Текст книги "Сребреники Иуды"

Автор книги: Скотт Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава шестая

Не скоро свершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов челопечеекпх делать зло.

Книги Екклесиаста, или Проповедника, 8:11

Кардннал Бенелли посмотрел на часы. Пора спать. Прочитал последние слова: « Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма».

Затем положил Библию на кресло рядом с кроватью. Ладно, закончу главу из Книги Иова завтра вечером. Тяжелое чтение. Бедный Иов. Мало того, что страдает невинный, так выясняется, что Бог намеренно заставляет его страдать. Это особенно ужасно.

Бенелли выключил свет. Сегодня был длинный и унылый день. Утром встреча с делегацией священников из Буркина Фассо, которые рассказали в деталях о резне христиан в этой стране. Куда катится человечество? Страшно подумать. И что может сделать он, кроме как говорить прочувственные слова и молиться?

Днем заседание финансовой комиссии Римской церкви. Оказывается, казна снова пуста. Расходы Ватикана с каждым годом почти удваиваются. Потом этот инцидент со священниками в Китае… Дальше вспоминать не хотелось.

Бенелли прочитал традиционные молитвы. В конце добавил несколько пожеланий от себя. Разумеется, ничего эгоистичного. Просто выразил горячую надежду, что заседание экуменической[2]2
  Экуменическое движение ставит целью объединение всех христианских церквей и достижение вероисповедного единства христиан .


[Закрыть] комиссии в четверг, на которой он будет председательствовать, пройдет хорошо. Эти евангелисты такие беспокойные!

Наконец он лег спать. Но опять, как и в последние несколько дней, сон не шел. В чем дело? Вроде днем не особенно нервничал… Может быть, это просто возраст и надо принять снотворное? Нет.

Бенелли закрыл глаза и медленно погрузился в сон.

Он вглядывался в звезды. Не ясно было, где все происходит, в каком месте. Беспредельность разворачивающегося перед ним космоса ошеломляла. Одна галактика за другой, расширяющиеся, сжимающиеся. Огромная, ничем не измеримая загадка. Само время внушало страх. Речь шла не просто о нескольких годах, нет. О сотнях тысяч лет, миллионах миллионов. И человек – ничтожная былинка во всем этом водовороте.

Бенелли необыкновенно воспарил духом. Ему казалось, что он брошен в теплый водоем, затерянный в никому не ведомом загадочном мире. Его упоение было почти запредельным.

И вдруг в мгновение ока он осознал, что постиг суть человечества. Эта, без сомнения, ничтожнейшая духовная субстанция космоса каким-то странным, удивительным образом оказалась самой что ни на есть значительной. На него снизошло откровение, что где-то среди человечества Бог спрятал ключ ко всему, в том числе и к самому себе и к вечной жизни. Это потрясало. Значит, все можно постичь. А затем Бенелли разглядел нечто другое, трагическое, ужасное по своей сути, и неожиданно проснулся, испуганно сел в постели, еще наполовину полный этим откровением. Где-то вдалеке был слышен собачий лай. Почему папа предложил посетить обсерваторию? Бенелли приподнялся и замер. Что это? В сознании всплыли слова святого Петра, первого, кто занял папский престол: «Одно то не должно быть сокрыто от вас, возлюбленные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день. Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долго терпит нас …»[3]3
  Второе послание Петра, 3:8—9 .


[Закрыть].

Теперь Бенелли, уже по-настоящему напуганный, вскочил с постели и опустился на колени. Было ощущение, будто некий посланец пытается ему что-то сообщить, а он не может, не хочет принять сообщение. Мобилизовав всю силу воли, кардинал попытался вытеснить из сознания это с трудом поддающееся пониманию пророчество, умоляя:

– Пусть это случится не сейчас, чтобы я смог дожить свой век.

Слова медленно улетучились из сознания. Бенелли продолжал стоять на коленях.

Глава седьмая

3лые духи… враги рода человеческого рассудок имеют рациональный, но мыслят без слов. Искусные в пороке, жаждущие причинить вред, изобретательные на уловки, они искривляют восприятие людей, сбивают с толку бодрствующих и смущают спящих.

Молот ведьм

Прошел месяц.

Дни Пола были насыщены исключительно приятными событиями: бесконечные телевизионные интервью, несколько ток-шоу, предложения от издателей. Полицейское управление Сан-Франциско пригласило его для консультаций по делу серийного маньяка, поскольку Крамер был признан невиновным.

Общественность и большинство коллег-психиатров сочли, что Пол был прав. Бен от высказываний воздерживался, но Пол не обращал на это внимания. Теперь уже было совершенно ясно, что к серийным убийствам Крамер отношения не имел. Он был образцовым заключенным, занимался в тюрьме плетением корзин и не раз заявлял в интервью, что пытается найти Бога. Пол даже согласился выступить экспертом при повторном слушании дела об убийстве в баре. Если все пройдет успешно, через несколько месяцев Крамер выйдет.

Стало также известно, что психика у Лоры Дьюкс была неустойчивая и в шестнадцать лет после ссоры с приятелем она уже пыталась покончить самоубийством. Жаль, что социальные работники не обнаружили этого раньше. Видимо, семь лет спустя стресс из-за потери сестры стал последней каплей. Правда, Пол сомневался, что тут можно было что-то сделать: если человек решил свести счеты с жизнью, его трудно остановить. Но самое главное произошло у него совсем недавно.

Актовый зал университета начал заполняться. Здесь было свыше тысячи мест, но сейчас впускали только по пригласительным билетам. На конференцию съехался весь цвет мировой психиатрии. Бен уже успел поздороваться с несколькими знаменитостями.. Мужчины почти все были в смокингах, женщины – в великолепных вечерних платьях. Уже сам по себе факт, что конференция, посвященная памяти Карла Юнга, в этом году проводилась в университете Сан-Франциско, был весьма знаменательным. А тут еще открывать конференцию докладом поручили профессору Полу Стафферу.

После трагической гибели Йоханна Херманнса в авиационной катастрофе под Мюнхеном международный комитет решил нарушить традицию и выбрал в качестве основного докладчика тридцатидевятилетнего Пола Стаффера. Это был революционный шаг. Блестящий, нетрадиционно мыслящий, опровергающий всяческие авторитеты, профессор был пока еще для коллег темной лошадкой. Но все в университете, втом числе и Бен, не сомневались, что комитет вряд ли пожалеет о своем выборе. Что бы Пол ни говорил, это наверняка будет свежо и интересно.

– Добрый вечер, Бен!

– Привет, Мэри. Где вы потеряли своего мужа?

– Он, как всегда, интенсивно общается. – Мэри засмеялась, поправляя бретельку на бледно-голубом вечернем платье и кивая на Пола, который стоял, окруженный группой гостей. – А вот и ваша жена.

Бен грустно кивнул. Флоренс изливала словесный поток на сэра Гарольда Пикертона, крупнейшего современного психиатра-криминалиста. Мэри видела, что бедный ученый не знает, куда деваться. Он кивал, соглашался, а Флоренс все говорила и говорила.

Наконец прозвенел звонок, и все начали рассаживаться.

– Такой интересный человек, такие разносторонние знания! – с восторгом проговорила Флоренс, садясь рядом с Мэри. – Конечно, моя дорогая, я постаралась убедить его, что твой муж гений.

Сэр Гарольд Пикертон, с трудом оправившись от натиска могучей женщины, поднялся на кафедру. Вначале он предложил почтить минутой молчания память Йоханна Херманнса, затем объявил конференцию открытой. Затаив дыхание Мэри наблюдала, как Пол поднимается на кафедру.

– Леди и джентльмены, – начал он сдержанным, дружелюбным тоном, – я Пол Стаффер, профессор криминальной психиатрии университета Сан-Франциско. Кроме того, я занимаю должность старшего консультанта учреждения с режимом строгой изоляции, попросту говоря, специальной тюрьмы, где содержатся самые опасные и жестокие преступники страны. Таким образом, уже в течение многих лет я внимательно наблюдаю тех, кого широкая публика считает монстрами, о чьих преступлениях сообщается на первых полосах газет, для кого граждане нашей страны требуют смертной казни. Это серийные убийцы, растлители малолетних, каннибалы, садисты. Это все мои пациенты, хотя я бы поостерегся называть их моими друзьями. – По залу пронесся сдержанный смешок. – В своем докладе я хочу проанализировать отношение религии к добру и злу и обозначить нашу концепцию контроля за поведением преступников. – Он подался вперед, чуть повысив голос. – Позвольте прежде всего высказать основной тезис. Религиозная концепция добра и зла, которая доминирует в западном обществе и с помощью которой регулируется поведение людей, а также определяется мера наказания преступникам, в современной психиатрии никакой роли не играет. Взяв на вооружение современные лекарственные препараты и терапию, мы не станем впутывать сюда мораль, а будем обходиться только чистой медициной. Это даст нам возможность спасти даже тех преступников, которых общество отвергло и приговорило к смерти.

– Пока все очень хорошо, – произнесла Флоренс громким шепотом.

Далее Пол рассмотрел в деталях роль религии в регулировании поведения людей. Он заметил, что в течение столетий церковь монополизировала право контролировать основополагающие аспекты повседневной жизни человека – брак, развод, гомосексуализм, нарушение супружеской верности, брачный возраст, законнорожденность и так далее.

– Церковь даже предписывала людям основные сексуальные позы, которые считались единственно приемлемыми. – Пол усмехнулся. – Видимо, это идет еще со времен Евы.

В зале раздался смех. А что, остроумное начало! Действительно, давно уже пора науке занять место религии в современном обществе. Мэри покраснела. Слова Пола ей не нравились.

Пол углубился в историю церкви. В течение столетий, заявил он, она строжайшим образом контролировала поведение людей, определяя, что хорошо, а что плохо. Для тех, кто, с точки зрения церковников, поступал плохо, существовала такая мера, как отлучение от церкви. Ну и соответственно пытки, сожжение на костре еретиков, сектантов, ведьм и колдунов.

– Но человечество от этого не стало лучше ни на йоту, – заметил Пол. – В этих репрессиях не было никакой необходимости. Во имя Бога творилась чудовищная несправедливость. И сегодня мы наконец пришли к осознанию того, что нужны не гонения, а терпимость и понимание. Мы постепенно освобождаемся от фетишизирования догм, осознаем, что пора прекратить церкви – подчеркиваю: любой церкви – узурпировать право регулировать поведение людей и проклинать их, если они не соответствуют религиозным критериям. В освобождении от влияния церкви вместе с другими науками существенную роль играет медицина. Мы говорим людям, страдающим проказой или шизофренией, что это не Божье наказание, а обычная болезнь. – Пол сделал небольшую паузу, окинув взглядом аудиторию. – В нашей стране, как и во многих других, мы больше не подвергаем остракизму молодых незамужних мамаш, гомосексуалистов, неверных мужей и жен. Почему? А все потому, что осознали: их действия не подрывают основы общества, эти люди не преступники, а просто другие. Люди имеют право быть другими – даже радикально другими, – если только своими действиями не причиняют вреда окружающим.

Раздались слабые аплодисменты. Публике нравилось. Правда, пока все это казалось не так уж оригинально, но было зато ясно, сжато и подстегивало мысль.

– Таким образом, – продолжил Пол, – сегодня в наших тюрьмах и психиатрических больницах содержится более узкий круг пациентов, действительно больных, а не тех, чьи моральные, сексуальные или религиозные взгляды отличаются от взглядов большинства. И я не оговорился. Те, что в тюрьмах, тоже больные. И этот круг может быть существейно сужен с помощью медикаментов и терапии. В случае совершения серьезных преступлений нам следует внимательно исследовать пациента, чтобы определить болезнь, заставившую его пойти на такое. Ибо причина преступления – болезнь, отсутствие душевного равновесия.

Опять аплодисменты. Пол понимал, что приблизился к опасному повороту. Критику церкви сейчас принимают довольно легко, особенно в той ее части, где говорится, что пора ей перестать контролировать мораль. Но с утверждением, что совершившие ужасные преступления – просто больные, а не изначально порочные, согласиться гораздо труднее.

– Теперь мы подходим к величайшему табу человечества – убийству. Однако убийцы бывают совершенно разные.

Пол изложил свой опыт работы с совершившими убийства в семейных ссорах и под влиянием наркотиков, рассказал, насколько параметры их личности и психики отличаются от параметров профессиональных убийц и психопатов. Сточки зрения религии, их всех следует стричь под одну гребенку.

– Я приветствую тот факт, что общество хотя и медленно, но все же начинает склоняться к тому, что убийцы в определенных обстоятельствах имеют право через какое-то время возвратиться в общество. Например, женщины, убившие своих сожителей после многих лет физических и эмоциональных издевательств, дети, убившие сверстников, не осознавая последствий своих действий, совершившие убийство ради милосердия и прочее. Это самый большой прорыв, происшедший за последние двадцать лет. И несмотря на то что в большинстве религий таких людей продолжают предавать анафеме, мы, профессионалы, будем пытаться им помочь. – Прошло двадцать минут. Пол знал, что публика с ним, но теперь начиналось самое трудное. Он ступил на тонкий лед. По этому вопросу не было твердого согласия даже среди психиатров, а о широкой публике и говорить нечего. – И наконец, самое трудное. Педофилы, убивающие детей ради сексуального удовлетворения, обычные с виду люди, зверски убивающие одноклассников и коллег, мучители, поедающие плоть своих жертв, серийные убийцы, профессиональные наемные убийцы. Что делать с этими людьми? Уничтожить во имя мести? Навечно запрятать в тюрьму?

– Да, – отчетливо произнес женский голос откуда-то из центра зала. Раздалось еще несколько негромких реплик в поддержку незнакомки. А затем тишина.

Пол едва заметно усмехнулся.

– А мой ответ – нет. Если мы отбросим в сторону нашу религиозную мораль и подавим отвращение к этим деяниям, то будем вынуждены признать, что интенсивная грамотная терапия способна реабилитировать даже тех, кого мы ранее относили к неизлечимым. Люди, пусть совершившие самые чудовищные преступления, все равно остаются людьми и, по моему опыту, изначально порочными не являются. Их нужно не уничтожать, а лечить с учетом психических отклонений и условий, в которых они воспитывались и росли.

В заключение я выражаю надежду, что придет день, когда религиозные понятия добра и зла больше не будут фигурировать в суде при рассмотрении серьезных преступлений. И тогда многие из сегодняшних «монстров», если мы перестанем их демонизировать, а будем пытаться им помочь, могут быть возвращены обществу как полноценные граждане. Тут главное – проявить понимание и суметь проникнуть в сущность.

Последние слова зал встретил аплодисментами. Первый раз за много лет это было не просто невнятное бубнение.

Флоренс повернулась к Мэри.

– Дорогая, я поспешу его поздравить. Но кто эта ужасная женщина, которая выкрикнула «да»?

Вскоре почти все перекочевали в бар. Лицо Пола порозовело от алкоголя и похвал. Мэри успела поцеловать мужа, прежде чем его увлек в сторону румынский психиатр.

Ближе к полуночи толпа у стойки поредели. Бен с женой пробились к Полу.

– Мы едем домой. Еще раз поздравляю.

Флоренс припечатала к щеке Пола свой фирменный поцелуй.

– Великолепно! Вы превзошли самого себя! Грандиозно!

– Спасибо. – Пол усмехнулся. – Слишком много похвал для одного вечера. Боюсь, что моя голова раздуется. – Он посмотрел на Мэри. – Мы тоже едем. Мне только нужно сходить в кабинет, взять кое-какие бумаги. Я вернусь через пару минут.

Пол подошел к лабораторному корпусу, кирпичной башне, облицованной стеклом, открыл входную дверь специальным ключом. При этом в холле раздался продолжительный звонок. Не включая в коридоре свет, он поднялся в полумраке на три пролета.

Сегодня у него были все основания быть довольным собой. Доклад прошел успешно. Он действительно начинает становиться знаменитостью. А все началось с дела Крамера. Пол шагал мимо кабинетов коллег, читая фамилии, написанные черным маркером на стеклянных панелях.

«Да, дела у меня идут много лучше, чем у них. Думаю, пришло время переоценить отношения с Мэри. Конечно, жаль, но она вряд ли будет способна пережить мой успех. В общем, теперь мне нужна женщина помоложе и более амбициозная. Естественно, Рейчел должна остаться со мной, потому что так у нее будет более удачный жизненный старт. Я постараюсь воспитать ее энергичной, напористой, уверенной в себе. Это ключевые качества, чтобы подняться наверх – ведь выживает самый приспособленный».

А вот и кабинет. Пол порылся в карманах, неожиданно почувствовав сонливость. Это, конечно, от алкоголя и оттока адреналина. Наклонился к замочной скважине.

– Извините.

От неожиданности он уронил ключ. Рядом в полумраке стояла женщина. Стройная блондинка. Не молодая, по крайней мере не очень молодая. Впрочем, оценить ее возраст было трудно. Не студентка, вероятно, к тридцати. Слегка взволнованна. Пол наклонился поднять ключ.

– Прошу прощения. Чем могу помочь?

– Я слушала ваш доклад.

– Вам понравилось?

– Замечательно. Йоханн Херманнс вряд ли прочитал бы лучше. Мы за вас болели.

– Болели?

– Ну, за ваш доклад. – Она улыбнулась, провела рукой по волосам. – Мы знали, что вы будете на высоте. Просто знали.

Пол хотел спросить, кто это «мы», но передумал. Он попытался открыть дверь, но ключ почему-то не проворачивался. Он обратился к незнакомке.

– Большое спасибо.

– Впрочем, я не согласна с вашими рассуждениями насчет добра и зла, – произнесла она глубоким, мягким голосом.

– А… кто вы?..

– Хелен.

– Хелен. – Ключ провернулся. – Может быть, зайдете? Или давайте встретимся завтра. В данный момент я не в лучшей форме для философской беседы, голова немного кружится от выпитого. – Он засмеялся. Хелен его поддержала. Смех был приветливый и беззаботный.

– Я просто подошла, чтобы поздравить вас с успешным выступлением, – сказала она, намекая, что не собирается входить в кабинет.

– Но вы со мной не согласны.

– Может быть. В любом случае Крамер оказался прав.

– Что?

– Насчет того, что вам доверят прочесть доклад на открытии конференции. – Она улыбнулась. – Мне нужно идти. Уже поздно.

Пол был ошеломлен. В этой женщине было что-то интригующее. Странная манера держаться и понимающий многозначительный взгляд. Не сексуально многозначительный, а просто многозначительный. И потом, она сказала что-то о Крамере. Возможно, он недопонял.

– Может, зайдете?

– Нет, мне нужно идти. – Она пошла по коридору. В конце обернулась. Ее лица в полумраке он уже разглядеть не мог. – Увидимся за ужином.

– Каким ужином?..

Но она уже скрылась за поворотом.

Пол закрыл за собой дверь, пожал плечами. Странная женщина! Какой ужин она имела в виду? Ему очень захотелось увидеть ее снова, поговорить. С ней, должно быть, интересно. Он включил настольную лампу, начал искать папку, затем неожиданно направился к двери. «Я назначу ей встречу на завтра», – решил он.

Пол вышел в коридор, прошел к лестничной площадке, наклонился через перила.

– Хелен!

В ответ тишина. Он прислушался. Никого. Она не могла выйти так быстро, ведь прошло меньше минуты, как они расстались. Пол спустился по лестнице, бормоча под нос ругательства, потому что сейчас все лампы были почему-то погашены. На ощупь добрался до входной двери, толкнул. Она была заперта. Естественно. Но у нее не могло быть специального ключа. А если бы даже был, то почему не прозвенел звонок?

Как же она вышла? Должно быть, через один из пожарных выходов с другой площадки. Пол прошел туда, потрогал двери на первой и второй площадках. Они были заперты на ключ и засов. Оставалась третья. Он подошел к тяжелой стальной двери, повернул ручку. Тоже заперта.

Ему вдруг стало страшно.

Через несколько секунд, взяв себя в руки, Пол вернулся в кабинет, стараясь не думать о странном исчезновении Хелен. Быстро собрал нужные бумаги. Все, пора идти. Мэри уже заждалась.

К тому же ему хотелось поскорее убраться отсюда.

Глава восьмая

Еще хуже то, что отсутствие интуиции лишает нас способности справиться со злом.

Карл Юнг. Неисследованная Самость

– Вам есть еще в чем исповедаться?

Хотя этот вопрос был необходимой частью ритуала, кардинал Бенелли принялся размышлять. Он исповедался в своих обычных грехах: склонности к гордыне – не столь неожиданной, наверное, у второго по значению человеке в Ватикане, – склонности к критике других священнослужителей, когда следовало бы проявить больше отзывчивости, склонности к чревоугодничеству – помимо воли он бросил взгляд на свой живот.

– Нет, отец.

Отец исповедник начал налагать епитимью, затем дал отпущение грехов. Кардинал Бенелли всегда пытался внимательно его выслушать и принять слова к сердцу. Однако на этот раз не слушал – он был погружен в мысли.

Дело в том, что ему следовало бы еще кое в чем исповедаться. Но тут, к сожалению, никакой ясности не было. Это был не обычный земной грех. И вообще, грех ли?

Месяц назад ему приснился сон – звезды. Это был всего лишь сон, но он по-прежнему его тревожил. Когда в ту ночь кардинал опустился на колени вознести молитву, он был почти уверен, что это нечто большее – Божественное послание, направленное к нему. Однако к утру эта уверенность исчезла. Он начал сомневаться, и мало-помалу ясность возникшего во сне образа потускнела.

Дверь в исповедальню открылась. Кардинал Бенелли вышел в личную часовню папы, небольшую, живописно оформленную комнату в папских апартаментах. Отец исповедник и кардинал встали перед распятием. Дневной свет струился сквозь витражные окна в потолке, окрашивая помещение в яркие цвета.

– Прошу простить меня за любые грехи, какие я, возможно, совершил в отношении вас.

Бенелли кивнул. Отец исповедник всегда произносил эти трогательные слова после исповеди. Их взгляды встретились. Бледно-голубые глаза священника смотрели на него со спокойной уверенностью. Кардинал не сомневался, что этот человек совершил в своей жизни очень мало грехов. «Почему некоторые люди кажутся мне духовно выше? Это наказание за мой высокий пост? За гордыню, самый тяжкий из всех грехов?»

Они направились к двери. Отец исповедник заметил, что за последние несколько недель лицо кардинала стало изможденным и напряженным, как будто ему приходилось нести тяжелую ношу. Он резко остановился.

– Может быть, вы хотите мне что-то сказать?

Бенелли не решался. Было огромное желание попросить у отца исповедника совета, но нельзя. Некоторые вопросы ему положено обсуждать только с папой, и ни с кем больше, ни с каким другим человеческим существом. Этот обет он дал, когда стал главой святой палаты. Его нельзя нарушить.

Бенелли напряженно улыбнулся.

– Со мной все в порядке.

Отец исповедник открыл дверь, пропуская Бенелли вперед.

Конечно, папе он тоже ничего говорить не собирался. Святой отец слишком занят, чтобы беспокоить его по пустякам. У него сотни других проблем, ведь католиков на земле свыше полумиллиарда. И что по сравнению с этим какие-то сомнения пожилого кардинала!

Выходя из часовни, Бенелли оглянулся. Может быть, все-таки надо было сделать признание? Рассказать о Божественном послании? Поговорить о странной легенде, пришедшей из глубины веков?

Дверь часовни закрылась. Бенелли признания не сделал.