Текст книги "Муслим Магомаев. Преданный Орфей"

Автор книги: Софья Бенуа

Глава 9. «Не попеть день было трудно: сама моя природа просила этого!»

Итак, расставание было неизбежно; прощай, мама, прощай новые друзья и увлечения! Вместе с любовью к России и русскому духу юный азербайджанец привез и свой новый местечковый говор.

– Когда бабушка привезла меня из Вышнего Волочка в Баку, тетя Мура чуть не упала в обморок, услыхав мой новый тверской выговор, все эти «эва, придурок-то», «гляди-ка», «тю-у-у»…

– Джамал, ты только послушай, как разговаривает Муслим, – стонала моя строгая тетушка, привыкшая к хорошему литературному языку. – Что за диалект?

Никакой это был не диалект, просто у меня обезьянья привычка перенимать на слух местный акцент. Я приезжал в Москву и тянул гласные, акал по-столичному. Возвращался в Баку – и через пять-шесть дней появлялся бакинский говорок.

Подобная «обезьянья привычка» характерна только людям, обладавшим тонким слухом, а, значит, музыкальным, слышащим едва уловимые тональности звуков.

Муслим в шестом классе

Вернувшись в свой любимый город, Муслим вновь продолжает учебу в музыкальной школе.

– Я продолжал учиться в музыкальной школе, вымучивал гаммы и «ганоны», ненавидя эти упражнения, которые, видите ли, необходимы пианисту Хотя к обязательным музыкальным предметам я все же относился снисходительно. Если мне надоедала муштра или чужая музыка, я сочинял свою. Но вот моим увлечением стало пение. Я слушал пластинки, оставшиеся после деда, – Карузо, Титта Руффо, Джильи, Баттистини… Пластинки были старые, тяжелые. Чтобы они не шипели, я вместо патефонных иголок придумал затачивать спички – звук при этом был более мягкий. Спички хватало на одну пластинку.

Слушая записи вокальных произведений, я анализировал басовые, баритоновые, теноровые партии. Брал клавиры и пел все подряд, сравнивал то, что делали знаменитые певцы, с тем, как пел я сам: к четырнадцати годам у меня проснулся голос и я забасил. Но петь при посторонних стеснялся и потому скрывал свою тайну и от домашних, и от педагогов. Не стеснялся я только одноклассников, потому что скрываться от них было бы смешно.

Желание петь, которого так стеснялся мальчик, появилось после просмотра фильма «Молодой Карузо», в котором играла обворожительная красавица Джина Лоллобриджида, а великого неаполитанца озвучивал молодой Марио Дель Монако. Марио Дель Монако (1915, Флоренция, Италия – 16 октября 1982, Местре, Италия) – итальянский оперный певец (тенор), которого называют одним из крупнейших оперных певцов XX века и последним тенором di forza. Услышав его пение, Муслим понял, чего хочет добиться в жизни: «Я только догадывался, что можно петь так: меня уже начинало интересовать пение». Так художественный фильм уже не в первый раз оказал свое положительное влияние на становление личности Магомаева.

Когда парнишка понял, что у него есть голос, то старался петь при каждом удобном случае; «Для меня день не попеть было трудно: видимо, сама моя природа просила этого». Однако стеснительность брала верх: и он долгое время пел после школьных занятий, дождавшись, когда все ученики покинут стены школы, и с ним останется лишь один вахтер дядя Костя. Этот человек, странным образом не имевший отношения к музыке, но музыкально одаренный, давал мальчику ценные советы. Позже Муслиму стало известно, что его первый благодарный слушатель умер от туберкулеза.

– Поскольку, в отличие от дяди Кости, я не мог слышать со стороны своего голоса, то не мог знать, как он звучит. Я уже говорил, что в семье у нас магнитофона не было, да я и не пел дома, поэтому один из моих одноклассников предложил пойти к его соседу, у которого магнитофон был, и записать меня, а потом прослушать. То, что я услышал, поразило меня: я не мот представить себе, что баритональный бас на пленке и есть мой голос. Это было для меня настоящим открытием – оказывается, это пою я, а не какой-то взрослый мужчина! Я к тому времени столько наслушался пластинок с записями итальянских певцов, что уже мог оценить звучание своего голоса на магнитофонной пленке. В четырнадцать лет я басил совсем не как подросток: голос мой уже оформился.

Скрывать тот факт, что я запел, было все труднее. В это время мы создали тайное общество меломанов. Собирались у моего друга Толи Бабеля, страстного поклонника Козловского и вообще Большого театра, и слушали вокальные записи. Как заговорщики, чтобы не узнали наши педагоги, мы слушали записи и джазовой музыки. Почему общество было тайным и почему как заговорщики? Просто то, что мы слушали, не входило в школьную программу. А нам мало что разрешалось кроме академической программы: порядок в школе был очень строгий.

Неудивительно, что в скором времени ребята от прослушивания перешли к практике, организовав небольшой джаз-банд.

– Уже тогда у меня началось как бы раздвоение в моих музыкальных пристрастиях: я любил и классику, и джаз, эстрадную музыку… Я собрал и кружок струнников и обработал, как умел, каватину Фигаро – в переложении для двух скрипок, альта, виолончели и рояля. За роялем, естественно, сидел я. Репетировали мы тоже тайно, потому что наш педагог по музыкальной грамоте считала, что я хоть и очень способный, но усваиваю предметы неохотно. Отвлекаться на посторонние занятия при таких моих учебных успехах было непозволительно, но я отвлекался.

Мне не хотелось тогда объяснять учительнице, что я и сам сочиняю музыку. Что, к примеру, мою скрипичную пьесу уже исполняет мой друг Рафик Акопов. А потом, зачем я буду раскрывать ей нашу тайну? Позже, узнав о моих сочинительских «грешках», меня перевели в класс детского творчества, где я начал «творить» пьесы и романсы, причем на стихи с детства обожаемого Пушкина.

Прошло не много времени, и тайна, которую скрывал юный певец, стала явной. Однажды его пение после уроков, проводимое только для вахтера, услышала учительница русского языка Мария Георгиевна, случайно оказавшаяся на тот момент в стенах школы. А услышав, тут же сказала: «Буду ждать приглашения в первый ряд на твой первый концерт».

Встреча одноклассников через годы. Муслим Магомаев первый слева в верхнем ряду

На следующий день о певческих талантах ученика узнала вся школа. И тут же на уроках музлитературы Муслима сделали вокальным иллюстратором – чтобы он пел арии и романсы вместо пластинок.

Так что неудивительно, что следующими на очереди из тех, кто должен был узнать об исполнительских талантах Магомаева, были его родственники. И это произошло в момент, когда в гостеприимном доме Магомаевых собрались друзья. Кто-то из гостей попросил: «Пусть Муслим покажет, чему научили его в школе, сыграет нам Баха или Моцарта». В этот момент дядя Джамал съехидничал что-то по поводу игры своего племянника: мол, не жду я бурного восторга от ученической игры. А далее произошло неожиданное.

– Я разозлился, сел за рояль и выдал им… каватину[13]13
  Каватина (итал. cavatina, уменьшительное от итал. cavata) – небольшая лирическая оперная ария. Произошла от каваты. С конца XVIII века часто – выходная ария в опере (каватина Фигаро в опере «Севильский цирюльник», каватины Князя, Алеко). – Примеч. ред.


[Закрыть] Фигаро. Стулья не ломали, просто сначала была немая сцена, закончившаяся шумным восторгом. Больше всех был доволен и удивлен дядя Джамал: в доме, у тебя на глазах растет молодой человек, все только и думают, как бы сделать из него хорошего пианиста и композитора, а он, видите ли, садится за рояль и… (О подобной сцене рассказал и Пласидо Доминго. Его родители до поры не знали, что их сын поет. И когда он примерно в такой же ситуации запел, они открыли рты от удивления.)

Глава 10. Все восхищаются, а петь не дают…

Тогда, когда Муслим понял и принял себя как начинающего певца, у него начался переходный возраст, повлекший с собой ломку голоса. Впрочем, сам процесс ломки голоса был для Муслима незаметен, ему казалось, что проблема мутации позади, и в свои четырнадцать лет он обладает настоящим, певческим голосом, ровным баритон-басом. И тут, как назло, взрослые стали утверждать, что петь ему противопоказано, чтобы не испортить этот самый голос; «все восхищаются, а петь не дают».

Одним из противников «распевания» был и дирижер Ниязи, приходившийся Муслиму дядей. Ниязи – это сценическое имя дирижера, полное имя этого родственника Ниязи Зульфугарович Гаджибеков.

Отрочество. Слава уже близко…

Но запреты лишь подогрели желание петь, выступать на публике. В тайне ото всех Муслим Магомаев пришел в Клуб моряков. Директор клуба прослушал и охотно парня в самодеятельность. Муслим стал ездить с концертами по клубам и предприятиям, и вскоре уже обрел известность в Баку. Наконец-то и близкие не могли нарадоваться успехам звонкоголосого мальчишки, Муслима расстраивало лишь то, что профессионалы никак не хотели его признавать. В своей книге воспоминаний он приводит случай, оставивший недоумение и ранивший его самолюбие, но заставивший еще критичнее относиться к тому, что он делает.

– В Баку приехал Большой театр. Эталон нашего оперного искусства. Приехал первый раз в моей жизни. Вот и случай, решили мои покровители, представить меня, юное дарование, на суд «небожителей». Руководство нашего Бакинского оперного театра вместе с Ниязи заручились согласием одной маститой певицы прослушать меня. Впервые я услышал ее голос на пластинках моего друга в том нашем «тайном» кружке меломанов. Тогда пластинок с записью итальянских певцов в продаже не было, у нас выпускались только записи наших, отечественных мастеров вокала, в основном солистов Большого театра. Так что имя той певицы было мне известно и ее авторитет тогда был для нас несомненен.

Терзала меня примадонна и так и сяк: и то спойте, и это, попробуем распеться, а теперь арию… Аккомпанировал я себе сам. Если номер был посложнее, за рояль садился концертмейстер. Я спел куплеты Мефистофеля из «Фауста», каватину Фигаро из «Севильского цирюльника», неаполитанские песни. Пел часа полтора… Никакого отклика. Каменное лицо. «Спасибо, молодой человек. Вы покуда погуляйте, а мы тут побеседуем с товарищами». Беседа затянулась. Вышла наша стихийная комиссия под водительством дяди Ниязи с опущенными носами. Не понимая, что происходит, я подошел к солисту нашего театра Бунияту-заде, великолепному баритону, который всем тогдашним баритональным знаменитостям сто очков вперед давал.

– Дядя Буният, а что это наши носы повесили?

– Да мало ли что, сынок, бывает. Старая она. Не понимает молодых.

– Что она сказала?

– Ничего не сказала. Носитесь, говорит, с ним, а ничего особенного. Мальчик с хорошим голосом, и не больше.

После этого вопиющего случая дядя Джамал, занимавший пост заместителя председателя Совета министров Азербайджана, решил показать племянника некому московскому доктору Петрову, «то ли ларингологу-певцу, то ли певцу-врачу». Тем более что Джамалу предстояла командировка в Госплан СССР. Так Муслим, сопровождавший родственника в столицу, встретился со специалистом по голосовым связкам и пению. Доктор Петров, осмотрев молодого человека, постановил: все в полном порядке, если хочет – может петь!

Тогда же, в ту давнюю первую поездку в Москву, Муслим Магомаев первые сделал записи своих песен в студии звукового письма, – «которые дали мне возможность по-настоящему узнать ощущение собственного голоса со стороны». А еще в Москве произошел случай, когда некий баритон из Оперного театра, с которым случай свел начинающего певца, проигнорировал его способности.

Не покорив первопрестольную с наскоку, юноша возвращался домой…

– Под стук вагонных колес отступила обида на именитого баритона с обычной русской фамилией, отозвавшегося с холодным пренебрежением о моем пении. Потом, когда узнаю, что абсолютно объективных оценок не бывает, я найду объяснение таким поступкам мэтров. Когда узнаю, что мнения знаменитостей субъективны, неожиданны, зависят от сиюминутного настроения, я пойму и то, что редко кто из больших талантов обладает естественной доброжелательностью.

Муслиму Магомаеву 15 лет. Первая «проба» на роль Фигаро

Глава 11. «Открой рот. Представь розу. вдохни аромат. И просто пой…»

К счастью, в жизни нашего героя были и достойные мэтры, которые не могли себе позволить пренебрегать истинным талантом. Так, одним из тех, кто щедро помогал Муслиму Магометовиду в те годы, был известный виолончелист, профессор Бакинской консерватории Владимир Цезаревич Аншелевич. Энциклопедическая литература этот эпизод в жизни Магомаева подает так: «Талантливого ученика приметил профессор консерватории виолончелист В.Ц. Аншелевич, который стал давать ему уроки. Аншелевич не ставил голос, а показывал, как его филировать[14]14
  Филировать – одно из значений: тянуть звук, постепенно его усиливая и затем так же постепенно ослабляя, сводить на нет (на музыкальных инструментах и в пении). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Опыт, приобретённый на занятиях с профессором-виолончелистом, потом пришёлся кстати, когда Магомаев начал работать над партией Фигаро в «Севильском цирюльнике»»[15]15
  https://ru.wikipedia.org/wiki/Магамаев,_Муслим_Магометович


[Закрыть].

Муслим Магомаев, вспоминая своего учителя, говорил:

– Меня и поразило, и смутило необычайно эмоциональное отношение профессора к моим вокаль-ным данным: «Голос у тебя дай Бог!..» Но тут же Аншелевич назвал мой главный недостаток – я пою так, как будто хочу убить всех своим звуком. На что я с некоторой бравадой подтверждал этот свой изъян: «Да, я хочу петь как итальянцы. У итальянцев именно такие голоса – с напором». – «С напором петь хорошо, но певцу надо быть музыкантом. Петь как инструмент, например, как виолончель. Она ближе всего к человеческому голосу».

И профессор Аншелевич стал безвозмездно, может быть, ради любви к делу, ради творческого интереса, давать мне уроки. Занимались мы месяцев пять. Он не вмешивался в вокал, не ставил голос (это было заботой Сусанны Аркадиевны), а показывал, как филировать голос – убирать звук, учил обращать внимание на ремарки автора: если пиано, то и надо петь пиано, если меццо-форте, то именно так, а не иначе. А если, скажем, крещендо, то и надо усиливать звук без срыва, плавно. Всем этим техническим премудростям он учил меня долго и терпеливо. Это позже, как следует поучившись, я позволял себе вольности с авторскими пометками, а тогда это была необходимая школа. Я действительно грешил форсировкой звука, думал: чем громче, тем эффектнее. Я подражал пластинкам: Энрико Карузо и Титта Руффо так филировали, так расправлялись со всеми этими мордентами, трелями и прочими фиоритурами, что, кажется, ни один нынешний певец уже не сможет сделать это.

И так как пение отныне стало основным порывом и целью музыкального гения, то было решено, оставив элитную музыкальную школу при Бакинской консерватории, продолжать учебу в Бакинском музыкальном училище, где общеобразовательные предметы не требовали таких усилий, как прежде. Это учебное заведение имело свою уникальную судьбу и свои исторические и музыкальные традиции.

Все началось с того, что в 1885 году выпускницей Московской консерватории Антониной Ермолаевой, при поддержке двух ее сестер – Елизаветы и Евгении, была открыта в Баку частная музыкальная школа. Директором школы стала Антонина Ермолаева. На базе этой школы в 1901 году были открыты музыкальные классы при Бакинском отделении Русского музыкального общества (РМО). Их также возглавила А. Ермолаева. В 1916-м музыкальные курсы были преобразованы в музыкальное училище. Педагогический состав училища в основном состоял из выпускников русских консерваторий. Обучение осуществлялось на том же материале, которые были приняты в начале XIX века в Петербурге и в Москве. В 1922-м училище возглавил выдающийся азербайджанский композитор Узеир Гаджибеков. В период руководства Узеира Гаджибекова (1922–1926 и 1939–1941 года) в школе были открыты новые факультеты, где, наряду с европейскими инструментами, началось изучение основ теории и игры на восточных инструментах. В 1953 году учебному заведению было дано имя азербайджанского композитора и педагога Асафа Зейналлы.

Муслим Магомаев начинает учебу в этом заведении в 1956 году; учился у преподавателя А.А. Милованова и его многолетнего концертмейстера Т.И. Кретинген (закончил в 1959 году).

Владимир Аншелевич

Но именно в этом учебном заведении Муслиму довелось столкнуться с преподавателем, который чуть не угробил его природный певческий талант. Из приведенного ниже рассказа мы увидим, как важно держаться подальше от некоторых «доброжелателей-профессионалов», навязывающих свою точку зрения и насколько важен индивидуальный подход в развитии любого таланта.

– В музыкальном училище педагогом по вокалу у нас был Александр Акимович Милованов. Рослый мужчина с внешностью героев Дюма-отца. Породистое лицо, усы. Интеллигентный, глубокий, остроумный, но… К сожалению, он меня немножечко «угробил»: почему-то решил, что у меня слишком большой голос и мне тяжело лезть на верхушки. Известно, что мощным голосам труднее брать крайние верхние ноты. И Милованов стал пытаться несколько «убрать» мой голос, то есть я должен был зажимать горло, петь почти давясь. А голосу надо выходить из самых недр твоего существа, естественно и свободно. В общем, мы дозанимались до того, что чувствую – мне не поется.

Свой голос я проверял так. Открывал крышку рояля (так я делал, пока не появился магнитофон), нажимал на педаль и, сложив руки рупором, орал на струны – посылал мощный звук и слушал. Струны отражали голос, отзывались. Обычно, копируя мой голос, они звучали мощно, а тут стали едва отзываться противным дребезжащим эхом. Перемены в голосе заметили и друзья-сокурсники, которые всегда восхищались моим вокальным аппаратом. Они мне так и сказали:

– Ты стал петь хуже. Что случилось?

Я объяснил:

– Александр Акимович хочет, чтобы я убирал голос.

Ребята посоветовали, чтобы я пел, как раньше, – не надо мне идеальных верхушек, со временем появится и это.

Мне предстояло поговорить по душам с Миловановым. Но спорить с педагогом было неудобно – я его уважал, у него были талантливые выпускники-вокалисты. И я пошел к Сусанне Аркадиевне (С.А. Микаэлян. – Авт.). Конечно, она была на меня обижена за то, что я перестал заниматься с ней. Но мудрая, добрая, она все поняла. Послушав меня, Сусанна Аркадиевна ахнула:

– Что с тобой сделали?.. Вспомни, как ты пел. Открой рот. Набери дыхание. Представь себе розу. Вдохни аромат. Просто спой букву «а». Ну… слышишь? Ты зажимаешь связки.

Позанимавшись с Миловановым месяцев восемь, Муслим уже привык петь по-новому, а тут снова довелось переучиваться. С трудом он возвратил то, что чуть было не потерял…

А вот с кем будущей певческой звезде Союза повезло, так это с концертмейстером Тамарой Исидоровной Кретинген. Ей доставляло особое удовольствие заниматься с новым учеником, выискивать для него произведения старинных композиторов и неизвестные романсы. И вскоре Муслим Магомаев под аккомпанемент Т.И. Кретинген выступал на филармонической сцене, приобретая необходимый сценический опыт.

– Жизнь в училище кипела, друзей и музыки было много. Поощрялась концертная практика. Мы много выступали, в том числе и в филармонии. Хорошо помню тот свой романтический настрой – ведь я занимался любимым делом. Педагоги училища не ограничивали свободу своих студентов, поэтому мне и нравилось здесь учиться. В музыкальной школе такого не было: там мы были ученики, которых держали в строгости, а здесь я чувствовал себя взрослым, самостоятельным…

Ну а там, где «взрослость» и «самостоятельность», там возникает и чувствование иного рода, когда в груди словно начинают порхать бабочки неизведанных удовольствий.

Портрет Людмилы. Художник Муслим Магомаев

Глава 12. Тайна Офелии, или «Я Встретил девушку, полумесяцем бровь…»

Как только Муслима захватило чувство любви, его родные поняли, что происходит с парнем. Как итог: в один прекрасный день бабушка, чуя неладное, спрятала паспорт. Интуиция пожилой женщины сработала правильно: Муслим собрался жениться на девушке со сказочным именем Офелия.

В репертуаре Муслима Магометовича есть песня с такими простыми и в то же время пронзительными словами:

 
Я встретил девушку – полумесяцем бровь,
на щечке родинка и в глазах любовь.
Ах, эта родинка меня с ума свела,
разбила сердце мне, покой взяла.
 
 
Я потерял ее, вместе с нею любовь —
на щечке родинка, полумесяцем бровь.
Ах, эта родинка меня с ума свела,
разбила сердце мне, покой взяла…
 

Сюжет этой коротенькой песенки как нельзя лучше передает историю первой любви ее исполнителя.

Среди несомненных достоинств избранницы было то, что девушка обладала сильным лирико-колоратурным сопрано. Отцом Офелии был работавший в Академии наук ученый-химик. И с этим человеком у нашего влюбленного установились теплые отношения, чего не скажешь о матери Офехии. Все неурядицы начались после того, как молодые тайно поженились и поселились в квартире тещи и тестя.

Понятно, что для регистрации брака нужен паспорт, и, конечно же, разными хитростями и уловками Муслим вернул себе документ. После чего в нем появилась запись о браке. Семья Магомаевых была поставлена перед свершившимся фактом.

Жизнь в семье Офелии сразу же наполнилась разными неурядицами и выяснениями отношений. Как это часто бывает, новоиспеченному молодожену указывалось, что он обязан достойно содержать семью. Так что пришлось искать постоянный заработок. И тогда Муслим Магомаев начинает свою работу в Ансамбле песни и пляски Бакинского округа ПВО. Шел 1961 год.

– С ансамблем мы ездили по разным городам, в том числе и по курортным. Везде был успех. Гастрольная круговерть отвлекала меня от домашних неурядиц. Из поездки возвращаться домой не хотелось, разыгрывать роль благопристойного семьянина не позволял характер. В ансамбле мне платили по тем временам прилично. Нравилось мне и носить военную форму, отдавать честь. Нам, штатским в форме, льстило, что настоящие военные приветствуют нас, козыряя. В этом была игра, как бы костюмированный спектакль.

Биограф многих эстрадных звезд Федор Раззаков в книге под названием «За кулисами шоу-бизнеса» пишет об этом периоде жизни Муслима Магомаева следующее:

«Еще в ранней юности Магомаев был необыкновенно красив, из-за чего девушки его просто обожали. Они бегали за ним и в школе, и в Бакинской консерватории, куда он поступил в 1959 году. Среди тамошних воздыхательниц Магомаева была первая красавица консерватории Офелия. Она и стала его первой женой. Причем, по слухам, женила его на себе насильно. Однажды она пригласила Муслима в пустующую аудиторию, закрыла дверь на швабру и… Как честному человеку, Магомаеву пришлось на девушке жениться. Ему в ту пору было 18 лет, ей – 21. Спустя некоторое время у них родилась прелестная девочка, которую назвали Мариной. Однако рождение дочери не уберегло молодую семью от развода. Поскольку число поклонниц у Магомаева не уменьшалось, Офелия часто закатывала ему скандалы, порой даже выгоняла из дома. Претензий к молодому мужу было у нее в избытке…»

«В юношеском браке Муслиму приходилось, прямо скажем, несладко. Родня жены считала, что он не щадя себя должен зарабатывать деньги. Юноша же мечтал тогда петь в оперном театре, пусть и в маленьком. Но родственники супруги встречали эти желания Муслима в штыки. Самым невыносимым для певца были всегдашние упреки: «Из тебя не выйдет хорошего мужа!». Муслим был принят в Ансамбль песни и пляски Бакинского округа ПВО. Но после этого Офелия стала тяготиться сумасшедшим гастрольным графиком восходящей звезды. Молодая женщина хотела, чтобы муж всегда был с ней…

«Я встретил девушку – полумесяцем бровь, на щечке родинка и в глазах любовь… Ах, эта родинка меня сума свела, разбила сердце мне, покой взяла».

По приглашению друзей вместе с Офелией он переехал работать в Грозный, на родину прадеда Магомета»[16]16
  http://www.eg.ru/daily/cadr/11456/; http://www.trend.az/life/ interesting/1359781.html


[Закрыть].

Однако и на новом месте все сложилось не так, как ожидалось. Начались поездки по дальним аулам, проживание в дешевых холодных гостиницах, частые застолья… стоит сказать, что Муслим до этого ни разу не пробовал спиртного. Впрочем, в Чечне он тоже этим не увлекался. Но творческая и семейная жизнь Магомаевых испытывала трудности в первую очередь из-за катастрофической нехватки денег. Юного исполнителя нещадно эксплуатировали местные дельцы от культуры, не желая платить за выступления. А тут еще впервые у певца пропал голос – от сквозняков и тряски во время езды по горным да проселочным дорогам. К слову: во второй раз голос у Магомаева пропадет во время длительных и утомительных гастролей на Дальнем Востоке.

Нищенское существование и частое отсутствие мужа надоели Офелии, и девушка уезжает из Грозного обратно в Баку. Через какой-то срок вслед за супругой возвращается на родину и Муслим; правда, поселяется не у Офелии, а находит пристанище в семье директора Бакинского оперного театра Рамазана Халилова, племянника Узеира Гаджибекова, сына одной из сестер бабушки Байдигюль.

Вскоре, правда, молодые предприняли попытку примирения, ведь и повод был солидный – оказалось, что юная барышня в положении.

– После отъезда Офелии из Грозного в Баку я решил, что наша совместная жизнь закончилась, но, узнав, что жена ждет ребенка, вернулся в ее дом. У нас родилась дочка (1961 год), мы назвали ее Мариной… Но наша семейная жизнь не получалась… Впоследствии мы расстались…

Имя для дочери было выбрано отцом не случайно, оказывается, еще в 13-летнем возрасте мальчишкой он был влюблен в школьницу Марину и даже написал в ее честь песню, которую исполнял на школьных праздниках и вечеринках. В 1970-х годах эта композиция стала известной всей стране.

– Что тут сказать? – со вздохом вспоминал Муслим Магометович об этой странице жизни. – Мальчик 18 лет впервые воспылал к женщине… Первая реакция моя – надо жениться! Сейчас мне об этом своем легкомыслии и говорить смешно. Я благодарен тем временам – что наш недолгий брак, он длился всего один год, подарил нам дочку. У меня очень хорошая дочь Марина – за что Офелии большое спасибо. А про то, что я перетерпел в той семье, и вспоминать не хочу…[17]17
  http://www.eg.ru/daily/cadr/11456/


[Закрыть]

Все попытки склеить разбитую о быт семейную лодку не привели к желаемому: в конечном счете молодая ячейка советского общества распалась. Утверждают, что ставший звездой Муслим Магомаев платил «бешеные алименты» за свою дочь, оставшуюся с матерью. Позже Марина с матерью переехали жить за океан, в США.

Дочь М. Магомаева Марина