Текст книги "Запомни мои губы"

Автор книги: Сонда Тальбот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Леа улыбнулась – несмотря на их мелкие разногласия, Ричи был таким понимающим. А ведь ему совершенно не по нутру, что Леа пойдет в клуб вместе с Пэтти, которую он, мягко говоря, недолюбливает. Леа перегнулась через стол и поцеловала мужа в щеку.

– Ты у меня просто душка... Я постараюсь не задерживаться надолго.

– Развлекайся, – милостиво согласился Ричи, – я как-нибудь вытерплю один вечер без тебя... В конце концов, задержусь на работе. Попробую исправить то, что наворотил в последнее время...

– Ричи... – Леа с благодарностью посмотрела на мужа. Ее глаза, до краев наполненные нежностью и любовью, стали совсем зелеными, как чай с жасмином в маленькой китайской чашечке Ричи. – Я тебя обожаю...

Ричи немного смутила та буря эмоций, которую вызвал у жены его отнюдь не благородный поступок. Если бы она только знала, что кроется за этим кажущимся великодушием... Ему было наплевать на Пэтти и ее пустые проблемы – Брасс был совершенно прав, что бросил такую толстуху. Сама виновата – нечего было распускаться, имея такого привлекательного мужа, как Брасс. Но едва ли эта правда была именно тем, что от него хотела услышать Нора. Да и всему остальному она вряд ли бы обрадовалась...

Впрочем, так живет большинство знакомых ему женатых мужчин – они никогда не раскрываются перед своими женами, никогда не позволяют им проникать глубоко в душу и пускать в ней корни. Так вернее – меньше проблем, больше спокойствия. А спокойствие – самый важный камешек в фундаменте семейной жизни. Даже если это спокойствие основано на незнании одного из супругов жизни другого. Бешеные страсти, романтика и прочая чушь, о которой говорят и пишут люди, одурманенные ересью придуманной любви, – это не для него. Он никогда не хотел терять головы и никогда ее не потеряет. Так что спокойствие, и еще раз спокойствие... А что касается Норы – поговорка «меньше знаешь – крепче спишь» верна. Ведь зачастую незнание – лучшее лекарство от переживаний. А он, как любой хороший муж, стремится оградить свою жену от волнений...

Лежа в фиолетовой мгле спальни, Леа пыталась понять, почему Ричи, такой внимательный к ней в последнее время, пренебрегал ею в постели. Сегодняшний вечер служил лишь очередным доказательством его охлаждения. Как странно... Ведь отношения между ними совершенно не изменились – они остались такими же ровными и спокойными, как в первые годы замужества.

Складывалось впечатление, что Ричи попросту забыл о любви физической, сочтя ее лишь незначительной деталью в семейной жизни. Но Леа думала совершенно по-другому и неоднократно пыталась намекнуть Ричи на то, что пора бы и ему изменить свою позицию. Но муж оставался слеп и глух к ее намекам – он словно не понимал, чего добивается от него жена. Отговариваясь тем, что он устал, что у него не очень хорошее настроение, что завтра ему нужно рано вставать, Ричи отворачивался от Леа, возбужденной даже его невинными прикосновениями, и неизменно засыпал.

Будучи понимающим человеком, Леа никогда не досаждала Ричи расспросами и приставаниями, хотя в этой ситуации было бы уместней, напротив, попытаться поговорить с мужем и выяснить причину такого равнодушия. Но разговор об этомпугал Леа. Она боялась, что такого рода беседа, наоборот, оттолкнет от нее Ричи. В их отношениях с самого начала была какая-то недосказанность, которая настораживала Леа, но с которой она ничего не могла поделать. Он никогда не раскрывался перед ней целиком, в то время как она полностью разворачивала перед ним пестрое панно своей души. Возможно, это и было той самой червоточинкой, не позволявшей Леа чувствовать себя счастливой.

В первые годы замужества Леа пыталась разговорить Ричи, но тот предпочитал отмалчиваться или, на худой конец, отшучиваться, не без удовольствия ощущая, что Леа видит в нем «загадочного» мужчину.

Несколько попыток Леа проявить в постели активность не увенчались успехом. Ричи среагировал на эти нововведения с изрядной прохладцей, которая обожгла и испугала Леа, напрочь отбив у нее желание их повторять. Новая ночная рубашка, кружевное белье, сексуально обтягивающее не менее сексуальные выпуклости, – все, что прописано глянцевыми дамскими журнальчиками, не подействовало. Ричи по-прежнему испытывал лишь желание чмокнуть дорогую женушку в Щечку на сон грядущий. И Леа вновь пришлось отступить. Правда, эта уступка не прошла безболезненно – она оставила после себя привкус горечи и все больше нарастающего раздражения. Леа ворочалась в постели без сна, спрашивая себя, почему она перестала быть для Ричи женщиной, оставшись его женой...

Ответы на этот вопрос находились самые разные: начиная от переутомления, вызванного тем, что Ричи слишком много времени уделяет работе, заканчивая тем, что, секс, как таковой, перестал иметь для Ричи серьезное значение. Во всяком случае, если речь шла о Леа... Эти мысли Леа отогнала от себя с самого начала – Ричи казался ей слишком порядочным, слишком чистоплотным мужчиной для того, чтобы завести любовницу... И потом, он все-таки любил ее, Леа, и наверняка боялся ее потерять... Да, Леа была абсолютно уверена в том, что ее ревнивым подозрениям нет места. А поскольку ей совершенно не хотелось быть одной из тех сумасбродных дамочек, которые мучаются от собственного безделья и воображают бог весть что о своих мужьях, она забросила эти мысли куда подальше и заперла их на замок. Если этого нет и быть не может, то зачем же об этом думать? Она никогда бы не поступила так с Ричи, и он, конечно же, так не поступит. Ему это просто не придет в голову.

Однако раздражение не проходило. Леа объясняла себе, что во всем, что происходит, виноват не Ричи, а его работа, и все же легче ей от этого не становилось. Неудовлетворенность не исчезала, а все прочнее устраивалась в ее изнывающем без ласки теле, а в душе оставалось все меньше и меньше желания любоваться собой, отвергнутой мужем, и холить для него свое нежеланное тело...

Очередная ночь грозила превратиться в круговорот пустых догадок, перемолотых уже десятки раз. Леа легла на спину и попыталась воспользоваться средством, которое частенько ей помогало. Она рисовала перед мысленным взором разные картинки и предоставляла им полную свободу – они двигались и менялись без участия ее воображения. Конечно, несколько «кадров» ей приходилось раскручивать самой, но потом начинало работу подсознание, показывая ей коротенькие фильмы, результатом которых было то, что Леа благополучно засыпала. Иногда воображение Леа рисовало ей паучка, спускающегося на тоненькой паутинке, иногда – тихую поляну, на которой почему-то играли пони, иногда в ее голове снимались какие-то немыслимые мультфильмы о разноцветных роботах, вроде тех, которыми американские мультипликаторы пичкают детей. Леа сама не знала, откуда в ее голове берется тот или иной образ, но, благодаря этому способу, открытому совершенно случайно, она могла заснуть – и очень этому радовалась.

Сейчас она представила себе заброшенный сад, яркий солнечный полдень, беседку, увитую плющом. Тонкие доски, из которых сделана беседка, покрашены в белый цвет. Из-за этого цвета, размытого солнечными лучами, и досок, сколоченных друг с другом так, что они кажутся сплетенными, беседка выглядит хрупко и призрачно, но очень уютно. Вокруг нее порхают бабочки, жужжат бархатистые шмели. Лимонно-желтое солнце повисло на небе, как на ветке, и вот-вот скатится вниз...

Картинка изменилась довольно быстро, и через несколько секунд уже не было никаких бабочек и призрачной беседки – вместо радужной симфонии лета появились какие-то алые всполохи и странные, криво изогнутые силуэты людей... А Леа наконец окунулась в мир сновидений.

3

С самого утра в Леа вселился дух беспокойства, будораживший не только ее разум, но и тело. С прытью, ей, легкой, но неторопливой, несвойственной, она хваталась за самые разнообразные дела, и за те, которыми действительно нужно было заняться, и за те, которые могли бы ждать еще очень долго. Сегодня, как никогда, Леа хотела работать в саду, потому что только заняв руки она могла избавиться от снедавшей ее тревоги, причина которой была ей не совсем понятна.

Человечек, играющий на радуге, не приснился ей этой ночью. Впрочем, снился он не так уж и часто – раз в полгода, а то и реже. Но Леа очень любила этот странный волшебный сон и начинала скучать, когда он подолгу не снился. Сегодняшняя же ночь принесла Леа тяжелый, какой-то резиново-растянутый сон, и спросонья ей казалось, что ее взяли за ноги и с головой окунули в вечность... Леа не помнила подробностей сновидения, но свое утреннее беспокойство отчасти увязывала с этим бесконечным сном.

В половине одиннадцатого позвонила Пэтти и предложила отправиться в «Вирджин» не вечером, а днем.

– Вечер действует на меня угнетающе, – объяснила она подруге. – Я размякну, как морская губка. А кому нужен ходячий мешок неприятностей, из которого к тому же сыплются жалобы?

– Как хочешь, – согласилась Леа.

Предложение Пэтти не слишком ее обрадовало. Сидеть в кафе днем – занятие неблагодарное для девушки, которая ищет себе кавалера. А Пэтти собиралась заняться именно этим. Хотя, если смотреть правде в глаза, именно Леа хотела наставить подругу на путь истинный, потому что сама Пэтти настолько вжилась в образ брошенной жены, что совсем не хотела с ним расставаться. Но если подруга настаивает – ничего не поделаешь... Против воли не осчастливишь...

Леа распахнула шкаф и оглядела свой куцый гардероб, состоящий из однообразных блуз и длинных юбок. Как давно она не покупала себе ничего яркого, броского... Иногда ей хотелось порадовать себя каким-нибудь струящимся платьем из алого шифона, соблазнительно открывающим плечико, но она сразу же вспоминала скептическую усмешку Ричи.

Его неприязнь к ярким цветам и открытым туалетам смущала Леа. Она пыталась объяснить себе, почему Ричи ничего не говорил о ее платьях, когда они встречались. Почему затронул эту тему только после женитьбы? Может быть, он стеснялся заговаривать с ней об этом, а может, думал, что Леа только посмеется над его вкусами, сочтет их несовременными? Но от них действительно несло чем-то викторианским – закрытая одежда, не позволяющая глазу наслаждаться даже крошечным намеком на то, что под ней что-то есть. А эта нелюбовь к яркому цвету... Все-таки ее Ричи – странный мужчина...

Скучный гардероб не оставлял выбора: бежевая блузка и юбка кофейного цвета были повешены на дверцу шкафа. Леа чуть-чуть подвела глаза серым карандашом, мазнула по губам слоем розового блеска и надушилась сладким ароматом «Оды любви» – последним подарком Ричи.

В подарках он не отличался оригинальностью – Леа отлично знала, какой «сюрприз» ждет ее на тот или иной праздник. Флакон туалетной воды с восточно-приторным ароматом, который так любил Ричи, или дорогая брошь в виде самых разнообразных животных и цветов, которые Леа прикалывала к вороту закрытой блузки.

На этот раз ее блузку украсила золотая роза, усыпанная розовыми каплями турмалина. Леа оглядела себя в зеркале и горько усмехнулась – за последний год она как-то втянулась, высохла и сейчас напомнила себе чопорную учительницу лет сорока. Серебряно-серым глазам не достает только очков в толстой роговой оправе. А ведь ей только двадцать семь... В отличие от Пэтти, страдающей полнотой, ей как раз следовало бы поправиться. И явно не на один килограмм. Не исключено, что Ричи охладел к ней в постели именно потому, что она так отощала, кости выглядят ненамного соблазнительнее жировых складок...

Леа спустилась в гостиную. Взглянув на часы, она поняла, что собралась раньше времени – до выхода оставалось почти двадцать минут. Можно прийти в «Вирджин» раньше Пэтти, а можно немного посидеть, отдохнуть от утренней суеты. Хотя дух беспокойства все еще владел Леа, она решила отдохнуть – ведь за полдня ей так и не удалось присесть. Опустившись в пухлые кожаные подушки кресла, она вспомнила взгляд, которым Ричи вчера смерил несчастное желтое полотенце. Он сидел в этом кресле и обернулся – такой красивый и спокойный... Леа вздохнула.

Ее взгляд упал на лакированный журнальный столик, стоящий рядом с креслом. Его, как, впрочем, и большую часть вещей в этом доме, выбирал Ричи. Битый час стоя в душном салоне мебели Леа пыталась доказать мужу, что изящный стеклянный столик впишется в интерьер их гостиной намного лучше, да и смотреться будет оригинальней, чем деревянный. Стеклянный столик казался таким легоньким, почти невесомым, что Леа сразу же влюбилась в него. Только Ричи был неумолим – он приводил все новые и новые аргументы, доказывающие, что в их гостиной должен стоять именно деревянный столик, а вовсе не какое-то там «хрупкое стекло». Доводы сыпались на Леа, как камни, и против них ей сложно было устоять. Битву выиграл Ричи. И покупки этого столика из темного дерева было достаточно для того, чтобы вся квартира была оформлена так, как хотелось победителю.

На столике лежал забытый Ричи «наладонник». Как это Леа не заметила его с утра? Она непременно напомнила бы о нем забывчивому мужу. Руки Леа непроизвольно потянулись к маленькому компьютеру. Она повертела его в руках и пожалела о том, что не умеет с ним обращаться. Интересная ведь штуковина – такая маленькая, а вмещает в себя столько информации. Но Леа никогда не имела дел с компьютером.

Как-то раз она попросила мужа объяснить, что к чему в этой груде железа, но он отказался, мотивировав это тем, что Леа сложно будет разобраться в этом. «У тебя другой склад ума», – мягко потушил он пыл жены. – «Ты ведь у нас скорее гуманитарий, нежели технарь. К тому же... зачем тебе забивать голову такой премудростью?». Тогда Леа согласилась с Ричи, но сейчас ей почему-то ужасно захотелось покопаться в этой машинке, посмотреть, что она умеет делать. Но, пожалуй, лучше не стоит... Ведь его можно сломать, а Ричи вряд ли обрадуется тому, что она испортила вещь, которая необходима ему для работы.

Леа глянула на свои маленькие золотые часики и поняла, что сейчас самое время выезжать на встречу с Пэтти.

Она бросила сумочку на свободное сиденье, завела серебристый «фольксваген» и через несколько минут уже мчалась в сторону города, к шумной Лэйн-стрит, где и находилось уютное кафе «Вирджин».

Сегодня бармен «Вирджин» и приятель Леа Эдди был при полном параде. Вместо привычной синей шелковой рубашки и серых брюк на нем был стильный синий костюм с вызывающим, но очень эффектным дополнением – желтым галстуком. Темные волосы, совсем чуть-чуть тронутые сединой, были напомажены и зачесаны назад. И новый костюм, и прическа делали мужчину неотразимым – стоит ли говорить о том, что взгляды многих посетительниц были оторваны от своих кавалеров и прикованы к преобразившемуся Эдди.

– Это по поводу? – улыбнулась Леа, восхищенно разглядывая наряд бармена.

– Еще как по поводу, – кивнул Эдди. – Вчера позвонила Пэтти и сообщила, что вы с ней собираетесь в «Вирджин». Ради такого праздника, – в глазах Эдди появились лукавые огоньки, – я готов нацепить на себя все, что угодно.

– Брось, тебе очень идет. Ты сразу стал похож на телеведущего – в самый раз начинать шоу.

– Вот на них я меньше всего хотел бы быть похожим. Отвратительная братия, – покачал головой Эдди. – Но ты не переводи разговор на меня. Я хочу узнать, как твои дела. Ты так долго не появлялась в «Вирджин» и не звонила, что я уж подумал, нет ли у тебя каких неприятностей...

– Что ты, Эдди, какие неприятности. – Леа покрутила тоненькое обручальное колечко на пальчике. – Я замужем и, кажется, счастлива...

– Кажется? Меня всегда настораживают слова «кажется» и «наверное». Особенно если речь идет о браке. – Эдди пытливо посмотрел на Леа, и та как-то сникла под взглядом его темных глаз.

– Все хорошо, Эдди. Просто настроение сегодня ни к черту, – вымученно улыбнулась она. – С самого утра не заладилось.

– Ну, настроение мы поправим, – посветлел Эдди. – Это как раз не беда. Что-нибудь выпьешь?

– Не знаю, – засомневалась Леа. – Может быть, чего-нибудь не очень крепкого... Пожалуй, легкий коктейль вполне подойдет.

– Сделаю тебе «Банановую попойку», – понимающе кивнул Эдди. – Довольно миленькое пойло для девушек, которые хотят поднять себе настроение и при этом остаться трезвыми, – пошутил он.

В его ловких руках, натренированных долгими годами работы за стойкой бара, завертелись бутылочки с ликерами, шейкер и баллончик со взбитыми сливками. Леа так и не успела разобрать, что именно взбивал и смешивал Эдди, – буквально через несколько секунд на стойке красовался полный бокал, в котором на белоснежном облаке взбитых сливок плавали трубочка и зонтик.

– Ты маг и чародей! – Леа в очередной раз восхитилась искусством бармена. – Как тебе только удается с такой быстротой готовить коктейли?

– Опыт, моя дорогая, опыт... – величественно произнес Эдди. – А вот и Пэтти. Как обычно, опоздавшая...

Леа повернулась. К стойке действительно направлялась Пэтти Уоткинс. На ней был голубой сарафан прямого кроя, расширявшийся книзу, довольно элегантный и скрадывающий ее пышные формы. С косметикой подруга, правда, перебрала: вместо легкого дневного макияжа она украсила себя толстым слоем синих теней и таким же толстым слоем туши. Карминно-красная помада совсем уж не соответствовала ее легкому наряду. Макияж был слабостью Пэтти – она любила яркие оттенки, которые совершенно не шли ее мягкому, немного детскому личику.

Пэтти чмокнула Леа в щеку и присела за стойку.

– Привет всем! Дорогой Эдди, мне нужно что-нибудь покрепче.

Решительный настрой подруги не слишком понравился Леа. Она покосилась на Пэтти и укоризненно покачала головой.

– Не слишком ли рано для крепких напитков?

– Вот когда от тебя уйдет муж, тогда и будешь рассуждать о крепости напитков!

Понятно... Настроение у подруги далеко не радужное. Леа осталось только смириться с тем, что сегодня Пэтти за руль не сядет. Да и сама Леа, скорее всего, тоже. Придется брать такси и на нем ехать домой. Разумеется, предварительно подбросив Пэтти, которая совершенно не умеет пить. Да, перспектива, прямо скажем, чарующая, вздохнула про себя Леа. Но об этом лучше не задумываться.

Она зажала между зубами тоненькую коктейльную трубочку и залюбовалась тем, как Эдди творит очередной шедевр.

– О чем задумалась? – Пэтти откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на Леа. – Что-то мне не нравится «радостное» выражение твоего лица. Проблемы с Ричи?

– Вовсе нет. С чего ты взяла? – прошелестела Леа сквозь коктейльную трубочку.

– А кто еще мог вызвать на твоем лице такую тоскующую мину?

– Ты несправедлива к Ричи, – досадливо поморщилась Леа. Конфликт между мужем и подругой почему-то был ей сегодня особенно неприятен. – Наоборот, он совершенно спокойно отнесся к тому, что мы пойдем в «Вирджин».

– А что, он должен был приковать тебя цепями к батарее? – съязвила Пэтти.

Леа бросила на нее долгий серый взгляд, говорящий о том, что кое-кому не стоило бы лезть во внутрисемейные отношения. Пэтти была понятливой, и смысл взгляда дошел до нее сразу же. Она опустила небесно-голубые глаза в рюмочку с текилой и пробормотала:

– Извини...

– Да ничего. Зря ты перенесла встречу. – Леа перевела разговор в другое русло. – Посмотри – в кафе почти никого нет. Кроме трех дамочек с их никудышными кавалерами.

– А мне никто и не нужен, – насупилась Пэтти. – Я хотела посидеть в хорошей компании – она у меня есть, – Пэтти обвела взглядом Эдди и Леа. – Так что забудь о своих далеко идущих планах снова выдать меня замуж. – Она улыбнулась Леа, слизнула с рюмочки соль и, запрокинув голову, влила в рот текилу. – Неплохо. – Пэтти слизнула оставшуюся соль и пососала лимонную дольку. – Я чувствую себя почти человеком.

– Сколько тебе нужно для того, чтобы почувствовать себя совсем человеком? – рассмеялся Эдди. – Еще парочку?

– Пожалуй...

– Эдди! – Леа возмущенно уставилась на бармена. – Ты же знаешь: она совершенно не умеет пить!

– Если бы Пэтти совершала рейды в «Вирджин» ежедневно, я бы, естественно, беспокоился о ее состоянии. Но сейчас – не вижу в этом смысла. Пусть девочка развлекается. – Он подмигнул Пэтти, глаза которой уже начали блестеть от выпитой текилы. – А ты, Леа, становишься страшной занудой... Неужели этот скучный костюм повлиял-таки на твой характер?

Леа вспыхнула. Как ее друг может говорить о ней такие вещи! И вовсе ее костюм не скучный! Хотя... Если вспомнить отражение в зеркале, где она выглядела самой настоящей училкой лет сорока... Но ведь именно такой она нравится Ричи, и это главное. Она метнула на Эдди негодующий взгляд.

– Хотела бы я знать, Эдди Пойлет, чем это тебе не угодили моя блузка и юбка?!

Эдди пожал плечами и ничего не ответил. Если Леа хочет оставаться слепой – это ее право. Ему, как другу, в течение семи лет приходилось смотреть на эту безрадостную метаморфозу – превращение из бабочки в гусеницу, – неужели теперь он не имеет права высказать свое мнение по этому поводу?

Эдди был знаком с Ричи Майером не очень хорошо, но нескольких визитов в дом четы Майер опытному бармену вполне хватило для того, чтобы составить полное впечатление об этом человеке. Во-первых, Ричи был снобом, а Эдди таких чуял за версту. Конечно, ни о каком аристократическом превосходстве здесь и речи идти не могло, но позиция удачливого бизнесмена давала Ричи право другого превосходства – материального. Которое Ричи Майер всячески старался подчеркнуть. Странно было одно – почему этого не замечала Леа?

Во-вторых, Ричи Майер относился к тому типу мужчин, которые воспринимали женский пол как что-то вспомогательное, дополнительное, а не как самостоятельную единицу. Однако он был слишком хитер, чтобы явно демонстрировать свои патриархальные замашки. И Леа, которую за несколько лет ему удалось превратить в одомашненную Нору, была тому наглядным подтверждением. Эдди бесился (про себя, разумеется), глядя на то, с какой ловкостью этому зазнайке удается манипулировать своей женой, далеко не глупой женщиной.

Несколько часов в «Вирджин» пролетели незаметно. Леа успела заказать еще два коктейля, а Пэтти – хорошенько захмелеть от выпитой текилы. Ее голубые глаза заволокло легкой дымкой, по которой Леа всегда безошибочно вычисляла то состояние, в котором Пэтти пора останавливать. Девушка действительно не умела пить – норма для нее была понятием зыбким, расплывчатым, и поэтому Пэтти никогда не могла остановиться вовремя. Уговорить ее оторваться от выпивки тоже было нелегким делом, но Леа это, как правило, удавалось. За исключением тех редких случаев, когда Пэтти наотрез отказывалась внимать голосу разума. Эти отказы влекли за собой массу неприятностей наутро, поэтому Пэтти знала по опыту – подруге лучше доверять в этом вопросе и сдаваться без боя.

Подхватив под ручку слегка покачивающуюся Пэтти, Леа попрощалась с Эдди и, выслушав несколько шуточек по поводу того, как забавно она выглядит с выпившей подругой, вышла из «Вирджин». Настроение было ни к черту. Посиделки с друзьями почему-то не вызвали у Леа того прилива чувств, который следовал за ними обычно. Осадок утренней тревоги по-прежнему колыхался где-то на дне души и, кажется, не собирался испаряться.

Леа оставила свой «фольксваген» на стоянке. Она не садилась за руль даже после глотка шампанского. Поймав такси, она посадила вперед Пэтти – чтобы ту не укачало на заднем сиденье, а сама села назад.

Пожилой таксист – худощавый мужчина с бесцветными ресницами – неодобрительно покосился на Пэтти. Но той было уже все равно. Она спокойно развалилась на переднем сиденье и, дыша текильным перегаром, объяснила водителю, куда нужно отвезти ее и Леа. Через несколько секунд глухое урчание мотора разрезало пыльную тишину улицы.

Леа тоскливо смотрела сквозь стекла машины на мелькающие дома, деревья, людей, идущих по своим делам. Сегодня ей не хотелось представлять, кто эти люди, зачем и куда они идут. Привычная игра не доставляла ей удовольствия. В голове Леа крутилась фраза, случайно (или не случайно) брошенная Эдди: «Ты стала страшной занудой. Неужели на твой характер повлиял этот скучный наряд?». До Леа словно только сейчас дошел смысл этих слов. Эдди хотел сказать, что она растворилась в своем костюме, в своем образе серой мышки. Она стала другой. Она совершенно изменилась. И виной тому не костюм, нет. А тот, кто уговорил ее измениться... Ричи. Виной всему именно Ричи.

Хотя может ли она винить во всем своего мужа? Ведь без ее молчаливого согласия ничего бы не произошло... Она постоянно соглашалась, постоянно уступала, уверенная в том, что именно так должна вести себя настоящая жена. Итог? Итог – она стала скучненькой серой мышкой, которой, кстати, совершенно не интересуется муж. Да, он, безусловно, любезен, участлив, вежлив. Но что, кроме этого, Ричи дает ей? Когда последний раз он спрашивал ее о том, что она думает, чувствует? Когда? Пожалуй, несколько лет назад. А как давно они уже не занимаются любовью? На этот вопрос Леа не хотелось отвечать даже самой себе. Нет, так продолжаться не может. Она должна поговорить с Ричи и выяснить, что он думает по этому поводу... И если Ричи снова будет отмалчиваться или отшучиваться... Что тогда? Леа не знала.

– Подруга, проснись! Я уже приехала. – На Леа смотрели дымно-голубые глаза Пэтти. Та была в приподнятом настроении, что не удивляло Леа – после нескольких порций текилы Пэтти всегда чувствовала себя на высоте. – Зайдешь ко мне? – Леа покачала головой. – Выпьем чаю или чего-нибудь покрепче, – рассмеялась Пэтти. – Ну же, Леа. Не будь занудой – твой Ричи переживет без тебя несколько часов.

Леа вздрогнула, как от удара. Второй раз за сегодняшний день ее называют занудой. И не кто-нибудь, а ее близкие друзья. Нет, разговор с Ричи нельзя откладывать. По крайней мере, он поможет ей разъяснить ситуацию. Он объяснит ей, что происходит. С ней, с ним, с их жизнью...

– Нет, Пэтти, – решительно отказалась Леа. – Я поеду домой. Мы ведь увидимся на днях?

Пэтти грустно кивнула. Огонек, подсвечивающий голубые глаза, погас. Леа было жаль разочаровывать подругу, но предстоящий разговор с Ричи был важнее их посиделок. Она улыбнулась и помахала Пэтти рукой.

– Не расстраивайся! Будет и на нашей улице праздник.

Леа вертела в руках «наладонник» и пыталась понять, как ей удалось включить это хитрое приспособление. Экран горел каким-то сумрачно-зеленым светом – кажется, так и должно быть. Осталось только понять, как он работает, и посмотреть, что в нем есть интересного. Леа подозревала, что Ричи вряд ли оценит ее старания. Ну и пусть! Она столько раз безрезультатно просила его объяснить, как работает это устройство, что сейчас совершенно не чувствовала себя виноватой. К тому же Ричи до сих пор не вернулся, а Леа хотелось хотя бы чем-то занять себя до его прихода.

Что ж, посмотрим... Леа набралась храбрости и нажала на какую-то кнопку. На зеленом экране загорелось несколько надписей. С чутьем, присущим человеку, ничего не понимающему в технике, но жаждущему в ней разобраться, Леа взяла черное пластиковое стило и ткнула в одну из них. Перед ней открылось что-то вроде таблички, в одной графе которой были перечислены даты, дни недели и время, а в другой – напечатаны короткие предложения.

Она пробежала по табличке ленивым взглядом – кажется, ничего интересного. Какие-то дела, встречи... По всей видимости, эта табличка – что-то вроде ежедневника. Леа собралась было вернуться к тем надписям, которые она увидела вначале, но вдруг ее взгляд остановился на странной записи. У Леа засосало под ложечкой. Что может означать надпись: «ТИНА. ЦВЕТЫ И ШАМПАНСКОЕ»? ЧТО?!

Пытаясь не обращать внимания на сердце, удары которого начали отдаваться где-то в области головного мозга, Леа заставила себя быть рассудительной. Если это ежедневник, в котором расписаны деловые встречи, значит, и неизвестная Тина – тоже деловой партнер. Только сколько Леа ни напрягала воображение, она не могла представить делового партнера, на встречу с которым берут цветы и шампанское. Может быть, это коллега Ричи, у которой день рождения? Какая-нибудь сорокалетняя женщина, отмечающая в фирме свой юбилей? Но Ричи никогда не упоминал о коллеге по имени Тина, и вчера даже не заикнулся о предстоящем празднике на работе. А ведь напротив этой записи стоит сегодняшняя дата... Может, он просто забыл? Ведь он и «наладонник» оставил дома...

Леа дотронулась руками до щек. Холодные подушечки пальцев тут же потеплели – от волнения кровь прилила к щекам, и они полыхали жарким огнем. Главное, не паниковать – мыслить нужно здраво и трезво. Но как? Тина, цветы и проклятое шампанское вытеснили все разумные мысли, которые Леа пыталась воскресить. Как будто какая-то тонкая темная пелена заволокла мозг, и ни одна мысль не могла сквозь нее проникнуть.

Тина, цветы и шампанское... Леа никогда не была ревнивой, и теперь ей не хотелось вступать в ряды тех одержимых страхом мужней измены жен, которые цепляются за все, что угодно, лишь бы доказать факт этой измены, пусть даже она свершилась только в их больном воображении. Но Ричи никогда не давал ей повода ревновать. Он не рассказывал с восхищением о знакомых женского пола, ни с кем не флиртовал... Хотя видела ли Леа хотя бы одну из этих знакомых? Нет. Потому что Ричи не считал эти встречи целесообразными. Как правило, он приглашал домой только мужчин – партнеров по бизнесу или подчиненных. И лишь изредка – семейные пары. Но что, если Ричи пытался оградить ее этим неведением, чтобы не вызывать подозрений?

Лоб Леа покрылся испариной. Неужели это так? Или ее воспаленная фантазия слишком рано начала рисовать ей картинки измены? Тина, цветы и шампанское... Какое-то наваждение. То, что она сейчас себе напридумывала, не может быть правдой. Ричи придет и все объяснит...

Но что, если в электронном ежедневнике есть еще какие-то упоминания об этой загадочной Тине? Леа непременно должна их найти. Если Тина – коллега по работе или деловой партнер, тогда Леа не стоит беспокоиться. Все встанет на свои места. Если же нет... Об этом даже думать не хочется.

Но разве этично копаться в мужниных записях? Ведь ежедневник – вещь личная. Это, конечно, не дневник, но все равно... Леа зажала в руках маленький черный «наладонник» и мучительно пыталась решить, как остановить этот внезапно начавшийся кошмар. Сердце глухо билось внутри. Кровь все еще не отлила от щек. Успокоиться, только бы успокоиться... Если она будет ждать возвращения Ричи, то сойдет с ума. Нет, надо действовать сейчас. Потом она расскажет обо всем Ричи, и они вместе будут смеяться над ее глупостью. Но это будет потом, когда все кончится...