355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Слава Сергеев » Подайте что-нибудь бродячим музыкантам » Текст книги (страница 4)
Подайте что-нибудь бродячим музыкантам
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:39

Текст книги "Подайте что-нибудь бродячим музыкантам"


Автор книги: Слава Сергеев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Хотели бы вы ходить в детский сад?

Хотел бы. Даже и не знаю, как писать после ТАКОГО о мелочах. А с другой стороны, почему бы и нет? Тут жену позвали работать в труппу бродячих актеров. Ну, это я шучу про бродячих, просто несколько артистов ездят по школам и детским садам со спектаклями. И неплохо зарабатывают при этом, между прочим. Но школа – это не так интересно, там люди взрослые – девочки, мальчики, кто с кем дружит, кто не дружит, а кто уже и спит, в старших классах-то, а в детских садах просто здорово. Детки, они же непосредственные. Кричат зайчику, его завтруппой играет: это лиса петушка взяла, лиса! Чтобы тому легче искать было. Или в страшный какой-то момент – закрывают глаза ручками. (Вот бы нам так.) А недавно в труппе появилась новая пьеса – что-то по мотивам “Дюймовочки”, как я понимаю. Причем инсценировку написал довольно остроумный человек. Жабу, у которой Дюймовочка проводила зиму (помните?), назвал Жульжабеттой, а ее сына, за которого Дюймовочку хотели выдать замуж (Крота он почему-то вывел за штат) – Жульжабчиком. Ну, и с неплохими репликами. Например, как вам реплика Жульжабчика: “я х-худых мух-х – н-не люблю!” Хоть сейчас для журнала.

Сегодня ездили они в один детский садик. Далеко, метро “Коньково”. Детки, три-четыре годика, смешные, господи. Одна девочка, – говорит жена, – как встала в начале, задрав платьице до пупа, так и простояла весь спектакль. А другая минут пятнадцать смотрела не отрываясь на сцену, потом обернулась и, ни к кому в особенности не обращаясь, провозгласила, показывая на сцену: это мышь! И снова продолжила смотреть спектакль. То есть это она что-то идентифицировала все это время, да? А потом Дюймовочка – ее тоже играет их завтруппой, кстати, женщина лет сорока (очень смешно, но она никогда не играет отрицательные роли), выходит на сцену и говорит: ну а где же Ласточка? Где она? А другой актер в это время машет бумажными крыльями на палке из-за ширмы, имитируя ласточку… И тогда детки начинают хором наперебой кричать: вон она, вон она! Улетела! Улетела! В теплые края! (А если вы помните первоисточник, Ласточка в финале правда улетает в теплые края, Дюймовочка выходит замуж за принца, и все кончается очень хорошо.)

– Вообще с ними очень забавно, – говорит жена. – Приезжаем с утра (вставать приходится очень рано, детки ведь рано встают), мы с Зайцем переодеваемся, а наш мужчина (Жульжабчик, Принц и Крылья Ласточки по совместительству) расставляет ширмы-декорации, вешает цветную занавеску, изображающую лес, поляну и грибы, а воспитательницы тем временем расставляют в зале такие маленькие-маленькие стульчики. Потом мы гладим свои костюмы дорожным утюгом на каком-нибудь столе или подоконнике, а мужчина-Жульжаб тем временем рассказывает нам всякую хрень, которую он прочитал в газете “Жизнь”. Я злюсь на него, а Дюймовочка смеется и уговаривает нас не обращать внимания, но обстановка постепенно накаляется… Но потом я поняла, что он, пересказывая всякую пургу, просто энергетически подзаряжается перед спектаклем. И не он один.

Дюймовочка тоже любит всех слегка “взбодрить”: идем часов в 8 утра от метро “Тушинская”, а потом еще 20 минут на автобусе, а вдруг она вскрикивает: Ой!.. Я не взяла адрес!.. И начинает лихорадочно рыться в сумочке. Думаешь: е. твою мать. Потом адрес находится. Это раз-два в месяц происходит обязательно. Еще в труппе есть очень нервная администраторша, которая обожает поддерживать разговоры про всякие ужасы. Тоже читает всю эту желтую прессу – “Жизнь”, “Комсомолочку” и рассказывает оттуда всякие гадости, чтобы друг друга и окружающих завести.

После того как мы переоделись, воспитательницы приводят деток, и они с шумом рассаживаются, иногда они видят нас в зеркале, которое висит где-нибудь сбоку и начинают кричать и показывать пальчиками: ой-ой, там жаба, жаба… Или: фу, зеленая!..

Потом мы всегда кого-нибудь ждем. Какую-нибудь старшую группу, которая запаздывает по каким-то очень важным причинам… Например, Башмачкин и Соня Мармеладова отказались сегодня пить молоко. После того как им, видимо, залили это молоко в горло насильственным путем, группа наконец приходит и рассаживается, к нам за ширму с перепуганным видом заглядывает администраторша и говорит: начинаем!.. И тогда наша Дюймовочка включает магнитофон, а детки, услышав музыку, затихают. И в зале наступает тишина, под которую Жульжабчик говорит из-за ширмы баритоном: “Жила-была одна женщина, и ей очень хотелось иметь ребенка. Да где ж его взять? И она пошла к колдунье…”

Бывает, что детки совсем маленькие, два-три годика, тогда мы играем укороченный вариант. Без пауз, без сложностей (типа я Бедная Мышь и ищу место для своих мешков с зерном – и всякие другие мхатовские тонкости). Я сразу ставлю мешки на пол и говорю текст: вот мои мешки, зима прошла, вышло солнышко и наступила весна…

А однажды, под Новый год, наш Жульжаб (его вообще Олег зовут), играя Волка, забыл хвост дома, и мы ему прицепили елочную мишуру. И Волк у нас в то утро выглядел очень модно: с серебристым, переливающимся хвостом…

Иногда бывают довольно неожиданные проблемы. Один раз мою жену дети чуть не побили. Она же еще время от времени играет и Лису, и в решающий момент с Зайчиком, только она приготовилась его унести, несколько самых пассионарных детей бросилось на нее с надувными молотками. Причем, вспоминая ситуацию более подробно, жена говорит, что видела, как детки готовили нападение заранее и уже с середины спектакля, видимо, зная сюжет, тусовались в первых рядах. Хотя предупреждали, крикнули ей сначала пару раз: ты плохая!

А кто-то, особо продвинутый, еще и добавил: мы тебя зажарим! Видимо, спутал с курочкой-рябой.

Жена некоторое время расстраивалась, но потом мы с ней решили, что все же для детей это хорошо – как-никак непассивное отношение к жизни.

III
Белая стена

Вишневый сок Альберта Коха

Еще про актеров. Подруга жены как-то работала на одном корпоративном празднике. Дело было в престижном ресторане в переулках у “Арбатской”. Они разыгрывали для гостей сценки из жизни советских отдыхающих в Гаграх, ходили с мегафоном, раздавали какие-то номерки, и всем, как ни странно, это очень нравилось, особенно молодежи. (Сейчас это стало популярно.) Хотя, говорит подруга, было несколько человек, которые довольно сильно напряглись на этот маскарад, и один даже что-то сказал типа “пошли бы вы на”. Но таких было немного. Особенно всем понравился один парень, который изображал грузина-таксиста (он и был грузин, кстати) и всем предлагал “в Сочи за два пятьдесят с человека”. Успех был просто бешеный. Еще были “женщина-врач” и “медсестра”, очень красивая девка в коротком халатике, еле прикрывающем жопу. Подруга жены была “экскурсоводом” и всех побуждала “не быть пассивными” и “отдыхать активно”. Дарили очень смешные советские подарки типа блока красного “Мальборо” или армянского коньяка, но в настоящих очень красивых пакетах с логотипом заведения. И среди гостей, кстати, попадались довольно известные лица. Подруга – человек аполитичный, но и она узнала Альфреда Коха, Юлию Бордовских и еще кое-кого из телевизора. Вообще, сначала все было довольно напряженно, в зале было много охраны, но потом все постепенно выпили, расслабились и стали шутить, фотографироваться и приставать к женщинам. Особенно много желающих пристать было около врача и медсестры (около нее особенно), причем, что забавно, некоторые мужики совершенно серьезно жаловались им на здоровье. Один сказал, что у него болит спина, и попросил посмотреть. Потом были танцы под советскую эстраду. Заводили “Белый аист летит, над зеленым полесьем летит…”, ВИА “Самоцветы” и все такое.

Кох, кстати, плохо выглядит, сказала подруга, какой-то старый и усталый. Ну еще бы, сказал я. А когда во время танцев всем налили красного вина и стали провозглашать тосты, подруга случайно оказалась рядом с Кохом и вдруг увидела, как он говорит какому-то знакомому, с хитрой улыбкой показывая на свой бокал: а я всех обманул! У меня здесь вишневый сок!

– И меня вдруг поразило, что это метафора, – сказала подруга жены. – Б..дь, это метафора их всех и вообще всего, что они сделали!.. Хитрые отличники с первых парт, вот они кто. Все эти “Яблоки”, СПС, эти “Иры”, “Бори”, “Гриши”… Вишневый сок… Просрали Россию!..

Ну, последнее, это, конечно, я прибавил. Это не подруга сказала, а вроде бы закричал монархист Пуришкевич в еще той, настоящей, царской Думе – и довольно давно, не то в 1916, не то в 1917 году.

Что еще хочу сказать. Что эта Оля ругается матом очень редко, она – девушка очень культурная.

Но что Оля, если даже Пуришкевич не выдержал.

Березняк

Прошлым летом снимали дачу под Москвой. Довольно далеко, километров сто. Ну, дача – это сильно сказано, летний домик на участке у одной бабушки. Участок был у речки, прямо рядом, мы купались, а в дождливые дни собирали грибы в соседнем лесу. Разноцветные, красные и желтые сыроежки, благородные белые, скользкие, с концентрическими кругами на шляпках чернушки, а в конце августа пошли очень красивые, прямо хоть рисуй, оранжевые, с толстой пестрой ножкой подосиновики.

Много набрали, говорят, то лето было грибным, и как-то пошли в дальний лес, который видели из автобуса. Хотя “дальний” – это фигура речи, по дороге к дому отдыха Таможенного управления пешком минут двадцать, может, полчаса от силы, тем более дорога хорошая, асфальтированная. И когда пошли, там по дороге, справа, такой чудесный березняк стоял, белый-белый, прямо как на картинке.

Вообще, конечно, березы – это странная такая вещь. Входишь, и этот белый частокол вокруг, как песня, и становится вдруг так светло, что даже плакать хочется и то ли себя жалко, то ли все вокруг… Может, это все, конечно, мифология, но у меня есть один друг, он довольно видный экономист по машинам, полгода в году сидит в Лондоне, там у него вроде свой дом, так вот он говорит, что в России все зло от берез, и говорит, что видеть их не может. Шутит, конечно, но то, что в березовом лесу “дух капитализма” не то что не живет, но даже к упоминанию неуместен, это точно. В березовом лесу как-то душой просветляешься, наверное, потому, что все белое вокруг, а вот делать совсем ничего не хочется. Разве что белый храм построить.

Ну вот, мы тихо брели и нашли несколько этих самых подосиновиков. Так красиво это смотрелось, знаете, оранжевые шляпки сквозь негустую, уже сухую августовскую траву, а потом нашли пару подберезовиков, прямо чуть не наступили на них, а потом, в каких-то неглубоких ямах или канавах на опушке наткнулись сразу штук на пять – подберезовик, белый и несколько подосиновиков. Эти ямы или канавы, их, видно, давно копали, они уже почти сгладились, заросли травой и были прямо на краю березняка, за ними начиналось большое пустое сейчас поле (в советское время на нем, наверное, росла какая-нибудь кормовая свекла, овес или что-то такое), а сейчас была одна негустая трава и кустики маленьких берез и елок. И вдруг я понял – ё-мое, это же окопы! Да, точно, очень похоже, ну и ну… И потом у бабки, хозяйки нашей, спросили, что это, а она говорит: где, в березняке? Да, верно, там окопы. А потом сказала, что в войну, в 41-м году, говорят, там был бой, но недолго, и много наших погибло, потому что немцы шли на танках, а у наших-то что, один пулеметик, да пушечка маленькая была – ей мать рассказывала, они в подвале спрятались, а потом почти целых три месяца жили под немцами, и в деревне с краешку памятничек стоит, солдатик железный с автоматиком и цветочками, видели? Это их братская могила. Вот так.

И я представил себе, как осенью, в самом начале войны, кто-то из наших увидел этот березняк у Москвы-реки, и ему стало жалко бросать (пардон за высокий стиль) эти белые березки, а может, ему показалось, что лес – это хорошее прикрытие, и он решил дать здесь бой – и окопался на опушке. А за спиной-то эта белая стена поет, и как, наверное, это печально и наивно выглядело (в очередной раз), они смотрели на пустое поле, усталые, голодные и оборванные от стремительного трехмесячного отступления и еще боявшиеся собственных “особистов”, пока на поле не появились танки, “тигры” или “леопарды”, не знаю, что там у немцев было, и не расстреляли наших почти в упор.

А сейчас, сказала бабушка, там почему-то хорошо растут грибы, местные это место знают, но туда ходить не очень любят, а если чуть вниз к реке через березняк спуститься, там тоже грибное место и начинаются дачи новых русских, видели?

Правда, памятничек советским воинам стоит. Года три назад, к 9 мая, приезжали какие-то солдаты из ближайшей части и заново покрасили серебряной краской, при этом, правда, захватив и постамент и буквы на нем, так что теперь надо постараться, чтобы прочитать, кто там лежит.

Но все равно: ве-ечная память!.. Грибные места.

Кстати, эта военная часть, откуда солдатики-то приезжали, она совсем недалеко находится, и в хорошую погоду в деревне даже слышно, как они там при отбое хором поют. Для поднятия боевого духа. Что-то бравурно-советское (нового ведь ничего не придумали):

 
А для тебя – род-ная
Есть почта – по-левая.
 
Продолжаем отступать

– Еще по пятьдесят? – Давай. Приезжал друг детства. У его второй жены брат – бывший военный летчик. Сейчас на гражданке. Поехали все вместе к этому летчику на дачу. Километров пятьдесят от Москвы, неплохой такой дом в военном дачном поселке, крепкий сруб полтора этажа и довольно большой участок, где летчик… цветы немножко разводит. Он как в отставку вышел, увлекся цветами. Такая вот странная метаморфоза.

Приехали, выпили естественно, он говорит: а-а, ты писатель, сейчас я тебе расскажу такое, только записывать успевай… И действительно, рассказал – про всякие армейские ужасы, у нас ведь о другом не говорят, как из-за генеральской дурости еще в советское время люди, и не просто люди, герои пропадали! Он на Дальнем Востоке служил, на Камчатке, многое помнит, на эту дачу бы сценариста – тут же написал бы сценарий, “72 метра” или “К-19” – зимний океан, упавший самолет, резиновый спасательный плот, красные сигнальные ракеты в ночи, волна, ледяная крошка.

Но меня почему-то больше всего поразила относительно недавняя история, когда инженер наземного обеспечения, которому, когда в середине 90-х всем зарплату не платили, нечем было кормить семью, он поднял в воздух военно-транспортный самолет и, пока не кончилось горючее, кругами летал над аэродромом и вел по радио переговоры с командованием. Говорит: так и так, ничего не думайте, просто больше не могу, двое детей, а кормить нечем уже который год. Ему говорят: да ты что, Саня, брось это дело, садись, но на всякий случай два истребителя подняли, чтобы если он на Москву полетит, команда была сбивать сразу. И надо же, он же инженер обеспечения, как смог самолет поднять… Командующий округом его по рации уговаривал, жена, но он все равно не сел. Когда горючее кончилось, воткнулся в землю, только самописец этот, как по телевизору говорят, “черный ящик” и остался. И двое детей. Такие дела.

А Костин летчик, он удивился – чего ты к этому случаю придрался? Вы все, газетчики, такие: ищете где похуже. Почему про настоящих героев не рассказываете?.. И я как-то даже расстроился. Действительно, почему не рассказываем? Сейчас расскажем. Только с силами соберемся. Говорю: а этот инженер, он разве не герой?

Молчит.

Этот Володя, он, вообще, странный какой-то. Их отряд иногда обслуживает правительство. Ну, в смысле шишек всяких. И поэтому у него такой вид… Как будто он все время прислушивается. Типа мало ли что. И, когда мы побольше выпили, я просто так, шутки ради ему говорю: ну, выкладывай, в каком ты чине на самом деле? Он так испугался, несмотря на алкоголь… Откуда, говорит, ты знаешь?! Я пошутил что-то, мол, я все знаю, разговор замяли, Костя мне кулак показал под столом, но на душе остался странный осадок: значит, правда? С другой стороны, раз он возит важных лиц, наверное, по должности положено. Безопасность, все такое. Но это “откуда ты знаешь?” мне как-то покоя не дает. Они за дураков нас держат, что ли?

Впрочем, с утра все встали огурцами. Я еще по лесу прошелся – дело-то весной было, в апреле, снег почти сошел, но земля еще коричневая, в прошлогодней траве и только кое-кое-где на ней робкая зелень. Володя сказал, у них тут даже лоси бывают. Про ночной разговор сделали вид, что забыли.

А потом, часа в два, в поселок за водкой поехали – продолжить, и по дороге проезжаем какую-то генеральскую дачу. Кстати, по нынешним меркам ничего особенного, деревянный дом, всего два (а не четыре) этажа, правда, очень большой, но по сравнению с тем, как бывает, – не впечатляет, и перед воротами – генерал все же – российский триколор висит. Патриот… И надо же было как раз тогда, когда мы проезжали, у дачи шла “спецоперация” – генералу беседку привезли. Опять же, ничего особенного, беседка как беседка, деревянная – не мраморная, весьма скромных размеров, на военном тягаче, а руководил операцией какой-то толстун в летной кожанке.

А я, наверное, под впечатлением ночных разговоров, чего-то разозлился. Или менталитет сыграл, советский, люмпенский, пишут же. Ну, привезли генералу беседку на дачу, ну, на военном тягаче, что ж ему – такси, что ли, заказывать? И что, если генерал, он летом чай не может попить с гостями? А у Володи этого фуражка летчицкая лежала сзади на сиденье и, когда мы к дому генерала подъезжали, я ее надел. Спросил, можно ли, и надел.

И поскольку я тогда еще нестрижен был, вид получился супер – сан-сальвадорская хунта. И этот майор в кожанке, он когда меня в машине увидел, ему чуть плохо не стало. Я видел, что человек смотрит и не понимает – кто это?! Тем более издали. Тем более все знают, что Вован за границу летает. Его-то машину он знает. Сирийский компаньон? Ну, когда подъехали поближе, он понял, что это кто-то прикалывается, и смотрим, разозлился. Я видел, что разозлился, даже беседку перестал сгружать. Такой взгляд кинул на нас…

Только я не понял, за что. За то, что я фуражку, что ли, военную надел? Типа не уважаю. Или за беседку, что увидели?

Вовка смеялся как ни в чем не бывало.

Любит – не любит

А что, ему плакать надо было?.. Смешно, прямо какой-то подмосковный сериал получается. Вдруг возникли какие-то мелкие дела в одном городе-спутнике, недалеко, полчаса от Москвы электричкой. Мы с женой поехали, а что, даже интересно, немного обстановку сменить, а я, вообще, лет восемь там не был, хотя мимо сто раз проезжал – как на дачу едешь, его обязательно проедешь, и видно, как изменилась хотя бы привокзальная площадь. Кафе какие-то, магазинчики, если вечером – реклама горит, сзади огромное современное здание колхозного рынка, но кругом пыль и мусор, бумажки и пакеты всюду валяются, будто кто специально разбрасывал или строительство рядом, хотя никакого строительства нет.

Ну вот, вылезли мы в этом городе-спутнике, идем медленно и как-то пока непонятно, что к чему. Видно, что не Москва, что люди другие, нравы другие, жестче, и лица другие, проще, может быть. И кажется, что вот эта грань, которая отделяет людей, чтоб друг на друга не броситься, она здесь очень тонкая, во всяком случае тоньше, чем в Москве. А почему я вспомнил про это, потому что в воздухе разлита какая-то агрессия, а может, мне кажется. Ну и конечно, хоть и двадцать минут от Москвы, а уже провинция, и провинциальный гоголевский идиотизм тут как тут. Мясной киоск у рынка называется “Мясо России”. Зашли в парикмахерскую – вывеска “Женщины России”, и тут же триколорчик повесили. Чтобы укладки местным девицам под государственным флагом делать.

Очень забавны всякие исторические памятники. Собственно говоря, здесь рядом главная российская дорога на Запад, Минское шоссе то есть, шоссе идущее прямо через город, раздваивается – и одно новое, относительно недавнее, а другое старое, то есть Старая Смоленская дорога, по которой еще Наполеон-то наступал-отступал, – вот она. И конечно, сделана какая-то ужасная арка, чуть ли не из пластмассы, но с орлом двуглавым наверху и гусарской какой-то шапкой, и все это в черте города. Так что при желании можно себе представить, как здесь шли французы и ехал на белом коне Бонапарт. А потом уходил обратно. Ведь были люди в наше время, не то что нынешнее племя? Гроза двенадцатого года, Давыдов, Де Толли, мой почти однофамилец – Сеславин… Вроде, были люди-то – имена, во всяком случае, на Панораме выбиты.

Ну вот. Идем, смотрим по сторонам, и я все думаю: как они здесь? А как они “здесь” – так же, как и мы “там”, ведь это же самая Россия, в таких вот городках, и неправда, что что им скажут из Москвы, то они и сделают, ни фига, они все это тихо переварят и с этим своим “слушаюсь-ваше-благородие!” будут жить дальше, как жили. Не верю еще, что все здесь спиваются и вырождаются потихоньку. Вот дом новый построили, и возле него вдруг цветочки на клумбе, будто это Бабельсберг какой-то, вот в городском парке молодежь сидит с вполне нормальными, человеческими лицами, вдалеке – да, вдалеке стояли какие-то козлы, пиво, мат, гоготали, как жеребцы, но на лавочке сидели симпатичные такие мальчишки и что-то обсуждали, по-моему, про армию, потому что один вдруг так грустно сказал: а это что за войска, а?

И дети маленькие с мамашами возились в песочнице, и какая-то очень милая толстая тетенька показала нам, как пройти в магазин стройматериалов и сказала, что она туда всегда ходит с мужем по выходным, потому что там недорого, и я представил себе ее семью, и мужа, и дом, и почему-то окна с советскими еще, прозрачными занавесками.

А напротив парка, через улицу, какое-то даже современное зданьице построили, контора какая-то, фирма, во дворе иномарки, а у открытых ворот даже шлагбаумчик повесили красно-беленький, веселенький такой, и только я подумал, что, может, ничего, нет-нет, все-таки ничего, все образуется постепенно, как жена сказала (а я ведь молчал, ничего не говорил о своих мыслях): видел надпись на шлагбауме? – Нет, а какую? – Ну, как же, фломастером? – Нет. – Культ обреченных. – Не может быть. – Я тебе точно говорю, пошли, посмотрим.

Пошли, посмотрели: и правда. Криво так на красно-белом шлагбаумчике крупными буквами: “Культ обреченных”. Дети, наверное, написали, фильм какой-нибудь голливудский. Надо же. Жизнь вот иногда такие штуки выделывает, будто разговаривает сама с собой. А ты слушай. И смотри.

Или, может, случайность? Будем на это надеяться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю