Текст книги "Инферно. Армия Ночи"

Автор книги: Скотт Вестерфельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Брови у меня взметнулись вверх.

– У нас есть футболка с Гартом Бруксом?

– Ага. Слышал о большой вспышке на Аппер Уэст-Сайд восемь лет назад? Тогда двое парней были помешаны на кантри. – Чип бросил мне футболку. – Надень ее в следующий раз, когда будешь спускаться. На случай, если наши пропавшие ушли под землю.

– Замечательно. – Я сунул футболку в рюкзак. – Что-нибудь еще?

– Ничего. Но не волнуйся, мы продолжаем искать.

– Ну-ну. И если выясните, что Моргана была помешана на Эшли Симпсоне, не трудитесь сообщать мне – я уже в курсе.

Доктор Крыса оказалась права насчет ЗПНВ-47/74 – эта форма заставила все колесики завертеться. К несчастью, не совсем так, как мне хотелось бы. Я-то думал, что в дом Ласи сегодня же направят команду истребителей со всем их убойным снаряжением, а послали меня.

Правда, не с пустыми руками. Под костюмом на мне была футболка с Гартом Бруксом, и, кроме того, я имел пузырек доктора Крысы с о-де-Кэлом (не путать с о-де-колоном), сумку с шерстью Корнелиуса, новый фонарик, еще кое-какое снаряжение во втором вещмешке – и наряд на выполнение задания, подписанный самим Ночным Мэром, согласно которому я должен изловить подозрительного кота-инферна. Именно этот последний объяснял, почему я отправляюсь один. По-видимому, большой отряд, да еще прибывший в подвал с отравой, мог спугнуть котика, а его требовалось хорошенько обследовать.

По дороге через город я заглянул в бакалейный магазин и купил две банки кошачьего корма с тунцом и открывалку. Может, экспериментальный экстракт доктора Крысы с запахом Кэла и привлечет кота-инферна, но я предпочитаю традиционные методы.

У входа снова сидел Мэнни; увидев меня, он подмигнул.

– Нынче вы навострились вверх или вниз, друг мой?

– К несчастью, вниз.

Я шлепнул ему на стол фальшивый приказ санитарного ведомства. Мэнни изучил его, и глаза у него полезли на лоб.

– Ничего себе, парень! Нас что, закрывают?

– Только центр здоровья. Там полно крыс, целая банда.

– Ох, скверно, скверно… – Он покачал головой.

– Эй, вовсе не из-за чего шум поднимать. Можете придумать любой предлог, какой вам нравится. Скажите жильцам, что там утечка газа, к примеру.

– Ладно, – ответил он сквозь зубы. – Однако хозяевам не понравится.

– Скажите, что истребление крыс не будет стоить им ни цента. Город все берет на себя.

– Точно?

– Да. Я лично гарантирую. Есть, правда, одна проблема.

Он поднял взгляд от документа.

– Мне нужны ключи от лифта. Все, какие есть в наличии. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь проник в подвал. Даже обслуживающий персонал.

– Э-э-э?

Я наклонился к нему.

– Эти крысы… очень опасны.

Мэнни явно не хотелось отдавать ключи. Однако, когда он позвонил по фальшивому телефонному номеру в фальшивый санитарный отдел, фальшивый городской служащий заверил его, что все будет в порядке – пока он склонен к сотрудничеству. Прошло совсем немного времени, и я уже снова спускался вниз, во тьму.

Прежде всего я занялся камерами охраны, прилепив ко всем их линзам по кусочку черной тесьмы. Пустячок, а приятно и, возможно, избавит меня от неожиданностей. Ведь не поленился же кто-то установить камеры именно таким, вполне определенным образом? Значит, по крайней мере, этот кто-то может заинтересоваться тем, что они фиксируют.

Я открыл шкафчик, шагнул в пещерную тьму, включил новый фонарик и прокрался по тайному коридору. Впечатанные в арахисовое масло следы, мои и Ласи, все еще были видны, но новых не появилось.

Я снова срезал цепи на двери, но на этот раз, закрыв ее за собой, блокировал, вставив в щели клинья, и снова запихал под дверь прессованную стальную стружку. Обезопасив таким образом место действия, я с фонариком в руке спустился по лестнице.

В плавательном бассейне было почти тихо.

В мягком красном мерцании я увидел всего несколько дюжин спокойно сидящих крыс и чисто обглоданные скелеты голубей. По-видимому, сейчас не время кормежки. Кота-инферна нигде не наблюдалось.

Я нашел свой брошенный вещмешок, переложил в новый несколько предметов, которые могли мне понадобиться, и шагнул в пустой бассейн. Под ногами ощущался мягкий настил из голубиных перьев. Несколько крыс, сидящих на краю бассейна, с умеренным интересом наблюдали за тем, как я иду в направлении глубокого края. Одна, большая, толстая, смотрела на меня, свесив морду с трамплина.

Сейчас, когда здесь не метались в панике тысячи крыс, я гораздо лучше смог разглядеть водосток. Бетон вокруг него раскрошился, из зазубренной дыры смотрела еще более глубокая тьма и шел влажный запах земли. Но не запах смерти.

Дыра оказалась достаточно велика, чтобы сквозь нее мог пролезть худощавый человек. Присев рядом с ней на корточки, я открыл банку кошачьего корма. Запах тунца поплыл в воздухе, и я услышал, как принюхиваются крошечные носы вокруг. Однако никто не решился подойти ближе.

У доктора Крысы есть одно словечко для крыс – «неофобия». Иначе говоря, боязнь нового. Находясь с ними в «родстве» или нет, я был новым явлением в их окружении. И кошачий тунец тоже. Я кинул немного корма в дыру. Внизу раздался влажный шлепок. Довольно глубоко, судя по тому, через сколько времени послышался звук.

Выждав несколько минут, выключил фонарик, надеясь, что, ослепнув во мраке, слышать стану лучше. Крысы вокруг суетливо бегали по своим делам, вылизывались и ссорились. У нескольких хватило мужества прошмыгнуть мимо меня в дыру. Они обнюхивали кусок кошачьего корма внизу, но, судя по звукам, не решались попробовать еду. Осторожные твари.

Крысы посылают друг другу химические сигналы – эмоции, переносимые запахами. Одна чересчур нервная крыса может всполошить всю стаю, страх распространяется от одной к другой, словно грязные слухи. И иногда бывает, что внезапно вся стая целиком покидает место, придя к совместному выводу, что здесь плохие вибрации.

Интересно, может, «семья» кота-инферна так и не оправилась от страха, вызванного вчерашним световым взрывом моего фонарика? Может, они покинули подвал навсегда, сбежав еще дальше в подземный мир?

Потом я услышал мяуканье. Оно доносилось откуда-то издалека, сонное, раздраженное и сопровождаемое отголосками эха. Кот все еще был здесь. Однако он не выходил, придется самому идти к нему.

Бетон был хрупкий – несколько сильных ударов ногой, и дыра расширилась настолько, что я смог пролезть в нее. Пока было возможно, я опускал вещмешок, а потом сбросил его. Судя по клацанью металла, пол находился примерно в десяти футах внизу. Крепко держа фонарик, я пролез в дыру и соскользнул туда. Сапоги с силой ударились о землю одновременно с солидным куском бетона; звук напоминал выстрел.

Я снова включил фонарик в слабом режиме. В обе стороны во тьму уходил туннель. Пыль оседала здесь в течение десятилетий, покрывая пол как бы ворсистым ковром. Стены выложены из шероховатых камней, едва удерживаемых вместе известковым раствором столетней давности. На ощупь они оказались холодными и влажными – тонны почвы над моей головой продавливали сквозь них подземные воды, словно кулак, нажимающий на влажную тряпку.

По туннелю дул легкий ветерок, разнося запахи крыс, земли и плесени. Но ничего столь мерзкого и ужасного, что я унюхал вчера. Ветер был свежий, он явно исходил из какого-то отверстия, ведущего на поверхность. Я решил пойти в ту сторону, откуда он дул. Значит, в таком случае воздух будет бить мне в лицо и я смогу унюхать то, что окажется передо мной, раньше, чем оно почувствует мой запах.

Я побывал во многих местах подземного мира Нью-Йорка – в туннелях подземки, канализационных трубах, туннелях парового отопления, – но здесь все было другим. Ни клочка бумаги, никакого мусора, никакого запаха мочи. Может, со времени постройки столетие назад в него ни разу не проникали люди – только воздух, крысы и этот необычный кот-инферн. Туннель имел небольшой уклон, извивающаяся полоска по центру пола показывала, где на протяжении последних ста лет стекал дождь.

Потом я почувствовал в ветре человеческий запах… ну, получеловеческий. Инферны испускают слабый запах. Их лихорадящие тела перерабатывают почти все, что они едят. Мало отходов – и, соответственно, мало запахов. Сухая кожа не выделяет соленый пот, как у обычных людей. Однако даже их метаболизм несовершенен – мой нос хищника уловил душок гниющего мяса и мертвой кожи.

Ветер прекратился, и я замер, дожидаясь, чтобы он подул снова. Ни к чему, чтобы мой запах поплыл вперед. Спустя мгновение воздух пришел в движение, и меня омыл знакомый душок «семьи». Этот инферн был моим «родственником». Стараясь действовать беззвучно, я положил вещмешок на землю и вытащил из кармана костюма инжектор с мощным снотворным.

Дальше я крался, охваченный нервной дрожью и выключив фонарик. Это был первый совершенно незнакомый мне инферн, на которого я охотился. У меня имелось единственное проклятие – футболка с Гартом Бруксом; маловато для стоящей передо мной задачи. Казалось, тьма впереди никогда не кончится, но потом вдруг возник проблеск света. Постепенно я смог снова различать камни в стенах туннеля, и собственные руки перед лицом, и… что-то еще, похожее на крошечные облака, летящие в мою сторону по полу под напором ветра. Они скользили ко мне, молчаливые и бестелесные, и, если я взмахивал рукой рядом с ними, шевелились в вызванном этим движением потоке воздуха.

Перья. Я подобрал горстку их и поднес к глазам. Мягкие, белые, явно с голубиной грудки. По мере того как становилось светлее, я начал различать, что весь туннель покрыт ковром этих похожих на пух перьев. Они липли к камням на потолке, к моему костюму и катились по полу, словно медленный призрачный поток. Где-то впереди было много мертвых птиц.

Начали появляться более крупные перья, трепещущие на ветру, грязно-серые и голубые, с крыльев голубей и чаек. Я бесшумно крался по туннелю, опираясь руками о грязный пол, чувствуя мягкость под ладонями и стараясь не думать о голубиных клещах. Впереди послышалось чье-то дыхание, медленное и расслабленное для инферна.

Туннель заканчивался уходящей вертикально вверх шахтой, откуда и лился свет; к ее каменной стене крепилась ржавая железная лестница. На дне, на груде перьев, лежали несколько целых птиц со свернутыми шеями. Я замер, глядя, как ветер шевелит перья и по ним скользит тень: инферн стоял на верху лестницы.

Оттуда в шахту проникал поток прохладного осеннего воздуха, и инферн все еще не мог почувствовать мой запах. Удивительно, с какой стати он торчит там, вместо того чтобы прятаться внизу? Я положил фонарик на пол, подполз к краю туннеля и взглянул вверх, прищурившись, защищая глаза от солнечного света.

Вцепившись в лестницу в двенадцати футах надо мной, он глядел на мир, словно заключенный – в окно тюремной камеры; красноватый свет второй половины дня смягчал резкие черты истощенного лица. Я присел на корточки, сжал в руке инжектор и подпрыгнул вверх до той высоты, до которой смог.

В последнее мгновение он услышал меня и посмотрел вниз, как раз в тот момент, когда я выбросил вверх руку, чтобы всадить иглу ему в ногу. Он изогнулся, и инжектор прошел мимо. Я схватился за лестницу, но инферн закричал, задрыгал ногой и заехал мне в зубы. Рука разжалась, и… я полетел вниз.

По дороге уцепился за ступеньку, меня развернуло, и я с такой силой ударился о каменную стену, что перехватило дыхание. Тут инферн упал следом, шипя и скаля зубы. Его тело врезалось в меня, мои пальцы сорвались со ступеньки, мы вместе рухнули вниз и приземлились на груду голубиных перьев, переплетясь телами.

Черные когти царапнули меня по лицу, я вырвался и отпрыгнул в туннель, треснувшись головой о низкий каменный потолок. Чувствуя головокружение от удара, повернулся к инферну и вскинул руки,

Он подскочил в облаке перьев, царапая черными когтями воздух. Чтобы защитить инжектор, я поднял его повыше и почувствовал, как судорожно молотящая рука коснулась его. Послышалось короткое шипение, и инжектор отлетел во тьму. Следующий удар инферна угодил мне в голову и свалил на землю.

Он стоял надо мной, темный силуэт на фоне солнечного света, немного покачиваясь, словно пьяный. Я начал отползать назад, точно краб. Инферн снова испустил вопль…

…и тяжело рухнул на землю. Подействовала инъекция.

Добрый старый метаболизм инфернов, быстрый как молния.

Я несколько раз моргнул и потряс головой, стремясь унять боль.

– Ой-е-ей! – Я потер шишку, уже вспухающую на голове. – Чертов туннель!

Когда боль немного утихла, я проверил пульс инферна. Медленный и нитевидный, но инферн был жив – что бы это ни означало применительно к нему. Благодаря инъекции он будет без сознания на протяжении нескольких часов, но на всякий случай я подтащил его к лестнице, приковал наручниками к нижней ступеньке и нацепил на щиколотку электронный браслет. Транспортировочная бригада найдет инферна по его сигналу.

В конце концов я уселся, счастливо улыбаясь, и позволил чувству гордости растворить боль. Пусть и из моей «семьи», это был первый пойманный мной инферн помимо бывших подружек. Я перевернул его, чтобы взглянуть на лицо. Худее, чем на фотографии, с туго обтянутыми кожей скулами и всклокоченными волосами, Джозеф Мур был едва узнаваем. Он выглядел слишком тощим для семимесячного инферна – учитывая, сколько перьев успел накопить.

Что он делал наверху, в лучах солнца? Я поднялся по лестнице, отметив про себя, какие гладкие стены шахты. Слишком скользкие, чтобы по ним мог вскарабкаться кот или даже крыса. Наверху сквозь зарешеченное окно лился дневной свет. Отсюда открывался вид на реку Гудзон; вода плескалась всего в нескольких футах внизу. Прямо у меня над головой послышались смех и звук скольжения роликов.

Я находился внутри каменного мола на краю острова, чуть ниже дощатой эстакады, где постоянно прогуливались и бегали на роликах люди, всего в нескольких футах от нормального мира дневного света. Потом я увидел перед собой рухнувший пилон старого мола, гниющий, черный брусок дерева, достаточно большой, чтобы на него могли садиться голуби и чайки. Сплошь покрытый птичьим дерьмом, он находился в пределах досягаемости.

Вот как Джозеф Мур охотился. И тут до меня дошло. Вцепившись в лестницу так, что побелели костяшки пальцев, я вспомнил обглоданные голубиные скелеты и перья в бассейне. Если бы Джозеф Мур сам ел всех этих птиц на дне шахты, он не был бы таким худющим; большую их часть оттуда уносили. Он охотился ради «семьи». Используя свои длинные руки, он добывал для крыс еду, до которой сами они не могли добраться.

Однако в отличие от большинства инфернов-людей центром этой «семьи» Джозеф Мур не был. Он в одиночестве торчал здесь, на периферии, ненавидя жгучий для его глаз солнечный свет, но вынужденный убивать птиц ради того, чтобы «семья» не голодала.

Он был всего лишь слугой настоящего хозяина «семьи».

– Люди служат этому коту, – пробормотал я.

14
ШАРИКИ ИЗ СЛИЗИ СПАСАЮТ МИР

Ладно, помните шарики из слизи с ланцетовидными двуустками внутри? Оказывается, они не только инфицируют коров, улиток и муравьев. Они помогают спасать мир. Ну хорошо, не весь мир. Но они обеспечивают, чтобы не рухнул тот уголок мира, в котором живут коровы, улитки и муравьи. Вот как это происходит.

Когда коровы ищут, чего бы сжевать, они держатся подальше от по-настоящему зеленой травы. Она для них вовсе не плоха, но она такая ярко-зеленая потому, что коровьи лепешки удобряют ее. Опять же, коровьи лепешки сами по себе не создают проблем – у коров хватает ума не есть их. Однако в коровьих лепешках содержатся ланцетовидные двуустки. Значит, где-то поблизости есть инфицированные двуустками улитки, что, в свою очередь, означает наличие инфицированных двуустками муравьев, покачивающихся на стеблях зеленой травы и дожидающихся, пока их съедят.

Поэтому коровы развили в себе способность избегать участков ярко-зеленой травы. В конце концов, они вовсе не желают быть инфицированными ланцетовидными двуустками.

Проблема возникает, когда коров слишком много, а травы вокруг слишком мало. Коровы разрешают данную проблему, начиная есть зеленую траву, и в их желудки проникают ланцетовидные двуустки. Чем меньше травы вокруг, тем больше больных коров. Как следствие, у больных коров меньше телят. Популяция коров падает, и всем снова хватает травы. Улавливаете, в чем суть? Паразиты контролируют популяцию, являясь частью равновесия природы. Что произойдет, если избавиться от паразитов? Будет плохо.

Не так давно некоторые владельцы крупного рогатого скота решили увеличить стада с помощью смертоносных для паразитов медицинских средств. Они давали лекарства всем коровам и добились полного уничтожения паразитов. Их коровы приносили все больше и больше телят и ели всякую траву, какая попадалась, зеленую там или нет. Замечательно! Больше гамбургеров для всех! На время.

Выяснилось, что эти маленькие островки ярко-зеленой, кишащей паразитами травы очень важны. Они сохраняют почвенный слой. Без паразитов, регулирующих численность коров, они сжирали каждый квадратный дюйм травы, и вскоре пастбище превратилось в пустыню. Зато повылезали новые растения, например пустынный кустарник, и возвращение травы стало невозможно.

Все коровы умерли. Все улитки умерли. Всех муравьев сдуло ветром.

Без паразитов, которые держат нас под контролем, все мы вляпаемся в крупные неприятности.

15
ПУТЬ ВНИЗ

Джозеф Мур по-прежнему был без сознания, негромко посапывая на перьях. Может, во сне видел своего кота-владыку. Я задавался вопросом, станет ли, с точки зрения доктора Крысы, этот новый эволюционный трюк просто еще одним «вечно надеющимся монстром». Конечно, требуется несколько поколений, чтобы человек развил в себе потребность и возможность служения коту-инферну. Конечно, люди и коты вместе уже не одну тысячу лет, с тех пор, как египтяне поклонялись им, точно богам. Может, это просто новый виток.

Как бы то ни было, я считал своим долгом изловить этого кота. Вой, который я слышал в плавательном бассейне, должно быть, доносился с другого конца вентиляционного туннеля. Это означало, что кот унюхает мое приближение.

– Вот и прекрасно, – прошептал я.

В конце концов, у меня на вооружении была еще одна банка тунца.

Я перевел взгляд в глубину туннеля и понял, что утратил свое ночное видение. Разлитый над Гудзоном мерцающий солнечный свет оставил меня полуслепым; я видел только крапинки и полоски на фоне мрака. Закрыв глаза, чтобы дать им снова перестроиться на темноту, я медленно пошел по туннелю назад. Потом я услышал слабый звук шагов.

И мгновенно распахнул глаза, но туннель впереди оставался таким же абсолютно черным; я ощущал лишь исходящие из-за спины запахи перьев и спящего инферна. Я негромко выругался, больше не испытывая гордости за свои охотничьи инстинкты. Практически я, как недавно Джозеф Мур, оказался в безвыходном положении, ослепший, в той стороне туннеля, откуда дул ветер. И второй инжектор со снотворным остался в вещмешке.

Я припал к земле, ожидая нападения и внимательно прислушиваясь. Из темноты не доносилось ни звука. Может, шаги мне почудились? Мои вещи должны быть где-то здесь, скорее всего, на расстоянии нескольких метров. Стиснув зубы, я ринулся вперед, шаря руками по пыльному полу в поисках холодного металлического фонарика.

И успел заметить ее лишь мельком, за мгновение до того, как она нанесла удар, метнувшись из темноты и обрушившись на меня, словно чемодан, битком набитый книгами. Дыхание перехватило, я рухнул на землю. Длинные ногти царапали мне грудь, раздирая костюм. Я вслепую ударил кулаком и почувствовал под ним твердые мышцы. Инферн зарычала.

– Патриция! – закричал я, можно сказать, наугад.

Она зашипела и отскочила, отгоняемая проклятием собственного имени. Я оказался прав – это была жена Джозефа. Теперь, когда свет исходил у нее из-за спины, стали видны перья, застрявшие в волосах и прилипшие к коже. С длинными когтями и изможденным лицом, она выглядела как человек, отчасти превратившийся в ужасную хищную птицу. И готовилась снова броситься на меня.

– «У меня есть друзья в крутых местах», – запел я единственную песню Гарта Брукса, которая пришла на ум.

Мое пение на какое-то время сдержало ее, но этого хватило, чтобы распахнуть наполовину изодранный комбинезон. Патриция Мур в ужасе уставилась на мою грудь; оттуда на нее глядел жизнерадостный исполнитель кантри.

– «О да! – продолжал заливаться я. – Она мой ковбойский "кадиллак"!»

Широко распахнув глаза, она закричала и понеслась по туннелю в сторону света.

Там ее поджидало еще одно проклятие: собственный муж, лежащий на полу лицом вверх. Я развернулся и пополз дальше во тьму, продолжая торопливо обшаривать ладонями пол. Где, черт побери, мой фонарик?

В то же время меня терзал вопрос: как давно она выслеживает меня? Шла позади с того момента, как я спрыгнул в туннель? А может, всегда держалась где-то неподалеку от мужа, как Сара рядом с Манхэттеном?

Внезапно пальцы ткнулись в холодный металл, и фонарик отлетел еще дальше во тьму. Я зашарил, отыскивая его, и в этот момент уши резанул вопль Патриции Мур: страх за мужа, ужас при виде любимого лица слились в горестный крик, эхом отдавшийся в туннеле.

Наконец пальцы сомкнулись на фонарике. Патриция уже мчалась в мою сторону скачками, на руках и коленях, рыча, словно волк. Я прикрыл глаза рукой, направил фонарик в сторону Патриции и включил его на полную мощность. Дикие завывания смолкли, в туннель хлынул свет, настолько яркий, что даже перед закрытыми глазами заполыхали розовые от крови вены век.

Спустя мгновение я выключил фонарик и открыл глаза. На фоне льющегося из шахты солнечного света в центре туннеля припала к земле Патриция Мур, положив голову в усыпанную перьями пыль, без движения, точно в параличе от бесчисленных кровоизлияний в свои зрительные нервы.

Я переключил фонарик на слабый режим и на расстоянии всего нескольких ярдов дальше по туннелю нашел свой вещмешок. Достал запасной инжектор, зарядил его, преисполнившись благодарности за всю ту муштру, которой нас донимали на занятиях курса охоты, и повернулся лицом к Патриции. Она по-прежнему не двигалась. Возможно, отчаялась, решив, что муж мертв, или ей просто стало слишком трудно продолжать вести борьбу в мире, составной частью которого было мое исполнение «Ковбойского кадиллака». Как бы то ни было, она оставалась неподвижна, пока я медленно приближался к ней по усыпанному перьями полу.

Я протянул руку и вонзил иглу в ее плечо. Она вздрогнула, услышав шипение инжектора, вскинула голову и принюхалась.

– Ты один из парней Морганы? – спросила она.

Я удивленно замигал. Перед глазами все еще плясали яркие полоски и пятнышки, но выражение ее лица показалось мне задумчивым, почти исполненным простого любопытства. Голос, как у Сары, был сухой и хриплый, но вопрос прозвучал так разумно, так по-человечески.

– Да, – ответил я.

– Ты нормальный?

– Ну… наверное.

Она медленно кивнула.

– Ох, а я подумала, ты свихнулся, как Джозеф. – Лекарство начинало действовать, глаза у нее закрывались. – Она говорит, это происходит быстро…

– Что?

Патриция открыла рот, но, не издав больше ни звука, бесформенной грудой рухнула на пол.

Может, мне следовало подняться на поверхность, чтобы отдохнуть, перезарядить инжекторы и рассказать о своих открытиях в области новых трюков паразита. Может, мне следовало на месте дождаться транспортировочной бригады, вызвав их по сотовому телефону.

Оба моих пленника были не похожи на инфернов – Джозеф смотрел на оранжевый свет предвечернего солнца, как будто тот не беспокоил его, Патриция, едва идентифицировав мой запах, заговорила так понятно, так разумно. «Ты нормальный?» – спросила она. Да, все правильно. Я не из тех, кто живет в туннеле.

Однако это напомнило мне изменения, происшедшие с Сарой после того, как я загнал ее в угол, – как она просила показать ей Элвиса и без ужаса смотрела мне в глаза. Может, нужно рассказать обо всем как можно быстрее. Может, нужно хорошенько подумать о том, что же именно происходит быстро.

Но я не стал дожидаться, считая, что должен поймать кота-инферна. Сковав наручниками Патрицию Мур, я вызвал транспортировочную бригаду и сообщил им точные GPS-координаты пленников. Чтобы забрать инфернов, им даже не придется беспокоить Мэнни и жильцов дома. Они могут просто надеть форму служащих компании коммунального энергоснабжения, соорудить на пешеходной дорожке около реки Гудзон фальшивую стройплощадку и разрезать металлическую решетку в конце вентиляционного туннеля.

Я тоже был им не нужен и, имея на руках приказ о необходимости срочных действий, подписанный самим Мэром, счел разумным пройти по туннелю в другом направлении: вниз по склону, с дующим в спину устойчивым потоком ветра, туда, откуда доносился грохот огромных вытяжных вентиляторов.

Снова оказавшись под плавательным бассейном, я прислушался к звукам, доносившимся сверху по осыпающемуся водостоку. Ничего нового – по-прежнему несколько дюжин крыс скандалили и бегали среди перьев. «Семья» не вернулась, и к оставленному мной кошачьему корму никто не прикоснулся.

Интересно, как далеко по туннелю распространяется его запах и подтолкнет ли он кота-инферна к тому, чтобы обнаружить себя? С ветром, дующим мне в спину, я вряд ли мог рассчитывать застать его врасплох. Я держал фонарик включенным, не желая, чтобы на меня снова прыгнули в темноте.

Потом по туннелю поплыл новый звук, прорвавшись сквозь писк сверху, – низкий вой. Кот почувствовал мой запах и понял, что я приближаюсь. Интересно, спрашивал я себя, понимает ли он также, что двое его любимцев-инфернов выведены из игры? Интересно, насколько он умен? Судя по громкому эху кошачьего завывания, впереди должно было находиться большое открытое пространство. Давление ветра на спину усилилось, и пульсирующий ритм вытяжных вентиляторов стал более отчетливым.

Потом я ощутил что-то… дрожь земли. В отличие от шума вентиляторов, она устойчиво нарастала, и в конце концов вибрацию стен туннеля стало возможно увидеть невооруженным глазом. Я опустился на колени, внезапно почувствовав себя в узком туннеле, точно в ловушке. Борясь с паникой, я вглядывался во тьму, поворачивая голову то так, то эдак и стараясь разглядеть то, что приближалось.

Потом грохот достиг наивысшей точки и начал стихать, удаляясь, словно… звук мчащегося мимо поезда. Чип оказался прав. Поблизости проходил туннель подземки, и сейчас как раз начинался час пик. Дрожь земли объяснялась вовсе не яростью какого-то неведомого создания глубин, просто жители Нью-Джерси набились в вагоны и теперь ехали домой. Я встал, чувствуя себя полным идиотом.

Однако сотрясение земли привело к тому, что расшевеленные им клубы пыли сейчас висели в воздухе. И они были освещены. Выключив фонарик, я увидел просочившиеся в туннель лучи света. Они пульсировали, становясь то ярче, то темнее, – по-видимому, я находился совсем недалеко от вытяжных вентиляторов.

Туннель заканчивался чуть дальше, и, выйдя из него, я оказался в огромной пещере – настоящем царстве машин. Жужжащие турбины наполняли воздух запахом смазочного масла и электричества, над головой с равномерной скоростью вращались два огромных вентилятора с лопастями восемь футов в поперечнике – та самая вентиляционная система, о которой говорил Чип.

Между вращающимися лопастями проглядывало темно-голубое небо раннего вечера. В те дни, когда я искал дом Морганы, мне часто приходилось видеть это здание – впечатляющую кирпичную колонну без окон, высотой в десять этажей, – похожее на тюрьму, возведенную на самом краю реки. Внутри оно выглядело так же безрадостно, со всеми механизмами, на скорую руку выкрашенными серой краской и усыпанными птичьим пометом. Скудный солнечный свет пульсировал в такт вращению лопастей, устойчиво засасывающих воздух и выбрасывающих его вверх вместе с пылью и перьями.

Нервничая, я обыскивал взглядом огромное пространство – мой слух инферна был сейчас бесполезен. Однако во всей этой путанице эксплуатационного оборудования, мусора и пустых кофейных чашек ничего неожиданного не наблюдалось. Кем бы ни был мой кот – результатом мутаций или носителем давнишнего штамма болезни, – его «домашние» инферны не охотились на рабочих, обслуживающих эти вентиляторы. Однако куда он девался? Последний раз вой наверняка доносился отсюда, но двери на пешеходную эстакаду и мол оказались заперты. Единственный доступный путь наружу, который я видел, представлял собой металлическую лестницу, уводящую еще дальше вниз. Я постучал фонариком по перилам, послав в глубину клацающий звук удара металла о металл. Спустя несколько секунд кот-инферн испустил долгий вой. Эта тварь заманивала меня вниз.

– Иду, – пробормотал я, включая фонарик.

Внизу был мир труб, воздушных шахт и холодной воды, просачивающейся сквозь сковывающий реку бетон, оставляя на нем темные потеки. Лестница уходила вниз и в сторону от реки. В конце концов соленый запах Гудзона остался позади; стены здесь были из гранитной подстилающей породы. Сейчас я оказался под туннелем подземки, в зоне обслуживания с ее путаницей кабелей и шахт. У Чипа в офисе имеется фотография огромной машины, которая просверливала этот туннель: парасиловой бур, медленно ползущий сквозь землю, – источник всех его ночных кошмаров.

Мой фонарик осветил табличку, висящую на цепях, натянутых поперек лестницы.

ОПАСНО

Запретная зона

Как будто почувствовав мои колебания, кот снова взвыл; крик поднимался откуда-то снизу, словно призрак.

Я остановился и принюхался, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Сквозь запах влаги, машинного масла и крысиного помета пробивался другой; – мощный, странный и незнакомый; он, словно тяжелая рука, давил мне на грудь. Это не был запах инфернов или глубокого подземелья.

Это был тот же мерзкий запах, который я почувствовал вчера. Запах смерти. В глубинах моей генетической памяти замигали огни и зазвучали сигналы тревоги.

Я нервно сглотнул и поднырнул под цепи, зацепившись вещмешком за ржавые звенья, которые зловеще заскрипели. Далеко вниз уходили покрытые влажными трещинами гранитные стены. Казалось, тьма поглощает свет фонарика и создает долгий эффект эха моих шагов. Больше мне не попадались кофейные чашки – если тут когда-то и был мусор, он давно сгнил и время сгладило все следы. Припомнились слова Чипа о том, что рабочие подземки сюда больше не заглядывают, и я вполне понимал их. Или, по крайней мере, чувствовал, что именно их путало: мерзкий запах, вызывающий ощущение чьего-то холодного присутствия.

В конце концов лестница закончилась разломом скальной породы; щель была достаточно велика, чтобы пройти сквозь нее. Я так и сделал. Усеянный вкраплениями слюды гранит засверкал в свете фонарика, отбрасывающего причудливые, зазубренные тени.