Текст книги "Великий труженик"

Автор книги: Сирил Дейви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

ПРОПОВЕДЬ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ

– Он проделал верхом большое расстояние!

Хозяин лавки смотрел в сторону человека, ехавшего верхом на лошади по узкой улочке. На мостовой лошадь споткнулась о скользкий булыжник, и всадник чуть не вылетел из седла.

– И, судя по лошади, дорога была нелегкой,– ответила стоявшая рядом женщина, повернувшись спиной к своим разложенным на грубой доске мишурным безделушкам,– Да, священники должны быть привычными к верховой езде. Они довольно часто ездят на охоту на лис.

– Это единственное, пожалуй, о чем большинство из них не забывает, не считая, конечно, того, чтобы поесть и выпить со своими богатыми соседями.

Лавочник взял мелкую монету, протянутую ему женщиной за выбранные ею овощи.

- Если бы они все были, как тот священник Уайтфилд, о котором мы столько слышали, и больше думали о том, как помочь простым сельским людям, как вы и я, тогда бы это меня заинтересовало. Возможно, я даже стал бы иногда ходить в церковь!

– Возможно! – рассмеялась женщина.– Хотя вряд ли!

Джон Уэсли (а это был именно он) продолжал свой путь верхом по людным переулкам Бристоля. Он миновал старый Датч Хауз и спустился по извилистой Уайн Стрит. Из Лондона он отправился в путь во вторник; теперь же была суббота, вторая половина дня. Несколько минут спустя Уэсли натянул поводья возле небольшой бакалейной лавки. Здесь была квартира Джорджа Уайтфилда.

Эта поездка была не из легких, и Джон почти не видел местности, по которой проезжал. Он вообще не хотел ехать, но и не мог оставаться в Лондоне. Чарльз гневно осуждал проповеди Джорджа Уайтфилда под открытым небом и считал это глупостью и заблуждением. До конца своей жизни Уэсли-младший оставался критически настроенным ко всему, что было несвойственно англиканской церкви, хотя он и понял, что многое из того, что делал его брат, было необходимо, и сам участвовал в его затеях. Одни друзья торопили Джона с поездкой, другие же убеждали его отказать Уайтфилду. В конце концов Джон положил в вазу два листка бумаги. На одном было написано “ехать”, а на другом – “остаться”. Он погрузил в вазу руку и вынул один листочек. На нем было написано “ехать”. Во время всего этого длительного путешествия он спрашивал себя, правильно ли поступил. Даже теперь, по прибытии в Бристоль, Уэсли решил всего лишь понаблюдать за тем, что будет происходить.

Приехав на место, Джон привязал свою лошадь поводьями к столбу и вошел в лавку.

* * *

Джон и Уайтфилд беседовали и молились до поздней ночи. Джон настаивал, что приехал не для того, чтобы взять на себя работу Джорджа, а просто для того, чтобы выяснить для себя, является ли она правильной. На следующий день они встали на рассвете, и для Джона началось одно из самых насыщенных воскресений в его жизни.

Апрельское солнце пробивалось сквозь облака, когда Джон следовал за Уайтфилдом на площадку для игр в местечке Питей, где уже собралось множество людей. Джон стоял рядом со своим другом и наблюдал за лицами слушавших его людей. Его поразило, что это были такие же люди, каких он видел из окна своих комнат в Лондоне; это были те люди, которым он хотел проповедовать: простые, бедные рабочие люди, которых никогда не встретишь в церкви. Неужели Бог таким образом показывал ему Свой путь?

Покинув игровую площадку, Джон и Уайтфилд отправились в Ханхем Маунт, что в Кингсвуде. Некогда это был очаровательный королевский парк; теперь же эта обширная территория, находящаяся в предместьях Бристоля, была завалена кучами шлака, огромными грудами земли и мусора. Грязно и уныло. Там и тут посреди всего этого запустения видны были грязные сооружения квадратной формы, построенные из кирпича. Это были дома, в которых жили жалкие, несчастные люди со своими тощими и полураздетыми детьми. Как только обитатели этих мест увидели Уайтфилда, все они бросились к нему. На их угрюмых лицах появились улыбки; дети толкали друг друга, чтобы пробраться поближе к проповеднику и подержать его за руку. Еще больше желающих послушать собралось неподалеку от Роуз Грин, где Джордж Уайтфилд проповедовал уже третий раз за тот день. Везде Джордж говорил людям одно и то же: он должен покинуть Бристоль, так как Бог снова призывает его проповедовать в Америке. Когда люди спрашивали, что будет с ними во время его отсутствия, Джордж всегда давал им одинаковый ответ:

– Бог, отсылающий меня отсюда, пошлет кого-то другого на мое место!

Каждый раз, когда он говорил это, Джон отводил от него свой взгляд, пытаясь всем своим видом показать, что он не понимает смысла фразы, сказанной его другом. Вечером друзья пешком возвращались в город вдоль реки, поблескивавшей серебром на весеннем солнышке. Река протекала через центр города, где в тот вечер встали на якорь парусные суда. Джон согласился пойти проповедовать небольшой группе людей, собиравшейся на Николас Стрит. Джордж Уайтфилд проповедовал неподалеку, в одном из домов на Балдуин Стрит. Джона собралось послушать очень мало людей, а дом, где должен был проповедовать Уайтфилд, был настолько заполнен людьми, что Джону даже не удалось подняться по лестнице в комнату, в которой проходило служение. Поэтому ему пришлось взобраться на крышу соседнего дома, проползти по скользкой черепице и через окно пробраться в комнату, где его ожидали друзья. Однако конец – делу венец.

Когда служение подошло к концу, Джордж Уайтфилд огляделся вокруг и сказал:

– Мой хороший друг, преподобный Джон Уэсли, вчера приехал из Лондона. Сегодня он был со мной в Кингсвуде. Завтра утром Уэсли будет проповедовать на кирпичном заводе на окраине полей Сент-Филиппа.

Вернувшись домой, Джордж рассказал Джону о своем обещании людям и вскоре уехал. Сначала Джон рассердился и не согласился помочь своему другу, но в конце концов он решил прочесть утром проповедь так, как это делал Уайтфилд, но один раз, не больше. Он вспомнил о том, как ему не хотелось идти на собрание на улице Альдерсгейт, и как Бог открылся ему там. Возможно, чем меньше Джону хотелось проповедовать на улице, тем в большей мере Бог собирался использовать этот случай для того, чтобы убедить священника в правильности его решения. Итак, Джон отправился на кирпичный завод.

К его удивлению, там собралось больше людей, чем в предыдущий день в Питее на проповедь Уайтфилда. Оглянувшись по сторонам, Джон увидел вокруг нетерпеливые, любопытные лица. Не было ни гимнов, ни молитв. Джон мог только обратиться к людям с проповедью, как это делал Джордж. Он взобрался на небольшой холмик и тихо помолился. Воцарилась глубокая тишина.

– Я пришел к вам во имя Иисуса. Он также проповедовал людям на полях под открытым небом. Прежде всего Христос говорил им, зачем Он пришел: “Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим”.

Три тысячи людей вслушивались в его чистый, хорошо поставленный голос. Многие расплакались, когда Джон стал говорить о Божьей любви к ним. Другие же вышли из толпы и стали поодаль от нее или сели на глиняные насыпи.

– Мистер Уайтфилд был прав,– говорили друг другу верующие, когда проповедь закончилась. – Бог забрал его и послал на его место еще более великого человека.

Закончив проповедь, Джон тоже понял, что поступил правильно. Бог воспользовался закрытыми для Джона кафедрами Лондона и Бристоля для того, чтобы послать через него весть об Иисусе на поля, в деревни и села, в городские скверы и парки Лондона. Сердцем своим Джон понял, что он никогда не сможет оставить дело, начатое им на кирпичных заводах.

* * *

Через несколько дней Джон уже прочел проповеди в полдюжине мест в Бристоле и выезжал в Бат, фешенебельный центр Англии, расположенный близ Лондона. Всюду результаты были одинаковыми. Люди просили его проповедовать им, рассказывать, как можно получить прощение за свои грехи. Они уходили с его проповедей более счастливыми, чем когда-либо в своей жизни. Вскоре Джон обнаружил, что из-за того, что люди потянулись к нему, возникала другая проблема: духовенство Бата и Бристоля невзлюбило его. Но Джона это не беспокоило. У священников все равно не было времени для людей, которых он приводил к Богу. Духовенство не допускало бедняков к причастию, а когда те все же приходили в церковь, прихожане всем своим видом показывали, что их присутствие там нежелательно. Бедняки были плохо одеты и в большинстве случаев не умели ни читать, ни писать. Для того, чтобы этим людям удалось сохранить обретенную вновь веру, им следовало собираться вместе для общения и наставления друг друга. Джон Уэсли это ясно понимал. Что он мог сделать для этого?

На память пришли общества, которым он помог объединиться в Лондоне, и отряды в немецком городе Хернхате. Именно это нужно было сделать и для этих людей. Казалось, все, что Джон увидел и сделал за последний год, каким-то образом было взаимосвязано одно с другим. Он объединил новообращенных в небольшие группы, каждый вечер встречался с ними и нашел немало хороших мужчин и женщин, способных руководить верующими и присматривать за ними в его отсутствие.

Однажды в одном из отрядов, один рассудительный человек отвел Джона в сторону и сказал ему:

– Ваши проповеди имеют слишком большой успех, брат Уэсли! Мы уже не можем принять в этих комнатушках всех приходящих. Что же нам делать?

Джон и сам уже думал над этим какое-то время. У него был готов ответ:

– Мы должны построить здание, где люди могли бы собираться.

Некоторые были удивлены его предложением.

– Кроме того,– продолжал Джон,– я, кажется, знаю, что нам нужно. Я осмотрел земельный участок между улицами Бродмид и Хорсфеар, где мы могли бы построить необходимое нам здание. Я уже беседовал с владельцами этого участка и, думаю, они согласятся продать его мне.

– Но что скажут священники, когда узнают, что вы строите здание для собраний? Что скажет епископ Бристоля?

Джон мрачно усмехнулся:

– Я уже виделся с епископом, друг мой. Он пытался запретить мне проповедовать здесь, в Бристоле. Я сказал ему, что мой приход – это мир и что я буду проповедовать, где пожелаю.

– И он не может вам помешать?

– Никто не может помешать мне в этом. Точно так же никто не может помешать нам строить здание для собраний, где смогут собираться люди, нежеланные в приходских церквах.

Джон отвернулся.

– Пойдите посмотрите участок, который я нашел в Хорсфеаре.

Джон оказался прав. Никто не пытался препятствовать постройке здания, которое было спроектировано очень просто и состояло из большой комнаты для богослужений и нескольких комнат поменьше, где могли собираться небольшие группы верующих. Спустя месяц или два после прибытия в Бристоль Джон уже был на стройке, среди камней и бревен. Стены здания были почти возведены, а сверху было видно небо, так как до крыши еще дело не дошло. Методисты Бристоля окружали Джона: они сидели, где могли, или стояли на улице. Вскоре здание первой методистской церкви было торжественно открыто, и в его стенах прозвучала проповедь Джона Уэсли. Затем верхом на лошади он вернулся в Лондон, чтобы рассказать своим друзьям о том, что произошло, и увидеть, что Бог приготовил для него в Лондоне.

6

ПЛАМЯ МЕТОДИЗМА ОХВАТЫВАЕТ АНГЛИЮ

Муефилдз, открытая местность в центре Лондона, была заполнена людьми, несмотря на то, что было всего лишь 7 часов утра и к тому же воскресенье. С каждой минутой все больше и больше людей торопливо сходилось к этому месту по аллеям и по улицам, вымощенным булыжником. Скромно одетые торговцы; подмастерья, которые позже будут, забавляясь, бороться друг с другом; дети, которые будут играть в прятки среди кустов, – все они становились тише и спокойнее, следуя за толпой людей.

Один прохожий ухватил за рукав спешащего мальчика-подмастерья.

– Эй, ты,– сказал он,– что происходит сегодня в Муефилдзе? Не может быть, чтобы в таком месте и в такой день производили открытую казнь.

– Там будет тот человек, Джон Уэсли, священник, которого выставили из всех церквей. Сегодня утром он будет проповедовать в Муефилдзе.

– Проповедовать? Где? Конечно же, не под открытым небом? Никогда в жизни не слышал ничего подобного.

– Именно так,– ответил парень, подтягивая свой спущенный рукав.– Говорят, он несколько месяцев проповедовал в Бристоле прямо на полях.

– Я, наверное, пойду с тобой. Там, вероятно, можно будет развлечься. Это, должно быть, странный священник, раз он пошел на такое. Возможно, слегка сумасшедший.

Над головами собравшихся людей они увидели худую фигуру человека, поднимавшегося на деревянный помост. Мальчик-подмастерье указал на него:

– Смотрите, это он. Он уже начинает свою проповедь. Нам лучше пробраться поближе. Мы не услышим его на таком расстоянии.

Затем чистый голос донесся до них в тишине. Казалось, что его можно было услышать по всему Муефилдзу.

Джон Уэсли не пользовался ораторскими хитростями. Он не пытался играть, как актер, развлекать публику или запугивать ее. Он никогда не кричал и не грозил пальцем. Он говорит спокойно, и его слова достигали каждого слушателя. Он просто говорил о Боге, о Его ненависти ко греху и о Его любви ко всем людям – и к богатым, и к бедным. Закончив свою проповедь и помолившись, он спустился с помоста. Множество людей пыталось пробраться к нему и спросить, где бы они могли спокойно поговорить с ним; другие хотели поведать ему о том, что его слова изменили их жизнь.

Чуть позднее, в тот же день после полудня, Джон пешком отправился через весь Лондон в небольшую деревушку Ньювингтон, а оттуда в Кеннингтон. Здесь тоже собралась огромная толпа, но толпа совсем другого рода. Вместо работников и прилежных подмастерьев – порочные особы, женщины-пьяницы, карманники, воры и бродяги, которые не имели домов, спали в общественных местах или прямо под заборами. Они появлялись на улицах города, чтобы ограбить одиноких прохожих. Однажды в воскресенье во второй половине дня в Кеннингтоне собралось около 15000 грубых, неотесанных людей, а в понедельник утром еще больше людей пришло посмотреть на казнь через повешение полудюжины человек. Джон, с его опрятной прической, чистым лицом, одетый в аккуратный черный костюм, выглядел странно на фоне собравшейся толпы.

– Ты пришел нам проповедовать, а, священник? – закричала одна женщина.

– Эй, ребята,– пронзительно воскликнул грязный молодой парень,– идите посмотрите, что здесь такое. Это будет получше петушиных боев.

Говоря это, он поднял горсть земли, готовясь бросить ее в проповедника.

– Дайте ему на что-нибудь встать! Эй, вы там, впереди, придумайте что-нибудь! Он такой низкий, что нам его не видно!

Джон взобрался на холм и поднял руку, требуя тишины.

– Меня зовут Джон Уэсли,– начал он,– То, что я желаю сказать вам – важно, потому что это – слово Самого Бога: “Обратитесь ко Мне, все концы земли, и будете спасены”. Эти слова являются Божьим посланием для вас.

В отличие от некоторых проповедников, Джон не осуждал собравшихся людей за их грехи. Он снова говорил им о Божьей любви, о том, как изменилась бы их жизнь, если бы они обратились к Господу и сошли со своих порочных путей. Парень, державший кусок грязи, почувствовал, как она выскользнула из его руки. Суровые лица смягчились, и в глазах людей застыли слезы, когда они слушали Джона.

– Когда вы еще сможете прийти к нам? -множество людей задало ему этот вопрос после окончания проповеди. Джон смотрел на них и удивлялся тому, что Бог пожелал использовать его, образованного человека, преподавателя Оксфорда, для того, чтобы донести Его слово до таких людей.

– Как только у меня будет возможность,– ответил он.– Завтра я должен буду на короткое время вернуться в Бристоль.

Подлинный труд для Джона Уэсли серьезно начался в Лондоне и Бристоле. Проездив верхом все лето между этими двумя городами, Джон впервые ощутил вкус кочевого образа жизни. Впоследствии практически вся его жизнь прошла в дороге, в разъездах.

В том году стояла холодная зима с гололедами; сильные морозы начались рано. Джон знал, что в такую погоду люди вряд ли придут послушать его. Чаще всего по воскресеньям люди, обычно собиравшиеся в Муефилдзе, оставались дома, а немногочисленные ревностные слушатели Джона, приходившие, несмотря на морозы, становились почти синими от холода.

Однажды утром, когда Джон закончил свою проповедь, к нему подошел незнакомец.

– Простите меня за то, что я надоедаю вам подобным образом. Я не являюсь методистом, но я заинтересован в вашей работе.

Джон протянул ему руку:

– Все любящие Бога – мои друзья. Знаете ли, для методистов все люди – друзья, у нас нет врагов.

– Охотно этому верю. Итак, сэр, я только что спустился сюда по этому переулку. Я проходил мимо собачьих будок лорда Мэйора, где он держит своих охотничьих собак,– он указал на отдаленный край Верхнего Муефилдза,– По одной стороне этого переулка находится старый литейный цех. Много лет назад, когда там переплавляли ружья, отобранные у французов, в цехе произошел взрыв, но вы, вероятно, не помните этого, поскольку тогда вы были еще ребенком.

– Правда? – Джон был озадачен.

– С тех пор никто этим заводом больше не пользовался. Я думаю, вы могли бы купить его за 150 фунтов стерлингов; а вложив в него еще несколько сотен, вы получили бы именно такое здание, какое вам нужно. Вашим методистам надо же где-то собираться в жару или в снег.

– Сэр,– голос Джона немного подрагивал из-за переполнявших его чувств,– я верю, что Бог послал вас ко мне. Вы правы: это то самое место, которое нам нужно. Я как раз тоже думал о том, что есть множество разрушенных зданий.

Незнакомец кивнул.

– Вы имеете в виду церкви, принадлежавшие французским беженцам? Да, правда. Одна из них находится на Спител Филдз, одна – на Севен Дайел. Еще одна находится в Сауфуорке, над рекой. Вам следует осмотреть их.

Проповедник крутнулся на каблуке, завернувшись в свое длинное пальто, служившее ему надежной защитой от холода, и, прежде чем незнакомец, приподняв свою большую, расшитую золотом треугольную шляпу, крикнул ему вслед: “Желаю удачи!”, уже спешил через газоны Верхнего Муефилдза к разрушенному литейному заводу.

Вскоре это здание было перестроено под церковь. Колокол, подвешенный на воздвигнутой Джоном колокольне, созывал людей на богослужение каждое утро, в пять часов. Внизу стояли простые скамейки, а над ними были балконы. Женщины и мужчины сидели в церкви отдельно так же, как и раньше, во время первых проповедей Джона. Часть здания была отведена для того, чтобы методисты могли собираться там и беседовать о своей вере и о своих проблемах. В этих же комнатах в течение дня проводились занятия со школьниками. На верхнем этаже были устроены личные апартаменты Джона, где он мог жить, находясь в Лондоне. Его мать переехала из Гейнзборо, где она жила в семье дочери Эмилии, в Лондон. Теперь она жила в этом здании вместе с Джоном. Здесь миссис Уэсли часто беседовала с друзьями сына. Однажды в ее комнате произошло событие, которое очень повлияло на будущее методизма.

* * *

Джон находился в Бристоле. Дела и плохая погода задержали его приезд домой. Возвращаясь в Лондон из Бата, он думал о служении, на которое ему не удалось попасть. Как же оно прошло? И он, и Чарльз отсутствовали в Лондоне, а другого проповедника не было. (Джон всегда настаивал на том, что только рукоположенные служители имели право проповедовать. Остальные же верующие могли только оказывать помощь на небольших служениях, как это делал, например, Томас Максфилд, молодой человек, обратившийся к Господу в Бристоле и получивший от Джона позволение помогать.) Итак, возвращаясь домой, Джон предполагал, что люди на том служении пропели гимны, написанные Чарльзом, помолились, почитали Библию и разошлись по домам.

Но на литейном заводе его ожидало потрясение: в его отсутствие Томас Максфилд осмелился проповедовать. Поднявшись наверх, в комнату своей матери, Джон был крайне разгневан. Он кивком поздоровался с матерью и сбросил свой дорожный плащ.

– Мой дорогой сын,– удивленно сказала Сюзанна,– что случилось? Тебе кто-то пригрозил тюрьмой за проповедь под открытым небом? Кажется, ты чем-то очень огорчен.

– Я зол, мама,– резко ответил он.– Я узнал, что молодой Максфилд теперь выполняет мою работу!

В его словах почувствовался сарказм.

– Он проповедовал, не так ли? На служении! Я никогда не просил его об этом, и я исключу его из общества методистов.

– Джон...

Он не слушал ее.

– Мы с Чарльзом хорошо подготовлены. Священники в Англии тщательно изучали Библию и специально готовились к такой работе. Познания же Томаса скудны, или они вообще у него отсутствуют. Если мы позволим людям, подобным ему, проповедовать, то они станут для других помехой и даже опасностью, а не помощью. Максфилд почти ничего не может сказать. Беда заключается в том, что он называет себя методистом, и поэтому люди будут слушать его.

Миссис Уэсли подняла руку, и Джон замолчал.

– Послушай меня. Я слышала проповедь Томаса Максфилда. Он говорил понятно и хорошо. У него от Бога такое же призвание проповедовать, как и у тебя, хотя у него и не было возможности учиться в университете, в отличие от тебя. Сколько методистов собирается здесь? – спросила она уже более строго.

– Больше, чем мне под силу. И здесь, и в Бристоле их собирается очень много.

– А скоро их будет еще больше, и тебе станет еще труднее справляться с ними. Джон, ты не единственный в Англии человек, умеющий проповедовать. Даже вместе с Чарльзом вы не сможете справиться с пламенем методизма, которое будет распространяться все больше и больше. У тебя должны быть помощники-проповедники, которым бы ты мог доверить сказать то, что хотел бы сказать сам.

Джон замер, устремив вперед свой взгляд. Он будто бы перенесся за стены этой комнатки на широкие луга и поля английских деревень, в закопченные промышленные города Мидленда и северной части страны, на оживленные оловянные рудники Корнуолла. Повсюду люди ожидали известия, которое он передавал в Бристоле и в Лондоне. Люди должны иметь возможность услышать его. В своем видении Джон на мгновение увидел мужчин и женщин, объединенных по всей стране в небольшие общества, наподобие тех, что он уже создал. Он увидел, что села становятся опрятнее, города – чище, мужчины становятся более трудолюбивыми, женщины – более счастливыми. Он увидел, как дети идут в школу, а беспризорных мальчиков и девочек определяют в приюты. Методизму было менее двух лет, но Джон уже начинал видеть, какие преобразования могло принести в будущем это течение. Бог собирался при помощи этого нового духовного движения изменить Англию в последующие годы. А если так, то, кроме него и Чарльза, а возможно, и нескольких дружелюбно относящихся к ним священников, на это служение еще потребуются люди. Джону следует иметь помощников.

– У меня должны быть помощники. Да, ты права, мама. Ты говоришь, Томас Максфилд подходит для этой работы?

Мать Джона, теперь уже женщина преклонных лет, выглядевшая довольно уставшей, кивнула головой:

– Да, Джон. Я уверена.

Она так же ясно, как и Джон, видела, что должно произойти при помощи этого замечательного движения, основанного Джоном. Сюзанна указала сыну на дверь:

– Пойди скажи ему это, Джон.

Томас Максфилд стал первым рукоположенным проповедником в методизме, но вскоре появились и другие, присоединившиеся к нему по просьбе Джона. Мечта Джона начинала осуществляться. Методисты распространяли по всей стране послание надежды и любви. Джон и Чарльз стали хорошо известными в стране личностями. Они выезжали с проповедями на север—в Эпуорз и Ньюкастл, и на запад—в Бристоль, и дальше—в Уэльс или Корнуолл.

Методизм распространялся, но возникло и враждебное ему течение, представители которого выражали свое недовольство деятельностью братьев Уэсли и их единомышленников.

7