон всемирного тяготения. Пройдёмте в соседнюю комнату.

«Закон всемирного тяготения? – удивился я. – Ого, здорово замахивается этот Маруля!»

– Да. Якобы любые массы взаимно притягиваются. Вздор!

Посреди затемнённой комнаты свободно парил в воздухе какой-то серебристый предмет. Однако, привыкнув к полумраку, я констатировал, что этот предмет подвешен на нитке!

– Но ведь он же висит на нейлоновой нити! – опрометчиво воскликнул я.

– Эта нитка настолько слабо видна, что её как бы вовсе не существует! – пояснил доцент.

Я признал его правоту. Мы повернули к проходной. По дороге я ещё остановился у тяжёлой свинцовой двери, ведущей в куполообразную пристройку. На ней красовалась предостерегающая надпись: «Ядерные исследования. Главный реактор. Посторонним вход строго воспрещён».

– А что делают здесь? – спросил я, подстрекаемый врождённым любопытством.

– Тут мы производим эксперименты, призванные доказать, что расщепление ядра вообще невозможно! Так одним махом я опровергну всю ядерную физику А заодно и человечество избавится от самой большой заботы. Вы понимаете? – Тут доцент Маруля проницательно поглядел на меня сквозь золотые очки.

Мы обменялись крепким рукопожатием.

– Желаю успеха! – прошептал я.

Доцент скрылся за свинцовой дверью, а я, погружённый в размышления, неторопливым шагом покинул здание Лаборатории.

Я прошёл уже половину пути до автобусной остановки, как небо и заснеженные поля вокруг осветила вспышка и позади меня раздался оглушительный грохот. Сметённый воздушной волной, я упал на землю. А когда обернулся, то заметил, что Лаборатория исчезла. Над тем местом, где она стояла, выше туч вздымался столб дыма, увенчанный грибовидной шапкой.

Я во весь дух помчался в редакцию.

Перевод М.Игнатова

Как я охотился на тигров

Когда я оказался совершенно без средств к существованию, один из моих друзей посоветовал мне отправиться на периферию с циклом лекций.

– Ни на что-то ты не годишься! – принялся он жалеть меня. – В городе все тебя знают, ха-ха! Никто тебе и пяти злотых не одолжит. Фантазия у тебя, конечно, имеется, это верно! Но до чего она тебя довела, а? Как агент по заготовкам, ты вопреки чётким инструкциям закупал попугаев…

– Я учил их говорить! – прервал я своего друга.

– Это тебя не оправдывает! Работая страховым агентом, ты самовольно страховал деревенские избы от чертей и привидений, чем только способствовал распространению суеверий… Как директор комиссионного магазина ты запретил вообще принимать что-либо на комиссию, опасаясь взяток! Устроившись в пожарную команду, ты сам организовывал пожары, по своей наивности полагая, что таким образом способствуешь перевыполнению плана по противопожарным мероприятиям а следовательно, помогаешь росту общего благосостояния.

Опустив с покаянным видом голову, я пробормотал:

_ Что же ты мне посоветуешь?

– Повторяю: поезжай на периферию с циклом лекций! В настоящее время как раз развёртывается кампания по распространению культуры. К тому же работёнка непыльная! Разработай одну тему и читай свою лекцию хоть целый год! Вот, к примеру, отличная тема «Cholelithiasis et endorteritis obliterans у новорождённых».

– Но я полный профан в этой области, – кисло возразил я.

Мой друг искренне возмутился:

– Да ведь абсолютно всё равно, какая тема. Можно: «Культура древних инков» или «Иррациональная волюнтаристская метафизика», наконец, просто «Как охотиться на тигров».

– О-о-о! – воскликнул я. – Вот это мне по душе: «Как охотиться на тигров»!

Приятель с сомнением посмотрел на меня.

– Только не очень-то сочиняй! – предостерёг он. – Тигром людей не удивишь!

Поразмыслив, я решил, однако, что моя лекция будет называться «Как я охотился на тигров». Таким образом, с одной стороны, я мог рассчитывать на больший успех у слушателей, с другой – это избавляло меня от необходимости штудировать скучную книгу «Жизнь животных» и воспоминания охотников, позволяя полностью положиться на игру воображения.

Моё первое выступление должно было состояться в К. Прямо с автобусной остановки я поспешил за молчаливым проводником к расположенному на отшибе тихому белому посёлку.

Уже издали я заметил на здании клуба громадную афишу с моей фамилией. Удивил меня только рисунок, изображающий тигра. У животного было несколько пар лап, а взгляд был прямо-таки дьявольским.

Но я смело распахнул дверь и вошёл в помещение клуба. Зал оказался полон. Переждав жидкие приветственные хлопки и проглядев свои тезисы, я предался вслух воспоминаниям:

– Впервые я встретился с тигром ещё до первой мировой войны, в имении моего дяди, в Литве. Однажды ранним утром, захватив ружьё, я отправился поохотиться на зайцев или на диких уток. И вот тогда… И вот тогда-то я столкнулся лицом к лицу с тремя тиграми! Плывя среди камышей на своей лодке, я внезапно услышал в отдалении шелест огромных крыльев. Через минуту над озером появились три тигра… Я сразу узнал их по отвратительным когтям, искривлённым клювам и бурому оперению. Заметив меня, тигры снизились и начали описывать круги над моей головой… Молниеносно сорвав с плеча двустволку, я прицелится и выстрелил! Это был изумительный дуплет. Два смертельно раненных тигра качнулись в воздухе и рухнули вниз. В ту же минуту Апорт, мой верный пинчер, бросился в воду и приволок добычу на берег… Два тигровых чучела, великолепный охотничий трофей, до сих пор висят на стене моего кабинета!..

Зал наградил меня бурей аплодисментов. Тотчас же завязалась оживлённая дискуссия.

Выступавшие подтвердили мои наблюдения о том, что тигры являются сущим бедствием Подляся и Мазурских озёр, добавив, однако, что основную пищу тигров составляют гусеницы и виноградные улитки, а также, что некоторых тигров можно приручить и использовать в качестве домашней птицы, несущей крупные и красивые яйца. Эрудиция этих людей меня потрясла! Некоторым из них тоже довелось на своём веку столкнуться с тиграми. Один утверждал, что тигр в течение долгих лет был его непосредственным начальником, другому в юные годы пришлось вести смертельный поединок с тигром на верхушке церковной колокольни.

Когда все выговорились, ко мне подошёл высокий человек в белом халате и с благодарностью пожал руку.

– Я доктор М-ский, – представился он. – Сердечно благодарю вас за столь приятный вечер! До сих пор наши пациенты неохотно посещали лекции Общества по распространению научных знаний, я бы сказал даже, что больные относились к ним враждебно. Вам первому удалось сломать лёд. Поздравляю! Ваша лекция окажет нам большую помощь в опытах по лечению словом. Вы, несомненно, глубоко воздействовали на психику наших больных: как невротиков, так и психопатов… Ещё раз сердечно благодарю.

Ошеломлённый, я почти ощупью добрался до автобусной остановки. Вернувшись домой, я тщетно пытался уснуть: меня долго мучила головная боль.

Перевод В.Головского