Текст книги "Кривая линия (СИ)"

Автор книги: Софья Рыбкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

  Слава одухотворённо слушает музыку. Сонаты, пьесы – весь список есть в программке, но он проскальзывает мимо меня. Здесь разыгрывается какой-то другой спектакль, не имеющий отношения к увлечённому Мише за роялем. Концерт небольшой, чуть больше часа, и в конце Миша играет «Наваждение» Прокофьева. Я помню его, опять же, благодаря посещению этого места с Гошей пять лет назад. Пьеса продирает душу и вызывает дикие мурашки – мы с Гошей сидели тогда на пару рядов дальше. Опять сводит зубы от неприятного ощущения внутри. Никакого удовольствия от субботы – лучше бы сидел на парах. Честное слово. Слава дарит Мише цветы – и мы проходим за кулисы. Я поздравляю его с успешным концертом, он улыбается.

  – Знаешь, я всегда так волнуюсь перед выходом на сцену, а когда всё заканчивается, хочется снова. И ощущение, что во второй раз справлюсь лучше.

  – У меня примерно те же чувства перед экзаменами, – улыбаюсь в ответ.

  Эдичка, Слава и Дэнни стоят чуть поодаль и разговаривают. А они подходят друг другу. Дядя – кандидат наук, родители – математик и пианистка. Дэнни отлично вписывается в это высшее общество.

  Миша смотрит на меня внимательно.

  – Всё в порядке?

  – Да, а что?

  – У тебя взгляд застыл. Извини.

  Застынешь здесь.

  – Ты часто выступаешь? – спрашиваю у Миши, отворачиваясь от весёлой компании.

  – Не очень. Мне вообще повезло быть сегодня здесь.

  – Ты за роялем так смотришься, будто всю жизнь за ним прожил.

  – Так я почти всю и прожил, – усмехается Миша. – С пяти лет.

  К нам подходит Эдичка.

  – А где Слава, Эдуард Викторович? – интересуется Миша.

  – Пошла прогуляться. Вернётся сейчас.

  Он что-то говорит Мише, а я ускользаю. Хочу найти Славу, потому что Дэнни тоже нет.

  Они находятся быстро – в фойе за колонной. Я выглядываю, и снова прячусь обратно. Люди уже разошлись.

  – Я думала, вы не приедете, – говорит Слава. – Почему вы даже не позвонили?

  – Во-первых, хотел сделать сюрприз. Во-вторых, обиделся. Вы сами всё время пропадаете.

  – Это вы можете прогуливать свою консерваторию, сколько вам вздумается, а у меня учёба.

  – Я вам не верю.

  – Верьте, во что хотите, – Слава смеётся.

  У меня мурашки по всему телу от этого её смеха.

  – Вы меня совсем не любите.

  – Люблю. Страшно люблю, – это говорит не Слава.

  Она не может такое говорить. Кажется, я сам очутился в тупой мелодраме.

  – Надо возвращаться, нас будут искать.

  – Мы увидимся завтра? – молящий тон и сплошное кокетство.

  Странно, что у меня до сих пор не возникло желания выйти из окна. Наверное, я более стойкий, чем Гоша.

  – В четыре у Русского, – отвечает Слава.

  – D"accord.

  Ещё и французское словечко. А, ну да, это же он написал на форзаце ту строчку из Кокто. Я возвращаюсь в артистическую позже них, чтобы не возникло подозрений.

  – А поехали куда-нибудь! – говорит Миша. – Посидим, поговорим. Я угощаю.

  – Поддерживаю! – Слава улыбается. – Куда? Можно до «Катюши» пешком дойти. Там уютно.

  – Давайте, – соглашается Миша.

  – Ты с мамой?

  – Нет, она уже уехала. Дела.

  Мы идём вроде и все вместе, а вроде и порознь. Эдичка с Дэнни спорят о позднем творчестве Модильяни. Вовремя. Я иду рядом с Мишей, а Слава то здесь, то там.

  – Сегодня хороший день, Веснушкин, – говорит она мне.

  Звучит насмешнически. Хотя она, конечно, не знает, что я слышал тот разговор.

  – Замечательный, согласен.

  Вечером я поговорю с ней обо всём. А домой поеду, наверное, уже завтра.

  За столом она сидит между мной и Дэнни. Эдичка рассказывает смешные истории о студентах. Сам не смеётся, но Слава с Мишей заливаются. Дэнни смеётся сдержанно – воспитанный, вашу ж мать. Ни одного лишнего слова и движения. Как выверенные часы.

  – В БДТ премьера намечается, пойдёте? – спрашивает он.

  Не у всех, у Славы. Они же на «вы». Аристократия фигова.

  – А вы приглашаете? Можно.

  Он ни разу даже её не приобнял. И это любовь?

  В ресторане классно. Уютно, русские романсы играют. Только, к сожалению, я не могу всем этим сейчас наслаждаться.

  Заканчиваем уже в половину седьмого.

  – У вас, наверное, личный водитель, – зачем-то говорю я Дэнни.

  Грубо, конечно. Слава едва заметно одергивает меня.

  – На самом деле, я чаще езжу на метро, – мягко отвечает он.

  Ничем не проймёшь.

  – Что-то есть невероятно притягательное в этих старых поездах, в шуме и сквозняках, даже в вечно недовольной толпе. Жизнь – это суета, а метро – это жизнь. Оно меня вдохновляет.

  Он точно не извращенец? Все прощаются у метро, и мы втроём направляемся к машине.

  – Тебе понравилось, как Миша играет? – спрашивает Эдичка у Славы.

  – Понравилось.

  Эдичка снова улыбается. Сегодня точно конец света.

  – Я слышал ваш разговор в филармонии, – Слава убирает платье в шкаф, когда я говорю эти слова.

  Она в рубашке и шортах, вроде бы снова прежняя. И одновременно совсем другая.

  – Знаю, – Слава тихонько прикрывает дверь.

  – Когда ты вообще с ним познакомилась?

  – Миша пошёл отдавать документы в консерваторию. Я была с ним. Там и познакомилась. Потом мы гуляли по набережной, и Дэнни предложил встретиться на следующий день.

  – Его и по паспорту так зовут? – усмехаюсь я.

  – Нет. Даниил.

  – И ты ни разу о нём не упоминала. А Миша ещё сказал, что мне с тобой фортануло. Он что, не знал?

  – Знал. Просто проверял тебя. Он вообще не слишком одобряет нашу близкую дружбу, – она смотрит мне прямо в глаза. – Я рассказывала тебе о Дэнни давно, просто ты забыл.

  – Забыл? – переспрашиваю я.

  – Ну да. Это ещё до гибели Гоши было.

  – Помнишь, однажды Гоша отвёз меня к тебе на ночёвку, и мы целовались...

  – Помню. И жалею об этом. Мы просто поцеловались, Паш. Просто прижались губами. Это не считается.

  Конечно, не считается.

  – Почему ты всегда была со мной такой свободной?

  – Тебе это было необходимо, разве нет? После гибели Гоши ты сломался. Я не могла тебя доломать – и многое отдала бы, чтобы он был жив.

  Теперь я точно в тупой мелодраме.

  – Почему Дэнни? Любовь с первого взгляда?

  – Мы одинаковые. Моя жизнь, Паш, она в концертных залах, театрах, музеях. На вечерах стихов. В старом кино, в Серебряном веке. Я читаю Дэнни Кокто, и он не нуждается в переводе. Я приглашаю его в музей, он меня – в театр.

  – А я – плебей.

  – Не надо, Паш. Ты просто из другого мира.

  – А как же твоё презрение к браку?

  – При чём здесь брак! Мне нужен единомышленник. Союзник. Человек, без которого я не могу, как без рук. Как без своего тела.

  – Которого ты любишь?

  – Любовь – нечто эфемерное и непостоянное. Она проходит. А союзничество – никогда.

  – Но ты ведь сказала Дэнни...

  – Я действительно люблю его, просто вкладываю в это другой смысл.

  – Я хотел сказать тебе вчера то же самое. Думаешь, пройдёт?

  Слава вздыхает.

  – Надеюсь. Я позвала тебя на этот концерт, чтобы ты всё увидел сам. Я не могла больше, понимаешь? Это неправильно. Я всё равно не смогу спасти тебя. Тебе нужен тот, кто не прошёл с тобой весь твой ад. Кто не связан с гибелью Гоши. Кого ты, наверное, ещё не встретил.

  – Ты даже не поцеловала его.

  – Кого, Дэнни? А зачем? Зачем демонстрировать, выставлять на показ? И что это за вечная потребность в поцелуях? Ему и так всё известно. И мне – известно.

  – Только не бросай меня.

  Слабость. Я всегда был слабым и ничтожным. Меня растоптали – а я прошу о помощи.

  – Никогда, – Слава грустно улыбается. – Знаю, что сейчас это не поможет, но прости меня. Веснушкин. On reste amis ?

  Для этого мне тоже не нужен перевод.

  – Pour toujours.

  Слава говорила мне отпустить Гошу. Теперь, после моей личной маленькой трагедии, Гоша уходит на второй план, и я понимаю – так будет всегда. Моя жизнь однажды окончательно затмит его смерть.

  «Отпусти его», – сказала мне Слава, и за эти простые слова я забуду ей многое.

  Прощай, Гоша. Может быть, я слаб, но точно сильнее тебя.

  ~ Эпилог ~

  Когда Слава проснулась, было уже десять часов утра. Она потянулась на своей широкой постели – хорошо! В комнате стояла духота. Слава поднялась, подошла к окну – и распахнула его, щурясь от солнца. На тумбочке лежал французский журнал, раскрытый посередине. Вчера они поздно вернулись из театра, долго говорили – и легли около трёх. Ещё час Слава не могла успокоиться и решила немного почитать. Теперь она села на уголок кровати и взяла журнал, чтобы окончательно проснуться. В соседней комнате было тихо.

  «Спит ещё», – подумала Слава с улыбкой и пробежала глазами страницу. Читать не хотелось. После вчерашней пьесы нахлынули воспоминания.

  Она подумала о Дэнни – своей первой нелюбви. Бывает первая любовь, бывает – нелюбовь. Трудно распознать сразу. И ведь, казалось, они были абсолютно одинаковые, абсолютно. Увлекались одним и тем же, с удовольствием бродили по музеям, Дэнни обожал литературные сборища не меньше неё... Отчего всё так сложилось? Ей ведь думалось, это и есть любовь, когда двое – близнецы. Союзники. Единомышленники. Она так и сказала однажды Паше. Любовь проходит, союзничество – никогда. И глупая нежность, которая всегда была у неё к Паше, желание сжать его в объятиях посильнее – этого было недостаточно. Это ненастоящее, так она считала. Дэнни казался ей совершенством, далёким от мирских забот, проблем, неустроенности. Грязи. И его лицо византийского письма тоже было совершенным. Слава вспомнила защиту диплома и выпускной, которые пролетели для неё в одно мгновение – и решили всё. Она крутила колечко на пальце, восстанавливая в памяти события пятилетней давности. Как давно Слава не думала об этом, как давно отложила на дальнюю полку – никто не хочет вариться в боли, даже перемешанной с отчаянной радостью.

  Они стояли с Пашей напротив университета и молчали. Последние два года дружбы дались им нелегко. Она знала, всегда знала, что он любит её, но ведь между ними не было такого союзничества, как между ней – и Дэнни. Паша был из другого мира, но Слава ещё на первом курсе решила с ним подружиться – понравился. А потом, после гибели Гоши, его брата, она была единственным человеком, который удерживал Пашу на плаву.

  – Дэнни не будет?

  То ли с ехидством спросил, то ли с затаённой болью. Слава помнила его взгляд, когда сказала, что любит Дэнни. Когда сказала, что Пашина любовь к ней пройдёт, а у них с Дэнни всё будет вечно – это ведь настоящее. Союзничество. Только почему ей ни разу не хотелось его поцеловать?

  – Его никогда больше не будет, – ответила она сухо.

  – Что это значит?

  – Мы расстались.

  Паша молчал. Слава чувствовала – он собирается спросить, почему.

  – Я никогда не хотела близости – ни с Дэнни, ни с кем-либо другим. И он уверял меня, что такой же и даже называл это высокими отношениями, – она поняла, что сейчас расплачется.

  Только не перед Пашей.

  – А потом один раз мы поссорились из-за какой-то мелочи, это была едва ли не первая наша ссора. Наверное, я зря тебе рассказываю...

  – Я хочу знать. Мы же друзья.

  Просто друзья, так она всегда говорила.

  – Он назвал меня ненормальной. Сказал, что терпел всё только потому, что Аня, с которой его связывают полноценные отношения... – Слава почувствовала, что задыхается.

  И разрыдалась. Так глупо и нелепо. Так нечестно по отношению к Паше.

  – Теперь мы точно в идиотской мелодраме, – слабо улыбнулся он, обнимая Славу.

  – В общем, Аня не любит светскую жизнь, но зато у неё полно других достоинств.

  Слава уткнулась в него, и её захлестнула нежность. Она два года даже не смела брать его за руку – после того, как он узнал о существовании Дэнни.

  – Я так боялась, что сломаю тебя, – сказала она потом. – Считала, что тебе нужен кто-то, не связанный со смертью Гоши. Чтобы у тебя с этим человеком не было общих воспоминаний...

  – Ты говорила то же самое в день, когда я познакомился с Дэнни. И, знаешь, ты всё равно меня сломала. Сначала приручила, а потом оказалось – «не люблю». Это была первая настоящая боль после ухода Гоши. Никто не способен был сломать меня так, как ты. И показать, что после его гибели жизнь не перестанет издеваться надо мной. Именно в тот момент у меня получилось его отпустить...

  Слава отложила журнал и поднялась с постели.

  «Разбужу его и пойдём завтракать. А то уже совсем поздно».

  Даже для субботы. Она прошла к соседней комнате и приоткрыла дверь. Паша лежал, положив голову на руку. Его рыжие волосы разметались по подушке.

  Слава вспомнила, как на четвёртом курсе он обрезал их, а она даже не могла ему возразить, потому что больше не имела на это права. Зато прозвала его Аглаей Петровной – парадокс, но со стрижкой он стал сильнее напоминать девушку.

  – Булочка, вставай. Ты знаешь, сколько уже время?

  Паша нехотя открыл глаза и сел на постели, недовольно и ещё сонно уставившись на Славу. Она села рядом и поцеловала его.

  – То Веснушкин, то булочка... Может, хватит давать мне прозвища?

  – Не дождёшься. Давай, Аглая Петровна, одна нога здесь, другая – там. Или я слопаю весь тарт без тебя, и ты лишишься своих щёчек.

  – Провокаторша.

  Слава смотрела на Пашу – и у неё защемило сердце. Если бы не та ссора, если бы Дэнни не сказал ей правду... Иногда у неё складывалось ощущение, что где-то в другой реальности их с Пашей пути разошлись навсегда. И каждый раз при этой мысли ей становилось нечем дышать.

  – Какие планы на сегодня?

  – Нужно дальше переводить сценарий. Дедлайн через неделю, а я с места сдвинуться не могу. Сначала ходим по театрам, а потом я не сплю и днём нет сил работать.

  – Это была твоя идея.

  – Знаю, – она улыбнулась. – А у тебя какие планы?

  – Тоже перевод висит. Ещё нужно пройтись по лекциям.

  – Я рада, что ты наконец можешь заниматься любимым делом.

  Паша тоже улыбнулся.

  – Даже если я не буду потом снимать, ты знаешь, как я мечтал учиться режиссуре.

  Слава кивнула.

  – Отрежь мне ещё кусочек. Кстати, я забыла, у меня сегодня деловая встреча. Подвезёшь?

  – В субботу? Серьёзно? – хмыкнул Паша.

  – К сожалению.

  После завтрака Слава села за перевод, а он перебирал записи, притулившись к ней. Через полчаса она оторвалась от работы, накрутила на палец прядь его волос. Он внимательно смотрел на неё.

  – Что, Веснушкин?

  – Я подумал, мы всё время заняты – и так редко бываем вдвоём.

  – Вчера только в театр ходили, забыл? – она поцеловала его в нос.

  Этот чудесный нос с маленькой горбинкой, щедро усыпанный веснушками. Как бы она жила без него?

  – Вчера – да. А до этого мы неделю виделись лишь по утрам.

  – Ты прав. Но завтра мы должны идти на семейный ужин. Эдичка настаивает.

  – Твой дядя умеет убеждать, – вздохнул Паша. – Он даже потеплел ко мне, несмотря на всё презрение.

  – К сожалению или к счастью, ему есть с кем сравнивать. Кумир рухнул с пьедестала, понимаешь?

  Они никогда не говорили о Дэнни, но он всё равно периодически мелькал в их разговорах.

  – Твой отец придёт? – спросила Слава.

  – Не знаю. Но меня радует, что мы помирились, хотя близкими так и не стали. А мать так и продолжает сходить с ума.

  Слава вздохнула.

  – Тебе помочь с переводом?

  – Да, ты знаешь, здесь есть пара заковыристых фразочек...

  Паша взял Славу за руку.

  – Может быть, перенесёшь встречу?

  Она продолжала изучать его лицо.

  – Ради вас – что угодно.

  Через три часа, отобедав в любимом ресторанчике, они мчались в парк развлечений. Сначала Слава упиралась, но Паша настоял на своём.

  – Ты обещала!

  Это был аргумент года. На высоченных каруселях Слава не каталась с детства, и теперь к ней вернулось забытое чувство восторга – и дикого страха. Она услышала восторженный визг Паши, который сидел позади неё, и вдруг подумала о Дэнни. Слава видела его не так давно; они поговорили, как чужие друг другу люди. Куда только делось всё союзничество. Может быть, его и не было никогда? Может быть, союзничество – это Паша, бродящий по музею целый день ради неё? Или она сама, смотрящая с ним его любимые современные фильмы? Которые, кстати говоря, оказались очень неплохи.

  – Вышла за Пашу? – спросил у неё Дэнни.

  Так запросто, на «ты». Аристократические манеры исчезли в раз. Она кивнула.

  – Ради него ты смогла поступиться своими принципами.

  Слава улыбнулась.

  – С Пашей этого не нужно. С ним я могу быть собой.

  Дэнни, скорее всего, окрестил их повёрнутыми. Но теперь это было неважно. Слава заметила, что у него на руке не было кольца – и он ничего не сказал о себе...

  – А пойдём на колесо обозрения? – они только сошли с карусели, и у Славы слегка кружилась голова.

  Она заметила лукавый блеск в Пашиных глазах.

  – Нет. Нет!

  Но он уже тянул её к колесу.

  – Я боюсь. Пашенька, не надо. Веснушкин! Аглая Петровна! Хватит!

  – Со мной тебе нечего бояться.

  – Действительно. Только не говори, что у тебя припасён парашют.

  – Всё будет отлично, – когда он делал страшные глаза, ей хотелось расхохотаться, поцеловать и ударить его одновременно.

  Вместо этого Слава разрешила затащить себя на колесо. Всё действительно прошло неплохо, если учесть, что её потряхивало всю дорогу и она сидела, крепко вжавшись в Пашу. Он хихикал.

  Потом они ели мороженое – и хихикали вместе.

  «Если бы не Дэнни, если бы не ссора, я бы добровольно отказалась от своего главного счастья».

  – Славочка, – Паша поцеловал её.

  Его губы были испачканы в мороженом.

  – Веснушкин, – ответила она нежно.

  Он всегда был бесконечная нежность, хрупкость – и сила.

  – Я просто хочу, чтобы ты была рядом. И больше ничего, – прошептал он.

  – И даже в ту ночь, когда ты стал целовать мои коленки, ты больше ничего не хотел? – слукавила она.

  – Слава! Я готов зацеловать тебя всю, но это неважно. Важно, чтобы ты была здесь...

  Они стояли какое-то время, вжавшись друг в друга, и молчали.

  – Пойдём домой, – наконец произнесла она. – Я устала. Знаешь, сегодня замечательный день.

  Паша взъерошил её короткие волосы.

  – Что ты делаешь? – возмутилась она. – Я буду похожа на воробья.

  – Воробушка-зазнобушка.

  – Глупый, – она шутливо толкнула его. – Кстати, Миша вчера написал. Он сейчас в Париже. Не хочешь слетать в следующем месяце на его концерт?

  – Я смотрю, твои бывшие одноклассники шикуют, – Паша усмехнулся. – Pourquoi pas ?

  Слава хмыкнула.

  – Ужин завтра в семь, но Эдичка просил подъехать к трём, – сказала Слава, когда они вечером лежали в обнимку на Пашиной постели. – Соскучился, наверное.

  – Опоздать нельзя?

  – Как тебе не стыдно!

  – Молчу.

  – Я останусь здесь? – Слава устроилась поудобнее, укрываясь пледом. – Так уютно, не хочется уходить.

  – Конечно.

  Она уткнулась носом ему в шею и через пару минут уже крепко спала. А Паша вдруг подумал, что выстраданное счастье – дороже любого другого.

   19.07.2020 г.