Текст книги "Чубо из села Туртурика"

Автор книги: Спиридон Вангели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Спиридон Вангели
Чубо из села Туртурика
Повесть-сказка
Пересказал с молдавского Юрий Коваль
Рис. Б. Диодорова

Как появились у Чубо дедушка и бабушка

Ростом он был чуть выше сапога, и его прозвали – Чубоцел [1]1
  По-молдавски «чубоцеле» – сапоги; вот откуда взялось это прозвище.


[Закрыть].

Если перевести это слово на русский язык, получится – Мальчик-Сапожок. Но мы будем звать его Чубо. Так ласково называет его мама – Чубо!

– Чубо! Чубо! Чубоцел! Где ты?

– Чубо! Чубо! Куда ты пропал?

Он и вправду пропадал где-то каждый день, и мама видела его только по вечерам, когда он являлся домой. А днём только чубоцеле знали, где Чубоцел.

Вчера мать искала его целый день. И нашла! Вот он, милый, сидит в курятнике!

– Чубо! Ты что здесь делаешь?

– Сижу.

– Где сидишь? Господи, прости нас и помилуй!

– Где да где? В курином гнезде!

– Зачем?

Чубо прищурился и посмотрел на мать в узенькую щёлочку между век, – странное дело, неужто она не знает, зачем приличному человеку сидеть в курином гнезде?

– Согреваю гнездо, чтоб цыплёнок не простыл.

– Какой цыплёнок?

– Тот самый, из яйца. Сейчас придёт курица и снесёт яйцо…

И верно, в курятник пришла курица, снесла яйцо, и цыплёнок даже не кашлянул. И Чубо почти не кашлял – ну раз, ну другой, ну чихнул, ну из носу… короче, мать поставила ему банки. А на другой день Чубо пропал вместе с банками.

Вечером пришёл человек с большой рукой. В руке у человека рука поменьше, это рука Чубо. Но не про его руки сейчас идёт речь, а про ноги. Ноги-то у Чубо были – моооооооооооокрые. И они были найдены далеко за селом.

– А куда ж ты направлялся? А? Куда?

– Посмотреть, где зима кончается. Хотел принести тебе подснежников.

Весь вечер мать вздыхала и плакала, а когда Чубо уснул, сказала мужу:

– Вот увидишь, мы его потеряем… заберётся в сугроб… и найдём весной только его чубо… чубо… сапоги…

– Ладно! – сказал отец и стукнул кулаком по столу.

Стукнув, он лёг спать, а утром встал пораньше, приделал к калитке здоровый замок и пошёл на работу со спокойным сердцем.

Попозже встал Чубо, увидел замок и увидел снег на дворе. Много-много снегу, а больше ничего на дворе не было. Даже смешно как-то. Смотришь и ничего не видишь – только снег и замок, замок и снег. А снегом замок не откроешь.

А Чубо и не стал его открывать. Возле забора – а забор был высокий и весь каменный – Чубо слепил снежную бабу. Потом взобрался к ней на плечо – и через забор.

– Чубоцел! Ты куда? – крикнула соседка.

– Искать снежного деда, – ответил Чубо. – Баба просит. Вернулся Чубо домой, а калитка-то заперта. Он быстро слепил снеговика, забрался к нему на плечо – и через забор.

– Не бойся, бабушка, – сказал Чубо снежной бабе. – Твой дед за забором.

К вечеру вернулись отец с матерью. Чубо сидел дома. Отец позвенел ключами от калитки и сказал:

– Вот оно – верное средство! Здорово я придумал.

Он лёг спать, а ключи положил под подушку.

Утром отец снова пошёл на работу в столярку с трубкой в зубах и с ключами в кармане. Мать ушла на ферму. Ну а Чубо вышел во двор.

Вдруг видит: снежная старушка подмигивает ему и манит к себе белым пальцем.

– Кажется, мой старик без шапки, – сказала она на снежном языке [2]2
  Перевёл со снежного здесь и далее Юрий Коваль.


[Закрыть], который Чубо понимал. – Посмотри, пожалуйста. Ночью кто-то дрожал за забором.

– Тий! – воскликнул Чубо. – Это он дрожал!

Чубоцел сбегал домой и принёс старую отцовскую шляпу.

– Это тебе от твоей старухи, – сказал он снеговику и нахлобучил шляпу на старую снежную голову.

А вечером, возвращаясь из села, угостил снежную бабушку конфетой.

– Старик тебе послал. Кланяться велел, – сказал Чубо и задумался. А думал он о том, что нет у него в селе ни бабушки, ни дедушки – обидно.

– Слушай, – сказал он, – хочешь быть моей бабушкой?

– Мока, нока, чуку, бу, – ответила старушка, что на снежном языке означает: хочу, почему бы и нет?

– Вот здорово, – обрадовался Чубо. – Я буду звать тебя бабушка Далба. Ну а дедушку назову – Далбу [3]3
  «Далба» по-молдавски – белейшая, а уж «Далбу» – белейший. И вправду, ни у кого на свете не было таких седых, таких белоснежных дедушки и бабушки, как у Чубо. (Все примечания – переводчика.)


[Закрыть].

С тех пор не проходило дня, чтобы бабушка Далба не посылала что-нибудь своему старику: то варежки, то палку, ведь на улице холодно, да и злые собаки ходят.

– А старуха что там делает? – спрашивал дедушка Далбу. – А то я – були, тули, цока, мок!

– Ага, понял, – ответил Чубо. – Обязательно передам. И передавал:

– Старик сказал, что он зажёг луну на небе, чтобы тебе ночью не было скучно.

Однажды мать увидела на снежной старушке свою шаль, а отец нашёл свою потерянную трубку у снежного старика во рту.

– Ладно, хоть из дому не уходит, – говорил отец. – Хорошая штука – замок на калитке. Верное средство!

А снежные люди, конечно, помогали Чубо выбираться со двора и молчали как рыбы.

Как-то раз на ферму прибежала соседка. Мать Чубо доила корову.

– Кончай доить!

– Что ещё такое?

– Чубо запряг в сани старого пса Фараона. Перебрался на ту сторону речки – и прямо к горе Петуха!

– Батюшки! Ведь там три колодца!

– Да ещё прицепил к саням пропеллер! – тараторила соседка. – И прямо на гору! А гора-то громадная! Ужас!

Мать бросилась к отцу в столярку:

– Что делать, мэй?!

Отец выскочил во двор, а тут как раз по дороге ехали сани, груженные мешками с мукой.

– Тпррру! – отец мигом остановил коня, распряг его, вскочил верхом и помчался к горе Петуха.

Хозяин мешков разинул рот. Но сколько он мог стоять с разинутым ртом? Он спрыгнул на землю, кое-как запрягся в сани и потащил воз дальше, а мать Чубо подталкивала сани сзади. Подталкивала, а сама глядела в небо – не видно ли Чубо? Ведь если у него санки с пропеллером, может, и пролетит сейчас над селом.

А бабушка Далба спрашивала деда:

– Ники, мики? Не видать внука?

Надо сказать, что ещё утром бабушка заметила, что санки у Чубо с пропеллером.

– Как бы и вправду не улетел куда-нибудь, – подумала она и привязала к саням нитку. А нитка эта тянулась из её кофты, и пока Чубо мчался к горе Петуха, кофта потихоньку распускалась. И теперь осталось полрукава.

– И ты за нитку ухватись! – крикнула она деду. – Вдвоём удержим!

Мать с дороги услыхала: «Муки, мури, рики, ми!», но ничего не могла понять. А когда подошла к дому, увидела, что снежные старик и баба ухватились вдвоём за какую-то нитку и тянут изо всех сил.

Мать тронула нитку – ага, кто-то сидит на том конце. Не Чубо ли? Хоть бы нитка не порвалась!

Тянули они, тянули и притащили небольшой сапог.

– Чубо! Бедный Чубо! Где он?

Прибежали две соседки, стали причитать над сапогом.

– Бедненький! Его сожрали дикие звери! Волки!

Так они кричали и охали, целовали сапог, пока не явился отец. Чубо сидел у него на руках, засунув одну ногу отцу за пазуху.

Совсем уже поздно вечером пришёл по следам и старый пёс Фараон, запряжённый в сани. Да, так уж получилось, что бабушка Далба впопыхах привязала нитку не к санкам, а к сапогу Чубо.

– Придётся надписать ему сапог, – сказал отец.

– Как это?

– А так. Напишу на сапоге, что это Чубо из Туртурики.

Если уйдёт далеко – мы его по сапогу найдём, ведь народ сегодня грамоту знает.

На другой день бабушка Далба спросила Чубо, что это написано на его сапоге.

– Чу-бо! – прочёл по складам старый умный пёс Фараон. – Чу-бо из села Тур-ту-ри-ка! [4]4
  «Туртурика» по-молдавски – дикий голубь. Красивое слово. А по-русски дикий голубь тоже звучит неплохо – витютень.


[Закрыть]

– Слышь, дед! – крикнула бабушка Далба. – И мы с тобой из этого села. Не думай, что ты какой-нибудь бродяга, хоть и стоишь на дороге.

Мельничный Дядька

На другой день отец взял Фараона с собой в столярку, опасаясь, как бы Чубо снова не запряг его.

– А кто же будет двор сторожить? – задумался Чубо, сдвинув на затылок шапку.

Он забрался в собачью конуру, а минут через десять открылась калитка, и во дворе показалась соседка, та самая, что прибегала вчера на ферму.

Вдруг из конуры высунулась лохматая голова и принялась яростно лаять.

– Чубо! Что ты?! Я тебе голубя испекла [5]5
  Голубей из теста, с изюминами вместо глаз, часто пекут в молдавских селах.


[Закрыть].

Собака, рыча, выскочила из конуры и кинулась к соседке на четырёх, конечно, лапах.

И только когда вернулись домой отец и мать, а с ними Фараон – четвероногий рычащий зверь стал существом двуногим. Теперь ведь было кому двор сторожить.

Вечером, когда отец снимал сапоги, Чубо спросил его:

– Ты – сильный?

– В общем, да, – ответил отец.

– А когда спишь, – нужна тебе сила?

– В общем, нет, – ответил отец, почесавши затылок.

– Тогда дай мне её до завтра.

– Кого это? – не понял отец.

– Силу.

– Ну что ж, бери, – сказал добродушно отец.

– Тогда ложись спать в мою люльку, – сказал Чубо. – Ты теперь – ребёнок, а я, наоборот, стану взрослым.

– Да я в неё не влезу.

– Ничего, как-нибудь.

Отец усмехнулся – давненько он не спал в люльке. Но уж раз обещал – спорить с сыном не стал. Залез в люльку, подтянув колени к подбородку.

– Баю-бай! – качнул люльку Чубо. – Засыпай!

Отец посмеивался вначале, потом неожиданно зевнул да и заснул спокойным сном.

Мать, увидевши отца в люльке, перепугалась.

– Батюшки! Ты зачем в люльку лёг? Может, тебе пелёнку подстелить? Господи, что в этом доме творится!

Отец приоткрыл глаза, а подняться из люльки не может. Тело-то большое, а сил не хватает. Слабым стал, как ребёнок. Еле-еле вытянул одну ногу.

– Устал я чего-то, – сказал он и заснул ещё крепче.

Мать повздыхала, покричала да и сама легла спать. Подождав, пока она заснёт, Чубо вышел в сени, а там стояли мешки с зерном. Он приподнял один мешок – и вправду стал сильным, поднял другой – здорово получается! Отнёс мешки на чердак.

Потом вышел во двор.

– Ика, чика? – послышалось из темноты. – Почему не спишь?

Это бабушка Далба сразу заприметила внука.

А Чубо между тем достал из сарая лом и ударил им в каменную стенку забора – бух! Так он долбил, пока не выдолбил в заборе окно. И в этом окошке сразу показалась голова дедушки Далбу.

– Добрый вечер! – сказал дедушка и приподнял шляпу. – Добрый вечер, бабушка Далба!

– Ах, как хорошо иметь окно! – обрадовалась бабушка. – Ай да Чубо! Теперь я вижу своего деда!

– Если есть окно, значит есть дом, – задумчиво сказал старик. – Правда, у нашего дома всего одна стена и одно окно, но это – не беда. Жалко, некуда гостя посадить. Надо бы скамеечку.

– Сделаем, – сказал Чубо и из тех самых камней, что вывернул ломом, построил каменную скамью.

– Хочу гостя! [6]6
  «Хочу гостя» на снежном языке – «Ока, лока».


[Закрыть]– неожиданно сказала бабушка Далба. – Очень хочу гостя!

– Где ж его взять? – сказал Чубо. – Все спят.

– А Мельничный Дядька?

Чубо невольно открыл рот.

Про Мельничного Дядьку он давно уж слыхал. Говорили, что Дядька этот живёт за рекой Рэут, на старой мельнице.

– Поезжай за ним, Чубо, – попросил дедушка. – Бери Снежного Коня и поезжай.

Чубо быстро слепил Снежного Коня с красивою гривой, с крепкими ледяными копытами. Запряг его в сани, – и быстро помчались они, только цокали ледяные копыта.

– Тпррру! – он остановил сани у порога мельницы и увидел, что в щель под дверью пробивается свет. Странный мерцающий свет – не воры ли? Или разбойники?

Прислушался Чубо и услыхал песенку:

 
Мой батя был мельник,
Был дед – мукомол.
И старший брательник
Пшеницу молол.
 
 
Я тоже с пелёнок
Мелю и мелю.
Баранками с маком
Людей веселю.
 

Чубо вздохнул, набрался смелости и – бок! бок! бок! – постучал в дверь.

– Что привёз на мельницу, добрый человек? – послышался голосок. – Мельница не работает! Приезжай на будущий год! Тий! Какой красивый конь!

Мельничный Дядька приоткрыл дверь. Он был в тёплом кожухе, с длинной седой бородой. Но только маленький-маленький, ростом с сапог Чубо. В руке он держал свечу. Но не слишком близко к бороде, чтоб не загорелась, чего доброго.

Чубо изумлённо хлопнул глазами: не чудится ли ему этот Дядька?

В селе о нём часто говорили, а вот видеть не всем приходилось.

Мельничный не всякому показывается.

– Это ты пел, а?

– Мы, – кивнул головой Дядька.

– Ах вот как! Вас двое?

– Я пою, я и слушаю. Значит, нас двое. Вот только борода – одна на двоих.

– И давно ты здесь живёшь?

Мельничный поманил его пальцем.

Чубо переступил порог.

Дядька подвёл его к стенке, на которой висели три листочка: два жёлтых и один зелёный.

– Ага, – понял Чубо. – Значит, ты живёшь здесь две осени и одно лето.

– Точно! – кивнул бородой Мельничный Дядька, взял в руки молоток и принялся им постукивать то там, то сям. Постукивая, он снова запел:

 
Постучу-ка молоточком
По гвоздям и по гвоздочкам!
Чак, пак!
 
 
Будет мельница крепка —
Будет в мельнице мука!
Чак, пак!
 

– А я ведь пришёл по делу, – сказал Чубо. – Мои дедушка и бабушка празднуют новоселье и зовут тебя в гости.

– Занят я, – сказал Мельничный Дядька. – Эх, ну и конь у тебя! На таком коне и прокатиться не грех! Ладно! Поехали! Только чур я – верхом!

– Идёт, – согласился Чубо, и Мельничный вскочил на снежного коня, а Чубо упал в сани.

Весело помчались они.

– Слушай, – сказал Мельничный. – Я никогда в жизни не был в гостях. Что я должен там делать?

– Сам увидишь.

Дедушка Далбу издалека заприметил Чубо и Мельничного Дядьку. Он заиграл на губах барабанный марш: Бум! Бум! Бум!

– Заходите, заходите, высокие гости! – кланялась бабушка Далба.

Мельничный спрыгнул с коня, и Чубо подсадил его на подоконник, а на скамейку для гостей сам уселся.

Дедушка Далбу разгладил свои белые усы.

– А мы ведь родственники, – сказал он Дядьке. – Если мельники – белые, и если мы, снежные люди, – белы, тогда и калачи получаются белые.

– Это верно, – сказал Мельничный Дядька. – Если много зимой снега – тогда урожай большой.

Дедушка Далбу хотел рассказать, что и у него самого там, высоко в небесах, есть снежная мельница, да бабушка его перебила:

– Угощайтесь, прошу вас! Угощайтесь, высокие гости!

И она протянула в окно тарелочку. А на ней была конфета. Та самая.

– А как ты ремонтируешь мельницу? – спросил дедушка Далбу.

– Молотком стучу.

– Значит, ты в некотором смысле мастер?

– Ага.

– А не мог бы ты остановить луну вот здесь, над нами? А то в темноте иногда кажется, что у меня вообще нет старушки.

– Можно, дед. Но вначале закончу с мельницей. А уж там – и до луны доберусь.

Мельничный Дядька долго ел конфету. Она для него была чуть великовата, как для нас арбуз. А когда съел, положил за пазуху и тарелочку. Очень ему понравилось быть гостем.

– Я скоро опять приду, – сказал он.

Когда Чубо вытащил отца из люльки и отнёс на кровать, над селом уже кричали петухи.

Уку

Ранним утром во дворе послышались голоса:

– Туку, муку, барабуку! Помогите!

Это кричали, конечно, бабушка Далба и её старик. Дело в том, что отец, проснувшись, увидел дыру в заборе и немедленно стал её заделывать.

Снежные крики разбудили Чубо. Полусонный выскочил он на улицу, подбежал к забору и взобрался на окно, которое сделал ночью.

– Слезай, Чубо! – крикнул отец. – Кто-то пробил дырку, надо заделать.

Чубо ни с места.

– Что ты делаешь, мэй? – закричала с крыльца мать. – Хочешь его в стену замуровать?

– Тьфу! – плюнул в сердцах отец, махнул рукой и пошёл в свою столярку.

А Чубо спрыгнул с подоконника и пошёл досыпать. Так было спасено окно дедушки и бабушки.

Обрадованная бабушка не отрывала глаз от своего старика. А он значительно покашливал, сделавши вид, что ужасно занят. Покашлявши, он достал трубку и начертил ею на полях своего снежного пальто:

 
Тинга, ринга
Ти-ти-ри?!
 

На нашем языке это звучало бы так:

 
О люди!
Что плохого
сделали мы вам
с моей старушкой?
Зачем разъединяете нас
каменной стеной?
 

Как видите, это были стихи. В груди дедушки Далбу билось снежное сердце поэта.

Бабушке стихи очень понравились. Она читала их нараспев, прикрыв снежные ресницы, и читала бы, наверное, долго, но тут к ним стали подходить гости.

Первым пришёл мудрый пёс Фараон. Побурчал, поздоровался, почитал стихи.

Потом налетели дрозды.

Даже овца три раза выходила из загона. Придёт в гости, посмотрит в окно и уходит. Ни слова не сказала, туповатая.

– Хорошо иметь гостей, – заметил дедушка Далбу. – Но надо бы нам умножиться.

– Как это? – не поняла бабушка.

– Очень просто. Хочу снежного мальчишку!

Твердит дедушка Далбу своё, видит бабушка – делать нечего. Взяла да и родила снежного мальчишечку. Небольшого пока.

Представляете, что тут началось в их однооконном доме! Праздник, восторг!

Дедушке не было видно сына через окошко, и он кричал на всю улицу:

– Да подыми его повыше! Дай поглядеть!

Бабушка подымала сына повыше, а дедушка смеялся и приговаривал:

– Расти до потолка! Вот кто наш дом защитит!

Так они радовались и веселились и нарекли мальчика – Уку.

Хороший получился мальчик. И главное – ходить умел.

Топ-топ – вышел Уку со двора и пошёл к отцу.

Уж они целовались, миловались. Отец нахлобучил на него свою шляпу.

Когда Чубо проснулся, Уку уже поджидал его у порога.

– Привет! – крикнул Чубо. – Давай померяемся, кто выше!

Стали меряться. Чубо был повыше, но рубашка его для Уку годилась. Немного великовата, но не может же Уку ходить в чём мать родила. Чубо дал ему рубашку, а с брюками пока не получилось. У Чубо у самого брюк не так много – одни. Приходится выбирать – или он в брюках, или Уку.

А Уку, между прочим, рос на глазах. Пока Чубо показывал ему всё своё богатство – корову, овец, кур, Фараона и даже воробьев на яблоне – Уку рос и рос. И особенно быстро росли его снежные ноги. Когда он вернулся к дедушке – ростом был уже с бабушку.

Стали они с Чубо в прятки играть. Уку – чудак! – закроет глаза руками.

– Всё! – кричит. – Всё! Я спрятался.

Все, конечно, хохочут, катаются со смеху! Смешно, ей-богу! Спрятался!

А вопрос насчёт брюк всё-таки оставался важным. Порядочному человеку, хоть и снежному, не подобает болтаться по свету без штанов. Но брюк, как известно, не было, и Чубо смастерил ему что-то вроде юбки из кукурузных стеблей. Чтоб Уку ночью не замёрз. Хоть и снежный, а ведь – новорождённый.

Ранним утром проснулся отец, увидел во дворе кукурузные стебли, а Уку как-то не заметил.

– Кину я эту кукурузу овцам, – подумал он, схватил и стебли и Уку, потащил в загон.

Слава богу, проснулся Чубо, вовремя выхватил Уку.

Взявши у бабушки Далбы моток ниток, Чубо обмотал нитками каждую ногу Уку. Славные получились брюки, вроде рейтуз.

День, когда родился Уку, был особым.

Если б кто-нибудь в этот день прижался ухом к телеграфному столбу – сразу бы услышал звон колокольчиков. Это звенел Новый год, приближающийся к деревне.

И Чубо воткнул в снег у окна еловую ветку, повесил на ёлку кукурузный початок, пшеничные колоски, высушенные стебли базилика.

Получилось красиво. И пахло приятно в доме дедушки Далбу.

– Вечереет, – сказал Чубо. – Дедушка Далбу, принимаешь поздравления?

– Бабушка! – обрадовался дед. – К нам дети пришли! Поздравляют.

И Чубо ударил в колокольчик под окном и стал приговаривать-припевать:

 
Однажды зимою
Старик-Снеговик
Запряг в снежный плуг
И коня и снежинку!
Дий, лошадочко!
Дий, снежиночко!
 
 
Он снег белоснежный
Пахал и пахал,
В глубокие борозды
Сеял пшеницу.
Дий, лошадочко!
Дий, снежиночко!
 
 
И вырос на поле,
На снежном просторе
Огромный и вкусный
Бублик!
Гей, гей-гей-й!
С Новым годом!
С новым счастьем,
Добрые хозяева!
 

– Вот спасибо! – говорил дедушка Далбу. – Спасибо вам за урэтурэ! [7]7
  «Урэтурэ» – это новогодние стихи-поздравления. В последний вечер старого года дети ходят под окнами и читают эти стихи, поздравляют хозяев. И получают, конечно, подарки.


[Закрыть]

Бабушка дала Чубо и Уку орехов. А дедушка добавил не то две, не то три копейки.

Чубо и Уку пошли теперь петь урэтурэ по всей деревне.

Чубо пел, а Уку помогал. Он выкрикивал:

– Гей, гей-й-й!

Это было всё, что он знал по-молдавски, – гей! – зато здорово звонил в колокольчик.

– Сколько вас? – спрашивали хозяйки, высовываясь в окно.

– Двое, – отвечал Чубо. – Со мной сын дедушки Далбу.

И женщины выносили гостинцы для них обоих.

– Давай и завтра пойдём урэтурэ петь! Гей! – говорил Уку. – И послезавтра – гей! И вообще каждый вечер – гей!

– Что ты, Уку, – смеялся Чубо. – Урэтурэ поют только один вечер. Под самый Новый год. Гей! Гей-й-й!

Как пустили мельницу

На другой день вечером Чубо снова попросил отца лечь в люльку. Но отец об этом и слышать не хотел.

– А если через дыру в заборе волк заберётся! – сказал он. – Думаешь, убежит, если я из люльки свистну?

– Ну, тогда я сама лягу, – сказала мать. – Э-ге! Давно меня никто не качал.

Она залезла в люльку, устроилась кое-как, и Чубо запел маме:

– Баю-бай! Засыпай!

И мама быстро заснула. И снилось ей, что бегает она по зелёной поляне и ловит бабочку.

Отец побродил по дому, побурчал, покряхтел, а потом забрался на чердак, нашёл там среди хлама старую колыбель да и лёг в неё. И скоро уже вместе с мамой бегал он по зелёной поляне, ловил ту самую бабочку.

А Чубо в этот вечер стал таким сильным, как его мать и отец, вместе взятые.

На дворе светила луна. Дедушка и бабушка, залитые лунным светом, глядели друг на друга в окно.

Потихоньку, чтоб не слышала бабушка, Чубо сказал деду:

– Я на мельницу иду, а ты двор сторожи. Если придёт волк, громко считай по-немецки: «айн», «цвай», «драй» – он напугается и убежит. А если волк очень голодный будет, – покорми его.

И Чубо поставил на землю рядом с дедушкой корзину, запряг Снежного Коня и – помчался.

На улице не было ни души. Даже собаки молчали сегодня, а далеко за рекою лаяла лисица.

Чубо приоткрыл дверь мельницы.

– Эй, Дядька! Где ты?

– Цс-ст! – послышался голос, будто из колодца.

Чубо пригляделся и увидел что под полом мельницы мерцает маленький пруд. А Дядька сидит в лодке и ловит рыбу.

Увидав Чубо, он поднялся по лесенке наверх.

– Слышишь, лисица лает? – сказал он. – Это моя лисица. Есть хочет, вот и лает. Я её рыбой кормлю.

С тех пор, как Рэут покрылся льдом, Чубо не пробовал свежей рыбки, но Дядька не догадывался поставить сковородку на огонь. Он схватил молоток и начал стучать, чинить мельницу.

– Лучше водяных мельниц на свете нет, – приговаривал он. – Ведь на реке только жить да жить! Как-то плыву на лодке – вдруг вижу эту мельницу. Дай, думаю, починю её!

На мельнице было довольно холодно, и Чубо грел руки у свечи, а Дядька совал их под бороду.

– У меня и одеяла нет, – говорил Дядька. – А зачем мне одеяло? Лягу спать, калачиком свернусь, а ноги бородой накрою! Хорошо! Тепло!

– А когда мы пустим мельницу? – спросил Чубо. – У нас дома мука кончилась!

Дядька стукнул ещё раза три молотком:

– Готово! Можно муку молоть!

Со свечкой в руке он спустился вниз, к мельничному колесу.

– Эге, – сказал он. – Вода-то замёрзла. А чтоб колесо крутилось – вода течь должна. Тьфу… чинил, чинил, а забыл, что на дворе зима!

Чубо схватился за колесо, пробовал крутануть, но ничего не вышло. Сил-то у него было много – от папы и мамы, – а не хватило.

В полночь Чубо вернулся домой. Заслышав его шаги, дедушка издали грозно крикнул:

– Айн, цвай, драй! А, это ты?

А на следующее утро, не успел Чубо встать, прибежал Уку.

– Беда! – закричал он. – Чубо, вставай!

Чубо выскочил из дому и увидел, что лицо у бабушки всё расцарапано.

– Что случилось?

– Ш-ш-ш-ш-ш, – прошепелявила старушка.

– Беда, Чубо, – сказал дед. – Я-то, старый пень, заснул. И во сне мне кажется – волк прибежал! Открыл глаза, вижу – это воробей. Подлетел к моей старушке, исцарапал всю и голос украл.

– Не голос, а зубы, – засмеялся Чубо. – Зубы-то у неё – зёрна пшеничные. Не беда, сейчас новые вставим и царапины заделаем. Как раз свежий снежок выпал.

Чубо тут же вставил бабушке новые зубы. Даже на пять штук больше. Разгладил белые щёки.

– А если он опять прилетит?

– А ты тогда его… – сказал Чубо и шепнул ей что-то на ухо.

– Ага, – засмеялась бабушка. – Так и сделаю.

Воробей, конечно, скоро вернулся. Издали заприметив новые зубки, он кинулся к ним, а бабушка раскрыла рот и – хап! – слопала воробья!

Но не до конца слопала, даже не проглотила, а просто закрыла рот – только хвост наружу торчит.

– О, горе мне! – закричал бедолага-воробей. – Сожрал меня снежный человек! За что? Отпусти, бабушка! Темно у тебя здесь и страшно!

– Будешь чужие зубы трогать? – спросил дед.

– Не буду больше! Не буду! Простите, прошу!

Сжалилась бабушка Далба, отпустила дурачка. Он всё-таки схватил один зубок и вылетел, как из пушки.

Вечером, после ужина, отец сказал матери:

– Так и не поймали мы с тобой бабочку. А ведь надо бы поймать.

И они снова забрались каждый в свою колыбель, и Чубо качал их, – маму левой, папу правой рукой:

– Баю-бай! Баю-бай!

Само собой разумеется, что сила их сразу же перешла к Чубо, и он снова помчался на мельницу.

А по дороге решил завернуть Чубо к дяде Тоадеру. Этот дядя был здоровенный мужик, прямо великан. И главное, он очень любил пироги с маком.

– Вот кто мне поможет пустить мельницу, – подумал Чубо.

Он постучал и сразу услышал голос великана:

– А-а! Чубоцел! Это ты? Заходи!

Дядя Тоадер открыл дверь и хотел уж взять мальчика на руки, но Чубо сказал:

– Погоди, дядя Тоадер. Дай я попробую.

И он вдруг схватил великана под коленки и поднял его вверх. У дяди Тоадера даже шапка за стреху зацепилась и осталась там висеть.

– Ух ты! – сказал дядя Тоадер. – Ну и силища! Здоровый какой!

Дядя Тоадер был вообще-то мужик добродушный, и Чубо знал, что его можно уговорить лечь в люльку. А чтоб сдвинуть мельничное колесо, сила великана могла пригодиться.

– Да что ты, Чубо, – сказал дядя Тоадер. – Я же в люльку не влезу.

– Ложись тогда в корыто.

– Да что ты, Чубо! Стыдно мне в корыте лежать. Ну уж ладно, только для тебя.

Жена дядина, увидевши мужа в корыте, обомлела и остолбенела. Сунула себе под мышки два градусника. Один – под левую, другой – под правую [8]8
  Удивительно, что под левой оказалась температура 36 и 7, а под правой – 37 и 6.


[Закрыть]. Пока она разбиралась, что к чему, Чубо был уже на мельнице.

Дядька надел мельничный фартук, засыпал зерном ящик, Чубо крутанул колесо – и оно сразу завертелось.

Они зажгли все свечи, чтоб поглядеть, какая идёт мука – белая или нет?

– Белая! – закричал Бородатый Мельник. – Ой, какая белая! Говорил я тебе, что я мельник! Говорил или нет? Белую муку из жёлтой пшеницы сделал! Видал!

И он покатился кубарем, подметая мельницу бородой.

 
На меня, на чудака,
С неба сыплется мука!
Муку
Очень белую
Я из пшеницы делаю!
 

Ранним утром шапка дяди Тоадера, которая всё еще висела на стрехе, была доверху наполнена белоснежной мукой [9]9
  Влезло в неё 43 килограмма.


[Закрыть].