Текст книги "Маленькая ложь Бога"

Автор книги: Сирил Массаротто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Annotation

Сирил Массаротто решил вернуться к героям своего первого, ставшего бестселлером романа «Бог мой приятель». Что будет после смерти? Точнее, будет ли что-нибудь после того, как окончится земная жизнь? Главный герой попадает в потусторонний мир. Он привык считать Бога своим приятелем, союзником, который уверенно ведет его по жизни, подкидывая верные решения. Но выяснилось, что и Бог иногда не говорит всей правды…

Сирил Массаротто

День первый

Пролог

Маленькая ложь

«А это еще что такое?»

Маленькие секреты Сада

День второй

Первый итог

Смотритель и подопечная

Нежданный гость

День третий

Слова, о которых мы сожалеем

Один месяц, один день

Безделье

Серьезные вещи

Один месяц, два дня

Откровения

Три месяца, семь дней

Власти

Три месяца, двадцать дней

Последний выбор

Шесть месяцев

Одни

Один год

Конец

Уход

Эпилог

Лео

notes

1

2

3

4

Сирил Массаротто

Маленькая ложь Бога

День первый

Пролог

На момент моей смерти

Когда мне исполнилось тридцать лет, я подружился с Богом. Мы стали приятелями.

Эта дружба длилась три десятилетия: тридцать лет смеха, полного взаимопонимания и доверия. Так могло бы продолжаться и гораздо дольше, но, к сожалению, я только что умер.

Ничего особенного, смерть как смерть: острое нарушение мозгового кровообращения, короче говоря, инсульт. На деле – пара головокружений, потом обморок и – раз! – конец. Занавес.

Я страшно разозлился, что умираю таким молодым, ну да ладно, надо признать, что все прошло неплохо, я не почувствовал ни малейшей боли. Это меня несколько утешило, поскольку я всегда был страшно чувствителен к физической боли; если проще, Бог говорит, что я кривляка, ну да это ведь Бог, он такой – любит надо мной приколоться.

А может, уже надо говорить, что он любил надо мной приколоться? Может, мне пора говорить о себе уже в прошедшем времени – раз я умер?

Надо сказать, что все это довольно-таки неприятно. Хотя я уже давно был в курсе того, что с нами происходит, когда наша жизнь кончается, я все же был потрясен. Гораздо больше, чем можно было бы себе представить.

Я думал, что перенесу свою смерть легко, а на деле оказалось, что нет: умирать – дело серьезное.

В моей жизни было немало волшебных минут, незабываемых радостных мгновений, но были и страшные драмы, непреодолимые невзгоды – думаю, как и у всех мужчин и женщин на этой земле. Но в отличие от всех остальных мужчин и женщин мне невероятно повезло, потому что во все эти мгновения рядом со мной был Бог. Он был у меня не в мыслях, не в душе, нет, он на самом деле был рядом. Я не обращался к нему ни с просьбами, ни с молитвой, все это было абсолютно ни к чему: мне достаточно было просто поговорить с ним. Я знал, что он – мой настоящий друг, что он всегда рядом, всегда готов поддержать и понять меня, и это делало мою жизнь совершенно особенной.

Теперь же, когда я умер, я, наоборот, знаю, что мне предстоит отказаться от всех привилегий, которые давала мне дружба с Богом: больше никаких поблажек, я такой же жмурик, как и все остальные. Потому что я прекрасно знаю (мы говорили с ним об этом десятки, нет, сотни раз), что там бывает после смерти: ничего.

Совсем ничего

Ни рая, ни ада.

Только надгробная плита.

Узнав про это «ничего», я был в шоке. Хотя до встречи с ним я не был верующим человеком, но все же где-то в подсознании у меня имелось некое смутное представление о том, что будет после – нечто туманное, вроде награды для тех, кто в течение жизни поступал хорошо, и попутно – наказание для остальных.

Так вот нет. Ничего подобного.

Однако, если после смерти и правда ничего нет, я знал уже давно, что в момент самой смерти что-то все же есть. Что-то очень важное. Последнее, что нужно сделать, – дать ответ на Вопрос.

Ах, этот Вопрос! Сколько времени при жизни я ломал себе над ним голову, пытаясь представить его себе! Всеми мыслимыми и немыслимыми способами я подмазывался к Богу, чтобы тот хотя бы заговорил о нем, в надежде, что он даст мне ниточку, какой-то знак – малюсенький. Но у меня так ничего и не вышло – надо отдать ему должное: у Бога есть принципы, и он ими не поступается.

В самый момент моей смерти, то есть всего несколько секунд назад, Бог задал мне наконец свой знаменитый Вопрос, тот самый, который он задает каждому из нас.

Вопрос Вопросов.

Сказать, что я был изумлен, – это ничего не сказать: оказывается, мне предстоит решить, должно ли человечество существовать дальше, да или нет.

Вот так.

Очень просто.

Просто, да все же не легко. Потому что дело в том, что ответ каждого умершего падает на чашу весов, где уже находятся миллиарды предыдущих ответов. И если в один прекрасный день число «нет» перевесит число «да», человечество окончательно погибнет.

Так что все очень даже серьезно.

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что речь и правда идет о Страшном Суде, с той лишь разницей, что здесь не Бог судит людей, а люди попросту судят самих себя. И от голосования не отвертишься – да-да, я спросил на всякий случай.

Как только мы даем ответ, наша последняя задача считается выполненной, и мы умираем насовсем. Таковы условия договора.

Я обратил внимание Бога на то, что для последних мгновений нашей жизни обстановочка получается средненькая, что он мог бы уж постараться и устроить что-то вроде небольшого праздника, пирушки, но у него, похоже, не было настроения шутить, и тогда я тоже принял серьезный вид и стал размышлять над тем, что же мне ответить на Вопрос Вопросов.

Протянув немного время, что, как мне кажется, было вполне законно, я пришел к выводу, что, хотя бы ради тех, кто мне дорог, ради моего сына Лео, внучки Ивуар, а также в память об Алисе, моей дорогой Алисе, с которой я так надеялся встретиться когда-нибудь там, наверху, – то есть здесь, я могу дать только один ответ. Конечно же, человечество должно жить дальше.

Тогда я просто ответил: «да».

И закрыл глаза, смакуя последнее мгновение своего существования. Я только что произнес свое последнее слово, внес свой вклад в огромное дело: я рассудил, что человечество должно жить дальше. «Да» – прекрасное последнее слово, гуманный поступок, дающий остальным надежду на будущее, которого у меня больше не было.

Я уходил из жизни с легким сердцем, на пределе восторга.

Я стоял с закрытыми глазами, крепко зажмурившись, как бывает, когда боишься, что тебя сейчас ударят, и не знаешь, с какой стороны последует удар, в ожидании… не знаю, боли, что ли, в тот момент, когда моя душа растворится в небытии, чего-то вроде электрического разряда, или это будет как испарение? Но ничего не произошло. Похоже, это будет дольше и тяжелее, чем можно было ожидать, подумал я и, втянув голову в плечи, стал ждать, когда дамоклов меч упадет на меня и разорвет мне душу.

Я ждал.

Ждал.

Маленькая ложь

Я жду уже секунд двадцать – целую вечность. Но ничего не происходит. Тогда я осторожно приоткрываю один глаз: Бог стоит напротив меня, как и стоял. И так странно на меня смотрит.

– Я все еще здесь?

– Да.

– Ну, так давай, делай что там положено, хлопай в ладоши, щелкай пальцами, чтобы я исчез! Я готов.

– Знаешь…

– Что? Ты еще не решил? Ты хочешь меня оставить?

– Ну, я бы выразился несколько иначе, но в общем, да, что-то в этом роде…

– Правда? Ты хочешь сделать мне поблажку? Ох, дружище, ну ты меня и обрадовал! Нет, правда, лучше тебя нет на свете!

– На самом деле это не совсем поблажка…

– Да назови это как хочешь, мне плевать! Дай-ка я тебя обниму…

– Погоди, успокойся и послушай меня пару секунд…

– Слушаю, слушаю – сколько хочешь!

– Так вот, чтобы ты знал – это для всех одинаково.

– Что – одинаково? О чем ты?

– Ну как тебе объяснить, чтобы ты не нервничал… Я про жизнь после смерти. Получается, что я говорил тебе не совсем правду, не всю правду.

Я не верил своим ушам… Неужели все это время он что-то скрывал от меня?

Тридцать лет мы были вместе, делили на двоих все переживания, радости и невзгоды, тридцать лет каждый вторник он приостанавливал вечером время, чтобы мы могли побыть вдвоем, поболтать обо всем и ни о чем, главное – посмеяться вдоволь, и вот теперь – такое?

Неужели все эти тридцать лет мой лучший друг так чудовищно лгал мне, а я ему верил?

– Как это – «сказал не совсем правду»? Надеюсь, ты шутишь?

– Нет, я серьезно.

– Ты мне солгал.

– Да. Но ты же знаешь, я всем вам лгу. Ты сейчас поймешь…

– Ничего я не собираюсь понимать! Нельзя вот так играть с человеческими чувствами! Ну и ну! Поздравляю! Браво! Ну ладно я, мы знаем друг друга, но остальные-то, остальные! Они впервые встречаются с Богом в самый страшный момент своей жизни, если можно так выразиться, и ты с ходу врешь им в глаза! Хорошенькое дельце! Просто класс! Мои поздравления, Господи Боже мой!

– Я так и знал, что ты разнервничаешься…

– Хочу тебе напомнить, что ты начал с того, что заверил меня, будто бы Вопрос вопросов…

– Стоп!

Он поднимает руку, жестом призывая меня замолчать. Немного помедлив, я все же уступаю ему слово. Если честно, то мне и самому любопытно, что он скажет, а поворчать я и после успею…

– Вопрос Вопросов, будущее человечества – все это правда. Ты покончил со своими земными делами. Но душа твоя никуда не исчезнет. Во всяком случае, не сразу. Да ты скоро сам все поймешь. А теперь, пожалуй, продолжим церемонию перехода в мир иной, если ты не против?

– Я так понимаю, что у меня нет выбора?

– Практически нет.

– Так чего же тогда меня спрашивать? Валяй!

Бог отворачивается и какое-то время стоит спиной ко мне, словно сосредоточиваясь на чем-то. Затем обеими руками очерчивает полукруг прямо перед собой в направлении непроницаемой массы облаков. Облака начинают медленно двигаться, и вдруг сквозь них прорезается золотой луч, потом другой. А потом десятки лучей начинают бить отовсюду, так что мало-помалу все пространство перед Богом заливается золотым светом, который медленно сгущается, принимая форму огромной арки, за которой виднеется длинная лестница, спускающаяся к зеленому лугу.

И тут он оборачивается ко мне, протягивает руку к арке и торжественно, самым серьезным тоном говорит: «Человек, дитя мое, плоть от плоти моей, брат мой, добро пожаловать в Смерть».

Я жду продолжения, но ничего не происходит. Тогда я позволяю себе вопрос:

– И что, это срабатывает?

– Что именно?

– Да вот это: «Добро пожаловать в Смерть». Считается, что это должно впечатлять?

– Ну, не скрою, кое-какой эффект это производит…

– Как мало людям надо!

– Ну, конечно, они же не вы, господин привереда…

– Да, привереда, потому что мне надоело твое вранье! Я-то думал, что всё, конец, а тут, оказывается, полагается еще добавка!

– Да погоди ты, сейчас все поймешь! Уж поверь, что, если я не сказал тебе, что после жизни есть что-то еще, у меня были на то свои соображения!

– Еще бы, ты же – Бог, у тебя всегда есть свои соображения… Короче, что это за место такое?

– Пойдем туда, и я все тебе объясню, согласен?

– Это что, экскурсия?

– Ну да, что-то в этом роде.

– Ну, давай, я за тобой.

– Нет, ты должен пройти первым.

– Вот как?

– Ну да. Так надо: Бог не должен входить в Смерть прежде…

– Мертвеца.

– Именно.

– Скажешь, это – логично? Ну, ладно, иду первым.

Я спускаюсь по белым ступеням, а сам думаю: что же меня там ждет? Я только что пережил потрясение – сначала от собственной смерти, затем – от Вопроса Вопросов; потом я уже было решил, что вот-вот исчезну насовсем, а теперь вот еще и… это – не знаю, что и как называется.

Столько переживаний за несколько минут – не много ли на одного человека? Могу себе представить, что происходит с остальными! Ведь им, кроме всего этого, приходится еще и примириться с мыслью, что Бог таки существует! Бедняги… У них явно ум за разум должен заходить!

Как бы то ни было, я все еще живу, вернее – существую так или иначе, и, думаю, в глубине души мне от этого легче. Кроме того, со мной мой Друг; и несмотря на его вранье, я рад быть рядом с ним. Спускаясь по ступенькам, я оборачиваюсь, он улыбается мне своей доброй улыбкой, и я, как всегда, сразу начинаю размякать. При виде его, точно такого же, каким я впервые его увидел, мое не бьющееся больше сердце немного теплеет. Однако я не собираюсь показывать ему это – ни в коем случае! Я не уступлю, он должен знать, что я рассердился не на шутку!

Так что я изо всех сил стараюсь не улыбаться ему в ответ, а наоборот, хмурюсь еще больше. На языке у меня вертится сто, нет – тысяча вопросов, но я ни за что не доставлю ему такого удовольствия.

Решено: с этой минуты я не издам больше ни звука.

«А это еще что такое?»

Моя решимость молчать продержалась секунд сорок пять. Ничего страшного, бывало и хуже: например, как-то в Новый год я принял благоразумное решение ровно в полночь бросить курить и тут же закурил, чтобы его отпраздновать. Надо все же сказать, что от такого зрелища и немой заговорил бы: бесконечная лестница медленно закручивается в гигантскую спираль, последние ступени которой теряются где-то далеко внизу. У подножия этих ступеней ярко зеленеет молодая травка неведомого сада, усаженного, сколько хватает глаз, прекрасными цветами и деревьями. Сквозь сад, извиваясь и журча, тихо бежит хрустально-светлая речка.

– Это Сад.

– Эдем?

– Нет.

– Так что же?

– Просто Сад.

– Ну ты и зануда, честное слово… Так что, я теперь тут и останусь?

– Да.

– Ну-у-у…

– Что такое?

– Ну-у-у, на вид он, конечно, красивый, этот твой Сад, но выглядит при этом не слишком густонаселенным…

– Ты скоро убедишься, что вещи вовсе не обязательно таковы, какими кажутся на первый взгляд.

– Ну, до Диснейленда ему явно далеко!

– Окажи мне любезность, пожалуйста.

– Ты считаешь, что заслужил ее?

– Тогда скажу иначе: окажи себе любезность.

– Какую?

– Погоди минутку. Успокойся, перестань злиться. И не спеша полюбуйся тем, что видишь.

Я замедляю шаги и делаю глубокий вдох.

Значит, перестать злиться.

Просто полюбоваться тем, что я вижу.

Тем, что я всегда считал невозможным, даже когда уже знал, что Бог существует.

Раем.

Выдохнув постепенно весь воздух, я снова набираю полные легкие.

– И правда – красиво…

– Не то слово. Знаешь, практически все, спускаясь по этим ступеням, плачут, они испытывают настоящее потрясение, попав сюда и осознав, что с ними происходит… Но по мере того как они приближаются к Саду, в них что-то меняется. Слезы все еще текут по их щекам, но это уже не те слезы. У некоторых они постепенно превращаются в улыбку. Потому что этот вид утешает их.

Мне понятны чувства тех, кто прошел здесь до меня, – всех этих мужчин и женщин, как и я, впервые оказавшихся в этом месте.

На том свете.

Я пытаюсь представить себе Алису, мою Алису, ее потрясение, когда она спускалась по этим ступеням двадцать один год назад, после того как ее убил тот шоферюга; представить, как разрывалось ее сердце от разлуки с нами – со мной и с Лео, от того, что ей приходится оставить нас одних. От сознания, что никогда ей не быть вместе с нашим карапузом, которому тогда только исполнилось четыре года. Как это, наверно, было страшно для нее. С другой стороны, может быть, вид этого сада хоть как-то ее утешил? Может быть, ей стало легче, когда она узнала, что однажды – чем позже, тем лучше – мы встретимся здесь все втроем…

А мама? Сорок шесть лет прошло… Почти сорок семь. Она так мучилась от рака, это было для нее освобождением… Подумать только: ее ноги касались этой самой ступеньки, по которой теперь иду я… Мама… Уж она-то полностью осознавала, что с ней происходит. Что все это значит: Бог, смерть, сад… Думаю, она поняла. Ей понравилось то, что она увидела.

А отец? Как воспринял все это он? Он, сделавший мне самый страшный подарок, покончив с собой в день моего восемнадцатилетия, потому что продолжать жить дальше ему было невыносимо. В прощальном письме он признался, что до моего совершеннолетия еще как-то держался, но больше сил у него нет – ни на один день. Интересно, как он воспринял известие о том, что после его поступка жизнь не остановилась? Он тоже плакал, сходя вниз по этим ступеням? И что это были за слезы? Слезы отчаяния? Или сожаления? Пожалел ли он хоть на миг, что бросил меня одного, ведь у меня больше никого не было?

Но тут Господь Бог прервал поток моих мыслей, пока они не стали слишком мрачными:

– Отметь – я сказал, что практически все люди плачут. Но всегда есть исключения!

– Ну да! Возможно, я тебя разочарую, но боюсь, что в моем случае ты слез не дождешься!

– Я так и думал. Надо также сказать, что у тебя и шок был не такой сильный. Ты о многом знал заранее.

– Да, о многом. Только не о рае!

– Я тебе и раньше говорил, и сейчас повторяю: нет никакого рая. Так же как и ада.

– Тогда что же это за сад?

– Это – Смерть.

– Ну, ладно, хорошо, ты просто играешь словами. Прекрасный сад без конца и без края, речка, вьющаяся среди цветущих деревьев… Называй это как тебе угодно, но у нас именно так всегда описывали рай.

– Рай – это не декорация! Если это место действует так умиротворяюще, то только потому, что здесь люди должны находить мир и покой.

– Почему это «должны»?

– Я потом тебе объясню. Главное, заруби себе на носу: ты не в раю.

Мои ноги наконец покидают белый мрамор ступеней и ступают на зеленую траву. Я иду по саду – в первый раз. Роса приятно холодит босые ступни. За спиной снова раздается голос Бога:

– Человек, дитя мое, часть меня самого, брат мой, добро пожаловать в Сад. И в честь прибытия прими этот драгоценный дар. – Он протягивает руку вверх ладонью, на которой появляется маленький светящийся шарик. Шарик быстро растет, и вот это уже целый шар размером с глобус, внутри которого, словно кипящая лава, переливается оранжевый свет.

– Спасибо, не надо.

– Как это – «спасибо, не надо»?

– Не хочу я твоего подарка.

– Но послушай, это не простой подарок, это – Власть!

– А мне плевать.

– Пожалуйста, не надо с этим играть, сейчас не время!

– Я приму твой подарок, когда ты скажешь мне всю правду.

– Какую правду?

– Ты прекрасно знаешь! Настоящую причину, по которой ты врал мне все это время.

– Это просто невероятно, до чего ты упрямый! А немного подождать ты не можешь? Подождать и пройти всю процедуру, как все?

– «Пройти процедуру»? Это что, приказ, господин полицейский?

– Ладно, хватит, ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать!

– Да. И ты тоже знаешь, что я хочу от тебя услышать. Тридцать лет вранья – это все же…

– Ладно, отлично. Но прежде позволю себе напомнить тебе, что все эти годы у меня не было иного друга, кроме тебя. Я выбрал тебя, одного тебя изо всех людей, потому что знал, что, несмотря на наше знакомство, ты останешься таким же, каким был. Знакомство со мной не было самым главным в твоей жизни: главной была Алиса. И в этом ты всегда был исключителен. Уникален.

– Пожалуйста, без лести, это вовсе ни к чему…

– Я серьезно. И говорю это не для того, чтобы доставить тебе удовольствие, а чтобы ты лучше понял то, что, кроме тебя, не знает обо мне никто из людей.

– Да ладно, слушай. Иудеи, христиане, мусульмане…

– Постой! Они не знают, они – верят.

– Это одно и то же…

– Вовсе нет! Иначе их называли бы не «верующие», а «знающие»! Так что даже те, кто верит в меня сильнее всех, не знают. Знание приходит со Смертью.

– И что?

– Представь себе на секунду, что я решил открыть людям свое существование. Допустим такую ситуацию: я прихожу на землю и являюсь перед всеми. Как по-твоему, что тут произойдет?

– Ух ты! Трудный вопросик! Реакций и сценариев могут быть тысячи!

– Именно. Но все же в одном можно быть совершенно уверенным: ничего никогда не будет, как раньше. Ни один человек не будет жить так, как жил до этого.

– Ну, это-то ясно!

– Ну так вот, этого-то я как раз и не хочу, и ты это знаешь. Я вам не хозяин, вы – не марионетки в моих руках. Вы свободны в ваших поступках, в вашем выборе. И пусть ты – исключителен и уникален, но, узнав, что после смерти что-то есть, ты стал бы жить по-иному. Ты не смог бы оставаться прежним. Вот почему я не стал говорить тебе об этом. Чтобы ты сохранил свободную волю.

– Ну да, свободная воля – это святое… Ладно, я все понял. Логика тут есть.

– Правда?

– Ну да, конечно, ведь это для моего же блага. В сущности, эта ложь была нужна, чтобы я жил нормальной жизнью. Ну, насколько это возможно.

– Именно. Я рад, что ты понимаешь, дружище.

– Я тоже. Приятно узнать, что на то была веская причина!

– Великолепно! Ты больше на меня не сердишься?

– Да нет же, совсем не сержусь! Забыли! И кстати, хочу быть с тобой откровенным: твоя формулировка «Добро пожаловать в Смерть!» звучит довольно-таки жалко, а вот движение руками и свет, превращающийся в дверь среди облаков, – это класс!

– Ты находишь?

– Ага. И эта белая лестница – что надо, супер!

– Ах, мне очень приятно.

– И правильно, потому что это и правда – настоящий рай!

– Но это – не…

– Ну да, ну да. В общем, ты меня понял…

– Ну, хорошо, теперь, когда обиды забыты, все может идти своим чередом?

– Конечно! Прошу тебя, продолжай свою процедуру.

Он с досадой качает головой, но снова протягивает ко мне руку, на которой появляется светящийся шарик.

– Человек, дитя мое, плоть от плоти моей, брат мой, добро пожаловать в Сад. И прими этот драгоценный дар.

– Спасибо.

Я накрываю шарик рукой, и его свет, насквозь пронизав мою ладонь, поднимается вверх по руке и разливается наконец по всему телу. Ощущение мягкого тепла и удивительно, и приятно.

– Так что это за дар?

– Сфера наблюдения.

– То есть?

– Она позволит тебе стать Смотрителем.

– Ты говорил что-то про власть, это правда?

– Да.

– Так что же, когда мы умираем, мы получаем какую-то власть? Вот здорово! А что мне делать с этой сферой? Объясни!

– Ты можешь наблюдать за кем-нибудь, присматривать.

– Ты хочешь сказать, за кем-нибудь живым? Кто остался на земле?

– Да. Ты выбираешь человека, там, внизу, того, с кем хочешь сохранить связь. Нерасторжимую.

– А что именно я могу делать для этого человека?

– Вот в этом как раз и заключается главная сложность, потому что настоящего конкретного влияния не существует. Пойми: быть Смотрителем живого человека не означает, что ты можешь сделать так, чтобы у него все шло отлично, чтобы он был совершенно счастлив и каждую неделю выигрывал в лотерею, – это было бы слишком просто. Нет, данной тебе Властью ты сможешь осуществлять, так сказать, доброжелательное присутствие, быть дружественным ухом среди тишины, невидимым плечом…

– Ангелом-хранителем?

– В некотором роде. Я предпочитаю не использовать это выражение, потому что ангелов не существует.

– Но согласись, что концептуально это очень похоже! И это даже несколько смущает… Выходит, что люди, там, внизу, которые верят во все эти штучки и над которыми за это потешаются, в сущности, правы! Наверху действительно кто-то есть, кто присматривает за ними!

– Да, можно сказать, что они не совсем ошибаются. Но вернемся к тому, что нас интересует в данный момент, к данной тебе Власти. Ты должен понять, что к ней нельзя относиться легкомысленно, она позволяет тебе играть очень важную роль! Тот, у кого есть Смотритель, никогда не будет по-настоящему одинок. И поверь мне, это большое счастье.

– А у меня был Смотритель?

– Конечно. Вернее – Смотрительница.

– Мама?

– Да. Она долго за тобой присматривала.

– Ты говоришь об этом в прошедшем времени… Означает ли это, что через какое-то время ты перестаешь быть Смотрителем?

– Детали обсудим позже, хорошо?

– Ладно… В любом случае, признаюсь, что мне очень нравится эта Власть. Она греет мне душу. Я смогу отсюда сделать что-то для кого-то, кого люблю, там, внизу… Здорово. В общем, я уже выбрал, это будет Лео!

– Нет!

– Что?

– Нет, не Лео!

– Ну вот, начинается! Опять твои штучки! И почему же я не имею права присматривать за собственным сыном, скажи на милость?

– Потому что это место уже занято.

– Ах! Алиса…

– Конечно. А каждый живой человек имеет право только на одного Смотрителя. Тебе придется подыскать кого-нибудь другого.

– Но постой, если Алиса присматривает за Лео, значит, она где-то есть! Тогда я смогу ее увидеть?

– Нет, Алисы и твоей матери здесь нет. Но я уже сказал: о деталях поговорим после.

– Отлично.

Какое счастье!

Алиса… Знай я это раньше, насколько мне было бы легче! Теперь понятно, откуда в моем Лео было столько жизненных сил, столько радости, несмотря на то что он так рано остался без матери… За ним присматривала Алиса. Пока я проливал слезы у себя в комнате, она была рядом с ним; пока я в одиночестве топил горе в вине, она обнимала его и согревала своей любовью.

Мой сын никогда не был один. Как хорошо убедиться в этом!

– Ну вот, церемония твоего прибытия наконец завершена. Теперь можешь делать что хочешь, например, пойти осмотреть Сад…

– Ты побудешь со мной еще немножко? Пожалуйста!

– Хорошо… Но только потому, что ты – это ты!

Маленькие секреты Сада

Мы уже несколько минут шагаем по Саду, не торопясь, молча. Красота кругом необыкновенная, но больше всего поражает царящая тут тишина.

– Как тут тихо… Ничего не слыхать, даже река не журчит.

– Да, правда. Ни малейшего шума.

– А ты не мог бы добавить пения птиц, например?

– Нет. Я ничего не добавляю и не убираю. Тишина – одно из необходимых условий этого места: ничто не должно мешать твоим раздумьям.

– Это имеет отношение к власти?

– Да.

– Что? Всё ради этого? Тогда зачем такой простор, зачем этот прекрасный декор?

– Декор, как ты выразился, – это живая природа.

– Ты прости, но эта природа больше смахивает на мертвую… Прямо не пейзаж, а натюрморт какой-то…

– Возможно, ты прав. Впрочем, птиц ты не слышишь потому, что их здесь нет. Здесь нет ни животных, ни насекомых ни в каком виде. Только эта неподвижная природа, ибо для размышления и самоанализа нет ничего лучше… Что же до размеров этого места, так это тоже вызвано необходимостью: у вас ни в коем случае не должно создаться впечатление, будто вы сидите друг у друга на голове.

– «Друг у друга»? Значит, тут есть кто-то еще?

– Да.

– Но где же они все?

– Там и там. И вот тут тоже. Повсюду.

– Я их не вижу!

– Тебе стоит только захотеть, и ты их увидишь.

– Ты хочешь сказать, что мне нужно только подумать о них, и все эти люди появятся?

– Да.

Я едва успел сосредоточиться, чтобы пожелать увидеть тех, кто меня окружает, как вокруг стали появляться фигуры. Мужчины и женщины, десятки, сотни.

Вот их уже тысячи – сколько хватает глаз. Одни сидят, другие лежат на траве, третьи медленно прогуливаются. Одеты все одинаково – закутаны в широкие белые тоги, такие же, как у Бога. Ой, а я и не заметил – на мне-то такая же. Выглядит классно и, на мой взгляд, отлично подходит к окружающему декору.

– Кто все эти люди?

– А ты как думаешь? Такие же умершие, как и ты!

– Они меня видят?

– Если захотят – увидят.

– Как-то я плохо понимаю смысл этого трюка…

– Все просто: если тебе хочется быть одному, ты один, но если ты тяжело переносишь одиночество, тогда можешь в любой момент поменять твой выбор и увидеть других умерших. Но общаться между собой вы не можете.

– А что, это запрещено?

– Нет, это просто невозможно. Если ты заговоришь с кем-нибудь, он тебя не услышит. Станешь делать ему знаки – он их не увидит. Никакое взаимодействие невозможно. Поначалу это будет мешать, но ты быстро привыкнешь.

– Странно… Как будто все мы друг для друга – призраки.

– Цель та же, что и в вопросе с тишиной: создать благоприятные условия для раздумий. Если бы умершие могли беседовать между собой, они только и делали бы, что рассказывали друг другу про себя, про то, как жили на земле, и конца бы этому не было… А ведь вы здесь совсем не для этого, повторяю. Это место вовсе не тихая гавань, где вы вновь встречаетесь с теми, кого любили когда-то.

– Но куда они деваются, те, кого мы любили?

– Всему свое время…

– Да уж, чувствую, что я не раз еще услышу это от тебя! И мне это скоро начнет действовать на нервы!

– Скоро я тебе все объясню, не беспокойся. Всему свое время.

Я слишком хорошо его знаю: настаивать бесполезно, он ничего не скажет. За те годы, что мы с ним вместе, к каким только хитростям я ни прибегал, чтобы расколоть его. Иногда, даже частенько, мне это удавалось, но боюсь, что теперь все мои уловки он уже знает наизусть. У меня ничего не осталось в запасе.

Ну и пусть.

– И все же в порядке исключения, дабы позволить господину утолить его неутолимую жажду знаний, хочу сделать тебе откровение.

– Типа сенсации?

– Да, типа того. Но внимание: к Саду это не относится! Это касается тайн земных.

– Здорово!

– Но это – в порядке исключения, хорошо?

– Естественно!

– Потому что, предупреждаю, это – тяжело…

– Ну, давай же, говори скорее!

– Хорошо. Ты ведь слышал о снежном человеке?

– Что? О йети? Конечно, слышал!

– А Несси – тебе это о чем-то говорит?

– Это чудовище из озера Лохнесс, что ли?

– Да.

– Ну тогда, конечно же, я его знаю! Погоди… Только не говори мне… Йети, Несси…

– Нет, скажу, дорогой мой друг: все это наиполнейшая чушь!

И едва докончив фразу, он покатился со смеху. Это просто невероятно, как он бесит меня своими шуточками!

– Какой ты все-таки!..

– Ха-ха-ха! Нет, честное слово, ты такой смешной! Тебе можно наплести что угодно!

– Да, правда! Я такой дурак, что даже поверил, будто после смерти ничего нет…

– Фу, какой брюзга… Когда надо испортить настроение, тебе действительно нет равных!

Я отхожу от него с обиженным видом, но через несколько шагов меня поражает одна особенность, которую я замечаю на лицах встречных. Я останавливаюсь, верчу головой по сторонам, вглядываюсь в каждого мужчину, в каждую женщину – у всех одно и то же. Непонятно.

– Скажи-ка, Бог, мне кажется, или все эти люди – молодые?

– Тебе не кажется. Они действительно молоды. Большинству из них от двадцати до тридцати пяти лет.

– Так что же тогда я делаю среди этих молодых людей? Мне-то уже шестьдесят, я тут явно не к месту!

– А это одно из преимуществ Смерти: она раскрывает тебя в самом выгодном свете. Стоит тебе ступить на траву Сада, как ты становишься таким, каким был на пике формы – как физической, так и интеллектуальной. Это не для того, чтобы сделать вам приятно, как ты догадываешься: это чтобы…

– Чтобы создать оптимальные условия для раздумий, я понял.

– Прекрасно!

– Но здесь нет детей! А что же тогда происходит с теми, кто умер до того, как стал взрослым?

– Они просто-напросто становятся такими, какими должны были бы стать, если бы остались жить.

– Понятно. Но мы, те, что помолодели, не лишимся, по крайней мере, наших воспоминаний?

– Что ты, конечно, нет! Вновь обретенная острота ума делает воспоминания только четче! Да ты и сам знаешь!

– Как это?

– Ты помнишь свой последний день рождения? Когда тебе исполнилось шестьдесят лет?

– Еще бы!

– А ведь сейчас тебе всего тридцать три!

– Да ну! Не может быть!