Текст книги "Кривая линия (СИ)"

Автор книги: Софья Рыбкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

  – Позвони ему.

  Она демонстрирует мне экран телефона с уведомлением: «Я в пробке».

  – Так скажи им.

  – Не буду, – хихикает Славка. – Он должен старосту предупреждать, а не меня. Пусть сами разбираются.

  – Жестокая! – я цокаю с осуждением.

  – Веснушкин, ты такой забавный, – улыбается Славка.

  Она красивая. Не так, как Уля со своим модельным лицом. Просто красивая. Потому что настоящая.

  – Смотри, опять эти фрики лижутся, – шепчет кто-то слева.

  Мне всё равно. Мать всегда учила, что общественное мнение – закон. Гоша говорил, что в нём легко можно потерять себя.

  Эдичка появляется в конце коридора словно бы из ниоткуда. Походка «батя в здании», во взгляде: «Раздавлю». Девочки, кажется, сейчас завоют от восторга. Он молча проходит к двери, все расступаются. Открывает ключом и распахивает настежь, мол, добро пожаловать. Если честно, я бы лучше ещё в коридоре потусовался.

  – Здравствуйте, дети, – обычное приветствие.

  Ирония и сарказм. Слабоумие и отвага. Уля пялится на него, разве что слюни не текут, а потом шикает на подруг, замечая их не менее восторженные взгляды. Я хихикаю.

  – Риваков, задание выполнили?

  Вот так сразу, с места в карьер. Ледяной насмехающийся взгляд, лёгкий наклон головы. Ничего необычного.

  – Эдуард Викторович, я...

  – Не написали. Не отпирайтесь.

  Я вижу насмешливую улыбку Ули. Все молчат. Славка незаметно берёт меня за руку.

  – Я вам сейчас нарисую что-нибудь эдакое в журнале, Риваков, – еле-еле тянет слова.

  Прикопался.

  – Хотите вылететь? – медленно-медленно.

  По слогам. Это Гоша вылетел, Эдуард Викторович, а я не хочу. Только не из-за вас. Не дождётесь. Славка смотрит на него недовольно, поджимает губы. Делает страшные глаза.

  – Так и быть, даю вам ещё неделю. Всё в ваших руках.

  Какое снисхождение.

  – Спасибо, – шепчу я Славке.

  – Будешь должен, – она улыбается.

  Хитренько так.

  – Остаёшься ведь сегодня?

  – Остаюсь. У тебя ресничка, – осторожно смахиваю ресницу со Славкиной щеки.

  Эдичка хмыкает, глядя на нас.

  – Тема сегодняшней лекции...

  Шоу начинается.

  Девицы смотрят на Эдичку во все глаза и, я уверен, совершенно не слушают. Им вообще пофиг – что бы он ни нёс, они готовы высиживать здесь часами. Уже через пару минут мне становится скучно. Чиркаю в блокноте ленивые линии – я часто беру его с собой и делаю быстрые наброски, когда на парах невыносимо. Славка что-то просматривает в телефоне, наверное, от Миши заразилась. Может быть, как раз с ним и переписывается.

  – Ты чего лекцию не записываешь? – шепчет Славка.

  – Неохота. Всё равно ничего не воспринимаю.

  – Хотя бы диктофон включи.

  – Во-первых, это несанкционированная запись.

  – Больно умный стал, – хмыкает она.

  В точности, как Эдичка.

  – Во-вторых, я точно не буду это переслушивать. Кстати, а ты почему не записываешь?

  – У Эдички есть конспекты всех лекций. Даст потом.

  – Со мной не поделишься?

  – Это с какой же стати? – Славка усмехается.

  Провоцирует.

  – Ладно, посмотрим.

  Славка читает уведомление на телефоне и хихикает. Показывает мне.

  «Разговоры закончили».

  – Эдичка негодует, – продолжает хихикать она. – Давай побережём его нервы.

  Вот ни разу не собираюсь его беречь. Пусть бесится. Возвращаюсь к наброску. Я не понимаю пока, что получается, будто тоненькая девушка-призрак в старомодной накидке. Привет Эдгару По – похоже, перечитал я всякого вроде «Лигейи». Ведь до чего красиво и жутко написано, аж продирает до костей. Странно, но я всегда был чувствителен к такого рода ужасам и даже сам пытался в детстве сочинять нечто подобное. Дальше моей головы эти шедевры так и не ушли, но кошмары по ночам были мне обеспечены. Эдичка вещает и вещает, я периодически смотрю на часы. Полчаса, час. Ещё полчаса.

  – Не забудьте про задание, Риваков, – говорит он мне на выходе из аудитории с противной ухмылочкой.

  Вот сволочь, а. Хорошо ещё, что отсрочку дал.

  – В столовую пойдём? – спрашивает Славка.

  У неё обычно всё с собой, мне никто такой роскоши не доставит.

  – Если хочешь. Я не голоден.

  – У тебя скоро будет кожа да кости.

  – Кого это волнует.

  – Меня, например.

  В столовой битком. Мы находим свободный столик в углу.

  – Хотя бы печенье возьми, – Славка протягивает мне контейнер. – Что же это такое.

  – Не хочу, спасибо.

  – Ты так рано завтракал...

  – Слав!

  – Ладно, – сдаётся она.

  Забота – это приятно, но иногда очень доставуче. У меня сейчас не то настроение, чтобы поддаваться на уговоры. У Славки звонит телефон. Ох уж эти вечные телефоны. Ни минуты покоя.

  – Да, Миш, – она насаживает мясо на вилку. – Как я могла забыть? Хорошо, конечно. Давай.

  Телефон ложится на стол.

  – Миша вдруг решил напомнить, что у него концерт через неделю в Малом филармошки, – Славка улыбается. – Пойдёшь?

  Я пожимаю плечами.

  – Знаю, ты не очень любишь светские мероприятия, но тебе надо сменить обстановку хотя бы на пару часов. Выйти в общество, так сказать.

  – Издеваешься? А кто ещё будет?

  – Думаю, Эдичка.

  Только этого не хватало.

  – Он посещает концерты твоих друзей?

  – Почему бы и нет. Он здорово разбирается в музыке.

  Кто бы сомневался.

  – А твои родители не придут?

  – У них были планы. Сбагрить Митю бабушке с дедушкой – и вперёд. За город поедут, наверное.

  – Ясно, – усмехаюсь я.

  Типичная дружная семья. Кто-то может этим похвастаться.

  – У Эдички сейчас ещё одна пара, – говорит Славка, – а потом мы поедем домой. Я попробую его уговорить, чтобы он завернул к тебе. Ты же собирался забрать какие-то вещи?

  – Да, было бы неплохо. Мы поедем с ним на машине?

  – Ну да.

  – Не хочу чувствовать себя обязанным.

  – Ладно тебе! Характер у него, конечно, не сахарный, но он же мой дядя. От него не убудет.

  У нас тоже ещё одна пара, а потом – сомнительная свобода в компании Эдички. В машине Славка сидит на переднем, я – сзади. Уж могла бы не бросать меня одного на произвол судьбы.

  – У тебя сигареты есть? – спрашивает Славка.

  – В бардачке посмотри, – отвечает Эдичка.

  – Ты же не куришь, – укоряю её.

  – У меня, может быть, нервы, – она выпускает облачко дыма. – Будешь?

  – Вы мне сейчас всю машину прокурите, – хмыкает Эдичка.

  – Переживёшь. Окно приоткрой.

  Каждый раз удивляюсь, как она умудряется так – с ним.

  – Какая гадость! – она разглядывает сигарету. – А я всё время надеюсь на лучшее. Нам к Паше сначала.

  – Помню. Я к вам, конечно, личным водителем не нанимался...

  – Ну, Эдичка.

  – Ну, Славочка, – передразнивает он. – Какой пример ты подаёшь моим студентам!

  – Горский взял мой рассказ? – спрашивает Славка.

  – Взял. Тебе не стыдно, что я договорился?

  – Ни разу. Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами, – цитирует она.

  – Я смотрю, вы все писателями заделались.

  – От жизни нелёгкой.

  – Позорница!

  Славка хохочет. Дома я быстро сгребаю необходимые вещи. Отца нет, девицы – тоже. Повезло. Потом сброшу ему сообщение, что остаюсь у друга, чтобы не было лишних выяснений. Если ему не всё равно. У Славки нам навстречу выбегает Митя.

  – Ты почему не в школе? – Славка гладит его по голове.

  – У меня с утра болело горло.

  – Проказник!

  – А ты почему так рано ушла?

  – Паша попросил.

  Митя дуется. Он меня и так недолюбливает, а уж после этого предательства!

  – Ты как тут один, нормально? Обедал?

  Митя кивает.

  – Даже мама со мной не осталась. И у Елены отпуск.

  – У мамы репетиция, ты же знаешь.

  У Славки мать – пианистка, а Елена – некто вроде Митиной гувернантки.

  – Всё, иди к себе. Я потом зайду. У нас гости, не видишь?

  – Вижу, – Митя демонстрирует мне кончик языка и убегает.

  – Несносный мальчишка! Ему уже двенадцать, а он ни капли не меняется. Чай будете?

  Дома Эдичка в своей серой худи выглядит пугающе. Встретил бы его ночью в подворотне – дал бы дёру. Ещё взгляд такой – пришибу. То ли специально, то ли от природы. Вечер проводим за просмотром кино. Митя морщится от поцелуев на экране.

  – Мерзость, – говорит.

  Славка улыбается. У неё к целованию другое отношение, в этом я уверен.

  – Может быть, со временем твоя позиция изменится, – говорит она.

  – Или нет.

  – Или нет, – соглашается Славка. – Я, например, считаю, что поцелуи переоценены.

  – А секс? – на полном серьёзе спрашивает Митя.

  Славка хохочет.

  – Ты где этого набрался, в школе? Тебе вообще об этом даже беспокоиться рано.

  – Так он тоже переоценён? – не отстаёт Митя.

  – Тоже. Однозначно, – Слава улыбается и приобнимает Митю. – Вообще на свете многое переоценено. А самое главное недооценивают.

  – Но мы же другие! – возражает Митя.

  – Хорошо бы.

  Эдичка хмыкает в своей привычной манере, утопая в глубоком кресле.

  – Кто хочет ещё попкорна? – спрашивает Славка. – Я схожу за ним на кухню. Не выключайте.

  Эдичка презирает попкорн – как, собственно, и всё в этом мире.

  Митя косится на меня, как всегда, недовольно. Не радует его моё присутствие. Наверное, ревнует сестру. Я выхожу вслед за Славой и слышу, она с кем-то разговаривает.

  – Я вас прошу. Какой же вы всё-таки вредный! Сами позвонили, сами отказываетесь, – пауза. – Простите меня. Я знаю, что виновата, – ещё пауза. – Ну и ладно, как хотите! Что? Я обиделась, так и знайте.

  Я захожу на кухню. Слава оборачивается, по всей видимости, нажимая на сброс.

  – С кем говорила?

  – Да так. Пустяки.

  – А всё-таки? – беру немного карамельного попкорна из упаковки, которую держит Славка.

  Сладкий.

  – Пойдём, мы и так уже много пропустили, – она мягко улыбается.

  Я наклоняюсь, чтобы её поцеловать, но она увиливает.

  – Ты что теперь, записалась в секцию ненавидящих поцелуи?

  – Веснушкин, что за глупости! Я сейчас всё выроню. Собирать ты будешь?

  Мы возвращаемся в комнату. На экране Хельмут Бергер целует Сильвану Мангано. Не люблю старое кино, но терплю его ради Славки.

  – Ты в курсе, что Мите по возрасту нежелательно смотреть этот фильм? – шепчу я ей на ухо.

  – Ханжа, сноб и зануда, вот ты кто! Здесь всё равно та спорная сцена вырезана.

  – Ясно.

  Хвала небесам, Митя нас не слышит, неистово поглощая попкорн.

  – Думаю, тебе достаточно, – Славка забирает у него упаковку.

  – Ты плохая.

  – А ты, я так чувствую, хочешь угодить в больницу со страшной аллергией?

  Митя снова дуется, но больше не спорит.

  – Тебе не скучно? – спрашиваю у него.

  Славка хмурится.

  – Нет. Главное, что красиво.

  – Весь в меня, – смеётся Славка.

  – Кому скучно, могут удалиться. Никто не задерживает.

  – Эдичка!

  – Я всего лишь пытаюсь облегчить молодому человеку жизнь.

  Спасибо большое. Лучше бы вы избавили меня от персонального задания.

  Славины родители заезжают в шесть и тут же снова исчезают – в театр. Только около двенадцати, когда мы уже разбредаемся по комнатам, хлопает входная дверь.

  Славка лежит на постели и молчит. Я располагаюсь на подушках внизу.

  – О чём задумалась?

  – Просто устала, – она поворачивается ко мне. – Ты написал отцу?

  – Написал. Что-то мне подсказывает, ему глубоко пофиг.

  – Надеюсь, нет, – Слава печально улыбается.

  Я хочу сейчас, чтобы она поцеловала меня. Чтобы позвала к себе. Мне нужно это, мне это нужно. Мне одиноко. Фигово. Даже собственный отец, похоже, ненавидит меня до глубины души. Я приподнимаюсь и целую её коленку.

  – Веснушкин, ты чего? – она отодвигается.

  Отодвигается.

  – Извини.

  – Мы же друзья, Паш. Мы же не переходим грань, правда?

  Правда. Лучше бы мы не были друзьями. Нет, о таком даже думать нельзя.

  – Паш, иди сюда.

  Слава садится на постели, я – рядом с ней. Прижимается ко мне.

  – Всё в порядке? – спрашивает.

  – Да.

  – Будем спать или опять что-нибудь посмотрим?

  – Ты же устала.

  – Не для очередного кино, – усмехается Славка. – Посмотрим то, что нравится тебе.

  – Ты же знаешь, я смотрю только современные фильмы. И то – совсем немного.

  – А сериалы?

  – Например?

  Слава пожимает плечами.

  – «Шерлок».

  – О нет. Ты предлагаешь смотреть такое на ночь? Я либо не усну, либо меня замучают кошмары.

  Славка хихикает.

  – Что ты предлагаешь?

  – Поговорить и лечь спать.

  – Хорошая идея, – Славка взбивает подушку и ставит её за спину.

  – Наверное, ты права. Я пойду на Мишин концерт.

  – Отлично.

  – Он в субботу?

  Она кивает.

  – Почему ты любишь старое кино? – спрашиваю.

  – Я люблю не всё старое кино, а только красивые фильмы. Эстетичные. Приковывающие взгляд. Для меня в кино на первом месте – визуальная сторона, а потом уже всё остальное. Да, собственно, не только в кино, но и в жизни.

  – Хочешь сказать, в современных фильмах плохой визуал?

  – Он часто неестественный. Начирканный на компьютере, например. Отфильтрованный. А бывает и вовсе некачественный.

  – Ну да, может быть.

  – И люди какие-то неживые. Одинаковые.

  – Я удивляюсь, как ты всё подмечаешь.

  – Просто фильм идёт мимо тебя, Паш. А мне – навстречу, – она улыбается.

  – Видимо, я невнимательный. А я ведь хотел на режиссёрский.

  – Там бы тебя всему научили, – уверяет Славка. – Или нет. Похоже, Эдичка опять курит на кухне, выбрал время. Гадость.

  – Дашь почитать тот рассказ, который взял Горский?

  Надо же, я даже фамилию запомнил.

  – Ты настолько любопытный?

  – Настолько.

  – Может быть, однажды.

  – Не доверяешь?

  – Просто есть вещи, которые проще доверить чужим.

  – Ты же доверила его Эдичке.

  – Только ему. Пойду скажу, чтобы заканчивал, – она спрыгивает с постели и уходит, прикрывая за собой дверь.

  Я вдруг понимаю, что хочу сказать ей кое-что важное. Не сейчас. Однажды.

  ~ Глава 6. ~

  Время течёт медленно. Сплошные пары, пары, пары, никакого удовольствия. Кино по вечерам, от которого я уже загибаюсь, но отказаться не могу – неправильно. Спасибо, что меня вообще здесь терпят. Отец не удосужился даже ответить на сообщение – некогда, наверное. Или плевать. Видимо, я сам должен приползти к нему с извинениями, но на это я пока не готов. Теперь, когда я постоянно тусуюсь у Славки, мне начинает приоткрываться другая сторона её жизни. Раньше я не был у неё дольше, чем пару дней, и всё время мы проводили вместе. Сейчас, когда я остаюсь на неопределённый срок, Славка не прерывает, так сказать, привычное течение событий. Играет с братом – я тоже пытаюсь к этому приобщиться, но мне всё ещё непросто наладить с ним контакт. Часто разговаривает с Эдичкой на какие-то высокодуховные темы, они увлечённо спорят, а я чувствую себя немного не в своей тарелке, потому что под презрительным взглядом Эдички боюсь вступать в разговор. Та Славка, простая и раскрепощённая, какой она бывает в универе, дома меняется – и это бесит, действительно бесит. Она даже будто начинает говорить на другом языке и смотрит укоризненно, когда я публично позволяю себе что-то вроде обычного «пофиг». Нет, конечно, Славка может себе позволить грубить Эдичке без причины, когда у неё подходящее настроение, но, в целом, она ведёт себя иначе.

  – Завтра опять пара у Валентины, – говорит Славка за ужином.

  Мы за столом одни – всё достопочтенное семейство собралось в гостиной за глубокой беседой. Правда, Мите это вскоре надоело – он вышел на кухню за сладким и потопал к себе.

  – Одни дни похожи на другие, – Славка надкусывает миндальное печенье. – Скука. Хотя бы суббота обещает перемены.

  В ней опять просыпается высокопарный тон. Действительно, в субботу у Миши концерт.

  – Будешь? – она протягивает мне кусочек.

  Я не люблю миндальное печенье – и вообще в последнее время равнодушен к сладкому.

  – Нет, спасибо, – отпиваю чай.

  Прохладный, как я люблю.

  – Я сдал вчера Эдичке задание.

  – Знаю. Он был очень недоволен, что ты доделал его в десять вечера. Как тебе хватает наглости...

  – Мне нравится его бесить.

  – А мне не нравится твоё к нему отношение, – она морщится.

  – Это взаимно.

  – Почему ты постоянно нарываешься?

  – Меня раздражает его презрение в мой адрес.

  Славка хмыкает.

  – У него просто такой стиль общения. К тому же, он редко испытывает симпатию к людям. Её нужно заслужить.

  – Этот разговор ни к чему не ведёт, чуешь?

  Зачем она привязывается?

  – Вы оба слишком упрямы, – Славка смотрит в окно.

  Я не знаю, о чём она думает на самом деле, и почему её так заботит эта тема.

  – У тебя настроение из-за Валентины испортилось?

  – Нет, – Славка отрицательно качает головой. – С чего ты взял, что оно испортилось?

  – Тебя раньше не волновали мои пререкания с Эдичкой.

  – Мы сейчас живём под одной крышей, и они стали меня напрягать.

  – Ты хочешь, чтобы я вернулся домой? – спрашиваю зачем-то.

  – Не говори глупостей, Паш. Ты знаешь, я всегда рада тебе помочь. Просто...

  – Просто я не стою его ногтя, да?

  – Паш, перестань. Что с тобой?

  Я встаю из-за стола.

  – Извини. Что-то нашло, и...

  – Ладно. Пошли в комнату.

  Когда-то Гоша учил меня избегать конфликта, не вестись на раздражение собеседника. Но сейчас я чувствую себя отвратно, потому что Эдичка меня презирает, Митя – тихо ненавидит, Славка – отчитывает, а её родители смотрят с подозрением. Было бы, за что. У её матери постоянно находится предлог заглянуть к нам после одиннадцати – ничегошеньки же нет и быть не может. Славке, по всей видимости, не нужно. Эта просторная квартира – отдельный мирок, и всем его обитателям моё присутствие не по душе. Может быть, кроме Славки. Свалю-ка я после субботы. Не выгонит же меня отец, в самом деле. Как же всё невезуче и тошнотворно.

  – Ты чего, Веснушкин? Задумался?

  Мы сидим на кровати в Славкиной комнате. Зачем мне эта нежность? Не нужна же.

  – После Мишиного концерта я поеду домой.

  – Это из-за меня, да? Я не хотела тебя обидеть. Тоже не знаю, что на меня нашло, – она кладёт руку мне на плечо.

  Не надо, Слав, не стоит. Теперь я понимаю, что постоянно надеялся – переход за грань будет. Скажу ли я ей теперь то самое важное? Вряд ли.

  – Ты здесь ни при чём. Всё нормально, правда. Но дома как-то привычнее. И даже на отцовских девиц можно не обращать внимания, – я слабо улыбаюсь.

  – Тогда из-за Эдички. Или Мити. Паш, ну прекрати, просто они другие люди...

  – Вот именно, что другие. А я такой же, как мать – психованный и зацикленный.

  – Ты не виноват, что Гоша погиб.

  – У него была любовь, знаешь, такая большая и настоящая. В которую никто не верит. А я однажды гулял по городу и случайно увидел эту любовь с каким-то мужиком. Как в тупых мелодрамах. Я ничего Гоше не сказал, думал, он сам разберётся. Не хотел быть виноватым. Боялся, что он мне не поверит, наорёт, всё испортится. Но он узнал – девица сама ему поведала душещипательную историю и собрала манатки.

  – Но ведь из-за этого же нельзя, – шепчет Славка.

  – Почему?

  – Нелепо же. Какая-то девица – и жизнь. Разве можно их рядом ставить?

  Я горько усмехаюсь.

  – Отец хотя последний раз и сказал, что Гоша был его сын, а я весь, поганый, в мать, это не совсем так. Гоша всё через себя пропускал, в самую душу, жил порывами. И сделал это, думаю, даже толком не соображая, что творит. Тупо, да?

  – Паш...

  – Ты права, нелепо. И тупо. Очень тупо. Только это ничего не меняет.

  – Послушай, Паш, ты не можешь жить в этом. Больше не можешь. И Гоше ты ничего не должен, даже не думай. Это его судьба и его выбор.

  – Я обманул его.

  – Нет. Если бы ты рассказал ему – и он вышел бы из окна у тебя на глазах, после твоих слов, тебе было бы легче? Легче, скажи?

  – Я мог его спасти. Я подходил к дому, когда он выпрыгнул, и видел, как он летел, понимаешь? Если бы я успел...

  – Так было суждено.

  – Так было суждено, чтобы он умер, а я страдал всю оставшуюся жизнь?

  – Отпусти его, – Славка гладит меня по руке и кладёт голову мне на плечо. – Своим горем ты его не вернёшь, только себя загубишь.

  «Конечно, тебе легко говорить, твой брат жив», – это сидит внутри, но я молчу.

  Потому что не имею ни права, ни сил говорить подобное.

  – А я вот «Тень ветра» начала перечитывать несколько дней назад, – Славка берёт с полки толстую книжку.

  Никакого разговора будто и не было. Так правильнее.

  – Ты любишь готику, а, Паш? Мистику любишь, ужасы? Чтобы пробирало до костей?

  – Ещё бы! Это как у Валентины на лекции?

  – Дурак! – она улыбается.

  Я люблю её улыбку. И красивый рот. И блеск в глазах.

  – Не видел у тебя раньше этой книги.

  – Купила недавно, – отвечает Славка, приоткрывая её и пролистывая страницы.

  На форзаце мельком замечаю чернильную надпись.

  – И о чём?

  – О книгах. Об одном загадочном писателе, странной слепой девушке и слишком любопытном мальчугане. Больше ничего не скажу.

  – А как же главный персонаж готики – страшный чёрный человек?

  – Он здесь есть, – Славка поглаживает пальцами корешок. – Честно говоря, мне не понравился финал. Я бы предпочла, чтобы герои скрылись вдвоём от всего белого света, и о них больше ничего не было известно.

  – А они?

  – А они поженились и погрязли в быту, представляешь? Какая гадость! – Слава смеётся.

  – Тебе не нравится такой исход?

  – Да я его ненавижу, – говорит она, отсмеявшись. – Правда. Но история заманчивая. Особенно начало. Я что-то опять хочу миндальное печенье, – она кладёт книгу на стол и выходит.

  Я не могу противиться соблазну. Знаю, что некрасиво и нечестно, но не могу.

  На форзаце точёным (по-другому и не скажешь) почерком выведено: «От Д. Puisse durer toujours une si grande joie». Интересное кино. Не от М., не от Э. И ведь якобы купила недавно, вруша. Я знаю, что не должен тыкать её носом. Спрашивать. Но внутри неприятно свербит. И оставила она здесь зачем-то книгу, даже не убрала. Проверяет?

  Славка возвращается с вазочкой, полной печенья, и чашкой чая. Есть в комнате, кажется, дурной тон, так она когда-то говорила.

  – Что это за подпись?

  Она даже не краснеет. Наверное, я всё выдумал, и ничего особенного в подписи нет.

  – Строчка из стихотворения Кокто, – вазочка и чашка осторожно опускаются на стол. – Пусть эта радость длится вечно.

  – От Д.?

  – Главного героя зовут Даниэль. Ты же знаешь, я обожаю влюбляться в книжных персонажей. Вот и подписала сама для себя.

  – Это не твой почерк.

  – Вот зануда! Я умею писать разным почерком. Думаешь, это выглядело бы правдоподобно, если бы я написала своим?

  Я откладываю книгу. Конечно, Слава права. Конечно, я зануда. И подпись она сделала сама, любит же Кокто. Всё сходится.

  – Вообще трогать вещи без разрешения хозяев нехорошо, – Слава снова улыбается. – Но я прощаю.

  – Может, завтра опять прогуляем?

  Она качает головой.

  – Не хочу рисковать. Прогуливать Валентину себе дороже.

  – С тобой не договориться.

  – Не договориться потом будет с ней. Со мной проще. Точно не будешь печенье?

  – Нет. Не люблю его, – слегка улыбаюсь.

  – Многое теряешь.

  – Что ты последнее читал?

  – Да я давно уже ничего не читал. Если не брать во внимание рассказы.

  – По?

  – Не только.

  – Что ты так на меня смотришь? – спрашивает Славка, подозрительно щурясь.

  – Как?

  – Не дам я тебе свой рассказ, не дам. Во всяком случае, в ближайшее время. Даже не намекай.

  – Даже не пытаюсь, – вздыхаю я.

  На самом деле, мне не так уж это и важно. Но хочется её поддразнить.

  – Опять рисовал что-то на паре? – интересуется Славка.

  – Не покажу.

  – Больно надо, всё равно ведь выложишь.

  У меня есть страничка с адским количеством подписчиков, аж целых двести человек! Там я иногда выкладываю наброски.

  – Если мы друзья, как ты говоришь, почему ты мне не доверяешь?

  – Опять за своё! – в одной руке чашка, в другой – печенье, и раздражённый тон. – Может быть, я не готова. Вот напечатают, тогда покажу.

  – Ладно, договорились, – я устаю спорить.

  Тем более, моей целью было просто позлить её. Не знаю, зачем.

  – К сессии мы окончательно сойдём с ума, – Славка смотрит на меня. – Тебе не кажется? У меня уже голова пухнет.

  – Эдичка за нас не похлопочет? Как тебе вариант?

  – Недосягаемый, – она смеётся. – Но приятный. А Митя, наверное, опять слопал полбанки мармелада. Ничего не боится.

  – А должен?

  – У него была один раз страшная аллергия. Должен. Я так устала маяться от безделья!

  – Завтра в универ.

  – Как будто пара Валентины лучше безделья. Всё равно не пишу конспекты. Только её голос неприятно жужжит в ушах, как надоедливая муха.

  – Согласен.

  – Пойду на кухню, позвоню подруге. У неё намечалось там что-то важное, хочу послушать.

  – Я могу выйти.

  – Не надо, – она встаёт, берёт чашку с недопитым чаем и телефон. – Не скучай тут. Я минут на десять.

  – Знаю я эти десять минут. Попробую тогда почитать твою хвалёную «Тень», что ли.

  ~ Глава 7. ~

  В субботу Славка просыпается в семь утра – и будит меня.

  – Сгораю от нетерпения, – жалуется она. – А ты?

  А я просто хочу поспать, но мне вряд ли позволят. До восьми мы разговариваем. Ничего особенного не происходит, и разговор напоминает лёгкую болтовню.

  – Наконец-то выходные, – Славка потягивается. – Суббота без пар, так классно!

  – Это потому, что мы наконец-то прогуливаем.

  – Это потому, что мы заслужили.

  Мы и правда заслужили. Воскресенье как единственный выходной – полное издевательство. Даже очухаться не успеваешь.

  – Ты что будешь на завтрак, йогурт?

  – Да.

  – Я тоже. Чем меньше суеты, тем лучше. Кстати, я вдруг вспомнила... Ты книжку начал?

  – Начал. Но устал.

  – Я думала, тебе понравится, – хмурится Слава.

  Ещё бы губы надула, как Митя.

  – Мне понравилось. Возможно, вернусь когда-нибудь.

  – Знаю я тебя, – Славка хмыкает.

  Я больше не лезу целоваться – с того дня, как Слава напомнила о нашей дружбе. Мне и хочется, и колется. И боюсь нарваться. Не понимаю, к чему всё идёт.

  Йогурт холодный, и Славка ставит его подогреваться, а я пью так. Зубы неприятно сводит – самое то, чтобы проснуться до конца.

  – Опять йогурты, – кривится Эдичка, выползая на кухню.

  Именно выползая, потому что вставать в такую рань явно не в его стиле.

  – Не нравится, не ешь, – улыбается Славка.

  Её не проймёшь.

  – На концерт повезёшь нас?

  – Обязательно. И в зал за ручку отведу.

  – Какой ты милый, – Славка целует его в щёку. – Выезжаем в двенадцать?

  – Да. Только соберись заранее, ты всегда очень долго канителишься.

  – Не волнуйся.

  Когда я возвращаюсь в комнату, Славка стоит у шкафа и выбирает наряд.

  – Неужели платье наденешь?

  – Это же концерт, Паш. Конечно. Как думаешь, это подойдёт?

  Чёрное бархатное платье ниже колена с длинным рукавом и широкими плечами. Ни разу не видел в нём Славу.

  – Концерт же дневной, так что глупо надевать что-то вычурное, – говорит она.

  – Согласен. Я вообще не очень в этом разбираюсь.

  – Надену его, – она бережно кладёт платье на постель. – Пойду в душ.

  – Давай.

  Я сажусь и провожу по нему пальцами. Ткань приятно холодит. Славка возвращается минут через двадцать.

  – Я так нервничаю, ужас. Вдруг Миша ошибётся на сцене или ноты забудет?

  – С чего бы? – удивляюсь я. – Не думай об этом, и всё будет нормально.

  – Тебе это не знакомо, а я годами наблюдаю волнение мамы перед выступлением, – Славка включает фен, и пару минут он режет уши.

  – Укладывать не буду, и так хорошо.

  Часы летят быстро. Я тоже успеваю посетить душ, а Славка в это время наносит лёгкий, как она говорит, макияж. Вообще в универ она не красится никогда.

  Надевает платье за ширмой. У неё даже ширма есть расписная, не могу.

  – Ну как?

  Душезахватывающе – есть такое слово? Вряд ли. Но это действительно так. Вот же она, привычная беззаботная Славка. Только сейчас назвать её так язык не поворачивается.

  – Ты чего застыл, Веснушкин? Под впечатлением? – ещё смеётся! – Пойду спрошу у Эдички, готов ли он.

  Я в своём прикиде выгляжу дёшево. Неподходяще. И сейчас вдруг остро это ощущаю.

  – Мне что-то резко захотелось перекусить, – у Славы в руке яблоко. – Выезжаем через десять минут.

  – Не боишься испортить платье?

  Слава улыбается.

  – Яблоком? Да брось ты. Я аккуратно.

  Она надкусывает – и сок брызжет немного.

  – Зараза, – ругается Слава. – На платье не попало?

  – Вроде нет.

  – Не стоило всё-таки брать.

  Сегодня прохладно. Слава решает накинуть плащ. В машине мы молчим. Она периодически заглядывает в телефон.

  – Пробок нет, ты смотрел? – наконец спрашивает Слава.

  – Какие пробки в субботу?

  – Ну, мало ли.

  – За цветами надо заехать.

  Паркуемся на Грибоедова. Дойти до Малого зала – дело пары минут. Славины туфли на маленьком каблуке цокают по мостовой. С одной стороны от неё иду я, с другой – Эдичка. Она держит нас обоих под руку и что-то рассказывает о Мише. У меня стучат зубы – не от холода, а от какого-то странного волнения.

  В фойе лёгкий гул и разговоры. Слава смотрит на себя в зеркало – сейчас она из другого мира. Мне неловко.

  Мы поднимаемся по огромной мраморной лестнице – кажется, я был здесь последний раз лет пять назад. Ещё с Гошей. Играл какой-то ансамбль, а потом – пианист. Слава оглядывается.

  – Потеряла кого-то? – спрашиваю я с улыбкой.

  – Нет. Миша уже в артистической, – она тоже улыбается. – Просто смотрю вокруг. Вдруг замечу кого-нибудь из знакомых.

  Неужели у них с Мишей есть общие друзья?

  – В зал когда пойдём? – интересуюсь.

  – Минут через пять.

  – Смотри, графчик приехал, – шепчет Эдичка Славе. – А ведь говорил, что не приедет.

  – Не называй его так, я же просила.

  – Тебе можно, мне нельзя? – усмехается Эдичка.

  Я сначала не понимаю, о ком они говорят, а потом вижу молодого человека, направляющегося в нашу сторону. Знаете, бывают такие люди с благородными-благородными лицами, что аж тошнит? Это как раз тот случай. Приглаженные тёмные волосы, изысканный бархатный костюм (в тон Славиному платью) и белая холёная рука, пожимающая мою, когда Слава представляет нас. Я сейчас сам по-другому заговорю – и даже избавлюсь от вечного «пофиг», наобщавшись с этим Мишиным однокурсничком.

  – Ярослава Вадимовна, – его лукавая улыбка тошнотворна, я уже говорил?

  И невероятно действует на нервы.

  – Дэнни, я рада, что вы приехали.

  – У вас прелестные серьги.

  – Когда-нибудь я вам их одолжу.

  – Вы так любезны.

  Мне всё это ужасно не нравится. Ужасно. Стоп. Дэнни. «От Д.» Неужели он подарил ей книгу?

  – Пойдёмте в зал, – Слава берёт нас обоих под руку.

  Как с Эдичкой. Никого не принижая, никого не выделяя. Хотя меня уже всё равно принизили. Она садится между нами, а Эдичка, устроившийся по другую сторону кресел, смотрит на неё с улыбкой. Эдичка – и улыбается. Конец света ещё не грянул? Миша выходит на сцену, играет – я не знаю, что он играет. Наверное, я самый тупой в этом зале. Не понимаю, зачем Слава меня пригласила – развлекалась бы здесь со своим графчиком. Или она специально? Типа, почувствуй разницу? Я не могу встать и уйти только потому, что это некрасиво по отношению к Мише. А ещё потому, что хочу дождаться развязки.