Текст книги "Марка страны Гонделупы (иллюстрации Клементьевой К.А.)"

Автор книги: Софья Могилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава десятая. Коллекция Левы Михайлова

Лева Михайлов был из третьего класса «Б». Он собирал марки уже больше года. А прежде эта коллекция принадлежала его старшему брату Виктору. Неудивительно, что в Левином альбоме было около двух с половиной тысяч марок ста сорока пяти разных стран и колоний. Левина коллекция славилась по всей школе, а сам Лева пользовался уважением даже у мальчиков пятого класса.

Можно себе представить счастье Петрика, когда через несколько дней после знакомства Лева Михайлов из третьего класса «Б» сам подошел к нему и сказал, что если Петрик хочет, он может показать ему свой марочный альбом и даже, конечно если Петрик хочет, притти с этим марочным альбомом к Петрику прямо на дом.

Конечно, Петрик хотел. И как он мог не хотеть? Ушки у него ярко зарделись, и он бросил на Кирилку и Опанаса взгляд, полный превосходства.

– Зафорсил! – весьма недовольно сказал Опанас и отошел в сторону.

Кирилка же только вздохнул.

Весь тот день Петрик ходил за Левой Михайловым положительно по пятам. Он заглядывал ему в лицо влюбленными глазами и через каждые три фразы повторял:

– Значит, придешь? И с альбомом?

Кирилку и Опанаса Петрик даже не позвал взглянуть на знаменитую марочную коллекцию. Наоборот, он их предупредил, что уроки придется делать по отдельности, потому что вечером он, вероятно, будет очень занят с Левой Михайловым.

Кирилка и Опанас были оскорблены до глубины души.

Между нами говоря, Лева ни за что не пошел бы к первоклашке Петрику, да еще с альбомом, но он надеялся получить несколько новых марок.

К четырем Петрик пообедал, сделал уроки и принялся ждать.

Мама немного удивилась отсутствию мальчиков. Но бывают же, в конце концов, случаи, когда притти почему-либо невозможно!

Час до пяти тянулся очень долго. Но Петрик решил устроить генеральную уборку на своем столике, и время кое-как прошло.

В пять Лева не пришел.

До шести Петрик слонялся по комнатам, ничего не делая, и надоедал маме. Он просто изнывал в ожидании.

После шести Левы все еще не было, и Петрик начал волноваться. Он уселся в передней на стул, чтобы как-нибудь не пропустить звонка.

В семь он потерял всякую надежду. Было очевидно: Лева надул и не придет.

И вдруг когда он совсем перестал ждать, раздался звонок. У Петрика сильно забилось сердце, и он бросился открывать.

Что, если это Лева?

А если это не Лева?

И когда щелкнул замок, и когда распахнулась входная дверь, и когда вместе с прозрачным облаком зимней стужи кто-то появился на пороге, Петрик весь затрепетал.

Это был Лева, и он был великолепен в своей короткой куртке нараспашку, в меховой шапке, сдвинутой на затылок, и с марочным альбомом, завернутым в газетную бумагу.

– Где будем смотреть? – деловито спросил он, проходя за Петриком в столовую.

– Можно на обеденном… можно на моем столике… можно на круглом столе, – поспешно ответил Петрик, заглядывая Леве в лицо. – Где хочешь?

Леве было совершенно безразлично. Главное, чтобы удобно было разложить альбом.

Решили устроиться на большом обеденном столе. Петрик был счастлив, что дверь в соседнюю комнату открыта: там сидели мама и папа, и они могли полюбоваться, какой у Петрика новый товарищ и какие у этого товарища замечательные марки!

Никогда, никогда Петрик не мог себе представить такого разнообразия и такого количества марок! Никогда.

И каких только не было цветов и оттенков!

Одни были нежно-зеленые, как первая весенняя травка, другие пурпурно-алые, будто осенние листья, тронутые морозом. Одни были тончайших оттенков – розовато-серые, лимонно-желтые, сиренево-голубые, другие выделялись своими густыми определенными цветами – начиная от темнолилового, кончая ярко-красным и оливковым.

Некоторые марки были с неведомыми птицами и плодами, на иных, кроме узоров, ничего нельзя было разобрать. Морской прибой пенился на одних, на других же высились дома, гуляли люди. Нестись самолеты и плыли океанские пароходы на третьих.

На некоторых были звери, каких редко и в зоопарке сыщешь, – пятнистые жирафы, длинноносые птицы марабу и розовые пеликаны. А на многих были очень похожие друг на друга профили английских королей с гладко зализанными проборами.

И в каком они были порядке, Левины марки! Как аккуратно приклеены тонюсенькими липкими бумажками к страницам альбома! Каждая почти на весу, готовая взвиться и упорхнуть от малейшего дуновения.

Петрик боялся дышать. Немного близорукий, он низко склонялся к маркам, крепко зажав рот ладошкой, чтобы им как-нибудь не повредить.

Лева листал страницы и, небрежно объясняя, сыпал непонятными, загадочными, но пленительными словами:

– Эта у меня пока одна… Но тут один хлопец продает мировецкую… как раз будет под серийку… семьдесят копеек штука… А может, поменяю на дублетку…

Петрик стеснялся спросить, что значит «под серийку», и какие бывают «мировецкие», и что это за «дублетки»… Он только шопотом спросил и, не удержавшись, восхищенно вздохнул:

– А эта с деревцем? Голубенькая?

– Бракованная, – коротко отрезал Лева, – Коста-Рика… Зубец надорван.

– И ничуть не заметно! – воскликнул Петрик, ближе наклоняясь к марке. – Нужно всматриваться… и все равно… ничуть не заметно!

– Все равно брак! – Левины брови сурово сдвинулись. – Без брака ей цена рубль, а с браком двадцать пять копеек. Ничего. Кому-нибудь всучу!

Мама давно бросила читать и подошла к столу, на котором мальчики смотрели марки. Она стояла молча, не вмешиваясь в мальчишеские разговоры, хотя ее давно злил пренебрежительный тон, которым Лева разговаривал с ее мальчиком. А пылающих от возбуждения ушек Петрика, его заискивающих глаз она просто не могла видеть.

Показав все свои марки, Лева стал собираться домой.

Петрик в недоумении посмотрел на маму.

Это было очень странно, но мама не только не пригласила Леву пить чай с вареньем (а ведь ни разу не было случая, чтобы она отпустила без чая или обеда Кирилку и Опанаса!) – она даже не попросила Леву снова притти к ним в гости вместе с альбомом.

– Ну? – вопросительно воскликнул Петрик, когда Лева уже ушел. К счастью, нашлась парочка журналов с марками, которых у Левы не было и которые он отодрал с величайшим стараньем и уменьем. – Ну?

– Что? – тоже вопросительно проговорила мама.

– Замечательный! – воскликнул Петрик, переполненный восхищением к Леве. – Правда?

– Альбом хороший, – сдержанно проговорила мама.

– Я говорю о Леве! – сердито воскликнул Петрик. – Такой замечательный мальчик! Он, знаешь, из третьего класса! Из третьего класса «Б»!

– Да? – равнодушно сказала мама и поставила на стол вазочку с любимым земляничным вареньем.

Так и есть: они сразу должны были пить чай. Но почему же…

– Слушай, Петрик, – вдруг сказала мама, – а разве ты не хочешь собирать марки? Это ведь очень интересно…

Хочешь? Это было слишком холодное, слишком ничего не выражающее слово. Петрик просто сгорал от нестерпимого желания иметь хотя бы крошечный альбомчик, хотя бы с двадцатью или хоть с десятью, ну хоть с пятью марками…

– О, мамочка! – мог только прошептать Петрик дрожащим голосом.

– Правда, ведь это очень полезно собирать марки? – сказала мама, обращаясь к папе, который в это время пришел пить чай. – Петрик хорошо будет знать географию.

– Ты думаешь? – спросил папа.

– Конечно! – горячо воскликнула мама. – Сколько разных стран знает Лева, а ведь он совсем по-глупому собирает марки.

– Мама, – оскорбился Петрик, – Лева очень умный… Он из третьего класса «Б».

– Я ничего не говорю, – поспешно сказала мама, – он, может быть, очень умный… Но видишь ли, Петрик… мы, мы будем совсем по-другому собирать марки… Мы, знаешь, поедем вместе с нашими марками путешествовать в разные марочные страны…

– Да? – воскликнул Петрик. – На кораблике? Или на самолетике? Только крохотном…

– Да, – мечтательно проговорила мама, – мы поедем в Африку, в Австралию, в Америку… И мы многое, многое с тобой узнаем.

– Грандиозные планы! – сказал папа, покачав головой. – Ну, ладно, я вам как следует разлиную альбом.

– А какие красивые марки в Либерии! Петрик, ты заметил? – сказала мама. – На одной – плоды какао, такая желтовато-коричневая, а на другой – лодочка очень узенькая… На таких плавают туземцы… она называется пирога… Ты видел, там сидели два человека?

Вот ведь какая у него мама! Все, все, решительно все заметила…

В этот вечер, лежа в постели, Петрик никак не мог уснуть. Он смотрел в темноту и мечтал. Сначала он мечтал о том, как завтра после школы они с мамой поедут в город покупать марки, альбом и наклейки.

Потом он стал смотреть на широкую голубоватую полосу света, которая лежала на полу, падая из полуоткрытой двери в соседнюю комнату. И ему стало казаться, что это совсем не электрический свет, а ровная гладкая лента реки, и будто по этой реке, медленно покачиваясь, плывет легкий прозрачный кораблик…. Уже совсем в полусне Петрик увидел, как они с мамой становятся крохотными человечками, не больше хлебной крошки, и садятся на этот прозрачный кораблик и отправляются странствовать в далекие марочные страны… Кораблик плывет медленно-медленно, чуть покачиваясь. Петрик и мама крепко держатся за руки, и мама говорит далеким нежным голосом: «Смотри, смотри, какие ананасы! Я и не знала, что ананасы растут на деревьях…»

Петрику тоже хочется посмотреть, какие такие на деревьях ананасы. Но вместо этого он видит огромную марку… Она все закрывает… и еще растет и растет… И деревья на ней голубые, до самого неба, а море золотисто-коричневое… Они идут по узенькой дорожке, мама и Петрик… «Мама, мама, где же кораблик?» хочет крикнуть Петрик. И не может… Губы тихонько шевелятся, чмокают, но ресницы его плотно сомкнуты. Он спит…

Глава одиннадцатая. Петрик собирает марки

Марочный альбом Петрика пополнялся тремя путями.

Во-первых, папа. Папа приносил Петрику много марок. Некоторые были очень красивы, даже в марочном магазине подобных нельзя было найти.

Но папины марки слишком часто повторялись. Например, у Петрика накопилось столько одинаковых американских дядей с косичками, что даже на мену они не годились. И что с ними делать, было совершенно неизвестно.

Кроме того, папины марки казались почти бесценными. Слишком легко они доставались, и Петрик ими почти не дорожил.

Хотя нужно признаться, что изредка попадались такие экземпляры, что даже Леву Михайлова грызла зависть.

Больше всего в альбом прибавлялось марок после поездок в марочный магазин, который находился на главной улице города.

Сборы в марочный магазин начинались за несколько дней. Мама и Петрик постепенно откладывали из сдачи по три или четыре копейки. Так что ко дню поездки накапливалась довольно кругленькая сумма – копеек в двадцать, двадцать пять. Но, понятно, главное был мамин кошелек.

В город они обычно отправлялись в субботу после занятий. Перед тем как сесть в автобус, мама говорила:

– Больше чем на пять рублей мы покупать не станем.

– Ладно, – соглашался Петрик, очень довольный. И в самом деле: пять рублей ему казались огромными деньгами.

– И, пожалуйста, – говорила далее мама, – если я слишком увлекусь, ты меня сдерживай.

– Конечно! – вновь соглашался Петрик.

Но в душе он думал, что если мама увлечется марками, то ему, пожалуй, простительно будет не очень ее сдерживать, потому что и он сам может увлечься – и тогда кто будет сдерживать его?

Разумеется, они тратили не пять рублей, а значительно больше. Один раз даже одиннадцать рублей сорок пять копеек! Тогда у обоих был смущенный вид, и по дороге домой оба чувствовали себя злостными растратчиками.

И весь обратный путь Петрик с виноватым видом заглядывал маме в лицо.

– Теперь целый месяц не поедем… – говорил он. – Или две недели… Ладно?

– Все из-за этой Тувы, – говорила мама. – Такие красивые марки! Не могли устоять…

– А Испания? Тоже не могли устоять?

– Да, – сознавалась мама, – Испания тоже…

Приехав домой, прямо в шубах, потому что нетерпение их доходило до высшей точки кипения, они бросались к марочному альбому и немедленно сверяли свою покупку. И обычно Петрик торжествующе кричал:

– Ага! Ага! Есть! Я говорил, такая есть! Ну? Что теперь делать?

Немного смущенная, мама говорила:

– Ну и что ж? Ничего страшного… Кому-нибудь подаришь… Такая прехорошенькая марочка!

А вечером, если у мамы не было в институте занятий, и, если папа еще не пришел с завода или отдыхал, и если Кирилка и Опанас уже разошлись по домам, Петрик приглашал маму в марочные страны. Для этих путешествий всегда лежало несколько марок в отдельной коробочке; у них существовало такое правило: если они ничего не знают о стране, из которой марка, в альбом ее пока наклеивать нельзя.

Оба садились на тахту, зажигали настольную лампу и раскладывали большую карту всего мира.

Оба садились на тахту, зажигали настольную лампу и раскладывали большущую карту всего мира.

– Ну? – говорила мама.

– Можно отправляться в путь-дорогу! – подхватывал Петрик.

– Куда же мы сегодня поедем?

– Вот марка с полосатенькой зеброй. Откуда она?

Мама щурилась, внимательно разглядывая марку.

– Чудесно, – говорила она, – нам предстоит далекое путешествие! Мы отправляемся в Африку! Это марка «Мозамбик». Португальская колония в Африке. Знаешь, где Африка?

– Конечно, знаю! – с видом глубокой учености отвечал Петрик. – В Америке!

– Ох, глупый! – смеясь, говорила мама. – Африка это Африка, Америка это Америка! Вот посмотри, где Африка. А вот тут Америка… И смотри, какой между ними огромный океан. Вот погоди, мы скоро отправимся с тобой в Америку, тогда узнаешь, как это далеко от Африки…

– Поедем? – говорит Петрик.

– Поедем! – говорит мама.

Конечно, они не садятся ни в лодочку, ни в кораблик, ни даже в поезд, они не берут в руки чемоданов и не становятся маленькими, не больше хлебной крошки, но все равно это бывает очень интересно!

– Вот, – говорит мама, – мы садимся на поезд и мчимся прямо на юг, в Одессу.

– Сколько дней? – спрашивает Петрик.

– Тридцать шесть часов… Нашел Одессу?

– Нашел. У моря.

– «Есть пароход на Дальний Восток?» – спрашиваем мы у начальника порта. «Сейчас отчаливает!» говорит начальник, и мы скорей-скорей бежим на пароход.

– Успеваем?

– Конечно. Мы взбираемся по трапу, и сразу раздается команда: «Отдать концы!» и три гудка…

– Ну что ты, мама! – восклицает Петрик. – Сначала три гудка, потом убирают трап, потом уж команда «Отдать концы!»

– Ну, Петрик, все эти морские обычаи я знаю не очень хорошо. Конечно, бывает, как ты говоришь…

– Дальше что?

– Дальше мы едем в Стамбул. Это самый большой турецкий город. Из Стамбула мы попадаем в Каир. И оттуда плывем по Красному морю в город Аден.

– Вот город Аден! – говорит Петрик.

Вместо парохода по Красному морю плывет его палец.

– Правильно. Но тут капитан говорит: «Дальше наши дороги расходятся. Мы держим путь на остров Цейлон и оттуда во Владивосток, а вам нужно на восточный берег Африки. Там и есть Мозамбик. Вам придется пересесть на другой пароход».

– А мы что? – спрашивает Петрик.

– И мы прощаемся с капитаном и со всем пароходом и садимся на самолет. Хочешь на самолете?

– Давай… Как тогда в Монголию…

Теперь над картой всего мира в далекую африканскую страну Мозамбик летит ладошка Петрика. Мизинец и большой палец оттопырены – это крылья.

– Мы летим и смотрим вниз. Сначала под нами вода. Это мы пролетаем над Баб-эль-Мандебским проливом. Видишь, написано крошечными буквами. Внизу мы видим маленькую темную букашку. Это наш пароход плывет во Владивосток. Мы кричим им и машем платками. Но слишком высоко. Они не слышат и не видят нас. Потом мы летим над страной Абиссинией…

Фр-фр… рокочет самолет Петрика.

– Потом мы летим долго-долго над английскими колониями в Африке, и наконец перед нами страна Мозамбик. Мы летим прямо к озеру Ниасса…

– Стоп! – кричит Петрик на весь дом. – Стоп! Мы идем на снижение… Мама, крепче держись, сейчас приземляемся… Стоп! Давай вылезать. Теперь мы пойдем пешком. Ладно?

– Давай. Это даже интереснее. Но только мы трогаемся в путь, как наступает ночь. Такая черная, как сажа из печки. Даже луны нет, а только звезды. Масса звезд. И тут мы видим…

У мамы глаза становятся круглыми и блестящими.

– Что? – замирающим шопотом спрашивает Петрик. – Что?..

– Вода в озере начинает колыхаться, и появляется что-то черное и блестящее.

– Кто? – шепчет Петрик.

Мама тоже шепчет одними губами:

– Бе-ге-мот. Он фырчит и сопит и вдруг громко зевает. Слышно по всему озеру. А пасть у него такая огромная, что он может засунуть внутрь целую копну сена. Он вылезает на берег…

Страшное рычание раздается из зарослей. Это лев! Он вышел на ночную охоту. Он крадется по звериной тропе… А с другой стороны тоже к озеру неслышными шагами, будто тень, скользит тигр…

– Ох, сколько разных зверей!..

– Очень много. Смотри, вот они все у тебя на марках. Видишь, вот лев, а вот бегемот.

– А потом?

– А потом наступает утро. Наверное, в Африке солнце бывает по утрам алого цвета, а лучи – чистое золото! И когда мы идем по равнине, мы видим жирафов – рыжих и пятнистых, с длинными шеями и крохотными рожками на лбу, и антилоп на тоненьких быстрых ножках… Смотри, смотри… Они все у тебя есть на марках… А толстые змеи, вот как эта, греются на солнце и переливаются всякими цветами… А потом мы подходим к негритянской деревне. У них хижины сделаны из камыша, а вся деревня обнесена высокой оградой. Это защита от диких зверей.

– Мы им говорим, что мы из СССР. Нужно им обязательно сказать, что мы из СССР.

– Конечно. Они нас встречают очень приветливо и угощают кокосовыми орехами. Каждый орех огромный, величиной с твою голову. Мы их разбиваем, а внутри кокосовое молоко. Белое, сладкое, вроде растопленного мороженого. И вдруг…

Петрик вскакивает с дивана.

– На нас нападает слон?!

– Нет, мы просто смотрим на часы…

– Ну, давай еще поездим…

– Нет, Петрик, больше нельзя. Уже поздно. Вот только что: тащи энциклопедический словарь. Там на букву «М». Посмотрим, что там написано про Мозамбик. Вот, слушай. «Климат представляет резкие переходы от жары к холоду. Дожди продолжаются от ноября до апреля, прерываясь в декабре и январе засухами. Растительность тропическая; водятся слоны, носороги, буйволы…»

– И антилопы! – подхватывает Петрик.

– Да. «Вывозят слоновую кость, каучук, земляной орех. Добывается золото. Имеется медь, уголь, олово, свинец. Однако добыча их ничтожна». Еще здесь сказано, что сюда ссылают преступников.

– Ого! Значит, там не так уж хорошо?

– И еще сказано, что раньше отсюда португальцы вывозили рабов…

Что и говорить, это были превосходные поездки!

А все-таки самое заманчивое, самое пленительное была мена! Меняться марками было захватывающе интересно!

И хотя меняться приходилось мало, а толку от мены было еще меньше, все же самыми ценными Петрик считал именно те марки, которые ему удавалось выменять.

Главным образом Петрик менялся с Левой. А если с другими мальчиками, то опять же через Леву.

На первой перемене Лева мимоходом бросал:

– Марки с собой? На большой вали на верхнюю площадку, есть мировецкие!

При этом он шикарно прищелкивал пальцами перед носом Петрика.

Петрик знал, как нехорошо заниматься марочными делами в школе, хотя бы и на переменках. И он понимал, как огорчилась бы мама, узнав об этом.

Но как он мог устоять? Это было выше его сил. Кроме того, Лева Михайлов был из третьего класса «Б». И очень умный. И его товарищ.

Весь урок Петрик ерзал по парте. Нетерпение изводило его. Буквы получались негодными раскоряками, а Клавдия Сергеевна делала ему одно замечание за другим.

Урок тянулся так невыносимо долго!

Едва успевал зазвонить звонок перед большой переменкой, Петрик выскакивал из класса и сломя голову несся по лестнице на самую верхнюю площадку.

Кирилка с Опанасом переглядывались, и теперь оба сокрушенно вздыхали. Что они могли поделать? Они яростно ненавидели марки и Леву. Но Петрику они все прощали, хотя никак не могли понять его. Разве можно ради каких-то паршивых марок забывать все? Даже друзей…

У Левы была такая система. Сначала он заставлял себя как следует подождать. Когда бедняжка Петрик терял всякую надежду, он являлся, как всегда, немного высокомерный и насмешливый. Затем он вытаскивал из кармана кляссер, такой красненький переплетик специально для менных марок, и показывал свои марки. Причем всегда умел показать «товар лицом».

Он мог рассказать, что нарисовано на каждой марке и какая ей цена по французскому каталогу Ивера.

Ни в коем случае марки не позволялось трогать руками. Только пинцетом.

Распалив как следует Петрика, Лева говорил:

– Ну, показывай. Чего там у тебя? – и бесцеремонно разворачивал пакетик Петрика.

Жадными пальцами он перебирал марки Петрика, в то время как Петрик заглядывал ему в лицо, стараясь угадать: как? Понравились ли?

– Барахло, нечего менять, – хмуро отрезал Лева.

У Петрика опускались руки.

– А вот эта, хорошенькая? С аэропланчиком. Только я немножко забыл, какая…

– Чепуховая…

И Петрику сразу начинало казаться, что его марки действительно ничего не стоят и все до одной «буза» и «барахло».

Зато Левины – ах, как хороши были Левины марки!

И Петрик начинал умолять:

– Хоть одну поменяй, Левочка… Хоть одну!

После небольшого ломанья Лева соглашался. Он выбирал у себя самую какую ни на есть нестоящую марку и предлагал ее Петрику.

Петрик точно не помнил, есть у него такая или нет… Но ему уже было все равно.

– Эту хочешь? – спрашивал Лева.

– Хочу! – замирающим голосом отвечал Петрик.

Тогда Лева отбирал у Петрика несколько действительно стоящих марок, и начиналась торговля.

Торговались долго и ожесточенно. Чем дольше продолжался торг, тем больше удовольствия получал Петрик. Он с самого начала знал, что отдаст Леве все, что тот захочет. И только ради одного удовольствия долго спорил и не соглашался лишь для того, чтобы продлить мену…

Оба расходились по классам, вполне довольные состоявшейся сделкой.