Текст книги "Индийские сказки"

Автор книги: сказки народные

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

ИНДИЙСКИЕ СКАЗКИ

Индийские сказки

Индийские сказки, эти чудесные плоды народной мудрости и фантазии, восходят к глубокой древности. Еще до нашей эры индийские писатели записывали народные сказки и составляли из них так называемые «сказочные сборники», в которые иногда включали отрывки из литературных произведений, а возможно, и рассказы собственного сочинения. На протяжении веков сказки не только передавались из уст в уста на многоразличных языках Индии, но и переходили из одной книги в другую, нередко подвергаясь литературной обработке. Создавались и записывались новые сказки; в старых сказках сюжет претерпевал различного рода изменения; иногда две или три сказки сливались в одну или же, напротив, одна сказка распадалась на два-три самостоятельных рассказа. Индийские сказочные сборники переводились на языки других народов, и переводчики в свою очередь вносили в текст множество изменений – опускали одно, добавляли другое, переделывали третье.

Как и все живое, индийская сказка на протяжении своей долгой жизни менялась, варьировала форму и сюжет, облачалась во множество разнообразных одеяний, но не утратила ни молодости, ни красоты.

Неисчерпаема индийская сказочная сокровищница, неизмеримо богато и многогранно ее содержание. Заглянем в нее, и перед нами, отраженные в зеркале народного творчества, пройдут представители всех слоев индийского общества – князья и ремесленники, брахманы и воины, купцы и крестьяне, судьи и отшельники. Рядом с людьми мы увидим здесь фантастические существа и животных. Надо, впрочем, сказать, что фантастика не играет большой роли в индийских сказках. Авторы их явно предпочитают рассказывать о мире реальном, а мир животных они используют для маскировки. Животные в сказках, сохраняя свои традиционные свойства (змея – злобу, осел – глупость, лиса – хитрость, и т. п.), служат для обличения человеческих пороков и социальной несправедливости.

Индийские сказки изображают жизнь такой, какая она есть в действительности, но одновременно указывают, какой она должна быть. Как и в реальной жизни, не всегда в сказках порок бывает наказан, не всегда торжествует добродетель. Но сказка всегда говорит, что порок должен быть наказан, что добродетель должна торжествовать. И если в некоторых сказках мы видим, как сильный одолевает слабого, то другие учат побеждать грубую силу разумом и дружеской взаимопомощью. Так, в «Сказках попугая» лягушка, шершень и птички, объединившись, одолели слона.

Остры и выразительны сказки, направленные против правящих классов, богачей-торговцев, брахманов и дервишей. Из сказки «О том, как бадшах узнал себе цену» читатель узнает, что цена монарху – ломаный грош, а в другой сказке «О радже и его визире» – что подданные относятся к нему не лучше, чем он относится к ним. Низложенный народом царь, действующий под маской лягушки, не колеблется погубить своих подданных, призвав на помощь змею; но помощь чужеземцев – обоюдоострое оружие, и свергнутому властителю едва удается спасти свою шкуру.

Царь всецело в руках придворных и не даром старается окружить себя родными и друзьями (сказка «О княжне и Хуме»). Прислушиваясь к совету одной придворной партии, он награждает просителя, по доносу другой – убивает его (сказка «О брахмане, льве, гусе и вороне»).

Очень тонкую, завуалированную сатиру на аристократию мы видим в 8-й главе «Сказок попугая». На первый взгляд кажется, будто выведенный в ней вельможа исключительно самоотверженный человек: он согласился отдать бедняку не только огромное богатство, но и свою жизнь. Однако вельможа этот – государственный казначей, значит он мог свободно распоряжаться казенным золотом, поэтому и щедрость его немногого стоит. Готовность вельможи пожертвовать жизнью также обманчива: он ухитрился не только остаться в живых, но и приобрести еще больше почета и славы.

Следует, однако, отметить, что среди сказок встречаются и такие, в которых воспевается монарх и проповедуются верноподданнические идеи. Такова, например, 4-я глава «Сказок попугая». Правда, весьма сомнительно, что выраженные в ней идеи – плод глубокого убеждения автора. Читая оригинальные или переводные сочинения писателей феодальной Индии, не следует забывать, в каких условиях эти произведения создавались. Авторы их в большинстве были «придворными поэтами» и находились в полной зависимости от государя и его приближенных, получая вознаграждение за свой труд из казны, нередко в форме помесячного жалования. Ясно, что они были вынуждены угождать своим работодателям, в чьих руках находилось их благосостояние да и сама жизнь.

Тем не менее мы видим во многих сказках и замаскированную и даже неприкрытую сатиру на властителей и придворную знать. Не раз встречается в них образ обманутого и побежденного царя, порой выступающего в маске тигра или «царя зверей» – льва. Не раз повествуют сказки о том, что только льстецам и подхалимам удается сохранить свое положение при дворе, а кто не умеет льстить, может и жизни лишиться (сказки «О тигре, волке и лисе», «О льве и его подданных» и другие).

Резко отрицательно изображают сказки торговцев, ростовщиков и других толстосумов. Так, например, в «Сказках попугая» мы читаем о купце, который в минуту меланхолии роздал свое богатство нищим, но потом с радостью снова накинулся на золото и лживыми показаниями на суде погубил брадобрея. В сказках «О купце и его приятеле» и «О мудреце, бадшахе и продавце благовоний» фигурируют купцы, обманувшие доверие своих друзей; в сказках «О купце и носильщике» и «О выжиге и его слуге» – люди, эксплуатирующие бедняков. Но бедняки непокорны. Они возмущаются и наказывают своих обидчиков. Носильщик, поняв, что наниматель его обманул, разбивает свою хрупкую ношу; слуга бьет палкой хозяина-выжигу и отбирает у него свои трудом заработанные деньги.

Интересно отметить, что в индийском фольклоре немало пословиц и поговорок, бичующих торговцев: «Торговец ограбит и друга»; «Поле пахал я, а житницу наполнил купец»; «Верь тигру, змее, скорпиону, но слову торговца не верь»; «Торговец закупает сахар, а если цены упадут, он и жену продаст» и другие.

Велико также количество пословиц и поговорок, высмеивающих брахманов (жрецов). Вот некоторые из них: «Идолы слушают песнопения, а брахманы кушают жертвоприношения»; «Боги фальшивы, брахманы нечисты»; «У людей горе – брахману доход»; «Крестьянин пашет, брахман попрошайничает».

В сказках высмеиваются и брахманы и дервиши (религиозные аскеты – мусульмане). В «Сказках попугая» фигурируют и брахман, обманом добывший жену, и брахман, ослепленный жадностью, и религиозные аскеты, нарушившие обет целомудрия. В сказке «О монахе и четырех жуликах» высмеян монах, суеверный глупец. Сказка «О воробьях и дервише» сопровождается выразительной характеристикой, разоблачающей низость дервишей. Сказка «О набожном коте» рисует, опять-таки в маске животных, ханжу-паломника и его не в меру доверчивых спутников.

Авторы сказок часто относятся скептически и к представителям суда и администрации. Так, в «Сказках попугая» мы видим судью, который, забыв о своих обязанностях, старается заполучить красавицу. Классовую сущность суда рисует сказка, в которой судья выносит обвинительный приговор брадобрею на основании лживых показаний купца. Есть в «Сказках попугая» и котвал – начальник полиции, обманом пытающийся овладеть красивой женщиной, и острая сатира на охранную полицию: кошка, нанятая для истребления мышей, которые тревожат тигра, только пугает их, но не ловит, зная, что если мыши исчезнут, ее уволят за ненадобностью. В сказке «О факире и мышах» староста деревни и сборщик налогов пытаются обмануть нищего факира.

Простые люди играют большую роль в индийских сказках. «Каждый, кто трудится, приносит пользу людям», – говорится в сказке «О коне и воле». Почерневшие от загара рабочие руки бедной крестьянки красивее, чем холеные руки знатных женщин-тунеядиц (сказка «О трех знатных женщинах и нищей старухе»).

Трудовой народ широко представлен в индийских сказках. В сказках действуют столяры, плотники, портные, ткачи, горшечники, брадобреи, садовники, охотники, птицеловы, носильщики, ювелиры. Ко всем им, кроме ювелиров, слывущих в народе обманщиками и занимающихся ростовщичеством, авторы сказок относятся сочувственно. Ремесленники изображаются как искусные мастера, работающие усердно, но лишенные возможности выбиться из нищеты.

Во многих сказках отражено бедственное положение трудового люда в феодальной Индии, когда народ, угнетаемый властями и разоряемый поборами, страдал еще и от войн между местными владетельными князьями и от чужеземных захватчиков. Эти сказки начинаются с того, что люди, гонимые голодом, покидают свою родину и уходят на заработки. Особенно выразительна история ткача Зарира: несмотря на свое высокое мастерство, он в родном городе уже не находит сбыта для дорогих тканей своего изделия, недоступных обедневшему населению.

Многие индийские сказки бичуют жадность, себялюбие, лень, лживость, хвастовство, подхалимство и другие пороки. Резко осуждается в сказке «О летучей мыши» трусость и предательство: тот, кто в них повинен, обречен на вечное одиночество.

Зато дружба и верность находят в сказках высокую оценку. Без друзей самая жизнь человека теряет смысл (сказка «О царе Сулеймане и журавле»); друзья должны делить и горе и радость (сказка «О двух путниках и их находке»). Ссоры и споры не доводят спорщиков до добра и приносят пользу лишь кому-то третьему (сказки «О ссоре птиц», «О моем и твоем» и другие).

Таково идейное содержание многих индийских сказок. Что касается формы, то поистине можно сказать, что в этих сказках «словам тесно, а мысли просторно». Мысль в них всегда выражена предельно сжато, но яркими и точными художественными средствами.

* * *

Сказки, помещенные в первой части этой книги, взяты из сборников, изданных в Индии и Европе в XIX и XX вв. на языке урду. Вторая часть книги содержит «Сказки попугая».

Как было сказано выше, индийские писатели уже в глубокой древности начали записывать и обрабатывать народные сказки. Обрабатывая народные сказки, писатели усложняли узор их фабулы, вводили в рассказ стихи, пословицы, изречения, сами создавали новые сказки и нередко объединяли ряд рассказов в сборник, скрепленный так называемой «рамой». Этим термином принято обозначать характерный для древних индийских писателей композиционный прием, когда отдельные произведения, не имеющие между собой внутренней связи, объединяются искусственно, путем ввода их в фабулу особой основной повести, служащей им как бы «обрамлением». Здесь уместно вспомнить, что по этому принципу построен прославленный сборник арабских сказок – «Тысяча и одна ночь».

Типичная схема подобных сборников такова: повествование начинается с изложения основной фабулы. По ходу ее один из персонажей рассказывает другому сказку, а когда сказка заканчивается, он, по требованиям обрамляющей повести, начинает другую, затем третью и так далее, пока, наконец, не наступает момент, когда рассказчик умолкает и обрамляющая повесть завершается.

В некоторых «обрамляющих повестях» бывает несколько рассказчиков и говорят они поочередно. Таким образом, каждая сказка, словно камень в оправу, включается в отрезок обрамляющей повести, а звенья оправы, прикрепленные друг к другу, образуют единую цепь. Некоторые сказки в свою очередь служат «рамой» для вводных рассказов[1]1
  Так, в одной из глав «Сказок попугая» жена воина рассказывает мужу о приключении жены джоги, а в другой – олень рассказывает ослу о пьяных ворах.


[Закрыть].

Самый термин «индийский сказочный сборник» в значительной мере условен, ибо сборники эти обычно составлены из разнородных литературных произведений: новелла, волшебная сказка, назидательная история, народный анекдот, басня, притча уживаются вместе, объединенные сюжетом обрамляющей повести[2]2
  До нас дошло несколько древних индийских сказочных сборников на санскритском языке: Панчатантра (Пять книг), Веталапанчавиншати (Двадцать пять рассказов Ветала), Хитопадеша, Тридцать два рассказа трона, Море сказочных потоков Сомадевы и др. Все они многократно переводились на европейские и азиатские языки и породили множество переделок и обработок.


[Закрыть].

Все отмеченные особенности индийских повествовательных сборников характерны и для «Сказок попугая», которые, таким образом, служат типичным образцом этого рода литературы.

Основной, но не единственный первоисточник «Сказок попугая» – это древний индийский сборник на санскритском языке, озаглавленный «Шукасаптати» (буквально «Попугай-семьдесят», то есть – «Семьдесят сказок попугая»). Обрамление сборника – повесть о попугае, который семьдесят ночей подряд рассказывал сказки жене своего хозяина, чтобы помешать ей пойти на свидание. До нас дошло несколько рукописей этого сборника, различающихся между собой сюжетами отдельных сказок, стилем и некоторыми другими особенностями. Первоначальная редакция, по-видимому, утеряна. Время составления сборника некоторые исследователи относят к XII веку н. э., составитель же остался неизвестным. Сюжеты некоторых сказок, входящих в состав «Шукасаптати», сходны с сюжетами более ранних индийских литературных произведений.

Первой, точно датированной обработкой «Шукасаптати», однако не на санскритском, а на персидском языке, является известная «Тути намэ» («Книга попугая»), созданная Зия-уд-Дином Нахшаби[3]3
  Зия-уд-Дин Нахшаби (в современном персидском произношении Нехшеби) был родом из Средней Азии, но жил в Индии, вероятно при дворе какого-нибудь владетельного князя мусульманина. Писал на персидском языке. Умер в 1350 г. Из его произведений наиболее известна «Тути намэ» («Книга попугая»).


[Закрыть]в 1330 году; но есть сведения, что в те времена существовала другая, не дошедшая до нас версия «Шукасаптати» на персидском языке. Эту книгу, по-видимому, и обработал Нахшаби.

«Тути намэ» Нахшаби далеко отошла от «Шукасаптати». Число глав сокращено до пятидесяти двух, многие сказки отсутствуют или заменены заимствованными из других индийских сказочных сборников, а частично, может быть, вновь созданными; иногда две или несколько сказок, взятых из «Шукасаптати», соединены в одну или же одна сказка разделена на ряд самостоятельных повествований. Весь текст подвергнут основательной переделке: изменились не только имена персонажей, места действия, многие детали, но в иных сказках и самый узор фабулы.

Из персидских переделок «Тути намэ» Нахшаби наибольшую известность приобрел индийский вариант Мохаммада Кадири, писателя, жившего в Индии в XVIII веке.

Редакция Кадири во многом отличается от текста Нахшаби. Количество глав в ней сокращено до тридцати пяти; добавлены две новые сказки; некоторые вводные рассказы выделены в самостоятельные сказки, другие опущены или заменены новыми. Изменились подробности и даже сюжеты некоторых сказок.

«Книга попугая» Мохаммада Кадири была переведена на афганский и на несколько новоиндийских языков, а из европейских – на русский, английский, немецкий и французский.

На новоиндийских языках существует, большое количество вариантов «Сказок попугая» в стихах и прозе. Одни восходят к «Тути намэ» Кадири, другие – к «Тути намэ» Нахшаби, третьи – непосредственно к «Шукасаптати». Наиболее популярной в Индии редакцией этого сборника является «Тота кахани» Хайдар-Бахша Хайдари на языке урду, одном из самых распространенных языков Индостана.

Хайдар-Бахш Хайдари родился в XVIII веке в Дели, но еще ребенком переехал вместе с отцом в Бенарес. Здесь он получил прекрасное образование, а затем поступил на службу в бенаресский суд. Однако призванием его была литература. Еще будучи чиновником в суде, он написал несколько произведений, но развернулась его литературная деятельность в Калькутте, где ему предложили занять должность преподавателя в колледже Форта-Уильяма. Год его смерти точно не установлен. По одним источникам, он скончался в 1828, по другим – в 1833 году.

Самым прославленным произведением Хайдари является «Тота кахани» (буквально «Попугай-сказка», иначе говоря «Сказки попугая»). Это перевод на язык урду, а точнее – обработка «Книги попугая» Мохаммада Кадири. Созданная в 1801 году, «Тота кахани» уже в 1803 году была опубликована в Калькутте и с тех пор переиздавалась многократно[4]4
  Данный перевод «Сказок попугая» на русский язык сделан с индийского издания «Тота кахани», вышедшего в 1921 году в Лакхнау.


[Закрыть].

Как и другие восточные переводчики того времени, Хайдари не стремился педантично придерживаться оригинала. Лишь очень немногие фразы Кадири переведены им точно. Кое-что он выпустил и многое добавил. Узор фабулы как в обрамляющей повести, так и в отдельных сказках, правда, оставлен им без изменений, но разработан более тщательно, чем в оригинале: Хайдари ввел в свой текст подробности описательного характера, обогатил диалоги персонажей, особенно – беседы попугая с Худжастой в обрамляющей повести. У Кадири обрамления большей частью очень кратки. У Хайдари они развиты и служат уже не только механической сцепкой отдельных сказок, но приобретают самостоятельное значение. В них дается яркая характеристика хитрого, осторожного, себялюбивого попугая и его простодушной, легкомысленной слушательницы, а по содержанию своему каждое из них представляет собой небольшое введение к очередной сказке. Обогащают версию Хайдари новые пословицы, поговорки, а также многочисленные стихотворные вставки.

Настоящий сборник является первой попыткой познакомить советского читателя с народными сказками на языке урду.

М. Клягина-Кондратьева

НАРОДНЫЕ СКАЗКИ
Перевод В. Л. Крашенинникова

О том как один бадшах узнал себе цену

Некий бадшах[5]5
  Бадшах – царь.


[Закрыть] созвал со всех концов своего государства мастеров и умельцев и сказал:

– Вы знаете, на что нужна каждая вещь, и можете определить ей цену. Так скажите же – велика ли цена мне? Только смотрите, не ошибитесь. За ошибку накажу сурово.

Выслушали мастера приказ бадшаха и закручинились. Ни один не надеялся спасти свою жизнь и честь.

Был среди тех мастеров один умный старик, который много чего повидал на своем веку. И вот он так сказал своим товарищам:

– Ведите меня к его величеству бадшаху. Я скажу, как велика ему цена, и спасу вашу честь.

Тогда мастера привели старика к бадшаху и доложили:

– Этот старик знает цену его величеству бадшаху, наместнику бога на земле.

– Докладывай нам все, как есть, – приказал бадшах, – не уменьшай и не прибавляй. Не то будешь строго наказан!

Старик поклонился и сказал:

– Цена бадшаху, прибежищу мира, ломаный грош!

Услышал бадшах, какая ему цена, и спросил старика:

– Как так? Почему такой бадшах, как я, стоит всего только ломаный грош?

Старик ответил:

– Когда человек покупает раба, он заставляет этого раба выполнять всякие работы, нужные и ненужные, а сам ничего не делает. Но, если кто-нибудь купит ваше величество, он не получит от этой покупки ни малейшей пользы. Не вы будете ему служить, а он вам. Да еще придется вас всячески ублажать и почитать, а толку от вас никакого.

О летучей мыши

Некогда между зверями и птицами вспыхнула великая война. Тогда летучая мышь сказала себе:

– Никто еще не решил, кто я такая – зверь или птица. Одни говорят, что я зверь, другие, – что птица. Лучше мне пока держаться особняком да обдумать все хорошенько. Не стану я примыкать ни к зверям, ни к птицам; погляжу, кто кого одолеет. Чья сторона победит, на ту я и перейду!

Тем временем звериное войско встретилось с птичьим, и завязалось сражение. А летучая мышь только смотрела на битву издалека. И стало ей казаться, что побеждают птицы. Тогда она полетела в их сторону, но не приблизилась к ним, только подумала: «Вот одержат победу, я к ним и примкну!»

Но тут ей вдруг показалось, что одолевают звери. Тогда летучая мышь шмыгнула в ряды зверей и заявила:

– Морда у меня точь-в-точь такая, как у мышей. Детеныша своего я кормлю молоком, а птицам этого не дано. Значит, я зверь. Так примите же меня в свое племя! А уж я век буду вам служить верой и правдой. Ни за что на свете вас не предам!

Звери поверили летучей мыши и приняли ее в свое племя.

А птицы-то все-таки победили зверей – очень уж храбрый был у них полководец – орел. Тут летучая мышь испугалась до смерти и подумала: «Не миновать мне теперь птичьих когтей!»

Подумала так летучая мышь и решила спасаться бегством. Улетела в горы и леса и стала там укрываться в дуплах деревьев.

Так вот она теперь и живет, презренная; днем прячется, а ночью, когда все птицы сидят в своих гнездах, вылетает наружу.

* * *

Воистину недостойно быть трусом, а вероломство и подлость постыдны и достойны порицания!

О купце и носильщике

Один купец сказал носильщику:

– Возьми-ка эту корзину с бутылками и отнеси ко мне. А за работу я дам тебе три совета, да такие, что тебе великую пользу принесут.

Носильщик согласился, взвалил корзину на плечи и пошел за купцом. Вот прошли они треть пути, носильщик и говорит:

– Ну, сахиб[6]6
  Сахиб – господин; ставится после имени.


[Закрыть], каков ваш первый совет?

Купец ответил:

– Если кто скажет тебе, что лучше голодать, чем ходить с полным животом, ты с этим никак не соглашайся!

– Хороший совет! – отозвался носильщик.

Когда они прошли вторую треть пути, носильщик снова спросил купца:

– Ну, а второй совет?

Купец проговорил:

– Если кто скажет тебе, что лучше ходить пешком, чем ездить верхом, смотри не подумай, что это правда!

– Еще того лучше! – одобрил носильщик.

Когда же они подошли к дому купца, носильщик попросил:

– Теперь дайте третий совет!

И купец сказал:

– Если кто скажет тебе, что он видел носильщика глупее тебя, ты этому отнюдь не верь!

Тут носильщик рассердился, в гневе грохнул корзину об землю и воскликнул:

– А если тебе кто скажет, что в этой корзине хоть одна бутылка осталась целой, ты этому тоже отнюдь не верь!

О выжиге и его слуге

Жил-был один выжига. Не хотелось ему платить жалованье своим слугам, и вот завел он себе простыню, да такую короткую, что если накроешься ею с головой, простыня не достанет до ног, а если закроешь ноги – не достанет до головы. Когда кто-нибудь из слуг просил у хозяина свое жалованье за месяц, выжига ложился и приказывал:

– Возьми-ка вон ту простыню и накрой меня!

Если слуга покрывал хозяина с головой – хозяйские ноги оставались голыми; если же он укутывал его ноги – непокрытой оставалась голова. Тогда хозяин сердился, обвинял слугу в неповиновении и выгонял, не заплатив за работу. И такая про него пошла худая слава, что никто больше не захотел ему служить.

Но вот спустя много дней появился в тех местах какой-то чужой человек и нанялся к нему в работники. Соседи стали ему советовать:

– Твой хозяин – выжига. Лучше уйди от него.

– А что? – спросил новый слуга.

Соседи рассказали ему, как несправедливо поступает его хозяин, но слуга сказал:

– Я все-таки буду ему служить, а когда уйду, получу с него свое жалованье сполна.

И он усердно служил хозяину, а когда прошел месяц, попросил у него свое жалованье. Тогда хозяин, по своему обыкновению, лег и приказал слуге:

– Возьми-ка вон ту простыню и покрой меня!

Слуга взял простыню и покрыл его с головой. Тогда хозяин сказал:

– Не видишь разве – ноги голые!

Слуга прикрыл ему ноги.

– Гляди, голова открыта! – крикнул хозяин.

Слуга опять прикрыл ему голову простыней.

А хозяин рассвирепел и закричал:

– Ты что, ослеп? Видишь – ноги непокрыты! Так-то ты меня слушаешься!

Тогда слуга, не говоря худого слова, поднял палку, что тут же лежала припрятанная, да как хватит хозяина по обеим ногам! Тот сразу ноги поджал – клубком свернулся под простыней. А слуга мигом подоткнул простыню со всех сторон, сказал хозяину: «Мое почтение!» – забрал свое жалованье и был таков.

О коне и воле

Конь и вол паслись рядом на лугу. Но вот конь взглянул на вола с презрением и сказал:

– Эй ты, пахарь! Как ты смеешь щипать траву рядом со мной? Держись подальше! Ступай своей дорогой!

Вол очень рассердился, но стерпел обиду и спросил коня:

– Брат! Почему ты ставишь так высоко себя и так низко меня?

– Как! Разве ты не видишь, какие красивые попоны кладут мне на спину, какими золотыми и серебряными драгоценностями меня украшают! – воскликнул конь. – Сам бадшах ездит на мне, треплет меня по холке, хвалит и ласкает. А какое я быстроногое и полезное животное! А ты что такое? Бадшах на тебя и взглянуть-то не захочет!

– Это все верно! – промычал вол. – А все-таки я полезней тебя. Я хоть и не быстроног, да зато силен! Если бы я не пахал, не таскал воду из колодца, не поливал полей, не молотил урожая на току, не отвозил в город повозки с зерном, не вращал мельничных колес и не молол зерна, так не только ты, но и твой благородный всадник-бадшах померли бы с голода. Своим трудом я кормлю, обуваю и одеваю весь мир!

– Ах ты, наглец! – вскричал конь. – Не городи вздора! А не то так лягну, что твое толстое брюхо лопнет!

Вол в долгу не остался – на дерзость ответил коню дерзостью. Еще немного – и не миновать бы драки. Но тут случился поблизости слон. Подошел он к спорщикам, узнал, о чем идет спор, и промолвил:

– Эй вы, безмозглые! Зря спорите. Оба вы полезны каждый по-своему. Слушай, брат конь! Как вол не может выполнить твою работу, так и ты не можешь заменить вола. Ты служишь человеку, но и вол усердно трудится на него. Так же приносят пользу и другие домашние животные. А твоя похвальба – это сплошная чушь. Не ссорьтесь! Ступайте и занимайтесь каждый своим делом!

Услышал конь эти слова, признал, что правда на стороне слона, и стыдно ему стало. С тех пор он никогда больше не хвастался и никого не ставил ниже себя, – понял, что каждый, кто трудится, приносит пользу людям.

О путнике и шайтане

Шел один человек по дороге, а навстречу ему – шайтан в человеческом обличье. Увидел его путник и спрашивает:

– Ты кто такой?

– Я шайтан! – ответил тот.

– Скажи мне, зачем ты творишь всякие пакости? – спросил его путник. – Ведь за это тебя люди осуждают.

– А я ничего плохого не делаю! – возразил шайтан. – Вы, люди, сами безобразничаете, а на меня вину валите. Если не веришь, подожди здесь немного: своими глазами увидишь, кто творит зло – я или вы сами!

И вот шайтан в обличье человека купил немного меда в ближней лавке, обмазал этим медом ее дверь, а сам отошел в сторонку. В тот же миг дверь облепили мухи. На мух кинулся паук; на паука бросилась какая-то птица. А тут как раз скакал мимо главный сокольничий с охотничьим соколом на руке. Сокол слетел с руки сокольничего и схватил птицу, а лавочник подумал, что это коршун прилетел. Запустил в сокола гирей и убил его наповал. Сокольничий бросился на лавочника; тот ему сдачи дал. Началась драка. Прибежали стражники, схватили лавочника и увели.

Тут шайтан сказал путнику:

– Теперь видел, сахиб? Я только и сделал, что дверь медом вымазал; ну а все прочее, что ты сейчас видел, кто это натворил?.. Так вот и всегда. Сами глупости делаете – шайтан виноват!

И, сказав это, шайтан пошел своей дорогой,

О слоне и четырех слепцах

Четверо слепцов брели по дороге. Навстречу им шел слон.

– Посторонитесь, слон идет! – крикнули слепцам прохожие.

Слепцов обуяло любопытство.

– А какой он, слон? – спросили они. – Покажите его нам!

Прохожие тогда попросили махаута[7]7
  Махаут – погонщик, который сидит на шее слона и управляет им, ударяя его по голове короткой железной палкой.


[Закрыть].

– Останови-ка на минутку слона! Эти вот незрячие хотят узнать, какой он.

Махаут остановил слона, и все четыре слепца принялись его ощупывать. Одному под руки попался хобот, другому– нога, третьему – брюхо, а четвертому – хвост.

Вот ощупали они слона, и махаут погнал его дальше.

А прохожие спросили слепцов:

– Ну, знаете теперь, какой он – слон?

– Да, знаем! – ответили те.

– Какой же?

Слепой, что ощупал хобот, ответил:

– Он похож на толстую змею, которая свернулась кольцом.

Слепой, что ощупал ногу слона, сказал:

– Нет, ошибаешься! Он похож на столб.

Слепой, что ощупал слоновое брюхо, сказал:

– Оба вы говорите неправду! Слон похож на громадную бочку для воды.

А тот, что ощупал хвост, заявил:

– Все вы ошибаетесь. Вовсе он не такой, как вы говорите. Слон похож на корабельный канат.

Так эти четверо слепцов, ошибаясь сами, обманывали друг друга. А ведь каждый из них говорил правду. Кто сколько узнал, тот о том и рассказал.

О «моем» и «твоем»

На ветке старого дерева поселилась птица. Каждый год, когда приходила весна, она прилетала, вила себе гнездышко, несла яйца, выводила птенцов, а улетала, когда лето кончалось. Так прожила она два года. На третий год, в начале весны, она прилетела опять. Видит – на этой самой ветке сидит какая-то другая птица с пучком травы в клюве и вьет гнездо. Рассердилась старая птица и говорит:

– Откуда ты явилась и что делаешь?

Молодая птица ответила:

– Я прилетела, чтобы здесь поселиться. Видишь – вью себе гнездо!

Старая птица обозлилась еще пуще.

– Нет, здесь ты не останешься, – говорит. – Тут мой дом!

А молодая ей на это:

– Ну и ну! Не успела прилететь, а говоришь – это мой дом! Нет, сестра! Я сюда прилетела раньше тебя, натаскала шерсти и волоса, травы и соломы, собрала их на этом вот сучке и начала вить себе гнездо. Погляди, сколько я уже сделала! Тут не твой дом будет, а мой!

Старая птица разъярилась и закричала:

– Нет! Это не твое место, а мое! Я два года подряд прилетала сюда весной и всегда строила свой дом на этой вот ветке! А ты в первый раз сюда прилетела, показываешь на какие-то четыре былинки и заявляешь свои права на мою ветку, говоришь, что она твоя. Нет, нет! Ты здесь не останешься; я останусь!

Молодая птица тоже рассердилась и крикнула:

– Нет! В этом году я прилетела первая и уже начала строить свой дом. Я останусь, а не ты!

Тут старая птица кинулась к ветке и мигом расшвыряла во все стороны и шерсть и травинки. А молодая птица бросилась на старую, и началась между ними драка. Одна кричит:

– Я прилетела раньше! Я раньше дом построила, здесь я и останусь!

Другая кричит:

– Я два года подряд сюда прилетала и здесь жила! Это мой дом, я тут и останусь!

Случилось так, что под этим деревом сидела кошка и грелась на солнышке. Услышала она шум, встала и говорит:

– Погляжу-ка, что там такое!

И вот кошка тихонько подкралась и вспрыгнула на дерево. Сидит, слушает, о чем птицы спорят. «Ну, – думает, – ни одна из вас тут не останется!» Потом одним прыжком добралась до спорщиц, и обе они очутились у нее в когтях.

Сначала кошка строго сказала старой птице:

– В этом году ты опоздала, вот и потеряла право на эту ветку. Кроме того, ты забияка. Я не могу оставить тебя в живых.

И кошка съела старую птицу. Потом обратилась к молодой и говорит:

– Старая птица несколько лет жила на этой ветке. Значит, это ее ветка, а не твоя. А ты мне тоже что-то не нравишься. Не оставлю тебя в живых!

Тут она съела молодую птицу и, наевшись, ушла.

О брахмане, льве, гусе и вороне

Как-то раз один брахман ушел из своей страны в соседнюю на заработки. Шел-шел, и что же он видит? Лев сидит в своем логове. Увидел его брахман – чуть не умер от страха. Что делать? Думал-думал – ничего не придумал, совсем обеспамятел; сам не свой выхватил священную книгу, которую взял с собой, и стал читать ее вслух.

В тот день при льве состоял один из его советников– гусь; и лев спросил гуся:

– Что это за человек?

– Ваше величество, – сказал гусь, – этот человек – жрец-летописец. Он пишет историю ваших предков, описывает их деяния и ваши; восхваляет и вас и весь ваш род. Надо бы вам наградить его. Да будет благословенно ваше величество!

Выслушал лев гуся и пожаловал брахману две сумы с деньгами – в каждой было по тысяче рупий. Брахман обрадовался и вернулся домой. А дома принялся мотать деньги – ведь они ему без труда достались; да и надеялся он, что еще получит.